полная версия

Рафаэль Азизов
Пуд соли, или 12 Шагов в «Северном сиянии»

Полная версия

Глава 3. Приехали, однако…

Закоулки памяти (станция Вылезай-ка)

Главный герой очнулся с глубочайшего похмелья в кромешной темноте от мучавших его жажды, тошноты, головной боли, вывиха плечевого сустава и желания отлить. Очухавшийся сразу осознал, что лежит не в своей кровати, а на чужом непонятном жёстком ложе без штанов в трусах и в футболке. Сопение и храп, раздающиеся со всех сторон, в том числе и почему-то сверху красноречиво указывали ему, что он здесь находится далеко не один и ситуация требует, как минимум прояснения, так как последние пару недель он вроде не покидал свой дом далеко и надолго, где и предавался беспробудному пьянству. Конечно же этот праздник, посвящённый увольнению с работы, не обошёлся на начальном этапе без наркоты, но Чита, опасаясь, что сожитель переборщит с этим опаснейшим ядом забрала регу с собой.

Её саму эта гадость не интересовала, и она либо её выкинула, либо поменяла на свою любимую соль. А оставленный ею одинокий алкашёнок допился до совершенно беспомощного скотского состояния. Только бедолага начал было пытаться напрягать память относительно своих последних приключений и перемещений и соответственно своего вероятного местопребывания, как пошевелив левой ногой, ощутил опоясывающий прохладный металл на лодыжке и услышал звон стальной цепи. Мгновенно в голове полетели сюжеты обрывочных воспоминаний, и цепенеющий ужас от произошедших с ним невероятных событий заставил его окончательно проснуться.

Первое, что всплыло из памяти – тёплым летним вечером он сидел на лавочке около маленькой деревенской баньки, обшитой светло-бежевым сайдингом. По необъяснимой причине при этом он был босиком в разодранных штанах и с пристёгнутой на цепь к левой ноге шестнадцатикилограммовой гирей. Перед ним была залитая заходящим солнцем зелёная лужайка с надувным бассейном и недострой не очень больших размеров из крупного сруба с двускатной крышей из синего профнастила. Всё это занимало территорию соток в пятнадцать и было огорожено сплошным глухим высоким забором из тёмно-зелёного профнастила. С ним вёл нерасторопную беседу здоровый мужик с типичной славянской внешностью примерно его лет с окладистой бородой с проседью. Он, безусловно, был здесь старшим, так как периодически появляющиеся и исчезающие люди, спрашивали у него разрешение на какие-то действия и беспрекословно выполняли его распоряжения. Люди возникали из какой-то неказистой деревенской избушки, от которой в памяти отпечаталась только деревянная летняя веранда с побитым остеклением, окрашенная в синий и коричневый цвета.

По распоряжению бородатого лидера босоногому пленнику принесли с веранды видавшие виды драные сланцы, но это всё же было куда лучше, чем продолжать рассекать босиком, уподобившись великому Льву Толстому. Итак цепь, замок и гиря безусловно были предметами, указывающими на его пленение. В плен его брали в собственном доме какой-то лысый здоровый мужик с напарником, внешность которого совсем не отложилась в памяти. К захватчикам из комнаты его выманил собственный родной отец, который по его требованию привёз ему водки.

То требование сопровождалось угрозой сожжения Читиных вещей, которые он вытащил на улицу и свалил в кучу во дворе перед домом, продемонстрировав всю серьёзность своих недобрых намерений пожилым родителям по средствам видеосвязи. То, что отец благоразумно выполнил требования семейного террориста, даже предварительно договорившись с соседкой, чтобы сынок пока папа везёт из города водку «подлатался»²⁵ её самогонкой, его нисколько не удивило. А вот то, что уж больно настойчиво батя, предлагал ему выпить, чуть не самолично наливая тому каждую следующую порцию синьки даже не давая отдышаться от предыдущей было как-то противоестественно. Но заострять внимание на возникшем сомнении было нечем – мозг был целиком и полностью во власти алкоголя.

