Татьяна Николаевна Зубачева
Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная
Тетрадь семьдесят седьмая
122 год
Осень
Американская Федерация
Колумбия
Вторую неделю шли дожди, уже совсем по-осеннему холодные и неприятные. Ларри с Марком укрывали на зиму клумбы и альпийскую горку, с крыльца убрали качели и летние кресла. Эстер озабоченно проверяла зимнюю одежду. Рут за лето из всего выросла, а у Марка и Ларри вообще ничего приличного на зиму нет. Ну, и себе тоже надо. Но главное – дети и Ларри.
– Мама, – заглянул в кладовку Марк. – Мы пойдём к Джоку, хорошо?
– Хорошо, – ответила Эстер, разглядывая зимнее пальто Рут. – Папа знает?
– Да, он сказал, что можно, – влезла из-под руки Марка Рут. – Так мы пойдём, да?
– Да, идите, – кивнула Эстер, откладывая пальто к предназначенным в церковь – пальто вполне прилично для пожертвования – вещам.
Марк и Рут убежали, она слышала, как простучали по лестнице их шаги, а потом хлопнула задняя дверь. Конечно, пусть поиграют до ужина. Джока она знает, как и его семью, как и все семьи на их улице. Эстер оглядела аккуратные стопки вещей и решила, что на сегодня достаточно. Она вышла из кладовки, щёлкнув по дороге выключателем, и прислушалась. Кажется, Ларри в гостиной. Эстер лёгким движением поправила волосы и пошла вниз.
Ларри уже развёл огонь в камине и устроился в кресле с газетой. Эстер села в другое кресло и достала из корзинки вязание. Ларри поверх газеты посмотрел на неё и улыбнулся.
– Устала, Эсти?
– Нет, что ты, – ответно улыбнулась Эстер. – Как прошёл день?
– Очень хорошо. Взял три заказа.
Он никогда не говорил ей о заказчиках, только о заказах. Конечно, проверяя его книги, она читала фамилии заказавших и получивших, но никогда не показывала, что кого-то узнала. Её это не касается. И Ларри тоже. Человек может назваться любым именем. В бумагах номер, наименование, граммы и караты, коды и итоговые суммы, а имена… это не существенно.
– Что-нибудь интересное, Ларри?
– Да, одно. Я хочу попробовать, – лицо его стало хитрым, – кое-что новенькое.
– Конечно, Ларри, это будет сногсшибательно, я уверена, – горячо поддержала его Эстер.
– Как и твой пуловер.
– Не ехидничай, милый, узор очень интересный, вот увидишь, когда я закончу.
– Надеюсь, на День Матери будет достаточно прохладно, чтобы его обновить.
Эстер охотно поддержала игру, изобразив обиду. Они немного посмеялись, и Ларри вернулся к газете, а Эстер к вязанию.
Ларри дочитал газету и сложил её, поглядел на часы.
– Да, – сразу кивнула Эстер и стала складывать вязание. – Уже пора.
Она порывисто встала, чтобы уже идти за детьми, но тут открылась задняя дверь и весёлый голос Марка позвал их.
– Пап, мама, мы пришли, вы где?
– Здесь, – ответил Ларри.
Марк и Рут вбежали в гостиную и наперебой затараторили, как они с Джоком играли в «фишки-догонялки», а папа Джока сегодня в патруле, а то бы, и он с ними поиграл. Ларри выслушал, покивал, похвалил, и они пошли на кухню, где Эстер накрывала на стол.
– Рути, вымой руки и помоги мне.
– Ага, – без особого восторга согласилась Рут.
Сидя за столом, Ларри с удовольствием оглядывал свою семью. Он никогда не мечтал о таком и, может, поэтому не сравнивал, не думал: лучше у него или хуже, чем у других, а просто был счастлив. У него всё так, как надо, как должно быть. После ужина дети уйдут к себе, а они с Эстер ещё посидят у камина и потом поднимутся в спальню, зайдя по дороге посмотреть на спящих детей. И будет ночь, и новый день завтра. И он не хочет, чтобы было по-другому.
Россия
Цареградская область
Алабино
Они никогда специально не договаривались, но ни разу такого не случилось, чтобы он пришёл, а её не оказалось дома, хотя у обоих и работа, и школа, и дела всякие хозяйственные.
Мария с Егоровной сумерничали на кухне под неспешные, как дождь за окном, рассказы Егоровны и такую же заунывную штопку чулок. Рассказывала Егоровна – Мария это понимала – о самом обычном, но слушала с удовольствием: столько тишины и спокойствия было в старческом певучем голосе.
