Татьяна Николаевна Зубачева
Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная
Дома их ждал воскресный обед. Может, и рановато, но Тиму на работу сегодня. Хочешь в три выехать, так в два на месте будь, а чем раньше выедешь, тем больше заработаешь.
После обеда, пока Зина убирала со стола, он посидел в спальне возле кроватки, разглядывая спящую Машеньку. От неё смешно и непривычно пахло молоком и Зиной, и спала она смешно, причмокивая во сне пухлыми губками. Наверное, она и вправду красивая, ему так все говорят, и Зина, и Лариса Иннокентьевна – патронажная сестра, что раз в неделю приходит к ним, он уже пару раз сталкивался с ней, а уж она-то много детей повидала, и Баба Фима… Не могут же все вот так, не сговариваясь, врать, просто он мало младенцев видел, вот и не различает. И что она на него похожа… Ну, он-то сам не такой уж красавец, а то бы не в телохранители, а в спальники – упаси господи – отобрали бы, так, нормальный негр… А Машенька смуглая, но светлее него, и носик пуговкой…Стоя в дверях спальни, Зина умилённо вздохнула, потом тихо подошла и села рядом с Тимом. Не отводя от кроватки глаз, Тим завёл руку ей за спину и обнял за плечи. Зина, снова вздохнув, прислонилась к нему, положив голову на твёрдое тёплое плечо мужа.
Машенька громко причмокнула и закряхтела, вздрогнула и подняла голову Зина, Тим посмотрел на часы и встал.
– Мне пора.
– Ага-ага, – Зина встала и наклонилась над кроваткой. – Опять мокрая? Сейчас сделаем, а папка наш на работу пойдёт, денежку заработает.
Под её воркующий ласковый говор Тим вышел из спальни.
Собирался он как всегда быстро и продуманно: тёплое армейское бельё, фланелевая рубашка – для свитера ещё не настолько холодно, джинсы, бурки, полушубок, ушанка – снег уже плотно лежит, так что нужно по-зимнему, бумажник, ключи, кастет и нож – всякое может случиться и лучше без штанов, чем без оружия.
Зина вышла в прихожую, когда он был уже готов на выход.
– Пошёл?
– Да. Смена до полуночи, не жди меня.
Как всегда, перед работой он говорил отрывисто и резко, но Зина не обижалась: понятно же, что не на гулянку собирается, работа на машине нервная. Тим кивнул ей и вышел.
На улице лёгкий морозец, под бурками чуть поскрипывает свежий снежок. Прохожих мало: время-то для всех обеденное. Шагалось весело, в охотку, и до комбината он дошёл быстро. В киоске у ворот купил пачку сигарет и галеты, чтобы пожевать в дороге, если что непредвиденное.
В проходной, сидя, дремлет Тимофеич и, похоже, не открывая глаз, кивает в ответ на приветствие Тима, но эта дремота обманет только незнающего. У них в десятке это – спать, но при этом всё видеть и слышать – лучше всех получалось у Гэба, но и он сам такое умел, всех учили.
Во дворе и в цехах пустынно, редкие встречные уважительно и весело здороваются с ним, он отвечает так же. В бытовке переодеться, полушубок, бурки и джинсы убрать в шкафчик, надеть старые брюки – уж очень карманы там удобные, да и привычней ему за рулём в них – старые ботинки и куртку.
– Здорово, Дмитрич, – окликнул его от своего шкафчика рыжеусый Родион. – В рейсе сегодня?
– Да, – кивнул Тим, привычно охлопывая на себе куртку и проверяя, всё ли на своих местах. – А ты?
– Пошабашил уже. Ну, счастливой работы.
– А тебе хорошего отдыха, – ответно улыбнулся Тим.
Хотя он теперь и на машине, но из старой бытовки не уходил: свыкся уже с соседями, приспособился, да и в цеху ему тоже случается работать, и вообще всегда лучше со своими.
Его ярко-жёлтая с боковой полосой в чёрную шашечку «пегашка» стояла в своём боксе. Тим похлопал, здороваясь, её по капоту и начал предрейсовый осмотр.
Всё было в порядке, и без семи три Тим подъехал к воротам и пошёл в диспетчерскую за маршрутным листом.
– Привет, – весело поздоровался он с Зоей. – Заказы есть?
– Привет, – улыбнулась она в ответ. – Сегодня свободный, держи. Сколько намотаешь – всё твоё.