Таким образом, родной отец «подготовил» непутёвого ребёнка для встречи с «группой захвата» с целью облегчения выполняемой ими задачи. О самом захвате он не смог раскопать абсолютно никаких воспоминаний, кроме того, что произошло всё вроде как на кухне. Дальше была длинная казавшаяся бесконечной поездка в каких-то машинах на заднем сиденье со связанными скотчем за спиной руками и вроде, какое-то время и ногами, отсюда и вывихнутое плечо.

Начиная с некоторого-то момента, изменились сопровождавшие его лица, машина стала менее просторной и двигалась она по просёлочной дороге с бесчисленным количеством кочкарей и ухабов. За окном мелькали прелестные пейзажи сельской местности с лугами и берёзовыми перелесками, но оценить окружающую красоту в этом экипаже было некому. Рядом со связанным оказался какой-то моложавый очень коротко стриженый крупный детина всё время «наезжавший» на него и сильно стеснявший его и без того ограниченную подвижность. На переднем сиденье сидел Казах со здоровенными как у негра губами и щербинкой между передними зубами. «Рисовая рожа»²⁶ очень хорошо запечатлелась в памяти главного героя. Белобрысый «водила» запомнился только тем, что предлагал «честный» рукопашный бой со свободой в качестве приза победителю. Ещё этот дружный экипаж запомнился их невольному пассажиру, тем что они всю дорогу обещались его угостить «колпаком²⁷ соли» которой у них естественно не было.

Вновь переключившись на воспоминания о бородатом собеседнике, главный герой вспомнил, что тот долго его дразнил обещанием налить водки, затем всё же дал команду принести полстакана водяры с помидоркой. Парни обращались к главному просто по имени и звали его Глебом. За последующей после сотки сигаретой Глеб поведал прибывшему, что в этом месте помогают страдающим от алкогольной и наркотической Зависимости гражданам и содержится оно исключительно на добровольные пожертвования их родственников и друзей. О количестве пациентов и сроках изоляции от общества новый знакомый дал уклончивые ответы. Сообщил лишь, что это своего рода отдых от прежней жизни и что занимаются здесь посильной хозяйственной работой, указав при этом на строящуюся новую баню из крупного сруба и написанием неких работ, о которых пока он не видел смысла говорить подробнее. А по поводу гири, прицепленной к ноге, именуемой здесь «сестрой»²⁸, он пояснил, что это временная мера, применяемая для его же блага, дабы уберечь его от необдуманных телодвижений вроде побега, поскольку кругом достаточно безлюдная местность с болотами, лесами, дикими зверями и прочими атрибутами отсутствия цивилизации.

Затем Глеб сказал, что в силу сложившейся здесь традиции каждому новичку назначается «старший брат» для облегчения знакомства с действующими правилами и порядками и для более комфортного обустройства в новом месте.

– Я даже знаю, кто это будет! И он тоже знает, ведь правда, Подробный? – при этих словах бородатый старшой с иезуитской улыбкой обратился к крупному малому, что ехал вместе с новобранцем на заднем сиденье в последней машине.

«Свежеиспечённый» старший брат по всему видно не особо обрадовался этому «подарку судьбы», но и оспаривать озвученное решение вожака не стал. Глеб, уже серьёзно обращаясь к нему, отдал команду, чтобы в ближайший банный день, а именно послезавтра новобранца привели в человеческий вид, то есть постриги, побрили, обрезали ногти и, конечно же, помыли. Приказ сопровождался пренебрежительно-брезгливым жестом по отношению к вновь прибывшему. Как бы не относился пленник к этому публичному демонстративно-высокомерному уничижению своей персоны справедливости ради необходимо заметить, что для подобного отношения у Глеба были все основания. Издаваемые страдальцем после двухнедельного запоя далеко не благоухающие ароматы алкоголя, перегара, пота, мочи и гниющей плоти в непостижимых пропорциях вызывали отвращение и рвотный рефлекс у кого угодно. Эти запахи вполне соответствовали внешнему виду и вкупе с драными штанами, отёкшим до безобразия небритым лицом, торчащими в разные стороны волосами, не стриженными грязными ногтями на руках и когтями на ногах, царапающими пол, составляли образ конченого бомжа, только что выдернутого с помойки.

