Татьяна Николаевна Зубачева
Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная
– Знаток!
Возвращались уходившие в лес, подсаживались к скатертям. Веселье стало ровным и спокойным.
Проходя по краю поляны, Громовой Камень заметил наброшенную на куст курточку из синей плотной ткани, отстроченную по всем швам белыми нитками. Кажется… да, Джинни была в ней, да, точно, её. Спрятать и разыграть? А сама-то она где? Он огляделся, но не увидел её у скатертей. Наверное, тоже пошла в лес… прогуляться. Вот и отлично. Он снял курточку с ветки и аккуратно запихнул под куст. Вот так. Сразу не заметно, так что… Прятать девчоночью одежду, особенно на купанье – любимое развлечение стойбищных мальчишек. Конечно, это ребячество, детская глупость, но… но почему бы и не созорничать? В такой-то день!
Громовой Камень ещё раз огляделся, проверяя, не заметил ли кто его хулиганства, и захромал к скатертям. Самое время перекусить.
Очнувшись, Джинни никак сначала не могла понять: где она и как здесь оказалась. Болела голова. И нога. И вокруг сумрачно и сыро. И очень противно пахнет гнилью. Джинни зашарила руками по склизким не осыпающимся, а оползающим стенкам, попыталась встать, но ногу прострелила острая боль, и голова сразу закружилась. Ойкнув, она села обратно, прямо в густую грязь. Надо посидеть, успокоиться и… и что-то придумать.
Пили уже без общих тостов, вразнобой, маленькими компаниями, а то и сами по себе.
– Гриша, коньяку выпьешь?
Громовой Камень с улыбкой покачал головой.
– Спасибо, Мирон Трофимович, но я уж водки, – и пояснил: – Я с ней с фронта знаком, её пить умею.
Понимающие кивки и улыбки.
– Тёмка, тебе налить?
– Хватит мальца спаивать.
– За собой смотри.
– Да ладно вам.
Выпив и зажевав водку парой загорышей и горбушкой с салом, Громовой Камень снова огляделся. Где же Джинни? За чем бы она в лес ни уходила, пора бы уже вернуться. Остальные учительницы… все здесь. Странно.
– Ищешь кого, кутойс?
Громовой Камень поглядел на присевшего рядом на корточки Эркина и кивнул.
– Ты… Джинни давно видел?
– Ну, когда мы тянулись, она со всеми была, – Эркин сосредоточенно хмурился. – А потом… потом, вроде бы, в лес пошла. А что? Думаешь, что-то случилось?
Помедлив, Громовой Камень кивнул.
– Леса она совсем не знает, – сказал он по-русски и продолжил как про себя на шауни: – Чужая она лесу, не примет он её.
Громовой Камень решительно оттолкнулся рукой от земли и встал.
– Пошли, посмотрим, – опять по-русски. И совсем тихо: – Не шуми пока.
– Понял, кутойс.
Они отошли от скатертей, и Громовой Камень повёл Эркина вдоль края поляны, внимательно оглядывая траву и кусты. Эркин шёл за ним, стараясь не мешать. Сам он ничего в следах не смыслил и отлично понимал это. Вроде никто на них внимания не обратил.
Нога болела уже меньше, и Джинни снова попыталась встать. Надо за что-нибудь ухватиться, подтянуться и вылезти. Как глупо. Чтоб тебе провалиться! И ты проваливаешься. В какую-то берлогу. А… а если это и в самом деле берлога?! И сейчас явится её хозяин – медведь?! И… Джинни невольно всхлипнула. Может, покричать, позвать на помощь? Но… но она же так далеко ушла, что никого не слышала, значит, и её не услышат. И… и вдруг уже все уехали, а она так и останется здесь, в этой яме, наедине с медведем? Она снова всхлипнула и тихо заплакала.
Они уже углубились в лес, когда их нагнал Андрей.
– Вы это куда?
Эркин не успел ответить. Громовой Камень недовольно оглянулся, и Андрей, покраснев, сам пришлёпнул себе губы ладонью.
Громовой Камень шёл впереди, очень медленно, вглядываясь в кажущуюся одинаковой поросль. И только когда он делал следующий шаг, Эркин и Андрей замечали обломанную ветку, примятую траву, отпечаток подошвы кроссовки на полузасохшей лужице. След был извилистый, с неожиданными поворотами, но ясный.
