Татьяна Николаевна Зубачева
Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная
– Мама, я пойду к детям.
– Конечно, Джинни, всё в порядке.
Норма ободряюще похлопала её по руке. И Джинни убежала к детям.
Андрей, сидя рядом с Эркином и Женей, изо всех сил удерживался, чтобы не скорчить рожу то и дело оглядывающейся на них Алисе. Эркин, будто почувствовав что-то, покосился на него, и Андрей сразу стал очень серьёзным.
Вела концерт Василиса Васильевна. Она была в длинном нарядном платье и туфлях на высоких каблуках. И все учителя сегодня оделись очень нарядно. Даже те, кто не работал с детьми. Мирон Трофимович все свои ордена надел. И Аристарх Владимирович тоже. Два ордена и медали. А так никогда не подумаешь.
Эркин видел знакомых по «Беженскому Кораблю», по Старому городу, но особо оглядываться и озираться было уже некогда. На сцену поднимался хор дошкольников. И среди них Алиса. В белом, с оборочками и кружевами платье, что ей на Рождество подарили, в белых гольфах и новых белых туфельках. Женя сделала ей два чуть подвитых на концах хвостика-локона и вывязала пышные белые банты. И остальные девочки тоже в новых нарядных платьях, а мальчики, все как один, в белых рубашечках.
Валерия Иннокентьевна переглянулась с Алевтиной Алексеевной, и та начала играть. Двое или трое малышей начали петь невпопад и немного раньше, но в целом «Во поле берёзонька стояла» получилась очень стройно. Зал хлопал, не жалея ладоней. Потом спели ещё про солнышко и лето. И вперёд по знаку Валерии Иннокентьевны вышли трое. Маленький круглолицый негритёнок – Эркин знал, что он из той же башни, что и Миняй, а отец у него трёхкровка и работает на стройке, весной приехали, – смуглая кудрявая девочка из Старого города и Алиса. Они спели по-английски. Джинни перевела дыхание и захлопала вместе со всеми.
После пения малыши встали в строй, и весь хор стал читать стихи. Каждый по две-три строчки, а получалось очень складно и красиво.
Малышам долго и упоённо хлопали. Зина умилённо промокнула платочком глаза, а Тим с усилием еле удержал лицо.
Сбежав со сцены, дети бросились к родителям, а на сцену стали подниматься старшие.
Пока выступала мелюзга, Артём спокойно сидел рядом с дедом и бабкой, держа на коленях Ларьку. И пение, и стихи ему понравились. Но когда на сцене встали старшие, а среди них Санька в новенькой голубой вышитой рубашке и Лилька в синем, обшитом пёстрой тесьмой сарафанчике и белой вышитой кофточке, он заволновался. Бабка, как стало известно о концерте, шила и вышивала, не разгибаясь, чтоб в хороводе Санька с Лилькой были не хуже других. И Ларьке, чтоб не ревел, сшила новую рубашку, розовую. И он сам в своей лучшей рубашке, красной, с витым шнурком-пояском. И у Саньки с Ларькой такие же пояски, а у Лильки тканой узкой полоской с красными кисточками на концах. Но ведь одежда – это так, пока рот не откроют.
И пока на сцене пели и плясали, Артём сидел как на иголках, немного успокаиваясь только на чтении стихов. Но всё обошлось благополучно. Ни Санька, ни Лилька не сфальшивили и в танце не сбились. Артём самодовольно улыбнулся: недаром он их две недели каждый вечер гонял и учил. Послушал тогда под дверью, как учат, запомнил мелодию с голоса и учил. Даже Ларька гудел в тон, не сбиваясь.
Хлопая долго и упоённо. Отбивая ладони, Громовой Камень про себя решил: на следующий год он хоть одну песню с танцем, но сделает. Танец… подберёт, что попроще и не военный, конечно… барабан и бубен… это он сам и сделает, а одежду… ну, там с родителями придётся поработать, но тоже – вполне решаемо.
Василиса Васильевна поблагодарила пришедших и объявила концерт оконченным. И сразу шум голосов, смех, аплодисменты и толкотня вокруг учителей. Каждый хотел поблагодарить, посоветоваться, спросить о своём, что дескать, как мой или моя…
И в этой круговерти Санька и Лилька подтащили Артёма к Валерии Иннокентьевне.
– Вот, это Тёмка…
– Он, знаете, как поёт здоровско…
– Он нас учил, вот…
– Он всех перепоёт, запросто!
