Татьяна Николаевна Зубачева
Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата
Он работал споро, умело оттирая плитки жёсткой щёткой, обмывал и тут же вытирал насухо тряпкой. Ну вот, ванная аж блестит. Эркин удовлетворённо оглядел свою работу, вытер руки и вышел из ванной. Пока он её мыл, стало совсем светло, и свет на кухне вполне можно погасить выключить. Суп тихо начинал закипать, теперь помешать, вот так, и пусть себе дальше варится. В большой комнате на разостланных газетах стоит шкафчик. Эркин осторожно потрогал пальцем в нескольких местах. Хорошо высохло. Как бы его теперь ухватить?
– Эрик, тебе помочь? – прямо из воздуха появилась рядом Алиса.
– Да. Подержи дверь.
Поднять шкафчик ему не удалось, и они с Алисой волоком перетащили его в ванную и поставили на место.
– А что здесь будет?
– Полотенца, простыни, ещё что-нибудь.
– Ага. А теперь ты что делать будешь?
– Пол в прихожей натирать буду.
– А я с тобой!
– Как вчера? – усмехнулся Эркин.
Вчера Алиса тоже решила натирать вместе с ним полы, но ей быстро надоело. А он же не надзиратель, чтобы заставлять.
– Ну-у, – протянула Алиса и тут же улыбнулась. – Я вот здесь натирать буду.
Вместе они отсчитали десять дощечек. Алис стянула через голову платье и стала, подражая ему, тереть паркет. Сначала каждую дощечку по отдельности. Закончили они работу почти одновременно. Эркин посмотрел на её кусок и сказал, что вот эти две надо перетереть. А потом закончил свои. И щёткой натёр уже весь пол целиком. А ещё потом тряпкой специальной, суконкой. И здесь Алиса ему тоже помогала: он дал ей маленькую суконку и показал, как это надо делать. И получился замечательный блестящий пол, и Алиса пару раз даже поскользнулась и шлёпнулась, что было не больно, а очень даже весело.
Эркин убрал мастику, щётки и суконки в кладовку и пошёл на кухню. Суп надо было заправить. И выключить газ. Вот так. Теперь отмыть Алису от мастики, и они пообедают. Вчера он ушёл к Филиппычу сразу после Жени, потому всё и успел, а сегодня… но мебель он же покупать не будет, а только посмотрит, так что… Ну вот, теперь и самому умыться и переодеться. Пока Алиса умывалась, он переоделся в кладовке в старые джинсы и ковбойку и пошёл в ванную. Алиса, как и было заведено ещё в Джексонвилле, держала ему полотенце.
– А сейчас?
– А сейчас обедать будем.
Эркин – опять же по традиции – брызнул на неё водой, вытерся и повесил полотенце на место. И пошёл на кухню. При деятельной помощи Алисы накрыли на стол.
– Эрик, а давай кашу не будем есть?
Предложить отказаться от супа она не рискнула: суп варил Эрик, может обидеться, а вот каша…
– Голодно без каши, – растерянно ответил Эркин. Что от еды можно отказываться было слишком непривычно для него.
Алиса вздохнула. Спор с Эриком у неё как-то никогда не получался. Но зато, когда они после всего пили чай, он ей отдал обе конфеты.
– А теперь? – спросила Алиса, разглядывая фантики.
– Ты ляжешь спать. А я помою посуду и пойду на работу.
Сколько себя помнила Алиса, она слышала эти слова и знала, что с этим не поспоришь.
Эркин вымыл и расставил посуду, посмотрел, сколько осталось каши и супа – хватит ли Жене поесть после работы – и пошёл к Алисе. Алиса честно переоделась, даже одежду сложила и лежала уже под одеялом.
– А ты меня поцелуешь?
По заведённому уже в лагере и соблюдаемому теперь порядку он коснулся губами её щеки и сказал слышанное много раз от Жени:
– Спи, маленькая.
– Ага-а, – сонно согласилась Алиса.
Увидев, что она заснула, Эркин пошёл в спальню, переоделся. Тёплое бельё, джинсы, ковбойка. Оглядел спальню. Ничего, ещё пара дней и будут спать уже нормально, на кровати. В прихожей он быстро обулся, надел полушубок, ушанку. Поглядел на себя в зеркало. Как сказал ему Тим? Совсем русским стал? А что? И неплохо совсем. Жене он таким нравится. Ну, и себе тоже. Попробовал сдвинуть ушанку чуть набок, как носят здесь многие, вот так. И тоже очень даже ничего. Он привычным уже движением проверил на себе бумажник, ключи, рукоятку в кармане джинсов и вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь. Верхний замок, нижний замок. И быстрым уверенным шагом по коридору, вниз по лестнице и во двор под холодный, но совсем не страшный ветер с мелким снегом.
