Татьяна Николаевна Зубачева
Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата
…Гэб аккуратно сложил и развесил одежду, выключил свет и лёг. Завтра Чак уберётся. Дурак, в Колумбию лезет. Город большой, там чёрт знает кого можно встретить. Чак бы ещё в Атланту намылился, к Старому Хозяину прямиком. Хоть доктор и говорил, что ни те слова, ни Старый Хозяин над ними теперь не властны, но проверять не стоит. Слишком дорогой проверка окажется. Ладно, у Чака свои проблемы, пусть сам их и решает. А ему надо решать свои. Три тысячи – большие деньги, перебиться первое время, пока наладится с работой, обзавестись всем необходимым… хватит, должно хватить. Он же поумнее этих поганцев, что зарплату на конфетах прожирают.
Жариков, с видимым удовольствием прихлёбывая остывший чай, наблюдал за танцевавшими парнями. Ну, надо же как растормозились. И ведь… ведь в самом деле красивы. Страшно подумать, что бы с ними было, если бы… Ведь живёт каждый из них… случайно. Случайно спасённый. Смерть закономерна, а жизнь случайна. Чьё это? Ладно, сейчас неважно.
– Иван Дормидонтович, у вас чай остыл. Давайте свежего налью.
– Спасибо, – Жариков улыбнулся, глядя на Андрея. – Всё хорошо, Андрей.
– Вам понравилось? – спросил Андрей.
– Да, – кивнул Жариков. – Вы молодцы.
Андрей радостно улыбнулся. И Жариков засмеялся: такой гордостью, даже хвастовством просияло мальчишеское лицо Андрея.
– Да? Правда, хорошо?! А… Иван Дормидонтович…
– Гоните его, – вклинился между ними Фил. – А то он опять философию разведёт.
Андрей попытался протестовать, но его в несколько рук выдернули из-за стола.
– Иди, пляши… Дай доктору Ване отдохнуть… Иван Дормидонтович, чаю?.. Бутербродов?..
– Спасибо, парни, всё хорошо…
Да, всё хорошо… Какое поразительное чувство ритма у всех. Красиво танцуют, глаз не отвести. И поют все потрясающе, голоса, слух… И играют…
– Была бы гитара, – вздыхает Джим, – я бы тоже сыграл, – и в ответ на быстрый взгляд Жарикова улыбается. – Я видел, как вы на наших, ну, кто на пианино играл, смотрели.
– А ещё на чём играете? – улыбается Аристов.
– Пианино и гитара, – качает головой Ник. – И всё.
– Да, – кивает подсевший к ним Эд. – Сколько помню, только это.
– Другому нас не учили, – Майкл вдруг хитро улыбается. – А, Иван Дормидонтович, а вы… играете?
– На чужих нервах, – хмыкает Аристов.
Смеются все, но Жариков громче всех. И праздник катится своим чередом, но вроде пик уже пройден. И снова парни удивили Жарикова. Он знал, что у них хорошо развито чувство времени, но что чувство… даже трудно определить, да, чувство, позволяющее закончить вечер на той грани, после которой веселье становится натужным. И как весело, помогая, подыгрывая друг другу, они это делали. Словно, всё само собой. Со смехом и шутками его, Аристова и Тётю Пашу вывели из столовой так, будто они сами этого захотели, и часть парней пошла их провожать, а кто-то остался убирать.
Проводив Тётю Пашу, Крис побежал обратно в столовую. Они обещали, что всё будет в порядке, надо посмотреть, как там.
Уборка шла полным ходом. В коридоре на стульях у двери лежали брюки и рубашки, рядом на полу громоздились ботинки. Крис открыл дверь.
– Ага, пришёл, – встретил его Майкл. – Давай раздевайся.
Крис кивнул. В самом деле, чем бегать переодеваться, проще вот так. Он, как и остальные, разделся до трусов и присоединился к моющим пол.
В дверь заглянул Андрей.
– Ух ты, сколько вас!
– Для тебя дело всегда найдём, – откликнулся Ник. – Давай на мойку.
Работали споро, перешучиваясь и хохоча. И даже слишком быстро всё сделали.
Андрей так и сказал, когда они уже шли по своему коридору.
– Малолетка ты ещё, – хмыкнул Эд. – Всего тебе мало. И праздника, и работы.
– Ага, – не стал спорить с очевидным Андрей. – А тебе что, не понравилось?
– Понравилось, конечно, – Эд мягко улыбнулся. – Хорошо всё получилось, – посмотрел на Андрея. – Ты молодец, что со столовой придумал.
– Это мне доктор Ваня посоветовал, – признался Андрей.