Покраснев до тёмно-бордового цвета, Артём затравленно огляделся, не зная, куда бежать и у кого просить помощи. Вот втравили его мальцы, ну, он им дома за всё врежет. Если сейчас обойдётся.
– Да? – обрадовалась Валерия Иннокентьевна. – Обязательно приходи, мы осенью большой хор будем делать.
На счастье Артёма, её кто-то отвлёк, и страшного вопроса: а где это он научился петь, не прозвучало. Он благополучно выдрался из толпы, волоча Ларьку, которому приспичило потыкать вон те… ну, как их…
– Клавиши, – сердито сказал Артём по-английски и пообещал уже громко по-русски: – Я тебе так потыкаю, что по гроб жизни запомнишь.
Но самому так захотелось сесть к роялю, тронуть клавиши, он ведь хорошо играл, руки, правда, не те стали, а хочется… Артём сердито отвернулся от сцены.
– Пошли. Деда где?
– А вона, – Лилька ткнула пальцем. – С английской училкой.
– Ага, вижу.
И стал пробиваться туда.
Джинни никак не ждала, что стольким понравится, что начнут спрашивать об английском хоре…
– Да, конечно, осенью…
Женя обошла и поблагодарила всех учителей. Андрей и Эркин с Алисой ходили за ней следом. И когда они наконец вышли на крыльцо, Алиса задумчиво спросила:
– Ну, и за сколько пятёрок это считается?
Андрей схватил открытым ртом воздух и захохотал.
– Ну, племяшка, ну, ты даёшь!
Отсмеявшись, Женя сказала:
– Сегодня твой день, Алиса. Всё, что хочешь.
– Всё-всё? – уточнила Алиса. – И без супа?
Женя вздохнула. Но ведь обещала, значит, надо держать слово.
После совещания при самом деятельном участии Андрея они отправились в кафе на праздничный обед. А потом мороженое, а потом ещё…
В учительской было шумно и весело. Надо же как хорошо всё получилось… и, разумеется, осенью работу продолжить… ну да, хор… и кружок рукоделия… и изо-деятельность… смотрите, и взрослые заинтересовались… Джинни, ты молодец… спасибо, Гриша… да, английский хор нужен, многие знают язык… да, а выставку сделать постоянной… и обновлять экспозицию…
– Дорогие коллеги, – Аристарх Владимирович постучал карандашом по графину с водой. – Я думаю, мы вполне можем себе позволить продолжить празднование. Скажем…
– У меня, – закончила за него Алевтина Алексеевна и, когда все удивлённо посмотрели на неё, улыбнулась. – Приглашаю всех на праздничный чай. И не спорьте.
– Но…
– Вы бы сказали…
– Складчину бы сделали…
– Нет-нет, – решительно пресекла она этот гомон. – Дорогие коллеги, я, да, десять лет играла только для себя, и то… Нет, это совсем другая история, она не стоит вашего внимания. Но сегодня мой праздник, я вернулась к самой себе и приглашаю вас отпраздновать это событие.
После такого заявления спорить было уже неловко.
Зина шла под руку с Тимом, гордо подняв голову и любуясь идущими впереди детьми. Дима и Катя так хорошо пели и стихи читали. Лучше всех, не сбились ни разу, и Димочка не шалил, не озорничал, и Катя в полный голос пела, а то всё шёпотом норовила.
– Правда, хорошо было, Тима?
– Правда, – кивнул Тим, поддерживая Зину.
– Пап, – обернулся к ним на ходу Дим. – А мороженое будет?
– Будет, – улыбнулся Тим. – Вы заработали.
– В «Север» пойдём, да, пап?
«Север» – кафе-мороженое недавно открылось на Главной улице.
– Конечно, в «Север», – сразу ответил Тим.
Научившись читать по-русски, он теперь тоже покупал каждый день газету и старательно прочитывал её от названия до списка сотрудников и адреса редакции. О «Севере» писали много. И что там у входа стоит чучело белого медведя, и что мороженое там тридцати сортов.
– Тима, а обед как же? – с сомнением в голосе спросила Зина.
Дим и Катя затаили дыхание.
– Сегодня можно, – ответил Тим.
– Да уж, ради такого дня, – сразу согласилась Зина.
– Катька! Давай наперегонки! – радостно заорал Дим, бросаясь вперёд и волоча за собой сестру.
Ведь за что другое и наказать могут. Со взрослых станется.
По дороге домой Артём продолжал злиться, но дед строго сказал:
– Ты это чего? Не порть праздника.