Ещё одна местная традиция заключалась в том, что у всех без исключения здешних обителей помимо своего имени была ещё и «пэга»²⁹. Глеб распорядился на досуге подумать и об этом. Щербатый Казах, который всю дорогу от районного центра, где произошла смена машин и конвоя, до этой глухой деревни не только донимал пленного, но и заботливо сводил «до ветру» (снимая и одевая за связанного подопечного штаны), потому видно и отчётливо врезался в память, предложил назвать того «Доктором». Так впоследствии эта «погремуха» и приклеилась к главному герою, но для удобства повествования назовём его так сразу.

Глеб отказал Доктору в повторной порции синьки, сославшись на то, что надо оставить её на утро. Больше никаких подробностей об этой первой встрече с Глебом Док как не силился, так и не мог вспомнить.

«Скорее всего сразу после того, как покурил меня «вшторило»³⁰ да и отвели моё бренное тело спать в избу» – пришёл он к логическому выводу.

Услышав, как кто-то, судя по звуку в соседнем помещении, встал и потопал, он увидел, как непродолжительная вспышка неяркого света осветила жилище, позволив узреть вероятное направление к выходу, и померкла одновременно со звуком закрываемой двери. Последовавший за этим звук струи, наполняющий, не пустую ёмкость, позволил ему определить, где страждущий может справить свою малую нужду. Дождавшись, пока оправившийся человек займёт своё место и воцарится тишина, Доктор встал со своего ложа и отправился на поиски вожделенного «очка». Держа гирю в левой руке и гремя цепями на весь дом, он направился в направлении источника света за дверью, освещённый контур которой уже вполне просматривался. По дороге запнувшись за какую-то хрень, оказавшуюся раскладушкой, неуклюжий новичок разбудил всех тех, кто ещё не проснулся от цепного звона.

За дверью он обнаружил коридорчик с включённым светом (свет в эту ночь не выключали специально для него) в углу, которого стояло пластмассовое ведро с откинутой крышкой до половины, наполненное мочой. Облегчившись, Док осмотрелся вокруг. Одна стена коридорчика с дверным проёмом без двери была вся завешана заполненными информационными стендами, читать которые у него не было ни малейшего желания. Помимо той двери, через которую он попал в этот коридор, над которой размещался импровизированный иконостас, в нём было ещё две двери. Одна из них железная была закрыта на два навесных замка с цепями и вела, по всей вероятности, наружу. Напротив второй деревянной двери был вход на кухню с раковиной, плитой с включённой над ней неяркой лампой и шкафами. Док попил воды из кружки, стоящей на столешнице у раковины, и побрёл обратно на место своей дислокации, уже тщательней обходя преграды.

Остаток ночи он так и не уснул, бесконечно ворочаясь и перебирая в голове обрывки событий минувшего дня. Ему было очень плохо и физически, и морально. Тошнота, озноб и ломота в суставах изводили его тело как никогда раньше. А в его сознании никак не укладывался тот факт, что родители позволили себе так с ним поступить. Он никак не мог дождаться наступления долгожданного утра, в которое ему был обещан заветный опохмел. В таком смятённом состоянии души Доктор и встретил свой первый рассвет в этом месте.

Дай мне разум и душевный покой! (очевидное невероятное)

Ровно в восемь утра все обитатели избушки подорвались со своих мест и наполнили помещение какой-то мрачной молчаливой суетой. Свободного пространства катастрофически не хватало: спешно одеваясь и заправляя кровати, невольные соседи постоянно мешали друг другу, ограничиваясь укоризненными взглядами и вздохами лишь изредка допуская короткие словесные перепалки.

Спальное место главного героя находилось на нижнем ярусе просторной двухуровневой деревянной детской кровати, расположенной в маленькой комнатке, которую здесь по непонятным причинам именовали «чилинарий». Комнатка с одним окном была довольно тесной, так как в ней размещались ещё два подобных металлических «шконаря»³¹, но по ширине они были уже деревянного. В арочном дверном проёме без двери, соединяющем чилинарий с другим более просторным спальным помещением он увидел крупного упитанного самца, явно обращающегося к нему, и сообразил, что это и есть его названный старший брат. Тот напомнил на случай беспамятства, о ненароком связавших их братских узах и сообщил что сейчас он вынужден с группой пойти на зарядку, а новичку лучше пока оставаться в постели. На немой вопрос о поправке здоровья который крепыш прочитал в глазах бедолаги брата последовал ответ, что всё будет после того, как он вернётся через двадцать минут.

