bannerbannerbanner
полная версияПирамида жива…

Юрий Сергеевич Аракчеев
Пирамида жива…

Полная версия

Промежуточный финиш

А через неделю из своего почтового ящика я вытащил номер журнала с первой половиной повести. Радость, конечно, была, но сильно отравленная всем предыдущим. Слишком много препятствий пришлось преодолеть, и не все были преодолены без потерь.

И слишком долго я шел к этому… Двадцать лет назад написал свою первую повесть – «Переполох». И через два года она должна была выйти в журнале Твардовского, лучшем журнале тех времен. Ее отправляли в набор дважды. У меня сохранилась первая верстка с правкой самого – ставшего легендарным – Александра Трифоновича. Ею заинтересовались тогда несколько театров и киностудий и ждали выхода журнала, чтобы ставить пьесу и снимать фильм. Обе верстки цензура не пропустила, повесть так и не вышла. Я так и остался «инкогнито». А режиссеры театров и киностудий заткнулись, ко мне после снятия верстки цензурой не обратился из них никто.

Наступала тогда «Пражская осень» – черная осень 1968 года. Начался глухой период – трещали и рвались судьбы не только писателей. Расстрелянная, раздавленная в концлагерях, уморенная голодом нация приканчивалась теперь другим путем. Не обязательно было стрелять и сгонять в концлагеря, хотя по инерции кое-кого сажали – теперь не только в лагеря, но и в психушки. Вся страна превратилась в огромный концлагерь. Его называли чуть-чуть по-другому: «соцлагерь». Это была помесь концлагеря и психушки, ибо нормальные заключенные не ведут себя так, как вели себя мы. Не давали ходу талантливым, работящим, думающим. Торжествовала бездарь, лень, глупость, пришло ее время! Умирала моя Родина, мать великих в прошлом писателей, художников, музыкантов, ученых. Умирала мучительно, долго. Воспрянула, было, в 56-м. Но руки и ноги были по-прежнему связаны, кляп изо рта выплюнуть так и не удалось. В 68-м – то же.

Началась так называемая третья волна эмиграции – люди покидали свою страну, не в силах вынести бесчеловечные условия существования, которые создали их деды, отцы, в какой-то степени и они сами. Тем что не восстали, не назвали черное черным, голосовали на собраниях и «выборах» за этот мрак, а многие даже активно работали на Систему. На Пирамиду. «Кюстиновскую». Последнее, конечно, не удивительно, ибо непокорные гибли быстро.

Но ведь должна же быть какая-то особенная, скрытая причина, должна! Ведь нельзя было не видеть! Уже не было ни «самодержцев всея Руси», ни «вождя всемирного пролетариата», ни «отца всех народов», так умело дуривших мозги, уничтожавших людей миллионами. Уже ясно было, за какое «это» боролись и умирали эти самые миллионы. («Все, как один, умрем в борьбе за ЭТО!»). Правда, был теперь «дорогой и любимый Леонид Ильич», но ведь только дурак не видел бездарности, тупости его самого и присных. Почему же по-прежнему стояла Система? Почему аплодировали неудержимо и вставали «в едином порыве»? Почему рвались в партию, зная уже, что ведь под руководством ее вождей и руками ее членов вершился невиданный в истории геноцид своего народа? Почему по-прежнему «клеймили позором», «давали отпор», осуждали лучших людей нации «все, как один» и поддерживали нелепые, дурацкие «предначертания» тоже «все, как один»? Ведь УЗНАЛИ в 56-м и после. А особенно – в 68-м… Многие теперь ездили за границу и могли сравнивать. Не знал теперь или дурак, или тот, кто не хотел знать, то есть подлец. Но ведь не может страна состоять только из них… Должна, должна была быть какая-то особенная причина, должна!