Когда начался ветровал, Громовой Камень пробурчал что-то неразборчивое, проигнорировав вопросительные взгляды Эркина и Андрея, и полез через стволы. Догадавшись, что учитель выругался и потому не стал переводить, Андрей широко ухмыльнулся и про себя повторил услышанное: надо запомнить, вдруг пригодится, такие знания лишними не бывают.
Перелезая через очередной ствол, Громовой Камень ушиб раненую ногу и еле сдержался. Ну…! Ну, куда эту дурёху понесло? Ни ягод, ни ещё чего-то, что любят искать и собирать девушки, здесь и быть не может. Мощный какой ветровал. А ч-чёрт!
Он бы упал, если бы Эркин не подхватил его сзади. Громко хрустнул под Андреем тонкий высохший ствол.
– Что она здесь искала? – тихо спросил по-русски Эркин.
– Найдём и спросим, – так же тихо ответил Громовой Камень и, не оглядываясь, бросил Андрею на шауни: – Не шуми.
– Уг, – камерным шёпотом ответил Андрей.
Громовой Камень застыл, прислушиваясь. Эркин и Андрей даже дышать перестали, чтобы не помешать ему. Сами они слышали только птичий гомон, не различая в нём отдельных голосов.
Джинни услышала тяжёлый хруст и замерла. Медведь? Идёт сюда? Уже?! Мама, мамочка, не надо! Она попробовала крикнуть, но только слабо, по-мышиному, пискнула.
Громовой Камень вытянул руку, указывая направление.
– Там, – и качнулся, едва удержав равновесие на скользком стволе.
– Я пройду, кутойс, – сразу сказал Эркин, взмахом руки остановив Андрея.
Он тоже услышал этот всхлип и увидел, уже сам увидел следы. Она шла здесь, поскользнулась и упала, значит, там яма. Его тот ствол не выдержит, надо обойти.
Запрокинув голову, Джинни с ужасом смотрела, как подрагивают нависающие над её убежищем концы стволов. Идёт, он идёт…
Эркин осторожно попробовал носком кроссовки ствол. Трухлявый, не выдержит. А вон тот? Да, крепкий. А яма? Ага, вон, как раз под ним и…
– Я её вижу, – бросил он назад на шауни и громко позвал по-английски: – Хей, мисс Джинни!
– Оу! Это вы? Да, вы нашли меня?!
Сзади радостно заржал Андрей.
– Да, сейчас.
Эркин осторожно опустился на колени и лёг так, чтобы опираться на ствол грудью, опустил вниз руки.
– Хватайтесь, мисс Джинни, – он по-прежнему говори л по-английски.
И когда она потянулась к нему снизу, схватил её за запястья и потянул вверх, на себя: сама же она подтянуться не сможет.
Жёсткие бугристые ладони сдавили её руки. Она видит лицо, смуглое, улыбающееся, знакомое. Это Мороз, её ученик, сосед по дому, муж Джен, но… но это уже было! Её уже так вытягивали, беспомощную, перепуганную, властно поднимали, это было! Когда? Где? Почему ей сейчас так страшно?! Её же спасают.
Поднимая Джинни, Эркин боялся, что ствол, хоть и казался крепким, но не выдержит двойного веса, обломится. Но спешить тоже нельзя, надо плавно, без рывков. Потом ему казалось, что это длилось очень долго, а Андрей говорил, что он раз дёрнул – и всё! «Ты ж её как репку из грядки выковырял!»
Прижимая Джинни к себе, Эркин плавно, чтобы резким движением не обрушить подгнившую кучу, выпрямился и попятился по стволу от ямы. Она молчала, глядя на него круглыми испуганными глазами.
Когда они уже вчетвером выбрались из ветровала, Громовой Камень покачал головой.
– Как же это вас угораздило, Джинни?
– Я шла и упала. И ударилась. Очень больно.
Джинни говорила очень медленно, будто по обязанности. Будто думала о чём-то другом, из-за чего перепачканные промокшие джинсы, ссадина на лбу, подвёрнутая лодыжка, ушибленный локоть – всё это уже совсем не важно.
– Джинни, – Андрей вдруг заговорил по-английски. – Вы в порядке?
– Да, – она остановилась, поправила волосы, тронула ссадину.
– Не трогайте, – перехватил её руку Громовой Камень. – Придём и промоем, а то загноится. Как нога, идти сами можете?
Он говорил по-русски, и она так же отвечала ему:
– Да, – она попробовала переступить и повторила: – Да.
Эркин сразу отпустил её и пошёл чуть сзади и сбоку, чтобы подхватить в случае чего.