Эд кивнул.
– Значит, молодец, что послушал.
У своей двери он остановился, вздохнул:
– Не могу поверить, что год прошёл, – и тихо засмеялся.
Андрей молча кивнул. Он тоже не мог в это поверить. Что всего год назад… нет, не надо вспоминать. Он попрощался с Эдом и вошёл в свою комнату.
Джим уже лежал, а Джо развешивал в шкафу вещи. Свои и брата. Андрей быстро разделся и, когда Джо отошёл, повесил свои новые брюки, а рубашку положил на полку с грязным бельём.
– Гаси свет, Андрей, – сонно сказал Джо.
– Сейчас.
Андрей быстро прошёл к двери, щёлкнул выключателем и уже в темноте лёг. Натянул на плечи одеяло.
– Спокойной ночи, парни.
– И тебе.
– Спокойной ночи.
Исподволь подступала усталость, приятно тянуло мышцы, мелькали в памяти лица парней, улыбающаяся Тётя Паша, смеющиеся доктор Юра и доктор Ваня, пение, шум, смех… Под такое хорошо засыпать: сны будут лёгкими.
Тетрадь пятьдесят четвёртая
Россия
Ижорский Пояс
Загорье
Последние дни перед Рождеством были суматошными и суетливыми. События накатывались, набегали друг на друга, и потом было уже трудно вспомнить, что там и за чем.
Утром после завтрака, когда Женя убежала на работу, Эркин собрался за ёлкой. А так как Алиса за завтраком выжала из Жени признание, что сегодня не очень холодно, а Эркину одному будет нелегко, то на рынок они пошли вместе.
Эркин старательно застегнул на Алисе шубку, натянул поверх шапочки капюшон и повязал верхний шарфик. Алиса мужественно терпела, догадываясь, что при малейшем капризе её попросту оставят дома.
И они вдвоём пошли через весь город на рынок. И Эркин то вёз её на санках, то она бежала рядом с ним. И было так весело. Столько ёлок… как в лесу. И они бродили, бродили среди них…
Эркин все ёлки примерял по себе. Женя сказала, что когда ёлка под потолок, то неудобно наряжать, и чтобы была пушистая. Алиса важно сравнивала ёлки, пытаясь считать ветви, чтобы со всех сторон было поровну, но всё время сбивалась. Наконец они выбрали красивую, чуть выше Эркина, увязали её, тут же купили и крестовину, выслушали длинное наставление, что и как сделать, чтоб все святки простояла, крестовину привязали к санкам, а ёлку Эркин взвалил на плечо.
Эркин хотел купить ещё картошки и разных солений, но сообразил, что всё сразу ему попросту не дотащить. Без Алисы он бы ещё попробовал, а так… Но Алиса заявила, что пустые санки тащить совсем неинтересно. И Эркин купил плетёный короб, туда поставили туески со всякой вкуснотой, короб привязали на крестовину к санкам и окончательно пошли домой. Эркин нёс на плече ёлку, придерживая её одной рукой, а другой держал верёвку от санок. Но и Алиса шла не просто так, она тоже тянула санки, и в полную силу, а не понарошку. И так до самого дома.
А с картошкой им повезло. У самого их дома стоял грузовик с картошкой, которую продавали прямо с борта, хоть целыми мешками, хоть вёдрами, хоть в россыпь, и уже толпа собралась. Эркин запихал в квартиру ёлку, Алису и санки с коробом – в два захода пришлось подниматься – вытряхнул из мешка остатки их картошки прямо на пол и побежал вниз к грузовику. И тут ему опять повезло: Зина как раз торговалась, полное ведро ей насыпали или нет. Эркин пробился на знакомый голос, уладил с ведром и сам сторговал четыре ведра, как раз в его мешок под завязку. Мешок-то небольшой. Заодно поговорил о двадцать третьем. Тим тоже работает в субботу, но ещё не знает, в какую смену. Словом, всё у всех кувырком летит.
Эркин взбежал с мешком на свой этаж, влетел в квартиру. Времени уже в обрез, а дел… ёлку на кухонную лоджию, картошку в мешок, суп… суп на огонь, мешок на место, короб под окно, на обед… нет, он уже больше ничего не успевает, крестовину в кладовку, чёрт, он вообще ничего не успевает. Проваландался с ёлкой, совсем голову потерял… ладно… Эркин тряхнул головой, собирая мысли.
– Эрик, а теперь что?
– Теперь? – он посмотрел на стоящую перед ним Алису. – Теперь… Ты все свои вещи убрала? – Алиса как-то задумчиво кивнула, но он не стал выяснять, не до того. – Ты сама пообедаешь и ляжешь спать. А я пошёл на работу.