Повесть моя так и не вышла тогда, я продолжал сочинять рассказы, но никто не хотел печатать и их. Единственный опубликованный в «Новом мире» рассказ так и остался единственным, и я понимал, что это надолго. Спасала фотография, «нелегальный промысел»… Миллионы высокооплачиваемых паразитов впивались в плоть моей больной родины, высасывая мозг и кровь работавших за нищенскую плату людей, уничтожая природу богатейшей страны – они «тунеядцами» не считались. Но со злобой и «классовой» ненавистью преследовали либо тех «тунеядцев», кого скотская жизнь довела до скотского состояния, либо таких «тунеядцев», как я, – пытающихся в скотских условиях сохранить человеческое лицо.

Фотография давала не только деньги. Именно тогда я начал фотографировать траву, деревья, цветы и мелких тварей земных, то есть красоту. Это-то и было настоящим спасением. Сюда еще не проникло мертвящее дыханье Системы («жесткое излучение глупости», по выражению моего друга, Виталия Степанова, работавшего в «органе ЦК КПСС» и пытавшегося там «сохранить лицо», что стоило ему инвалидности второй группы…). Многое удалось ей загубить, но природа пока оставалась. В ней была истина, я это чувствовал! Тогда же я начал фотографировать и ту, высшую красоту, которую всегда смертельно боялся любой тоталитарный режим – красоту человеческого лица и тела, красоту Женщины. Власть Красоты – высшая власть, любой тиран всегда будет ее ненавидеть, пытаясь оставить ее лишь для себя. Могу честно сказать: я всегда безоговорочно признавал эту высшую власть, и, может быть, именно поэтому она была ко мне благосклонна. Не знаю, сумеет ли Красота спасти мир, но меня она всегда спасала, это определенно.

Но вот объявлена «перестройка»… У меня вышло сразу аж три книги… А теперь – вышла и «Пирамида». Неужели выйдут и другие, залежавшиеся рукописи? И роман «Обязательно завтра», и повесть с символическим названием «Прорыв» (совсем недавно написал ее – она как раз о Красоте женской…), и рассказ «Непонятное», и многостраничный труд, названный так: «Постижение». Постижение правды о нашей жизни, об идеологии, которая сгубила столько людей на земле…

Да, трудно было поверить, что «Пирамида» вышла. В одном из самых популярных журналов. Тиражом в 280 тысяч экземпляров. Через девятнадцать лет после того, как другая повесть не вышла в журнале Твардовского. Это была первая в моей жизни большая журнальная публикация. В разгар «перестройки», можно сказать «на пике» ее.

Один из недодавленных «шестидесятников» вдруг заговорил с журнальных страниц.

Часть 2. Последствия, 1987

Звонки и письма

Сначала были телефонные звонки. Письма пошли потом. Пакетами. Их переправляли из редакции журнала по почте. Некоторые приходили на домашний адрес. Не знаю уж, как узнавали его авторы писем.

И вот письмо самое первое…

«…Прочитал первую часть Вашей повести и, подобно Вашим героям, не мог заснуть. Спасибо вам за честную, мужественную и правдивую книгу! Она очень нужна сейчас, просто необходима!…

Очень жаль, что Вы не назвали подлинных имен тех преступников, которые чуть было не привели к казни невиновного человека. Ведь они и сегодня вершат суд, определяют судьбы людей! Не думаю, что у них после Вашей повести проснется совесть… Надо было бы всех их назвать подлинными именами. Я хорошо понимаю, что Вы, работая над повестью, думали не о единичном факте, а о явлении, о том, что любое преступное невнимание к судьбе личности, отголоски тех времен, когда провозглашался лозунг «Лес рубят – щепки летят», ведет неизбежно к деформациям в судьбе народа, в нравственном его облике, насаждается угодничество, страх, равнодушие, теряется вера в наши идеалы. Но и повесть имела бы, на мой, конечно, взгляд, еще большее значение, если бы ее «герои» открыто предстали перед судом народа. Осуждая явление, не стоит оставлять в тени конкретных его носителей.

Я не литературовед, но мне представляется, что Вы достигли главного – единства документального и художественности. Ваша повесть читается так, что оторваться невозможно. Она заставляет читателя размышлять. Вероятно, к этому Вы и стремились!

Буду и устно и печатно самым активным образом ее пропагандировать.