– Я, – Джинни говорила по-русски с усилием, будто преодолевая что-то, мешающее ей. – Я в порядке. Я… испугалась.
– Понятно, – кивнул Андрей. – Идёшь и проваливаешься. Тут любой испугается.
Громовой Камень улыбнулся.
– Джинни, а почему вы не позвали на помощь?
– Я испугалась, – Джинни говорила уже свободнее. – Ну, что придёт медведь.
– Медведь? – удивился Громовой Камень. – Почему?
– Ну, это же его… дом, его, да, берлога.
К изумлению и даже обиде Джинни, Громовой Камень захохотал.
– Ох, Джинни, – наконец с трудом он выговорил сквозь смех. – Ну, какая же берлога в такой сырости? – и снова засмеялся.
Фыркнул и Андрей, а за ним, помедлив с секунду, наконец засмеялась и Джинни.
Когда они вышли на поляну, оказалось, что их отсутствие заметили и уже беспокоились.
Полина Степановна, Калерия Витальевна, Агнесса Семёновна и Галина Сергеевна сразу занялись Джинни: промывали ссадину, заклеивали её пластырем, утешали и успокаивали. Спасителям тут же торжественно налили.
Громовой Камень, поблагодарив, взял свой стакан и тяжело сел, незаметно потёр ушибленную ногу. И невольно улыбнулся: настолько живописен был рассказ Андрея.
Эркин равнодушно, не почувствовав вкуса, выпил водку и так же равнодушно, как по обязанности, жевал что-то. Он выдал себя, сам, полез сдуру, и теперь она, конечно, узнала его, вот сейчас выплачется на плече Полины Степановны и расскажет, не могла она не узнать, не вспомнить. И тогда… не хочет он думать, что будет тогда. Да, повеселились, нечего сказать. И чего он полез? Андрей бы её отлично вытащил, и всё было бы в порядке, а теперь…
От водки Джинни отказалась, и ей налили горячего чая. Грея руки, захолодевшие от пережитого страха, о стакан, она оглядывалась и то и дело наталкивалась взглядом на хмурое лицо старшего Мороза. Чем он недоволен? И… и почему она его испугалась? Он же её спас. Нет, она ничего не понимает. Но… но это ощущение на руках, это жёсткое, сжимающее запястья кольцо, властно отрывающая её от земли сила – это же всё было, но… но когда? Неужели… нет, она не хочет сейчас думать об этом. Ей нельзя это вспоминать. Тряхнув головой, она отбросила, заставила себя отбросить эти мысли. Потом, она всё обдумает потом.
Горячий чай, сладкие пирожки и пироги, маленькие рассыпчатые кексы, конфеты, танцы и песни под гармошку… И, поглядев на Джинни, уже смеющуюся над своим нелепым приключением, Эркин вдруг подумал, что всё обойдётся, что она не вспомнит. Если сразу не узнала, то, может, и пронесёт, как раньше проносило. И он уже по-иному оглядел стол, отыскивая, чего он тут ещё не пробовал. Вроде… вон того пирога, и чаю бы ещё. Он налил себе заварки и со стаканом в одной руке и пирогом в другой пошёл к самоварам за кипятком.
Танцующий в круге Андрей поймал краем глаза улыбку Эркина и успокоился: теперь-то уж точно всё в порядке.
Натанцевавшись, снова пили чай и уже не ели, а доедали. Солнце уже уходило за кроны деревьев, и праздник сам по себе стал сворачиваться. У костра решили не сидеть: ещё ж обратно ехать, а в темноте выбираться из леса непросто.
Громовой Камень разобрал очаг. Прутья воткнули в землю под кустами: там сыро, а они живучие, могут и корни пустить. Камни снесли обратно к реке, где и брали. А потом положили на остывшее и политое водой кострище дёрн, и будто ничего здесь и не было.
– И никаких следов! – восхитился Артём.
Громовой Камень улыбнулся ему.
– Следов много. Смотри, как всё истоптано. На высокой траве следы очень заметны.
Артём смущённо покраснел.
– Ну… ну, это же не важно.
– Да, – кивнул Громовой Камень. – Здесь и теперь не очень важно.
И пошёл к скатертям, куда всех звали, чтоб доесть и допить: не везти же обратно. Но особо упрашивать и уговаривать никого не пришлось. Отсутствием аппетита никто из присутствующих не страдал.
