полная версия

Рафаэль Азизов
Пуд соли, или 12 Шагов в «Северном сиянии»

Полная версия

«Ведь откуда у родителей пенсионеров деньги на оплату его содержания здесь? Конечно же, все эти товарищеские «подгоны» запретов в его номер «люкс» делаются с ведома Бороды, ведь если бы он захотел, то мог вообще легко пресечь всю контрабанду. Но если бы его готовили к дому решив напугать, таким образом, для стопудовой «кодировки» от отравы, то финальный аккорд был бы жёстче и красочней. Да и вряд ли его сразу отпустят после трюма – слишком рискованно для организаторов всего этого беспредела. Выходило, что его дрессируют на беспрекословное принятие чужой воли и безропотное подчинение устроителям этого заведения. Ну а с этим точно торопиться не стоило, а потому и встречаться раньше, чем через неделю с Главным Терапевтом было ни к чему» …

Вечером на третьи сутки заточения Полторашка принёс ему тетрадь, карандаш и лампочку, что означало пришла пора писать стандартную для изолированных подобным образом реабилитян работу «Мои похороны». Это пришлось как нельзя, кстати, потому что Доктор невольно начинал прислушиваться к происходящему в доме, его задевал доносящийся время от времени смех ребят, звук телевизора, он даже не отдавал себе отчёт в том, что это проявление банальной зависти. Считая себя патологическим одиночкой, он безуспешно пытался опровергнуть в самом себе базовую человеческую потребность второго уровня «Быть частью», то есть потребности находиться в обществе себе подобных. Написание работы в несколько пафосном стиле с попыткой придания своей персоне преувеличенной значимости несколько отвлекло его, хотя ему и пришлось прожить при этом определённые неприятные моменты. Ведь смысл работы сводился к описанию своей безвременной кончины от третьего лица и переживаний по этому поводу родных и близких.

Утром на четвёртые сутки крышку погреба открыл Большой, протянул Доктору бутерброд с маслом и копчёным мясом с кружкой кофе и сообщил, что будет договариваться с Хозяином о подъёме из трюма после релакса. Консул сдержал обещание, Доктор после восстания из небытия, не переодеваясь, прочитал свеженаписанную работу на группу, огрызнулся по ходу читки на пытавшегося посарказничать Пину и отправился под присмотром Борисыча в сортир и холодную маленькую баню. Наспех помывшись ледяной водой Док, вернулся в группу, где ребята встретили его достаточно тепло, Пиночет извинился за вырвавшийся сарказм, а Японец сообщил, что в его отсутствие присматривал за печкой.

Через пару-тройку дней, к Доктору, улизнувшему с вечернего анализа чувств, чтобы спокойно на кухне поколдовать над упорно не желающими гореть в печке сырыми дровами подошёл Большой и спросил, как тот относится к «афганам»¹⁹¹. Земля уже подмёрзла, и на неё тонким слоем лёг снег. Поэтому последнее время опытные реабилитяне, зимовавшие уже не первый раз в этом месте, нагоняли на новичков жути, предстоящим зимним развлечением рассказывая истории связанные с афганами и всячески сгущая краски.

– Резко отрицательно! – не задумываясь, ответил Доктор, ощущая, как у него внутри поднимаются чувства, и проклятый комок снова застрял в глотке.

– А надо, старичок! Сегодня вся группа «хроманула»¹⁹², поэтому последствия будут групповыми. Я думаю, по тридцатке кувырков будет вполне достаточно, тем более и снежок свежий выпал. Не подведёшь? – не отрывая взгляда от глаз Дока, Консул изложил убедительную на его взгляд аргументацию.

«Продолжают дрессировать и опять со ссылкой на всех остальных! Вот же паразиты примитивные!» – сразу стрельнула мысль в Докторской голове, но он не стал обострять ситуацию и дал неопределённо уклончивый ответ.

