Татьяна Николаевна Зубачева
Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата
Услышав шаги Люси, он подошёл к двери и распахнул её перед Люсей, одним мягким движением касаясь губами её виска и забирая судки.
– Ой, как красиво! – ахнула Люся, увидев накрытый стол. – А сегодня борщ, Кирочка, и котлеты с картошкой, правда, хорошо? А Галя мне такое рассказала, смех один…
Она говорила без умолку, сбиваясь и перескакивая с одного на другое, и Крис слушал не её слова, а голос.
Россия
Ижорский Пояс
Загорье
Март начался солнечными, но холодными днями. Ярко-синее небо, искрящийся, слепящий глаза снег, дыхание, оседающее на воротнике инеем. И всё-таки Зина чувствовала – весна.
Разговор с Женей и успокоил, и встревожил её. Как они и договорились, Зина в понедельник, в обычное время, привела детей в коридор второго этажа поиграть. И, увидев Алиску, обрадовалась: значит, Женя дома. Наказав детям хорошо играть и не баловаться, она позвонила. Женя открыла сразу и обрадовалась.
– Ой, здравствуй, заходи.
Они сели на кухне за чаем и печеньем. Зина для начала поговорила о детях, что, конечно, Культурный Центр – это здорово придумано, детей в школу подготовить и ни от дома, ни от родителей не отрывать, да и самим тоже культуры понабраться, а то одичали в угоне, в чём ходили, в том и спали. Женя согласилась, и разговор пошёл о ночных рубашках. Какие в Торговых рядах ночнушки красивые, в кружевах, в оборочках, батистовые, и с вышивкой, дорогие, правда.
– Вышить и самой можно, – сказала Зина.
– Ой, я и шила себе раньше, – засмеялась Женя. – Ну, для экономии, простенько так, прикрылась и ладно, а здесь, была не была, купила. Вот пошли, покажу.
Зина радостно согласилась. Они перешли в спальню, смущавшую Зину и зеркалами, и непривычной расстановкой мебели, и Женя стала ей показывать новые, купленные уже здесь ночнушки. Зина поахала, повосхищалась, но сказала, что, по её мнению, спать в таких не слишком удобно.
– Ой, – засмеялась Женя, – да я в них и не сплю. Так, надену вечером, покручусь перед зеркалом…
– И снимаешь, – кивнула Зина.
– Да не-ет, – протянула Женя, и лицо её стало смущённо-лукавым. – Ну, обнимет он меня, разденет, а там и забудешь про неё.
Зина на секунду озадаченно приоткрыла рот, соображая, а сообразив, залилась смехом.
– Ну, коли так, то конечно, – и, отсмеявшись, продолжила, подбираясь к своему: – А ему-то тоже ночного купила? Поди и мужское есть.
– Да нет, – просто сказала Женя, складывая рубашку и бережно расправляя кружевные оборки. – Эркин не любит одетым спать. Вымоется на ночь, халат только накинет, чтоб от ванной дойти.
– Да?! – обрадовалась Зина. – Вот и мой чудит. Как спать, так всё снимает, аж исподники, голышом ложится. Я уж и не знаю… – она выжидающе замолчала.
– Эркин говорил как-то, – задумчиво сказала Женя. – Что спать в одежде, это по-рабски. А у нас тепло, одеяло хорошее…
– И то, – кивнула Зина. – Чего уж, мужика без причуды не бывает. А про халаты ты говорила, это какие?
– Да, махровые купальные, – Женя убрала ночнушку в комод. – Идём, они в ванной все.
Тёплые пушистые халаты Зине очень понравились. А уж для детей-то как удобно. После купания завернула и отнесла в детскую, прямо в кровать. И мужику, конечно, удобно: вымылся, надел… и удобно, и красиво, и по-культурному. И домашний костюм Эркина Женя ей показала. Ну, это уж как Тима захочет – решила Зина.
Расстались они по-дружески, договорившись сходить вместе в среду в Центр записать детей на занятия. Чего ждать, в самом-то деле? Женя с работы пойдёт, а Зина к этому часу как раз подсуетится, а детей, сказали, можно на запись и не брать, так что спокойно всё разузнают, договорятся.
