Борис Петров
nD^x мiра
Глава 18. Как я сбежала
За нами пригнали автобус. Опять эти военные, от них воняет, как от того военного, когда наш автобус кто-то остановил, а маму и других увезли. Но от этих воняет еще водкой и гарью, а еще колбасой и еще какой-то гадостью. Так воняло от алкашей в соседнем дворе, мама всегда обходила их стороной.
Нас затолкали в автобус, хорошо, что у нас все вещи были собраны. Вечером приходил один военный, он не злой, как эти. Он предупредил, и мы собрались. Взрослым тоже разрешили ехать с нами, но не всем. Двух учителей мужчин увели куда-то, разрешили только тетям.
Мы друг друга называли по именам, я забыла их, как будто бы кто-то ластиком прошелся у меня в голове. Хочу вспомнить и не могу. Лица помню, все помню, но не помню имен. Я спросила, куда нас везут, слишком громко спросила. Военные впереди так зло смотрели на нас, что я надолго замолчала.
Мы ехали очень долго, редко останавливались, когда надо было в туалет. А как малышам быть, они же не могут терпеть так долго!
Поздно, уже было темно, я спросила у нашей учительницы, куда мы едем. Она шепотом сказала, что нас увозят. Я спросила куда, а она не ответила. И тогда я решила бежать. Если меня увезут далеко, меня папа и мама не найдут.
Я долго думала, как это сделать. Мы останавливались в таких местах, где ничего не было, а где город или мой дом я не знала.
Нас привезли в какой-то город. Я здесь никогда не была. Пока военные разбирались, я и еще пара ребят сбежали. Я сразу выбрала, куда побегу, спрячусь в парке. Никто за нами не бежал, я слышала выстрелы, но выстрелы были повсюду. По-моему стреляли каждый день и ночью, а кто и в кого я не знала. Меня учили, что когда стреляют, надо упасть на землю и ждать, пока не прекратят.
Когда выстрелы кончились, я пошла. Я долго шла, пока не вышла на страшные улицы. Там лежали люди на тротуаре, на дороге. Тигр закрыл мне глаза и запретил смотреть. Я побежала, сворачивала на другие улицы, но там было еще больше людей. Они просто лежали и все. Сейчас я знаю, что они были все мертвые.
Так получилось, что я выбежала прямо на страшные машины. На них была нарисована змея или буква такая, вроде похожа на букву. Такая буква, как змея, которая готова броситься на тебя. Я видела это в зоопарке, тогда кобра бросилась на нас с папой, хорошо, что там было крепкое стекло.
Черные змеи двигались прямо на меня. Я закричала и побежала от них куда-то. Я не видела, куда бегу. Раздались выстрелы отовсюду. Я увидела, как одна черная плюнула огнем. Огненная оса пролетела так близко, что было жарко. Раздались взрывы, и кто-то больно ударил меня в спину. Я упала в черную яму, такие остаются после бомб или ракет, я уже знаю все. Они все стреляли и стреляли, я лежала на дне, тигр защищал меня. Ему было больно, в него попали, но он даже не заскулил, не заплакал.
Взрыв прогремел совсем рядом. Я больше ничего не помню. У меня до сих пор правое ухо почти не слышит, а левое иногда заложит так, что я глохну. Мама хочет отвезти меня в больницу, но это далеко и сложно. У взрослых все очень сложно.
Я мало помню. Я заболела, очень сильно. У меня была высокая температура. Мы жили в подвале, шесть человек и я. Они нашли меня, не знаю как, не помню.
Там были дедушка и бабушка, их дочь и ее подруга с детьми, мальчиком и девочкой. Они все прятались от бомбежек, от военных. Им разрешили жить в этом подвале, а дом разграбили. В доме жить было опасно и страшно, могли разбомбить или просто обстрелять.
Они нашли мою маму. Мне написали на бумажке мое имя и про родителей, это еще в больнице сделали. Я даже смогла немного с мамой поговорить по телефону, минуту или меньше. Телефон почти не работал, интернета тоже не было. Не понимаю, куда он мог деться? Папа мне рассказывал, что он в воздухе, в небе, как же его могли забрать?
Мы очень долго ждали, когда можно было бы уехать. Алена прятала машину в старом сарае, чтобы никто не украл. Дедушка и бабушка остались в своем доме, они не хотели уезжать. Я их понимаю, я бы тоже свой дом не бросила!
Мы уехали, когда я еще болела. Не все военные плохие, были хорошие. Они привезли лекарства для меня и дали пропуск или что-то такое. Я помню, что машина была вся в белых простынях, что мы ехали очень медленно, и нас часто останавливали. И больше ничего не помню… рядом была мама, а Алены, Оли и Славки с Римой не было. Я маме рассказала, что тигр меня спасал, она знала это тоже. Я говорила, что тигр знает, что папа вернется к нам, обязательно вернется.
Леся не хочет дальше рассказывать. Она что-то помнит, вспоминает, но молчит, а если спросить, то плачет и убегает. Я расспрашивала ее маму Марину, но она тоже начинает плакать. Я знаю, что Леся две недели лежала в больнице, прежде чем попасть в наш лагерь беженцев. Когда мы познакомились, я вычистила и зашила ее тигра. Кто-то вшил в него кусок бронежилета, такая очень твердая ткань. Я папе отправила фото, он мне все объяснил.