После объявления групповых последствий в виде тридцати афганов каждому жителю Первого дома, включая почтенного дядю Витю, впрочем, героический Дед сам настоял на своём участии, в домике атмосфера стала крайне напряжённой. Больше всех заметно нервничал и негативил Пиночет, ссылаясь на своё подорванное лагерями здоровье. У Доктора тоже играло очко. Помимо хронических бронхита с простатитом, отсутствующих и повреждённых в коленных суставах менисков и сорванной на стройке собственного дома спины его жёстко беспокоила сама процедура столь тесного контакта со снегом, ведь он до этого практиковал закаливающие процедуры крайне редко только в бане и то под хороший стакан.

Но, к своему приятному удивлению, после последнего кувырка он обнаружил, что чёрт оказался не таким уж страшным, как его малевали. Из неприятных моментов кружилась голова, горела спина и побаливали негнущиеся колени. Поэтому выматерившись для вида на улице он вернулся в дом, где обнаружил, что атмосфера в избушке резко поменялась на приподнятую, Пина улыбался так, что было видно все обломки его зубов во рту. И справедливости ради необходимо отметить, что Доктор спал в ту ночь как, говорят без задних ног.

Стасик (сила мёртвой воды)

К концу октября на улице уже установился стабильный зимний морозец. Жизнь в реабилитационном центре «Северное сияние» шла своим чередом. Реабилитяне писали и читали свои письменные работы, выполняли, как могли свои обязанности и неуклонно несли последствия за малейшие провинности и отклонения от лечебного курса. Для Доктора на третьем месяце пребывания в плену время словно остановилось. После освобождения из трюма что-то неуловимое изменилось внутри него, он просыпался и засыпал в одном и том же состоянии тихой ненависти ко всему окружающему миру и самому себе. Он делал все, что от него требовалось, но без малейшего интереса, «на автомате». Поэтому даже исполнение своей элементарной ответственности печника нередко оборачивалось для него полным фиаско со всеми вытекающими из этого обстоятельства последствиями. И, конечно же, главный герой искренне не понимал, почему его наказывали за сырые дрова, в которых он ясно видел причину всех своих несчастий. И, конечно же, он считал «диким рассказом»¹⁹³ утверждения Консулов и волонтёров о своём бездействии по Программе, рационализации и пассивном своеволии¹⁹⁴.

И вот в этот сложный реабилитационный период однажды ночью Доктора разбудила возня, происходящая в чилинарии. Заспанному Хаму, почивавшему на шконаре рядом с Докторским, было дано указание перебираться на верхний ярус, а на его место уложили привезённого и изрядно похмелённого новичка. Больше в эту ночь в чилинарии толком не уснул никто! При этом на бессонницу у каждого была своя индивидуальная веская причина и одно большое общее обстоятельство.

Три двухъярусных шконоря в чилинарии стояли буквой «П» как говорится «в притирочку» вплотную к стенам. В качестве перекладины буквы «П» стояла шикарная деревянная широченная детская кровать, на нижнем ярусе которой с самого приезда весьма вольготно расположился Доктор, а на верхней палубе покоился Боцман. Необходимо отметить, что для компактного мужичка Боцмана плацдарм был настолько просторен, что он ухитрялся хранить в кровати все тетради, секреты, запреты и умудрялся одеваться и заправлять спальное место, не слезая с него. Левая ножка «П» стояла у окна, где на обычную железную панцирную кровать на оба яруса были уложены большие кроватные мягкие пружинные матрасы. На нижнем ярусе обитал в почёте и уважении живой символ Первого дома, настоящий динозавр наркомании – почтенный дядя Витя. Его суммарный стаж употребления сильнодействующих химических веществ был равен возрасту Доктора, за плечами было несколько ходок в лагеря, и как при таком напряжённом образе жизни он вообще перевалил за шестидесятилетний рубеж, для всех оставалось неразрешимой загадкой. А над ним жил стремящийся в волонтёры Ёбургский «винтовар»¹⁹⁵ Борисыч, обладавший чутким сном и потому охранявший оконную форточку от желающих досрочно завершить курс реабилитации, улизнув через неё ночью на все четыре стороны. Ну а на противоположную ножку «П», на самое скромное в чилинарии спальное место и подселили новичка к Хаму.

