В 1955 г. I Конгресс ООН по предупреждению преступности издал декларацию по пенитенциарной /то есть, тюремной/ системе. Основная мысль: режим в местах заключения не должен унижать человеческого достоинства заключенных, ибо цель наказания – перевоспитание людей, внушение им уважения к закону и достоинству других людей, но никак не месть. Именно исходя из этих соображений, режим содержания людей в местах заключения должен быть максимально приближен к условиям жизни на свободе. Труд должен воспитывать, но не приносить бесполезных страданий. Заключенные имеют право выбирать себе работу… Администрация не должна руководствоваться получением прибыли от труда заключенных, а – лишь целями воспитания. Декларация предусматривает свободу передач, переписки, свиданий… Чтобы дать представление о степени гуманности декларации, достаточно добавить еще, что статья 9-я, к примеру, предполагает, что каждому заключенному должна быть предоставлена отдельная камера. В статье 20-й говорится о том, что пища заключенных должна быть хорошего качества, хорошо приготовлена и даже… хорошо подана.
Все это на первый взгляд кажется для нас чуть ли не слюнявым сентиментальным бредом. Однако лучшие юридические умы мира не случайно пришли именно к такому представлению о пенитенциарной системе, ибо именно оно – а никак не жестокость наказаний – в состоянии «исправить нравы», избавить общество от постоянных рецидивов преступности со стороны тех, кто уже побывал в местах лишения свободы. Унижение человеческого достоинства, насилие, несправедливость, царящие в изоляторах, тюрьмах и лагерях, имеют тенденцию обязательно распространяться и за их стены, то есть – на свободу. Проявлять великодушие и благородство к оступившимся членам общества оказывается выгоднее для общества, нежели проявлять жестокость и мстительность.
В январе 1989 года СССР присоединился к международным правилам ООН.
«Дорогая Валечка!
Получил письмо от тебя… Я совершенно не разделяю твоего оптимизма относительно моего скорого освобождения. Вспомни, год назад ты говорила то же самое. Просто ты не понимаешь сущности наших правоохранительных органов и той системы работы их, которая насаждалась десятилетиями. В общем, скажу тебе (и не открою при этом Америки, об этом сейчас во всеуслышание говорят газеты и журналы), что в наших правоохранительных органах, в частности, самого высокого ранга, царят жесткая круговая порука, амбициозность, стремление защиты «чести мундира» любой ценой и т.д., то есть качества, характерные для мафии. Таня пишет, что дело находится на контроле в Прокуратуре РСФСР. Но там же оно находилось еще год назад… А ведь сфабрикованность моего дела после показаний Рабиновича, Заирова и других стала еще более очевидной. Сообщение из Прокуратуры РСФСР о пересмотре дела в ближайшее время я считаю бюрократической отпиской, попыткой как-то успокоить вас. По-видимому, в этом «учреждении» достаточно чиновников типа Малюкина или его единомышленников. Малюкин и К прекрасно понимают, чем закончится для них мое освобождение, и приложат все силы, чтобы воспрепятствовать этому. Теперь коротко о себе. Перемен в моем здешнем существовании нет. Чувствую себя неважно, часто болит сердце и особенно желудок. Но стараюсь держаться…»
«Дорогая Валечка!
Пишу тебе уже из новой зоны… Твое письмо от 14.III.89 получил и очень расстроился. Я ожидал и ожидаю совсем иных известий. Через 2 месяца исполнится 3 года моего незаконного заключения, а практически никаких сдвигов нет, пустая болтовня и бюрократические отписки, как в «старые добрые времена». Моему терпению пришел конец. Больше я не собираюсь быть покорным рабом. В ближайшее время я добьюсь встречи с местным прокурором, получу ответы на интересующие меня вопросы и начну действовать. В свете этого хочу предупредить тебя, что от меня длительное время может не быть писем. Здесь не любят людей, сохраняющих человеческое достоинство. Принцип здесь один, прежний: раз попал сюда, значит виновен и честным трудом искупай свою вину». Кто не придерживается этого принципа, подвергается мерам «дисциплинарного воздействия», а что это такое ты знаешь… В случае избрания А.Д.Сахарова депутатом Верховного Совета, узнай его адрес и сообщи мне… О новой зоне впечатление отвратительное и не только у меня. Бытовые условия неописуемые…»
«Дорогая Валечка!