Возле поворота к магазинчику Мани, он нагнал высокого мужчину в новом чёрном полушубке и не сразу, а только поравнявшись, узнал Тима.
– Привет, – поздоровались они одновременно.
– Во вторую?
– Да.
Тим покосился на него.
– У тебя что, с двух?
– Зачем? С трёх, – и с небрежной лёгкостью: – В мебельный хочу зайти, посмотреть.
– Жёстко на полу спать? – усмехнулся Тим.
– Не хотелось второпях абы что покупать, – спокойно ответил Эркин.
Обменявшись ударами, какое-то время шли молча. Наконец Тим буркнул:
– Я вот тоже, по магазинам собрался. Заодно и мебель посмотрю.
Посмотрели друг на друга и улыбнулись. Чего, в самом деле, друг от друга прятаться. Русский Тим знает куда хуже, и вообще… похоже, они двое на весь город… такие. Под бурками поскрипывал снег, лёгкий мороз пощипывал щёки.
– Ты чего чёрный полушубок купил?
Тим смущённо усмехнулся.
– По привычке, наверное. Слушай, у тебя как заработок?
– Сто двадцать.
– В получку?!
– Ошалел? В месяц.
– А-а, ну, так же, значит.
Они шли быстро, уверенно, но в магазине не то, что оробели, но как-то… смутились, что ли. Просторный, освещённый яркими лампами зал казался сумрачным и тесным из-за заставлявшей его мебели. Они ходили по узким проходам между шкафами, буфетами, диванами, ещё чем-то… Столько всего разного, и вроде… вроде всё нужно.
– Как тебе этот?
– Куда его, в спальню?
– Куда ж ещё. Зато всё влезет.
– Ну да. Смотри, а это…
– Это? – Тим задумчиво оглядел большой мягкий диван, обтянутый тёмно-красным бархатом. – Это в гостиную, я думаю.
В общем, здесь было всё, что нужно. Даже для детской. Эркин быстро прикидывал в уме, хватит ли ссуды, и получалось, что на всё хватит и даже останется. Но когда он прикинул эти же цены на свою зарплату… ему стало не по себе. Если бы не ссуда… Эркин поглядел на сумрачное лицо Тима и понял, что тот думает о том же.
– Если б не ссуда… – сказал он вслух.
Тим кивнул.
– Долго бы ещё на полу спали и в рабском ходили.
Эркин посмотрел на часы.
– Мне пора уже.
Они молча прошли к выходу и на улице распрощались.
До завода Эркин бежал и, только попав в толпу спешащих на вторую смену, успокоился и пошёл со всеми. Дорога была уже знакомой и потому незаметной. Его окликнул Колька-Моряк. Эркин протолкался к нему.
– Привет.
– Привет. Ты как?
– В порядке.
Колька вдруг зевнул.
– Не люблю вторую, – объяснил он. – Весь день наперекосяк.
Эркин задумчиво кивнул. Хотя ему вторая смена особо не мешала. Только вот то, что они с Женей в разных сменах. Это неудобно. Так бы он с Женей пошёл в магазин. Помог бы. А кровать хороша. Большая, даже на качалку хватит. Если Жене понравится…
Пропуск, табельный номер, бытовка. Они не первые, но и не последние, и время ещё есть. Эркин отпирает свой шкафчик, переодевается. У Кольки нижняя рубашка полосатая, как ни у кого, ни разу не видел такой. Бытовка заполнялась людьми, гомоном, смехом, беззлобной руганью. Что-то верещал Ряха, и над его рассказом дружно ржали. Эркина Ряха теперь не задевал. Когда вчера после работы переодевались и Эркин снял нижнюю рубашку, чтобы обтереться, кто-то, глядя на его плечи, хмыкнул:
– Везучий ты, Ряха.
– Да уж, – кивнул Лютыч. – Крепок Мороз. Уж если вдарит, так вдарит.
– Не горюй, Ряха, – засмеялся Колька. – На гроб мы тебе скинемся.
Ряха, как-то сжавшись, смотрел на Эркина, беззвучно шевеля губами. Эркин посмеялся со всеми, как над шуткой, оделся, и они разошлись. Но Ряха, похоже, всерьёз испугался и сегодня старался даже не глядеть на Эркина.
– Хватит валандаться, – Медведев, надевая ушанку, рыком открыл дверь бытовки. – Пошли.