И, как обычно, только Егоровна вздохнула, прервав рассказ, и попросила Марию зажечь свет, как послышались шаги, негромкий, но отчётливый стук в дверь и знакомый голос спросил:
– Можно?
– А вот и Миша, – приветливо отозвалась Егоровна. – Конечно же можно, заходи, Миша, добрый вечер тебе.
– Добрый вечер вам, – ответил Майкл, входя и стряхивая на коврик у двери воду с кожаной кепки.
Мария сунула недоштопанный чулок в корзинку и встала накрыть на стол. Русский обычай сразу кормить пришедшего был ей хорошо известен ещё по жизни со Степаном.
Майкл снял и пристроил на вешалке свою куртку, разулся, поставив мокрые ботинки на коврик, и в одних носках вошёл в кухню, положил на стол кулёк.
– Вот, купил к чаю, это шоколадные, – и улыбнулся Егоровне. – Самые вкусные.
Из всех покупных сладостей Егоровна признавала только пряники, и Майкл каждый раз приносил новый сорт.
– Они же дорогие, Миша, – польщённо ахнула Егоровна.
– А не дороже денег, – весело ответил Майкл. – Главное, что на здоровье.
– Ну, спасибо, Миша, уважил. Да ты что ж босиком, не лето же. Маша, дай ему. Сама же купила, так чего стесняешься.
Мария быстро ушла в свою комнату, тут же вернулась с новенькими мужскими тапочками и, покраснев, протянула их Майклу. У него невольно дрогнули губы в непроизнесённом слове, и Егоровна понимающе улыбнулась.
Вечерний чай всегда и ужин, а гость прямо с работы, как же не накормить. Майкл уплетал всё подкладываемое ему Егоровной и Марией и нахваливал.
Обычно после ужина убирали со стола и играли в лото: карт Егоровна не любила, а в лото на копеечку – не в грех, а в удовольствие. Но сегодня Егоровна сказала, что чего-то ей неможется, и, подмигнув Марии, ушла к себе, а они остались вдвоём.
Майкл засмеялся негромким горловым смехом, как смеялись в камерах, не разжимая губ, чтоб не заметили. Мария, понимающе улыбаясь, кивнула и громко сказала:
– Пойдём, у меня посидим.
Майкл готовно встал.
– Пошли.
Комната Марии так же мала, как и весь дом Егоровны. Майкл уже бывал здесь, но каждый раз как заново оглядывал неширокую, застеленную пёстрым стёганым одеялом кровать, комод и шкаф, столик у окна и два стула рядом. На столе кружевная салфетка-самовяз и маленькая корзинка с букетиком розовых искусственных цветов. В прошлый раз её не было.
– Красиво, – восхитился Майкл. – Где купила?
– А мне подарили, – засмеялась Мария.
– Кто? – спросил Майкл.
– А ты и вправду ревнивый, – весело удивилась Мария. – Да нет, это у Егоровны подруга для магазина мастерит, я ей с руками и шеей чуток помогла, по дружбе, ну, без денег, вот она и подарила мне.
Майкл кивнул. Ему уже было неловко. Они-то о его ревности придумали, чтоб к Марии никто не лез, а он всерьёз… Но вот как дёрнули его за язык.
– Знаешь, – Мария зачем-то поправила салфетку, – ты… ты останешься? Ну, на ночь.
– Могу, – кивнул Майкл. – Я завтра во вторую. А… зачем?
– Да, вот ты в прошлый раз рано ушёл.
– Это под полночь рано? – удивился Майкл.
– Так ночевать не остался, а Егоровна решила, что мы поссорились. Вот и ушла, чтоб не мешать.
Майкл пожал плечами и улыбнулся.
– Это-то я понял, ну, чего она ушла. Ладно, раз надо, останусь.
Обычно они сидели у стола, но шум дождя за окном не вызывал такого желания.
– Ещё чаю хочешь?
Майкл как-то задумчиво покачал головой.
– Да нет вроде.
Мария тихо, почти по-камерному, рассмеялась и показала на кровать.
– Тогда садись, посидим у печки.
Белая кафельная печь стояла в центре дома, кухня и комнаты теснились вокруг неё, чтоб тепло не пропадало. Мария налепила на кафель сводных картинок, и на обработочную камеру эта стена никак теперь не походила, да и это ж не стена целиком, а только кусок, и если сидеть спиной к ней, то совсем хорошо. Майкл сел на кровать и прислонился спиной и плечами к приятно горячей стене. Мария устроилась ь рядом, поджав ноги.