Пишу тебе из СИЗО г.Ульяновска, где нахожусь уже с 17.IV.89. Иду в г.Соликамск, откуда должен быть распределен на одну из зон Пермской области. Этапирован я был совершенно незаконно… Я убежден, что этапирование явилось реакцией на мой протест против незаконного затягивания рассмотрения моего дела по существу… О тюрьме г. Соликамска под названием «Белый лебедь» я тебе уже говорил, так что тебе легко понять, с какой целью меня туда везут. Но ты меня знаешь, им меня не запугать и не сломать, в конечном итоге шею поломают они, времена теперь не те, их время подходит к концу…»
«Здравствуйте, уважаемая Валентина Васильевна!
Пишет Вам Скопинцев Владимир, нет, Вы меня не знаете, а попросил меня написать Вам Юрий Львович, ваш муж. Нас 25 человек вывезли с зоны и мы длительное время находились в СИЗО г.Ульяновска. Мы столкнулись с беспределом и беззаконием со стороны администрации, сплошные пресса. Прошу извинения, что не пишу подробно. Времени мало. В данное время Юрий Львович находится незаконно в карцере и при нем держит голодовку уже с 17.V.89 г. но изменений нет. В добавок еще мордуют. На голодовке находятся и другие осужденные и тоже страдают от рук палачей. Вобщем срочно выезжайте и чем быстрее тем лучше. Но перед этим дойдите до адвоката и до Прокуратуры РСФСР. Здесь даже местное управление не знает, что люди голодуют по 15 суток ничего не добившись. На этом прервусь.
Он вас ждет».
«Уважаемая Валентина Васильевна! Пишет Вам друг Юрия Львовича, Соловьев В.А., о котором он Вам рассказывал (Слепой). Так как Юра сам Вам написать не смог, по его просьбе пишу я. Он в знак протеста против волокиты с пересмотром его дела отказался от работы, о чем в IV.89 уведомил ст. пом. прокурора по надзору Рязанской области (фамилия его Соловей). Администрация на его протест ответила ТРАВЛЕЙ, то есть наказаниями и постоянными угрозами. Из действий работников ИТК-6 Юра сделал вывод, что ему грозит расправа, о чем ему давал понять начальник ИТК-6 Чернышев. 14 апреля Юру вызвал Чернышев и сказал, чтобы он собирался в другую колонию на этап. Юра спросил, куда и по чьему приказу? На что получил грубый отказ. Тогда Юра, опасаясь за свою жизнь, отказался от этапирования, пока он не встретится с прокурором. После этого разговора Юра пошел в свой отряд, в спальное помещение. Следом за ним ворвался наряд контролеров и дежурный по колонии с наручниками (к-н Головлев), который хотел обманом увести Юру в машину. Юра отказался. Пришли офицеры (12 человек) во главе с Чернышевым и стали провоцировать осужденных, которые были возмущены поведением администрации. Видя, что назревает бунт, не желая того, Юра официально заявил Чернышеву, что вынужден подчиниться насилию и проследовал на этап. Он просил Вас: 1) Срочно зайти в МВД СССР, в ГУИТУ и в Прокуратуру РСФСР и изложить данные факты. 2) Сейчас Юра в Рязанской тюрьме, он боится физической расправы и просит Вас срочно с адвокатом приехать и добиться свидания с ним. Он желает остаться в ИТК-6. Валентина Васильевна! Прошу Вас от себя лично сообщить моему дяде, что я с 7 апр.с.г. объявил голодовку в знак протеста против того, что не могу добиться пересмотра приговора по своему делу. Голодовку держу по сей день… Положение отчаянное…»
Это письмо уместилось на крошечном – меньше половины тетрадного листочка – обрывке бумаги в клетку, бисерным почерком.