Хам был обижен и возмущен до глубины души, потому что ему пришлось спешно покинуть своё место даже без постельного белья и подушки, т.к. заспанный волонтёр не хотел тратить на это драгоценное время своего сна. Кроме того, Хаму светила перспектива надолго застрять на самом стрёмном шконаре во всей хате, так как панцирная сетка на нём была растянута до беспредела и спина, спящего на этом месте, очень даже не отдыхала во сне. Он до утра тупо смотрел в потолок, проклиная состоятельных отца, дедушку и бабушку отправивших его сюда отдохнуть от любимой «водички».

Доктор не мог уснуть от распирающего его бешенства, так как грёбанный новичок улёгся на наспех заправленную постель в одежде ногами в сторону его головы и вонь от его далеко не первой свежести носков заставляла главного героя ворочаться с боку на бок и разгонять в себе абсолютно недобрые мысли и чувства по отношению к новому соседу. Кровать у Доктора и Боцмана была не особо жёстко скручена и при каждом Докторском стокилограммовом повороте на шконаре, начинало штормить верхнюю палубу маленького Боцмана. И тот, про себя проклиная массивного соседа, боялся расслабиться и уснуть, дабы не упасть во сне со второго яруса. По сложившейся у Боцмана в этом месте привычке он мысленно перемещался в свой родной Владивосток, вспоминал свои морские приключения, пытался выстроить причинно-следственные связи своего пребывания здесь и, конечно же, строил планы отмщения всем нехорошим людям так бесцеремонно вмешавшимся в его жизнь.

Ветеран наркодвижения дядя Витя негодовал по поводу подселения новобранца, так как в силу своего преклонного возраста больше всех страдал от тесноты в чилинарии и разбирал неправедную политику местной администрации, время от времени бурча в ночи вслух проклятия и ругательства в адрес Центровского начальства. И вся эта напряжённая аура совершенно не давала уснуть обладателю чуткого сна Борисычу, который, не стесняясь, ненавидел всех обитателей чилинария. Он и так имел пагубную привычку выражать эту ненависть, применяя подушку против периодически храпящих по ночам Доктора и Деда.

У старика первого лопнуло терпение, когда новичок, в Бог знает какой по счёту раз, шарахаясь в потёмках и сшибая всё на своём пути в ещё незнакомом для него месте, сходил типа до ветру, а на самом деле предпринял очередную попытку выклянчить у руководства стограммовую поправку здоровья. Дядя Витя в полный голос разразился многоэтажными матерными ругательствами и требованием к новобранцу прижать свою задницу и не отсвечивать, дабы не было беды. Тут же словно по цепной реакции Доктор так же, нисколько не стесняясь в выражениях, доходчиво как умел, объяснил бедолаге, что случится с его ногами, если он не развернёт их другую сторону. Робкие оправдания страдальца были встречены в штыки зловещими враждебными выпадами со стороны всех обитателей маленькой комнатки. Тому ничего не оставалось, как спешно заткнуться, раздеться в потёмках, переложить подушку в сторону Докторской головы и залезть под покрывало.

И только после этого Доктора осенила простая и ясная мысль, отчего же на самом деле им всем не спалось этой ночью! На него пахнуло таким смачным перегаром, что невольно передёрнулось всё тело как будто он сам намахнул стопку. Доктор сразу вспомнил недавнее объяснение Глебом действия тяговых процессов, когда тот высадил на тягу всю избушку, демонстративно наливая водку, только что прибывшему и ещё не отошедшему от похмелья дяде Феде. Все без исключения жильцы чилинария были неравнодушны к зелёному змию, и именно тяга была первопричиной всеобщей нервозности! Это умозаключение всколыхнуло внутри главного героя гамму новых неприятных чувств, какой-то уязвлённости и неловкости, от которых он тут же «убежал», разогнав сумасшедшую тягу воспоминаниями из употребушной жизни, благо атмосфера была подходящей. Лишь только под утро им овладела лёгкая дрёма.

