Татьяна Николаевна Зубачева
Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная
Громовой Камень замолчал, пристально разглядывая рдеющие поленья в камине. И Джинни смотрела на него, не смея нарушить молчание.
Громовой Камень сглотнул, заставил себя допить остывший чай, поднял на Джинни глаза и улыбнулся.
– Я… расстроил тебя?
– Нет, – ответила Джинни и тут же покраснела, сообразив, что сказала не то. – Извини, я не хотела, я…
– Ничего, – Громовой Камень протянул ей чашку. – Налей ещё, очень хороший чай.
И Джинни радостно захлопотала.
Отпив чая, уже Громовой Камень решил рискнуть.
– А у тебя? Остались родные? Там?
– Нет, – покачала головой Джинни. – Папа… умер, мне и года не было, я его совсем не помню, – и тоже, решив быть предельно откровенной, уточнила: – Он погиб, на войне.
Громовой Камень сдержанно кивнул, мысленно быстро подсчитав и сопоставив, что они никак не могли пересечься. Джинни не то тоже подсчитала, не то догадалась, но перевела дыхание и зачем-то заговорила о шестом классе, таком шумном и озорном. Дети хорошие, но рты не закрывают.
– Да, – засмеялся Громовой Камень. – Как воробьи весной.
Джинни не сразу поняла, и Громовой Камень с удовольствием и очень похоже изобразил воробьиную перепалку. Джинни так смеялась, что едва не перевернула свою чашку. Поговорили о школе и учениках, и даже о последних методических указаниях из Ижорска.
Всё выходило хорошо и как-то, само собой. Недопитый чай остывал на столике, верхнюю люстру выключили, так что гостиную освещал только камин, а Джинни и Громовой Камень пересели на диван, устроившись рядом и почти вплотную. Разговор о методике преподавания языков продолжался, но был уже не важен и не нужен.
– А… а вот говорят, что индейцы целоваться не умеют! – вдруг, неожиданно для самой себя выпалила Джинни.
– Проверим? – предложил, нисколько не удивившись, Громовой Камень.
Он решительно, но не грубо обнял Джинни, привлекая её к себе.
– Проверим, – повторил он, уже не спрашивая.
Губы у Джинни были мягкими и тёплыми. Смешно, но целоваться, тем более, в губы, у шеванезов действительно не принято, но ещё в школе его этому научила рыжая Лизка-Лиса, ей было уже шестнадцать, десятиклассница, а он – семиклассник, по школьной терминологии «малёк», и обучение та разбитная девчонка начала почти теми же словами: «Индейцы целоваться не умеют». А потом… всякое потом было. Он многому научился. И целоваться тоже.
Почувствовав, что Джинни задыхается, он отпустил её.
– Ну как? Умею?
– Оу, – тихо вздохнула Джинни, опуская голову на его плечо.
– Не понял, – негромко засмеялся Громовой Камень. – А ну-ка, ещё раз.
В последний раз Джинни целовалась в колледже и даже уже не помнила имени тощего вихрастого парнишки, с которым танцевала на вечеринке у Синди, да, та как раз купила потрясающее обалденно-офигительное платье и устроила по этому поводу столь же офигительную вечеринку. А потом… потом было имение и… и всё остальное, о чём вспоминать совсем не хочется, тем более сейчас. Губы Громового Камня показались шершавыми, но это было так приятно и… волнующе, так необыкновенно, что она уже ни о чём не думала, бесстрашно обнимая Громового Камня за плечи и шею.
Звонок заставил их вздрогнуть и отпрянуть друг от друга.
– Кто это? – Джинни удивлённо смотрела на Громового Камня.
Он пожал плечами, и Джинни уже готовилась сказать, что это, наверное, просто ошиблись дверью или дети шалят, но тут позвонили вторично. Это уже быть ошибкой не могло, и Джинни побежала в прихожую. Громовой Камень поправил съехавший почему-то набок галстук и сел прямо. Прислушался к голосам.
– Оу! – удивилась Джинни. – Привет, Джен.
– Привет, – улыбнулась Женя, входя в прихожую. – Джинни, выручишь?
– Конечно, – сразу согласилась Джинни. – А что случилось? – и тут же: – Оу, какая ты нарядная. Как невеста.
– А я и есть невеста, – засмеялась Женя и, увидев изумление Джинни, объяснила: – Мы годовщину свадьбы отмечаем. Мне такие цветы подарили, Джинни, мечта, во, с Алиску, ни в одну вазу не влезают, а резать жалко, я у вас вазу видела, большую, напольную, не одолжишь?
