Татьяна Николаевна Зубачева
Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная
– Вот так, лежите и отдыхайте.
– Пап, а ты? Купаться пойдёшь?
– Нет, – улыбнулся Тим. – Я здесь.
Он сел на прогретый солнцем песок, охватив колени руками. Да, на пляже ему ни разу работать не приходилось, хотя… бассейн, правда, но тоже как пляж…
…Вода в бассейне подкрашена, отливает синевой и пахнет чуть йодом и солью. Под море сделано – соображает он. Очередной хозяин и ещё трое беляков, все в одних плавках, полулежат в шезлонгах вокруг низкого столика, а он прислуживает у стола, меняет чашу со льдом, выставляет и убирает бутылки с виски и водой, меняет стаканы. Жарко, ослепительно светит солнце, ему-то ещё ничего, он, как приказано, сегодня в лакейском, а вот Чаку в кожанке париться в укрытии совсем хреново. Зачем страховка на дистанции, когда ни один из этих дряблых пузанов ни хрена не может, и оружия у них нет? Но хозяин велит – они повинуются. Разговоры он слушает, не слыша, но запоминая. Когда их вернут с аренды Старому Хозяину, то придётся всё повторить слово в слово, а сейчас… сейчас его дело – при малейшей угрозе вырубить нападающего, а что велено Чаку, так только Чак и знает. Меньше знаешь – дольше живёшь. А много беляков замочишь – сам у финиша окажешься. И против приказа не попрёшь, там же и ещё быстрее будешь.
– Подай коньяк.
Это уже ему. Он отходит к бару, достаёт бутылку и слышит сзади характерный хлопок. Чак? Понятно. Значит, как в прошлый раз. Он возвращается к столу с бутылкой и коньячными рюмками. Один из беляков лежит на краю бассейна и медленно сползает в воду. Тоже понятно: ранен, но вырублен, сейчас упадёт и утонет. Двое других оцепенело смотрят на тело, а хозяин кивком показывает ему на виски и лёд.
– Убери это и налей.
– Да, сэр.
Хозяин берёт рюмку с коньяком, подносит к губам, но не пьёт, вдыхает запах, рассматривает, греет рюмку, прокатывает между ладонями, чтобы усилить запах. Наслаждается. Убитый, да, конечно, никто же не собирается спасать раненого, так что, уже мертвец, хоть пока и дышит, наконец плюхается в бассейн, и двое белых поднимают глаза. Самый молодой из них напряжённо улыбается.
– И кто следующий?
– На всё Божья воля, – ответно улыбается хозяин. – Вы ведь верите в Бога?
– Да, – вызывающе резко отвечает молодой. – В Его всемогущество и справедливость.
– Похвально, – кивает хозяин.
Тот, что постарше, подносит к губам рюмку. Рука дрожит, и коньяк выплёскивается на жирную в редких седых волосках грудь. Он, не дожидаясь сигнала от хозяина, подаёт салфетку. Но хозяин кивает, и он осторожно промокает лужицу, сбрасывает грязную салфетку в корзинку для мусора.
– Итак, мы договорились, – хозяин отпивает наконец коньяк, облизывает губы. – Любая проблема решается, когда её решают.
Беляки кивают, соглашаясь. Белое распластанное тело покачивается в бассейне, в розовеющей от вытекающей крови воде…
… Тим лёг на спину, вытянулся под солнцем. Плавки уже высохли, можно будет ещё раз сходить поплавать. Кого убивать, а тем более за что убивать – это не его проблема, хозяин велел, на хозяине и вина. А что Чак любил такие приказы, так у Чака, видно, свои счёты с беляками были, раз их и после Свободы сводил. Тот майор – дай ему бог здоровья – не просто так приезжал, да и болтали о Колумбийском маньяке-палаче много, два и два любой дурак сложит. Ладно, всё это в прошлом, можно забыть и не думать, здесь всё по-другому. Опять же допуск в милицейские спортзал и тир не просто так, что тоже понятно, но пока ничего не сказано, можно не трепыхаться. Если что и будет, то совсем по-другому.
Их, конечно снесло и довольно-таки далеко, поэтому Эркин предложил Жене возвращаться по берегу, а не плыть против течения.
– Ага, – охотно согласилась Женя.
Они пошли вдоль кромки воды, и Женю вдруг окликнули.
– Ой, девочки! – обрадовалась Женя. – Здравствуйте.
– Здравствуйте, – улыбнулся им Эркин.
Он знал их – они все были на дне рождения Жени, работали с ней в машбюро. И Женя говорила ему, что и сейчас с ними дружит, хотя работает теперь в КБ. Женя немного поболтала с приятельницами, посмеялась, вспомнила про Алису, ахнула, и они пошли дальше.