– Да подставили они меня, – нехотя ответил Артём.
– А и ни фига, – зачастила Лилька. – Мы только училке хоровой сказали, что Тёмка поёт хорошо.
– Я т-те дам, – дед несильно ткнул её по затылку. – Не училка, а по имя-отчеству, уши оборву за непочтение. А ты чего набычился?
– Она меня в хор зовёт, – пробурчал Артём.
– Ну, и иди, – вступила бабка. – Коли бог тебе что дал на радость людям, то и радуй людей. Не помрёшь небось.
Артём покосился на деда и упрямо промолчал, опустив глаза. Но потом заставил себя улыбнуться. А когда Лилька и Санька, увидев лоток с мороженым, побежали к нему хоть посмотреть, а Ларька припустился за ними, Артём полез в карман.
– Деда, я куплю на всех…
– А чего ж нет, – согласился дед. – В такой-то день.
И бабка закивала.
Рядом с тележкой мороженщика как раз под тенью от нависающей над забором отцветающей уже сирени скамейка. На ней вшестером и устроились. Вафельные стаканчики с мороженым были чудо как хороши. И название смешное – крем-брюле.
Поев, ещё немного посидели. Ларька хныкнул, что хочет ещё, но дед цыкнул:
– Пузо лопнет.
– А теперь? – спросил Санька. – Домой?
– Домой, – решительно встал дед.
Артём улыбнулся: ему это слово очень нравилось. Свой дом – великое дело.
Американская Федерация
Алабама
Колумбия
Хотя Эстер знала о предстоящем – Ларри ещё когда ей сказал – и даже вроде что-то обдумывала, но известие о званом обеде уже в это воскресенье застало её врасплох. Но переживать и ужасаться было некогда: с такой надеждой смотрел на неё Ларри. Эстер храбро улыбнулась.
– Всё будет хорошо, не беспокойся.
Ларри кивнул.
Они сидели в гостиной у камина, дети уже спали наверху. Ларри посмотрел на Эстер.
– Нужны деньги?
– Я прикину, что будем делать, и уже тогда… Ну, сервировка у нас в порядке, с обстановкой тоже… – Эстер задумчиво отпила из своего стакана. – Ларри, до воскресенья ещё уйма времени, целых четыре дня. Всё успеем.
Ларри вздохнул.
– Если бы ты сегодня была там, Эсти… ты бы их уже увидела.
– Ничего страшного.
Эстер пересела на подлокотник его кресла, обняла. Даже сейчас они были одного роста, и она поцеловала Ларри в висок.
– Эсти…
– Не волнуйся, милый. И знаешь… я уже думала об этом, Давай сделаем… – она смущённо улыбнулась и, невольно приглушив голос до шёпота, выдохнула долгие годы запретное слово: – аидише, – и откашлявшись, продолжила уже нормальным голосом: – обед. Как мне рассказывала Рут. С фаршированной рыбой, гусиными шейками, ну, ты понимаешь…
– Да, – сразу согласился Ларри. – Рыбу я сделаю сам.
– Она у тебя просто необыкновенно получается, – Эстер снова его поцеловала, уже в щёку. – Я завтра всё продумаю, составлю меню и сделаю полную роспись закупок. И займусь.
– Да, Эсти, а…
– А дети, – сразу догадалась о невысказанном Эстер, – дети немного побудут с нами, а потом я дам им сладостей, и они пойдут к себе. Обед поздний, им ещё рано, – она улыбнулась, – бывать на приёмах. Марк умеет держаться, а Рути – совсем ещё малышка. К тому же они быстро устанут. Одно дело – наша свадьба, а здесь…
– Да, – подхватил Ларри. – Но что же, они весь день будут голодные? Дети?
– Зачем же? Я их накормлю, и вообще… пообедаем даже раньше обычного, потом вымою, переодену, они побудут в гостиной и уйдут. Всё будет нормально, Ларри.
Он кивнул и с надеждой посмотрел на неё.
– Ты думаешь, это… им понравится?
– Ну конечно.
Ларри улыбнулся.
– Ты умница, Эсти. Я… я ведь не знаю, как это… приём… раут… Ну, ты понимаешь, вот, соседи там, даже отец Артур… это одно. А сэр Фредди и сэр Джонатан…
– Ларри, милый, всё будет в порядке. И с деньгами у нас нет проблем, не так ли? – она лукаво подмигнула ему.
Ларри смущённо и в то же время радостно улыбнулся. Когда он в субботу взял с собой Эсти и детей и показал им магазин, кабинет и даже мастерскую…
…Эсти оглядывается.