Утром соседи по чилинарию узнали, что причину их ночных бедствий зовут Стасик, что ему под сорок лет и что он адвокат-алкоголик. Его внешний вид заслуживает отдельного описания. Когда он вылез из-под своего покрывала в растянутых плаварях и грязной майке-«алкашке» с опухшим одутловатым лицом на узких плечах и совершенно физически не развитом бледном теле, то вызвал массу позитивных эмоций у своих новых соседей. Все без исключения жильцы Первого дома посчитали своим долгом посарказничать над его майкой. Стасику определили в старшие братья Кота, и тот распираемый гордынькой ходил по дому и всем лил в уши, как ему всё это в хрен бы не брякало, и какой этот новый братец невменяемый.

Перед лекцией Глеб пригласил Доктора в консультантскую. Там кроме него был Зефир – здоровенный малолетний качок, Консул Второго дома.

– Ты изначально выбрал неправильную стратегию противостояния и конфронтации с лечебной командой. Но никогда не поздно внести коррективы в собственное поведение и допустить сотрудничество с персоналом Центра в чём-то не идущим в противоречие с твоими жизненными убеждениями – начал аккуратно плести паутину Великий Магистр.

– Да это вполне нормально, что ты «моросил»¹⁹⁶! Я вот вообще тебя прекрасно понимаю и даже уважаю, за то, что ты открыто, выражал свои несогласия и протесты, а не «шкерился»¹⁹⁷ как мышь подлючая по углам. У меня в своё время всё было точно так же! – выступил у Главного Консула на подтанцовке Зефир.

– Я хочу тебя попросить помочь освоиться здесь новичку Стасу. Кот не потянет, случай очень сложный, а разница в возрасте и социальной среде обитания им только мешать будет. А вы с ним ровесники, оба образованные, легче найдёте общие точки соприкосновения – продолжал умело расставлять сети Борода, внимательно изучая при этом малейшие телесные реакции Доктора.

– Я подчёркиваю, что это просьба. Ты подумай, можешь отказаться без последствий, но с ответом не тяни. А от себя хочу добавить, что я бы тебе посоветовал этот инструмент для собственного развития. Анализ ты писать научился, в работах разбираешься, ответственность везёшь. Ты останавливаешься в развитии, и тебе просто становится здесь скучно. Да и не буду скрывать, что в конечном итоге срок твоего пребывания здесь зависит напрямую от твоих правильных действий! – подытожил вербовку Духовный Наставник.

На перекуре Доктор, несмотря на то что решение им уже было практически принято, посоветовался на эту тему с Подробным и Боцманом. Бывший старший брат предлагал соскочить с новой ответственности раз дали такой шанс. Боцман глубокомысленно предостерегал, что отказ Глебу в просьбе может быть чреват труднопредсказуемыми последствиями в будущем. Поскольку собственные умозаключения Доктора совпадали с позицией Боцмана, да и желание поскорей убраться отсюда, было умело подогрето опытным вербовщиком, то он уже после обеда дал своё согласие Глебу. И с этого момента реабилитационная жизнь главного героя была окрашена яркой насыщенной палитрой новых красок! Скучать точно стало некогда!

