Татьяна Николаевна Зубачева
Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная
– Что когда-нибудь встретимся и сыграем по-честному, – улыбнулся Степан Медардович.
– И только?
– Ещё сказал, что между нами нет счётов. Это я попытался его поблагодарить.
Захар положил на стол колоду.
– Заметить трудно, но возможно.
– Но в игре, конечно, не до этого, – вздохнул Роман. – Отец, может, и в самом деле, мы с Зарей будем ездить с тобой? По очереди. Мама?
– Пустяки, – отмахнулся Степан Медардович. – Обходилось раньше, обойдётся и впредь. Я просто подумал, Ярик, что тебе будет интересно.
– Спасибо, дядя, это и в самом деле, очень интересно. Разумеется, он – не Андрей, не репатриант и не рабочий. И где вы познакомились? В Ижорске? – Степан Медардович кивнул. – Ну, и не оттуда.
– Ложный аэродром? – усмехнулся Роман.
– Вот именно, – кивнул Ярослав. – Ложная засветка. Чтобы искали там, где ни его, ни его следов заведомо не будет. А колоду… я заберу её, хорошо?
– А я думал поместить её в наш музей, – засмеялся Степан Медардович. – В назидание потомкам.
– Я хочу показать её кое-кому в научно-техническом отделе, а потом верну.
– Конечно, Ярик, – вмешалась Елизавета Гермогеновна. – Раз нужно для дела, конечно, бери.
– Спасибо, тётя, – Ярослав посмотрел на часы. – Дядя, мне пора на службу. Если вспомните ещё что интересное, позвоните, хорошо? Спасибо за ужин, тётя, очень вкусно. Заря, проводишь меня?
– Конечно, – встал Захар.
Ярослав попрощался со всеми и вышел.
Уже внизу Захар тихо спросил:
– Это опасно?
– Для дяди вряд ли. Но что такой зверь в Царьграде, конечно, неприятно. Эту тройку мы знаем, и, если их рискнули раздеть… большие разборки грядут. Есть о чём подумать.
Ярослав надел шинель, пояс с портупеей и кобурой.
– Заря, ты во фронтовое очко играл?
– Ещё бы!
– Так что, как говорят в южных портах, не бери в голову. Дважды по одному месту не попадает.
– А это по залповому весу глядя. Счастливо, Яр.
– Счастливо.
Захар закрыл за Ярославом дверь, проверил засов. Сюда всё же, конечно, вряд ли полезут, но… и оружие лучше держать под рукой, благо, разрешение есть.
Наверху Степан Медардович весело, но твёрдо отбивался от жены и младшего сына, настаивавших на сопровождении в поездках.
– Нет, Лизанька, я – не король и не царь, ни лейб-гвардия, ни рынды мне не нужны. Кстати, как правило, именно личная охрана и оказывается самой опасной. Масса примеров в истории.
– Папа…
– Нет, Рома. И хватит об этом.
Захар вошёл в кухню и сел на своё место.
– Уехал. Я думаю, папа, ты прав. Дважды такое не бывает.
– Такое, а если… – Елизавета Гермогеновна не стала договаривать.
Степан Медардович с улыбкой оглядел сыновей и жену и повторил:
– Обходилось раньше, обойдётся и теперь.
Захар улыбнулся.
– Тоже игра, отец, так?
– Верно, – кивнул Степан Медардович.
– Дёргать смерть за усы, а бога за бороду, – улыбнулся и Роман. – Игра княжеская, согласен.
Елизавета Гермогеновна вздохнула.
– Ну, раз это игра, то я молчу.
– Спасибо, княгиня, – Степан Медардович с чувством поцеловал ей руку.
Захар и Роман рассмеялись.
Новоболотинская улица, дом 6, квартира 56
Бурлаков постелил сыну на диване в кабинете. И, как ни устал Андрей, но войдя в кабинет и увидев книжные полки по стенам, не удержался от завистливого:
– И это ты всё прочитал?
Бурлаков горько улыбнулся: жалкие остатки и попытки хоть частично восстановить утраченное, правда, кое-что сданное тогда на хранение в университетскую библиотеку, сохранилось, но как же это далеко от былого… Но ответил весело.
– У тебя ещё всё впереди.
– С собой же не возьмёшь, – сразу ответил Андрей, чтобы профессор не подумал, что он остаться решил. А вот это да, лучше прямо сейчас и решить. – Вот ещё что. Как мне тебя называть? Не папочкой же? А на пахана ты не тянешь. Кликуха хоть есть, или там, – он ткнул пальцем в пол, намекая на подполье, – не заработал?