Укладываясь на старое вытертое байковое одеяло, Вера вздохнула.
– Да уж, – кивнула Тоня, щурясь на солнце. – Обалденно красив.
– То-то Женька его ни на шаг не отпускает, – засмеялась Ольга.
– Любка из кожи лезла, а толку-то? – возразила Вера. – Он и сам на сторону не глядит.
– Говорят, они все такие, – Тоня повернулась на живот, колыхнувшись всем телом. – Ну, индейцы. Решают раз и на всю жизнь.
– А ещё говорят, у них по многу жён, – упрямо возразила Вера.
– Жена – не любовница, – Тоня вздохнула, опуская голову на руки. – Коли женился, то это уже не гульба, а супружество.
– А Любки-то чего нет? – после недолгого молчания спросила Ольга. – Не залетела опять?
– Видно, про Мороза не знает, – фыркнула Вера. – А то б уже тут как тут была бы.
Они засмеялись.
Когда Женя с Эркином наконец добрались до своих, Андрей, зажав в кулаке несколько конфет и яблоко, свободной рукой отщёлкивал Алисе в лоб очередной проигранный ею десяток.
Воскресенье, выходной, можно хоть весь день валяться в постели, но это надоело Громовому Камню ещё в госпитале, и он встал, как обычно, может, только чуть-чуть попозже. И всё шло своим обычным воскресным чередом.
Когда Громовой Камень спустился вниз, за столом сидели уже все жильцы, но рядом с Капитолиной Алексеевной восседала – иначе не скажешь – Липочка, Олимпиада Ивановна, дочка Капитолины Алексеевны, только позавчера приехавшая домой на каникулы. Училась Липочка не где-нибудь, а в Ижорске, и не на кого-нибудь, а на секретаря-референта.
– Доброе утро, – поздоровался, входя, Громовой Камень.
– Доброе утро, Гриша, – приветливо ответила Капитолина Алексеевна.
Так же приветливо с улыбками поздоровались и остальные. Липочка скорчила миленькую – как она полагала – гримаску, обозначающую – опять же по её представлению – вежливое приветствие, и вздёрнула носик. Громовой Камень сел на своё место и принял у Капитолины Алексеевны тарелку. Воскресный завтрак в отличие от будничного без каши, а с чем-нибудь другим. Сегодня пухлые оладушки со сметаной, неизменные ещё горячие калачи, масло и чай.
Липочка очень старательно изображала светскую даму, случайно попавшую в такое общество и снисходящую к остальным только из вежливости. Громовой Камень видел, что остальных это только смешит, и они не то что поддерживают, а не мешают девочке играть. Разумеется, и он держал себя так же. Хотя… хотя, чего взять с девчонки. Обижаться на неё просто глупо. Но всё-таки царапало…
…В пятницу после педсовета, когда всё решили, всё обговорили и даже попрощались до августа, он сразу пошёл домой. Чего-то ныла нога, хотя сухо и натрудить её он не мог, если только на Купалу. И, входя в дом, столкнулся в прихожей с курносой белобрысой пигалицей.
– Здравствуйте, – мимоходом поздоровался он, проходя к вешалке.
Поставив палку в отделение для зонтов, он уже взялся за перила, когда она его окликнула:
– Подожди. Ты это к кому?
Он удивлённо обернулся к ней.
– К себе, – и улыбнулся её сразу округлившимся глазам. – Я здесь живу.
– Как?!
Ответить он не успел.
– Липочка, – из гостиной вышла Капитолина Алексеевна. – С кем это ты? А, добрый день, Гриша.
– Добрый день, – он всё ещё улыбался.
– Вот и отлично. Обед будет через полчаса. Липочка, это дочка моя, на каникулы приехала, пойди сюда.
– Очень приятно, – склонил он голову и представился: – Громовой Камень.
Липочка как-то растерянно кивнула. И, поднимаясь к себе, он слышал внизу за спиной быстрый шёпот. Если бы не его слух охотника, слов бы не разобрал.
– Мама, индей! У нас…
– Замолчи. Он от бюро пришёл.
– Чтоб у нас всё ихним жиром провоняло, да?! Сегодня же сгони!
– Замолчи. Он учитель.
– Индей?!
– Замолчи.