– Понял, – Тим взял лист, свернул и вложил во внутренний карман куртки.
– В Ижорск к поезду рванёшь?
Тим покачал головой.
– Не те рейсы, в Сосняки поеду.
– Ни пуха, ни пера тебе.
– К чёрту, – весело ответил Тим, выходя из диспетчерской.
Ворота уже раскрывались, Тим сел в машину и мягко стронул её с места.
На всякий случай он поехал широким кругом по городу: вдруг кого куда подкинуть надо. В Старый город заворачивать нет смысла: там такие поездки заранее планируют и тогда оставляют заказ с точным временем и маршрутом, а если что вдруг наскоро, то предпочитают лошадь, да и неудобно «пегашке» на узких проулках между заборами, а вот сюда… сюда заглянуть стоит.
За городом с другой стороны потихоньку рос и разрастался ещё один квартал. Не избы, а дома, с водопроводом, канализацией и паровым или водяным отоплением, а сады не для урожая, а для удовольствия. Здесь жило заводское начальство и прочие… с деньгами и претензиями. Тим знал, что зовут этот квартал «Дворянским Гнездом», но почему… говорят, есть книга с таким названием, но на чтение не по школе времени совсем не остаётся. Да и какое ему дело до названия, а вот то, что здесь вполне мог найтись желающий проехаться на такси, скажем, в Торговые Ряды за покупками – вот это уже и важно, и значимо.
Тим не спеша, выжидающе ехал по улице между красивыми фигурными заборчиками палисадников. Дома – где деревянные, где кирпичные, где под камень оштукатурены – все красивые и одни похожи на картинки из учебника истории – Тим даже вспомнил название: терем, а другие – на знакомые по Алабаме коттеджи.
И он угадал! С тротуара ему призывно махнула рукой женщина в чёрной каракулевой шубе и такой же шапочке, а рядом с ней стояло два чемодана, и Тим с трудом удержался от радостной улыбки: не иначе как на вокзал, а сейчас поездов нет, так что до Ижорска наверняка.
Но оказалось ещё лучше.
– В Сосняки, в аэропорт, – сказала женщина, едва он притёр машину к бордюру рядом с ней.
– Хорошо, – кивнул Тим и вышел уложить чемоданы в багажник.
Он уже захлопнул багажник, когда распахнулась дверь дома, и к ним по заснеженной дорожке подбежал молодой, но с заметным брюшком мужчина в белой мятой рубашке со съехавшим набок галстуком и в лакированных полуботинках.
От него сильно пахло спиртным.
– Слушай, не дури, ну, какого рожна тебе надо, – быстро затараторил он ещё на бегу. – Ну, нашла из-за чего… Из-за какой-то шлюхи…
Женщина словно не слышала его, а уж Тиму, тем более, безразлично. Он распахнул перед женщиной заднюю дверцу, а когда она села, занял своё место и стронул машину.
– Ты ещё пожалеешь! – крикнул им вслед мужчина, зябко охватывая себя за плечи. – На коленях приползёшь, не приму!
– Не дождёшься, – тихо ответила женщина, достала из сумочки носовой платок и заплакала, уткнувшись в него лицом.
Тим вёл машину легко, с привычной сосредоточенностью. Дорога только припорошена снегом, а шины «пегашке» он ещё когда сменил на зимние, так что не идёт, а поёт машина. Русские машины вообще ему нравились своей надёжностью, кузов и салон, конечно, не «линкор», но… любой «линкор», кроме «тревела», пожалуй, на здешних дорогах сдохнет в момент, ну, так «тревел» на то и внедорожник экстра-класса, по проходимости только армейским, да и то не всем уступит. Ему говорили, да и в книгах по автоделу попадалось о машинах с «другой» стороны, из-за «дальней» границы: английских, немецких и французских, но пока ни одной в натуре он не видел, а картинки… они, конечно, о многом расскажут, но пока руками не пощупаешь – одна трепотня.
Городки, деревни, посёлки… всё мимо, он не рейсовик, сам себе маршрут прокладывает. Карта на колене, бегущая навстречу дорога, ощущение скорости в лежащих на руле ладонях, а к снежной белизне он уже привык, совсем она не мешает.
Женщина перестала плакать, вытерла лицо и убрала платок, откашлялась, прочищая горло.
– Долго ещё?
– Не очень, – ответил Тим и, бросив короткий взгляд на карту, уточнил: – Меньше, чем проехали.