Эркин запер шкафчик, сунул ключи в карман и со всеми пошёл к двери. Всё-таки, великое дело – ватага. Когда ты не один, когда как все. Он всегда был отдельно, наособицу, индейцы в Паласе – большая редкость, сам он о таких только слышал, но не встречал. И в имении тоже был отдельно от всех. Только после Освобождения ему стало чуть легче. Но и в Джексонвилле был один. Пока не появился Андрей. Но думать об Андрее не мог: такой болью отзывалось это. И он заставил себя не думать. Да и некогда уже. Вон они, чёртовы контейнеры. И как только старшо́й разбирается, куда какой тащить?
Двор залит пронзительно белым светом прожекторов. Режущий губы и щёки холодный ветер. Лязг, грохот, чья-то ругань.
– Легче, Мороз, рад, что силы много!
– А что?
– Глаза разуй! – Саныч тычет пальцем в намалёванные на контейнере красные буквы.
– Ну, так что? – не понимает Эркин.
Саныч внимательно глядит на него.
– Неграмотный, что ли? – и, увидев хмурый кивок, показывает другой значок, тоже красный, но понятный. Рюмка. – Понял? Их осторожно надо. Как стекло.
– Ага, понял.
И, берясь за очередной контейнер, смотрит, ищет рюмку. И везёт такой уже без тряски и толчков, плавно, хотя это не в пример тяжелее. Медведев молча кивает ему, пробегая мимо.
А в перерыве в полупустой столовой – во вторую смену заметно меньше народу – Саныч негромко сказал ему:
– Учиться думаешь?
– Надо, – кивнул Эркин.
– Надо, – согласился Саныч. – Не откладывай далеко, пока голова молодая.
Эркин невольно вздохнул.
– А есть школа?.. – и осёкся, едва не сказав по-английски: «для цветных».
– Если искать, то всё найдёшь, – ответил Саныч.
Эркин кивнул. Конечно, надо учиться. Сам всё знал и понимал, и… и как будто держало что-то. Страх какой-то. Нутряной, глубинный, что даже думать неприятно.
И снова ветер, лёгкий снег, тающий на щеках и губах, белый свет, тускло блестящие серым металлом контейнеры с красными значками.
– Мороз, этот десяток на ту платформу.
– Эти? – он, уточняя, обводит рукавицей кучку контейнеров без букв и цифр с непонятными значками.
– Да. Только аккуратнее.
– Как стекло?
– Ещё легче.
– Понял.
Он берётся за ручку, носком валенка без щелчка убирает стопор и плавно стягивает контейнер с места. Вот так… и вот так… и вот так… А крепит кто? Ряха?! Но удивиться он не успевает: с такой неожиданной ловкостью зацепляет Ряха за скобы контейнера необычные тяжи на пружинах и быстро закручивает стопорные барашки. То-то Ряха без рукавиц.
– Чего смотришь?! Ты!.. Им же под снегом нельзя!
И он бежит за следующим. А Ряха готовит место, расправляя и вымеряя тяжи. «Потому, видно, и поставил Медведев их вдвоём, чтоб толкотни не было», – на бегу сообразил Эркин. А на платформе уже, кроме Ряхи, Антип и Серёня ставят и свинчивают, скрепляют трубчатый каркас. И Антип, топорща рыжую бороду, рычит на Серёню, а тот, шмыгая носом, отругивается. Похоже, вроде Кольки – руки только вместе с языком работают. И ещё… и ещё… и ещё… один ряд уже выставлен и с той стороны на каркас надевают деревянные щиты. Последний контейнер Эркин вкатывает в уже готовый вагон, внешне неотличимый от прочих. Двое мужчин в пальто поверх белых халатов и третий в форме проверяют крепления, сверяют значки на контейнерах со своими бумагами. Падают на снег сходни, ставится последний щит, звякая декоративным замком, Медведев и Саныч закрепляют стыки щитов, залепляя их какой-то массой, похожей на мастику, и тот, кто в форме ставит на мастику штампы…
Медведев махнул рукой в сторону пыхтящего паровозика.
– Выкатывай! – посмотрел на работавших на этой платформе и улыбнулся. – Вам всё. Валите в бытовку.
– Во, это дело! – расплылся широченной улыбкой Серёня.
И только тут Эркин почувствовал, как устал. И ведь не скажи, что такие уж тяжёлые, не тяжелее обычного, а устал. У Ряхи сизые замёрзшие руки, он не верещит, бредёт молча, волоча валенки и сгорбившись. И Антип явно устал. И Серёня молчит. Так что он не один такой, уже легче.