– Ну, конечно! И много гостей, Джен? Прелесть какое платье!
Громовой Камень слушал доносящийся из прихожий девичий стрёкот и щебет, в котором не только слов не разобрать, но и непонятно, на каком языке стрекочут, и улыбался: все девчонки одинаковы.
– Да, Джен, конечно! – Джинни вбежала в гостиную, щёлкнув по пути выключателем.
Громовой Камень на мгновение зажмурился от слишком яркого света, но тут же открыл глаза.
– Здравствуйте.
– Ой, здравствуйте, – улыбнулась Женя.
Но ни удивляться, ни думать о том, что означает присутствие здесь Громового Камня, было уже некогда. Джинни стояла рядом с большой и действительно очень высокой керамической вазой кирпичного цвета. Джинни решительно вынула из неё сухие декоративные цветы: белые плоские кругляши и ярко-оранжевые пухлые бубенчики. Женя такие уже видела на рынке в Старом городе и даже подумывала о покупке, но тогда не стала: слишком большие для её двух вазочек.
– Подойдёт?
– Да, конечно. Большое спасибо.
Воды в вазе не было, и Женя с Джинни попробовали её приподнять. Громовой Камень решительно оттолкнулся от дивана и встал. Теперь лишь бы нога не подвела.
– Я за Эркином схожу, – выпрямилась Женя. – Оставь, Джинни.
Когда она назвала Эркина, Громовой Камень узнал её. Это мать Алисы Мороз из первого класса, жена Эркина, вот не думал, что она с Джинни подруги. Хотя, почему и нет? Живут рядом.
– Ну-ка, – раздвинул он их плечами и взялся за вазу.
Сам не ждал, что получится. Не только её поднять – увесистая, конечно, но терпимо, но и шагнуть к двери, и ещё раз… Ахнув в два голоса, Женя и Джинни побежали перед ним, раскрывая двери.
До коридора добрались вполне благополучно. Нога, конечно, болела, но Громовой Камень привычно не обращал на боль внимания и старался ступать твёрдо.
Женя распахнула дверь своей квартиры, Громовой Камень шагнул, преодолевая боль, и вдруг стало легко: чьи-то сильные руки подхватили и с мягкой властностью отобрали вазу.
– Я возьму, кутойс.
Эркин? Да он, однако… при полном параде, похоже, здесь праздник.
Прихожая наполнилась людьми. Его и Джинни знакомили и представляли, но всё сейчас проскакивало как-то мимо сознания, потому что один из гостей – высокий голубоглазый блондин – настолько походил на Алису, что тут и сомнений быть не могло. И ещё он понял, что гости с той стороны. Разговор большей частью шёл по-английски, хотя старик, которого называли Игорем Александровичем и профессором, был явно русским. Громовой Камень обменялся со всеми рукопожатием, поздравил Эркина, и они с Джинни ушли.
Когда они вернулись в гостиную, Джинни тихонько вздохнула и предложила:
– Ещё чаю?
– Да, – кивнул Громовой Камень. – От чая отказаться не могу.
И пока Джинни суетилась и хлопотала, ставя на огонь чайник и убирая куда-то сухоцветы, Громовой Камень сидел на диване и, сосредоточенно глядя на рдеющие в камине поленья, думал. За Алисой приехал её отец с той стороны. Чем помочь Морозу? Эта, как её, Женя – мать, и её слово решающее, это на сына отец имеет все права, а у дочери кровь матери. Если Женя согласится отдать Алису, то… то всё, ни по каким законам и обычаям у Эркина прав на Алису нет.
– Гриша, – Джинни осторожно коснулась его плеча.
– Да, – Громовой Камень вздрогнул и вскину на неё глаза. – Да, Джинни.
– Чай готов.
– Да, – он взял чашку. – Спасибо, Джинни.
Джинни села рядом с ним и тоже взяла чашку, отпила.
– Ты… ты заметил?
– Да, – сразу понял её Громовой Камень и пожал плечами. – Трудно не заметить.
– Думаешь, он её заберёт?
– Если мать отдаст, – Громовой Камень усмехнулся и сказал на шауни: – У дочери кровь матери, – и тут же сам перевёл сказанное на русский.
Джинни кивнула.
Когда ваза и розы заняли своё место, гостиная, по мнению Жени, преобразилась.
– Как хорошо! – вздохнула она.
– Да, – сразу кивнул, стоя рядом, Эркин и тихо, что услышала только Женя; – Завтра же схожу, такую куплю.