– А кто здесь убирает?
– Я сам, – он подмигивает сыну. – А по субботам мне помогает Марк.
– А сегодня мы все поможем, – Эстер, улыбаясь, смотрит на дочь. – Да, Рути?
Рут рассеянно кивает, явно не слушая и не слыша. Настолько её очаровали шкафы с витринами…
…Конечно, он в тот день не работал, а рассказывал и показывал, открыл все шкафы, чтобы Эсти и Рути могли всё рассмотреть и даже кое-что потрогать. А потом Эстер сказала, что она хочет посмотреть его книги. Пока просто познакомиться. И он открыл кабинетный сейф и выложил перед ней все папки и книги. Эстер сразу стала очень серьёзной и села к столу. И он не ушёл в мастерскую, а остался в кабинете. Сел на диван и смотрел. Как дети стоят у витрин, и Марк что-то шёпотом рассказывает Рут, а та тихонько смеётся и тоже шёпотом отвечает. И как Эстер быстро перелистывает, проверяет корешки счетов, подтягивает к себе счёты – сам он ими не пользовался, они просто стоят на столе, как положено в кабинете – и уверенно щёлкает костяшками, и то удовлетворённо кивает, то хмурится и качает головой.
– Знаешь, – Эстер подняла голову, – я ждала худшего. Порядок нельзя назвать образцовым, милый, но это порядок. И… – она улыбнулась, – я не всё поняла, но это потом.
Он кивнул, смутно догадываясь, о чём Эстер хочет поговорить с ним. Да, конечно, лучше это не при детях.
И вечером, когда дети уже спали, а они поднялись в спальню, и он уже лежал в постели, а Эстер расчёсывала на ночь свои волосы, она сказала:
– Ларри, я не поняла, милый, ты разве не на контракте?
– Нет, – улыбнулся он, – я… сэр Джонатан и я – совладельцы.
– Так, – Эстер положила щётку на подзеркальник и повернулась к нему. – И какова твоя доля?
– Шестьдесят пять процентов от дохода. Дом, магазин и мастерская – моя собственность, ну, инструменты, часть материала. И все сокровища Дома Левине. То, что ты видела в кабинете, в шкафах.
– Ларри! Это… невероятно! А в банке?
– У меня есть свой счёт, личный. И другой, совместный с сэром Джонатаном, деловой.
Эстер медленно кивнула.
– Так ты настолько…
– Мы, – перебил он её, догадавшись о непроизнесённом. – Мы, Эсти…
…Больше они об этом не говорили. Он каждую неделю выдавал Эстер на хозяйство. Она сама определила сумму. Только он как-то сказал ей:
– Эсти, если тебе не хватает… Деньги же есть.
И услышал твёрдый, как говорят о давно продуманном и решённом, ответ:
– Детям нужно образование, Ларри.
Он сразу понял её и кивнул. И к тому же… им не стоит особо выделяться. Он повторил это вслух, и Эстер горячо согласилась с ним.
Но званый обед… это не соседская вечеринка. И к тому же такие люди. И утром, прежде чем уйти на работу, Ларри решительно достал чековую книжку и выписал чек.
– Вот, Эсти, наличных у меня не так много с собой, возьми в банке. Хорошо?
– Да, – Эстер взяла чек и улыбнулась ему. – Всё будет в порядке, милый, ни о чём не беспокойся.
Он поцеловал её в щёку и ушёл.
Эстер, как всегда, постояла на крыльце, глядя ему вслед, пока он не исчез из виду, и вернулась на кухню.
– Марк, Рути, помогите мне.
Как всегда, быстро всё убрали, и она отпустила детей играть в саду. А теперь… теперь займёмся делом.
Иметь всегда под рукой блокнот для записей она привыкла ещё на работе. Но столько комнат, что сразу и не вспомнишь, куда его дела, вернее, где оставила. Кажется, в спальне.
Да, там он и лежал, на комоде. Эстер взяла его и спустилась в кухню, села к столу. Итак, что нужно, что есть, что купить. Сначала определим меню, чтобы не покупать лишнего. И в отдельную колонку, что в дом. Сервировка… одежда… надо всё продумать. «Мужчина должен уметь много зарабатывать, а женщина – экономно тратить». Так говорил Дэвид, сгибаясь над очередным чертежом. А Эд любил повторять, что дырявую ванну даже самый мощный кран не наполнит. И нахваливал её за состряпанный из мизера обед.