И всё хорошо, да ведь сколько денег на эти халаты нужно. Из жизненных никак не выкроишь, а ссуду она без Тимочки трогать не посмеет, а как ещё он на такое баловство посмотрит. А о другом своём деле она хоть и не говорила с Женей, но твёрдо про себя решила пойти показаться врачу. Ведь мало ли что, да и обидно. Только жизнь наладилась, и едят хорошо, и спокойно всё, а домашние хлопоты – это ж не земляные работы на окопах или, что ещё хуже, на заводе, где такие тяжести ворочала, что вспомнить страшно, и то… всё, ну, в порядке, не в порядке, но особых перебоев не было, так, на неделю, ну, на две задержка, а тут… с декабря, считай, с лагеря, ну, как отрезало. А жена нужна мужу здоровая, давно известно. В среду они в Культурный Центр идут, а вот завтра она и сходит к врачу. Тимочку на работу проводит и будто за покупками. Медкарту, что в лагере ей, как всем, оформили, возьмёт и пойдёт. А на обратном пути купит чего-нибудь, и шито-крыто, никто и не узнает…
…Так, в общем, и получилось. Про купальные халаты Тим знал и, когда Зина за обедом рассказала ему, кивнул:
– Конечно, купи. И детям, и себе.
– А тебе? – Зина подложила ему картошки с мясом.
Тим улыбнулся, глядя на сосредоточенно работавшую ложкой Катю и плутовскую мордашку Дима.
– Хорошо, и мне возьми.
– Так я сегодня и схожу, приценюсь, – небрежно сказала Зина, берясь за кастрюлю с компотом.
Тим молча кивнул, доедая.
Вот всё и уладилось. Проводив мужа на работу и уложив детей, Зина перемыла быстренько посуду, переоделась, памятуя, что к врачу надо в чистом и целом, с неряхой и разговаривать по-доброму не станут, и пошла. А проснутся дети без неё, так не маленькие, сами умоются, и её подождут.
В поликлинике ей по медкарте оформили страховой лист, заплатить пришлось, но немного, из жизненных обошлось. И к врачу очереди не было. Врач – немолодой, солидный такой, не брандахлыст молодой, которому и рассказывать о женском неловко – участливо выслушал, расспросил подробно, посмотрел, дал направления на анализы и тоже… и утешил, и ничего не сказал.
– Через неделю с анализами придёте. Думаю, ничего страшного, но надо посмотреть, проверить.
Ну, надо – так надо. Хорошо хоть, что по страховому листу ни за осмотр, ни за анализы платить не надо. А на обратном пути она завернула в Торговые Ряды, посмотрела халаты. На сотню всем можно купить и ещё останется, скажем, на пару полотенчиков для рук, чтобы менять почаще. Сотня – деньги, конечно, но и дело стоящее, на такое не жалко.
Не откладывая надолго, Эркин прямо в понедельник вышел из дома пораньше, по дороге на завод дал крюк и зашёл в Культурный Центр. Алису Женя в среду пойдёт записывать, она и кружки, и, как их, да, секции подберёт, а уж о себе он сам позаботится. В канцелярии – маленькой комнате с обилием шкафов – сидела немолодая седая женщина.
– Здравствуйте, – улыбнулся ей Эркин. – На занятия записаться можно?
– Здравствуйте, – улыбнулась она в ответ. – Конечно, можно. Проходите, садитесь.
Эркин подошёл к её столу и сел. Ушанку он снял ещё на входе и расстегнул полушубок.
Женщина раскрыла большую разграфлённую как у кладовщицы тетрадь.
– Вы раньше где учились?
– Нигде, – сразу помрачнел Эркин. – Я читаю немного и пишу чуть-чуть. И всё.
– Ничего страшного, – успокоила его женщина.
К его облегчению, она не стала расспрашивать, как это получилось, что он – взрослый мужик, а неучёный, а просто записала его имя и фамилию, где работает и где живёт, и сказала, что занятия для взрослых по вторникам и пятницам, с девяти утра и с пяти вечера, смотря по смене.
– И уже завтра можно? – обрадовался Эркин. – Или в пятницу?
– Нет, эту неделю только записываем. В следующий вторник приходите. Я вас записываю на общий курс, правильно?
– Да, – кивнул Эркин.
– На английский будете ходить?
– Да, – решительно сказал Эркин.
– Отлично. Расписание и списки по группам будут в субботу.
– Спасибо, – Эркин понял, что разговор окончен, и встал. – До свидания.
– До свидания.
А на выходе он столкнулся с нерешительно топтавшимся Артёмом.
– Привет, – обрадовался тот, увидев Эркина. – Ты записываться?
– Записался, – кивнул Эркин и улыбнулся. – Не робей, малец.
– Хорошо бы… вместе, – несмело улыбнулся Артём.
– Это уж как получится, – вздохнул Эркин и, зорко поглядев на мальчишку, добавил: – А так я не против.