– Ага, – согласилась Женя.
На мгновение они словно ослепли и оглохли, ничего не замечая вокруг.
А вокруг клубилась та же весёлая суматоха. Андрей добивался у Фредди, откуда он и Джонатан знают Бурлакова. Фредди, возясь со странной чёрной коробкой чуть побольше обычного фотоаппарата, которую мимоходом достал из своего явно бездонного кейса, беззлобно отругивался.
– Да отстань ты. Ну, клад он нам актировал. Ну, чего тебе до этого?
– А ему до всего, – влезла Алиса. – Дядя Фредди, ты ему лучше скажи, а то он не отстанет.
– Отстанет, – пообещал ей Фредди, приспосабливая к коробке ещё две поменьше и щёлкая всякими рычажками. – Ну вот. И вы, мисс, отстаньте.
– Я мисс? – удивилась Алиса.
– Нет, так будешь, – коробка в его руках превратилась в фотоаппарат, но какой-то странный и громоздкий. – Ну, вот и готово. Эркин, Джен, обернитесь.
Эркин и Женя одновременно обернулись к нему, и тут Фредди поднёс странный фотоаппарат к лицу, чем-то щёлкнул, полыхнула голубая молния. Все изумлённо замолчали, глядя на него. В фотоаппарате что-то заурчало и опять щёлкнуло. Фредди с невозмутимым видом ковбоя, отстрелившего в баре горлышко с пробкой у приглянувшейся бутылки, выдернул вылезший из щели листок и протянул его Эркину.
– Подержи минуту на свету.
Эркин, недоумевая, взял листок за уголок, как и подавал Фредди, и только, пожав плечами, хотел спросить, и что же это такое, как листок стал темнеть, и на нём проступили пятна. Они быстро разрастались, наливались цветом, и вот уже это не листок плотной бумаги, а настоящая фотография. Это же он, и Женя рядом, и её рука на его плече.
– Вот это да! – восхищённо выдохнул Андрей.
– Слышал, но вижу впервые, – кивнул Бурлаков.
– Пришлось поискать, – скромно заметил Фредди. – Так, профессор, давайте теперь вас.
Бурлаков встал рядом с Андреем. Андрей покосился на него и спросил:
– Фредди, а трое влезут?
– Отчего ж нет.
– Эркин, становись.
Спорить Эркин не стал, и Бурлакова сфотографировали, как Андрей и хотел: между ним и Эркином. Бурлаков был явно не против.
Джонатана настолько потрясло появление фотоаппарата, да ещё такого – он прикинул, сколько может стоить эта игрушка, да ещё во сколько обошёлся выход на продавца, ковбой что, счёт свой оголил?! – что буквально онемел. Но ненадолго. И, пока Бурлаков, Эркин, Андрей и Женя рассматривали и обсуждали фотографии, Джонатан встал рядом с Фредди и тихо спросил:
– К Харрингтону собрался, ковбой?
Психиатрическая лечебница Харрингтона с филиалами в каждом штате была всем известна, а её аризонское заведение пугало даже не верящих ни во что, кроме меткой пули, ковбоев и к ночи не поминалось. Чтоб не накликать.
– Отзынь, недоумок, – так же тихо ответил Фредди и загадочно добавил: – Для тебя же стараюсь.
– Не понял, – искренно, но с лёгкой угрозой ответил Джонатан.
– Недоумок потому что. Лучше у профессора выясни, чего он сюда затесался.
– Выяснил. Он – отец.
– Чей?! – изумился Фредди.
– Эркина и Эндрю. Причём родной.
Насладившись видом отвисшей челюсти Фредди, Джонатан почувствовал себя отомщённым.
Справившись с изумлением и признав тот факт, что бывает и два джокера в одной взятке, Фредди развил бешеную деятельность, фотографируя присутствующих во всевозможных комбинациях, по двое, по трое, всех вместе, с Джонатаном и без него. И в этом калейдоскопе фотографирование Алисы на коленях у Джонатана прошло незамеченным: игра – так для всех игра. И для него самого, конечно, тоже. Аппарат оказался на удивление простым: сюда смотри, а здесь нажимай – и все снимали всех.
Потом мужчины уселись на диван, рассматривая получившиеся снимки, а Женя захлопотала со столом: девятый час уже.
Загадочная фраза Фредди, что он старается для него, не давала Джонатану покоя, но сейчас не место и не время для выяснения. От фотографий перешли к самому аппарату.
– Хорошая штука, – Андрей ещё раз бережно повертел в руках фотоаппарат и передал его Эркину. – Даже не слышал раньше.