Эстер улыбнулась воспоминаниям. Ну вот, кажется, всё… разумно. Салат, форшмак, бульон с гренками и фаршированными шейками, рыба, курица, десерт, а аперитив и коктейль после обеда – это уже компетенция Ларри. Он скажет, или нет, сам купит, бар – его территория. С этим ясно. Теперь сервировка…
Закончив, она перечитала свои записи и встала. Пора. Сегодня уже среда, если она хочет всё успеть, надо спешить. Сначала в банк…
Когда она в новом «деловом» платье – Колетт хорошо шила не только свадебные наряды – вышла на крыльцо, Марк и Рут подбежали к ней.
– Мама, ты куда?
– Ты за покупками?
– Мы с тобой.
– Нет, – улыбнулась им Эстер. – Я иду в Большой город.
Большим городом называли центр, а многие и вообще белые кварталы. Марк сразу понимающе кивнул, но предложил:
– Я помогу, мама.
– Спасибо, сынок, – Эстер погладила его по голове. – Я справлюсь. Будьте умниками и не уходите из дома.
– Мама, – начала Рут, – а ты принесёшь нам чего-нибудь?
– Я иду по делам, – строго сказала Эстер, но тут же улыбнулась. – Как получится.
– Ладно, – вздохнула Рут.
– Мы будем ждать, – улыбнулся Марк.
Уже на улице Эстер обернулась помахать им рукой. Оба стояли на крыльце и смотрели ей вслед.
День за днём в хлопотах, беготне и тратах…
…– Две большие курицы в субботу, миссис Эстер? Сделаем, не проблема.
– Спасибо, мистер Роуз.
Смуглое лицо мясника лоснится, словно истекая жиром.
– А в пятницу тогда…
– В пятницу, как всегда.
– Помню-помню, – и Роуз перечисляет ей её обычные закупки.
Эстер с улыбкой кивает, и Роуз, заговорщицки понизив голос и подмигивая – это его обычная манера при важных сообщениях – говорит:
– Сосиски будут. Особенные.
– Пикантные? – радуется Эстер.
– В самую точку, миссис Эстер, – и многозначительно: – От Мортонса.
– Я возьму фунт.
– Понял, всё сделаю.
Фунт пикантных сосисок – это, конечно, дорогое удовольствие. Но удовольствие…
…– Лучше карпа ничего нет, миссис Эсти, вы уж мне поверьте.
– Да, спасибо. Вот этого тогда и… – одной рыбины будет мало, пожалуй, да, надо двух, не меньше, – и вот ещё этого. Спасибо, миссис Эми.
– На здоровье, миссис Эсти…
… А орехи, пряности, а всякие незаметные, но такие нужные и очень дорогие мелочи… За этим она ходила в «белые» кварталы. Там и раньше было главным – уверенно держаться. А уж сейчас-то… Да с её деньгами.
За столовым бельём и приборами она пошла на Маркет-стрит. Да, это дорого, это очень дорого, но… положение обязывает.
Она выбрала скатерть и салфетки с вытканными венками из роз и лавров. Рут – да упокоится её душа – рассказывала, что в доме Левине праздничная «пасхальная» скатерть была заткана шестиконечными звёздами, да, кажется, так, могендовидами, и Дэвид вспоминал о такой же, уже в доме их бабушки и дедушки, разорённом ещё задолго до её рождения, но… нет, это надо специально заказывать, нет-нет, так рисковать и нарываться нельзя. Хватит того, что они Левине. Ведь мало ли что…
И Эстер перешла к прилавку со столовым серебром. Сервиз у них строгий, изысканно простой, значит, и вычурное «под старину» серебро не подойдёт. Рукоятки гладкие, но изящной формы, современные, но не экстравагантные. Полная дюжина, плюс сервировочный комплект, кольца для салфеток… нет, салфетки она сложит и поставит короной, подсвечники… да, парадный стол со свечами. Подсвечники в этом же стиле… а если… а если взять тот, что у Ларри в шкафу? Она даже задохнулась на мгновение, представив, как это будет. Но… но без Ларри она это решить не может, и на подсвечники всё равно уже не хватит, она же сама не подумала о них заранее. Зайти к Ларри… да, именно так она сейчас и поступит.
Она расплатилась за серебро, скатерть и салфетки.
– Оставьте пока у себя, я зайду за ними позже.
– Разумеется, миледи.
Ну, конечно, кто покупает за наличные – уже миледи.