– Хорошо. В аэропорт, пожалуйста.
Тим молча кивнул: про аэропорт она уже говорила, так что могла и не повторять.
С этой стороны заезжать к Соснякам удобнее: как раз через аэропорт. Вот уже и поле видно, и самолёты. Женщина снова открыла свою сумочку и завозилась в ней. Она что, деньги ищет? Хреново, если так, но будем надеяться на лучшее.
Тим подрулил к самому входу и мягко затормозил.
– Приехали.
– Да, спасибо, – перегнувшись через спинку переднего сиденья, она протянула ему деньги. – Сдачи не надо.
– Спасибо.
Тим взял деньги, щёлкнул выключателем замка багажника и вышел достать чемоданы. У машины уже стоял наготове со своей тележкой носильщик. Тим достал из багажника чемоданы, захлопнул крышку и снова сел за руль. Его работа закончена, и эта женщина с её проблемами его никак и никаким боком не касается. Он отъехал к стоянке междугороднего такси.
Машин здесь было немного. Две из Ижорска и одна местная, Тим оказался четвёртым. Подошёл диспетчер в лётчицкой куртке и армейской фуражке с кокардой гражданской авиации.
– А, Чернов. Как доехал?
– Привет, Капитан, – Тим уже хорошо знал, что этот на прозвище откликается охотней, чем на имя. – Караси есть?
– Через полчаса рейс из Печенги, может и подгребут.
– Из Печенги не караси, – хохотнул подошедший к ним ижорец. – Белорыбица северная в полтонны весом.
Тим вышел из машины и охотно поддержал шутку.
– Лишь бы рессоры выдержали, а белорыбицу не упустим.
Подошли и остальные шофёры. Одного из ижорцев – рыжеусого Максима – Тим встречал и раньше, у них явно совпадали смены. Второго ижорца звали Романом, а местного – пожилого, если не сказать старого – Иванычем.
– Загорье? – переспросил он, когда Тим назвался. – Знаю, возил туда, не ах дорога.
Тим кивнул, но возразил:
– На Чернушку хуже.
– Сравнил! – хмыкнул Роман. – То вообще просёлок, пока не промёрзнет, не проедешь.
Не спеша, всей компанией подошли городские – человек десять. Разговор стал общим. Тим держался со спокойной уверенностью. В первый раз он приехал в Сосняки с Анисычем. Анисыч работал на такси уже десятый год, знал всё и всех, за его спиной Тим и вошёл в круг. Покосились, конечно: ещё один водила – на одного клиента меньше, но промолчали, он же не сам по себе, не городской фраер на подработке, а от хозяина, а хозяйство загорское на всю округу знаменито, оценили и его умение молча слушать, и знание машины – это-то сразу видно, как подъехал и на стоянку зарулил, так свой класс и показал.
Футбол, политика, погода, всякие местные происшествия… Тим охотно поддерживал общий разговор: он читал те же газеты, что и все, ходил, как все, в кино, да и всё у него, как у всех, как и положено.
Рейс из Печенги белорыбицу не привёз, но караси были. Хватило и городским, и двум первым на их стоянке: Иванычу и Роману. Максим, а за ним Тим сдвинули свои машины, сейчас начнут подъезжать к рейсу на Белогорск и можно будет перехватить обратку. И как в воду смотрели! К крыльцу дружно подкатило сразу пять машин. Но двое – не такси, привезли своих и пошли внутрь провожать. Из такси один тут же уехал, видно, смена уже вышла, ещё один подрулил к городским, а пятый…
– Чайник? – угрожающе спросил Максим.
Помедлив, Тим кивнул. Да, «чайник» – ни патента, ни лицензии, ни по найму, сам по себе перехватывает по маленькой, цену сбивает. Шакал! Тим, а за ним Максим молча вышли и встали рядом перед своими машинами. Так же сделали и остальные. И «чайник» понял, что здесь не отломится, а схлопотать вполне можно, и тихо, словно крадучись, уехал.
Тим удовлетворённо кивнул и посмотрел на часы. Скоро рейс из Скопина, может, и пофартит.
Женя перевела дыхание, оглядела стол и скомандовала:
– Всё, теперь одеваться. Эркин, я тебе всё приготовила, Андрей…
– Слышу, Женя, – Андрей был сама кротость. – Уже иду.