Опять эти слова, с которыми Алиса не могла спорить. И она молча смотрела, как он погасил под кастрюлей огонь, налил в тарелку дымящегося супа, нарезал хлеба.
– Я такой горячий не могу, – сказала Алиса.
Эркин поглядел на неё, улыбнулся.
– Я должен уже идти. Подожди, пока остынет, тогда поешь.
Алиса смотрела на него круглыми и блестящими от стоящих в них слёз глазами. Эркин взял её на руки. Она обхватила его за шею, прижалась к нему.
– Эрик, – всхлипнула она. – Не уходи.
– Я вернусь, – ответил он, опуская её на пол и касаясь сжатыми губами её щёчки. И повторил: – Я вернусь, Алиса.
Алиса молча кивнула и проводила его до дверей. Ведь он всегда возвращался.
До завода Эркин уже бежал. Торопливо, чуть не обрывая пуговицы и крючки, переоделся в пустой бытовке и без двух минут два вылетел на рабочий двор.
– Ага, Мороз, – Медведев возник перед ним как из-под земли. – Машину, вон, видишь? Давай, там Колька с Петрей зашиваются.
И исчез. А Эркин побежал к машине. Грузить в кузов картонные, но тяжеленные коробки. Едва управились с коробками, так снова контейнеры. Мучительно знакомо ныло в животе. «Давно голодным не ходил», – сообразил Эркин и усмехнулся. Ладно, до обеда он дотерпит.
– Мороз, а что за праздник индейский вчера был? – спросил за обедом Колька.
Эркин с трудом оторвался от тарелки со щами.
– Чего?
– Ну, старшо́й тебя вечор отпускал. Попраздновать, – объяснил Геныч.
– Ряха трепанул? – на всякий случай уточнил Эркин.
– А кто ж ещё? – хмыкнул Петря. – Так чё за праздник?
– День Свободы, – улыбнулся Эркин. – Год назад рабство отменили.
– А-а! – понимающе протянул Колька. – Это да, это я помню. Перед демобилизацией как раз говорили. Политрук аж целую лекцию забабахал.
– И я помню, – кивнул Геныч.
– Ага, – расплылся в улыбке Петря. – В школе училка говорила. Вместо контрольной. Здоровско было. Слушай, а ты к этому празднику с какого боку? Разве индеев он касался?
Эркин оторопело посмотрел на него, не зная, что ответить.
– Значит, касался, – спокойно сказал Геныч.
– Как отпраздновал-то? – глаза у Кольки хитро блестели в ожидании рассказа.
Но ответ Эркина его разочаровал.
– Чай с тортом пил.
– Ну-у, я всерьёз, а ты…
– И я всерьёз, – улыбнулся Эркин.
– Не-е, – покрутил головой Петря. – Это ж какой праздник без гульбы?
– Угу, – хмыкнул Геныч. – Раз не дрался, то и не гулял. Так, что ли?
– А то! – задиристо вскинул голову Петря.
– Ничо, – успокоил его Колька. – На Святках погуляем.
– Ага, стенка знатная будет, – авторитетно кивнул Петря и тут же покраснел под насмешливым взглядом Геныча.
Спрашивать, что за стенка, если говорили о гульбе, было уже некогда. Последние капли компота вытряхиваются в рот, и на выход. Пока они не заступят, Медведев никого в столовую не отпустит.
И снова ослепительно белые прожектор а ы, блестящие контейнеры, лязг металла о металл, крики, автомобильные и паровозные сигналы, грохот крепёжных цепей, липнущая к потному телу одежда, обжигающий губы холодный ветер… Эркин не понимал, да и не пытался понимать, что и куда он тащит, вкатывает и выкатывает. Быстрее… не тряхнуть… эти не наклонять!.. скорее… не дёргай… это туда… эти… оставить? Ну и пусть стоят… Да их навалом можно… быстрее… у Кольки контейнер застрял, сейчас придавит… кой чёрт тут масло разлил?!.. толкать надо… братцы, Ряху придавили!.. Нажми ещё, чтоб дурь вышла!.. вышла!.. И вдруг:
– Всё, Мороз, вали в бытовку. Завтра в двенадцать.
– Ага, – выдыхает Эркин и из последних сил спрашивает: – В субботу как?
– Завтра и узнаешь, – отмахивается Медведев и убегает с криком: – Куд-да ты их тащишь, мать твою, это ж из третьего, их…
Конец фразы утонул в грохоте сцепляемых вагонов. Эркин тряхнул головой и побрёл в бытовку. Уже у входа его нагнал Колька.