Тим допил свой чай и, жуя на ходу пирожок с вареньем, ушёл к автобусу прогревать мотор, а то скоро темнеть начнёт. Из самоваров сливали последние капли и вытряхивали золу. Собирали посуду, корзинки и кастрюльки. Громовой Камень, ловко орудуя ножом, вытесал из ящичной доски лопатку выкопал ямку.
– Шелуху, скорлупу и прочее сюда. А объедки под кустами разбросайте, разберут.
– А кости?
– В яму, – и улыбнулся. – Кто любитель, тот сам себе отроет.
– Правильно, – кивнула Агнесса Семёновна. – А бумагу и прочее несъедобное ко мне вот в этот мешок. Чтоб никакого мусора за нами не оставалось.
И уже уходя к автобусу, Громовой Камень поднял из-под куста курточку Джинни.
Разместили в багажнике опустевшие корзинки, кастрюльки, самовары, ящики и мешки. Тоже оказалось непросто. Чтоб не помялось и не побилось в дороге.
Войдя в автобус одним из последних, Громовой Камень, проходя к своему месту, бросил на колени Джинни её курточку.
– Оу! – удивилась Джинни. – Спасибо, я совсем забыла о ней. Где вы её нашли?
– Не в берлоге, – рассмеялся Громовой Камень.
Джинни покраснела. Кажется, её теперь будут долго этим дразнить. Конечно, им и особенно ему смешно, но она-то всерьёз испугалась.
Убедившись, что никого и ничего не забыли, Тим мягко стронул автобус и со светлой, ещё солнечной поляны они въехали в полупрозрачный предвечерний сумрак. Кто-то пробовал ещё петь, но большинство сидело тихо, а кое-кто, сморенный выпивкой и весельем, задремал.
Эркин сидел рядом с Андреем, с бездумной отрешённостью глядя в окно на царапающие стекло ветви. Кажется, и в самом деле всё обошлось: его не узнали. Как же хорошо было. И повеселились, и подурачились, и поели вкусно и досыта. Сколько же он выпил? Два стакана, точно. И не пьяный, не очень пьяный. А Андрей? Эркин посмотрел на брата. Андрей спал, откинув голову и улыбаясь во сне. Джинни сидела впереди, Эркин её не видел и поэтому сейчас о ней не думал. Не то, чтобы забыл, а просто не думал.
Когда выехали из леса на дорогу, заметно посветлело, и Тим прибавил скорость. Хорошо было, что и говорить. Смешно, но это у него второй выпускной. Не сравнить с первым…
…За последнюю неделю погибли ещё двое. Джок и Рич. На гонках лобовой атаки. Хозяин рассадил их всех по машинам по одному. Манекен на заднем сидении изображал хозяина. Ты ведёшь машину, и тебя атакует другая машина. Кто кого будет атаковать, знает только хозяин. В прошлый раз он атаковал Слима и перевернул его машину тараном без стрельбы. Слима он вытащил из горящей машины и даже сбил с него пламя, но… с переломанным позвоночником. Хозяин велел Чаку добить Слима, а его выпорол. За то, что не стрелял, бросил без присмотра свой манекен, да ещё и помог без приказа. Солидно ввалили. А сегодня он в обороне и такой глупости уже не повторит. Кто же атакует? Этот? Этот? А ч-чёрт, сзади… Коробочка? Ну, нате! Он круто выворачивает руль, выскакивая из ловушки, разворачивается, взвизгнув тормозами, и выдыхает ответ на непрозвучавший приказ.
– Да, сэр, кончать их, сэр!
И бросает машину в лоб, в створ между двумя атакующими. Удерживая руль одной рукой, быстро стреляет в окна. Есть в мотор! Горит! А второй? По нему промазал, но тот слишком круто выворачивает, врезается в ограждение и отлетает к горящей машине. Теперь горят оба. Уносясь на скорости, он в зеркальце заднего обзора видит, что кто-то в горящей куртке выскакивает и катится по траве, сбивая пламя. Выскочил Юп, а Джок сгорел. А Рича застрелил на атаке Чак. Так их осталось десять. Они стояли перед хозяином как положено: ноги расставлены, руки в карманах, глаза в упор, а хозяин прохаживался перед ними, разглядывая так, будто впервые видел. «Как на торгах», – мелькнула у него мысль, но он тут же отбросил её как несусветную глупость: телохранителей, да ещё на клятве не продают.
– Хорошо, – кивнул хозяин.
Но это не было похвалой, а так, просто словом. Дальше, как обычно. Каждый получил своё. Он получил ожидаемый приказ на порку за промах и неожиданную похвалу:
– А что приказ понял – молодец.