«Дорогая Валечка!
Пишу тебе с этапа… Тюрьма «Белый лебедь» знаменита тем, что там «обламывают» непокорных зеков… Сейчас мое положение очень серьезное. Я нахожусь в транзитной камере, через нее постоянно проходят люди, побывавшие в «Белом лебеде». То, что они рассказывают, не поддается описанию, людей там или ломают или попросту убивают, если не удается сломать. Своим направлением туда я по видимому обязан очередному ходу Прокуратуры г.Москвы. Дело там (в «Белом лебеде») поставлено так, что весь процесс «обламывания» ведется руками зэков, работающих при тюрьме, с потрохами продавшихся МВД и потерявшими человеческий облик. Администрация тюрьмы делает вид, что ничего не знает и не замечает. Система довольно примитивная и не новая, но на большее МВД не способно. Как бы то ни было, я буду держаться до конца, ты меня знаешь. Что бы со мной не случилось (несчастный случай, самоубийство, внезапная смерть от болезни, застрелен при попытке к бегству или нападении на конвой, убит уголовниками и т.д.), не верь этому и знай, что я уничтожен работниками МВД. Теперь о том, что ты должна сделать. Немедленно по получении этого письма иди прямо с ним в Прокуратуру СССР, МВД, к вновь избранным народным депутатам СССР (типа акад. А.Д.Сахарова). В общем придай этому максимальную огласку. Можешь обратиться в неформальные общественные организации… Различных путей много, но действовать надо быстро, энергично… Надеюсь на лучшее, но на всякий случай прощай. Прости за все плохое, что вольно или невольно причинил я тебе за время нашей совместной жизни. Знай, что я тебя всегда любил и люблю… Передай привет и наилучшие пожелания всем родным и близким. Еще раз прощай…
21.IV.89.
П.С. Задержался в Ульяновске, были большие трудности. Сегодня 5.VI.89 г. выехал на «Белый лебедь». Приезжай немедленно!»
«Дорогая Валечка!
Вчера, наконец, получил первую весточку от тебя – письмо от 5.VII.89. Скажу честно, оно меня очень огорчило. Я ожидал совсем иных известий… Что касается последних 3-х с лишним месяцев, то они для меня были и продолжают оставаться очень тяжелыми. То, что мне довелось увидеть, услышать и испытать на себе, просто неописуемо. Зато теперь я хорошо знаю, что творится в «закрытых зонах» МВД под аккомпанемент истошных воплей о перестройке, гласности, демократизации, правах человека и т.п. Я располагаю конкретными фактами чудовищных преступлений, совершенных работниками Усольского управления исправительных дел и готов дать показания компетентным органам. Причем мои показания будут подкреплены очень многочисленными другими свидетельскими показаниями. Было бы очень хорошо придать это широкой общественной огласке… Можешь ссылаться на эту часть письма и показывать всем желающим. Я отвечаю за достоверность каждого своего слова. Теперь коротко о своем здоровье и самочувствии – хуже некуда, держусь из последних сил. В настоящее время нахожусь в санчасти – болен дизентерией. В условиях ужасающей антисанитарии, царящей в зоне, не заболеть этой болезнью попросту невозможно, здесь она носит характер эпидемии. Можно было бы много писать о местных «эскулапах», которых безо всякого преувеличения можно назвать врачами-убийцами, о «методах лечения» и т.д., но это заняло бы целые тома. Если Бог даст я выберусь из этого ада живым, я этого так не оставлю, иначе перестану чувствовать себя Человеком и Гражданином… Вообще сохранить здоровье и жизнь здесь можно лишь при двух условиях: 1) или беспрекословное рабское подчинение, при полном молчании; 2) или «активное сотрудничество» с администрацией, выражающееся в доносах, различных провокациях и т.д. Как ты понимаешь, оба эти пути для меня абсолютно неприемлемы. Если в других зонах можно было как-то защититься от произвола и беззаконий с помощью прокурора по надзору, работников местного управления, то здесь это совершенно невозможно. По словам «старожилов» (а сидящих здесь более 2х лет мне встретить не довелось), прокурора здесь вообще не бывает, а жалобщики заканчивают свой жизненный путь на «Белом лебеде», где человеческая жизнь вообще не имеет никакой цены, в этом я убедился сам. Недаром местные работники МВД с похвальбой заявляют, что им значительно легче списать зэка, чем павшую корову, лошадь или овцу. В свете этого очень прошу тебя приложить все усилия, чтобы в максимально короткий срок перевести меня в любую зону за пределы Пермской области…»
«Дорогая Валечка!