– Слышь, а ты чего про субботу спрашивал?
– Беженское новоселье в субботу, – язык почему-то ворочался плохо, и слова натужно выталкивались.
– А! – понимающе кивнул Колька. – У дружка, что ли? Ну, чёрный, длинный такой. Тимофей, вроде.
Эркин кивнул. Говорить ему совсем не хотелось.
В бытовке было тесно. Ряха опять сидел за столом и словно спал, уткнувшись лицом в свою шапку. Остальные переодевались. Эркин протолкался к своему шкафчику, отпер замок и сдёрнул с головы ушанку. Волосы были мокрыми, и он подумал, что, пожалуй, Медведев, переодеваясь, и шапку меняет не от форса и выпендрёжа, и ему самому тоже бы так стоило. Не спеша, преодолевая тягучую усталость в мышцах, он разделся до белья, снял нижнюю рубашку: как ни крути, но если он сейчас не потянется хоть немного, то до дома не дойдёт, прямо здесь за столом уснёт, как Ряха. И как накликал.
– Во, ща вождь танцевать будет, – заверещал за его спиной Ряха. – Духов заклинать, понимаешь ли.
– А пошёл бы ты, Ряха!.. – не выдержал Эркин.
Дружный хохот перекрыл конец длинной фразы.
– Вот это загнул! – со слезами на глазах крутил головой Колька. – Вот это я понимаю! По-нашенски, по-флотски!
– Однако крепко ругаешься, – хмыкнул Антип.
– Могу и крепче, – всё ещё сердито буркнул Эркин.
Он сцепил руки на затылке, осторожно, чтобы никого не задеть, качнулся вправо, влево… Нет, всё равно не получится. Эркин взял полотенце и пошёл к раковине.
– Да не злись, Мороз, – отсмеявшись, сказал Серёня. – У Ряхи же язык без костей.
– А я при чём?
Эркин быстро умылся, обтёр торс холодной водой и стал растираться полотенцем.
– В сам деле, Ряха, – Колька возился в своём шкафчике. – Чего ты цепляешься? Гимнастики не видел?
– Я-то видел, – голос Ряхи стал серьёзным. – А вот он откуда её знает?
– А твоё какое дело? Мешает он тебе?
Ряха промолчал, явно не желая заводиться. Эркин вернулся к своему шкафчику, оделся. Ряха, по-прежнему сидя за столом, исподлобья, будто ожидая удара, следил за ним.
– Мороз, идёшь? – позвал от двери Миняй.
– Иду, – откликнулся Эркин, запирая шкафчик.
И, пока они шли по коридорам к внутренней, а затем внешней проходным, Эркин по возможности играл под одеждой мускулами, гоняя волну. Волна на шаге – не простое дело, это когда нагишом танцевали, в одежде тяжело, и волна некрасивая, зажатая, но ему ж только усталость отогнать, сойдёт и так. И сошло. К выходу на улицу он уже шёл легче.
– Фу-у, – вздохнул на улице Миняй. – Ну, гонка, не помню такого.
– Ничего, – улыбнулся Эркин. – Бывало и хуже.
– Это-то да, конечно, – согласился Миняй, поворачиваясь на ходу спиной к ветру и закуривая. – Ты к Тимофею-то идёшь?
– К Тиму? Иду, конечно. Только он в субботу тоже работает.
– Говорил с ним?
– Нет. С Зиной. Когда картошку с грузовика у дома покупали.
Этим Миняй заинтересовался больше всего и, подробно расспросив Эркина о цене, размере вёдер, виде и цвете картофелин, сокрушённо покачал головой.
– Если моя не подсуетилась… хреново. На рынок только в воскресенье получится, а там уж все цены как скакнут… – Миняй затейливо выругался.
Эркин кивнул.
– Я сегодня на рынке был. Уже всё дороже стало.
– Ну вот, – Миняй пыхнул сигаретой. – Ёлку-то купил?
– Да, – улыбнулся Эркин. – И… крестовину, и подарки.
У дома они расстались и разошлись по своим подъездам.
И пятница была таким же сумасшедшим днём. Правда, до работы Эркин успел натереть как следует пол в большой и дальней комнатах, пока варился суп и разогревалась вчерашняя каша. Спокойно пообедал вдвоём с Алисой, и бегать не пришлось. Нормально дошёл, переоделся. А вот во двор вышел, гонка и началась. Только, кроме контейнеров, были ещё мешки и ящики. И грузили, и выгружали, то со склада на платформу, то с грузовика в склад, то из одного склада в другой… как только бригадир помнит всё? Ну, да, это его работа, ему за это деньги и платят.