При появлении конкретики с опохмелом хоть и в будущем, но вполне обозримом Доктор буквально воспрял духом. Он, дождавшись пока стихнет гвалт в доме, решил встать и заправить свою кровать. На постели было вроде чистое, но далеко не новое бельё. Обнаружив свои драные штаны рядом на стуле, он натянул их на себя предварительно просунув через растягивающуюся штанину гирю. В открытые после подъёма форточки стали доноситься голоса его новых соседей, соответственно зарядка проходила где-то совсем рядом. Не успев как следует расправить на кровати шерстяной плед с изображением львиной морды, служащий покрывалом он услышал приближающиеся шаги и, обернувшись, увидел подошедшего седовласого мужичка среднего телосложения примерно его лет. Тот, улыбаясь, предложил новичку выйти на улицу подышать свежим воздухом и если есть желание, то сходить в туалет и умыться.

Железная дверь действительно оказалась выходом на улицу через пристроенную летнюю веранду. Доктор сразу узнал двор из своих ночных воспоминаний. Седого мужика звали Вампиром, и он подтвердил, что заветный опохмел случится после того, как ребята вернутся с зарядки обольются и пройдут в дом. А пока в нетерпеливом ожидании Док вновь разместился на лавочке подле маленькой баньки из своих вчерашних воспоминаний и, вдыхая прохладный чистый утренний деревенский воздух, отсчитывал в голове секунды, складывая их в минуты. Новый знакомый был занят своими хлопотами во дворе и не докучал разговорами.

Первым с зарядки вернулся молоденький тощенький страшненький парнишка, которого Вампир называл Котом. Кот, расставив в ряд на крыльце баньки штук пять, пятнадцатилитровых оцинкованных вёдер начал наполнять их водой из шланга. При этом он довольно доброжелательно пояснил новичку, сидящему рядом, что является ответственным за баню и наполнение вёдер перед каждым из четырёх обязательных обливаний в день – это часть его ответственности. Когда вёдра были наполнены до краёв, он стал набирать воду в тридцатилитровые оцинкованные тазы, и вскоре вся разношёрстая шайка подошла с зарядки.

Пацаны, заметно повеселевшие со времени пробуждения, проходили к верёвкам, где висело десятка три полотенец, снимали с себя одежду и либо, натягивая плавки или шорты, прыгали в бассейн либо, заворачиваясь в полотенце, брали у Кота ведро ледяной воды и выливали его на себя в специально предназначенном для этого нехитром сооружении, называемом «обливалкой». Праздник Нептуна сопровождался криками, воплями, матами, ржачем буквально на всю деревню. После водных процедур они обтирались, одевались и проходили в дом. Доктор, глядя на происходящее даже не собирался представлять, что ему придётся тоже этим заниматься.

Наконец последним почему-то двумя вёдрами облился Докторский брат Подробный и после того, как он скрылся в доме на крыльце появился Вампир с налитой в кружку водкой и малосольным огурчиком на блюдце. Водки хоть и оказалось не так много, как бы хотелось страждущему, но, тем не менее, её было вполне достаточно, чтобы не поместиться в один богатырский глоток профессионала в деле поглощения крепких напитков. Закусив выпитое огурцом даже не поморщившись, так как уже давным-давно спалил себе все вкусовые рецепторы во рту, он по совету Вампира прошёл в дом, чтобы в горизонтальном положении дать организму подготовиться к грядущему завтраку. По пути он наткнулся и на заспанного бородатого предводителя этого барака, который на ходу поинтересовался его самочувствием и дали ли ему похмелиться. Услышав обнадеживающе утвердительные ответы, Глеб, повторив совет Вампира про кровать перед завтраком, спешно проследовал далее, по всей вероятности, в сортир.

Доктор поудобней устроился на своём спальном месте заложив под голову на подушку правую руку, а левой накрыв глаза, погрузился в созерцание изменений состояния собственного организма под действием живительной силы алкоголя. Горячительная жидкость растекалась по жилам по всему телу, создавая ощущение долгожданной истомы, боль в голове отступила, приятно зашумело в ушах, перед глазами сменяя друг друга как в калейдоскопе, мелькали яркие красочные картинки.