Мне скоро 65 лет. Я счастлив, что дожил до того времени, когда такие произведения могли появиться на страницах журналов. Они дают 100 очков вперед нам, философам. И работая над новыми статьями и книгой, я думал только о том, чтобы в какой-то мере не отстать от них. Это наш общий долг перед Историей.

Еще раз спасибо за то волнение и муки, которые я пережил, читая первую часть (точнее то, что опубликовано в № 8) Вашей книги. Желаю Вам новых успехов, здоровья и счастья – трудного счастья исполненного долга.

Профессор кафедры научного коммунизма Уральского университета Коган Л.Н. г. Свердловск.

(Письмо № 1, приведенное, как и большинство последующих, с сокращениями).

Это довольно странно, но и письма, и телефонные звонки были только хорошие. Сейчас, по прошествии времени, трудно вспомнить последовательность и содержание звонков – это и невозможно! – да и письма я занумеровал, когда их скопилось несколько сотен. Нумерация случайная, за исключением первого письма – из Свердловска. Я не ждал такого огромного резонанса. И уж тем более я не ждал ТАКИХ писем…

Звонили друзья и знакомые, звонили незнакомые до того писатели, были и междугородние звонки от незнакомых прежде людей.

– Здравствуйте. Вы автор повести «Высшая мера»? У меня похожая история, не могли бы вы мне помочь?…

– Из Грозного звонят. Это ваша статья «Пирамида»? Приезжайте к нам, у нас такое же дело, нужно статью написать…

– Здравствуйте. Ардаматский говорит (один из известнейших наших журналистов – Ю.А.) Поздравляю. Только одно я бы сделал по-другому. Зря вы не дали полностью Акт задержания Клименкина, с которого все началось. Я бы с этого начал. А так очень хорошо. Молодец.

– Ой, это вы? Пожалуйста, помогите, у меня сына посадили неправильно…

– Хотел бы с Вами встретиться. Располагаю интересным для Вас материалом.

– Здорово, старик. Молодец. Продолжения жду. Хотя не представляю, что ты там мог еще написать…

Вышла вторая половина повести. Через некоторое время мне пришлось периодически отключать телефон, потому что работать стало невозможно. Звонили без конца. Некоторые просто хвалили и поздравляли, но очень многие делились своими бедами – просили помощи. Которую я, увы, не мог оказать. Ведь я не был адвокатом, не имел никаких связей в прокуратуре, не собирался переквалифицироваться в журналиста и писать статьи на криминальные темы. Люди не понимали этого. Они обращались ко мне как в последнюю инстанцию, ибо все остальные мыслимые пути были пройдены и безрезультатно. Одно только чтение писем занимало уйму времени. Письма же были далеко не простые – исповедальные, вопиющие даже. Казалось, от страниц, исписанных разными почерками, исходит мрачная, обволакивающая энергия. Чтение засасывало. Чуть ли не каждое второе письмо для меня как для писателя могло стать зерном рассказа, повести, а то и романа – тем более, что авторы аккуратно писали обратные адреса (за редкими, редкими исключениями), надеялись на ответ, а потому могла завязаться интереснейшая переписка. Но… Когда все это? Я отвечал только на некоторые, да и то коротко. А еще звоня по телефону, люди, как правило, настоятельно просили о встрече.

 

Письма были разные…

«…Я открыл номер журнала с вашим рассказом и начал читать. После первых 10 страниц я закрыл журнал, равнодушно отметив, что о себе заявил очередной либеральный болтун-восьмидесятник /шестидесятник/. Но поскольку читать оказалось больше нечего, пошел дальше с постепенно возрастающим интересом.

Нет сомнений, что на ваше произведение последует поток писем с комплиментами или поношениями. Журнал опубликует первые и наиболее дубовые из вторых, каких-нибудь отставных майоров из дивизии Дзержинского, ненавязчиво давая понять, что в наше просвещенное время сталинистами и поклонниками твердой руки могут быть либо выжившие из ума старики, либо тупые и ограниченные люди.