Только тогда он вспомнил, что в каждой машине стоит подслушка, и хозяин на своей вышке слышит каждое их слово. А вечернюю еду готовили на двенадцать, так что он и Чак получили по двойной порции: за себя и за убитых ими. Как было заведено…
…Проверяя себя, Тим поглядел на карту. Нет, всё правильно. А белая ночь – совсем даже неплохо. А тогда…
Тогда они не поняли, что это была не тренировка, а экзамен, выпускной. Правда, и слова такого тогда не знали. Радовались, что дожили. До вечера, до кормёжки. И всю неделю они работали и тренировались уже вдесятером. Хозяина видели редко, работали с недавно привезёнными, два десятка прикупили зачем-то и поставили проредить новичков, выбив некондицию. Тим усмехнулся. Зачем-то?! Теперь он понимает: зачем. Их уже предназначили к продаже. И Грин ездил договариваться с покупателем. Но тогда это им и в голову не приходило. Не могло прийти. Они же дали клятву…
…Вечером в субботу им обычно давали свободное время. И он уже думал о гараже. Что, как всегда, поест – и в гараж. Хозяин их очень редко в это время беспокоил.
– Ну что, парни, сегодня по одинарной? – скалит зубы Кит, складывая тренажёр.
– Ещё не вечер, – огрызается Юп.
– Тебе-то двойная точно не светит, – Чак в шутку несильно тыкает Юпа в обожжённое плечо. – Ну, палёный, стыкнемся? А? На хлеб, а? – и хохочет, когда Юп молча, закусив губу, чтобы не кричать от боли, отходит.
Он тоже молчит. Юпа обжёг он, и не ему заступаться. Чак озирается, ищет, с кем бы стыкнуться. До крови – на хлеб или до двойной пайки – до конца, но желающих рискнуть нет. Они убрали зал и пошли в душ. Душ перед обедом тоже обычен. Если только ничего особого не случится. Но на выходе из душа их встретил хозяин. И велел идти в зеркальный зал. А вот это уже было нарушением режима, да и есть сильно хотелось, но, разумеется, никто даже бровью не повёл: хозяином сказано – ими сделано. Хозяйская воля выше и закона, и обычая. В зале хозяин велел им раздеться и встать у зеркальной стены. Они скинули обычную одежду домашних рабов, которую носили вне тренировок, и выстроились у зеркала. Руки за спиной, ноги расставлены, веки опущены – сейчас они не телохранители, а обычные рабы.
– На случку отберут, – шепнул Джордж.
– Тебя на торги, а Юпа на Пустырь, – сразу ответил Чак.
Ещё кто-то совсем тихо хихикнул. Он промолчал. Куда отберут – туда и пойдёшь. Хозяин оглядел их, велел Саю и Гэбу по меняться местами и снова прошёлся вдоль их строя, заглядывая им в глаза под ресницы. Хозяин это умел, хотя был высоким, не ниже них. Он стоял спокойно, уверенный в себе, что ни в чём не ослушался, так что наказывать его не за что. Да и остальных, пожалуй, тоже. Всю неделю работали и тренировались слаженно и точно. А что новеньких сильно побили и проредили, так это положено, их тоже поначалу валтузили до Оврага. И угадал: наказания не было. Даже наоборот.
– Хорошо, – кивнул наконец хозяин. – Вы хорошие рабы.
И они заулыбались в ответ: такую похвалу заслужить непросто.
– Но до высшей награды вам ещё далеко…
Хозяин остановился, и они дружно облегчённо заржали. Высшая награда – это лёгкая смерть от руки хозяина. Награда наградой, но чем она позже, тем лучше. Переждав их смех, хозяин продолжал:
– Но кое-что вы сегодня получите.
И коротким взмахом руки показал им на лежащие у другой стены свёртки.
– Артур… Дик… Флетч… Чак… Джордж…
Хозяин называл их, и они по одному подходили, брали указанный свёрток и возвращались в строй.
– Тим…
Он выходит. Вот этот свёрток? Да. Тяжёлый…
– Одевайтесь.
Он быстро разворачивает тёмное тонкое одеяло. Полная форма телохранителя. Два ножа, кастет, два пистолета, глушители, обоймы, отмычки, наручники… всё, что положено. Нет только гранат и автомата. Но те выдаются на конкретное дело, а этот набор всегда на нём. Он быстро одевается, размещает на себе оружие, и вот их строй уже иной. Руки в карманах, головы подняты.