– У нас на заводе, в отделе кадров, – сказал по-русски Эркин и покраснел, сообразив, что Фредди и Джонатан его не понимают, а как это по-английски он что-то забыл.
Но Бурлаков быстро перевёл, и Эркин благодарно кивнув ему, продолжил:
– Тоже такое есть. Но там целая будка, – и, извинившись улыбкой, встал и ушёл помогать Жене.
– Эх, купить бы такой! – вздохнул Андрей. – Фредди, они продаются?
– А где, думаешь, я его взял? – хмыкнул Фредди.
– Дарить ему никто не будет, – заверил Джонатан. – Да и дорог такой подарок. Сколько отвалил?
Фредди небрежно, но с невольно проскользнувшим самодовольством человека, могущего себе такое позволить, назвал цифру. Андрей присвистнул.
– Однако!
– А что? – спросил Джонатан с мягкой насмешкой. – Зарабатываешь мало?
– А сколько ни зарабатывай, – вмешалась Алиса. – Если по-глупому тратить, то денег никогда не будет.
– Да-а? – удивился Джонатан. – Ты смотри, какие сложности.
– Это почему ж так? – с интересом глядя на Алису, спросил Фредди.
Андрей сидел красный, как рак, Бурлаков хохотал так, что не мог говорить, и Алиса бесстрашно продолжала, польщённая вниманием Джонатана и Фредди.
– А дырявую ванну никакой кран не наполнит, вот!
Теперь захохотал и Джонатан. Женя и Эркин как раз внесли и расставляли на столе блюда с заливным, когда Фредди, изо всех сил оставаясь серьёзным, спросил:
– Ну, а мама-то как, хорошо деньги тратит?
Алиса доверчиво вздохнула.
– Тоже нет.
– Что?! – резко выпрямилась Женя. – Алиса!
– Да! – решила отстоять себя Алиса. – Дядя Фредди, вот сам скажи. Вот если каждый день вот такую кастрюлю, – она развела руки как можно шире, – каши варить, разве на шоколад останется?!
Забыв о своей обиде, смачно ржал Андрей. Женя решительно направилась к Алисе, но Бурлаков, всё ещё смеясь, обнял Алису, посадив к себе на колени, и Женя растерянно остановилась. Вытерев выступившие от смеха слёзы, Фредди серьёзно продолжил:
– Ваша правда, мисс. Вот у нас лендлорд трижды в день кашу заказывает.
– Он её ещё и ест, – хмыкнул Джонатан.
– Попробовал бы не есть, – мимоходом огрызнулся Фредди. – Так вот я и говорю, каждый день каша, а выпить надо, так в баре…
– Один коньяк, – закончил за него Андрей.
И все снова засмеялись. Сидя на коленях у Бурлакова, Алиса очень серьёзно смотрела на сокрушённое лицо Фредди, потом потихоньку слезла и подошла к нему.
– Дядя Фредди, этот коньяк, он что, очень невкусный?
Фредди озадаченно посмотрел на неё и пожал плечами.
– Да как тебе сказать…
– Он жжётся сильно, – вмешался Эркин, встав рядом с Женей.
– Да-а? – на мгновение обернулась на его голос Алиса и тут же опять к Фредди. – Дядя Фредди, когда вас опять заставят коньяк пить, – Фредди изумлённо приподнял брови, Джонатан жестом призвал всех к молчанию, и Алиса, ободрённая общим вниманием, продолжила: – Вы тогда вот что сделайте. Ну, дают вам стакан, – Алиса стала сопровождать инструкцию пантомимой, – берёте, спорь – не спорь, всё равно заставят, набираете полный рот, чтоб всё за раз, и делаете глаза, будто увидели что-то, они оглянутся посмотреть, а вы раз! И выплюнули всё, и ногой растёрли, чтоб не заметили, – и видя, что все молча смотрят на неё, победно закончила: – Мы все так в школе делаем, когда нам витаминку вливают. Такая гадость!
– Что?! – взорвалась Женя. – Я такие деньги за витаминную профилактику плачу, а ты ею плюёшься?!
– Ой! Мама! – взвизгнула Алиса. Прятаться за дедушку не с руки, там Эрик стоит, а он с мамой всегда заодно, да ещё Андрюха сидит, а от него любой пакости ждать можно, и, мгновенно рассчитав, с криком: – Мне в уборную! – Алиса вылетела из комнаты, ловко увернувшись от чьей-то, вроде Андрюхиной, руки.