В спальне на половине кровати Эркина лежали его нарядные брюки, новые рубашка, жилет и галстук, носки, на полу стояли его полуботинки. Эркин оглянулся на дверь спальни, но решил, что Женя как раз сейчас Алису переодевает, так что можно и не запираться. Он быстро расстегнул и скинул ковбойку и джинсы, после секундного размышления переодел и трусы. Рубашка, носки, брюки, полуботинки, теперь повязать галстук и уже тогда заправить рубашку в брюки – вроде, его когда-то учили именно в такой последовательности одевать беляков и беляшек, что под мужчин выделываются, но это было очень давно. С галстуком он справился легко: малец толково показал и научил. Так, теперь жилет…
Стукнув костяшками по косяку, в спальню вошёл Андрей, одетый по-праздничному: хорошие брюки и блестящие ботинки, белая рубашка и нарядный полосатый жилет, – в руках пакет с галстуком.
– Слушай, – Андрей смущённо улыбнулся. – Ты знаешь, как с этой хренотенью обращаться?
– Давай, – взял у него пакет Эркин. – Голову подними.
Андрей послушно задрал подбородок. Эркин поднял ему воротник рубашки, достал из пакета галстук и взялся за работу.
Дверь Андрей оставил открытой, и Бурлаков, как раз шедший из ванной – он решил ещё раз побриться – остановился в коридоре и молча смотрел, как стоит навытяжку, высоко подняв, даже чуть запрокинув голову, Серёжа и Эркин завязывает ему галстук. Володька тогда собирался на выпускной, галстуки не признавал, но Римма настаивала, и после небольшой перепалки Володька сдался, и он пришёл как раз к концу, когда Римма завязывала Володьке галстук, а тот терпел с видом несправедливо приговорённого.
Андрей почувствовал его взгляд и повернул голову. Бурлаков вздрогнул и отошёл, а Эркин сердито – он не был уверен, что делает всё правильно – сказал по-английски:
– Не трепыхайся.
В спальню вбежала Женя.
– Эркин, Андрюша, вы готовы? Тогда идите, я сейчас.
– Да, Женя, – Эркин опустил руки и оглядел Андрея. – Ты как?
Андрей сглотнул.
– Дышу пока. Я думал, ты меня совсем удушишь.
– Идите-идите, – почти вытолкала их Женя. – Мне переодеться надо.
– Как скажешь, Женя, – склонился в полупоклоне Андрей. – Пошли, брат.
Эркин кивнул.
– Мы будем в гостиной, Женя.
– Хорошо, идите-идите, – нетерпеливо отмахнулась Женя.
И когда они вышли, заперла за ними дверь.
В гостиной на диване сидела Алиса в новом ярко-голубом – под цвет глаз – платье. Увидев Эркина, она соскочила на пол.
– Эрик, посмотри, я красивая, да?
И закрутилась перед ним, демонстрируя пышную юбочку, белый кружевной воротник во все плечи, локоны с белыми бантами у висков, лаковые белые туфельки, а на рукавах манжеты с блестящими пуговками, а локоны мама завила, вот так, называется спиральками.
– Я красивая, Эрик?
– Красивая, – улыбнулся Эркин.
– Ты тоже красивый, правда-правда.
– Спасибо, – улыбаясь, но очень серьёзно поблагодарил Эркин.
– А мне показаться не хочешь? – ухмыльнулся Андрей.
– Ты дразниться станешь, – ответила Алиса и круто повернулась на месте, раздув юбочку. – Дедушка, я красивая?
– Лучше всех, – ответил, входя в гостиную, Бурлаков.
Увидев его, Андрей так и замер с открытым ртом: вместо обычного галстука бабочка, тёмная, почти чёрная, блестящая с яркими тёмно-красными, рубиновыми – вдруг вспомнилось, словно само по себе всплыло в памяти нужное слово – отблесками. Эркин удивлённо переводил взгляд с него на Бурлакова и обратно. Замолчала и Алиса, тоже ничего не понимая.
– Это что? – наконец смог выговорить Андрей. – Та самая?!
– Что ты, – грустно удивился Бурлаков. – Откуда? Это я сейчас купил, перед поездкой, – успокаивающе улыбнулся Алисе. – Чтобы быть при полном параде.
– Правильно, – согласилась Алиса, разряжая обстановку.
И уже Бурлаков оглядел Алису, Андрея и Эркина, выразив полное удовлетворение их видом и даже восторг.