– Не умножай свою печаль излишними знаниями, – сразу и очень серьёзно ответил Бурлаков. – Кому надо, те знают, а тебе незачем.
– Ага-а, – задумчиво согласился Андрей. – Ясно-понятно. Ну, а мне как?
– Как хочешь, – пожал плечами Бурлаков.
Но Андрей его равнодушию не поверил.
– На… батю согласен?
– Да, – сразу и даже, к удивлению Андрея, с радостью согласился Бурлаков.
– Замётано, – кивнул Андрей.
На этом они и расстались на ночь.
Бурлаков ушёл в спальню, разобрал постель и прислушался. Вроде хлопнула дверь ванной, Серёжа сказал, что бритва у него с собой, хотя вряд ли он будет бриться, да и что там брить, он же мальчик совсем, ну вот, вот оно и наступило, снова дверь ванной, кабинета, мальчик лёг. Мучительно хотелось пойти посмотреть, удобно ли ему, но понимал, что делать этого нельзя, реакция непредсказуема, нет, надо ложиться и спать, господи, какой был день…
Андрей разделся до трусов, откинул одеяло и лёг, укрылся, нашарил выключатель настенной лампы – всплыло вдруг в памяти смешное слово «бра» – и щёлкнул им. Темнота оказалась светлее, чем дома, фонарь, что ли, за окном, и не такой тихой, что-то где-то булькало и переливалось. Ну, что же, это он сделал, смог, переломил себя. И неплохо, в общем-то, получилось. На все его условия согласились, он ничем не поступился и Эркина не обделил. А на свадьбу он устроит, всех соберёт, то-то у профессора глаза на лоб полезут. Об игре в поезде Андрей уже не думал. Мало ли что бывает, было, да и прошло. И спал он спокойно. Без снов.
Бурлаков лежал без сна, в каком-то странном забытьи. Не было ни мыслей, ни чувств, пустота, но тёплая, нестрашная и очень приятная пустота покоя. Какие же слова нашла Женя, что мальчик понял и приехал. Да за одно это… это неважно, всё неважно, здесь, совсем рядом, за стеной спит его сын, чудо всё-таки есть. Выжил, сохранил память и рассудок, и… чудо, и ещё раз чудо, и ещё раз. Он засыпал и просыпался от страха, что ничего не было, и прислушивался, пытаясь уловить за стеной дыхание.
Когда в очередной раз Бурлаков открыл глаза, окно – он вечером забыл задёрнуть штору – было серым. Значит, утро. Он откинул одеяло и сел. На часах уже начало восьмого. Мальчик пусть спит, конечно, но чайник надо поставить, и что-нибудь из еды, чтобы, когда проснётся, всё было готово.
Бесшумно двигаясь, он навёл порядок в спальне и пошёл на кухню. В кабинет он не заглянул: мальчику это может не понравиться, ещё подумает, что за ним следят. Обычно утром Бурлаков ограничивался чаем с бутербродами, но сегодня не простое воскресенье, да, где-то у него было сало, яичница с салом – это то, что нужно молодому голодному парню.
Андрей, проснувшись, не сразу сообразил, где он и почему вокруг так много книг. В библиотеке ему ещё не приходилось ночевать. А сообразив, тихо засмеялся и сел, спустив ноги на пол. Тот показался приятно прохладным, и Андрей, не обуваясь, как был, в одних трусах, встал и пошлёпал на кухню, где упоительно пахла и трещала на огне яичница.
– А чего, утро уже?
Бурлаков вздрогнул и обернулся. Его сын. Взлохмаченный, полуголый, стоя в дверях кухни, по-детски протирал кулаками глаза. Как… как когда-то, теми же детскими движениями. Но белая кожа, туго обтягивающая костлявое худое тело, испещрена, исполосована шрамами и рубцами, торчат шары коленных суставов, шишки сросшихся переломов на рёбрах… У Бурлакова вдруг ослабли руки, и тарелка звонко ударилась о край стола, отскочила, раскалываясь на две половинки, и уже на полу разбилась на мелкие осколки.
– Ты чего? – удивился Андрей.
Он наконец протёр глаза и удивлённо смотрел на Бурлакова, на его побледневшее застывшее лицо.
– Ничего, – глухо ответил Бурлаков, отворачиваясь к плите, чтобы не броситься обнять и прижать к себе этого изломанного, изорванного беспощадной вражеской силой мальчика. – Иди, умывайся. Завтракать будем.
– Пожрать я завсегда, – согласился Андрей, поддёргивая сползающие трусы, и, уже повернувшись уходить, сообразил: – А-а, так ты этого, – он похлопал себя по груди, – испугался? Ништяк, зажило уже всё.