– Да, – кивает хозяин, – вы теперь настоящие телохранители, – и улыбается. – Этот вечер и ночь я даю вам. В награду.
Вечер и ночь? Он всю ночь сможет работать в гараже и в мастерской?!..
…Тим усмехнулся. Рано он тогда обрадовался. Ни в гараж, ни в мастерскую он не попал. В зеркальце он оглядел салон: кто спит, кто так сидит и в окно глазеет. Ну, немного уже осталось. И лагерник спит. Андрей Мороз. Ладно, решили – так решили. Хорошо, что парень его не помнит. Лагерей много было, может, они и впрямь тогда разминулись. А тот вечер… да, это был их праздник. Грин уже знал, что продаст их, и наверняка знал кому, вот напоследок и устроил им… праздник… выпускной…
…Обычно в этом зале они учились ресторанной работе. Накрывать, подавать, охранять, нападать, использовать подручные средства. А сегодня-то здесь что? Обещали награду, а вместо неё очередная тренировка?! Входя, он привычно быстрым запоминающим взглядом окинул зал. Так… разгорожен на кабинки-ячейки по кругу, перед каждой стол и два стула, а в кабинке низкий широкий диван… что-то новенькое, такой вводной ещё не было… кабинок десять… работа в синхрон? Столы уже накрыты… тарелки, две бутылки, один прибор… а манекенов нет.
– Это вам, – хозяин широким жестом отправляет их в зал. – Ешьте, пейте, – и ухмыляется, – и всё остальное.
Они, всё ещё недоумевая, разошлись по столикам. Им? Это им? Жареное мясо, настоящие бифштексы, овощи, бутылка виски и бутылка минералки, ещё какая-то еда… это всё им?! Он огляделся. Да, вон Дик уже жуёт, ну, Гэб в жратве всегда первый, а хозяин? Смотрит и улыбается. Значит, и это всё взаправду?! Он сел к столу и налил себе, глотнул. Да, виски. Придвинул поближе тарелку и стал есть, стараясь особо не торопиться: столики расставлены так, что от соседних не дотянутся. Чтобы отнять, придётся встать и подойти, а тут он уже от любого отобьётся. Хозяин хлопнул в ладоши, и они дружно, вскинув головы, оторвались от еды, а Подлиза Кит даже на ноги вскочил, показывая, что готов к работе. Но хозяин звал не их. В зал вошли… спальницы?! Чёрт, настоящие спальницы! И по жесту хозяина подбежали к ним, к каждому.
– Это тоже вам! – расхохотался хозяин. – Каждому на ночь. Всем поровну.
Молодая пышногрудая мулатка склоняется над ним, целует в щёку и шею возле уха, и он уже не следит ни за своей едой, ни за выпивкой. Когда спальница рядом, так уже ни до чего. Да и хозяин сказал, что всем поровну, так что даже Чак не посмеет…
…Тим усмехнулся. Да, дальше уже всё как в тумане. Пили, ели, трахались, менялись спальницами, снова пили. Как ещё до ножей не дошло, или они даже пьяными помнили: кто они есть и чего им позволено. А на следующий день их продали. И это вспоминать уже никак не хотелось, ни под каким видом. А вон уже и «Беженский Корабль» показался.
Они так и договаривались, что как он всех собирал утром, так и развезёт по домам. Тим остановил автобус и обернулся.
– Беженский Корабль, ladies and gentlemen, – объявил он сразу на двух языках.
– Оу! – встрепенулась Джинни. – Спасибо.
Эркин мягко толкнул Андрея.
– Просыпайся, приехали.
– Ага, – сразу открыл глаза Андрей.
Они вышли из автобуса и невольно огляделись, будто попали в незнакомое место. Тим вышел следом, открыл багажник и достал их корзины.
– Пожалуйста, мисс Джинни. Держите, парни.
– Спасибо.
– Ага, спасибо.
Тим захлопнул багажник пошёл на своё место. К его удивлению, Андрей последовал за ним. Удивился и Эркин.
– Эй, ты куда?
– Не боись, братишка, – рассмеялся Андрей, – не заблудился, – и чуть серьёзнее, глядя на Тима. – Подмогну с машиной. Не против?
Помедлив, Тим кивнул.
– Не против.
Эркин нахмурился, но… но он не может запретить Андрею, и ведь решили, что прошлое в прошлое, вместе решали, так что… ладно, авось обойдётся. И он уже спокойно пошёл вслед за Джинни к дому, к их подъезду.