До бытовки они дошли молча и, не сговариваясь, сразу сели к столу. Ряха даже шапки не снял. Но Эркин, чувствуя, как стремительно тяжелеет от усталости тело, заставил себя встать, снять и повесить на вешалку ушанку и куртку, сцепил на затылке руки и потянулся, выгибаясь, качнулся телом вправо, влево, по кругу…
– Ты это чего, а? – удивлённо спросил Серёня.
Не зная, что ответить, Эркин неразборчиво буркнул себе под нос и потянулся ещё раз.
– Это он танцует так, – подал голос Ряха. – Во-ождь…
Эркин удивлённо посмотрел на Ряху через плечо, и тот сразу замолчал. По-прежнему стоя к остальным спиной, Эркин прогнал по телу волну – благо, под рубашкой не заметно – и вернулся к столу.
– Слушай, это… гимнастика такая, да? – не отставал Серёня.
Эркин неопределённо пожал плечами и посмотрел на часы.
– Полчаса осталось.
– Нам всё уже, – Антип, тяжело опираясь на стол, встал, перекрестился на икону в углу. – Слава тебе, Господи, прожит день. Можно и собираться, мужики.
Помедлив, Эркин кивнул. В самом деле, старшой сказал, что им всё, так что вряд ли новую работу даст. По коридору затопали, и в бытовку ввалились Колька и Петря с Миняем.
– А вы чего сидите?
– Мы думали, они уж дома чай пьют, а они тут ещё валандаются.
– Пошабашили, что ли? – спросил Антип.
– Ага, – Колька зазвенел ключами у своего шкафчика. – Ща остальные подвалят.
Эркин встал и тоже открыл свой шкафчик, стал переодеваться. Пока тянулся и сидел, нижняя рубашка впитала в себя пот, но он всё же, как и вчера, разделся до пояса, взял полотенце и пошёл к раковине обтираться.
– Смотри, застудишься, – сказал Миняй.
– Это когда Мороз холода боялся? – засмеялся Колька.
– А настоящих холодов ещё и не было, – с ходу вступил в разговор Геныч.
– Ну да, – согласился Антип. – Мягкая зима нонеча.
Раньше Эркин на такие разговоры дёргался, но сейчас, зная, что тёплой одежды у них навалом, а если что, то и прикупить не проблема, он спокойно обтёрся холодной водой и вытерся насухо. В бытовке собралась уже вся бригада. Эркин протолкался к вешалке, забрал свои курку и ушанку, отнёс к шкафчику и стал переодеваться.
– Мужики, подкинут нам на Рождество?
– Ёлочные-то? Должны.
– Хорошо бы в пятницу.
– А на Победу ни хрена не дали.
– Тебе самой Победы мало?
– Спорим, в получку дадут?!
– Это уж под Новый год выйдет.
– А не по хрену тебе когда?
– Э-э, нет. Под Рождество «ёлочные», а под Новый год получку и…
– Губы закатай, а то вон, по полу уже шлёпают.
– Ага! Ща отдавим, х-ха!
– И две пятницы пить будешь?
– А чё ж не выпить, коли есть на что!
– Ёлочные – это что? – тихо спросил Эркин переодевавшегося рядом Кольку.
– А премия под Рождество, – ответил тот. – В прошлом году, говорят, сотню выдали.
– Это с победными вместе, – вмешался Петря. – Ох, и гуляли-и…
– Ага, – засмеялся кто-то. – Земля тряслась, небо рушилось.
Эркин кивнул. Премия – это, конечно, хорошо. Он натянул джинсы, обулся в бурки, застегнул и заправил в джинсы ковбойку, проверил, на месте ли рукоятка. И поймал внимательный взгляд Кольки. Ну да, конечно, ремешок все заметили. Он улыбнулся, достал из кармана рукоятку и на ладони показал её Кольке.
– Талисман, что ли? – неуверенно спросил Колька.
Эркин свёл брови, вспоминая, что это значит, и спросил:
– А что такое, та-ли-сман?
– Ну-у, – замялся Колька, – ну, как это…
К их разговору прислушивались, и, когда Колька беспомощно оглянулся на остальных, к нему сразу пришли на помощь. Наперебой стали на все лады объяснять Эркину. Выслушав всех, он кивнул.
– Понял. Да, наверное, так и есть.
Может, если б его спросили сейчас, он бы рассказал про Андрея, но не спросили, а сам он говорить не стал.