– Ну, как?
– Хорошо, – улыбнулся Майкл. – Слушай, а как она, ничего? Не ругалась, что ты картинок налепила?
– Нет, – тихо засмеялась Мария. – Сказала, что это теперь как изразцы. Ну, узорчатый кафель такой.
– Ага, понял. Из-раз-цы, – повторил он по слогам. – Надо запомнить. А на работе у тебя как? Не лезет никто?
– Да кому ко мне лезть, – фыркнула Мария. – Бабы одни. А здесь этих штучек, ну, чтоб бабе с бабой баловаться, и не знает никто, что ты, – и лукаво посмотрела искоса. – А что, хотелось бы?
– Чего? – дрогнувшим голосом спросил Майкл.
– А чтоб полез кто. А ты б его отметелил, – она снова фыркнула, – по полному праву.
– И зачем это мне? Чтоб менты загребли, что ли?
– А то у тебя руки на беляков не чешутся? – спросила она по-английски.
Майкл задумался, пожал плечами и ответил тоже по-английски.
– Да нет. Там, – он кивком показал куда-то за стены, но Мария сразу поняла, что он о покинутой, как им кажется и хочется, навсегда Империи – да, там я и в город из-за этого мало ходил. Чтоб не сорваться. А здесь, – с твёрдой убеждённостью, – нет. А у тебя чешутся?
– Да тоже нет. Так, я просто думала… – она снова стала перемешивать русские и английские слова. – Ну, мужики ведь все такие, им лишь бы подраться, кулаками помахать.
Майкл усмехнулся.
– Я своё уже отмахал. Не с кем мне здесь драться. Да не из-за чего.
Мария кивнула.
Они сидели рядом, соприкасаясь плечами. Майкл искоса, не поворачивая головы, смотрел на Марию и, наконец решившись, осторожно поднял руку и завёл её за спину Марии, мягко положил ей на плечи, не обнимая, а намекая на объятие. Мария, к его радости, не отстранилась, не спросила ни о чём, и он рискнул чуть-чуть прижать Марию к себе. Она улыбнулась и уже открыто посмотрела на него.
– Играем, что ли?
Майкл улыбнулся и кивнул, еле заметно вздохнув. Пару раз они уже играли: обнимались и громко, с чмоканьем целовались, раскачиваясь на позвякивающей кровати, чтобы у спящей за стеной Егоровны никаких сомнений не возникало. Но признаться Марии, что «игра» ему и сама по себе понравилась, что у него всё там дёргаться вдруг начало, и что он потом до утра шатался по городу, пока не успокоилось, нет, сказать об этом он почему-то не решался.
Мария вздохнула и теснее прижалась к нему.
– Тебе холодно?
– Нет, – она опустила ресницы, затеняя глаза, и повторила: – Нет, не холодно. И… да на фиг нам игры эти. Тебе… хорошо вот так… как мы сейчас?
– Да, – твёрдо ответил Майкл. – А… тебе?
– И мне… хорошо.
Они говорили, перемешивая русские и английские слова, как всегда наедине, как говорили между собой все парни.
Майкл уже уверенно обнял Марию и привлёк к себе. Мария обняла его за шею, поцеловала в углы губ. Майкл глубоко вздохнул и запрокинул голову, подставляя её губам своё горло. Мария скользила губами по его шее, расстёгивая на нём рубашку, поцеловала в ямку между ключицами. Майкл вздохнул, как всхлипнул, потянул с её плеч домашнее платье. Мария мягко остановила его.
– Порвёшь, я сама.
Майкл тряхнул головой, словно просыпаясь.
– Да, я тоже сам.
Они встали и, не глядя друг на друга, разделись. Мария откинула одеяло и оглянулась на Майкла.
– Давай?
– Да, – кивнул Майкл.
– Ложись, я свет выключу.
Майкл прошёл мимо неё к кровати и лёг, вытянулся на спине, закинув руки за голову. Мария, мягко шлёпая босыми ногами, подошла к двери и щёлкнула выключателем. В наступившей темноте сразу стал слышнее шум дождя за окном. Мария вернулась к кровати и мягко толкнула Майкла.
– Подвинься.
– Нет, – ответил он. – Я с краю.
– Как хочешь, – тихо засмеялась Мария. – У печки теплее.
Она ловко перелезла через него и легла рядом.
– Укроемся?
– Не знаю, – помедлив, ответил Майкл. – Как хочешь.