– Сгони. Таракан краснопузый…
У себя в комнате он тяжело сел на кровать. Ну и что? Ничего нового ты не услышал. И о запахе. И о тараканах, что полезли в Россию. И о дикарях. И ещё много о чём… Иногда молчал, будто не слышал или не понял. Иногда отвечал, что не курносому кацапу, белой глисте пасть разевать. Иногда бил. Иногда разворачивался и уходил. А что делать сейчас? Он достал сигареты и закурил. Побить её? Ну, это не серьёзно. Съехать? Сегодня же сходить в бюро? Да, найти комнату с пансионом – не проблема. И всё? Нет, это тоже несерьёзно. Воин не слушает женскую болтовню. Особенно, когда говорят за спиной и шёпотом. Он встал, переоделся и пошёл вниз обедать…
…Громовой Камень вместе со всеми рассмеялся удачной шутке Алексея. Липочка явно не поняла, в чём соль, но тоже смеялась.
– Гриша, пойдёте на пляж? – спросил Виктор.
– Нет, – улыбнулся Громовой Камень. – Я в библиотеку.
Липочка скорчила пренебрежительную гримаску. Громовой Камень заметил брошенный ей предостерегающий взгляд Капитолины Алексеевны и скрыл улыбку поднесенной к губам чашкой.
– Виктор Савельевич, а вы пойдёте на озеро? – глаза у Липочки заблестели.
Но ответ Виктора погасил этот блеск.
– Да, мы договорились прямо там встретиться. Гуго, а вы?
Гуго улыбнулся.
– Нет, мы там были вчера. У нас на сегодня другие планы.
Липочка недовольно надула губки и промолчала. Тем более, что все уже с благодарностями за вкусный завтрак вставали из-за стола.
У себя в комнате Громовой Камень взял с этажерки тетрадь для записей, переложил её на стол. В воскресенье библиотека работает полдня и только читальный зал. Если он хочет всерьёз поработать, то надо переодеваться и идти. Но он стоял посреди комнаты, заложив руки за спину и сам себя держал за сжатый правый кулак. Если бы не нога… тогда, на Купалу, когда он с Джинни плавал в озере, так они были в стороне от всех, и Джинни убегала к воде первой и не видела, как он, хромая и волоча ногу, ковылял за ней, а в воде, да ещё ночью… Но днём, под солнцем у всех на глазах… нет уж. Джинни наверняка там будет. Ей, да и остальным незачем видеть его… таким.
Он упрямо тряхнул головой и стал переодеваться. Ничего страшного, на озеро он сходит в будни, с утра, когда все на работе и в поле, так что там вряд ли кто будет, кроме мальчишек. Да и те, скорее всего, уйдут со взрослыми на покос.
Когда Громовой Камень, одетый уже «по-городскому», спустился вниз, ему встретилась Ефимовна.
– Здравствуйте, – улыбнулся он ей. – Оладушки сегодня были необыкновенные.
– На здоровье, Гриша, – заулыбалась Ефимовна. – В библиотеку никак?
– Конечно, – весело ответил Громовой Камень, беря из стойки свою палку.
– Ну, и на удачу тебе, – она обтёрла руки заткнутой за пояс фартука тряпкой. – С богом, Гриша, я закрою.
Дорога к Культурному Центру была ему уже хорошо знакома. Шаг за шагом, шаг за шагом. Дорога хорошая, ровная. Можно идти и думать о своём. Что когда денег нет, то из всех развлечений остаётся бесплатная библиотека. А сегодня вечером кино. Новый фильм. А вечерний сеанс стоит пятьдесят копеек. А если пригласить Джинни, то надо заплатить за неё и ещё чем-нибудь угостить. А денег…
Мысли о деньгах были неприятны. И потому, что их – денег – мало, и потому, что сами мысли непривычны. Что в интернате, что в стойбище, что в армии он обходился без денег. Они, если и были, то как несущественная добавка, без которой вполне можно прожить. А здесь… получив отпускные, он тогда весь вечер просидел, считая, пересчитывая и прикидывая. Отложил плату за пансион. Была сначала мысль отдать деньги вперёд до сентября, но как бы из-за этой чёртовой дурёхи не пришлось переезжать. А выцарапать обратно из Капитолины Алексеевны… да, это будет очень нелегко и непросто. Она, конечно, заботливая и ласковая, и дом ведёт как надо, но Виктор её не зря за глаза называет Кубышкой Скопидомовной. Что её, то уж её. Так что, отложим, понедельную плату, скрепим проволочным зажимом и пересчитаем остаток. И разделим на оставшиеся до сентябрьской зарплаты дни. И примем решение, что норма – две сигареты в день, пачка на полторы недели. А ведь ещё надо будет съездить в Ижорск, в методкабинет, купить книги и тетради для себя, плакаты и прочее в кабинет, и… и хоть один раз за лето, но сводить Джинни в кино.