Эркин то ли втянулся, то ли ещё что, но работалось ему сегодня полегче. И даже уже мог о своём думать. Что у Жени, в её… машбюро, такая же гонка наверняка, она и так устаёт, да ещё его допоздна ждёт. Он сказал, чтобы она ложилась, не ждала его, а Женя будто не услышала. А спорить с ней он не может. И… и не хочет. А торт они вчера доели. Когда он пришёл домой. Два последних куска. Алисе как торт понравился. Надо будет на праздники ещё купить. И это что ж получается? Неделю, даже больше, они не работают, значит, получит он завтра за одну неделю и субботу, за шесть дней, это… это… – умножение у него плохо получалось – это сорок пять рублей, а следующая получка во вторую пятницу января, это… это уже три недели, пятнадцать рублей на неделю, да, ещё же «ёлочные». Сколько ни дадут, всё хорошо.
– Мороз, о чём думаешь?
– Деньги считаю, – улыбнулся Эркин. – Сколько дадут и на сколько хватит.
– Нашёл о чём думать, – хмыкнул Ряха. – Есть деньги – трать, а нет…
– Ага, – засмеялся Серёня. – Чего делать, когда денег нету?
– Зарабатывать их, – весело ответил Эркин.
Саныч кивнул.
– Верно говоришь.
– Последнее дело халявщиком жить, – согласился Лютыч.
Они всей бригадой стояли цепью, передавая с рук на руки небольшие, но увесистые коробки. Работа не особо сложная, и чего ж не почесать языки.
– Кому и халява сладка.
– Сладко естся, да горько рыгается.
– И то верно.
– «Ёлочные» большие будут?
– Завтра увидишь.
– Ох, братцы, неужто святки гулять будем?!
– Как до войны!
– А ты помнишь, как оно до войны было?
– А ты?
– Ну, я уж в школу вроде пошёл.
– Да-а, давненько, значит.
– Гулять, братцы, не проблема…
– Проблема, на какие шиши!
– А драка бесплатна!
– Это ты, щеня, задарма кусаешься, а Ряха…
– Он за выпивку.
– Ряха, тебе сколько выпить надо, чтоб с Морозом задраться?
– Давай, Ряха, на гроб тебе мы скинемся.
– Слышали уже, новое придумай!
– Ладно вам, на «стенке» всех посмотрим.
– А чё?! Я жилистый, меня на прошлый год в остатних сшибли.
– Ага, потому как против тебя контуженный стоял.
– Мужики, как завтра работаем?
– Старшо́й скажет.
– Точно. И скажет, и укажет, и пошлёт…
Эркин охотно смеялся вместе со всеми. Он уже догадался из разговоров, что «стенка» – это драка, но не простая, а по правилам. Если это вроде ковбойской олимпиады, так отчего ж не поучаствовать. Святки, святочные гулянья, целая неделя праздников… Интересно! Рождество и Святки в Паласе – вспоминал он – это сплошная работа, тяжёлые угарные смены, в питомнике… голод из-за надзирательского загула и опять же работа, а в имении праздников он вообще не видел, да и какие праздники или выходные со скотиной. Доить, кормить, поить, навоз выгребать каждый день нужно. Даже на выпасе и то без присмотра бычков не бросишь. Нет, это всё не то, не праздник, нет, не было у него никогда раньше праздников. Вот только… День Матери в Джексонвилле, когда они с Андреем ходили купаться на пруд, да… да всё, пожалуй. Остальное не в счёт. Воскресенье в Джексонвилле – не отдых, а досадная помеха, перерыв в заработке, церковная нудьга, тоскливое сознание, что Женя дома, а он должен до сумерек где-то шататься, потому что их могут застать врасплох, ощущение обделённости… Эркин тряхнул головой. Нашёл, что вспоминать, дурак. Здесь… здесь совсем по-другому.
– Эй, старшо́й, шабашим никак?
Медведев, сбив на затылок ушанку, вытирает лоб.
– Так, мужики. Сейчас ещё вон ту гору раскидаем и завтра выходим в восемь.
– Чё-ё?! – взрёвывает Ряха. – Охренел?! За полночь уже. А пошёл ты с такой работой!..
– В сам деле, – кивает Геныч. – До дома дойдём и обратно поворачивать, что ли?
– За ночь смёрзнется, – Медведев сдвигает ушанку обратно на лоб. – Завтра дольше проколупаемся.
– Не об этом речь, старшо́й.
– Больно рано завтра.
– На казарменное тогда уж лучше.
– Выйдем в восемь, уйдём в час, – спокойно ответил Медведев. – А если с двенадцати… сам посчитай.