Мы живем все вместе, в одной квартире. Леся не знает, но она каждую ночь кричит во сне, а утром забывает. И хорошо, что забывает. Она у нас героиня, большинство из нас успели выехать до настоящей войны. Ее мама Марина сбежала от врагов, она это рассказывала моей маме, а мне не хочет. Она всего боится, и она седая. Мама запрещает мне расспрашивать Марину, но она мне обещала, что расскажет, но потом, когда сможет успокоиться.
Мы все ждем, когда вернутся наши отцы. Мы общаемся, переписываемся в телеге. Редко, я бы хотела каждый день, но там плохо со связью. Я верю, нет, знаю, что они вернутся очень скоро. Это мне тигр рассказал, он настоящий, живой, мы все это знаем.
Если что, это Женя написала.
Глава 19. Последняя
Мы живем в маленьком городке. Нас много, и все мы из разных мест. Я и не знала, что наша страна такая большая. Мы живем в другой стране, она тоже очень большая. Здесь хорошие и добрые люди, но мне не нравится, что они смотрят на нас так жалостливо. Не надо, мы же сильные и сами справимся!
Сначала нам с мамой было здесь нелегко. Мы привыкли говорить по-русски, как и Женя с мамой Наташей. Я хорошо всех понимаю и меня понимают, зачем нас делить на правильных и неправильных? С папой я разговариваю на нескольких языках, он начал учить меня английскому. Мне нравится с ним учиться, с ним легко и весело, и он не придирается по каждому поводу!
Я думаю, нет, я уверена, что дети умнее взрослых. Вот так, получайте!
Мы обязательно вернемся домой. Не знаю, когда это будет, никто этого не знает. Я вновь увижу своих друзей, буду рада всем, даже тем противным мальчишкам. Не важно, я скучаю по всем, даже по глупому ротвейлеру и его хозяину. Да, мы станем взрослее, уже не будем такими глупыми, мы же будем ходить в школу. Но, честно говоря, я не думаю, что школа сделает меня еще умнее. Мне кажется, туда просто сдают детей на время, пока родители на работе.
Это была шутка, если кто не понял. Так вот, мы вернемся домой. И все будет хорошо. Здесь тоже хорошо, нас не обижают, есть с кем поиграть. Я чувствую себя здесь не своей, Женя говорит, что мы здесь чужие. А как мы можем быть чужими, если все мы люди? Есть мальчики и девочки, мужчины и женщины, и все мы люди. Зачем взрослые делятся постоянно на что-то, я так и не понимаю, на что.
Сейчас я понимаю, что у меня, у мамы, у папы, у Жени и ее мамы – у всех нас отняли что-то. Нам это не вернут, никогда и никто не сможет вернуть. Я не знаю, как это описать, просто чувствую.
Женя плачет от моих слов. Она вообще часто плачет, как взрослые. Ей всего двенадцать лет, а мне часто кажется, что она уже постарела, немного, совсем чуть-чуть. Она иногда смотрит также как моя мама, как ее мама, как многие мамы здесь. Я боюсь их взгляда.
Взрослые вообще часто и много плачут, особенно, если я что-нибудь ляпну такое. Женя объясняла мне, что они боятся правды. Тогда я не хочу быть взрослой, не хочу взрослеть, не хочу бояться.
Иногда взрослые не замечают нас детей и говорят о войне. Я, наконец, запомнила это слово. Странно, в нем нет ничего такого, раньше я бы и не обратила на него внимание. У нас во дворе мальчишки часто играли в войнушку, я тоже играла, была медсестрой. Сейчас я вздрагиваю от него, мама не видит, я прячусь, не хочу ее лишний раз расстраивать. Что-то есть в этом слове такое плохое, очень плохое. Я еще ребенок и не должна понимать, так мне говорят взрослые. А зачем это понимать, если я и так знаю, что это, что это очень плохо.
Мама обещает мне, что устроит для меня настоящий День Рождения. Нет, не хочу я День Рождения! Пусть вернется папа, пусть возвращается поскорее. Так уж и быть, переживу без подарков, я уже подросла и поумнела, куклы подождут. От торта не откажусь, торт пусть будет ))))
И последнее слово или много слов )). Спасибо Жене, что она все это написала. Я рассказывала, а она записывала на диктофон, потом что-то сделала на своем планшете, и мои слова стали текстом. Я тоже научусь этому, но потом. Мне хочется научиться писать самой, я даже попробовала, написала одно предложение и так устала! Женя прочитала все сначала мне, и это странно как-то. Мне казалось, что это не я, не обо мне, а о ком-то другом. Жаль, что это было… если бы мне попалась золотая рыбка, я бы попросила ее сделать так, чтобы ничего этого никогда не было – никогда-никогда! Золотая рыбка бывает только в сказках – это я знаю точно, а жаль. И я знаю, что жизнь страшнее любой сказки.
21 апреля 2022 г.