Сегодня в библиотеке дежурила Наташа. В читальном зале тихо, прохладно и пусто. Конечно, в воскресенье, да ещё по такой погоде есть развлечения и поинтереснее. И обрадовалась Наташа Громовому Камню вполне искренне.
Громовой Камень охотно поддержал разговор о новых поступлениях, интересной статье в «Науке и жизни», очередном номере «Семьи и школы» и… и время полетело совсем незаметно.
Россия
Ижорский Пояс
Загорье
Сенокос – летняя страда. Кто не успел, тот опоздал, не возьмёшь сена летом, зимой и подавно не будет. Эркин слышал это со всех сторон. У кого угодья были недалеко от дома, со среды косили по вечерам и ночью, а на смену приходили невыспавшимися и оттого злыми на весь мир.
– Хоть бы отгулы дали!
– Жди!
– Догонят и добавят.
– Либо завод, либо земля, знал, на что шёл.
– Тебе хорошо, у тебя зятьёв да сябров, хоть в роту построй, а у меня… я, да я, да сам с собой.
– А на хрена ты тогда с коровой вяжешься, коль её правдать не могёшь?!
– Это магазинное пойло хлебать?!
– Тогда не скули. У всех болит.
– Мороз, косить умеешь? Хошь, научу?
– Ты смотри, ловкач какой!
– Не, я у Кольки работаю, – улыбнулся Эркин. – А косить я умею.
– А брат?
– Ну, чего лезешь, где старший, туда и младший идёт. Чуня!
– А пошёл ты…!
Эркин немного опасался, что пойдёт разговор о помочи Медведеву как старшому, но, похоже, этого никто даже не думал, каждый сам за себя страду избывал.
В пятницу, когда они с Колькой сговаривались, к ним подошёл Миняй.
– Готовь косу, – властно приказал он Кольке.
У того даже челюсть на секунду, а то и на две отвисла.
– Ты… ты ж…
– Заткни хлебало, Моряк! – рыкнул Миняй. – Много вы без меня накосите.
И отошёл, явно считая дело решённым.
– Надо же, – Колька озадаченно покрутил головой. – Ну, не ждал.
– Он по земле тоскует, – помедлив, ответил Эркин.
Колька кивнул и улыбнулся.
– Ну, в три-то косы за выходные смахнём.
– В четыре, – поправил его Эркин. – Да, и эти, – он не мог вспомнить нужное слово, – ну, чем скошенное переворачивают, чтобы сохло.
– Грабли? – подсказал Колька.
– Ну да. Тоже четыре. Скосим, перевернём, дальше косим, а это сохнет.
– Ну да, – кивнул Колька, – если за выходные управимся, то там неделя, ну, две, и свезти можно будет. Сеновал я сделал.
И уже в бытовке, переодеваясь после смены, ещё раз условились, что Морозы, оба, с Миняем затемно зайдут к Кольке и уже оттуда все вместе на луг.
Домой Эркин шёл с Миняем.
– Пожрать надо взять. Хлеба там, и ещё, – Миняй пыхнул сигаретой. – В лугах заночуем, так что кулеша наварим.
– Чего?
– Не ел, что ли? – удивился Миняй. – Ну, слушай.
Выслушав обстоятельный рецепт, Эркин кивнул.
– Понятно, – и по-английски: – Варево. Мы, когда пастухами работали, варили такое себе.
Миняй кивнул.
– Это ты с братом работал?
– Ну да. Нанялись на лето, – у Эркина стали перемешиваться русские и английские слова. – На пастьбу и перегон. Бычков пасли.
– Хорошо заплатили?
– Да, – убеждённо ответил Эркин. – По-честному.
– Повезло вам, – так же убеждённо сказал Миняй. – Это редкость, когда по-честному плотют. А косить там же выучился?
– Нет, раньше. Я же скотником был.
– А ну да.
Миняй как-то задумчиво вздохнул.
Эркин привычно ловил на себе взгляды встречных, но они его не беспокоили. Чувство безопасности тоже стало уже привычным. Он теперь не скрывал, не притворялся, не врал, а просто кое о чём не говорил, ну, так его ведь и не расспрашивали. Он действительно стал, как все. Ни красота его, ни то, что он индеец, впервые не мешали ему жить. Даже Ряха от него отвязался. Так что, лучше, чем сейчас ему никогда не было. И пусть не будет, пусть так и останется. И идёт как идёт.