До «Салона» она дошла одним духом, мужественно не остановившись у витрины «Всё для дам», хотя умом понимала, что теперь ей многое здесь вполне доступно, но… но вот и нужная дверь.
Эстер вошла в залитый светом, сверкающий, несмотря на обилие чёрного бархата, магазин. И сразу увидела Ларри. Он стоял у прилавка, укладывая в футляр длинную жемчужную нитку. Женщина в светлом платье с бесцветными прямыми волосами не оглянулась на звон дверного колокольчика: не могла оторвать взгляда от жемчуга. У Ларри дрогнули в улыбке губы, и Эстер поняла, что он заметил её.
– Пожалуйста, миледи.
Ларри протянул женщине футляр, и та не взяла, а схватила его с покоробившей Эстер хищной торопливостью, надменно кивнула.
– Благодарю.
И резко повернулась к выходу, обдав Эстер всё замечающим неприязненным взглядом.
Она ещё была в дверях, а Ларри уже подошёл к Эстер.
– Что-то случилось?
– Нет-нет, – она успокаивающим жестом взяла его за руку. – Нет, но мне надо посоветоваться.
– Конечно, проходи.
Пропуская Эстер в свой кабинет, Ларри переглянулся с охранником, и тот кивнул, показывая, что знает, кто она.
В кабинете Эстер перевела дыхание и… заговорила совсем о другом.
– Ларри, кто она? Такая… неприятная.
– Покупательница, – пожал плечами Ларри. – Заказывала жемчужную нитку, оплатила наличными. А что?
– Ничего, – Эстер почувствовала, что краснеет. – Ничего, милый. Я насчёт обеда. У меня есть идея.
Выслушав её, Ларри кивнул.
– Ну, конечно, Эсти, это будет очень красиво. И Энни мне говорила, что по большим праздникам менору ставили на стол. В субботу я его принесу домой, а в понедельник утром унесу сюда.
– Да, Ларри, – сразу согласилась Эстер. – Конечно, дома такое держать не стоит, – и про себя закончила: – Просто опасно.
Она поцеловала его в щёку и взяла со столика свою сумочку.
– Я пойду, милый, извини, что помешала.
– Нет, что ты, Эсти, ты не можешь помешать. Да, деньги…
– У меня есть. Главное я уже купила, Ларри.
Ещё один поцелуй, и они вышли в магазин. Звякнул колокольчик, впуская седого благообразного джентльмена. Эстер улыбнулась мужу и пошла к двери. Проводив её внимательно оценивающим, но не осуждающим взглядом, джентльмен обратился к Ларри.
– Добрый день, мистер Левине. Готово?
– Добрый день, сэр, – с улыбкой склонил голову Ларри. – Разумеется, сэр.
На улице Эстер посмотрела на часы. Теперь за покупками и сразу домой. Надо спешить. И так ленч запоздал. Приём приёмом, но жить надо каждый день…
…В субботу Ларри принёс домой подсвечник. Для этого он накануне купил вместительный и неброский портфель, там же, на Маркет-стрит. Сердце так и прыгало у горла, когда он открывал дверь этого магазина. Но лицо продавца сразу показалось знакомым, и тот узнал его.
– Добрый день, мистер Левине, – даже его имя знают?! – Чем могу помочь?
И дальше всё прошло великолепно. Ну да – сообразил Ларри уже по дороге домой – как он знает уже многих на этой улице, так знают и его, а разницу в цвете деньги всегда покроют.
Портфель хорошей кожи и добротной выделки очень понравился Эстер.
– Конечно, милый, ты прав. Не под мышкой же нести. Но… тебе не будет тяжело?
– Ну, что ты, Эсти, – Ларри самодовольно повёл плечами. – Разве ты шла замуж за слабака?
Эстер невольно рассмеялась и поцеловала его. Обычно Ларри говорил очень чисто и правильно, но иногда переходил на простецкую, даже грубую – если бы это был не он, а кто-то другой – рабскую речь. В первый раз она растерялась и даже хотела его поправить, но, увидев его улыбку, сообразила, что он так шутит. Позволял это себе Ларри не часто и всегда – на её взгляд – уместно.
И вот суббота. Сегодня Ларри ушёл на работу один. Эстер и дети остались дома наводить порядок. Всё должно блестеть и сиять. И не только снаружи, но и внутри. Неважно, что гости куда-то не зайдут или чего-то не увидят, ты, нет, мы сами должны быть во всём уверены. А ещё надо приготовить ленч, и обед, и уже готовить на завтра, и сходить за заказами.