Мария так же лежала, закинув руки за голову. Поза, которую запоминают в первый же год учёбы и помнят всю жизнь. Лежали долго, и наконец Майкл осторожно плавно повернулся набок лицом к Марии и кончиками пальцев коснулся её шеи, погладил шею, плечо, повёл пальцами вниз к груди, коснулся соска, погладил ложбинку между грудями. Мария лежала молча и, когда он убрал руку, так же погладила его по шее и груди.
– Так? – тихо спросила она.
– Да, так, – выдохнул Майкл.
Теперь она гладила его по лицу, а он губами ловил её пальцы. Потом они обнялись, прижавшись друг к другу вытянувшимися напряжёнными телами, осторожно, будто только что сами это придумали, тёрлись друг о друга.
Майкл замер так внезапно, что Мария даже встревожилась.
– Что с тобой? Больно?
– Ничего, – глухо ответил Майкл и повторил: – Ничего. Просто… подожди, я сейчас, только… отдохну.
Мария приподнялась на локте, вглядываясь в его лицо, неразличимо чёрное, только влажным блеском отличавшееся от окутывающей их темноты. Майкл откинулся на спину, частыми всхлипами переводя дыхание. Он никак не мог расслабить, распустить сведённые в тугой комок мышцы. Он никак не ждал такого, ну, дёргалось, ну… ведь вразнобой, как у мальца от первой растравки, и вдруг… а у Марии сухо всё, ему нельзя входить, он же ей там обдерёт всё. Ладонь Марии легла ему на живот, мягко скользнула к лобку.
– Свело, да? Давай я руками, полегчает. А хочешь, ртом?
– Нет, – выдохнул он. – Не надо. Я сам.
– Ну, чего ты застеснялся? – тихо засмеялась Мария. – Мне нетрудно. И приятно.
– Да? – удивился он. – Тебе нравится? Не противно?
– С тобой нет, – очень серьёзно ответила Мария.
Майкл порывисто повернулся к ней.
– Давай, и я тебя, я аккуратно, руками, я умею, не бойся.
– А чего мне бояться? – фыркнула Мария. – Давай, конечно, – и неуверенно: – Тебе… приятно? Ну, трогать меня. А то я зашершавела.
– Мм, – невразумительно промычал Майкл, целуя её.
Мария вздрогнула, когда пальцы Майкла скользнули между её ног, прошлись по краям щели, и она ощутила… но… но ведь этого не может быть, нет!
– Нет! – выдохнула она.
– Что? – удивился Майкл. – Я же легко.
– Нет, не ты, нет, я же перегорела, у меня там сухо всё, выжжено.
– А сейчас так и очень даже мокро, – тихо засмеялся Майкл. – Я же тоже перегорел, а с тобой во! Войти могу.
– Так входи, – сквозь слёзы засмеялась Мария.
– Смотри-и, – с шутливой угрозой сказал Майкл, мягко наваливаясь на неё.
Он сказал в шутку, ну, просто так, и никак не ждал, что и в самом деле получится, что сможет войти и ударить. Мария охнула и обхватила его, прижимая к себе, запрокидываясь и выгибаясь встречным движением.
Они молча исступлённо бились друг о друга, уже ничего не помня и не осознавая, потому что обоих несла, швыряла и била чёрно-красная обжигающе горячая ледяная волна. И когда она отхлынула, они остались лежать рядом, мокрые и обессилевшие. И время снова остановилось.
Мария частыми всхлипами перевела дыхание, нашарила руку Майкла и переплела свои пальцы с его.
– Да, – почти беззвучно ответил он на непрозвучавший, но понятный обоим вопрос. – Это была она.
– Да, – выдохнула Мария. – Я поняла. Я… я думала, это болтовня…
– Она есть, – Майкл сглотнул, облизал губы. – Это правда, она есть. И… и у нас была волна, понимаешь, волна?
Повернувшись набок, Мария свободной рукой коснулась его губ.
– Нет, не надо об этом, мы же знаем, не надо, ты понял?
– Да, – шевельнул губами под её пальцами Майкл. – Хорошо.
Мария мягко погладила его губы и вытянулась рядом с ним. Было тихо, только шумел за окном дождь. Впервые Майкл не мог понять, который час, сколько времени до утра. Он снова облизал пересохшие губы. Мария не могла его видеть, но сразу сказала:
– Я сейчас попить принесу. Хочешь чаю? Без сахара, холодного.
– Ага, – согласился Майкл.
Мария легко перелезла через него и пошла к двери. Майкл слышал, как она открыла дверь и вышла. Свет она не включала, хорошо, как все спальники, ориентируясь в темноте. Майкл лежал и слушал. Вот она взяла из буфета чашку, наливает заварку, воду из самовара, идёт обратно.
