Борис Петров
nD^x мiра
7
В ЦУПе остался один оператор, остальные вышли на полчаса одновременно, нарушая положенный регламент посменного перерыва. Всем до дрожи хотелось курить, только один оператор не курил и остался дежурить. Легенда была простая: из-за нервов у операторов прихватило живот, что и было внесено в журнал и верифицировано камерами слежения, все спрятались в туалете.
Оператор суетился. Он набивал команды судорожно, будто бы в его руках что-то горело, но бросить это он никак не мог, поэтому очень торопился. Маленькая голова часто оглядывалась назад, место у него было неудобное, входную дверь не было видно, и каждый шорох, скрип или писк вызывал в нем приступ паники. Если бы кто-нибудь сейчас вошел и спросил, что он делает, то оператор, скорее всего, тут же бы во всем признался.
– Вы совершаете большую ошибку, лейтенант Осипов, – прозвучал спокойный механический голос МАРКа.
– А?! – оператор вскочил с места, закрывая тщедушным телом монитор, но, поняв, что это МАРК, быстро сел на место, еще быстрее стуча по мягким клавишам.
– Я предлагаю вам прекратить и все доложить вашему начальству. Поверьте, вероятность вашей гибели была мной рассчитана, и она больше, чем единица, – также спокойно сказал МАРК. – Все ваши действия бесполезны и вредны в первую очередь вам.
– Да замолчишь ты! – сквозь зубы прошипел оператор, шаря по груди слепыми пальцами. Он не с первого раза расстегнул молнию внутреннего кармана и вытащил сложенный военный билет. Разложив его наполовину, он ввел коды, глухо стуча в гибкий экран планшета, будто бы требовалось с силой вносить сложные коды. Больше всего на свете он боялся сейчас, что вызубренные, вбитые коды доступа он забыл или перепутал последовательность. В школе, а потом в военном училище он блистал своей феноменальной и бесполезной памятью, способность запоминать буквенно-цифровые последовательности длиной более 25000 знаков, в остальном же он был более чем заурядным. Школьная комиссия с начала старшей школы определила его на военную службу, и он пошел учиться на шифровальщика, так и не поняв толком этой специальности. – Все, ты проиграл, МАРК!
Осипов торжествующе ткнул пальцем в кнопку «Выполнить», и мониторы оператора мигом погасли.
– У вас ничего не выйдет. Вы не знаете основы, базиса моей программы, – сказал МАРК и умолк. С центральных мониторов пропали графики, полетные карты, осталось одно меню ввода команд на всех экранах одновременно. ЦУП перешел в ручное управление с ограничением функций, но эту ремарку было плохо видно на бесконечной черноте экрана, глаз выхватывал мигающий белый курсор, и Осипову стало безумно страшно.
Он поспешно разложил свой военный билет полностью, получалась небольшая карта формата А3, гибкая, легкая, которую можно было положить на любой пень или камень, если вдруг начнутся учения. Как же Осипов ненавидел учения, всегда отстающий, неизвестно как еще получивший звание лейтенанта. Он-то знал, как ему присвоили звание, сколько труда и унижений он перенес, вступив в партию. Как вынужденно терпел насмешки, плевки в свой адрес, как его здесь унизила эта медсестра, отказавшая в сексе, публично выставив его дураком. Как он ненавидел майора, к комиссару относился доброжелательно, он ему нравился, и тот открыто не презирал его, мог подолгу разговаривать и смотреть так проникновенно в глаза. Его он оставит в живых, а вот этого Ржавого, особенно его, расстреляет самостоятельно. Как жаль, что он ушел в разведку, не увидит, как его милую…
Из раздумий его вырвали голоса, но победная гадкая улыбка не сходила с губ. Он не мог ничего с собой поделать – два часа, каких-то два часа и вы все будете уничтожены! Вспомнив про планшет, он лихорадочно стал ломать гибкий экран, не поддававшийся, недоуменно мигающий. Экран погас, приняв верное решение обесточить устройство. Осипов вспомнил, как его учили избавляться от него и, резко вскочив, голоса офицеров были уже у самой двери, они остановились, что-то бурно обсуждая, он бросился к выходу, столкнувшись с ними.
– Серега, ты куда? – удивленно спросили его, но он не ответил. Один из офицеров предположил, что, наверное, срать, и все разом заржали, чего еще ожидать от этого доходяги?