Артём даже просиял. Что старший, да ещё эл, не гонит его… это ж такое везенье, за такой спиной никто не полезет, даже не подумает.
– Ладно, малец, мне на смену, – Эркин шутливо ткнул его в затылок, так что Артём чуть не упал, и сбежал вниз по ступенькам, на ходу застёгивая полушубок.
Артём посмотрел ему вслед и вздохнул. Конечно, такому сильному куда легче, элам всегда жилось лучше, чем джи, в распределителях, в Паласах – везде они давили джи как хотели. Вот и этот. И жена у него белая, и от людей уважение. Артём снова вздохнул и не спеша, оттягивая неизбежный разговор, вошёл в вестибюль. Нет, конечно, ему грех жаловаться. И семья у него есть, он не один против всех, и на работе к нему хорошо относятся, не лезет никто, даже не насмешничают… ну, ладно, похоже, что сюда.
– Здравствуйте, – старательно выговорил он и улыбнулся максимально обаятельно. – А на занятия можно записаться?
– Можно, – улыбнулись ему в ответ. – Конечно, можно, заходи.
Ну… была не была! Артём сдёрнул с головы ушанку и вошёл.
– Только я совсем ничего не знаю, – честно предупредил он, садясь на стул у стола.
– Ничего страшного, научишься. Как тебя зовут?
– Тёма. Артём Савельцев.
– А по отчеству?
– Александрович, – старательно, чуть ли не слогам, но чисто выговорил он.
– Работаешь?
– Да. Во… «Флора», подсобник.
– Хорошо. А живёшь где?
– В Старом городе. У Ключинихи.
– А как улица называется?
– Николин конец, – вспомнил он. – Дом сорок три.
Артём дождался, пока седая леди – ну да, видно же, что не простая, как это, баба, а леди – закончит писать, и перешёл к другому, не менее важному вопросу.
– А вот у меня брат и сестра, их тоже надо бы записать, можно?
– Тоже можно. Тебе сколько лет?
– Шестнадцать полных, – привычно ответил он.
– А им?
– Лильке десять, а Саньке восемь.
Лилию и Александра Савельцевых записали в другую книгу. Выслушав и повторив, что Лильке и Саньке надо прийти на следующей неделе в понедельник к девяти, а ему во вторник утром или вечером, смотря по работе, Артём попрощался и ушёл.
Когда за ним закрылась дверь, Агнесса Семёновна Лидина улыбнулась. Надо же, как точно говорил Бурлаков, тогда, в январе, в недостроенном холодном зале…
…– Среди репатриантов много людей, не просто оторвавшихся от русской культуры, но и вовсе незнакомых с ней. И от вас зависит, насколько они усвоят и освоят её, сделают её своей и сами станут своими. Большинство из них хочет учиться и пойдёт учиться. Для них учёба – признак свободы. Но просто обучения мало. Да, мы должны вспомнить опыт массовой ликвидации неграмотности, было такое в нашей истории, и мы тогда справились. Справимся и сейчас. Но сейчас только этого мало. Нужны, жизненно необходимы для всех возрастов самые разнообразные занятия, кружки, секции, библиотеки самого широкого наполнения. Именно поэтому не просто школа, а Культурный Центр. Никому не отказывать, найти для каждого посильное, интересное и, разумеется, полезное…
Тетрадь шестьдесят первая
Американская Федерация
Алабама
Колумбия
Телефонный звонок был ещё непривычен, и Фредди не сразу сообразил, что его разбудило. Сообразив, чертыхнулся по-ковбойски и снял трубку.
– Алло? – мрачно спросил он, готовый послать позвонившего на максимальную дальность.
Но сухой голос Джулии Робертс и особенно её слова окончательно разбудили его.
– Мистер Трейси, – она их никогда не путала, – Чак не вышел на работу.
– Понял.
Положив трубку, Фредди посмотрел на часы. Девять ноль пять. После такой ночи надо спать сутки, они планировали до ленча, но «Октава» должна работать, чёрт возьми! Если Чак заболел, почему не предупредил? Живёт в лучшей меблирашке Цветного квартала, с телефоном. А если не заболел… Сдерживая себя, чтоб не сорваться раньше времени, Фредди позвонил в гараж. И выслушав дежурного механика, очень аккуратно закурил. Без трёх минут восемь – Чак всегда приходил в гараж заранее, готовил машину и без четверти девять выезжал – у входа в гараж Чака остановили двое в штатском из команды Бульдога, посадили в свою легковушку и увезли. Номер, марка машины… всё сходится.
– Спасибо. За мной. Подготовь машину. Да, полный бак и всё остальное.