– Тогда уйти в пять, – сказал Эркин и кивнул. – Я выйду в восемь.
– На охоту вождю приспичило, – съязвил Ряха.
– Нам на беженское новоселье ещё завтра идти, – кивнул Миняй. – Я с Морозом.
– Ещё кто с восьми? – прищурился Медведев.
– А чего? – сразу насторожился Колька.
– Пятеро остаются и выходят завтра в двенадцать, а пятеро шабашат и завтра с восьми. Все поняли?
– И я с восьми, – сразу кивнул Саныч.
– И я, – подхватил Колька. – Серёня, с нами?
– А чё ж! – тряхнул головой, едва не уронив ушанку, Серёня.
– Валите, – кивнул им Медведев. – Остальные за мной!
– Лихо, – хмыкнул Лютыч. – Ловко подсуетился, старшо́й.
Колька с размаху хлопнул Эркина по плечу.
– Всё, айда домой.
Они уже не спеша, отдыхая на ходу, пошли в бытовку. Так же не спеша переоделись. Эркин даже потянулся немного. Народу мало, Ряхи нет, никто к нему не цепляется. А Серёня… тот вовсе смотрит на него… Эркин вспомнил Толяна в лагере и усмехнулся.
– Всем до завтра, – бросил от порога Колька. – Серёня, айда.
– До завтра, – откликнулся Саныч, запирая свой шкафчик. – Бывайте, мужики.
– Бывай. Мороз, готов?
– А то! – Эркин притопнул, плотнее насаживая на ноги бурки. – До завтра.
Размявшись, он шёл легко и быстро. Миняю пришлось подстраиваться под него.
– Куда спешишь?
– Хочу успеть выспаться, – улыбнулся Эркин.
Миняй кивнул.
– Тимофей, надо думать, завтра тоже с утра.
– Тогда пошабашим, поедим и к нему, – сразу решил Эркин.
– Дело, – согласился Миняй. – Спрошу у своей тогда и завтра обговорим, – улыбнулся. – Всё купил?
Эркин как-то неуверенно кивнул.
– Думаю… нет, не знаю, – и смущённо признался. – В первый раз же.
– Я вон тоже… – задумчиво ответил Миняй. – Считай, забыл всё.
– И как? – заинтересованно спросил Эркин.
– Где спрошу, где подсмотрю, а где, – Миняй усмехнулся, – а где и сам придумаю.
– Что ж, – Эркин сосредоточенно кивнул. – Что ж, и так, конечно…
– Главное, чтоб хорошего побольше, подарков, угощения там…
– Ну да, ну да, – кивал Эркин.
– Гостей принять, самим в гости сходить… Святки-то я плохо помню. Ряженые, вроде, ходили… Ну, в масках, как…
– Masquerade? – спросил Эркин по-английски.
– Ну да, так оно и есть, – обрадовался Миняй.
За разговором они незаметно дошли до дома. Эркин взглядом нашёл свои окна. Нет… нет, шторы такие плотные, что даже непонятно: горит свет или нет. Может… может, Женя сделала, как он просил? Он попрощался с Миняем и побежал к себе.
В квартире было тихо и темно. И пахло как-то странно. Похоже на обойный клей, но по-другому. Ладно, всё завтра. Эркин бесшумно разделся и прошёл в ванную. В душ и спать. Есть он не то, что не хотел, но… но спать хотелось больше. Он вымылся под душем, вытерся, натянул лежащие наготове старые джинсы и осторожно вышел.
Он был уверен, что не мог разбудить Женю, что сделал всё бесшумно, но в кухне горел свет, а в дверном проёме стояла Женя.
– Попался?! – сказала она грозным шёпотом, обнимая его за шею и целуя в щёку.
– Ага, – счастливо выдохнул Эркин. – Женя, ты… я же…
– Всё потом. Сначала поешь.
Через плечо Жени Эркин посмотрел на накрытый стол и неожиданно для себя сглотнул слюну.
– Вот так, – засмеялась Женя. – Меня ты не обманешь.
– Я и не обманываю тебя, ты что, Женя…
– Садись и ешь, – с шутливой строгостью сказала Женя. – Я же знаю, что ты голодный.
– А ты?
– Я чаю выпью.
Он ел необыкновенно вкусное жареное мясо с картошкой и солёным огурцом и смотрел на Женю. Да, он всё понимает, но… но это так хорошо, что Женя рядом с ним.
– Женя, – он, не удержавшись, вытер тарелку куском хлеба и виновато посмотрел на Женю: еда людская, а он по-рабски…
– Ничего, – улыбнулась Женя, – ты устал, проголодался. Ничего. Ты что-то сказать хотел?