За разговором о всяких хозяйственных делах незаметно дошли до дома. Миняевы малыши гуляли и с визгом, как это было заведено в «Беженском Корабле», кинулись к отцу. Старшая девочка, похожая на Миняя, но очень маленькая, меньше Алисы, хоть та и младше, степенно поздоровалась с дядей Эриком, а за ней и остальные. Эркин ответил им общей улыбкой и кивком попрощался с Миняем.
Дома на него бурно налетела Алиса.
– Э-э-ри-ик! Эрик пришёл!
– Пришёл, – не смог не рассмеяться в ответ Эркин. – Ела?
– Ага. И поспала. Эрик, правда-правда. Я гулять пойду, ладно?
– Ладно, – кивнул Эркин.
И, когда Алиса убежала, переоделся и занялся кухней. Всё для обеда, как всегда, Женя оставила, и ему только поставить на огонь и разогреть, ну, и другие пустяки. А вот на завтра надо собрать. Колька заерепенился, правда, что у него всё есть, и вообще хозяин помочь кормит, но Миняй цыкнул, и он поддержал, Колька и заткнулся. Так и решили, что крупа и мясо с него и Андрея, хлеб возьмёт Миняй, а с Кольки лук, другие овощи и квас. Так, их четверо да на два дня. Полная двойная засыпка.
Эркин пересыпал крупу из пакета в холщовый мешок, отрезал и завернул мяса – хорошо, купил всё ещё на неделе. Мясо что надо: копчёное, жирное, а название смешное – грудинка. Так, это есть, а ещё хорошо бы чаю и сахару захватить. Чайник у Кольки, наверняка найдётся, котелок тоже с Кольки…
За этими хлопотами Эркин даже как-то не сразу сообразил, что хлопочет не один, а вдвоём с Андреем.
– Чаю я пачку взял, – Андрей показал большую пачку в ярко-зелёной обёртке с золотым слоном. – Индийский.
– Индейский? – удивлённо переспросил Эркин. – С Равнины?
– Нет, из Индии. За морем страна, Восточный материк. Карту вспомни.
– Ага, – кивнул Эркин. – Там Китай ещё рядом.
– Пятёрочник, – хмыкнул Андрей, с немного наигранным сомнением взвешивая на руке пакет с сахаром. – Не мало будет?
– На одну ночь хватит. Клади.
– Угу. Да, Эркин, ты косить-то умеешь?
– Умею, – Эркин тряхнул головой, отбрасывая прядь со лба. – В имении ещё до Свободы выучили. А ты?
– Приходилось, – кивнул Андрей и ухмыльнулся. – Не боись, братик, не подведу. А инструмент, ну, там косы, грабли, бруски…
– Колька даёт.
– Лады. А брусок я и свой захвачу, есть у меня подходящий. Ух ты! – Андрей вытащил из мешка жестяную кружку. – Цела?!
– Я и тебе взял. И миски. Мы ж тогда в дорогу купили.
– А моё пропало всё, – вздохнул Андрей, но тут же хитро подмигнул. – Ну, вы из мисок, а я прямо из котла, мне так больше и достанется.
– Найду я тебе миску, – пообещал Эркин.
– Уж ты найдёшь, – покорно согласился Андрей.
И к приходу Жени с Алисой у них уже всё было готово и приготовлено.
– Ну, какие же вы молодцы, – восхитилась Женя, увидев накрытый стол. – Алиса, руки! И шею!
– Я шеей не ем, – отозвалась из ванной Алиса.
– Женя, давай, я ей объясню, что мыть надо, а что нет, – вызвался Андрей.
И, услышав это, Алиса, уже умытая, пулей вылетела из ванной: от Андрюхи всего ждать можно.
За столом Женя предложила лечь сегодня пораньше, а то им завтра слишком рано вставать.
– Вы как хотите, – ухмыльнулся Андрей, – а я в гости пойду.
– И проспишь! – заявила Алиса.
– Это почему? – возмутился Андрей.
– А ты всегда, как в гости идёшь, так потом спишь до обеда, я зна-аю.
– Больно много ты знаешь, – подзадоривал её Андрей. – Ну, а ещё чего ты знаешь? Скажи, а!
Но Женя не дала Алисе блеснуть познаниями о походах Андрея по гостям.
– Алиса, помоги мне. А вы идите, не мешайте, я к чаю десерт буду делать.
– Ах так, Женя?! И без меня? Без главного дегустатора?!
– Ты в гости идёшь, – Алиса упоённо выталкивала его из кухни. – Тебе там дадут. Эрик, помоги!
– Нет уж, – Эркин сложил грязную посуду в мойку, мимоходом коснувшись губами виска Жени. – Сами разбирайтесь.