Погремуха к новому брату так и не прилипла. Имя Стасик как нельзя лучше отображало всю нелепую беспомощную сущность этого персонажа. На его примере в прошлом успешного юриста, ведущего серьёзные резонансные дела известных в областном центре хозяйствующих субъектов, о которых были наслышаны и сам Доктор и Подробный, Глебом регулярно наглядно демонстрировалась та бездонная пропасть, в которую сталкивал зависимого человека легально продающийся алкоголь. К сорока годам регулярно закладывающий за воротник Стасик деградировал профессионально, скатившись с вершин адвокатского Олимпа до нерегулярных низкооплачиваемых бытовых тяжб. От него отказалась жена, его презирала приёмная дочь, которую он воспитывал с самого детства как родную. Терпение его матери лопнуло, после того как соседи сообщили ей, что её сын уже несколько часов катается в лифте в их подъезде валяясь в луже собственной мочи и она была вынуждена принять непростое, в виду ограниченности в деньгах, для себя решение об отправке непутевого сына в реабилитационный центр.

На примере Стасика Доктор смог как следует познакомиться и с уникальным явлением, которое здесь называли «алкогольная гордыня или броня». Проявлением этого феномена было то, что алкоголики с нескрываемым презрением сверху вниз смотрели на наркоманов в силу узаконенности и общедоступности употребляемой ими отравы. Они мастерски возводили непреодолимые самостоятельно барьеры в принятии и признании своей болезни, всячески минимизируя, а то и вовсе отрицая свою проблему, что продлевало и усложняло курс их реабилитации. Хотя Доктору, как и всем остальным, было наглядно очевидно, насколько это безжалостное химическое вещество нанесло, возможно, даже непоправимый удар по личности Стасика.

Стасик мог поутру беспричинно выкатить из-под кровати, и закатить обратно свой ящик раз десять, так ничего из него и не взяв. Этим повторяющимся изо дня в день ритуалом он неизменно вызывал дружный хохот обитателей чилинария. Почтенный дядя Витя его иначе как чудиком и не называл, а ржать над Стасиком мог часами не уставая. Бедолага постоянно, что-то терял, что-то забывал, при этом строя как ему казалось стройную логическую цепочку оправданий в свою защиту. В силу неминуемых за эти провинности последствий он двигался по дому как новогодняя ёлка весь увешанный брёвнами и пятилитровками¹⁹⁸ с водой. Доктор по-братски солидарно делил с ним последствия и ни разу за первые две недели существования их братского тандема не лёг спать по отбою, так как они постоянно, что-то писали на последствиях. Единственным облегчением для Дока с появлением в его жизни этого нескладного персонажа стало то, что новоиспечённому младшему братцу отошла ответственность коридорного, и миссия старшего брата заключалась лишь в сопровождении его за чистой водой в баню и обратно для слива грязной воды в выгребную яму.

Товарищи, видя злоключения Доктора, не бросили его на произвол судьбы. Фага, Вмазур и Зёма хоть и без особого энтузиазма, но всё же соглашались приглядывать за Стасиком, когда Док был занят. Дело в том, что младшего брата по правилам Центра нельзя было оставлять без присмотра под страхом последствий. А неугомонный Стасик умудрялся свинтить у Фаги из-под носа в неизвестном направлении, пока тот завязывал шнурки. Доктор так же был очень благодарен и признателен терпеливым Боцману и Подробному, за то, что они разделили с ним тяжкий труд по преодолению алкашной упёртости Стасика при разжёвывании ему азов программной писанины. Глеб для скорейшего преодоления состояния острого абстинентного синдрома рекомендовал Стасику обливаться каждые два часа на первых порах и Доктор, не давая братцу пропустить ни одной водной процедуры, испытывал от вида, трясущегося с непривычки от холода юриста какое-то садистское удовлетворение.

В одно совсем не прекрасное утро терпение Доктора всё же лопнуло от братских выкрутасов и он, замахнувшись чуть было не ударил Стасика в последний миг, изменив траекторию своего кулака, который прошёл совсем рядом с бестолковой физиономией Стасика. Доктор увидел, что придурошный брат даже не успел испугаться, не пытаясь ни защититься, ни увернуться от удара и быстрая мысль, словно молния прошила его разум:

«Так ведь он же не придуривается! И не издевается надо мной! У него на самом деле с башкой не беда, а прямо горе конкретное! А я…».