– Да. Я завтра с восьми и до часу.
– Да? – обрадовалась Женя. – Я тоже. И Тим завтра с утра. Так что как раз. Придём, пообедаем, Алису спать уложим и пойдём к ним.
– Хорошо, – кивнул он, придвигая к себе чашку с чаем. – Женя, а… а почему клеем пахнет?
– А я и не замечаю, – улыбнулась Женя. – Это мы с Алиской украшения на ёлку клеили.
– А-а, – протянул он.
Женя рассмеялась.
– Завтра увидишь. И завтра вечером ёлку занесём и поставим. За ночь она оттает, и с утра наряжать начнём.
– Хорошо, – сразу согласился Эркин, залпом допивая чашку.
Женя быстро убрала посуду и протёрла стол.
– Всё, давай спать.
Он легко встал и взял её на руки.
– Я отнесу тебя.
– Эркин, ты с ума сошёл.
– Как скажете, мэм, – он быстро поцеловал её в висок и совсем тихо: – Я только отнесу, Женя, ну, позволь мне, ну, можно?
– Можно, – согласилась Женя.
И увидела, как радостно осветилось его лицо.
У выхода из кухни Эркин замедлил шаг, и Женя, дотянувшись до выключателя, погасила свет. Он внёс её в спальню и положил на кровать. Мягко, не горяча, раздел и укрыл. Потом быстро разделся сам и нырнул под одеяло, лёг рядом. Женя погладила его по плечу.
– Ничего, Эркин, впереди праздники.
– Мг-м, – он подвинулся ближе к ней, чувствуя, что засыпает. – Женя, прости, я сплю.
– Спи, милый.
Женя поцеловала его ещё раз, он вздохнул в ответ. Всё его тело обмякло, расслабилось. Как же он устал за эти дни. Сумасшедшая неделя. Ей пришлось отложить ту папку и печатать совсем другое. Девочки называли это сопроводилками. Как и раньше, она не вникала в печатаемый текст. Главное – не задумываться. Тогда будет и быстро, и без опечаток. И не успевала закончить один ворох, как Лыткарин клал перед ней следующий. И остальные работали так же. И в столовую не ходили все вместе, а бегали по очереди. И Васса – самая старшая из всех, почти старая – всё вздыхала:
– Ну, как в войну. Только что не бомбят.
А Ольга всякий раз кивала:
– И писем ждать не надо.
– И что вместо письма похоронку принесут тоже, – откликался ещё кто-то.
И работа шла своим чередом. Конечно – думала Женя – Эркину обидно. Он так старался, делая спальню, и вот… Ну, ничего, впереди праздники, целых… да, с двадцать четвёртого и до третьего, целых десять дней. И отдохнём, и погуляем, и повеселимся.
Она уже спала и улыбалась во сне, потому что ей снилось, как она покупает подарки Эркину и Алисе. Господи, какое же это будет великолепное, небывалое Рождество. Настоящее.
Во сне Женя положила голову Эркину на плечо и обняла. Он, не открывая глаз, мягко прижался к ней, чтобы чувствовать её рядом, всю, всегда. Он же не может без неё.
Эркин спал без снов, но сон был каким-то… светлым. Наверное, от ощущения рядом тела Жени, от её запаха, окутывавшего его. Обнять её он даже во сне не рискнул, но одно сознание, что она рядом, что они вместе, делало его сон лёгким, и встал он совсем выспавшимся.
Женя подняла Алису, и они сели завтракать. За завтраком выяснилось, что сегодня им на работу идти вместе. А возможно… возможно и возвращаться.
– А если задержат меня? – вздохнул Эркин. – Нет, Женя, ты не жди меня.
– Ну, посмотрим, – Женя улыбнулась. – В конце концов, найдём, где встретиться.
И сразу ответная улыбка Эркина.
Женя быстро приготовила Алисе поесть, пока Эркин убирал со стола и в спальне.
– Ну, всё, маленькая, мы пошли, будь умницей.
Женя, а за ней и Эркин поцеловали Алису, и вот уже за ними захлопнулась дверь.
На улице Эркин взял Женю под руку. Дул неровный, толчками ветер, мелкий колючий снег, серый тусклый рассвет…
– Эркин, поправь шарф, тебе задувает.
– Нет, Женя, хорошо, – он улыбнулся. – Я вспомнил. Мы уже шли так. Ну, когда приехали только. Помнишь?
– Да, – сразу улыбнулась Женя. – Конечно, помню. Хорошо, что мы сюда приехали, правда?