«Ну, вот и полегчало.… А неплохо было бы повторить ещё после завтрака! Я и жрать то толком не хочу, прямо сейчас бы накатил ещё соточку вдогонку!» – роились мысли в его голове.

Как уже говорилось ранее чилинарий, в котором вольготно развалился главный герой через арочный дверной проём соединялся с общим залом. В зале сейчас находились все остальные обитатели этой избы кроме новоиспечённого Докторского старшего брата и коротко стриженного крепкого старика с повреждённым правым глазом и тремя отсутствующими кроме большого и среднего пальцами правой руки. Дед сидел на стуле справа от прохода в зал около своего ложа и молча со свирепым выражением лица подобно мифическому Циклопу, глядел в окно, поглаживая повреждённую клешню. Подробный молча разместился на втором стуле слева от прохода и, судя по выражению его физиономии, мысленно проклинал свою судьбу по многим причинам, в том числе и за свалившееся буквально на голову счастье обретения брата.

В зале вдоль стены с тремя окнами стояло три двухъярусных шконаря, а у противоположной, отделяющей зал от консультантской, ещё два. С учётом одного двухъярусного шконаря и разложенного дивана в консультантской и раскладушки в зале, об которую ночью запнулся Доктор, в общем, в этой халупе получалось двадцать спальных мест. Консультантской, в которую через распахнутую дверь Док заглянул, проходя по коридорчику мимо, называлась небольшая комната напротив кухни с одним окном. Сейчас раскладушка в зале отсутствовала, а между двумя рядами кроватей стояли в ряд три деревянных стола собранных из обыкновенной обработанной доски с простыми деревянными лавками вдоль них с обеих сторон. На стенах висело много плакатов с чьими-то мудрыми изречениями и рисунками, агитирующими за трезвый образ жизни. Ещё заходя с улицы, Доктор обратил внимание на то, что все парни, а в доме жили только представители мужского пола, что-то сосредоточено пишут в тетрадках разместившись либо на нижних шконарях либо на скамьях за столом.

Судя по звукам и запахам, доносившимся из зала, стало понятно, что началось активное приготовление к завтраку. Кто-то попросил всех освободить столы, затем этот же голос попросил помочь расстелить клеёнку. Шелест расправляемой клеёнчатой скатерти сменился лязганьем доставляемой с кухни металлической посуды. Небольшая кухонька, которую ночью Док уже посещал, находилась за стенкой чилинария и некоторые звуки оттуда долетали через перегородку. После последующего непродолжительного затишья, этот же голос пригласил всех к столу. Старший брат позвал Доктора к столу на корню пресекая попытки того отказаться от приёма пищи по причине отсутствия аппетита. Он сразу объяснил обретённому младшему брату о главенстве олимпийского принципа в этом учреждении, и что есть совсем не обязательно – главное занять своё место за столом.

Выйдя из чилинария, Док обратил внимание на то, все постояльцы разместились на лавках вдоль удлинённого за счёт приставного столика обеденного стола. У приставного же столика с трёх сторон стояли стулья. Ему освободили место на лавке с левой стороны от стола подле старшего брата. На столе были расставлены металлические миски из нержавеющей стали, называемые здесь «шлёмками» с какой-то весьма неаппетитного вида кашей в них. Рядом с каждой миской стояла металлическая кружка из того же металла на две трети наполненная непривычно прозрачным для Доктора чаем с плавающими в нём листиками заварки.

На завтраке он, превозмогая отвращение, проглотил пару ложек отвратительной каши вприкуску с хлебом, по которому собственноручно как попало металлической ложкой, размазал кусок называемого здесь маслом дешёвого сливочного спреда. К кашам он не притрагивался до этого со времён своего пионерского детства, вдоволь их, наевшись в средней школе и пионерских лагерях. Вкусить столь ненавистную с отрочества местную пищу его сподвигло опасение, как бы его не опрокинули с алкогольной добавкой по причине отказа от еды. Отодвинув от себя чуть початую шлёмку и на треть откусанный ломоть хлеба, он запил всё проглоченное безобразие парой глотков чая, который на вкус оказался сродни помоям. Подробный подсказал, что недоеденные продукты здесь принято предлагать нуждающимся, и показал на примере как это делать, обратившись к коллективу. В мгновение ока, Докторские объедки, включая недопитый чай, были по-братски разделены, а если точнее, то разорваны в клочья меж голодной братвы.