Хотя было ещё достаточно светло, но гуляющих уже нет: завтра понедельник, всем на работу. Джинни это устраивало. И то, что Андрей уехал, тоже. Всю дорогу в автобусе она вспоминала, заставляла себя вспоминать. Рядом было тёплое мягкое плечо Полины Степановны, и она рискнула. Ей говорили, сначала доктор Айзек, а потом врачи и психологи в лагере: «Не вспоминайте, оставьте это в прошлом, за чертой», – но сегодня она рискнула перейти эту черту. И вспомнила. Да, эти руки, жёстко сжимавшие её запястья, и подъём вверх из темноты, и навалившееся на неё сильное тяжёлое тело, и… Джинни покосилась на идущего ступенькой ниже Эркина и остановилась. Невольно остановился и Эркин, удивлённо поглядел на Джинни. И медленно, начиная догадываться, нахмурился.
– Послушайте, – Джинни сглотнула, – я хочу… Мне надо поговорить с вами.
Она говорила по-английски, и Эркин ответил ей на том же языке.
– Здесь и сейчас?
– Да, – твёрдо ответила Джинни. – Именно сейчас. И здесь.
Эркин хмуро кивнул.
– И что… О чём вы хотите говорить?
– Вы, – Джинни говорила медленно, явно подбирая слова, – Вы до освобождения были рабом, так?
– Да, – резко ответил Эркин и, вскинув голову, посмотрел ей в глаза. – Я был рабом, мэм, и что дальше?
И Джинни уже не стала проверять имена хозяев, название имения, нет, это не нужно, она не ошиблась.
– Вы помните меня? Помните, что случилось… в ту ночь?
Эркин отвёл глаза. Вот, значит, что.
– Да, помню, – и снова повернулся к ней. – Спрятал вас в скотной, а потом вытащил, и вы ушли из имения.
Джинни на секунду растерялась.
– Но… но я сама там спряталась.
Эркин невольно улыбнулся.
– Вас бык выдал. Он запах чуял и беспокоился. Я и задвинул брикет.
– Хорошо, – помедлив, кивнула Джинни. – Но… но когда вы… вытащили меня, вы помните, почему вы это сделали?
– Что? – угрюмо повторил Эркин. – Что вам непонятно?
– Ну, вы же… – Джинни запнулась. – Вы же хотели… – она не смогла произнести это вслух, – и не стали. Почему?
– Ничего такого я не хотел, – твёрдо ответил Эркин.
– Но… но вы же…
– Что я? – Эркин перевёл дыхание. Нет, он не отступит, да, пусть здесь и сейчас всё решится. – Что я сделал?
– Вы… трогали меня, – неуверенно сказала Джинни. – Я… я хочу понять. Зачем вы это делали? – и, так как он молчал, упрямо продолжила: – Наваливались, трогали и… и не сделали ничего, отпустили. Почему?
– Почему делал или почему не сделал? – решил уточнить Эркин.
Джинни удивлённо посмотрел на него и тряхнула головой.
– Я хочу знать правду. Всю правду.
Эркин вздохнул.
– Я не знал… кого прячу. А когда вытащил, подумал, что вдруг хозяйка. Вот и проверял, – она молча смотрела на него круглыми удивлёнными, но не испуганными глазами, явно не понимая, и он нехотя пояснил: – Хозяйка серьги носила, вот я и… трогал, проверял. А, когда понял, что не хозяйка, ушёл, – и наконец улыбнулся. – На вас у меня злобы не было.
Джинни задумчиво кивнула. Эркин молча ждал. Наконец, она сказала:
– Хорошо, я всё поняла. Но это… не вся правда. А если бы это была хозяйка? Что бы вы сделали?
И спокойный, страшный этим спокойствием ответ:
– Убил.
– Вы… – ошеломлённо пролепетала Джинни, – вы так ненавидели её? За что?
Эркин уже совсем успокоился. Самое страшное сказано, и вроде бы его поняли, а это… уже пустяки.
– Я её и сейчас ненавижу. А за что? – он зло улыбнулся. – Это долгая история. И не для вас.
Джинни поняла, что он ей больше ничего не скажет про миссис Кренстон, и спросила о другом:
– Я узнала вас только сегодня, а… вы? Когда вы меня узнали?
Эркин улыбнулся уже совсем по-другому: весело и открыто.
– На первом уроке. Когда услышал.