Дело, впрочем не в этом. Я не причисляю себя ни к одной из групп, поскольку они существуют друг для друга и оплодотворяют друг друга, имея склонность с течением времени переходить на позиции друг друга. Наглядный тому пример академик Самсонов, в 50-е восхищенно писавший о «великом полководце всех времен и народов», а ныне это напрочь отрицающий.

Дело, повторяю, не в этом. Из всех наших разоблачителей вы выделяетесь большей искренностью, последовательностью и меньшей истеричностью.

Дело в том, что после прочтения ощущение такое, словно на интересующий меня вопрос – зачем? – ответили просто: а потому что. Короче, ощущение неопределенности. Что же вы хотели сказать? Только не надо подражать Высоцкому, ответившему: «Что я хотел этим сказать, я сказал».

Прежде, чем продолжать дальше, я слегка пройдусь по содержанию.

Первая часть привлекла меня эпизодом с фотографией расстрела басмачей и вашим рассуждением вокруг этого факта. Что тут сказать. Они убивали своих противников с вырезанием звезд и посыпанием их солью, нарезанием ремней с живота и спины. Так что пуля в затылок по сравнению с этим довольно снисходительно. Если вас поразил этот факт, то с большим основанием вы могли бы ужаснуться фактом расстрела Н.А. Романова с женой и несовершеннолетними детьми в Екатеринбургском подвале. С точки зрения абстрактного гуманизма (я, конечно, понимаю, что это типичный ярлык закоснелых догматиков и злобных ортодоксов, наклеенный на нашу передовую интеллигенцию), это куда более жестоко, тем паче, что он (и тем более его семья) никого не убивал. Но почему-то эту тему наши советские либералы пока еще обходят за километр (очевидно, в связи с 70-летием).

Вторая часть более интересна. Но и вызвала у меня то недоумение, о котором я писал выше.

Вы тертый жизнью человек, журналист, но ваши рассуждения на уровне небезызвестного рыцаря Ламанчского, смело вдарившего по этим самым, как их там… ветрякам.

Не мне учить вас философии, но вы рассматриваете милицию, прокуратуру, суд (т.е. то, что в совокупности именуют карательными органами) не как органы, как систему, а как набор личностей добросовестных и негодяев. Не допускайте негодяев в органы, и права личности станут прочно и нерушимо. Ну, кроме Туркмении есть еще и Кавказ, и Закавказье, Узбекистан, Таджикистан, Киргизия, Казахстан и прочие «станы». Можно поставить одну личность вместо другой, можно оздоровить обстановку в неславянских республиках, но несправедливые приговоры все равно останутся. Раз система работает, значит она неизбежно будет время от времени выходить из строя, вспомните автомобиль – он тоже ломается, хотя по устройству и функциям гораздо проще.

Вы предлагаете встать на место Клименкина. Встал. Стало жутко. Но так же жутко мне было, когда трамвай, в котором я ехал по Москве, сбил мужика, и он лежал в луже крови с расколотой головой. Сколько у нас задавленных, утонувших, сгоревших, какие еще виды несчастных случаев вам перечислить? Судебная ошибка – это тоже несчастный случай, даже если она умышленная. Раз человек живет в обществе (системе), он может пострадать, выпасть из нее, по причинам от него совершенно не зависящим.

Теперь более интересное – это ваша оценка деятельности карательных органов. Одни эмоции и никакого анализа.

Обратимся к истории. Рабовладение, феодализм, капитализм и социализм. Разные формы, разные названия – стража, полиция, милиция – и одинаковое отношение к ним как со стороны защищаемых, так и хватаемых. Впрочем, у последних есть какое-то понимание (на то и щуки в пруду, чтобы карась не дремал).

Чем же это объяснить. Я раньше представлял государство в виде большой избы, народ в ней хозяин, милиция это сторожевой пес, охраняющий добро хозяина.

Но по более зрелому размышлению я понял, что ошибся. Органы это не сторожевой пес а социальный ассенизатор. Когда ассенизация становится профессией, то поневоле придешь со временем к выводу, что окружающий мир – это большой сортир, а люди – переводчики хлеба на дерьмо. И ваши требования 100% справедливости, гуманности и чуткости примерно то же самое, что требовать от золотаря работать в белом халате и чтобы во время работы вокруг благоухало розами.