Он изобразил залихватский блатной плевок и вышел из кухни.
Собирая осколки, Бурлаков слышал, как он, насвистывая, возился в ванной, ходил то в прихожую за своей сумкой, то в кабинет. И наконец Андрей вошёл в кухню уже в джинсах и аккуратно заправленной и застёгнутой на все пуговицы рубашке, свежевыбритый, со сверкающими в кудрях надо лбом каплями воды.
– А вот и я! Пожрать ещё есть что?
– Садись, – улыбнулся Бурлаков. – Кофе хочешь?
– А ну его к богу в рай, – весело отмахнулся Андрей, усаживаясь к столу. – Чай не в пример лучше.
И, уже начав есть, быстро вскинул на Бурлакова глаза.
– А чего ты испугался так? Я уже о-го-го, ты б меня прошлой весной увидел, вот это было, да-а!
Бурлаков сглотнул вставший в горле комок.
– Сейчас… всё в порядке?
– В абсолютном!
Андре даже подмигнул ему и снова набросился на яичницу. В самом деле она была такой вкусной, или это он так проголодался? А профессор тоже ничего, наворачивает – будь здоров.
– Поезд у меня в шесть.
– Я помню, – кивнул Бурлаков. – Пройдёмся по центру, Гостиный Двор в воскресенье работает.
– Дело, – улыбнулся Андрей. – А то из столицы без гостинцев нельзя.
– Да, конечно, – поддержал Бурлаков и внезапно, сам не ждал, что сорвётся, спросил: – Как ты выжил?
Андрей отодвинул опустевшую тарелку, отхлебнул чаю.
– Ты про что? Про лагерь, заваруху или Хэллоуин? Или про всё сразу? Жить хотел, вот и выжил. Ну и… помогали мне, конечно.
О Фёдоре Морозе Бурлаков не спросил, удержался. А Андрей вдруг со злой насмешкой улыбнулся и спросил:
– А ты что, засомневался? На, – он рывком расстегнул манжету и отодвинул рукав. – Смотри, вот он. Несводимый.
На белой коже цепочка синих цифр. Бурлаков смотрел, не различая их, и не в силах отвести глаза. Скрипнув зубами, Андрей справился с собой и опустил рукав, застегнул манжету.
– Всё! – отхлебнул чаю, обжёгся, крепко выругался и покосился на Бурлакова.
– Умеешь, – спокойно оценил Бурлаков.
Андрей ухмыльнулся.
– Хорошие учителя были. Да и я ученик не из последних.
– У нас в роду иначе и не бывает, – улыбнулся Бурлаков.
Закончили завтрак они уже в согласии, хотя бы внешнем. Пока ели, за окном посветлело, в серой облачной пелене показались прожилки голубого по-осеннему неба, проглянуло солнце. И, хотя не тянули и не копались, а из дома вышли уже после десяти.
Было прохладно, но сухо, дворники убирали опавшую за ночь листву. Андрей вертел головой, разглядывая витрины и прохожих.
– Ну город, – наконец выдохнул он. – Себя потеряешь и не заметишь ни хрена.
Бурлаков улыбнулся и кивнул своим мыслям. Да, если утренний полусонный и пустынный Царьград кажется мальчику слишком шумным и многолюдным, то, конечно, в Загорье ему будет лучше. А впереди долгие, блаженные, бесконечные семь часов, которые он проведёт с сыном, господи, неужели это правда?!
Ижорский Пояс
Загорье
Только Эркин с Алисой пришли домой, как потемнело и повалил мокрый снег.
– Ну, как вы вовремя успели! – радовалась Женя, помогая Алисе вылезти из курточки. – И листья очень красивые, потом засушим и сделаем букет.
Дома тепло, из кухни, как всегда когда Женя дома, упоительные запахи, всё хорошо.
– Как ты? – Эркин пытливо посмотрел на Женю.
– Всё в порядке, – Женя поцеловала его в щёку. – Переодевайся, и будем обедать.
– Да, Женя, хорошо.
В спальне он разделся, натянул домашний костюм – осень уже, опять как раз, и хорошо, что штаны успели высохнуть, а то он будто купался в них. Он вешал джинсы в шкаф, когда в спальню вбежала Алиса.
– Эрик, а обед уже готов.
– Иду, – улыбнулся ей Эркин.