– Вот, попей.
– Ага, – он сел и взял у неё чашку, глотнул приятно горьковатую, чуть тёплую жидкость. – А сама?
– Оставь глотнуть.
Майкл протянул ей чашку, она отпила и вернула. Так, поочерёдно, они допили чай.
– Ещё?
– Нет, хватит.
Мария пошла было к двери, но остановилась, постояла задумчиво и вернулась обратно.
– Вроде проснулась, она иногда встаёт ночью. Утром помою.
Она отнесла чашку к столику, поставила там и вернулась к кровати. Перелезла через Майкла, погладив его своим телом, и снова легла рядом. Он сел, нашарил в ногах валик одеяла и лёг, натягивая его на их тела.
– Вот так. А то ты замёрзла.
– А то меня и согреть некому, – тихо засмеялась Мария, прижимаясь к нему.
Засмеялся и Майкл. Они обнялись и немного опять потёрлись, погладили друг друга.
– Ещё или спим?
Майкл прислушался к себе.
– Ну… могу, наверное. Мне во вторую, отосплюсь. А тебе?
– В первую, – вздохнула Мария. – Поздно уже, давай спать.
– Ладно, – согласился Майкл. – Спим.
Мария уткнулась лицом в его шею, снова вздохнула и повторила:
– Спим.
Майкл слегка подвинулся, укладываясь поудобнее, чтобы не затекли руки, и закрыл глаза. Всё случилось и так, и не так. А чего он ждал? Он знал, что это будет, с первой минуты, как её увидел, и всё потом было и так, и не так… так и не так… странно, ведь не от чего уставать, он бы мог всю ночь, а устал, глаза сами закрываются. А Мария уже спит, он это чувствует. Вокруг тихо, и за стеной так тихо, когда не спят, а слушают. Ну… ну и пусть. Если Мария захочет, они поженятся, можно и в церкви обвенчаться, а не захочет… он будет просто приходить, разве им этого недостаточно?
Мария, не открывая глаз, улыбнулась, потёрлась щекой о его плечо и снова заснула.
Они давно спали, когда дождь наконец закончился.
Россия
Ижорский Пояс
Загорье
Эркин шёл домой по пустынным тёмным улицам. Обычно вечер пятницы – гулевой, но сегодня холодный ветер и мелкий колючий снег разогнали гуляк. Да и припозднился он сегодня, а ему ещё уроки на завтра делать, но нельзя было не выставить бригаде по кружке: в отпуск уходит! Первый в его жизни отпуск, хотя… нет, зимой на Рождество он же уже гулял, просто не знал тогда, что это так называется. Здорово было! И в этот раз будет здорово. Интересно, а почему, то здорово, то здорово? А ещё здоровско. Ладно, это неважно. А вот в следующее воскресенье свадьба, и Андрей сказал, что Бурлаков приедет. Ну, что ж, раз это нужно, чтобы Андрей остался здесь и не уезжал, то, конечно, он не станет спорить, всё вытерпит, и ни хрена ему не станется. Он же сам говорил, что за Женю, за Андрея на всё пойдёт. И на это тоже. Раз надо, чтобы он Бурлакова отцом назвал, хоть и зря Андрей это придумал, ну, да ладно, язык не отвалится, назовёт.
Пьяным он себя не чувствовал, хотя выпил сегодня и пива, и водки, но сразу заел, а на холоде и трезветь начал. Под ногами хрустит смёрзшийся наст. В самом деле, в один день зима пришла, а только октябрь в середине. Но все говорят, что так и положено, что на Покров снег уже прочно, аж до весны ложится, а Покров – это четырнадцатого, в воскресенье. Зима – это хорошо. Когда сыт и тепло одет. Эркин улыбнулся, с удовольствием оглядывая пустую улицу. Зачем-то он пошёл домой кружным путём, по Цветочной, через рощу и овраг.
Берёзовая роща была светлой от белых стволов и проглянувшей луны, да и дорогу он знал хорошо, и вон уже окна «Корабля» светятся.
Ступеньки обледенели, и Эркин, недолго думая, заскользил по ним, как по горке, едва не оступился в воду, но на другой склон поднялся вполне благополучно. Подходя к дому, он привычно нашёл взглядом свои окна. Кухня, комната Алисы и спальня. Его ждут. Как всегда.
Он весело поздоровался с разметавшим площадку перед домом Конычем.
– Никак гуляешь, Мороз?