И последнее. Мне кажется, что вы все же дали ответ, сами не зная того. Это история с мужем вашей соседки, который надоедал вам в пьяном виде. Вы занимались уговорами. Ну да, вы благородный и интеллигентный, «бить человека по лицу я с детства не могу», вы занимались душеспасительными беседами и уговорами. Чем кончаются уговоры, отчетливо видно на судьбе Керенского, одинаково презираемого двумя противоположными лагерями. Вы пишете, как уважительно этот Жора стал смотреть, когда его забрала милиция. Уверяю вас, что если бы вы сами набили ему морду, он бы смотрел не менее уважительно. Но это грязная работа, пусть ее делают грязные люди, бойченки, милосердовы и иже с ними. Покуда вы будете бояться запачкать руки, бороться с жориками будут вышеперечисленные товарищи, ведь вакуум заполняется быстро. Либо убирайте грязь, либо не крутитесь под ногами с человеколюбивыми воплями…»

На этом письмо обрывалось, хотя осталось две с половиной чистых тетрадных страницы. Обратный адрес на конверте: г.Севастополь, К.Колонтаев. Письмо № 14.

Странное письмо. Несмотря на несколько пренебрежительный и капризный тон, я чувствовал, что мы с автором письма вообще-то единомышленники. Кроме одного вопроса, очень существенного. Вот это «…либо убирайте грязь» выглядело в высшей степени оригинально. То он призывает к самообороне против «жориков», а потом вдруг требует, чтобы кто-то «убирал грязь»… Кто? Что же касается описанных в «Пирамиде» моих отношений с Жорой Парфеновым, мужем соседки по коммунальной квартире, который «надоедал в пьяном виде», то если бы лично я набил ему морду, на моей писательской работе дома можно было бы ставить крест. Ибо Жоре только это и нужно было – тогда у него появилось бы увлекательное занятие и цель в жизни: мстить, мстить, мстить… И мне нужно было бы очень стараться, чтобы постоянно держать Жору в узде – тем более, что он был разрядник по самбо и килограммов на пятнадцать тяжелее меня. Для того и существует в обществе разделение труда, чтобы каждый делал свое дело, а суд и полиция, в частности, занимались «ассенизаторской работой». За нее им и платят. Что хотел сказать гражданин Колонтаев своим письмом, непонятно. По-моему, он сам это не понял, потому и не дописал. Хотя послал ведь…

Как-то не принято цитировать письма комплиментарные. Комплиментарные я цитировать и не собираюсь. Но те, что по делу, те, что явно от души и СОДЕРЖАТЕЛЬНЫЕ, не процитировать считаю лицемерием и дешевым кокетством. Тем более, что они все ПОДЛИННЫЕ.

«…Прочла Вашу «Пирамиду». Я – старая женщина – становлюсь перед Вами на колени и целую Ваши руки. Написать Правду – это подвиг. И очень трудный подвиг. Подвиг совершил и главный редактор журнала и члены редколлегии. Всем им низко кланяюсь. Не знаю, что ждет Вас завтра (что нас ждет завтра), если с высокой трибуны стали раздаваться призывы переложить все на плечи основных виновников и забыть (Е.К.Лигачев). Призывают забыть море крови невинных людей, искалеченные судьбы… Но ведь мы, искалеченные, еще живы. Мы научились молчать, но забыть не в наших силах. И только потому, что нас научили молчать (и призывают опять молчать), и возможно такое беззаконие, которое творят органы милиции, «правосудия», МВД. Похоже, что перестройка не состоялась. А Вы, понимая это, заклинаете всех живых, порядочных людей действовать, чтобы не повторились культовые времена. И Ваше последнее: «Успеем ли?» говорит об очень многом. Но я верю: до тех пор, пока есть мужественные люди, подобные Вам и членам редколлегии, есть надежда на демократию.