Кур Эстер заказывала в Цветном и потому спокойно взяла детей с собой.
– Мам, мы же вчера всё купили, – удивилась Рут.
Но вместо Эстер ответил Марк.
– Ты забыла, что завтра гости?
Рут вздохнула. Конечно, гости – это хорошо, но если к ним надо так готовиться, а потом ещё соблюдать все приличия – то лучше обойтись без них. Но промолчала: слишком уж мама переживает из-за этих гостей. Да и папа тоже. Хотя… хотя Марк ей про них рассказывал. Что Фредди у мухи на лету крылья отстреливает, что в одиночку целую банду, которая в заваруху погналась за мальчишками из имения, перестрелял, дал раза из автомата – и никого не осталось. И этот… Джонатан – тоже стреляет, и он – лендлорд, самый главный, все на него работают, а он захочет – заплатит, захочет – вычтет. С ним в оба надо смотреть.
В лавке Роуза их ждал большой и очень холодный пакет. Куры были большие и, как удовлетворённо отметила Эстер, достаточно жирные и, как ей и нужно: с шейками, потрохами и головами, и очень хорошо ощипанные.
– Спасибо, мистер Роуз.
Она расплатилась, уложила пакет в сумку, и её тотчас же взял Марк со словами:
– Мама, тебе тяжело, я понесу.
– Ишь, помощник какой, – ухмыльнулся Роуз и подмигнул. – А завтра, глядишь, и защитник.
– Да, – кивнула Эстер и вздохнула. – Дай Бог, чтоб не понадобилось.
– Дай Бог, – согласился Роуз.
Зашли ещё в рыбную лавку за селёдкой: Эстер тогда, завозившись с карпами, совсем забыла про неё. Пакетик с селёдкой взяла Рут.
И уже по дороге к дому купили печенья и мороженого.
Только пришли, только переоделись и Эстер стала готовить ленч, как Марк, всегда словно чувствовавший появление отца, выбежал на улицу, и Рут, конечно, за ним.
Кухонное окно выходило на задний двор, и Эстер вышла навстречу Ларри как была, в фартуке.
Сначала она решила, что он оставил подсвечник в салоне, ну, забыл или передумал: так легко, как невесомый, он нёс свой портфель, но увидев, что он не дал его Марку, а продолжает нести сам, поняла – принёс.
– Эсти, – легко взбежал на крыльцо Ларри, – всё в порядке?
– Да, милый, – она подставила щёку для обычного поцелуя и протянула руку к портфелю.
Но Ларри рассмеялся.
– Нет, Эсти, я сам, – и мягко отвёл её руку.
– Да, хорошо. Ленч уже почти готов.
– Отлично. Я сейчас переоденусь и спущусь.
Разговаривая, они прошли в гостиную. Ларри поставил портфель на пол и посмотрел на прыгавших вокруг детей.
– Вы хорошо себя вели?
– Да, – сразу ответила Рут.
– Да, – с секундной заминкой улыбнулся Марк.
Эстер кивком подтвердила их слова.
Ларри полез в карман и вытащил две маленькие фигурки-головоломки: человечка и собачку. И пока Марк и Рут шумно делили их, он взял портфель и поднялся в спальню.
Там он поставил портфель в угол, чтобы его прикрывала штора, а дальше всё по обычному порядку. Раздеться, повесить костюм в шкаф, принять душ, надеть джинсы, ковбойку, домашние лёгкие туфли-тапочки, и вниз, к Эстер и детям.
Обычно субботний ленч, начинавший выходные, включал что-нибудь необыкновенное, но сегодня ограничились покупным мороженым. И началась большая субботняя лихорадка. Ведь воскресное утро пройдёт в церкви, и всё, что можно сделать заранее, надо сделать сегодня.
И субботний обед был «будничным» и каким-то сделанным второпях. Но вечер… вечер, в гостиной у камина или на террасе, это уже обязательно, без этого никак. И чтобы папа что-нибудь читал вслух или рассказывал, и мама рядом, с чем-нибудь из рукоделия. Без этого день не кончен.
Вечер тёплый, лето же уже, и сидели на террасе. С политого газона приятно пахло влажной травой, раскрывались белые звёздочки «ночной красавицы» – эти цветы посадили маленьким островком, совсем недавно, а как хорошо прижились. В доме напротив уютно светятся окна и кто-то, невидимый в сумерках, сидит на качелях, а те чуть поскрипывают.
И было так хорошо, что, когда Ларри закончил свой рассказ об очередном подвиге Геракла, они долго просто молча сидели.