Дружной, весело гомонящей толпой – свалили смену, теперь на отдых – расхватали табельные номера, а уж у проходной толпа побольше. Вывалились на улицу и как-то почти сразу разошлись кто куда. Эркин пошёл с Миняем: оба с «Беженского корабля».
– Ты давно здесь?
– С весны. А в «Корабль», как построили его, въехал. Спасибо Комитету, а то бы загнулся я с пискунами своими.
Эркин кивнул.
– Да. И жильё, и работа, и ссуда. Всё через Комитет.
– Ну да, – Миняй с удовольствием пыхнул сигаретой. – Я-то сразу, ещё зимой прошлой, через границу рванул.
– Из угнанных, что ли?
– Н-ну! Ну и… сначала домой, конечно, адрес-то помнил. А там… ни дома, ни родных, ни могил. Всё перекорёжено. Где не снаряды, там бомбы, где не бомбы – там СБ. Я и плюнул на всё, рванул через границу. Она-то ещё хлипкая была. Ох, и хлебнули мы в Пограничье, – Миняй покрутил головой, – вспомнить страшно.
– Да, – согласился Эркин, – лихая была зима. Самой-то заварухи, – перешёл он на английский, – не застал уже?
– Бог миловал, – серьёзно ответил Миняй.
Эркин кивнул. Той зимой не смотрели: русский, не русский, белый – и всё. Как и с той стороны. Не белый – тоже всё.
Улица была пуста и тиха, только их шаги поскрипывали.
– Я вот думаю, – Миняй снова пыхнул сигаретой. – Как мы на той неделе работать будем?
– А что такого? – заинтересовался Эркин. – Неделя как неделя.
– Не скажи. В понедельник Рождество. Не работаем. Так? – Эркин кивнул, и Миняй продолжил: – Вторник там, среда, четверг, пятница четвёртая, двадцать девятого, получка. А тридцать первого Новый год.
– Воскресенье тридцать первого.
– Ну да. А первого законный выходной. Даже в угоне давали на Рождество и на первое.
Эркин промолчал, вспоминая имение. Хотя… скотина праздников не знает, её кормить да доить каждый день нужно.
– А вот ведь закавыка какая. С Рождества святки, две недели гулять положено. А мы пахать будем. Как в угоне. Хоть бы неделю до Нового года дали. Обидно же.
Эркин о таком никогда не думал. И перспектива работы на святках – интересно, а это что, тоже праздник получается? – его не пугала. Праздник, конечно, вещь хорошая, кто спорит, но… скажут выйти на работу – он выйдет. У него вообще выходные только здесь появились. А праздники… ну, Женя ему скажет, что надо на праздник. Да, ах ты, чёрт, чуть из головы не вылетело.
– Слушай, а на Рождество подарки нужны, так?
– А как же, – засмеялся Миняй. – И на Рождество, и на Новый год. Я уже купил своим и припрятал пока.
– А… а что купил?
Миняй удивлённо посмотрел на него.
– Что положено. Ты что, не знаешь?
– Откуда, – вздохнул Эркин.
– Так… А! Ну, понятно. Значит, на Рождество гостинцы. Они готовыми пакетами есть. И ещё. Малышне кому куклу, кому машинку, кому мячик, жене… – Миняй улыбнулся. – Я своей серёжки с колечком, не золото, конечно, но блестит. А на Новый год ей духи, ну, и детворе опять же игрушки-книжки. Меньшой мой пойдёт вот-вот, ему ботиночки красные. И опять же по пакетику со сластями. Ну и, для гульбы что положено. Понимаешь, Рождество – семейный праздник, все по домам будут, а на Новый год гулять шумно будем. Старый год проводить, новый встретить.
– Ага, – кивнул Эркин, тоже улыбаясь: с таким азартом рассказывал об этом Миняй. – А… ёлка ещё нужна, да?
– А как же! Ёлку на Рождество ставят, и вот святки она и стоит. Ёлку на рынке купи, а до Рождества на этой, как её, а! лоджии оставь. Двадцать четвёртого, в Сочельник внесёшь и поставишь. А игрушки – на ёлку вешать – уже продают вовсю. Неужто не видел?
– Видел, – не слишком уверенно согласился Эркин. Бегая по магазинам, он как-то не обращал на это внимания.
– То-то. И главное, чтоб раньше времени подарки не увидели.
Эркин улыбнулся. Это-то не проблема. Он в кладовке такой тайник устроит… бычка спрятать будет можно.
Они уже подходили к дому. Тёмному, по одному-два окна на этаж светятся, не больше.
– Ну, прощевай.
– До завтра, – кивнул Эркин.