Красная от смущения и негодования, Женя стояла посреди гостиной. Так… такое поведение… что о ней подумают?! Но все так смеялись, Андрей даже взвизгивал совсем по-детски, даже Эркин смеялся, а Бурлаков с трудом выговорил:
– Всё в порядке, Женечка, всё хорошо.
– Огонь-девка, – одобрительно сказал по-ковбойски Фредди.
– Да, ковбой, – Джонатан строго посмотрел на него. – Это я должен видеть.
– Что «это»? – повернулся к нему Фредди.
– А как ты коньяком плюёшься.
– С какой стати я буду плеваться? Мне-то он не жжётся.
– Забыл, что ли? – голос Джонатана подчёркнуто строг. – Слово леди – закон для ковбоя.
– Леди, говоришь? – задумчиво переспросил Фредди и твёрдо улыбнулся. – Ладно, лендлорд, налей и увидишь.
– Так, – кивнул Джонатан. – Значит, нужен коньяк. Запомни.
– Будет коньяк, – сказал Эркин и мягко тронул Женю за локоть. – Женя, грибы под окном…
– Ой, да… – спохватилась Женя.
– Я помогу, – вскочил на ноги Андрей.
После такого смеха ему надо было чем-то заняться. По дороге он мимоходом постучал в дверь уборной.
– Вылазь, племяшка. А то всю вкуснятину без тебя съедят.
– Фигушки тебе, – ответила из-за двери Алиса. – Я сейчас.
Она осторожно приоткрыла дверь и прислушалась. В большой комнате вроде опять смеются, мама на кухне командует Андрюхой. Голос не сердитый, можно выходить.
Стол был уже накрыт, и для каждой новой тарелки или мисочки место находилось с трудом. Наконец, Эркин и Андрей водрузили принесённые с кухонной лоджии и мгновенно запотевшие в тепле бутылки с водкой, купленные в Сосняках и привезённые Бурлаковым. Женя оглядела искрящийся многоцветный плотно заставленный стол и весело провозгласила сначала по-русски и тут же по-английски:
– Дорогие гости, пожалуйте к столу.
Рассаживал всех за столом Бурлаков. Женя, разумеется, рядом с Эркином, напротив них Джонатан и Фредди, рядом с Эркином Андрей, сам он рядом с Джонатаном, а Алиса на торце. Алиса бы выбрала другой конец, подальше от мамы и рядом с дедушкой, но тогда она окажется и рядом с Андрюхой… нетушки, лучше уж здесь: мама только воспитывает, а Андрюха дразнится и доводит. Когда все расселись, Бурлаков ещё раз оглядел стол и… чёрт, а шампанское где? Сюрпризом появится? Нет, похоже, просто забыли или даже не знают, ладно, возьмём в свои руки и сделаем так, чтобы все остались довольны. Итак, что у нас? Можжевеловая, двойная, «боярская» и «башня».
– Женечка, вы – чудо, настоящий русский стол.
Женя смущённо заулыбалась, и сразу улыбнулся Эркин, а Бурлаков уверенно продолжил:
– Джонатан, Фредди, вы с русской кухней знакомы?
– Чисто теоретически, – засмеялся Джонатан.
Улыбнулся и Фредди.
– Я практически, но явно недостаточно.
– Тогда беру руководство на себя. Был когда-то писатель Горбунов, он советовал начинать в рифму: vodka – seljedka, – и сразу сам себя перевёл на английский. – К селёдке лучше можжевеловой, – и сделал паузу, чтобы все себе положили и налили.
И он уже готовил тост, когда прозвенел голосок Алисы.
– А мне чего?
Эркин, мягко коснувшись плеча Жени, встал.
– Я сейчас морса принесу.
Вышел и быстро вернулся с большим стеклянным кувшином, наполненным тёмно-красной жидкостью.
– Клюквенный! – обрадовалась по-русски Алиса.
– Да, – кивнул Эркин и перевёл: – Из клюквы, – и налил Алисе, как всем, в маленькую водочную стопку.
– Правильно, – кивнул Бурлаков.
А Фредди подмигнул Жене.
– Пусть учится в приличной компании.
– Собираешься уйти? – удивился Джонатан.
– Нет, просто ты не в счёт, – сразу ответил Фредди.
– Сама кувшин не бери, уронишь, – сказал Алисе Эркин и сел на своё место.
Он как-то вдруг и сразу успокоился, почувствовав, что всё сказанное и сделанное им будет правильно. Эркин взял свою стопку, посмотрел на Бурлакова и встал.