Фредди положил трубку и, не одеваясь, прошёл в соседнюю спальню. Когда он потряс Джонатана за плечо, тот замычал и запрятал голову под подушку.
– Лендлорд, вставай.
– Пошёл ты… – прохрипел из-под подушки Джонатан.
– Джонни, Чака арестовали.
Подушка отлетела к стене, и Джонатан сел на кровати, ошеломлённо глядя на Фредди.
– За что?!
– Бульдог мне не докладывает, – равнодушным тоном ответил Фредди.
– Так… – Джонатан тряхнул взлохмаченной головой. – «Октава» должна работать.
– Машина меня ждёт.
– Я к Гроунсу.
Фредди кивнул. Гроунс – знаменитая адвокатская фирма, там берутся за любые дела, правда, и плата соответственная.
Квартира была маленькой, с одной ванной на две спальни, но подобное их никогда не смущало. Привести себя в порядок – дело пяти минут, а дальше… Фредди по маршруту Чака, там и так надо навёрстывать упущенное, а Джонатану по адвокатам и кабинетам. Чёрт, знать бы, за что Чака дёрнули? За его собственные художества, или через него выходят на них? И что парень мог натворить? Битыми мордами и даже трупами в Цветном квартале Бульдог не занимается, не его уровень. Работать на кого другого Чак бы не посмел, тоже исключено. Так что… чёрт, хуже нет наугад действовать.
Сидя на краю стола, Робинс свысока рассматривал сидящего перед ним на стуле негра в чёрной кожаной куртке. Раб-телохранитель, Колумбийский Палач, Чарльз Нортон, шофёр на контракте у Джонатана Бредли.
– Ну, парень?
– Я всё сказал, сэр.
Зазвонил телефон, и Робинс, кивнув, снял трубку. Коллинз, Гарнье и Стэн с трёх сторон задёргали негра в перекрёстном допросе, давая Робинсу передышку и возможность спокойно поговорить.
– Шеф.
– Слушаю.
– Трейси забрал машину из гаража и поехал в контору. Бредли у Гроунса.
– Принято. Продолжайте.
– Понятно.
Положив трубку, Робинс закурил. Итак, пронюхали. Надо же, к Гроунсу кинулся, значит, минут через пять будет здесь с адвокатом. А если… если так. Парень, похоже, чист, по крайней мере в этом и дал ценную, весьма и весьма, информацию. «Лагерное убийство». Лагерника искал Колченогий. И нанимал для этого Ковбоя. Слух о лагернике пошёл с Бифпита, да, и там как раз тогда болтался Ковбой. Ткнуть Ковбоя носом и посмотреть реакцию? А что, нанялся найти, а найдя, оставил себе? Обман своего? Вряд ли Ковбой настолько зарвался, но можно попробовать сыграть. И кстати, у самого Ковбоя тут алиби достаточно зыбкое. Как и у Бредли. И заново поворошить дело Ротбуса, а все детали у русских, лишние сложности. Лишние? А негра придётся отпустить, задерживать его, к сожалению, пока не за что. К тому же нечего Бредли тут демонстрировать свою силу. А то парень и так ему, как говорится, душой и телом…
Новым кивком Робинс остановил свою команду, но сказать ничего не успел, потому что снова зазвонил телефон, уже общегородской.
– Алло?
– Инспектор Робинс?
Робинс сразу узнал бархатный с переливами голос Леона Гроунса, главы фирмы, и досадливо поморщился.
– Слушаю, Леон.
– У тебя мой клиент, Чарльз Нортон. У него нет проблем, не так ли?
– Нет! – рявкнул Робинс, бросая трубку.
Коллинз, всё сразу поняв, вздохнул.
– Вон! – Гарнье кивком показал негру на дверь.
Чак медленно встал. Его отпускают? Совсем?!
– Понадобишься, вызовем ещё. Из города не уезжай, – уже спокойно сказал Робинс. – Дин, проводи его.
Когда за ними захлопнулась дверь, Коллинз спросил:
– Сам звонил?
– Чёртов Игрок! – Робинс смял сигарету в пепельнице. – Чарльз Нортон клиент Леона Гроунса.
Стэн присвистнул и покрутил головой.
– Это ж какие деньги надо иметь, чтобы так шиковать.
– Мне бы эти заботы, – фыркнул Робинс.