– Но, – удивилась Джинни. – Но мы же и раньше… встречались. И на беженском новоселье и потом…
– Но тогда вы по-учительски не говорили, – объяснил Эркин.
Разговор стал уже совсем другим, и они оба понимали это.
– А там? Разве там вы слышали меня?
– Ну да, – негромко рассмеялся Эркин. – Вы же приходили на скотную, про коровок и молочко рассказывали.
– А вы…
– А я в стойле у быка сидел и слушал.
Они уже не стояли, а поднимались по лестнице, шли рядом и говорили… как добрые знакомые.
– Я и не знала.
– А никто не знал, – весело хмыкнул Эркин. – Самое безопасное место в имении.
Они уже вошли в коридор своего этажа, и второго своего вопроса: почему тогда он не попытался… не захотел… неужели она ему настолько не понравилась? – Джинни так и не задала.
Их двери напротив, и остановились они одновременно. Эркин достал ключи.
– До свидания, мисс Дженнифер, – улыбнулся он ей. – Спокойной ночи.
– Да, – кивнула Джинни и протянула ему руку. – До свидания, спокойной ночи, и… и спасибо вам, Эркин.
Они обменялись рукопожатием, Эркин открыл дверь и вошёл в свою квартиру.
Алиса уже спала, но Женя ждала его.
– Я очень поздно, да? – виновато спросил Эркин, когда они уже сидели на кухне и пили чай.
– Ну что ты, Эркин?! – искренне изумилась Женя. – Когда у меня был выпускной, в колледже, мы до утра гуляли. И в школе тоже. Вы ещё рано закончили.
Эркин вспомнил разговоры в автобусе и усмехнулся.
– Кому мало, те догуливать пошли.
Женя охотно рассмеялась.
– И Андрей?
Эркин пожал плечами.
– Он поехал с Тимом, помочь тому с автобусом, ну, помыть, почистить… а потом… не знаю. Его дело.
– Конечно, – кивнула Женя. – Ты доволен, Эркин?
– Да, – Эркин счастливо улыбнулся. – Да, Женя, очень. Было очень хорошо, весело.
И вдруг он неожиданно для себя зевнул.
– Иди спать, Эркин, – рассмеялась Женя. – От радости тоже устают.
– Да-а? – удивился Эркин, но послушно встал. – Женя, твои пирожки так всем понравились.
– Ну и отлично. Тебе завтра ведь во вторую смену, да? Вот и выспишься.
– Ага, – согласился Эркин.
Душ, спальня… кажется, он заснул, ещё выходя из кухни, и всё остальное продела во сне и не проснулся, когда Женя легла рядом и поцеловала его, только вздохнул и улыбнулся.
Выслушав рассказ Джинни, Норма покачала головой.
– Джинни, ну, когда ты повзрослеешь? Ну, зачем ты полезла в берлогу?
– Мама, я не полезла, а упала, и потом Гриша сказал, что медведя там и быть не могло.
– Конечно, медведь – умное животное. В отличие от некоторых учительниц.
– Ну, мама! – рассмеялась Джинни. – Всё закончилось хорошо, а конец делу венец.
Последние слова она сказала по-русски, Норма не так поняла, как догадалась и кивнула.
– Немцы говорят: Ende gut – alles gut. Конец хорош, всё хорошо, – перевела она сама себя на английский. – Но, Джинни, глупость, окончившаяся благополучно, остаётся глупостью.
– Да, мама, помню, ты мне это столько раз говорила.
Джинни вскочила и со смехом расцеловала мать.
– Мамочка, всё хорошо, и я иду спать.
– Конечно, Джинни.
И, когда Джинни вышла, снова покачала головой. Но уже с другой улыбкой. Как хорошо, что её девочка выздоровела.
Уже лёжа в постели, Джинни блаженно потянулась и тихо засмеялась, вспоминая сегодняшний день. Как всё-таки было хорошо! И Мороз… Эркин Мороз… нет, она пока не станет рассказывать маме, надо самой всё это обдумать, кое-что выяснить. Интересно, а почему её вытаскивал Мороз, а не Громовой Камень, искал-то он. Не захотел дотронуться до неё? Непонятно. Ладно, всё завтра, всё потом. А сейчас – спать. Всё хорошо, можно спокойно спать. И завтра не надо на работу. Мирон Трофимович дал им всем отгул на один день. Потом два дня на документацию и отпуск до конца августа. И не забыть, что в среду Иван Купала, будет большой праздник, на траве у озера…