Что делать, теперь никто не знал, и они просто сели на диван и стали ждать Женю.
На скопинский рейс Тим особо не рассчитывал, ну, не больше, чем на любой другой. И, когда увидел бегущего к ним через площадь диспетчера, подмигнул Максиму.
– Кажись, таки-да, – пробормотал Максим и уже распахнул свою дверцу, но…
– Чернов! – выдохнул диспетчер. – Давай…!
– Чего?! – возмутился Максим. – Мой черёд!
– С той стороны, – диспетчер перевёл дыхание. – По-нашему ни бум-бум. И на Загорье им.
– Тогда понятно, – согласился Максим. – А что, Капитан, хороши караси?
– Акулы цельные, – отмахнулся диспетчер.
– Садись, – распахнул перед ним дверцу Тим. – Подброшу. Да, а акулы – это кто?
– Давай-давай, мне вон завал разгребать, – и Капитан пошёл к спорящим с городскими таксистами трём мужчинам в полушубках и лисьих ушанках, бросив через плечо: – Рыбы такие, человека пополам перекусывают.
Разворачиваясь и подъезжая к дверям аэропорта, Тим всё пытался вспомнить, как эти… эта… akula зовутся по-английски, вроде читал про них, но из дверей уже вышли двое, одетых явно не по-здешнему, а носильщик вывез на своей тележке две упакованные по-магазинному коробки. Ну, всё побоку, работаем.
Все аэропорты, как и вокзалы, одинаковы. В принципе, полёт проходил нормально, немного смешила и раздражала уверенность ковбоя, но тот и в самом деле уже проехался по этому маршруту, и не раз, так что всё понятно и оправданно.
В Скопине они привели себя в порядок – Фредди сказал, что потом времени на это уже не будет – и Джонатан вынужденно, но с невольным удовлетворением признал, что всё идёт по плану без отклонений от графика. Фредди кивнул, но не съязвил, а продолжал помалкивать, улыбаясь с насмешливым благодушием.
Кофе в буфете аэропорта напоминал нормальный только своим названием, да ещё – очень отдалённо – цветом.
– Как ты можешь это пить?
– Костровое под конец перегона ещё хуже, а ты можешь взять себе чай, – благодушно огрызнулся Фредди.
Джонатан подозрительно оглядел блестящее сооружение в углу стойки с экзотическим названием: samovar – Фредди его уже просветил – и покачал головой.
– Обойдусь.
– Как?! – удивился Фредди и перешёл на ковбойский говор: – Лорды, они ж без чаю никуды, кажный день с пяти часов наливаются.
Не меняя голоса и улыбки, Джонатан так же по-ковбойски ответил, куда Фредди может засунуть лордов с их пятичасовым чаепитием.
– А-а, – понимающе протянул Фредди. – Так ты не лорд, а подпасок. Тогда лопай, что дают, и не вякай.
Пришлось проглотить вместе с кофе: ковбой любит, чтоб последнее слово было за ним, так не будем ему противоречить в таком пустяке.
Последний перелёт был совсем коротким – по местным масштабам – и неутомительным. Облака поредели, открыв белую равнину.
– Здесь и впрямь зима, Фредди.
– Ну, нас же предупреждали.
Джонатан кивнул. Предупреждён – уже вооружён. Это он ещё от деда – светлая ему память – слышал, и потом не раз убеждался в правоте старой мудрости. Подготовились они согласно предупреждению и, значит, вооружены.
Посадка, выгрузка, объяснения с диспетчером по поводу такси – объяснялся Фредди, и, к изумлению Джонатана, его, похоже, понимали.
Холодный злой ветер ударил им в лицо, как только они вышли из дверей аэропорта на просторную и, не сказать, чтобы забитую людьми и машинами, площадь.
– Здесь всегда так?
– По-всякому, – ответил Фредди. – Ага, это к нам.
Перед ними развернулась и застыла, припечатавшись к заснеженному асфальту, ярко-жёлтая машина с полосой в чёрную шашечку вдоль борта. Щёлкнул замок багажника, и из машины вышел высокий… негр. В меховой русской шапке, но… куртка, ботинки, брюки… как у Чака, полная форма. Совсем интересно. Их ждали, или случайное совпадение? Ковбой явно не в курсе.