Простившись с Гроунсом, Джонатан отправился в «Октаву». Больше Чаку деваться некуда. Фредди на маршруте. Чёрт, надо же, чтобы так всё совпало. В газетах ещё ничего нет, но у Гроунса свои люди везде, и материал Кринкла уже лежал на столе. Итак, Найфа нет. Не слишком большая потеря для человечества, кто бы спорил. Но хреново, что Бульдог вцепился в Чака, а значит, и в них. Алиби у них зыбкие, не то слово. «Я не мог её изнасиловать, потому что в это время грабил банк в другом городе». Шикарно, что и говорить. Только этой головной боли не хватало. Что мог Чак наболтать Бульдогу?
– Да, здесь. Спасибо.
Джонатан расплатился с шофёром и покинул такси у подъезда их офиса. Вроде снаружи всё спокойно. А другого варианта всё равно нет.
Он легко взбежал на свой этаж, мимоходом отмечая отсутствие любых необычностей, и, не меняя шага, вошёл в свою контору.
Джулия Робертс продолжала печатать, не повернув головы, а сидевший в углу Чак вскочил. Кивнув и поздоровавшись, Джонатан прошёл в свой кабинет. Чак, опустив голову и заложив руки за спину, последовал за ним.
Давая Чаку время отдышаться и начать соображать – а то аж серый до сих пор, ну да, Бульдог это умеет – Джонатан быстро просмотрел лежащие у него на столе письма и список поступивших заказов.
– Сэр… – наконец выдохнул Чак.
– Сразу, – Джонатан по-прежнему не смотрел на него. – Ты что-то натворил?
– Нет, сэр, нет, Богом клянусь, я ничего не сделал…
– Достаточно. О чём тебя спрашивали?
– Сэр, – Чак судорожно перевёл дыхание. – Сэр, они нашли труп и хотят, чтобы это был я. Но это не я, сэр, я не мог этого сделать. Даже… даже если бы мог, то не так, мы по-другому. Это… это лагерное убийство, сэр. Это сделал лагерник, так в лагере убивают предателей и пайку на грудь кладут, это западло, такой хлеб никто не возьмёт, а живот тоже, за… ну, тоже западло. А тут деньги, но это то же самое, это сделал лагерник, сэр…
Джонатан слушал, не перебивая, намертво сцепив зубы. Неужели… нет, не может быть, но… Но следующие слова Чака были ещё страшнее.
– Я так и сказал им, сэр.
– Они поверили тебе?
– Не знаю, сэр. Они отпустили меня, но сказали, что ещё… – Чак судорожно сглотнул.
– Ладно. Не ты, значит, не ты, – Джонатан улыбнулся. – Это главное. Иди, займись машинками. Полная профилактика, понял?
Чак кивнул.
– Да, сэр, слушаюсь, сэр, полная профилактика, сэр.
Джонатан кивком отправил его и нажал кнопку вызова секретарши. Когда Джулия Робертс с неизменным блокнотом в руках вошла, распорядился:
– Найдите Фредди на маршруте и немедленно вызовите сюда.
– Да, сэр.
В отличие от Чака, она не повторяла распоряжений, но Джонатан уже убедился, что она ничего не путает и не забывает. Оставшись один, он сел за стол и, уперев в него локти, уткнулся лбом в сплетённые пальцы.
Нет, мёртвые не воскресают, чудес не бывает. Ошибиться могли они, неправильно поняв сказанное, им могли попросту соврать, но Эркин-то знал правду, он-то бы не уехал, бросив напарника, которого назвал братом. Это первое. Что могло столкнуть парня с Найфом? Да так, что Найф отдал ему свой нож и позволил себя зарезать. Это второе. Нет, первого достаточно. Тогда что? Ещё один лагерник? И это совсем другая проблема, и – самое главное – не наша проблема. Пусть Бульдог идёт себе по следу, берёт этого лагерника и вешает на него все найденные за год трупы. Наше дело – сторона. Почему Бульдог вцепился в Чака? Ну, это понятно. Колумбийский палач. О его похождениях до сих пор страшилки гуляют. Ткнуть мордой об стол русских. Вы его, дескать, отпустили, а он опять за старое. Но, дай бог, чтобы этим всё обошлось. Чак не врёт, ему врать незачем. Откуда он, кстати, так хорошо знает лагерные порядки? С такими деталями. Грин тогда ни словом не обмолвился, что тренирует своих в лагерях, хотя… кто ж об этом будет вслух говорить. Ладно, это потом, сейчас спрашивать не надо. Так что…
В кабинет вошла Джулия Робертс и молча остановилась в шаге у стола. Джонатан поднял голову.
– Да, мисс Робертс?
– Мистер Бредли, – её голос как всегда сух и равнодушен. – Мистера Трейси нет на маршруте.