– В отпуск иду, – улыбнулся Эркин. – Отвальную бригаде ставил. По обычаю.
– Обычай соблюдать надо, – кивнул Коныч. – Не нами заведено, не нам и ломать.
– Ага, – охотно согласился Эркин, открывая дверь своего подъезда.
На площадке между первым и вторым этажами, куда с холодами перебрались из беседки любители трёпа под курево, пусто. И в коридоре пусто. Так поздно разве? В замочную скважину он попал сразу, но вошёл в квартиру уже не столь уверенно.
– Эрик! – радостно ткнулась ему в ноги Алиса. – Эрик пришёл. Мама! Эрик вернулся!
Из кухни выглянула улыбающаяся Женя.
– Ну, молодец, мой руки и будем ужинать.
– Мм, – согласился Эркин, целуя её в щёку. – Иду, Женя.
В ванной он тщательно вымыл руки, прополоскал рот. Нет, не такой он уж пьяный. Жалко, Андрей во вторую, сейчас бы вместе за уроки сели.
На кухне тепло и светло, подпрыгивает крышка на кипящем чайнике, на столе уже всё готово, будто Женя точно знала, когда он придёт. Эркин сел на своё место, пододвинул тарелку и с удовольствием вдохнул запах.
– Как вкусно.
– Ты же ещё не ел, – удивилась Алиса, усаживаясь на свой стул. – А говоришь.
– Я по запаху чувствую, – засмеялся Эркин.
Засмеялась и Женя.
После ужина Эркин ушёл в дальнюю комнату и сел за учебники. Андрей сделал свои уроки утром, и его портфель, уже собранный, стоял у стола. Значит, с работы он придёт сюда ночевать, а то бы взял его с собой. Ну, и отлично. Эркин раскрыл учебник химии и начал читать параграф.
Время текло неощутимо. Почему-то за уроками или чтением он терял своё чутьё спальника на время. Только, когда за ним пришла Женя, чтобы он поцеловал на ночь Алису, он понял, что уже поздно. А он только химию сделал, а английский еле-еле начать успел.
Эркин поцеловал Алису и, как всегда, немного постоял над ней, потом вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.
– Женя, – заглянул он на кухню, где Женя колдовала над завтрашним обедом.
– Да, милый, – обернулась она к нему.
– Я буду ещё долго заниматься, ты ложись, не жди меня.
– Хорошо, – не стала спорить Женя.
Но по её улыбке Эркин понял, что она всё равно сделает по-своему. Он виновато вздохнул и ушёл. Английский, обществоведение, биология… шелест страниц, ровные строчки. Он читал и писал, уже не удивляясь, будто всегда это умел, а может, и в самом деле, привык. Привычка – великое дело. Правда, думать о своём за чтением и письмом, как за другой работой, он не мог, ну, так всему остальному давным-давно выучился, даже не помнит, когда именно, а этому совсем недавно, так что… привыкнет.
– Всё, шабаш, – хлопнул Андрея по плечу Василий.
– Ага, – выдохнул Андрей. – Щас я её, стерву, воткну, и готово.
Вытирая руки ветошью, Василий молча смотрел, как он заканчивает работу, и, когда Андрей выпрямился, довольно усмехнулся.
– Не купился, молодец.
Андрей понял, что прошёл ещё одну проверку, и самодовольно ухмыльнулся.
Обычно во вторую смену в бытовке не задерживались. Пришли, переоделись и нет никого. А уж в пятницу-то…
– Андрюха, в «Холостяжник»?
– Нет, к брату. Бывайте.
– Бывай.
На улице редкие фонари, ясное звёздное небо – к морозу – и хруст снежной корки под ногами. Но, когда сыт и одежда тёплая, то и мороз в радость. Андрей сбил на затылок ушанку и шумно выдохнул, по-детски залюбовавшись заклубившимся паром. Здорово всё-таки. Всё у него тип-топ, лучше не бывает и не надо…
…До дома он добрался только во вторник, после работы. И уже взялся за ручку двери, как его окликнул комендант.
– Хорошо погулял, Мороз?
– Лучше всех, начальник, – весело ответил он. – А чего?
– Да тебя с субботы почта ждёт.
Вот тут он удивился. Своего адреса он никому не давал, от профессора так быстро ничего не могло дойти, да и не знал его адреса профессор в субботу. Что за чертовщина?! Но спорить, разумеется, не стал, молча прошёл за комендантом в его контору и забрал из ячейки со своим номером конверт. Небрежно, даже не поглядев, сунул в карман.
– Спасибо, начальник. Ещё что было?