За столом говорили о школе и о том, что Жене за такую переработку должны были дать отгул, но работы так много, что просто оплатят сверхурочные и в двойном размере. Эркин слушал и кивал. Конечно, лучше бы отгул, чтобы отдохнуть, но раз так получилось, то что уж тут поделаешь. Чем именно занималась Женя на своей работе, он не спрашивал, как и не рассказывал о своей работе, ведь Женя тоже ему вопросов не задаёт. Это и раньше, в Джексонвилле, было неважно, а здесь-то… работа – она работа и есть, да и слова Саныча о военной тайне засели в голове.
После обеда Алиса отправилась спать. Эркин озабоченно посмотрел на Женю.
– Ты устала, Женя, тебе надо выспаться.
– А я уже спала, – возразила Женя. – Пока вы учились. Вчера всё нормально было? Как Алиска себя вела?
– Хорошо, – убеждённо ответил Эркин.
Ему хотелось похвастаться, как он сумел пересилить себя, не видеть Алискиной белизны, но решил воздержаться: слишком многое ему бы пришлось объяснять и неизвестно, как ещё Женя это поймёт. И – вдруг он подумал – можно ли это вообще понять? Так что не стоит трепыхаться, обошлось и ладно. И когда Женя поставила последнюю тарелку на сушку, он легко подхватил её на руки и понёс в спальню.
За окном снег стал дождём, небо оставалось низким и тёмно-серым. Эркин опустил Женю на кровать и стал раздевать мягкими усыпляющими движениями.
– Но я не хочу спать, – тихо засмеялась Женя, обнимая его за шею. – Я тебя хочу.
– Да-а? – радостно удивился Эркин. – Я тогда сейчас дверь запру.
Он оторвал себя от Жени, в два шага пересёк спальню и щёлкнул задвижкой. И от двери посмотрел Женю. Она перекатилась на живот и лукаво смотрела на него, из-под рассыпавшихся и упавших на лицо волос. Эркин тихо счастливо засмеялся, стаскивая через голову рубашку, и мягким прыжком оказался рядом с Женей.
– А вот и я!
– Ага, – согласилась Женя, обнимая его. – Как же я соскучилась по тебе, я тебя целые сутки не видела.
– И я, – вздохнул Эркин. – Так долго, мм, какая ты вкусная, Женя, – он даже причмокнул, целуя её.
Женя засмеялась, сладко ёжась и потягиваясь в его объятиях. Эркин целовал её, мягко тёрся о неё, её телом раздевая себя.
– Как это у тебя получается? – удивилась Женя.
– А тебе нравится?
– Очень! Какой ты красивый, Эркин, – мягко отстранившись, она разглядывала его, гладила взглядом.
За окном и в спальне стремительно темнело, и в уже не голубом, а синем сумраке тело Эркина словно тяжелело, сливаясь с темнотой, и только блеском молнии иногда мелькала его улыбка, и ещё его глаза, чёрные и блестящие этой чернотой. Женя потянулась поцеловать их, и Эркин крепче обнял её, пряча в кольце своих рук, накрывая своим телом.
– Я иду, Женя.
– Я встречаю. Входи, Эркин.
Волна была рядом, но Эркин давно не боялся её: она ни разу не помешала ему, даже накрытый, закрученный ею, потеряв в ней себя, он ни разу не ошибся, не сделал Жене больно или неприятно. Он помнил о Джексонвилле, но это было уже слишком давно, и Женя простила его, и ему просто хорошо в горячей, сразу и обжигающей, и леденящей волне. Тело Жени, её кожа, запах её волос… он то качался плавно и широко на всю длину, то бил сильными, но не резкими толчками, то замирал и мягко ворочался в Жене, давая ей передохнуть.
И наконец волна отхлынула, оставив его лежащим рядом с Женей, мокрого от пота, опустошённого и бесконечно счастливого.
Женя вздохнула и погладила его по груди. Эркин ответил ей таким же блаженным вздохом и чуть подвинулся, чтобы ей было удобнее.
– Тебе нравится?
– Ага.
– Всего погладить?
– Аг-г-га-а, – протянул Эркин.
Руки Жени блуждали по его телу, трогали, гладили, пощипывали соски, перебирали волосы на лобке. Эркин тихо, полуприкрыв глаза, покряхтывал от удовольствия. Стало уже совсем темно, скоро проснётся Алиса, а они всё не могли оторваться друг от друга.
Впереди субботний вечер, и ночь, и воскресный день, такой долгий с утра и так неожиданно быстро заканчивающийся вечером.
– Мне так хорошо с тобой, Эркин.
Он молча потёрся телом о её руку, говорить не хотелось, и двигаться, и вообще что-то делать.
– Мам, Эрик! – зазвенел под дверью голосок Алисы. – Вы спите, что ли? А гулять не пойдём?