На третьей точке Фредди отставал от графика на пять минут. Не страшно. Надо отзвониться в контору, тем более, что Джонни уже должен быть там. Теперь к четвёртой, а по дороге… Ага, вон и будка телефонная.
И бешено выругавшись по-ковбойски, затормозил: на краю тротуара с вскинутой в останавливающем жесте рукой Коллинз – первый в команде Бульдога. Чёрт, что Чак наболтал?!
Небрежно шевельнув лацканом с приколотым с обратной стороны жетоном криминальной полиции, Коллинз сел рядом с Фредди.
– В Управление.
Фредди молча стронул машину.
– Ни о чём не хочешь спросить? – первым не выдержал Коллинз.
– Я не любопытный, – вежливо ответил Фредди.
До Управления они доехали молча. И в кабинет Робинса прошли так же без слов.
– Ага! – встретил Фредди Робинс. – Садись, Ковбой.
Усмехнувшись непроизнесённому: «Когда полиция велит садиться, стоять неудобно», – Фредди сел на указанный стул.
– Газеты читаешь, Ковбой?
– Иногда, – честно ответил Фредди.
– А сегодня?
– Не успел ещё.
– Успеешь, – пообещал Робинс и, когда за Коллинзом закрылась дверь, уточнил: – Если договоримся.
Фредди молча ждал продолжения. Ему много раз предлагали договориться, и он хорошо знал, что «нет» говорить нельзя. Любой договор можно повернуть в любую сторону, а отказ всегда безвариантный.
– Ну как, Ковбой?
Фредди неопределённо повёл плечом. Его не обыскали при входе, и пистолет под мышкой мешал. Сидишь с уликой и не скинешь, а Бульдогу только дай зацепиться. Что же случилось ночью? У Бульдога глаза с недосыпу, ночью конца игр не дождался, «шестёрки» чего-то говорили, а утром дёрнул Чака, теперь меня, лишь бы Джонни там не психанул, хотя он у Гроунса мог всё подготовить, алиби, конечно, хреновое, что и говорить, но бывало и хуже…
– Где лагерник, Ковбой?
– В могиле, – пожал плечами Фредди и сразу, не давая Бульдогу вклиниться, закончил: – Их всех туда перед Капитуляцией положили.
Робинс досадливо усмехнулся. Классно выворачивается Ковбой, этого у него не отнимешь. Ведь и не врёт, и правды не говорит. Известная школа.
– А твои пастухи где?
Неужто у Робинса крыша поехала? Жаль, конечно, но с психом не спорят.
– Не знаю.
– Не ври, Ковбой.
Все допросчики одинаковы. Будто я ему скажу, даже если бы и знал. И чего его на них понесло? Слишком дальний заход.
– Так ты ничего и не знаешь, Ковбой, чего так?
– Как спрашиваете, так и отвечаю.
Ковбою себя ронять нельзя, не поймут. Так что осадка маленькая и к месту. Поймёт? Понял.
– И что ночью было, тоже не знаешь? – уже чуть другим тоном спросил Робинс.
– Где и когда? – так же деловито уточнил Фредди.
– Нашли мы его. Этой ночью.
Робинс с насмешливой улыбкой смотрел на него. Ну, насколько хватит хвалёной выдержки Ковбоя?
– Не спрашиваешь, кого?
– А вы ответите?
– Отвечу. Джимми Найфа.
Фредди изумлённо уставился на Робинса.
– Я-то при чём?
– Это я у тебя хочу узнать. Где он тебе дорогу перешёл, что ты к нему своих парней отправил? А, Ковбой?
– Начнём с того, инспектор, что я свои проблемы сам решаю.
– Начнём, – кивнул Робинс. – А потом?
– А потом у нас разный бизнес. Мы не конкуренты, – и, глядя на Робинса в упор: – Я ковбой, а он гриву от хвоста не отличает.
– Ну правильно, решил сам не мараться, – понимающе кивнул Робинс. – Послал парней. Как и тогда.
– Когда тогда, инспектор?
– Спрашиваю я, Ковбой, но отвечу, раз ты такой забывчивый. В Мышеловке. Когда задушили Ротбуса. Ну как? Освежил память?
– В том деле я чист, – глухо ответил Фредди.
– Перед русскими. Они тебя не знают. Смотри, Ковбой.