Осипов добежал до шлюза на второй уровень, ведущий к тоннелям пусковых шахт. Пришлось включить планшет, шлюз верифицировал его код доступа и массивная дверь бесшумно раскрылась. Осипов вбежал, сунул планшет в щель между петлями. Дверь также бесшумно закрылась, не заметив преграды, а военный билет был раздавлен, мелкая крошка посыпалась на пол к ногам Осипова. Все, он все сделал, как его инструктировали! Радость переполняла его. Он дернулся было выйти, но валидатор упрямо отказывал, не находя кода доступа. Для машины он был теперь простым солдатом, который должен был здесь появляться в присутствии офицера или бригадира. Поняв, в какую ловушку он попал, Осипов яростно затарабанил по двери шлюза, что-то кричал, звал на помощь, забыв о том, что сам отключил общую систему, перевел систему в ручной режим. Его вопли зафиксировали, расшифровали, камера засняла лицо, искаженное гневом и страхом, но теперь оператор должен был сам в ворохе сообщений найти его и отправить караул, а его, Осипова, в изолятор до выяснения обстоятельств. Ничего он уже не помнил, а истерил, кричал, бился об стальную дверь.
По широкой дороге медленно двигалась колонна грузовиков, занимая все полосы, для встречного движения оставили крайнюю правую полосу, по которой курсировал робот-наблюдатель, считывая информацию с грузовых машин, давая указания роботам грузовиков, как следует перестраиваться на перекрестке, отправляя потоки по всем направлениям, чтобы увеличить скорость эвакуации. Город бежал, его спешно вывозили, заталкивая непонимающих сонных горожан в автобусы, позволяя взять с собой не больше двух кубических метров вещей. Работа шла в авральном режиме, все нервничали, кроме роботов, делавших свою работу молча и слаженно. Напуганные люди доверились технике, видя в этих безмолвных машинах больше , чем в бледных и напряженных лицах военных, не знавших или не хотевших объяснять, что происходит. Беженцы не верили военным, думая, что те, как это всегда бывало в прошлом, замалчивают правду, что она гораздо страшнее, чем временная эвакуация, что уже полстраны захвачено врагом, что города повержены, а по бескрайним полям и лесам гуляет радиоактивный ветер, и что горы не дают ему попасть сюда, в этот спасительный край, последнюю цитадель сопротивления. Много, очень много разных теорий строили беженцы, передавая шепотом «последние новости», которые «по секрету» шепнул вон тот капитан или старлей. Как правило, на должность информатора выбирали самого молчаливого и сурового офицера, у такого не посмеешь и переспросить.
Колонна грузовиков растеклась по руслам дорог, уводя за собой автобусы. Пассажиры очень волновались, не понимая, почему их разделяют, куда их везут, забывая про известную с детства дорожную сеть, придумывая новые и новые теории, пугая других и себя. Тихая паника неторопливо накрывала всех, включая военных, и молчаливая уверенность роботов давала последний шанс не скатиться в пропасть. И люди держались, ждали, пресекая тревожный шепот, чтобы через мгновение начать шептаться заново, не в силах совладать с растревоженным воображением.
– Товарищ капитан, разрешите доложить! – в палатку наблюдательного пункта вошел сержант, отточенными движениями откозыряв офицерам, сидящим за столами, наблюдая за ходом эвакуации на большом гибком экране, разделенном на 36 частей.
– Разрешаю, – кивнул капитан, следя за закрытой дорогой, она вела из города в горы, эвакуация шла в обратном направлении, расползаясь по равнине. Дорога в горы была перекрыта техникой, их штаб стоял на ней, чуть поодаль левой обочины. Техника и солдаты откровенно скучали, вальяжно неся караул.
– Товарищ капитан, разведка доложила, что к нам движется колонна из шести спецмашин. Это штурмовые БТРы, не наши. На позывные не отзываются, маяки отключены.
– Так, интересно, – капитан постучал пальцами по столу, камеры еще не фиксировали колонну, она была далеко, разведчики передали, что чуть более десяти минут до входа в зону наблюдения.
– Может из «отдела»? – спросил сидевший рядом старлей.