Миняй пошёл к своему крылу, ему с дальней лестницы удобней, а Эркин вошёл в подъезд, оббил на решётке снег с бурок и стал медленно подниматься. Снова наваливалась усталость, умотали его эти чёртовы контейнеры. И ведь не слишком тяжёлые, а неповоротливые, и главное, что их без толчков тяжело везти. Он вошёл в свой пустой и тихий коридор. Спят все уже давно. Вот и его дверь, нарядный коврик. Эркин достал ключи, открыл дверь – только верхний замок, ну да, Женя же дома – и вошёл в освещённую прихожую. И почти сразу – он только начал расстёгивать полушубок – из кухни вышла Женя.
– Ну, наконец-то, – она порывисто обняла и поцеловала его.
– Женя, я с холода, – ткнулся он губами в её щёку.
– Раздевайся, поужинаешь.
Полушубок, ушанку, бурки на вешалку, шлёпанцы на ноги, и уже у двери в ванную он остановился. Что-то не так, как-то по-другому. Женя с улыбкой наблюдала за ним.
– Ну и что? – спросила она.
– Женя… что-то не так… – он вдруг сообразил. – Запах какой-то.
– Неприятный? – по-прежнему улыбалась Женя.
– Нет, но…
– Ладно. Идём, покажу.
Женя открыла дверь комнаты Алисы, и он увидел… кровать и вдоль стены… Он же это как раз сегодня в магазине смотрел.
– Женя, ты купила?..
– Ну да. Зашла после работы и купила.
– Здоровско! – восхитился Эркин. – Я же сегодня там был и видел.
– Тебе понравилось?
– Да. Я как раз думал тебе сказать.
– Ну и хорошо. Завтра посмотрим, я не хочу ей свет включать. Ещё проснётся.
Эркин кивнул и отступил. Женя бесшумно прикрыла дверь, и они пошли на кухню.
– Суп подогреть?
– Да нет, Женя, спасибо, я чаю.
– Ну и хорошо. Давай, я тебе ещё варенья положу.
– М-м. Вкусно как, Женя.
– Вот и отлично.
Женя сидела за столом и смотрела, как он ест. Красиво, как всё, что он делает.
– Женя, – Эркин поднял на неё глаза и улыбнулся. – Я в мебельном сегодня был, посмотрел.
– И что тебе понравилось? – Женя подвинула ему хлеб. – Ты себе бутерброд сделай.
– М-м. Спасибо. Там… кровать такая, широкая. Одна спинка повыше и вот так, – Эркин описал в воздухе пологую дугу. – А другая пониже и ровная.
– Ага, я помню, – закивала Женя. – На ней матрац в зелёную полоску, а дерево светлое, медовое. Мне она тоже понравилась.
– Да, – обрадовался Эркин. – Она самая. И там шкаф такой же, ну, из такого же дерева, с зеркалом.
– Да, я видела.
Они быстро выяснили, что говорят об одном и том же, и решили, что завтра Эркин с утра пойдёт в мебельный. Жалко, он в десять открывается, а Женя с полдевятого работает. Значит, завтра кровать, шкаф, трёхстворчатый, с зеркалом, две тумбочки и комод.
– И ещё два пуфа, нет, три.
Эркин кивнул. Что это такое, он знал.
– Круглые или, – он опять показал жестом, – с углами?
– Кубиком? – уточнила Женя. – Ты сам посмотри, какая обивка получше.
– Ладно. Если что, поменяем, правда, Женя?
Женя улыбнулась и сказала по-английски:
– Я уверена в твоём выборе.
Эркин неуверенно улыбнулся и заторопился:
– Да, Женя, я тогда за ёлкой послезавтра схожу. И до Рождества оставим её на лоджии.
– Хорошо.
Женя налила чай в две чашки, и Эркин счастливо улыбнулся. Улыбнулась и Женя. Она поставил чашки на стол и потянулась погладить Эркина по голове. Он, как всегда, ловко перехватил её руку и прижал к губам.
– Женя.
– Что, милый?
Он молча притянул её и посадил к себе на колени. Обнял, уткнувшись лицом в её плечо.
– Посидим так? Немного. Да, Женя?
Женя только вздохнула в ответ. Обняла его голову, прижав к себе. Время текло неощутимо, незаметно. И наконец Эркин медленно, очень плавным мягким движением переменил ногу, и теперь они сидели лицом к лицу. Глаза у Эркина влажно блестели, но щёки были сухими. Он так же мягко поцеловал Женю в углы рта.
– Уже поздно, да? Тебе надо отдохнуть, – и легко встал, держа её на руках. – Я отнесу тебя.