Что перед ним и в самом деле… зубастые рыбы, Тим понял сразу, даже нужное слово выскочило в памяти: sharks – и картинка соответствующая. И дело не в одежде, хоть она и дорогая, а… а в них самих, в их хозяйской, господской уверенности, особенно у того, что стоит впереди, а за ним… телохранитель? Белый телохранитель?! Это ж какие деньги надо иметь, чтоб так шиковать? Багажник уже открыт, и носильщик укладывает коробки. Тим вежливо улыбнулся.
– Добрый день, джентльмены, прошу вас, – и распахнул обе дверцы.
Если их и ждали… отказываться нет повода, вещи уже в багажнике, Фредди расплачивается с носильщиком, отступать поздно. Джонатан сел сзади, а Фредди впереди.
Тим захлопнул дверцы, быстро обежал машину и сел на своё место, положил руки на руль, ожидая приказа.
– Загорье, – сказал Фредди и после недолгой паузы, так как негр не двигался, продолжил: – Цветочная, тридцать один.
– Загорье, Цветочная, тридцать один, – рефлекторно повторил Тим, с трудом осознавая адрес. За ним? Старый Хозяин нашёл его и прислал… этих… зачем? Ну… ну… – А какая квартира, сэр?
– Это имеет значение? – с мягкой насмешкой спросил Джонатан.
Тим, стараясь сохранить спокойствие, судорожно придумывал правдоподобный ответ.
– Там несколько подъездов, сэр.
Фредди кивнул: ему ещё тогда парни говорили, что дом большой, за что и прозван «Кораблём» – и ответил:
– Семьдесят седьмая.
Тим незаметно перевёл дыхание: не к нему, уже легче – и повторил:
– Да, сэр, семьдесят седьмая, – и стронул машину.
Мягкий плавный ход машины поставил всё на место, что так оно и есть, и Джонатан рискнул начать игру.
– Гриновский?
Если откажется, значит – ловушка, они вляпались и надо соображать, во что, и как выбираться, а если подтвердит… Но ответили вопросом:
– Это имеет значение, сэр?
К удивлению Тима, сидевший рядом с ним телохранитель негромко, рассмеялся, а задний улыбнулся и ответил совсем неожиданно:
– У нас работает один такой. Из последней десятки, – Джонатан сделал паузу, ожидая вопроса, но негр молчал, а в зеркальце он видел его напряжённо ожидающие глаза и потому сделал следующий шаг, назвав имя: – Чак.
Лицо негра оставалось спокойным, но Фредди чувствовал, что разговор берёт парня за живое, и подыграл мягким, почти добродушным:
– Помнишь его?
– И кем он работает, сэр? – напряжённо спросил Тим.
– Шофёр и автомеханик, – ответил Джонатан.
– Чак согласился на шофёра?! – вырвалось у Тима.
И опять пассажиры удивили его.
Джонатан с удовольствием рассмеялся: такое изумление было в голосе водителя, а Фредди, усмехнувшись, ответил:
– Ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться.
Фраза показалась Тиму знакомой, но где он её слышал или даже читал… не вспомнишь вот так с ходу.
За разговором они выехали из города, и теперь их окружала заснеженная, чуть голубеющая в ранних сумерках равнина.
Фредди с интересом рассматривал распахивающийся за лобовым окном пейзаж: столько снега он ещё не видел. Нет, и в Аризоне снег бывает, да только не лежит дольше двух-трёх дней, а здесь… осень ещё, октябрь, а как в январе.
– Совсем зима, – сказал Джонатан, так же смотревший в окно.
И Тим, почувствовавший, что можно, откликнулся:
– Немного запоздало, сэр, но снег прочно лёг.
– Езде не мешает? – спросил Фредди.
– Есть резина специальная, ещё цепи, навески разные… Нормально, сэр, – с такой же спокойной деловитостью ответил Тим.
– Понятно, – кивнул Фредди.
В машине тепло, и Джонатан распахнул плащ, открыв меховую подкладку. Он совсем успокоился, что ловушки нет, простое совпадение, редко, но бывает. Станет ли оно удачным… посмотрим по обстоятельствам. Но до чего же живучи гриновские, ведь устроился, в чужой стране, и, судя по его виду, неплохо устроился, надо же, таксист, это значит, не только карту, но и язык знает.
Фредди невольно прислушивался к ровному, но какому-то непривычному гулу мотора. Что ж, похоже, для России русская машина неплохо и даже хорошо, или это класс водительский? Очень мягкий ход, а скорость приличная.