И Доктор моментально испытал острейшую неловкость от того, что чуть не ударил убогого. С этого момента Док даже и мысли не допускал о рукоприкладстве по отношению к Стасу, хотя такие «доброжелатели» как Казах, Борисыч, Кот и Китаец со всех сторон пытались спровоцировать его на это. А с наступлением крепких зимних морозов Высшая Сила поощрила главного героя за проявленные терпение и терпимость в виде тёплого солдатского бушлатика ещё советского образца, который прислала Стасику заботливая сердобольная матушка и которым он иногда по доброте душевной делился со старшим братом.

Корона (невидимая длань оздоровления)

Вечером в воскресенье буквально перед своим отъездом домой Великий Магистр, картинно вскинул руки перед всей группой и начал себя критиковать перед всем бараком, наигранно сокрушаясь по поводу своей забывчивости. Как оказалось, он допустил огромную оплошность, и вся прошедшая неделя пропала зря, можно сказать была вычеркнута из жизни группы понапрасну, поскольку они прервали свою ставшей уже «доброй» традицией работу с дефектами характера с применением подручных средств визуализации, наглядных пособий или «гаджетов». Конечно же, он в своей буффонаде не забыл упомянуть и о вкладе группы в этот досадный прокол в групповой терапии.

Но простое и эффективное решение о возмещении причинённого ущерба лечебному плану было найдено практически сразу на глазах у опешивших и ошалевших от всех этих постанов жильцов Первого дома. Он торжественно поручил сменявшему его на посту консультанта Большому, как человеку, на которого действительно можно положиться в трудную минуту и доверить ответственное дело регулярно производить ежевечерние розыгрыши в местной лотерее «О несчастливчик». Дефектом недели с безвыходного молчаливого согласия коллектива была объявлена гордыня, а суточным гаджетом для ношения выбрана Аслановская корона, укороченная по этому случаю на целых двадцать сантиметров, то есть метровой высоты.

А когда Главный Терапевт призвал всех участников голосования особенно пристально обращать внимание не на явное проявление гордыни, как например, у Доктора, а на гордыньку скрытную и вроде бы не заметную, то у главного героя ёкнуло внутри. Он в этот момент встретился взглядом с Гладковыбритым Духовным Наставником и сразу понял, что всё пропало. Не откладывая в долгий ящик, было проведено тайное голосование и большинством голосов, ловко подсчитанных Борисычем, царская регалия была водружена на голову безотказного Кота. В понедельник царскую шапку нахлобучили на Боцмана, так как якобы некоторые индивидуумы затаили на него обиду по результатам проводимого им каждый понедельник мероприятия «Дефектовка»¹⁹⁹. Во вторник чести носить корону был удостоен Вмазур. В среду на лекции, в связи с этим возникла комичная ситуация встречи короля и королевы, так как Малина с Пятого дома пришла с аналогичным украшением.

В этом месте хотелось бы особо отметить, что все эти сюрреалистические карнавалы проходили в двадцать первом веке на глазах у жителей не совсем уж и глухой деревни. Реабилитяне двигались по колхозу в своих безумных нарядах, неизменно вызывая понятную оживлённую реакцию у аборигенов. Для проведения спортивных мероприятий по взаимной договорённости между Центром и местной властью использовался стадион местной школы, где пусть и не многочисленные учителя, ученики и их родители, а также проходящие мимо зеваки могли наблюдать за матчем весёлых футбольных команд. «Спортсмены» бегали с лопатами, вёдрами или вентиляторами в руках, с плакатами или бутылками на шее, в коронах, милицейских пилотках или колпаках на голове, с крыльями, чемоданами или табуретками, привязанными к спине.