Решил написать тебе еще одно письмо, так как опасаюсь, что такой возможности у меня уже больше не будет. Дела мои очень плохи. Видно, за меня решили взяться всерьез. Меня заставляют работать на лесобирже, на тяжелых физических работах. При моем нынешнем состоянии здоровья это равносильно убийству. Я естественно от этой работы отказываюсь, а последствия этого – направление в карцер с последующим переводом на «Белый лебедь». Здесь это практикуют очень широко. Что такое «Белый лебедь» в письме рассказать невозможно, на это потребовалась бы не одна тетрадь. Но если сказать коротко – это тюрьма, где человека калечат физически, а главное морально, то есть попросту превращают в животное. Первый раз по пути сюда я пробыл там, к счастью, всего неделю, но то, что увидел и испытал на себе, не поддается описанию. До такой изощренной жестокости и зверства не додумывались даже работники ГУЛАГА сталинских времен. Во всяком случае мне ни у Солженицына, ни у других авторов такого читать не приходилось. «Лебедя» практически не выдерживает никто. Здесь даже властелины уголовного мира – «воры в законе» – «встают на путь исправления», то есть отказываются от «воровских идей». В Усольском управлении, в частности в нашей зоне, собраны самые отпетые уголовники со всего Союза. Эти люди, как они сами говорят, прошли огонь, воду и медные трубы, то есть не вылазили из карцеров, БУРов, подолгу сидели на тюремном режиме, но и они панически боятся «Лебедя». Собственно, эта тюрьма, да и все Усольское управление были созданы для искоренения «воровской идеи» в местах заключения. Но иногда сюда попадают и такие, как я. Никогда и представить себе не мог, что в конце жизни мне придется перенести такое. Мне рассказывали, да и сам я был очевидцем такого, о чем страшно писать, да и в это никто не поверит. Я продолжаю, как и в других зонах, открыто говорить администрации свое мнение о всем происходящем. На это мне было цинично заявлено, что после «Лебедя» мои взгляды изменятся. Но вот тут-то как раз они ошибаются. Сломать меня, превратить в раба, бессловесное животное им не удастся никогда и ни при каких обстоятельствах. В свете грядущих событий еще раз очень прошу тебя попытаться вытащить меня из этого страшного управления. Обращаться по этому поводу в МВД абсолютно бесполезно. Единственная возможность – это поднять шум везде, где только можно, благо нынешняя политика гласности это позволяет… У меня нет ни одного настоящего друга, который хотя бы попытался помочь мне в столь тяжелый период. Но сейчас не время корить себя за прежние ошибки. Если Бог даст выйти из этого ада живым, остаток жизни проживу совсем по-другому. Валечка! Меры по моему вызволению отсюда надо принимать немедленные и энергичные, иначе может оказаться поздно. Поверь мне, я ничуть не преувеличиваю…
…А вообще-то, если говорить честно, у меня уже не осталось надежд на благополучный исход этого дела. Валечка, прости, что я доставляю тебе столько хлопот. Даже в этих условиях я мог бы приспособиться, найти «теплое местечко» и тихо сидеть срок в одной зоне, ведя относительно благополучное существование. Но для этого надо продать душу дьяволу, потерять остатки человеческого достоинства и стать рабом этих выродков, воистину настоящих преступников и врагов народа. Такой путь для меня неприемлем, сохранить жизнь такой ценой я не хочу и не могу, всю оставшуюся жизнь я презирал бы себя. А так остался честным человеком, несмотря на сфабрикованное дело и лживый приговор. Теперь снова перехожу к прозаическим делам. Если ты еще не выслала посылку, то высылать не надо, думаю, эти вещи мне больше не потребуются… Когда меня увезут на «Лебедь», тебя уведомят, мне обещали. Ну, вот, пожалуй, и все. Привет всем родным и близким. Заранее поздравляю тебя с днем рождения, т.к. боюсь, что больше мне такой возможности не представится…»
переданное по его просьбе академику А.Д.Сахарову.