Что в дороге языки развязываются и с шофёром легко болтают, Тим знал ещё по прежней, даже до Грина жизни, а здесь убедился, что русские – такие же люди, и охотно поддерживал любой разговор, считая это своей профессиональной обязанностью. И сейчас он спокойно и в меру доброжелательно отвечал на вопросы об особенностях русских дорог и машин, привычно вставляя «сэр», но без излишней почтительности. Они ему не хозяева, а пассажиры. Но фраза Капитана о рыбах, что человека перекусывают, сидела в памяти, и с каждой минутой он всё больше убеждался в правоте диспетчера. И хотя всё спокойно и как надо, как положено, но внимания терять нельзя.
Маленькие, то ли городки, то ли посёлки стремительно пролетали мимо, или это машина пролетала сквозь них, и тогда становилась заметной скорость, и опять снежная равнина, сливающаяся на горизонте с небом.
Джонатан вдруг скомандовал:
– Разворачивайся!
Тим еле заметно пожал плечами и стал плавно тормозить для разворота, а то по снегу на такой скорости так занесёт, что и перевернуться недолго.
Фредди круто обернулся назад.
– Сбрендил?
– Цветы забыли, – словно не заметил угрозы в его голосе Джонатан.
– Чёрт, – вынужденно согласился Фредди и поглядел на часы. – Подожди, парень, по дороге есть магазин?
Тим уже почти закончил разворот, но остановился и ответил:
– Есть хозяйство, где выращивают цветы на продажу, «Флора», там можно купить.
– Давай в темпе, – распорядился Фредди.
– Да, сэр, – кивнул Тим и стал возвращаться на прежний курс.
Всякое он повидал, но, чтобы телохранитель командовал хозяином… хвост собакой не вертит. Так что, всё – игра? Кто же здесь главный? До сих пор всё было понятно, но теперь… как-то на уроке шауни говорили о кочевье, и кутойс сказал: «Не важно, кто едет впереди, важно – кто командует: стой». Похоже, здесь так же. Неважно, кто сидит на господском месте, важно, кто командует маршрутом. Но здорово они его разыграли, почти поверил, или… да к чёрту беляков этих с их вывертами, его какое дело, кто у них главный. Не пропустить поворот на «Флору» – вот о чём думать надо.
Скорость увеличилась, и машину стало слегка и даже приятно покачивать, но мотор гудел по-прежнему ровно и ненапряжённо.
– Сам регулируешь?
– Конечно, сэр.
Фредди усмехнулся.
– Коня сам корми, чтоб знал тебя, а не конюха, – сказал он по-ковбойски.
И Тим невольно улыбнулся, чувствуя, что не может не подхватить игру.
– Завсегда такое, масса, – ответил он нарочито рабским говором.
И оба с удовольствием захохотали.
Рассмеялся и Джонатан. До чего же ловок ковбой, две фразы – и есть контакт. Вон уже совсем по-свойски болтают, а гриновского приручить – это высший пилотаж.
– Машину арендуешь или кредит взял?
– Нет, сэр, – покачал головой Тим, но без малейших признаков сожаления. – Я в хозяйстве работаю. На автокомбинате.
– Ага, – понимающе кивнул Фредди. – Зарплата и чаевые, так?
– Точненько, масса.
– Неплохо.
– Не жалуюсь, сэр.
– И давно здесь?
– С Нового года, сэр.
Фредди понимающе кивнул: значит, тоже от Хэллоуина сбежал, да, наворотили тогда, но об этом лучше не спрашивать, мину из любопытства не ковыряют, но интересно: в Колумбии тогда Чак, судя по всему, в одиночку орудовал, а этот где тогда отрывался и счёты сводил? Но пока это не нужно, а, значит, и не важно.
Снег уже не голубой, а синий, и небо тёмное. Тим включил фары.
Джонатан озадаченно посмотрел на свои часы.
– Почему так темно? По часам ещё…
– Шестой час, сэр, – ответил Тим. – Уже вечер, – и пояснил: – В декабре в три уже темно.
– Однако, – неопределённо сказал Джонатан.
Тим почувствовал себя задетым, а тут ещё Фредди добавил:
– Нашёл место для жилья, только мигнул и дня нет.
И Тим решился ответить.
– Длинная ночь очень удобна, сэр, всё успеваешь.
Насчёт того, чем в зимнюю ночь заниматься, чтоб хоть и темно, да не холодно, балагурили и в бытовке, и в мужской курилке много, вот он и не сдержался.