– Ага, спасибо, братик, – Андрей сгрёб Алису в охапку и вынес из кухни. – Ух, как я сейчас с ней разберусь!
Пока Алиса с Андреем шумно, с визгом и хохотом гонялись друг за другом по квартире, Эркин вымыл посуду, помог Жене взбить белки и зажёг огонь в духовке.
– И что это будет?
Сидя на корточках у открытой духовки, он как когда-то, снизу вверх смотрел на Женю.
– Безе, – ответила Женя, облизывая ложку. – Эркин, огонь самый маленький сделай. И чтоб они не топали больше, а то белки осядут, ладно?
– No problem, – ответил по-английски Эркин и встал. – Сейчас сделаю.
Выйдя из кухни, он сразу поймал улепётывающую от Андрея Алису и предложил:
– Пойдём читать?
– Пошли, – сразу согласилась Алиса. – А что?
– Андерсена, – ответил Эркин и улыбнулся Андрею. – Ты в гости собирался?
– Ага, – Андрей несколько демонстративно перевёл дыхание и подмигнул Алисе. – Ладно, племяшка, в другой раз и тогда за всё.
– Ладно-ладно, – Алиса взяла Эркина за руку. – Пошли, Эрик.
Читать Андерсена, несмотря на обилие незнакомых слов, Эркин любил. А Алиса любила слушать его чтение.
В квартире стало тихо. Женя вставила противень, закрыла духовку и села к столу. В кухню осторожно заглянул Андрей.
– Жень, – спросил он громким шёпотом, – а чего это будет?
Женя улыбнулась ему и ответила так же тихо:
– Безе.
– По-нят-но, – по слогам глубокомысленно ответил Андрей и, подмигнув Жене, исчез.
Женя тихонько рассмеялась ему вслед. Неощутимо потекли минуты ожидания.
– Женя, – в дверной щели возникла ухмыляющаяся физиономия Андрея. – А как ты его в духовку запихнула?
– Кого?! – изумилась Женя.
– А композитора этого, Бизе, я в энциклопедии посмотрел. Женя, духовое мясо на десерт – это здоровско, – его тон был настолько серьёзным, что Женя только растерянно и потрясённо смотрела на него, распахнув глаза, а Андрей деловито продолжал: – Человечина, говорят, на вкус во! Лучше любой свинины, а уж композиторы… совсем нечто особенное, но как он в духовке поместился?
– А-ах! – наконец выдохнула Женя и сорвалась с места. – Ну я тебя…!
Услышав шум погони, Алиса вскочила на ноги и вылетела из комнаты с воплем:
– Эрик, айда Андрюху бить!
– Да?! Все на одного? Да?! – отбивался от них диванной подушкой Андрей.
Вклинившись в общую суматоху, Эркин сгрёб Андрея в охапку.
– Женя, я его держу, куда кидать? В окно?
Женя перевела дыхание.
– Ладно, Эркин, пусть живёт.
– Как скажешь, Женя, – Эркин опустил хохочущего Андрея на диван и легонько придавил. – А там уже готово?
Женя ойкнула и убежала на кухню, за ней Алиса, и они остались вдвоём.
Андрей отдышался и сел.
– Ну, братик, а? Где справедливость? Все на меня и, главное, ни за что.
Эркин, улыбаясь, сверху вниз смотрел на Андрея. Тот говорил таким плаксивым тоном, что принимать его слова всерьёз было нельзя.
– В Старый город пойдёшь?
– Нет, передумал, выспаться надо. Да и переодеться негде будет.
Эркин сел рядом с ним.
– Не обидится она?
Андрей насмешливо улыбнулся.
– На сенокосе заночуем. Там и увижу, и… посмотрю. Да, так да, а нет… жалеть не стану. Это же… несерьёзно. Понимаешь?
Эркин кивнул.
– Понимаю. Сбежались, разбежались… понимаю. Зачем это тебе, Андрей?
Андрей искоса посмотрел на него и промолчал. И Эркин решил не настаивать. За окном уже начинались долгие летние сумерки. Детские голоса и чей-то смех несмотря на открытое окно доносились глухо, как издалека.
– Раз живой, надо жить, – тихо сказал Андрей. – Живи как можешь.
Эркин кивнул, но возразил.
– А Баба Фима всё говорит: живи не как хочется, а как бог велит.
– Баба Фима – человек, – согласился Андрей. – А я и не сказал, что как хочется. Как можешь. Понимаешь, Эркин, несёт меня, ну, как по реке плыву. Я и не трепыхаюсь попусту. Не из-за чего.
– Может, так и надо, – Эркин тряхнул головой, отбрасывая прядь со лба, улыбнулся. – Так хорошо, что даже страшно. Вдруг кончится.