Он внёс её в спальню и положил на постель. Мягкими, усыпляющими ласковыми движениями раздел и укрыл одеялом. Женя улыбнулась ему.
– И ты ложись.
– Да, Женя, да. Я только…
– В душ, – понимающе улыбнулась Женя. – Конечно, милый.
Глаза у неё закрывались, и Эркин, выходя, погасил свет в спальне. На кухне он вылил в раковину остывший чай, вымыл чашки и поставил их на сушку. Протёр клеёнку на столе и выключил в кухне свет. В ванной он быстро вымылся под душем. Вытерся и – время позднее, Алиса спит, свет он всюду погасил – прошёл, не одеваясь, в спальню. И сразу от порога услышал: Женя спит. Эркин осторожно, чтобы не побеспокоить её, залез под одеяло со своей стороны. Лёг так, чтобы, если Жене захочется, она смогла легко дотянуться до него, закинул руки за голову и закрыл глаза.
Сквозь сон Женя чувствовала его ровное дыхание, спокойное тепло его сильного тела. Он рядом, он с ней, и никто, никогда, ни за что не разделит их. Она счастливо улыбнулась, не открывая глаз. Можно спать.
И уже во сне, не осознавая, она повернулась набок лицом к Эркину и положила руку ему на грудь. И таким же бессознательным движением Эркин накрыл её руку своей. Было тихо и спокойно. И безопасно.
И проснулась Женя не от звонка будильника, а от исчезнувшего ощущения Эркина рядом. Женя вздохнула и открыла глаза. Горел свет, Эркина не было, а на будильнике… минута до звонка. Женя погладила вмятину на подушке от головы Эркина, потянулась и откинула одеяло. Вошёл Эркин, полуголый, в старых джинсах, которые он теперь носил дома, и, улыбаясь, присел на корточки у её изголовья.
– Я тебя разбудил?
– Нет, – Женя потянулась к нему, обхватив руками за шею. – Я сама проснулась. Доброе утро, Эркин.
– Доброе утро, – он стал вставать, поднимая её, обнял, мягко прижав к себе, поцеловал в углы рта. – Я чайник уже поставил. И кашу.
Зазвенел будильник, и Женя, засмеявшись, поцеловала Эркина в щёку. И ещё раз в другую. И – она даже не отстранилась – он сам разжал объятия. Да, ей надо на работу. Когда Женя, схватив свой халатик, выбежала из спальни, Эркин быстро расправил одеяло, закрывая постель, и накрыл сверху ярким мягким ковром. Огляделся. Ну что, сегодня здесь уже будет мебель. Кровать, шкаф, комод… Он тряхнул головой и пошёл на кухню.
– Э-эрик, – позвала его Алиса. – Посмотри, чего у меня есть.
Он зашёл в её комнату. Под потолком горел полный свет. Алиса в пижамке стояла на кровати, румяная, синие глаза блестят, светлые волосы перепутанными прядями свисают на плечи. Алиса ладошками убирала их со щёк, гордо оглядывая свою комнату.
– Алиса, – вошла Женя. – Быстренько в уборную и умываться, потом покажешь.
– А он потом работать будет, – возразила Алиса.
– Работать надо – улыбнулся Эркин.
– Чтобы денюшки были, да? – догадалась Алиса.
– Денежки, – поправила её Женя и рассмеялась. – Вот именно. Давай Алиса, не тяни.
– Кота за хвост, – закончила фразу Алиса, слезая с кровати.
Утренняя хлопотливая суматоха. Чай, вчерашняя разогретая каша, бутерброды.
– Что сегодня на обед делать?
– Я сам сварю.
– А чего?
– Алиса, не говори с полным ртом.
– Кашу с мясом, как мы на выпасе делали.
– Здесь не выпас, – вздохнула Женя. – Ты же сам рассказывал, что котелок весь день на огне стоял. А здесь…
– Д-да, – сообразил Эркин. – Ну, просто кашу.
– Опять кашу?!
– Алиса, хватит капризничать.
– Да?! – возмутилась Алиса. – Я ещё не начинала, а уже хватит?!
– Вот и не начинай, – отрезала Женя.
В конце концов решили, что Эркин сварит картошку и разогреет вчерашний суп, там как раз им на двоих по тарелке осталось. Женя вскочила и заметалась в суматохе сборов. Эркин только и успел собрать со стола тарелки в раковину, как Женя, уже одетая, в пальто и платке, с сумочкой на плече и сумкой для продуктов в руке стоит у дверей. Эркин и Алиса вышли её провожать. Женя быстро чмокнула их в щёки, перемежая поцелуи с наставлениями и наказами, и убежала.