Робинс вытряхнул из коробка на стол спички и стал их выкладывать в два аккуратных ряда, приговаривая:
– Оба лежат на спине… у обоих убийца стоял сзади… оба не оказали сопротивления…оба раза орудия убийства оставлены. Тут на трупе, тут рядом, но это не существенно… у обоих карманы не обысканы… здесь оставили золото… здесь положили деньги… оба засыпаны… здесь смесь табака с перцем… здесь смесь разных перцев… Считаешь, Ковбой? Многовато для совпадения, не так ли? Это почерк, Ковбой. Вас же всех по почерку вычислить элементарно.
– У меня алиби.
– Верно, – кивнул Робинс. – Это ещё одно… совпадение. Так что, автор один. Там были твои пастухи и телохранитель Ротбуса. Здесь он есть, должны быть и пастухи. И ещё, Ковбой. Уже поважнее. То убийство тебе выгодно, значит, и это. Там прикрывали тебя, значит, и здесь прикрывают. То убийство лагерное из мести, а это лагерное за предательство. Лагерник есть, Ковбой. Что с ним было тогда, до Капитуляции, его проблемы, а здесь на нём уже два убийства. Не в твоих интересах, Ковбой, если я на него без тебя выйду.
Светлыми до прозрачности глазами Фредди, не мигая, смотрел в лоб Робинса.
– Зачем тебе пастухи, Робинс? Они чисты.
– Опять же для русских. Где они, Ковбой? Найду ведь и без тебя.
– А они и не скрываются, – Фредди пожал плечами. – Одного в Хэллоуин убили, другой на ту сторону умотал.
– Племя своё догонял? – прищурился Робинс.
– Наверное, – равнодушно ответил Фредди.
Чёрт, до чего ж много Бульдог накопал, то-то глаза как у бешеного кролика, Найфа давно было пора в выгребной яме утопить, но какого чёрта он сюда и парней, и нас с Джонни приплетает, и для совпадения слишком много, но мёртвые же не воскресают, чёрт, дьявольщина…
– Где оставил пастухов, Ковбой?
Подавись, это уже ничего не меняет.
– В Джексонвилле.
– Верно, – кивнул Робинс. – Под кем они ходили? Под Тушей, больше ты их никому бы не отдал. Там ты с Найфом и столкнулся, так? Ты же злопамятный, Ковбой, можешь и год ждать.
– Могу и больше, – кивнул Фредди.
– Найду без тебя, он по совокупности исполнителем, а ты – организатором. Тоже по совокупности. Понял, Ковбой?
– Да, инспектор.
– И что?
– Ищите. Я, что знал, сказал.
И, чувствуя, что разговор закончен, Фредди встал и пошёл к двери.
– До встречи, Ковбой, – догнал его голос Робинса.
Фредди сглотнул готовую фразу, что Ротбус так же прощался, и, не оборачиваясь, вежливо ответил:
– До встречи, инспектор.
Его никто не остановил. На улице Фредди сразу сел в машину, так и стоявшую у подъезда, мимоходом отметил, что следов обыска незаметно, и, спокойно отъехав, за углом прибавил скорость. Чёрт, весь график к чертям свинячьим, ну и чёрт с ним. Где Джонни? Грымза наверняка знает. И притормозив у первой же будки, бросился к телефону.
– Фирма «Октава», – бездушный как неживой голос.
– Это Трейси.
– Мистер Бредли в офисе.
Ты скажи, какая сообразительная, надо будет ей зарплату прибавить, чтоб не перекупили. На что другое её не возьмёшь.
– Буду через шесть минут.
И бегом обратно к машине.
О Чаке Бульдог обмолвился, но там Джонни через Гроунса действует, вытащим. Из Чака Бульдожина всё возможное выбил, это ясно, но что Чак о них знает… неопасно, не слишком опасно. Ага, ну, вот и их контора.
Когда он вошёл в приёмную, мисс Робертс печатала, а за матовой дверью слышалось позвякивание регулируемой машинки. Чак – догадался Фредди и улыбнулся, кивком здороваясь с секретаршей.
– Мистер Бредли ждёт вас.
– Благодарю. Маршрут прерван на четвёртой точке.
Джулия Робертс кивнула и, продолжая печатать одной рукой, потянулась к телефону. Звонить и извиняться за задержку. Фредди прошёл в кабинет Джонатана.
– Сидишь, лендлорд?
– Ковбою скакать, лендлорду сидеть, – ответил, не поднимая головы, Джонатан, занятый бумагами. – Чака на маршрут?
– Да. С четвёртой точки.
Джонатан нажал кнопку вызова и, когда вошла секретарша, распорядился скорректировать маршрут и отправить Чака.
– Да, сэр.
– Ни с кем не соединять и не беспокоить, – Джонатан улыбнулся, смягчая приказной тон.
– Да, сэр.