Самым упакованным в плане маскарадного наряда за всю историю Докторской реабилитации был долго скрывающийся в личине порядочного алкоголика «солевичок»²⁰⁰ Сидор, поживший на всех домах. В пору его проживания на Втором доме молодой озорной затейник Консул Заноза нарядил бедолагу Сидора в костюм Владыки-трансформера, состоящего из одиннадцати элементов. Духовный Наставник убедил своего заблудшего подопечного поменять сто десять гербов последствий за анализ чувств, которые этот убогий алкосолевик не написал бы и до обеда следующего дня на день позора. Волонтёры Второго дома проявили рвение и смекалку, облачив туловище, руки и ноги проштрафившегося в картонные доспехи, слепленные скотчем. На его башку водрузили картонную корону, спину покрыли плащом из простыни, а в руки вручили посох из черенка, обёрнутого фольгой и увенчанного новогодним ёлочным шариком.

В среду на вечернем групповом голосовании неожиданно победил Японец. У Доктора и до этого результата были определённые сомнения по поводу честности проведения процедуры и подсчёта итогов со стороны Борисыча. Но после «убедительного» выигрыша Япончика, у которого именно в этот день обострились отношения с бывшим лучшим товарищем по прошлой реабилитации Большим, для неопределённости больше не оставалось места. В четверг, несмотря на то что всю неделю Доктор тщательнейшим образом скрывал и подавлял любые проявления гордыни, корона досталась ему. Оставалось только признать тот факт, что он сам попался в ловушку, изначально приняв правила игры и участвуя в голосовании против других. Утратив по этой причине моральное право на отказ от несения данного последствия, ему ничего не оставалось делать, как после ужина натянуть треклятую поделку из блестящей теплоизоляции на голову и качественно давить бурлящие и клокочущие внутри него чувства.

На вечернем анализе чувств высоченный головной убор не позволял главному герою сидеть на привычном нижнем ярусе кровати в облюбованном дальнем углу. Вынужденно передислоцировавшись на лавку у стены между двумя рядами шконарей на которых, располагались другие участники группы Док ощущал себя конченым старым ослом в центре всеобщего внимания. Особенно остро он ощущал стыд и позор, когда в общий зал заглядывал Большой и, улыбаясь, подмигивал ему, отпуская какую-нибудь обидную реплику, после чего два десятка пар глаз реабилитян весело поворачивались в его сторону. Стараясь не подавать вида, он сидел и мысленно проклиная своих старых тупых идиотов родителей, строил планы ужасной неминуемой мести им и местным деятелям АN. Облегчение в этот день пришло лишь с подготовкой к отбою, когда он смог снять ненавистный реквизит и спрятать его в свой ящик на ночь.

Утро следующего дня у главного героя было очень поганым. Вчерашние чувства никуда не делись, корона тоже. Она серьёзно мешала и сковывала движения, приходилось пригибаться и в каждом дверном проёме, и в сортире. Когда пришло время растапливать печку, Доктор предусмотрительно снял стесняющий свободное перемещение головы пожароопасный атрибут с башни и поставил рядом на табурет. Печка как обычно не хотела разгораться, чувствишки внутри играли как забродившая бражка, распирая и просясь вырваться наружу. Всё внимание печника занимал трижды проклятый отопительный прибор и когда, наконец, долгожданные огоньки пламени охватили потрескивающие дрова, он, к своему великому ужасу, обнаружил, что короны на табурете больше нет. Мгновенно сообразив, что это означало, что её украли он кинулся в зал и категорически потребовал её отдать у Казаха, так как, по его мнению, только этот губастый монголоид мог себе позволить сотворить ему такую подлянку.