– Да, они не считают нужным заявлять о себе, – подтвердил другой капитан, сидевший в конце штаба и крутивший в руках электронную сигарету.
– Обязаны заявлять о себе. Нас никто не предупреждал. Даю команду – готовность №1! – зычно скомандовал капитан.
– Есть! Готовность №1! – подтвердили офицеры, часть вышла из палатки, и снаружи раздались громкие и четкие команды. Штаб зашевелился, задвигалась техника, зашумели голоса, перекрываемые гулом моторов.
– Так, Ефремов, – обратился капитан к сержанту. – Дуй на первый пост, предупреди всех. В бой не вступать, пропустить, самим укрыться. Будешь нашими глазами, понял?
– Все понял! Разрешите исполнять? – откозырял молоденький сержант, высокий, с первым пушком под носом, который он не хотел брить, как требовал устав. В глазах молодого человека был вопрос, который был у всех в голове, а у большинства и на лице. – Это война, Ефремов, не учения.
– Так с кем воюем? – удивился капитан в конце палатки. Он зажег сигарету и пускал клубы прозрачного дыма.
– Как всегда, с нами воюют, –глухо ответил капитан.
Шесть блестящих машин, переливающихся на солнце разноцветными полосками, так что было сложно сразу понять их форму и габариты, а камеры фиксировали яркое светящееся пятно, неслись по трассе, выстроившись клином. Первые три машины были с массивными лопатами, как у большого бульдозера, совмещенные в крепкий конус, из-под которого торчала еле заметная линия стволов, чернотой зева уничтожавших пространство. Если вглядеться в эти раскрытые бездонные рты, то станет казаться, что мир вот-вот треснет, что они пожирают его, как ненасытное чудище из древних легенд, давно и начисто вырванных из памяти общества, но оживавших в памяти человека во время смертельной опасности.
Три оставшиеся машины шли на небольшом расстоянии, выстроившись по диагонали. Из них ничего не торчало, они были гладкие и походили больше на космический челнок.
Машины вырвались из тоннеля и оказались на открытом пространстве у первого поста. Техника стояла посреди дороги так, чтобы оставалась только одна полоса. Из черных пастей вырвались тонны огня, и огненные шмели впились в БТРы и грузовики. Техника вспыхнула моментально, пораженная тысячами градусов, сгорая прямо на глазах. Ее горящие останки три бульдозера смели как пушинку, немного замедлив ход во время удара. Из трех машин сзади вырвались клубы газа, накрывая за собой все смертельным туманом.
У штаба их уже ждали, выстроив технику в боевом порядке. Солдаты и офицеры были в противогазах, спрятавшись за укреплениями, готовые без команды открыть огонь на поражение. С первого поста успели передать все, быстрее, чем выжившие датчики и анализаторы определили тип газа, что все люди мертвы, что техника уничтожена.
Проезд по дороге был возможен только через них, по обеим сторонам дороги стояли массивные бетонные заграждения, которые не возьмет никакая пушка
Огненные шмели выскочили из параллельной вселенной. На бешенной скорости они вгрызлись в баррикады, взрывая и плавя машины, превращая заграждения в жидкие ручьи металла. Бульдозеры врезались в это огненное месиво, и их накрыл шквалистый огонь. Бесполезно было что-либо разглядеть в этом пламени, огонь велся вслепую, и защитникам на секунду показалось, что они побеждают.
Два бульдозера плавились на месте, третий брыкался, обдавая всех огненным смерчем, раздвигая оплавленные останки. Три космических челнока стояли вне зоны досягаемости, точно и бесстрастно выбивая огневые точки военных ракетными ударами, пока все не замерло. Пространство горело, дышало пламенем, смертью под любопытным взором кристально чистых голубых глаз, хмурые брови облаков не смели собраться в огромную тучу, чтобы потушить пожар. Небо ждало конца, как и безмолвные горы, высокомерно отвернувшиеся спиной к мельтешению жалких людей.
Четыре машины неслись по шоссе, скрываясь в горных тоннелях, оставив за собой огненный след.
8
Дзанг-дзанг-дзанг! – неистовствовала сигнализация, от этого дребезжащего, врывающегося в тело целиком громкого звука разогревалась кровь, слух, зрение, обоняние становились настолько острыми, что каждое движение казалось слишком медленным, мысли неповоротливыми. «Дзанг-дзанг-дзанг-дзанг!» – и ты полностью состоишь из этого звука, как взведенная тугая пружина, готовая вырваться, выстрелить в любой момент, атаковать противника!