– Спасибо вам, что приехали к нам, – он смотрел на Фредди и Джонатана, – на наш семейный праздник. Это большая честь и радость для нас всех. Я понимаю, что годовщина свадьбы – не самый большой день, но мы собрались, все вместе, это и есть наш праздник, его и празднуем, – и улыбнулся, показывая, что закончил речь.
– Во, брат! – восхитился Андрей. – Хорошо сказал. За это и выпьем!
Чоканье было для Джонатана и Фредди такой же экзотикой, как и большинство блюд на столе, но выполнили они этот обряд с удовольствием. Выпили, закусили, выразили удовольствие. Бурлаков властно, но ни для кого необидно вёл стол, раскрывая гостям секреты русского застолья и объясняя, какая водка под какую закуску. Стопки выпивались по-русски, одним глотком, чтобы разные водки не смешивались, а наливали почти доверху, но и стопки крошечные, по сравнению с коктейльными стаканами, как раз на глоток. «Боярская» и запахом, и вкусом, и цветом привела в восторг Джонатана и Фредди. А «башня» поразила неожиданно тонким вкусом при значительной, большей, чем у других водок, крепости.
– Второй вычет тебе, ковбой.
– И за что столько? – спокойно спросил Фредди, уплетая заливную осетрину.
– Что «Флору» пропустил, раз.
– Допустим, – кивнул Фредди. – Да, Джен, рыба чудо как хороша.
– Я вам ещё положу, – привстала Женя.
– Не откажусь, – подставил свою тарелку Фредди.
– И вот ещё возьмите, это rjapushka, местная рыба.
– Ага, спасибо, Джен.
– Ублажился, ковбой? А второй вычет тебе за водку. Полгода в Россию мотаешься, и ни одной бутылки в нашем баре.
– Я их впервые вижу. Не трепыхайся, Джонни. Будут обе.
– Вряд ли, – улыбнулся Бурлаков.
– А что? – удивлённо посмотрел на него Джонатан. – Такие дорогие?
– Ну, не дороже ж денег, – хмыкнул Фредди.
– Дело не в цене, – рассмеялся Бурлаков и стал объяснять: – В открытой продаже их не бывает. Водку эту делают в монастыре. Staropimenovskij монастырь. Делают штучно, по заказу.
– Монахи? – удивился Андрей. – Им же спиртного ни-ни, на дух нельзя.
– По закону много чего нельзя, – Бурлаков, совсем как Андрей, ловко подмигнул сразу всем сидящим за столом. – И закон – одно, а жизнь – другое.
– Точно, профессор, – тоном знатока согласился Фредди и захохотал первым.
– И они ж её не пьют, а делают, – отсмеявшись, закончил свою мысль Бурлаков.
Можжевеловая и двойная также понравились, и Эркин, уже начавший беспокоиться, что не лопухнулся ли он с выбором, успокоился.
Заканчивали закуску горячие, прямо из духовки, загорыши. Сначала Женя и Эркин быстро собрали и унесли опустевшие тарелки, расчистив место, а потом внесли и поставили два блюда с румяными пухлыми шарами загорышей. Как и обещала Панфиловна, разогретые в духовке в фольге, они, казалось, ещё потрескивали и доходили на глазах.
– Это загорыши, – объявила Женя, раскладывая их по тарелкам.
– Горячие? – Бурлаков принюхался и вынес решение: – Загорыши под «башню» пойдут.
Алисе клала и наливала Женя. Понемногу, чтобы всего попробовала и на тарелке ничего не оставляла, а в остальном её не трогала: не первый раз за столом, не маленькая. Алиса, гордая таким доверием, старалась изо всех сил.
– Женечка, это вы тоже сами пекли? – спросил Бурлаков.
– Нет, что вы, – засмеялась Женя. – Это в Старом городе, Панфиловна, она стряпуха, на всю округу славится, у неё заказывали.
– Очень вкусно, Джен, никогда такого не ел. Это грибы, так?
– Да, и картофель, а всех тонкостей я не знаю.
– Секрет фирмы, – понимающе кивнул Фредди.
Женя, раскрасневшись от вина – от водки она отказалась, ограничившись самой первой символической стопкой и ту только пригубила – и радостно улыбаясь, продолжила объяснение.
– Это местное, ну, Загорье, вот и загорыши. Я ещё так не умею. Андрюша, ты себе ещё положи.
– Угу, спасибо, Женя.
– А теперь кулебяка?
– Да, Эркин.
– Мы принесём. Андрей, пошли.