Когда она вышла, Фредди сел в кресло. Джонатан бросил ему на колени пять сколотых скрепкой листов и отошёл к бару. Когда он вернулся с двумя стаканами, Фредди уже просмотрел листки.
– Спасибо, Джонни.
– Кто тебя потрошил?
– Бульдожина. Он здорово умён, но рехнулся, – Фредди отхлебнул из стакана и кивнул. – Неплохо, Джонни, надо бы покрепче, но не сейчас. Или рехнулся я.
Джонатан сел на своё место, отпил и кивнул.
– Мёртвые не воскресают.
– А воскреснув, не исчезают. Бульдог показал мне пасьянс на спичках.
– Что?!
– Занимательная игра, Джонни. Не скажу, чтобы доходная, но азартна… до полного обалдения, – Фредди усмехнулся и достал из кармана коробок. – Смотри, Джонни.
И стал обстоятельно выкладывать два ряда спичек, очень спокойно комментируя каждую пару. Джонатан молча слушал. И когда Фредди закончил, приподнял приветственным жестом стакан. Фредди кивнул.
– Вот так, Джонни. Когда умён, тогда умён. О лагерном он от Чака узнал?
– Да. Обвинил, тот и выпотрошился.
– Понятно. Чака оставляем?
– Его убрать – это признаться, Фредди.
– Да, сам понимаю.
Фредди собрал спички в коробок, потряс его и спрятал в карман.
– Где теперь искать, Джонни? И поиском засветим.
– Резонно. Алекс тогда всё объяснил. Думаешь, он уже там? – движением стакана Джонатан показал куда-то за стены кабинета.
– Сильно надеюсь на это. Нам нельзя трепыхаться.
– А если Бульдог найдёт его до нас?
– К русским Бульдог не пойдёт, – задумчиво сказал Фредди. – Будет сам искать.
– Да, самолюбие не позволит. А в эти дела русские с самого начала не лезли.
– Наше дерьмо нам и разгребать, – хмыкнул Фредди. – Но человек в полиции стоит дорого. А из его команды…
Джонатан кивнул.
– Есть варианты?
– Тоже верно.
Фредди допил свой стакан и встал, забрал стакан Джонатана и отнёс их в бар. Джонатан взял прочитанные Фредди листки, очень аккуратно отделил и положил на место скрепку. Фредди кивнул, глядя, как проходя ножи измельчителя листки становятся мелкой бумажной лапшой, не читаемой и не восстановимой.
– С Чаком говорить будешь?
Фредди усмехнулся.
– Я его встречу в конце маршрута. «Октава» должна работать. Ты вечером в «Экономическом»?
– Да. И не забудь зайти к Дэннису. К Пасхе Ларри должен начать работу.
Всё так, всё правильно. «Октава», Слайдеры, салон Ларри, другие точки – всё должно работать. А это… когда в горку, когда под горку, а по ровному редко бывает.
Американская Федерация
Атланта
Сейлемские казармы
Центр репатриации
Дни стояли по-прежнему пасмурные, но тёплые, глянцево блестела молодая листва, галдели, ссорясь у кухонной помойки, птицы. Размеренная жизнь, сытная и достаточно вкусная еда, курево и баня бесплатно, со стиркой при таком обилии женщин тоже не проблема устроиться, никаких тебе волнений и тревог. Лежи и жди визы. А свои страхи держи при себе.
С соседом по отсеку Андрею повезло. Неопределённого возраста молчаливый работяга, с вопросами не лезет и о себе не рассказывает, но подлянки можно не ждать.
Первые дни Андрей отсыпался, вставая только в столовую или по делам. А когда не спал, то просто лежал, закрыв глаза или разглядывая потолок.
Ну, Сергей Игоревич Бурлаков, вступите в свои права? Или и дальше Андрею Морозу место уступаете? Хотя голому ежу ясно: документы на Мороза и начать их менять – это продлить себе сидение в лагере ещё месяца на два, минимум, нет, самое малое. Так что, спи себе, Серёжка-Болбошка, спасибо тебе, все твои знания и умения я могу теперь взять и рассказывать о тебе, как о себе тоже можно. Не всё, конечно, а то, что могло быть и лишних вопросов не вызовет. Теперь бы Эркина найти. Братик у меня, конечно, приметный. Только кого о тебе расспрашивать? Падла эта тебя в ноябре видела, кто тогда здесь парился, до Нового года уехали, так что… В курилке трепали о службе розыска, ох, не верю я службам всяким, а уж розыскным… На хрен они мне не нужны, туда лезть – это светиться. Ладно, придумаю.