«Дорогая Валечка!
Представилась возможность написать еще одно письмо, чем и незамедлительно пользуюсь. С 16.VIII я нахожусь в карцере, откуда в зону уже не выйду, отправлюсь на «Белый лебедь». Вкратце попытаюсь описать тебе ситуацию. Мне теперь совершенно ясно, что отправлен я был в Соликамское управление, или как его еще называют «Усольлаг», с санкции Москвы, для «обламывания» или, что не менее вероятно, для физического уничтожения. Не буду останавливаться на общих условиях содержания здесь, они попросту неописуемы, ничего подобного я ни в каких других зонах не видел, а ведь это моя четвертая зона. Чтобы понять это – нужно увидеть все своими собственными глазами. Но страшнее всего отношение администрации к заключенным, оно ничем не отличается от худших времен сталинского периода /конечно, по сведениям из литературных источников/. Если говорить коротко, то все зэки находятся как бы вне закона, то есть на деле лишены полностью всех (!) конституционных прав и гарантий. Человеческая жизнь здесь не стоит ни гроша. Старожилы /зэки, пробывшие в Усольлагере не менее полутора-двух лет/ рассказывали мне, что в соседней ИТК усиленного режима /поселок Сом/, начальник ИТК полковник Аверин зимой /а морозы здесь страшные/ раздевал заключенных догола, обливал водой и бросал во дворик карцера, где они погибали в страшных мучениях. Я записал фамилии очевидцев этого и вообще завел тетрадь, в которой записываю подобные факты и свидетелей. Не далее, как весной нынешнего года, уже в нашей колонии работниками ИТК был зверски избит з/к, он получил настолько тяжкие телесные повреждения /перелом позвоночника с явлениями полного паралича/, что его вынуждены были актировать /досрочно освободить из мест заключения по состоянию здоровья/, а это является здесь чрезвычайнейшей редкостью. Подобных фактов у меня зафиксировано множество, но что характерно, ни по одному из них виновные не понесли никакой, даже административной ответственности. Зэки, доведенные до отчаяния обстановкой тотального физического и психологического террора, зачастую в психотическом состоянии совершают многочисленные попытки самоубийства, нелепые попытки побега из ИТК и т.п. Так, например, несколько дней назад наружной охраной был застрелен зэк, пытавшийся днем, на глазах у охраны перелезть через ограждение. Его очень легко было задержать, но охрана и не подумала сделать это, а сразу же открыла огонь из автомата на поражение. Мне сообщили о нескольких случаях, когда работники ИТК, предварительно жестоко избив зэка, бросали его в «запретку» (запретную зону около наружного забора), после чего наружная охрана открывала огонь по беспомощному человеку, и убивали или ранили его якобы при попытке к бегству /фамилии очевидцев у меня имеются/. При конвоировании зэков к месту работы любимым развлечением охраны /почти всегда пьяной/ является натравливание на людей сторожевых собак, в результате чего есть многочисленные случаи покусов. Я уже писал о том, что медицинское обслуживание здесь – ни что иное, как замаскированная форма уничтожения людей. Из множества имеющихся у меня фактов приведу лишь один: 2-3 года назад нынешний начальник медсанчасти майор В.И.Иванкина, лично делая внутривенные инъекции двум осужденным особого режима, умышленно ввела им в вену воздух, после чего эти зэки в течение нескольких минут умерли. После этого Иванкина вышла к другим зэкам, дожидающимся своей очереди, и издевательским тоном спросила: «Есть ли еще желающие полечиться?» Желающих, естественно, не нашлось, зэки в ужасе разбежались. Лично о своем «общении» с Иванкиной я готов дать официальные показания сотрудникам соответствующих компетентных органов. Факты эти просто ужасающие. Дай Бог, чтобы мне удалось дать эти показания.