Пышную высокую кулебяку Эркин и Андрей внесли вдвоём. Кулебяка дымилась и так пахла, что Алиса взвизгнула и захлопала в ладоши, а Фредди вскочил помочь Жене расчистить под неё место.
– Игорь Александрович, разрежьте, пожалуйста.
– Разумеется, Женечка. Нож острый?
– Обижаешь, начальник. Сам точил.
– А что, – спросил Фредди, – эта штука такая жёсткая?
Женя вспыхнула, но ответить не успела. За неё это сделал Бурлаков.
– Наоборот, Фредди. Тупой нож только помнёт её, а… сколько здесь слоёв, Женечка?
– Шесть, – ответила Женя дрожащим от незаслуженной обиды голосом.
– Ну вот, Фредди, тупой нож сомнёт и перемешает слои, – «академическим» тоном продолжил Бурлаков, нарезая кулебяку на толстые, в три пальца шириной, ломти.
Вид сочащейся жиром разноцветной начинки произвёл надлежащее впечатление, и Женя успокоилась. Да и Алисе пришлось показать, как вилкой доставать начинку из слоёв, как из ячеек.
– Поняла?
– Ага, – кивнула, тряхнув локонами, Алиса и пояснила смотревшему на неё Фредди. – А то у меня рота на весь кусок не хватает.
– Рта, – машинально поправила её Женя.
– Потрясающе вкусно, Джен, как это называется?
– Ку-ле-бя-ка, – по слогам отчеканила Женя.
– Нет, мне этого в жизни не запомнить, – сокрушённо вздохнул Джонатан. – Фредди, ты уже такое ел?
– Нет. Джонни, а не всё ли равно, как оно, – Фредди даже причмокнул, – называется. Это же тоже, как я понимаю, штучный товар.
– Да, – улыбнулась Женя. – Тоже Панфиловне заказывали, – и не удержалась: – а огурцы мои, я сама солила.
– Точно, – подтвердил Андрей. – Всё лето банки закручивали.
– Ну, ты, небось, больше дегустировал, – хмыкнул Фредди.
– Ага, – оторвалась от кулебяки Алиса. – Мама его потом из кухни выгоняла, а то он то огурцы, то чеснок, то ещё что-нибудь съест.
– Уксус стаканом пить не пробовал? – поинтересовался сквозь смех Фредди.
– Ну, племяшка, – Андрей угрожающе подвигал выпяченной нижней челюстью. – Ты у меня дождёшься.
– А на правду только дурак обижается, – отпарировала Алиса.
Всё равно Андрюха до неё через стол не дотянется.
Женя строго посмотрела на Алису, чтобы та не забывалась, но ограничилась взглядом.
Бурлаков по-прежнему держал стол на лёгкой занимательной, но не обременительной болтовне. Говорили сразу обо всём, сравнивая русскую кухню с французской и американской и восхищаясь кулинарным искусством Жени. Эркин наслаждался миром и спокойствием за столом больше, чем вкусной едой. И Андрей успокоился, и профессор доволен, и Фредди, и даже Джонатан. Так что всё хорошо, Женя – молодец, русский стол – то, что нужно, королевский ужин им бы всё равно не перешибить, кишка тонка, а это и для Фредди, и для Джонатана в диковинку, так что, если и есть какие ошибки, то даже и не заметят. Он искоса посмотрел на Женю и под столом коснулся коленом её ноги. Женя улыбнулась ему, быстро посмотрела, как там Алиска, и снова стала угощать гостей, «потчевать» вспомнил Эркин нужное слово.
И странно: стол был забит едой, ели понемногу, а тарелки пустеют. Ну, и отлично. Женя с удовольствием убедилась, что различия между её стряпнёй и покупными деликатесами гости не делают.
– Это мочёные яблоки, Джонни, попробуйте их вот так, они с мясом хороши.
– О-о, действительно, спасибо Джен. И, разумеется, тоже вы сами, не так ли?
– О, нет. Чтобы они получились как следует, нужны дубовые бочки, свежая ржаная солома и хороший погреб.
– Погреб… не проблема, – задумчиво сказал Фредди. – Дубовая бочка… проблема, но решаемая.
– А свежая ржаная солома, ковбой? Ты подумал, во сколько одна перевозка влетит?
– Да, – кивнул Бурлаков. – Кроме того, и не каждый сорт годится. Проще купить сами готовые яблоки.
– Понял, ковбой? И запомни.
– Угу, – благодушие Фредди сегодня было неисчерпаемым.