– Пап, – вдруг прервал молчание Марк, – а давай возьмём щенка. Или котёнка.
Ларри посмотрел на Эстер, но тут вмешалась Рут.
– Я у мамы ещё когда просила, она не разрешила, – и, вздохнув, убеждённо закончила: – И не разрешит.
Эстер невольно покраснела, но ей помог Ларри.
– Мы это ещё обсудим, Марк. Ведь это не игрушка, а живое…
– Да, – подхватила Эстер. – Конечно, так.
Рут надула губы, но Марк подмигнул ей, и она промолчала.
А когда дети, уже выпив молоко, поднялись наверх, Марк сказал сестре:
– Папа разрешит, он добрый.
– Да? – возразила Рут. – А мама…
– Он её уговорит, вот увидишь. Ты только не наседай так. Нахрапом хорошо не получится.
Рут засмеялась.
– Нахрапом – это как?
– Это как ты! – сердито ответил Марк.
Ну и что, что у него такие простецкие слова выскакивают. У отца тоже бывает, так мама над ним не смеётся. И слово это простое, не ругательное.
– Ладно тебе, Марк, – сразу стала мириться Рут. – Оно просто такое смешное, – она с милой гримаской повторила: – Нахрапом, – и засмеялась.
Но Марк сразу ушёл к себе. И когда Эстер пришла поцеловать их на ночь, он лежал в постели с обиженным лицом.
– Ты что, сынок? – встревожилась Эстер, касаясь губами его лба. – Ты не заболел?
– Нет, всё хорошо, – Марк вздохнул. – Я деревенщина, да?
– Глупости, – засмеялась Эстер и снова поцеловала его. – Ты умный и хороший мальчик, спи.
Марк послушно закрыл глаза. Эстер погладила его по голове, поправила одеяло и вышла. Рут уже спала, и Эстер только получше укрыла её. Да и ничего страшного не произошло, как поссорились, так и помирятся. Марк и Рут вообще очень дружны.
Спустившись вниз, Эстер нашла Ларри в гостиной, и её ждал обычный стакан с соками.
– Всё в порядке, – сразу сказала Эстер, принимая стакан. – Спасибо, милый.
Ларри, как обычно, сел в кресло, а Эстер рядом с ним на подлокотник и обняла так, чтобы он смог положить голову на её плечо. Сидели молча. Завтра большой день, очень многое решится завтра, и им надо отдохнуть. Они вместе, рядом. Что бы ни случилось, она не оставит его.
Ларри глубоко вздохнул. Эстер погладила его по плечу, поцеловала в висок.
– Пошли спать, Ларри. Бог даёт день…
– Бог даёт и пищу, – с улыбкой закончил Ларри и допил свой стакан.
Это было любимым присловьем Старого Хозяина и помнилось Ларри с тех, всё стремительнее удалявшихся в прошлое дней.
Эстер допила свой сок и встала, с мягкой решительностью забрала у Ларри стакан.
– Иди, милый, я уберу и поднимусь.
Ларри кивнул и встал.
Как всегда, по дороге в спальню заглянул в комнаты детей, постоял, слушая их дыхание.
И, как обычно, Эстер, войдя в спальню, застала его уже в постели. Она быстро привела себя в порядок, выключила свет и легла.
– Спим, Ларри? Или как?
– Мм? – сонно спросил он.
– Спим, – тихо рассмеялась Эстер, вытягиваясь рядом с его большим тёплым телом.
Надо спать. Завтра будет нелёгкий и очень непростой день.
Вечером без пяти восемь на Новую улицу въехала тёмно-синяя машина.
Фредди специально заложил большой круг, чтобы въехать не со стороны Цветного. Светиться самим и засвечивать Ларри совсем не нужно. И он, и Джонатан были при параде. Не полном – без смокингов, но в костюмах от Лукаса.
– Ты смотри, как Дэннис разворачивается.
Фредди кивнул.
– Увеличим процент?
– Зачем? Пусть капает спокойно, – Джонатан благодушно глазел по сторонам. – Ага, вон тот?
– Точно, Джонни.
Фредди притёр машину к тротуару точно напротив дорожки и выключил мотор. И сразу из дома вышли на крыльцо двое: высокий негр в чёрном костюме и рядом с ним женщина в белой кружевной кофточке и длинной светлой юбке. И двое детей: мальчик в белой рубашке и тщательно отглаженных брюках, и девочка в розовом с оборочками платье.