– Какие прогулки, такой дождь, – отозвалась Женя, поцеловала Эркина, включила лампу на тумбочке и встала. – И темно уже как.
– Ну, тогда играть давайте, – предложила Алиса, дёргая и крутя дверную ручку.
– Успеешь, – Женя не спеша надела трусики, накинула и запахнула халатик, завязала поясок. – Ты постель убрала?
– Ну, мам… – вздохнула Алиса.
И они услышали, как она зашлёпала к себе.
Эркин тихо засмеялся. Он лежал на кровати, раскинув руки и ноги в блаженной истоме. Женя, наклонившись, ещё раз поцеловала его.
– Вставай, милый. Ночью продолжим, да?
– Обязательно, – радостно пообещал Эркин, рывком скидывая себя с кровати.
Когда Женя вышла, он надел домашний костюм, встряхнул и заново постелил ковёр, задёрнул и расправил шторы. Хризантемы он уже выставил из кладовки на окно, и там выглянули новые зелёные ростки. Баба Фима сказала, что к рождеству расцветут, вот будет здоровско!
Эркин ещё раз оглядел спальню, чуть подвинул лампу, чтобы зеркальный коридор смотрелся получше и вышел.
– Э-эрик! – радостно ткнулась ему в ноги Алиса. – Пошли играть.
– Пошли, – согласился Эркин. – А во что?
Он знал уже много игр, не то что в прошлом году с единственным «ласточкиным хвостиком».
– Давайте в лото, – предложил, выходя из кухни, Женя. – И я с вами.
– Ура-а-а! – завопила Алиса, но тут же решила уточнить: – А на что? На конфеты?
Женя засмеялась.
– На орехи.
– Ладно, – согласилась Алиса. – Эрик, наколешь орехи?
– А как же, – улыбнулся Эркин.
Устроились в большой комнате, разложили карточки, орехи, цветные кружочки закрывать цифры, блюдечки для скорлупы и ядрышек. И всё было хорошо, и весело, и интересно, а что нет Андрея с его шуточками и подначками, так и раньше бывало, что он в гости уходил, а гостевание у Андрюхи на весь вечер, а то и на ночь, это все знают. И потом, когда ужинали и ложились спать, об Андрее не говорили. Он обещал вернуться в понедельник вечером, а сегодня ещё только суббота.
– До вторника можно не беспокоиться.
Женя, сидя перед трюмо, расчёсывала волосы, и Эркин, лёжа на кровати, любовался ею сразу во всех зеркалах.
– Да, Женя, – он сразу понял, о ком она говорит. – Да, Женя, он вырвется, даже если его… если ему запретят.
– Ну, Эркин, не выдумывай. Кто ему может запретить?
Эркин вздохнул.
– Бурлаков. Он – отец, Женя, у него все права.
– Не выдумывай, – повторила Женя, но сама чувствовала, что получалось неубедительно.
Она отбросила на спину волосы и встала.
– Всё будет хорошо, Эркин. Ты мне веришь?
– Верю, – улыбнулся Эркин и потянулся, выгибаясь на арку, чтобы одеяло как бы само по себе сползло с него.
Женя засмеялась и встала на кровать. Она была в длинной и широкой ночной рубашке, и Эркин, мгновенно повернувшись на живот, поднырнул под подол и стал там медленно подниматься, натягивая собой ткань. Прижимаясь к Жене, гладя и обнимая её, он мягко втянул её руки внутрь рубашки, на мгновение запутался в её волосах и кружевах выреза, но тут же сообразил и вдёрнул Женю внутрь.
– Мы как в палатке, – засмеялась Женя, обнимая его.
– Ага, – согласился Эркин.
Тонкая ткань рубашки просвечивала, окружая их розовым туманом, под ногами мягко пружинила кровать, и Эркин, прижав Женю к себе, попробовал покачаться вверх-вниз. Женя хихикнула, и он качнулся сильнее, и ещё раз. И, поймав ритм, приподнял и посадил Женю на себя, войдя сразу и точно. Женя ахнула и засмеялась.
– Тебе нравится? – обрадовался Эркин, усиливая размах и силу удара.
Руки Жени обвились вокруг его шеи. Под рубашкой становилось душно, и Эркин, одной рукой прижимая Женю к себе и продолжая качаться, другой рукой начал собирать рубашку и подталкивать её кверху.
– Как это у тебя здорово получается, – смеялась Женя.
– Мм-м, – согласился Эркин.
Волна была рядом, но он старался удержать её. Наконец ему удалось справиться с тонкой, но непослушной тканью.