– Ступай, отдыхай, – усмехнулся комендант.
Он попрощался и пошёл к себе. Через силу не достал конверт ещё на лестнице. Но выдержал характер. Открыл дверь, вошёл в прихожую, включил свет, захлопнул дверь и стал раздеваться. Ушанку и куртку на вешалку, сапоги вниз. Пошёл на кухню, поставил чайник и уже тогда вернулся в прихожую, достал из кармана куртки конверт. Повертел в руках, разглядывая. Адрес его, почерк незнакомый, не девчонок – это точно, да и не станут они ему писать, не с чего. Штемпель… Аровск? Это где? Ладно, потом посмотрим по карте. Он достал нож и аккуратно, кончиком лезвия, вскрыл конверт. Открытка? Пустая? Да, ни слова на обороте. Обычная видовая открытка, пейзаж, такие обычно для туристов делают, видел в киосках ещё там, да и здесь, ну да. И тиснённая золотом надпись по-английски: «Hello from Alabama». «Привет из Алабамы»? Это как понимать? Письмо из Аровска, а привет из Алабамы?! Он разорвал конверт и придирчиво осмотрел изнанку. Пусто. Да что же это такое? И вдруг сообразил. И от кого открытка, и почему из Алабамы. А сообразив, хохотал так, что, не устояв на ногах, сел на пол. Отсмеявшись, пошёл на кухню к уже клокотавшему чайнику. Дальше всё было просто. Он пил чай с цареградскими рожками – Женя утром сунула ему в портфель с книгами сборную коробочку – и рассматривал открытку. Ну, Фредди, ну, ловкач! Значит, сделал. И сделал чисто. И, наверняка, не сам через границу ехал, кто-то привёз и бросил в ящик, «в тёмную» сработал. Наверняка так оно и было. Ну, и подыграем. Допив чай, он сжёг в пепельнице открытку и конверт, пепел размял и спустил в унитаз, пепельницу вымыл и, наскоро выкурив две сигареты, оставил окурки в пепельнице, чтобы пахло табачным дымом, а не бумажным…
… «Корабль» встречал редкими из-за позднего времени светящимися окнами. Андрей нашёл взглядом свои. Да свет в спальне и в дальней комнате. Значит, Эркин учит уроки, а Женя его ждёт. Чего это братик так засиделся? Вроде ничего особо сложного не задавали.
Вошёл он бесшумно, но Женя услышала и вышла из спальни.
– Андрюша? Добрый вечер, я сейчас чай поставлю.
– Да не беспокойся, Женя. Добрый вечер.
Андрей снял и повесил куртку, засунул шарф в рукав. Услышав их голоса, пришёл Эркин.
– О, здорово!
– Здорово, братик. Женя, а к чаю ещё чего-нибудь не найдётся?
– Конечно, найдётся, – засмеялась Женя. – Я же знаю, что ты всегда голодный.
– Это я ещё расту, – очень серьёзно ответил Андрей, проходя на кухню.
Уминая яичницу с колбасой и луком, Андрей сообщил, что на работе у него полный порядок, а вот послезавтра, в воскресенье, стоит съездить в Сосняки, прикупить кое-чего к празднику, ну, чего здесь не найдёшь.
– Конечно, езжайте, – одобрила Женя.
– Женя, а ты? – чуть не поперхнулся чаем Эркин.
– А мы с Алисой тоже по магазинам пройдёмся. Так будет лучше, Эркин.
Эркин вздохнул и кивнул. Спорить с Женей он никогда не мог. Андрей доел яичницу и сделал себе трёхслойный бутерброд, сразу чтоб и с сыром, и с колбасой, а масло не в счёт, оно в бутерброд по определению входит. Его объяснение никаких возражений у сотрапезников не вызвало. Эркин отсмеялся, допил чай и встал.
– Женя, мне ещё шауни учить, я пойду.
– Конечно, Эркин, – улыбнулась женя.
И он сразу улыбнулся в ответ.
Когда Андрей вошёл в комнату, Эркин сидел за столом над книгой. Андрей подошёл к нему и встал сзади, легко опёршись ладонями на его плечи.
– Устал? – не поднимая головы, спросил Эркин.
– Есть малость, – усмехнулся Андрей. – Меня сегодня в самостоятельную на целый узел поставили.
– Здоровско! – искренне восхитился Эркин.
– Ты учи, – оттолкнулся от его плеч Андрей. – Я почитаю пока.