За утрату гаджета полагалось продление срока его ношения, и возникшая, в связи с этим обстоятельством очередная порция негативных чувств переполнила чашу терпения Доктора, и та начала разбрызгиваться через край и в виде эмоционального взрыва и компульсивных²⁰¹ поступков. Казах, проявляя житейскую мудрость, даже не стал обижаться и заострять внимание на дерзком и вызывающем выпаде в его волонтёрскую сторону со стороны резидента, решительно отвергнул обвинения в своей причастности к похищению царской шапки. Кто-то из ребят подсказал Доктору, что кража – это дело рук Большого и тот стремительно направился в консультантскую. Лысый Консул не стал отпираться и, вернув корону её обладателю поучительно заметил, что не стоит летать в облаках, а нужно внимательно следить за своим имуществом находясь «здесь и сейчас». Доктор предпочёл задавить свои чувства и не вступать в рискованную полемику, аккуратно огрызнувшись для приличия. Понятное дело, что без вечернего голосования он продолжал двигаться в короне и в следующие сутки.

Большому же он решил отомстить чуть погодя при удобном случае тем более и какой-никакой компроматик на него уже имелся. Гладковыбритый Духовный Лидер имел привычку иногда по вечерам совершать прогулки по деревне в гордом одиночестве, а по возвращению его тянуло на продолжительные сольные выступления перед народом. И всё бы было ничего, но его не особо наполненная глубоким смыслом речь пересохшими с белым налётом губами, частенько прерываемая на утоление мучавшей его при этом жажды и стеклянные зрачки глаз, наводили опытных и внимательных Доктора, Боцмана и Фагундеса на определённые размышления о чём они и перешёптывались друг с другом. Не хватало лишь доказательств…А так в среде анонимных ходили душещипательные истории об обдолбанных консультантах, вещавших за трезвость своим подопечным.

В субботу на улице была прекрасная умеренно тёплая погода, снежок без ветра валил хлопьями. Доктор на хозработы был определён на дрова, а колка дров была замечательным и уже многократно опробованным инструментом для работы с подавлением чувств. А надавил этих самых чувств главный герой за последние дни по самое не балуйся. Выбрав свой любимый острый колун с длинной ручкой, поставив объёмистый кругляк на колоду, и попытавшись, как следует размахнуться, он сразу оценил, что метровый головной убор не позволит ему это сделать. Обосновав и согласовав свои действия с Подробным, он снял и на время хозов повесил корону тут же рядом на ветку дерева и принялся колоть дрова, физически выкладываясь в процесс по полной программе. По мере увеличения физической нагрузки, поглощения богатого кислородом деревенского воздуха и весёлого общения с другими дровосеками настроение улучшалось.

Но модель зависимого поведения старого нарка неизбежно взяла, вверх и неосознанно захотев получить ещё больше положительных эмоций, он принялся потешаться над Асланом. Асланчик работал с ними, но по своей обычной привычке «вил петли» избегая тяжёлых физических нагрузок, руководил перетаскиванием дров двумя абстинентами: своим братом дядей Федей и братом Доктора Стасиком. Почтенный дядя Витя тоже входил в их шайку, но предпочитал укладывать дрова в дровянике, где у него якобы не так мёрз единственный кроме большого уцелевший, но покалеченный средний палец на правой руке и где он мог без «палева» посидеть и покурить спокойно.

Аслан по своему обыкновению стойко относился к Докторскому сарказму, благодаря программному и житейскому опыту грамотно выстраивая логическую линию защиты и время от времени переходя в эффектные контратаки. Доктор с самых первых словесных поединков с Асланом брал из них себе на вооружение довольно много нужного и полезного. Но в этот день его нестабильное эмоциональное состояние уводило его в совершенно ненужное русло второсортных шуточек на тему неисправимости Аслана тут же подхваченных всем коллективом.

Не считая нужным оправдываться перед толпой нарков, Аслан сильно обиделся на Доктора, и это было явно заметно. Высшая Сила тут же покарала главного героя за неправедный поступок – он забыл свою грёбанную корону на ветке, а когда опомнился, было уже поздно. Теперь сутки его украшало ещё и бревно!