– Так лучше, Женя, да?
– Ага, спасибо.
Осторожно, чтобы не разорвать замок, Эркин вместе с Женей опустился на постель.
– А так?
– И так, – согласилась Женя. – И этак… и по-всякому.
– Понял, – Эркин перевёл дыхание, слегка подвинулся, чтобы Жене было удобнее. – Значит, по-всякому. Сделаем, – и, по-прежнему прижимая Женю к себе и не разрывая замка, перекатился по кровати к одному краю, потом к другому.
Женя смеялась, целуя его в щёки и губы, её волосы метались вокруг их голов. Эркин выгнулся на арку, подбросил Женю сильным толчком и снова перекатился, навис над ней, упираясь локтями в кровать, чтобы только касаться, чтоб грудь о грудь, но не придавить, и ударил ещё раз, уже в полную силу и на всю длину, и ещё… Женя ахнула, потянула его на себя, и Эркин ударил ещё сильнее. Чёрно-красная волна ударила ему в спину, прижимая к Жене.
– Женя… – ахнул он.
– Эркин, я здесь, Эркин…
Волна била его по спине и затылку, и он, прикрывая Женю собой, уже не помнил и не понимал ничего, кроме одного: Женя с ним, здесь и сейчас…
…Обычно Женя засыпала первой, но сегодня, когда волна отпустила его, Эркин не то что заснул, а отключился. Приподнявшись на локте, Женя рассматривала его. Будто впервые видела. Как тогда, в самый первый раз. И свет, как тогда, розовый, и… и всё другое, а Эркин… какой он красивый, сильный… чёрные блестящие волосы прядью на лбу, красивые свободно раскинувшиеся брови, от густых ресниц тень на щеке, шрам белой полоской совсем не портит, красивые мягко сомкнутые губы… она знала, как легко он просыпается от её взгляда, но не могла оторваться… сладкая усталость во всём теле, блаженный покой… кожа Эркина влажно блестит…
Эркин вздохнул и потянулся, перекатились, вздуваясь и опадая, мышцы на его груди и животе, улыбнулся, не открывая глаз. Женя кончиками пальцев погладила его по лицу, обводя контур скулы и подбородка. Эркин из-под ресниц лукаво посмотрел на неё, качнул головой, чтобы её палец коснулся его рта, и губами поймал его.
– Подловил? – рассмеялась Женя.
– Ага, – согласился с очевидным Эркин, правда, для этого, ему пришлось отпустить её палец. – А теперь скажи, что я провокатор и придуши меня.
– Ты мазохист.
Эркин кивнул.
– Ты меня уже так называла. И что это?
– Ну-у, – Женя, к удивлению Эркина, вдруг заговорила по-английски. – В колледже на курсе психологии нам говорили, что это человек, который любит, чтобы его мучили.
– Такое бывает? – удивился Эркин.
– Он от этого получает сексуальное удовольствие.
Эркин уже открыл рот, чтобы сказать, что такого быть не может, вот сами мучить любители есть, это да, и у него однажды такое было, так в него ногти засадила, что он не выдержал и заорал, а она ещё укусить его успела, хорошо, что не до крови, и надзиратель пришёл, сказал, что если миледи такое нужно, то пусть в О-Палас идёт, а здесь материал не портит, словом, обошлось, но не Жене о таком слушать.
Женя погладила его по груди и животу, тронула пальцем его губы.
– Конечно, нет, Эркин, никакой ты не мазохист, – и поцеловала его. – Ты здоровый, и сильный, и красивый, и умный…
– И как это всё во мне помещается? – вздохнул Эркин так серьёзно, что Женя залилась смехом и долго не могла успокоиться.
Было уже совсем поздно, за полночь перевалило, когда они наконец улеглись спать, укутав друг друга и обнявшись. И вроде только-только закрыли глаза, как в дверь забарабанила Алиса.
– Мама, Эрик, утро уже, ну, вы что, весь день спать будете?!
– Алиска, отстань, – Женя зевнула и потянулась. – Иди, сама поиграй.
– Ну, мам, ну, воскресенье, ну, Эрик… Эрик, пойдём тянуться.
Эркин повернулся на живот, потом встал на четвереньки и потряс головой, просыпаясь.
– Сейчас.
– Ага! – обрадовалась Алиса. – Эрик, а пусти меня, я покувыркаюсь.
Эркин встал и зашлёпал к комоду, привычными, почти машинальными движениями достал чистые трусы и оделся. Женя ещё лежала. Он подошёл к двери и открыл её. Алиса влетела в спальню и с ходу запрыгнула на кровать, кувыркнулась, налетела на Женю и удивилась.