– Да, – Эркин счастливо оглядывал улицу, обгонявших и идущих вровень с ними людей. – Да, я даже не думал, что будет так хорошо.
У завода им пришлось разойтись: проходные у них разные.
Уже у внутренней проходной Эркина окликнул Колька.
– Привет.
– Привет, – охотно ответил Эркин и, увидев, что Колька какой-то взъерошенный, спросил: – Ты как?
– Нормально, – буркнул Колька, покосился на Эркина и не выдержал: – Я ещё им навтыкаю, гадам. Крабы придонные, а туда же…
Эркин понимающе кивнул: дело житейское.
– Ладно, ещё сочтусь с ними, – Колька рывком распахнул дверь их бытовки. – О, Саныч, привет! Серёня, ты чего в такую рань прискакал?
– Раньше сядешь, раньше выйдешь, – откликнулся Серёня, натягивая валенки. – Привет, Мороз.
– Привет.
Эркин прошёл к своему шкафчику, открыл его и стал переодеваться. Привычные движения, уже привычные голоса вокруг. Миняй, уже одетый, курил у окна.
В бытовку вошёл Медведев.
– Айда, мужики.
– Без пяти, старшо́й.
– Айда-айда, не мелочись.
После сумасшедшей гонки последних дней двор показался Эркину полупустым. И он не сразу сообразил почему. Так… так контейнеров же нет! И не грузить пришлось, а выгружать. Мешки, ящики, коробки… После тех дурынд, что не тряси, не толкай, не мочи, не дёргай – это ж не работа, а игрушки, в одно удовольствие. Где цепью, где в паре, а где и в одиночку… Работали споро, без задержек и спешки. И разговор обычный, больше, конечно, о том, как будут гулять.
– Мороз, на гулянье пойдёшь?
– А чего ж не пойти? – ответил за него Миняй. – Ну, сначала в церковь, понятно.
– Об этом и речи нет, – кивнул Саныч. – А колядовать – это молодым забава. Вон Кольке с Серёней.
– А чё?! И пойду!
– Серёня, большой мешок припас?
– Да уж не меньше твоего.
Эркин внимательно слушал: если молча слушать, то почти всё можно и без расспросов узнать и понять.
– Колядовать да славить – рождественские забавы.
– На святках ряженые ещё.
– А то! Колька вон, небось, приготовил уже.
– Ну, стенка ещё.
– На Новой площади ёлку ставят. Агромадную.
– Управа, что ли?
– Ага. И говорят, там артисты выступать будут.
– Тоже можно посмотреть.
– А на Новый год фейерверк бы ещё.
– Не мало тебе стрельбы было?
– Да ну, Саныч, это ж другое.
– Старшо́й, теперь куда?
– Жрать не пойдём, что ли?
– Беги, малец, мы с Морозом докидаем. Лады?
Эркин кивнул. Осталось всего ничего. Десять мешков на двоих – это пять ходок. Штабель, правда, высокий уже, но приспособиться можно.
Они перекидали оставшиеся мешки. Эркин поднял и закрепил борт опустевшего кузова. Саныч, стоя рядом, молча курил.
– Всё, мужики, валите в столовую, – подошёл к ним Медведев.
Саныч внимательно посмотрел на него.
– А потом?
– Потом в кассу за деньгами.
Саныч кивнул.
– А то полуденникам делать будет нечего?
– Догадлив ты, Саныч, – улыбнулся Медведев и показал кивком на Эркина. – И ему объясни.
– Я понял, – ответил Эркин и улыбнулся. – Шабашим, да?
– Вы, да. С наступающим вас.
– И тебя так же, – ответил Эркин.
– И тебя, – кивнул Саныч. – Айда, Мороз.
Эркин кивнул, но с места не сдвинулся.
– А третьего как?
– В первую – улыбнулся Медведев и крепко хлопнул Эркина по плечу. – Счастливо тебе отпраздновать.
– И тебе! – крикнул уже ему в спину Эркин.
В столовую пошли не спеша. Всё-таки перекусить надо, наломались. Саныч искоса посмотрел на Эркина.
– А ты, я смотрю, предусмотрительный.
– Как это? – не понял Эркин.
– Ну, вперёд заглядываешь.
– А, – Эркин невесело улыбнулся. – Не хочу вслепую жить. Когда не знаешь, что завтра будет.
– Так, – кивнул Саныч. – Понятно.
В столовой было шумно и многолюдно. Но особо никто не задерживался, да и обычного выбора блюд нет. Суп, хлеб, компот и каша.
– Не до разносолов нынче, – хмыкнул Саныч. – Им тоже охота раньше закончить.