– Слушай, – Андрей подцепил вилкой и шмякнул к себе на тарелку горстку грибов, – а откуда ты всё так знаешь? За что ни возьмись, судить берёшься.
– Так на то и профессор, – ответил за Бурлакова Джонатан.
Алиса закончила кулебяку, допила морс и посмотрела на мать.
– Конечно, – кивнула Женя. – Справишься сама?
– Я не маленькая, – с достоинством ответила Алиса и слезла со стула. – Спасибо, очень вкусно, я ещё приду, – и вышла из комнаты.
Все рассмеялись.
– Она уже ходит в школу, Джен? – вежливо спросил Джонатан.
– Да, в первый класс.
Женя знала, конечно, что материнское хвастовство не всегда уместно, но удержаться не смогла.
– У нас хорошая новая школа, три языка.
– А третий какой? – удивился Фредди.
– Шауни, – ответил Эркин. – Язык шеванезов.
– Индейский? – приподнял брови Джонатан.
– Индейского языка нет, сэр, – улыбнулся Эркин. – Племён много, у каждого свой язык. А шеванезы – самое большое племя, их язык основной на Равнине.
Фредди помнил, что с индейцами из резервации Эркин не ладил, а сейчас… Ну, что ж, своё всегда возьмёт верх.
– И сам учишь? – проверил себя Фредди.
– Да, – ответил за Эркина Андрей. – По субботам ходим. Да, кутойс, ну, учитель, заходил, вы его видели, вазу принёс.
Джонатан и Фредди кивнули. Хромого молодого индейца в дешёвом «приличном» костюме они видели мельком, но запомнили. Как запоминали всех, с кем так или иначе сталкивались. Ведь никогда не знаешь заранее, кто тебе понадобится в качестве свидетеля или наоборот, окажется лишним.
– А девушка?
– Джинни? Она английский преподаёт в школе, а живёт с матерью в квартире напротив, – ответила Женя и в ответ на взгляд Бурлакова кивнула: – Да, репатрианты, после Хэллоуина уехали. И самое смешное, мы, оказывается, там в одном городе жили. А встретились здесь.
– Действительно, смешно, – согласился Бурлаков.
– И сколько вам лет учиться? – спросил Фредди.
– Три года – охотно ответил Эркин. – И получим аттестат за среднюю школу.
– А потом? – спросил Джонатан.
– Там видно будет, – залихватски ответил Андрей. – За три года придумаем. У меня уже права будут… – он мечтательно закатил глаза и присвистнул. – И ва-аще…
– Всё впереди, – закончил за него Эркин.
Бурлаков кивнул. Конечно, у мальчиков всё впереди. Закончить школу, получить права… господи, да, конечно, сами решат, чем потом заниматься, главное, Серёжа не зациклен на работе в цеху.
– Джен, Элис ходит только в школу?
– Нет, ещё на занятия в Культурный Центр, пение, танцы, рисование… – Женя засмеялась. – Ещё всего понемногу. Называется: курс эстетического развития.
– Ещё французский наверняка, – улыбнулся Джонатан.
– Французский и немецкий в школе, факультативами с пятого класса. Конечно, будет ходить.
– А меня французским с пяти лет мучили, – сокрушённо вздохнул Джонатан.
– И как? – поинтересовался Андрей.
– Кое-что помню, – улыбнулся Джонатан.
– Да не, я про училку. Она-то как, жива осталась? Ну, после занятий с тобой.
– А бог её знает, – пожал плечами Джонатан. – Потом… эта катавасия началась, не до французского стало.
– А… ну да, – кивнул Андрей. – Извини, не подумал.
– С ним это бывает, – Эркин привстал, передавая Фредди огурцы. – Попробуй эти, они острее.
– М-м. Джен, чудо. Банковский сейф можно подрывать.
Все дружно рассмеялись. После жирной сочной кулебяки все с новым энтузиазмом налегли на острые, солёные и маринованные овощи, нахваливая и их, и водку.
Эркин оглядел опустевший стол и стал собирать посуду.
– Антракт, – понимающе кивнул Бурлаков и успокаивающе улыбнулся Жене. – Покурим, отдохнём…
– А там по новой, – закончил за него Андрей. – Женя, мы поможем. А курить у меня можно.
– Так вкусно, – встал и Фредди, – что надо передохнуть.
И Женя сдалась. Да и ей самой так удобнее, она-то придумывала под каким предлогом уйти на кухню заняться следующей переменой, и в первую очередь мясом, а теперь всё удачно складывается, и она весело улыбнулась всем, вставая.