– Знаешь, – Андрей как-то удивлённо посмотрел на него, – я тоже иногда об этом думаю. Всё ведь хорошо. Ты подумай, Эркин, нас там не сотни, тысячи, а то и десятки, а может и сотни тысяч было, а я один уцелел. Будто… кто выбрал меня.
– Бог?
– Да нет, про бога всё брехня, я всегда знал. А это… судьба, может… Да ладно, не в том дело. Вот выжил я, а дальше что? И тоже… как ни думай, а одно получается. Живи, как все. Ешь, пей, работай да гуляй. Я ж не силой, не обманом. Хочешь – давай, не хочешь – обойдусь.
– Оно так, конечно, – кивнул Эркин. – Только… хотя, может, так оно и надо.
Андрей улыбнулся.
– Всё у нас тип-топ, братик, а будет и ещё лучше.
– Куда лучше, Андрей.
Эркин прислушался и, хлопнув Андрея по плечу, встал.
– Пошли чай пить.
И тут же раздался топот, и в комнату влетела Алиса.
– Эрик, Андрюха, мама чай пить зовёт, всё готово!
– Идём, – встал Андрей. – Ну, племяшка…
Алиса предусмотрительно взяла Эркина за руку и победно посмотрела на Андрея.
– Ладно, – тряхнул тот шевелюрой. – в другой раз.
В кухне на столе в центре красовалась большая фарфоровая миска, полная маленьких белых… больше всего это походило на шляпки грибов. Андрей весело округлил глаза, но Женя грозно посмотрела на него, и он промолчал.
Все ели безе впервые, а Женя раньше – ну, очень давно – пробовала, но не готовила, так что у неё это тоже в первый раз. Белые пустотелые кругляши лопались и хрустели на зубах, наполняя рот восхитительно сладкими рассыпчатыми крошками.
– Женя-я, – наконец выдохнул Андрей, – ну, умереть, не встать, какая вкуснятина.
– Ага! – согласилась Алиса и важно изрекла очень взрослым тоном: – Тут ты, Андрюха, прав.
– А я всегда прав, – немедленно отпарировал Андрей.
– Всегда права мама. И Эрик, – заспорила Алиса. – А ты потом.
– Алиса, не говори с набитым ртом, – вмешалась Женя.
Блюдо стремительно пустело. Эркин подтолкнул Андрея ногой под столом, и тот, не взяв очередной кругляш, допил свой чай и встал.
– Женя, спасибо, я на боковую.
– Да, конечно, спокойной ночи, Андрюша, Эркин, я сама всё уберу, ты тоже иди ложись, Алиса, допивай…
Эркин и Андрей и переглянуться не успели, как оказались в ванной, будто их ветром вынесло.
– Ну что? – Андрей расстёгивал рубашку. – Как в Бифпите?
– Идёт, – кивнул Эркин, раздеваясь.
Душевая выгородка достаточно просторна для двоих, но Андрей сказал:
– Иди, играйся. Я побреюсь пока.
– Дважды в день решил, – усмехнулся Эркин, задёргивая за собой занавеску.
– А чем я хуже…
Последнего слова в ответе Андрея Эркин не расслышал за шумом воды, но догадался и досадливо тряхнул головой.
Он уже заканчивал мыться, когда Андрей втиснулся под душ.
– Давай, а я потянусь пока, – уступил ему место Эркин.
– Ага, спасибо, брат.
Эркин вышел из душа, с наслаждением, но быстро растёрся полотенцем и стал тянуться, разминая, разрабатывая суставы. До чего же всё-таки всё хорошо! И какие здоровские штуки эти… да, безе. И съел много, и тяжести нет.
Из душа осторожно выглянул Андрей.
– Не помешаю тебе?
– Нет, я уже всё, выходи.
Андрей вышел, сдёрнул с крючка своё полотенце и остановился, разглядывая Эркина. Смотрел он не впрямую, а в зеркало, но Эркин поймал его взгляд и улыбнулся.
– Что?
– Красив ты, чёрт, – искренне ответил Андрей. – И как это бабы тебя мимо глаз пропускают?
– Лупятся, – засмеялся Эркин.
– А подойти боятся, – подхватил Андрей.
– А и подойдут, так не страшно, – засмеялся Эркин. – Жара, днём без рубашек, бывает, работаем, в майках, а то и так, и вот вся эта контора, ну, бухгалтерия, сборщицы там, канцелярия, ну, в свой обед…
– Ага, понятно.
– Так на окнах и висят, – смеялся Эркин.