Джонатан и Фредди с удовольствием расхохотались.
– И много успел? – спросил сквозь смех Фредди.
Тим самодовольно усмехнулся.
– Троих, сэр.
– Ух ты, чтоб тебя…! – восхитился по-ковбойски Фредди. – Это с Нового года и троих отковал?! Ну, кузнец!
– Двоих с собой привезли, – всё ещё улыбаясь, объяснил Тим. – А третья уже здесь родилась, – и с гордостью: – Коренная гражданка.
Фредди даже присвистнул: о таком обороте он не знал и не думал, это стоит обмозговать, потому как придётся учитывать.
Поворот, ещё поворот, разъезженная грузовиками колея, призрачные силуэты теплиц за сетчатым забором вдоль дороги, а с другой стороны… похоже, сады.
– Большое хозяйство, – задумчиво сказал Джонатан.
– «Флора» на всё Ижорье знаменита, сэр – серьёзно сказал Тим. – Говорят, и в Царьграде свой магазин держит. Ну, и ещё по городам, а север – весь её.
– Большое хозяйство, – повторил Джонатан.
И Фредди кивнул, показывая, что всё понял.
Рядом с большими, чтобы свободно могли разминуться два грузовика, фигурной ковки воротами одноэтажный, развёрнутый торцом к подъездной площадке длинный дом. У его крыльца Тим и остановил машину.
– «Флора», сэр.
Воскресные смены, особенно вечером, самые спокойные. Всё сделано, полито, обрезано и взрыхлено, лампы ещё горят, но уже в вполнакала, растения отдыхают, и нечего их по пустякам беспокоить. Можно собраться в бытовке за магазином, пить вскладчину чай из пузатого самовара и неспешно, без злости и страха, болтать, сплетничать о начальстве и городских придурках, что в земле ни уха, ни рыла.
Артём с удовольствием участвовал в этих посиделках. В складчине он на равных, и в разговоре – тоже. А если завернут покупатели, будет совсем хорошо. С оптовиками он, конечно, дела не имел, с теми управляющий все разговоры ведёт, а его если и зовут, то на погрузке помочь, а вот розничная… началось это под Пасху, приезжали за цветами из церквей со всей округи, народу не хватало, и его послали помогать подтаскивать ящики с гортензиями – их больше всего для церкви берут, удобные они для украшения. И он – как-то само собой получилось – подошёл к одному старику помочь составить букет, а то лысый дурак набрал дорогих срезков, а веник веником, ну и… раскрутился старик на двадцатку, и пошло, и пошло… а на Троицу он уже вовсю вкалывал на продаже, раскручивая церковных старост и богомолок на гирлянды и букеты. И с каждой продажи ему и законный процент, и чаевые. Так и повелось, у него теперь даже свой халат продавца, зелёный и с эмблемой «Флоры» на нагрудном кармане.
Трифон предложил перекинуться в картишки, в «подкидного», даже не по маленькой, а на чистый интерес, но Арнольдыч строго покачал головой.
– Никаких карт. Nein.
Таисия Ефимовна согласно закивала.
– Ну, чего тебе не сидится, Триша, чего ты в этих картах нашёл, ведь грех один.
– Да ну тебя, Ефимовна, – Трифон ещё раз стасовал и убрал колоду в карман. – У тебя всё грех. Выпить – грех, закурить – грех, в картишки перекинуться – грех, девку…
– Тьфу на тебя, – не дала ему договорить Таисия Ефимовна и рассмеялась вместе со всеми.
– Ох, Ефимовна, – покачал головой Трифон. – Не нагрешишь, так и каяться не в чем будет, а без покаяния в рай не пустят.
– А зачем тебе в рай? – спросил Артём. – Там ни карт, ни выпивки…
– Ни девок, – закончил за него Трифон и засмеялся первым.
Отсмеявшись, взялись снова за чай, когда за окном зашумел, приближаясь, мотор. Трифон подошёл к окну, чуть отогнул сбоку занавеску, вглядываясь.
– Такси. Никак караси приплыли. Глянь, Арнольдыч.
Арнольдыч встал, одёрнул жилет, снял со спинки стула и надел тёмно-зелёный пиджак с эмблемой «Флоры» на нагрудном кармане, поправил галстук и стал Францем Арнольдовичем, справедливым и строгим управляющим ночной смены.