Книг заметно прибавилось, но до профессорских полок, конечно, далеко, чего уж говорить о совсем смутных воспоминаниях о набитых книгами шкафах по всем стенам и до потолка. Андрей взял памятный по перегону томик Шекспира и лёг на диван, включил торшер. Читать по-английски ему было всё-таки чуть-чуть, но сложнее, чем по-русски, особенно стихи. Особенно эти. Потому что смотрит он на строчки, а слышит тихий хриплый голос Старика. Тот читал им, малолеткам лагерным, Шекспира. Чтобы английский не только от охранюг и слышали. А вот купила Женя Алиске книгу, тоже стихи, Чуковского. Он взял посмотреть, так открыл и закрыл сразу, отнёс к Алисе и в шкаф поставил. Потому что Милочку услышал. «…неужели в самом деле все сгорели карусели…» И Аню. Не может он Чуковского читать. А Шекспира ничего… да и от Эркина он их все ещё там слышал. А Фредди судил. С того суда все и стали звать Фредди его вырвавшимся; «Грамотный и не сволочь». Андрей улыбнулся воспоминанию и перевернул страницу.
Наконец Эркин выдохнул, будто сбрасывая тяжесть и закрыл книгу.
– Уф, всё!
Встал и потянулся, выгибаясь на арку. Андрей опустил книгу на грудь и молча с улыбкой смотрел, как разминается Эркин.
– Знаешь, я в Царьграде книги искал на шауни. Нету.
Эркин выпрямился.
– Но где-то же они есть. Надо у кутойса спросить.
– Спросим, – кивнул Андрей и тоже встал, положив книгу на диван. – Слушай, ты как-то говорил, – он перешёл на английский, – что вот, вы на пару тянулись, как это?
Эркин растерянно улыбнулся.
– Тебе хочется?
– Ну да. – энергично кивнул Андрей.
– Ну, давай, – неуверенно согласился Эркин. – Только… Тесно здесь, пошли в большую.
– Ага, – не стал спорить Андрей.
Они перешли в большую комнату, Эркин снял и бросил на стулья рубашку и джинсы, оставшись в трусах. Андрей тоже разделся.
– Так, становись. Вот, ступня к ступне, а руки давай сюда. Выгибайся, я держу, сильнее, – негромко командовал по-английски Эркин. – Голову запрокинь, чтоб спина натянулась. И выпрямляйся. Хорош. Теперь я. Держись. Так. Руку перехвати. Во-во, пошёл.
Они старались не шуметь, но Женя услышала и пришла посмотреть. Стоя в дверях, она молча любовалась ими.
Эркин, почувствовав её взгляд, оглянулся и едва не уронил Андрея. Андрей, заметив переглядку, закатил глаза и подчёркнуто обвис на руках Эркина. Женя засмеялась, и сразу облегчённо засмеялся Эркин. Андрей удовлетворённо выпрямился.
– Ну как, Женя, смотримся?
– Очень, – искренне ответила Женя.
– То-то! – победно провозгласил Андрей.
Эркин рассмеялся и мягким тычком оттолкнул его от себя.
– Всё, а то в школу проспим.
– Да ты чего?! – ужаснулся Андрей.
Они ещё немного посмеялись и решили, что время и в самом деле позднее.
– Ну, я баиньки. Эркин, ты в душ?
– Идите оба, – распорядилась Женя. – А то ты, Андрюша, опять зачитаешься.
– Есть такое, – тряхнул шевелюрой Андрей. – У кого запой, а у меня зачит.
Вымылись они быстро, вдвоём навели порядок в ванной и разошлись.
Когда Эркин вошёл в спальню, Женя уже лежала и даже свет был погашен. Привычно щёлкнув задвижкой, Эркин пересёк в два шага спальню, сбросил халат на пуф и нырнул под одеяло. Руки Жени сразу обняли его за шею и плечи и притянули к себе. Эркин счастливо вздохнул, зарываясь лицом в её волосы.
– Спи, милый, всё хорошо, да?
– Лучше не бывает, – убеждённо ответил Эркин.
Женя наощупь нашла его голову, взъерошила и пригладила волосы, пропуская между пальцами пряди. Эркин ещё раз вздохнул, мягко погладил Женю по спине.
– Спим?
– Да, милый.
Эркин потёрся лицом о её волосы и уже во сне лёг так, чтобы ей было удобно обнимать его.
Страда закончилась, кладовка и подпол набиты банками, кадушками и мешками. Картошки, правда, маловато, с новогодья прикупать придётся, ну, да это не так уж страшно. Дед помог соседу заколоть боровка и плату взял мясом. Со своим же не подсуетились вовремя, на Рождество покупать придётся.