С глубоким уважением

Галактионова И.В.

Мой адрес…»

Г.Ашхабад. Письмо № 184.

Хочу быть правильно понятым. Это письмо – как и другие подобные – я цитирую не потому, что автор письма якобы хвалит меня. Она хвалит не меня (меня она совершенно не знает), она поддерживает публикацию правды. Этим ценны письма читателей! Не важно для них кто написал повесть. Важно что написано. Так и воспринимаю я эти письма. Не лично. Не прав был Первый зам и другие редакторы, упрекавшие меня в «личной линии». Личная не задела бы читателей, которые обо мне лично понятия не имеют. Мою «личную линию» они восприняли как СВОЮ. В этом и суть. Мои «интеллигентские переживания» оказались близки людям! Это ли не главная цель писателя?

А вот еще письмо:

«…ОГРОМНОЕ СПАСИБО за Вашу такую нужную повесть. Это самая лучшая повесть, которую мне довелось прочитать за 24 года своей жизни. Это жизненно необходимо знать каждому современному человеку нашего общества. Повесть о повести показывает, что и в наше время правда всегда восторжествует, даже если порой не хватает жизни…

Еще раз огромное спасибо!!! – Ваша, а может и наша «Пирамида», дает о многом поразмыслить совсем по-другому…

Желаю творческих успехов!!!

Кукин Андрей».

г.Москва. Письмо № 183.

Заметьте: это, как и другие подобные письма, подтверждают мою мысль: не о Клименкине речь в моей повести и не о конкретном «оценочном» «кровавом деле парня». О Пирамиде речь, об атмосфере в нашей стране! Так и восприняли повесть читатели – что и пытался я с таким трудом доказать редакции уважаемого журнала.

«Юрию Аракчееву. Лично.

Прочитал Вашу статью в журнале 8,9 и Прошу Вас помочь мне. Я Пострадал от органов М.В.Д. Кировского р-она г.Саратова 2.05. 1980 г. В органах меня Били. Пытали на допросе, а когда я им Заявил что наних Пожалуюсь то они мне поеснили что Жаловаться мне придется Им и Наних если они меня неубьют то посадят так что я никогда неосвобожусь и слово свое здержали. Сфабриковали уг. Дело 24.07.1980 г. по сговору с Судьей я был засужен. И вот 8-й год я ищу Справедливость в СССР и чувствую что зря ее найти невозможно. Но прочел Вашу статью и почувствовал новый прилив сил. Я обращался во все инстанцыи СССР вовсе Газеты, Журналы, какие мне извесны, но никто нихотит мне помочь. Так как видно боятся за свою шкуру, да я и ранее судим Неоднократно. Но я Человек и Невиноват. Я неграмотный и заменя некому заступиться, денег у меня так нет, чтобы ковото заинтересовать. А на чисто человеческих отношением к Человеку никто нехотит и поэтому обращаюсь к Вам. Лично. Дело схожее. Но только там был Каспаров а здесь ненашлось порядочного человека. Еслиб вовремя статья была опубликована то возможно ктото бы и нашелся. Я обращаюсь к Вам как Вы Человек не посчитались ни с чем и Добились Справедливости в СССР и прошу Вас Помогите мне. Клянусь Вам я невиноват. За это время я получил кучу Отписок некоторые можно поместить в Журнал Крокодил. А это ответы с Высших органов Власти. Убедительно Вас прошу Помогите. Я невиноват и самостоятельная моя писанина безуспешна. Подробности и факты Собчу Вам, как Вам угодно. Хоть письменно. Хоть усно но желательно что бы Вы комне приехали на беседу и ознакомления Отписок.

 

Жду от Вас Помощи.

Пострадавши от М.В.Д. СССР

Пермская обл г.Кизел.

Ханин Виктор Дмитриевич.

Караул. Помогите».

Письмо № 9

Тотчас же после выхода № 9 журнала я послал оба номера в город Куйбышев Новосибирской области главному «страдательному» герою «Высшей меры», Клименкину. К Ноябрьским праздникам получил открытку:

«Дорогой Юрий Сергеевич! Поздравляем Вас с праздником! От всей души желаем хорошего здоровья, счастья, успеха в Вашем благородном труде! Спасибо Вам! Низкий поклон до земли.