– Ой, мама! А Эрик где?
– Я здесь, – засмеялся Эркин, раздвигая шторы.
За окном шёл дождь, всё было серым и мокрым.
– Гулять, значит, не пойдём, – глубокомысленно заключила Алиса, сидя на кровати. – В кино тоже, да? – и сама ответила: – Ну да, чего мокнуть. А чего тогда делать будем? Андрюху ждать?
– Сегодня он не придёт, – спокойно ответила Женя. – Ты же тянуться хотела, ну, так иди, переоденься.
– Ага!
Алиса спрыгнула с кровати и убежала, а Женя встала и подошла к Эркину.
Он стоял у окна, где его застали слова Алисы об Андрее, и глядел на улицу, хотя любоваться там было нечем. Женя сзади обняла его, коснулась щекой его спины между лопатками.
– Всё будет хорошо, Эркин.
Он кивнул.
– Спасибо, Женя, – откашлялся, прочищая горло. – Ты ложись, поспи ещё.
– Нет, – Женя, привстав на цыпочки, поцеловала его в шею, в корни волос на затылке. – Утро так утро.
В спальню опять влетела Алиса, уже в трусиках и маечке.
– Эрик, я уже! Пошли!
– И я уже, – засмеялся Эркин. – Женя, мы пошли.
Алиса уцепилась за его руку, и они ушли в большую комнату. Женя оделась и захлопотала, наводя порядок в спальне.
За окном по-прежнему шёл дождь. Конечно, никуда они сегодня не пойдут, проведут воскресенье дома. А вечером, может, в гости к кому-нибудь в доме пойдут, или к ним придут, или ещё что-нибудь придумают. А придумать надо, а то Эркин ведь изведётся от ожидания.
Как обычно, быстро всё сделав, Женя пришла в большую комнату к Эркину и Алисе, немного позанималась с ними и увела Алису, чтобы Эркин мог спокойно в одиночестве закончить свою гимнастику.
Потом завтракали, а впереди было ещё всё воскресенье.
Царьград
Гостиный Двор потряс Андрея. Таких толкотни, многолюдья, обилия товаров и высоких цен он ещё нигде и никогда не видел.
– Цены здесь…
– Столичные, – улыбнулся Бурлаков.
Они сидели в маленьком кафе на галерее второго этажа, за столиком у самых перил.
– И это всегда здесь такое?
– В будни народу больше.
– Надо же, – покрутил головой Андрей и повторил: – Себя потеряешь и не заметишь, когда.
Бурлаков кивнул.
– Да, но можно привыкнуть. Человек ко всему привыкает.
Лицо Андрея помрачнело.
– Это ты точно сказал, ко всему, – зло вскинул глаза. – А я привыкать не собираюсь. Из Загорья не уеду, понял, нет?
– Мы об этом уже говорили, – внешне спокойно ответил Бурлаков. – Раз тебе там нравится…
– Там моя семья, запомни, – перебил его Андрей.
– Да, я знаю. Но это теперь и моя семья. Тоже запомни.
Андрей усмехнулся.
– Хорошо отбиваешься. Ладно. Так что, может, ты к нам переедешь?
– Здесь у меня университет, лекции, ещё семинар буду вести, комитет.
– Это понятно, и всё? – глаза у Андрея насмешливо блестели. – Больше ничего и никого?
Бурлаков пожал плечами.
– Есть друзья, есть сотрудники.
– И всё? – Андрей нахально подмигнул. – Я ж помню, – и пропищал: – Гаря, не волнуйся. – И своим голосом с подчёркнутой деловитостью: – Ты всё ещё с ней или заменил?
– Это тебя не касается, – твёрдо ответил Бурлаков. – Не твоё дело. Запомни.
Андрей зло сощурил глаза, но промолчал и наконец принуждённо улыбнулся.
– Ладно, бери себе это сокровище, не претендую.
– В это не лезь, – глухо сказал Бурлаков. – Больше предупреждать не буду.
– Понял, не глухой, – буркнул Андрей.
Под ними море голов, шарканье ног по полу и гул голосов, в котором неразличимы слова. Андрей смотрел на эту суету, явно думая о своём, лицо его стало усталым и даже не взрослым, а старым. Бурлаков также молча смотрел на него. Если бы он мог…
– Ладно, – Андрей тряхнул головой. – Ладно, замнём для ясности. Так, когда тебя ждать?
– Недели через две. Сегодня седьмое…
– Ещё две недели, и как раз двадцать первое. Впритык хочешь:
– Постараюсь пораньше. Я дам телеграмму.