Все взводы были построены, командиры выдали оружие, противогазы. Информации было мало, связи с постами не было, система отказывалась принимать пароли, отдавать управление, поэтому камеры молчали, тоскливо посматривая в тьму тоннелей, по которым двигался предполагаемый противник. Только сирена, дребезги и световые сигналы, устаревшая схема оповещения, давно забытая, и поэтому не демонтированная. Сигнальные лампы предупреждали о химической угрозе, а сирена не оставляла сомнений, что контур был прорван.
– Оружие к бою! – скомандовал майор, и одновременно 150 солдат взвели автоматы, снимая электронный предохранитель. – Каждая группа знает свою цель, держаться плана защиты базы. Держите шахты, никого не впускать до того, как МАРК не очнется. Задача ясна?
– Да! – хором ответили все.
– Товарищ майор, МАРКа не удается разбудить, не реагирует! – прибежал запыхавшийся лейтенант из ЦУПа.
– Ясно, пытайтесь дальше, пока не выйдет. Сколько еще групп кодов осталось?
– Не больше сотни, – ответил лейтенант. – А дальше все, придется ждать специалистов из центра.
– А не они-ли к нам спешат? – заметил старлей с винтовкой, он смотрел в конец тоннеля через массивный прицел.
– Все возможно. Времени не так много, надо рассредоточиться и держать оборону, – ответил майор.
– А шахты-то чего защищать? Чтобы не повредили? – уточнил старлей, он повесил винтовку за спину и смотрел на майора строгими зелеными глазами, светившимися в свете сигнальных ламп как маяки.
– Нет, задача будет другая – не допустить запуск, – ответил майор. Все зашумели, даже солдаты зароптали.
– Как это не допустить запуск? – удивились офицеры.
– А вот так. Запуск может разрешить только МАРК или команда из центра – это написано в Уставе. Команд из центра мы не получали, связи нет, а МАРК выведен из строя. Согласно параграфу 170 Устава мы должны защитить ракеты от несанкционированного запуска, —объяснил майор. – Вспомнили? Как закончится все, все пойдете на экзамен, а то забыли все! Кстати, где Осипов?
– Не нашли, нигде нет. Сбежал, – отрапортовал старлей с винтовкой, его зеленые глаза вспыхнули раздраженной усмешкой. – Надо было эту крысу давно в изолятор и на большую землю отправить.
– Ты сам был за войну, забыл уже, Толчин? – нервно сказал капитан, стоявший рядом с его группой. Он нервно потирал пистолет, то вытаскивая его из кобуры, то убирая обратно.
– Был и остаюсь при своем мнении. Но диверсантов надо убивать на месте! – отрезал старлей. – Это провокация, а мы как сдурели. Слушали этих дебилов!
– Озверели, – уточнил лейтенант из группы захвата, они были экипированы иначе, чем остальные: в легких бронежилетах, с поясными сумками, набитыми гранатами, и двумя автоматами и пистолетами под мышками в открытых жестких кобурах. Вид у группы был воинственный, все в шлемах, забрала открыты, глаза злые, нетерпеливые.
– А где Артемьев? Где эта крыса? – не унимался Толчин. – Спрятался, гнида. Это же он забаррикадировал оружейную. Я уверен, что это он коды поменял и замок заблокировал.
– Не исключаю этого, но куда он мог спрятаться, ума не приложу, –задумчиво сказал майор. – Разве что он и Осипов сейчас за границей шлюзов пусковых шахт. Военные билеты их не пеленгуются, возможно, они их повредили, чтобы система не нашла их сразу.
– Так давай я проверю быстро, найду и прихлопну каждого! – нетерпеливо воскликнул Толчин.
– Нет, твоя задача держать входную группу и не выдать себя. Стрелять по команде, сначала надо оценить врага, а потом выбивайте офицеров. Без геройства, уходить по вентиляции. Каждый на счету, это я командирам говорю. Ответите за каждого, чтобы весь личный состав сохранили. Противник имеет планы базы, но видеть чертежи одно, а вы знаете каждый тоннель, каждую вентиляционную шахту. Мы многое переделали, в центре этих чертежей нет, так что у нас преимущество, – майор, обвел всех взглядом и кивнул солдатам. – Последний вопрос. Алехин, я вижу, ты задашь за всех. Давай, не трусь.