Все, все Клименкины»

Вот еще письмо, которое я тоже никогда не забуду: крымский татарин, переселенный когда-то из родных мест в Сибирь, выражал «огромное уважение автору повести «Пирамида» и писал о том, что у них в селе был обычай: если кто-то из мужчин совершил подвиг, то каждый считает за честь встать перед ним на одно колено и поцеловать руку. Так вот он, автор письма, целует руку мне, автору «Пирамиды»…

Разумеется, ощущение от многочисленной почты было не столько радостное, сколько жутковатое и тревожное. Повесть моя зажила своей собственной жизнью, она отделилась от меня. Да, это было живое существо, рожденное мною, подправленное и усеченное редакторами, а теперь вот вырвавшееся на свободу. Повесть делала свое дело – она вступала в отношения с сотнями тысяч тех, кто ее читал, но она в то же самое время оставалась и моей частью. Каждый день приносил все новые свидетельства того, что она взбудоражила многих в разных концах огромной страны. И подавляющее большинство тех, кто писал письма, не только благодарило и поддерживало. Люди требовали от меня продолжения борьбы…

«Здравствуйте, уважаемый Юрий Сергеевич! Пишет Вам обыкновенный советский «урка». Я имел счастье прочитать вашу повесть в журнале и просто посчитал своим долгом выразить вам благодарность, а также сообщить, какую реакцию, какое мнение вызвала ваша «Пирамида» в наших злачных местах. Мне кажется, вам будет интересно это узнать.

Прежде всего удивление. Но удивление не самой книгой, а больше удивление, как это решились напечатать такую Правду! Большинство из нас сами соприкасались и не один раз с этими «бойченками», «джумаевыми», «милосердовыми» и пр. сбродом. Потому что к сожалению таких в этой системе большинство. Да, да, большинство – и этот факт оспорению не подлежит. Не надо возражать, Юрий Сергеевич, все равно в этом нас никто не переубедит. Мы почти все через них проходили много раз, и сейчас они почти все те же, может просто замаскировались в момент Перестройки. О, боже, сколько судеб они истоптали за эти десятилетия, сколько людей загнали в гроб раньше времени. Посчитать это уже невозможно. Вы на одном примере показали всю нашу систему МВД. У вас это получилось, она такая и есть, и не в одной Туркмении, а по всей нашей России-матушке. И Москва не далеко ушла, там еще похлеще дела творятся. Ваша повесть вызывает какие-то надежды что ли, давно во всех убитую веру в справедливость, но еще раз повторюсь, что теми измываниями органов над людьми, что у вас описаны, нас не очень-то удивишь (более того, мы это давно считаем в порядке вещей).

Мне лично очень хотелось бы узнать мнение простых русских людей об этой замечательной повести. Вам хоть пишут? Я внимательно стараюсь следить за прессой, но что-то еще не встретил никаких откликов, может рано еще. У нас «Пирамида» нарасхват, очередь ждут. Была бы возможность, я бы Вам присудил «Нобелевскую премию», не меньше. Знаете, Юрий Сергеевич, так много хочется вам написать, рассказать очень, очень много не за себя лично, а вообще. И про амнистию – эту каплю в море (которую отдали на растерзание местным властям), и про жизнь нашу собачью без дальнейших перспектив, потому что из многих сделали потенциальных преступников и просто животных…

Не могу удержаться – один пример. Совсем недавно один майор в нашей зоне всего-навсего в присутствии женщин (работающих здесь) и некоторых осужденных очень сильно избил одного «зека». И вместо того, чтобы осудить эту тварь по нескольким статьям «УК», его всего-навсего пожурили и перевели (по слухам) в другую зону начальником отряда.