«А с рационом то тут беда по ходу, раз они такую парашу за обе щеки уплетают!» – последовавшее умозаключение не вселило особого оптимизма главному герою.

После завтрака последовал совсем непродолжительный перекур. На день полагалось десять дешёвых сигарет, которые выдавались ещё до завтрака. Подробный предусмотрительно взял пачку им на двоих. Не дав, как следует подышать свежим воздухом на улице судя по голосу тот же самый паренек, что суетился со скатертью до завтрака, стал всех настойчиво зазывать в дом на какой-то «Настрой». Доктору вся эта движуха напрочь «сломавшая» весь кайф первого опохмела начинала крепко надоедать и, выяснив у брата, что их ожидает непродолжительное мероприятие не обязательное для его участия он подумывал, как пойти выклянчить очередную «порцайку»³² водки после этого самого «Настроя».

В нетерпеливом ожидании улучшения самочувствия Доктор не стал укладываться на кровать, а сел на неё. В арочный дверной проём он наблюдал за проходящим в общем зале мероприятием, называемым «Настрой». Все члены общины кроме бородатого вожака разместились на шконарях и лавках вокруг столов. Во главе этого стола, который укоротился после завтрака, поскольку приставной столик был убран, спиной к чилинарию на стуле восседал тот же самый активный паренёк, которого главный герой уже безошибочно узнавал по голосу. Он, объявив о начале мероприятия, поздоровался со всеми, как-то странно представился, обозначив при этом, что он наркоман и принялся читать некий текст из неведомой книги. Смысл прочитанного замудрёного текста Док не особо уловил, но от него веяло какой-то религиозной ахинеей с разглагольствованием о жизни, смерти, Высших силах и тому подобным набором умных философских словечек.

Затем ведущий поведал всем собравшимся о чувствах, переполнявших его в данный момент, изложил своё понимание только что им же прочитанного словоблудия и, пожелав всей группе всего хорошего, поблагодарил всех за внимание. Когда в ответ вся группа хором проскандировала ему «Спасибо» Доктор застыл в некоем недоумении, испытав при этом лёгкий душевный трепет. Затем каждый из собравшихся по очереди двигаясь по ходу часовой стрелки от ведущего, так же поделился с собравшимися своими чувствами, высказался на тему «Настроя» и пожелал кто помощи повару и дежурному, кто хорошего настроения, кто ещё чего только взбредёт в голову. И каждое выступление заканчивалось хоровыми «спасибками».

После того, как высказался последний участник этого весьма занимательного действа, оказавшего на Доктора определённый отрезвляющий эффект, все встали со своих мест и выстроившись вокруг столов положили свои руки на плечи соседей слева и справа как-бы приобняв их. Образовав, таким образом, некую замкнутую кривую, отдалённо похожую на овал, но упорно называемую здесь кругом по чьей-то команде собравшиеся не дружно, но хором произнесли следующую фразу:

– Боже, дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить, мужество изменить то, что могу, и мудрость отличить одно от другого. Да исполнится воля твоя, а не моя. Аминь!

После этого они то ли с улыбками, то ли с оскалами на лицах похлопали друг друга по плечам и начали собираться на перекур.

«Ёбанное горе! Куда ж это меня так угораздило то?! Это что ещё за лесное братство, мать его?!» – совсем не лёгкая паника начала охватывать главного героя при невольно возникающих ассоциациях с сектантством и мысли о повторной поправке здоровья отступили на второй план. Он даже решил не идти на второй перекур, следовавший за «Настроем», сославшись на нежелание лишний раз, таскать сестру и пока повременить с пьянством.

Доктору, конечно же, было невдомёк, что улыбки пацанов были вызваны, прежде всего, присутствием новичка, так как каждый из присутствующих в своё время был на его месте и испытывал довольно схожие незабываемые впечатления от впервые услышанной молитвы о душевном покое.