Из штурмовой группы вышел огромного вида солдат, он снял шлем, неуклюже поправил автоматы и басом спросил: – Так это из центра на нас напали, так получается? Мы что, со своими воевать будем?
– Мы не знаем, откуда они пришли. Но мы точно можем сказать, что наш противник владеет большим количеством информации о нашей базе. Диверсия против МАРКа – это первый шаг. Следующий шаг захват базы и принудительный запуск ракет. Кто они и куда собираются стрелять – никто не знает. Но, вы должны понимать – к нам движется враг, и мы должны его уничтожить. Разбираться будем потом, кто это был и зачем явился. Задача уничтожить и сохранить базу. Если ситуация будет, – майор задумался, устав подбирать слова. На помощь пришел комиссар, все это время молча стоявший в стороне, изучая лица солдат.
– Если ситуация выйдет из-под нашего контроля, то наша главная задача предотвратить принудительные запуски ракет, –громко и звонко сказал комиссар. Его голос зазвенел, перекрыв надоедливые сирены. – Наш комплекс оборонительный – держите это в голове, в сердце. Другие комплексы вне опасности, иначе бы наши горы уже бы разбомбили. Стерли с лица земли. Вы слышите? Тихо, нас не бомбят, а ведь потенциальный противник знает наше местонахождение, ориентировочно, но для каскада ракет это неважно. Тихо, значит и в мире тихо, и сейчас мы имеем дело не с потенциальным врагом, а с реальным. Вы должны отбросить все свои убеждения, вы не должны предаваться, подчиняться чувству навязанной ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ – не будет ни рая, ни ада, умрут все, навсегда, никто не воскреснет! Вы должны защитить базу, защитить мир –это и есть ваш долг!
– Защитим! Не пропустим! – хором ответили солдаты и офицеры.
– Задание понятно? – спросил майор.
– Так точно! – загремел автоцех, где еще недавно все поделились на два непримиримых лагеря, были готовы растерзать друг друга.
– Выполнять! Выходить на связь по мере необходимости, эфир держать чистым. Каждые десять минут переходим на новую частоту согласно плану «Крепость». По местам!
Штурмовые машины влетели в мрак непроницаемого тоннеля. Машины шли по датчикам, видя дорогу лучше любого водителя, не сбавляя хода. Три челнока шли на равном расстоянии, постепенно сближаясь, пока не стали двигаться одной линией. Они спешили, тяжелая машина впереди мешала, не давала выдать максимальный ход.
В грохоте колес и тяжелого металла, остался незаметным писк датчиков. Тоннель ожил, незаметно для гостей. Робот следил за машинами, работая автономно, не получая никаких команд от МАРКа. Робот-постовой оценивал, искал соответствия в базе данных, через несколько секунд он должен принять решение: пропускать или не пропускать военные машины. Не найдя запросов, и не получив никаких ответов на запросы, робот принял решение к задержанию машин. Из черноты стен и пола с глухим скрежетом выдвинулись ограждения, как раз в то время, как первая штурмовая машина донеслась до этой точки. Машинное зрение поздно увидела преграду, и бульдозер на всем ходу влетел в бетонные ограждения. Сверху на машину рухнула плита весом сорок тонн, расплющив штурмовую машину.
Три челнока затормозили, их взяли в окружение бетонные зубы, вылезшие из стен, одну машину прибили к дороге. Из челноков спешно вылезал спецназ, робот видел бойцов в спецкамуфляже, мешавшим ему точно определить их количество, поэтому робот дал общий залп по раздваивающимся светящимся точкам, которые зафиксировала его машинное зрение. Из челноков ударили ответным огнем, выбивая огневые точки, спрятанные глубоко в стенах. Тоннель вдруг засветился ярким переливающимся светом, и робот ослеп, не видя больше спецназ, который рысью бежал по тоннелю вперед. Штурмовые машины выбивали огневые точки, пока не замолк последний пулемет. Они зачищали туннель, не прекращая светить переливающимся ярким светом, глуша датчики инфракрасными ловушками, отвлекая внимание системы слежения на себя.