Не могу, да и не имею возможности обо всем Вам писать. Хватило меня только на раз. 7-8 месяцев назад я на мой взгляд очень подробно и даже резковато с политической подоплекой (думал, хоть это заинтересует), написал почти роман в КГБ. Теперь жалею. Я конечно не надеялся, что такая солидная организация удостоит ответом мелкого советского жулика, но дело не в этом. Больше всего и очень давно меня интересует такой вопрос. Почему Гос-безопасность имея такое влияние, власть, силу, можно сказать сквозь пальцы смотрит на эти мягко выражаясь издевательства над народом. Ведь может так получиться, что расхлебываться придется им. Создается впечатление что – там такая же МАФИЯ как и МВД! Или наша «народная милиция» настолько сильна, что даже Гос-безопасность не хочет связываться? Юрий Сергеевич, у Вас, как я понял по повести есть там знакомый, попросите его, может он ответит на этот вопрос, или хотя бы (что маловероятно) даст Вам почитать мою писанину. А может мне так – все просто кажется в розовом свете? А?…

Что-то я отвлекся от темы. Садясь писать я собирался возносить вашу повесть до небес, но мне кажется я не зря отступил. Все один к одному. Как-то хотел написать Щекочихину или Чайковской. У последней была очень хорошая статья. Печаталась в «ЛГ» «Тайны следствия». Там, как Вы наверное знаете, описывались измывания наших органов над одним профессором. Интересно никто не задавал себе такого вопроса? Если эти выродки в форме МВД позволяют себе такие эксцессы с профессором!, то что они делают с простыми смертными? А то же самое, что описано в Вашей повести, правда и похлеще вещи бывают. Там – когда начинается следствие, тюрьма, суд только цветочки. Вся гадость собрана здесь – в лагерях. Но за это писать очень долго и этого пока касаться не буду. Скажу о себе лично. В возрасте от 14 до 20 лет, мне удалось пройти далеко не все каверзы какие есть в этой системе. Назову лишь некоторые «воспитательные методы», которые пришлось пройти мне лично. «Ласточки», «газы», «шланги», «карцера», «изоляторы», «дачи взяток», просто многочисленные избиения, а о таких мелочах как духота, холод, голод, грязь, вши и упоминать не хочется. И это происходило и происходит с каждым из нас.

Юрий Сергеевич, если честно, то очень хотелось бы с вами поговорить, порасспросить, может через года три с хвостиком я и заявлюсь – не прогоните? Только не подумайте, что я напрашиваюсь или еще что-то. Просто прочитав Вашу повесть – жить хочется!

А вообще-то у меня давно наступила апатия к этому миру. Из меня уже успели сделать потенциального преступника (по убеждению) и полу-животное. Как человек я не полноценный. Чуть-чуть о себе. Мне 24 года, сижу уже 4-й раз, пошел девятый год. Сам живу в Москве, а в данное время сижу в городе Астрахань. Горчаков Александр Владимирович.

Ну вот Юрий Сергеевич вроде пока все. Еще раз спасибо Вам большое, очень большое за Ваше выдающееся произведение, которое достойно быть рядом с лучшими публикациями Толстого и Чехова, Булгакова и Ефремова. Все. Больше нет сил и времени писать да и отправлять надо измудряться. Такие письма отсюда просто так не уходят. Желаю Вам дальнейших творческих успехов и счастья в личной жизни. А вообще Молодец!

До свидания.

С уважением…(подпись)

15-20 октября 1987 г.

П.С. Я тут поделился с некоторыми ребятами – написанным. Все говорят – все правильно, но кто-то сказал, что зря я употребляю некоторые выражения. Он мол человек культурный, писатель, а ты ему такие слова лепишь. Ему даже с кем-то поделиться неудобно будет. Мне кажется это не так. Я пишу своим языком, как думаю и как есть. Вы уж в самом деле извените, если что не так, нас здесь культурным манерам не учат».

(Письмо № 178).

Я упивался этими письмами, хотя чтение и было порой весьма и весьма нелегким. Сколько же стоит за каждым из этих посланий!

Естественно, что много писем было от самих заключенных, родственников или от тех, кто был заключенным когда-то. Многие просили о помощи…

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38 
Рейтинг@Mail.ru