Андрей живо представил себе эту картину и заржал.
– Ладно, – отсмеялся Эркин. – Давай на боковую.
Андрей очень натурально зевнул и согласился. Приведя себя в порядок, надев халаты и затянув пояса, они вышли из ванной.
В квартире было сумрачно и тихо. Из комнаты Алисы приглушенно доносился голос Жени, читающей вслух. Андрей попрощался с Эркином взмахом руки и ушёл к себе.
В спальне шторы не задёрнуты, и разлит приятный серо-голубой, начинающий синеть сумрак. Постель уже разобрана, и углы лёгкого «летнего» одеяла приглашающе откинуты. Эркин сбросил халат на пуф, ещё раз безбоязненно потянулся и лёг. Да, надо спать, а то Андрей с утра язвить будет. Он, конечно, выставляет себя и соней, и обжорой, но только кто другой, кто Андрея не знает, может, и поверит. Когда надо, Андрей не проспит и об еде забудет. Когда надо… смешно: рано же ещё, а лёг – и засыпаешь сразу, и не устал, а мысли путаются. И, как легла Женя, Эркин уже не ощутил.
Женя говорила ему, что останавливать будильник до звонка не надо: от этого пружина портится, и обычно Эркин давал ему немного позвенеть, но сегодня пришлёпнул ладонью при первом даже не звуке, а намёке на звук. Женя, лежавшая на боку лицом к нему, вздохнула и повернулась на спину, но не проснулась.
В предрассветной синей темноте Эркин прошёл к комоду, достал и натянул чистые трусы. Шлёпанцы он надевать не стал, чтобы стуком подошв ненароком не разбудить Женю. Джинсы… на пуфе. И ковбойка здесь же? Значит, Женя вчера положила ему, ага, и носки тут же, ну, всё. Он сгрёб одежду в охапку и по-прежнему босиком вышел из спальни, бесшумно и плотно закрыв за собой дверь.
К его удивлению, на кухне уже булькал закипающий чайник. Андрей? Эркин заглянул в распахнутую дверь, вгляделся в освещённый голубым газовым светом конфорки и пахнущий хлебом сумрак.
Да, чайник уже закипал, а Андрей шлёпал масло на толстые ломти хлеба, мастеря бутерброды.
– Ага! – приветствовал он Эркина. – Я уже думал, будить придётся, давай, садись лопать.
– Ага, – улыбнулся Эркин, – умоюсь только.
– Долго не плавай, а то я сам всё съем.
Эркин тихо рассмеялся и вышел.
Вдвоём они быстро позавтракали, Эркин под слабой – чтобы не журчала – водяной струйкой из крана вымыл их чашки и тарелку из-под бутербродов, пока Андрей убирал со стола. Свет они не включали: ночь на глазах сменялась утром.
А когда вышли на улицу, было уже совсем светло. По-утреннему свежий, даже чуть прохладный ветер перебрал им волосы. Андрей тряхнул головой и улыбнулся.
– Ох и хорошо-о-о… – покосился на Эркина. – А ты чего куртку взял?
– Ночевать у костра будем, – Эркин движением плеча поправил свой мешок с прикрученной к нему рабской курткой.
– Так не зима же, – фыркнул Андрей. – А хотя… твоя правда, братик, одеял же нет, а на выпасе… я же помню.
– Ну да, – кивнул Эркин. – Суставы застынут, так умаешься растягивать. И роса здесь смотри какая, даже асфальт мокрый.
В Старом городе по дворам кричали петухи и лаяли собаки, мычали коровы и оглушительно щёлкал кнутом, собирая стадо, пастух. И уже у Колькиного проулка Эркина и Андрея догнал Миняй.
– Ну, вы и шагаете, с добрым утром вас.
– И тебя с тем же, – улыбнулся Эркин.
– Тем же концом да по тому же месту, – не удержался Андрей.
– Балабол, – одобрительно кивнул Миняй.
Колька их уже ждал. И не один, а с Куприянычем. У того телега, конь и покос по дороге к Колькиному клину. До развилки вместе доедем, а дальше уж сами.
– Ну, с богом, – Куприяныч шевельнул вожжами, и его пегий мохноногий конь легко стронул гружёную людьми, косами, граблями, мешками и корзинками телегу.
С Куприянычем ехали его жена и старшие дети – двое сыновей-подростков и девчонка чуть помладше, а ещё одна дома осталась бабке по хозяйству помогать, да за малыми смотреть – да он сам, да их четверо, да кладь, а конь шёл ровно, будто пустое вёз. Куприяныч заметил восхищённый взгляд Миняя и горделиво ухмыльнулся.