– Замётано, – кивнул Андрей и посмотрел на часы.
– Успеешь, – заметил его движение Бурлаков.
– Да, успею. Слушай, а вот бельё, сразу полудюжину брать не дорого? Ну, не чересчур это тебе?
– Есть у меня деньги, – успокоил его Бурлаков. – А у тебя…
– У меня ссуда за спиной, – усмехнулся Андрей. – На обзаведение. И зарабатываю я прилично.
– Это рабочим в цеху?
– Ну, – Андрей широко ухмыльнулся, – если с умом тратить. А то вот ещё если на дороге валяется, то не грех и подобрать.
Бурлаков невольно напрягся.
– И всё, что лежит, хватаешь?
Лицо Андрея стало демонстративно простодушным до идиотской наивности.
– Мина если, так пусть себе и лежит, дурака ждёт.
Бурлаков чувствовал, что Андрей чего-то недоговаривает, но настаивать не рискнул. И, боже мой, о каких незначащих глупостях они говорят, но о главном… язык не поворачивается. Да и что сейчас самое главное?
Андрей допил свой чай, улыбнулся уже по-другому.
– Давай теперь на вокзал. Мне ещё билет брать.
Бурлаков невольно вздохнул. Время не остановить. А они и не поговорили толком. И вот… уже пора.
– Да, пойдём.
Бурлаков подозвал официанта и расплатился. Андрей взял свою потяжелевшую сумку, ещё раз сверху вниз оглядел суетящуюся внизу толпу и встал.
Они, не спеша, неся на руке – Андрей свою куртку, а Бурлаков пальто – прошли между столиками к выходу и дальше по галерее.
– Тебе хватит на дорогу?
– Вполне, – Андрей насмешливо хмыкнул. – Я ж тебе сказал, что кой-чего на дороге подобрал. Так что на всё хватит и ещё останется. Не боись, всё нормально будет.
Бурлаков кивнул так спокойно, будто все эти выпады и закидоны совсем не смущали его. И Андрей решил попробовать добавить.
– Могу и тебе подкинуть.
И услышал насмешливое:
– Я и сам неплохо зарабатываю.
Андрей посмотрел на него с насмешливым удивлением.
– Ты чего, псих? Кто ж от денег отказывается. Или, – он зло сощурил глаза, – брезгуешь?
– Не дури.
– Я от тебя со вчера только это и слышу, – огрызнулся Андрей. – Ничего другого придумать не можешь?
– А ты веди себя по-другому, – немедленно отпарировал Бурлаков.
Андрей хмыкнул, но промолчал. У лестницы они оделись и спустились вниз.
– Ещё что-нибудь посмотришь?
– Нет, лучше пройдёмся. До вокзала пешком можно?
– Да, вполне.
После Гостиного Двора на улице было просторно и даже вроде тише. Андрей с удовольствием огляделся.
– Жалко, Крепость не успел посмотреть.
– Ничего страшного, в другой раз туда пойдём, – очень спокойно, даже небрежно ответил Бурлаков.
Андрей покосился на него и улыбнулся.
– Замётано. В другой раз сразу туда.
Улыбнулся и Бурлаков.
До Северного вокзала дошли до обидного быстро. Вокзальная площадь, как и положено, забита автобусами и людьми, лавируют, покрикивая короткими резкими гудками, юркие машины такси, кричат, проталкиваясь в толпе, разносчики, толчея, суматоха… похлеще, чем в Гостином.
Но у касс дальнего следования стало заметно свободнее. На Ижорск билеты были.
– Купейный или общий?
Андрей залихватски тряхнул шевелюрой.
– Где наша не пропадала! Давайте общий.
– Чего ж не в мягком? – попробовал пошутить Бурлаков.
Андрей улыбнулся, но ответил серьёзно.
– В мягком я сюда ехал. Не мой класс, выделяюсь сильно. Моя плацкарта общая.
– Нижний боковой возьмёте?
– Да, – сразу, не задумываясь, ответил Андрей.
– Четырнадцать семьдесят.
Андрей расплатился и спрятал билет в бумажник. Поглядел на часы.
– Полчаса осталось. Пошли, закину сумку, и попрощаемся.
Бурлаков кивнул.
Поезд уже стоял у перрона, и вдоль него тянулась цепочка прощающихся. Вот и двенадцатый вагон, проводник у двери посмотрел билет Андрея и пропустил их внутрь. Вагон полупустой. Андрей нашёл своё место, засунул сумку под сиденье, снял и повесил на крючок куртку. Верхняя полка поднята.