Эркин запер за Женей дверь, и они с Алисой взялись за работу. Дел было много. Алиса гордо показывала Эрику, сколько у неё теперь шкафов, ящиков, полок. И стол свой. И у неё теперь ничего навалом не лежит. И книжки её, и игрушки, и вещи… как у большой. И кровать большая-пребольшая! И два стула под её рост, как и стол.
Эркин всё рассмотрел, похвалил, помог ей застелить кровать, и они пошли на кухню чистить картошку. Эркин чистил, а Алиса сидела рядом в обнимку со Спотти и рассказывала про Спящую Красавицу. Эркин торопился, и картошка кончилась быстрее сказки. Пока картошка варилась, Эркин ещё раз протёр пол на кухне, а в спальне свернул постель и вынес её в кладовку. Раз он сегодня привезёт мебель, то пусть лучше ничего не мешает расстановке. О, а здесь на стеллаже и Алискина перина. Ну да, на кровати же хороший матрац. Так что, может, и им с Женей перина будет не нужна. Ладно, как там картошка? Картошка уже сварилась. Эркин выключил газ, слил воду из кастрюли и пошёл одеваться.
– Ты уходишь? – дрогнувшим голосом спросила Алиса.
– Я в магазин, – ответил Эркин, застёгивая полушубок. И повторил обычные слова Жени: – Будь умницей, маленькая.
– Ладно, – со вздохом согласилась Алиса.
В конце концов, ей не привыкать оставаться одной. И теперь у неё всего столько есть. И… и надо с баульчиком поговорить, а то он обижается, что она его забыла. Алиса пошла в свою комнату, торжественно водрузила баульчик на стол, подвинула стул и села. Как взрослая.
Эркин поспел как раз к открытию магазина и был первым покупателем. Продавец узнал его и улыбнулся.
– Доброе утро. Опять смотреть будешь?
– Доброе утро, – ответно улыбнулся Эркин. – Высмотрел уже. Покупать буду.
Продавец вытащил из кармана халата чековую книжку.
– Показывай, что высмотрел.
Они шли по магазину, и Эркин, подойдя к выбранному, придирчиво осматривал, проверяя, всё ли в порядке, нет ли где сколов или ещё какого брака, и указывал продавцу:
– Это… это… и вот это ещё… и это…
– Ого, – сказал продавец, выписывая чек на комод. – Спальню набираешь? – Эркин кивнул. – Тогда и трюмо бери. Вон с трельяжем как раз.
– Зеркало у шкафа есть, – задумчиво возразил Эркин.
– В спальне зеркал много должно быть, – убеждённо сказал продавец.
Вообще-то Эркин и сам уже думал об этом. И трюмо-трельяж ему нравилось. Женя расставит духи, кремы, а если ещё красивую лампу… И он кивнул.
– Да, и это… И вон… пуфа три.
– Пошли, обивку подберём, – согласился продавец.
Кровать, шкаф, комод, трюмо-трельяж, три пуфа, две тумбочки для кровати… Да ещё машина всё это довезти, и два грузчика… Выходило сильно за тысячу.
Эркин расплатился в магазине, помог затащить купленное в крытый кузов и сел в кабину к шофёру.
– В «Беженский корабль»?
– Да, – кивнул Эркин. – Левое крыло.
– Понятно, – кивнул шофёр. – Обживаешься, значит.
– Ага, – радостно согласился Эркин.
Он сам не думал, что будет так счастлив, выбирая мебель.
Доехали быстро – он бы и дольше с удовольствием проездил – и подогнали к их подъезду. Распахнули и подпёрли дверь. И понесли вверх по лестнице… по коридору… и вот уже их квартира. Эркин быстро отпер и распахнул дверь.
– Алиса!
– Эрик! – выбежала навстречу Алиса.
– Подержи дверь.
Хорошо, что он натёр в спальне пол и убрал всё. Теперь можно ставить сразу. Кровать, шкаф тумбочки… нет, перепутали, наоборот надо, ладно, он сам переставит, комод, трюмо, пуфы… всё! Эркин расплатился, закрыл и запер за грузчиками дверь и облегчённо выдохнул. Всё. Сделал! Поглядел на часы и удивился. Двенадцати ещё нет. Надо же, как быстро управился. Ну и отлично. Эркин быстро разделся, повесил полушубок и ушанку на вешалку, переобулся.
– Эрик, – Алиса аж приплясывала перед ним от нетерпеливого восторга. – А теперь чего?