Что касается меня то мое физическое состояние настолько плачевно, что я с трудом передвигаюсь. В ответ на мои законные требования провести обследование моего состояния и дать заключение о моей трудоспособности, нынешний начальник ИТК /фамилии его к сожалению не знаю, он недавно назначен/ не только отказал мне в этом, но и в грубой издевательской форме заявил, что он сам меня вылечит, а если это не удастся ему, то меня вылечат на «Лебеде». Затем он без обиняков сказал мне, что «здесь обламывали и не таких» и что если я не «образумлюсь», то с «Лебедя» живым мне не выйти. За неимением условий и времени /пишу в карцере, нелегально/, попытаюсь кратко, без приведения конкретных фактов, которыми я располагаю, рассказать о том, чему я сам был свидетелем во время краткого /7 дней/ пребывания там и о чем слышал от людей, пробывших там длительное время /6 месяцев/. Непрерывными жестокими избиениями, широко практикуемыми крайними, носящими изуверский характер, формами унижения человеческого достоинства /я имею в виду насильственное опедерастивание заключенных, со всеми, вытекающими отсюда последствиями/, непосильным физическим трудом, зачастую по 16 часов и более в сутки, и многим другим, большинство зэков доводят до состояния абсолютной, носящей животный характер покорности и безразличия, уничтожая в них все человеческое, то есть превращая в запуганных покорных, полностью обезличенных существ. Итогом подобного «перевоспитания» являются многочисленные случаи самоубийств, смерти заключенных от повреждений, полученных при побоях, так как медицинская помощь практически не оказывается, а лишь имитируется. Валечка! Я молю Бога, чтобы это письмо дошло до тебя и вот почему. Умоляю тебя /очень вероятно, что это моя последняя предсмертная просьба/ довести это письмо и мои предыдущие письма с этапа и из зоны до сведения общественности. Я уже начал писать заявление обо всем Генеральному прокурору, но, поразмыслив, отказался от этого, так как уверен, что оно, как обычно, начнет кочевать по инстанциям и в конце концов затеряется в недрах нашей бюрократической машины, не принеся никакого результата. А я считаю своим долгом честного человека довести до сведения людей ужасающие факты произвола и беззакония МВД, которыми я располагаю. Я готов нести любую ответственность за правдивость всего, тем более, что могу подтвердить это многочисленными показаниями потерпевших и свидетелей. Почти все зэки, осведомленные о моем намерении, говорят мне, что идя на это, я рискую жизнью, приводя при этом веские доводы и конкретные примеры… Я готов на это и очень прошу тебя ознакомить с моими письмами общественные правозащитные организации, как официальные, так и неформальные. Обратись также к прогрессивно настроенной части народных депутатов СССР, к представителям печати. Лучше всего было бы, если бы тебе удалось встретиться с академиком Сахаровым и ознакомить его с моими письмами. Это честнейший человек, каких, к сожалению, очень мало. Я убежден, что факты, изложенные в моих письмах, не смогут оставить его равнодушным, и он употребит весь свой авторитет и влияние народного депутата СССР на то, чтобы в кратчайшие сроки добиться объективного и непредубежденного расследования. А это единственное, чего я желаю. Обращаться в МВД, Прокуратуру и другие официальные инстанции считаю бесполезным…»
И это письмо – как, впрочем, и другие, подобные, – было написано Массовером через год с лишним после того, как я отнес документы по его процессу /в числе других/ в Прокуратуру СССР. И через полгода с тех пор, как в том же еженедельнике был опубликован ответ Прокуратуры СССР на мою статью по письмам на «Пирамиду» и, в частности, о Массовере.
Вот он ответ: