Татьяна Николаевна Зубачева
Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная
– Ой! – ахнула Женя. – Какая прелесть, Андрюша, спасибо.
– Ты её открой, Женя, – Андрей хитро подмигивал всем сразу двумя глазами.
Женя послушно открыла и завизжала, как Алиса, даже ещё громче. Внутри шкатулка была разгорожена на ячейки: для бус, для колец, для брошек и… и мало ли что ещё можно туда положить.
Насладившись общим восторгом, Андрей взялся за следующий свёрток.
– И вот ещё.
– Книга? – удивился Эркин.
Но это был альбом для фотографий в кожаной тёмно-красной с золотым тиснением обложке.
– И ещё! – Андрей торжественно развернул свой главный – как он считал – подарок: картину.
Букет полевых цветов в кувшине. Нежные, приглушенные краски, бумага словно просвечивала сквозь них. Эркин смотрел и не мог понять. Это же просто цветы, просто… рисунок, почему же ему так… хорошо. Он с трудом отвёл взгляд, увидел встревоженные глаза Андрея и улыбнулся своей «настоящей» улыбкой. Андрей немедленно расплылся в ответной улыбке, и Эркин, бережно положив картину на стол, шагнул к нему и обнял.
– Спасибо, спасибо, брат.
– Ну… ну, ты того, – Андрей вдруг растерял все заготовленные слова.
Эта картина ему сразу глянулась, и он, не раздумывая, выложил за неё полторы сотни, но боялся: понравится ли Эркину. Понравилось!
Потом Андрея целовала Женя.
– Дедушка, – Алиса дёрнула Бурлакова за рукав. – А твои подарки когда?
– Тсс, – шёпотом ответил он ей. – Не мешай.
– А, – понимающе кивнула Алиса. – Сейчас они друг друга дарить будут.
Так и было. Флакон духов и большая нарядная коробка маникюрного набора, белая шёлковая рубашка с застроченными складками на груди, яркий блестящий галстук и вязаный, как у Андрея, но не пёстрый, а гладко-серый жилет на пуговицах.
Когда Эркин и Женя расцеловались, Алиса не выдержала.
– Дедушка, ну, теперь-то да?
– Теперь, да! – улыбнулся Бурлаков.
Он достал из кармана складной нож на пружине, раскрыл его, нажав кнопку, и одним точным движением вспорол картонную крышку большой коробки.
– Однако, могёшь, – пробормотал Андрей.
Алиса затаила дыхание.
Сверху ровным слоем лежали уже знакомые коробочки с цареградскими рожками всех сортов.
– Ой! – ахнула Женя. – Игорь Александрович…!
– Праздник должен быть каким? – Бурлаков, ну, совсем как Андрей, подмигнул Алисе.
– Праздничным! – завопила Алиса, пробиваясь к коробке. – Андрюха, не засти!
– Отзынь, малявка, – посторонился Андрей.
Под коробочками с рожками таким же слоем лежали другие, но похожие, красные с золотом.
– А это что? – спросил Эркин с не меньшим, чем у Алисы, интересом рассматривающий всё это.
– Это бутылочки, – объяснил Бурлаков. – Шоколадные конфеты с коньяком и ликёрами.
– Ух ты-и! – восхитился Андрей.
Рожки и бутылочки выложили грудой на стол, и из коробки появились две бутылки водки. И тоже необычные. Одна квадратная со стеклянной пробкой-шаром и… зелёная?!
– Эт-то что? – оторопело спросил Андрей.
– Боярская водка, – веско ответил Бурлаков. – На черносмородиновых почках. А это «Башня».
Эта бутылка была и впрямь как крепостная башня, ну, совсем как настоящая, и в белой стеклянной крошке, будто в инее.
– Ну… ну в жизни такого не видел. Даже не слышал, – покрути л головой Андрей. – Эркин, а ты?
Эркин с улыбкой покачал головой.
– Нет, откуда.
Насладившись произведённым эффектом, Бурлаков склонился над коробкой, достал блестящий целлофановый пакет и протянул его Алисе.
– А это тебе.
– Мне?! – ахнула Алиса.
Женя помогла ей открыть пакет. Там красовался большой кружевной воротник с атласными лентами-завязками. Но сосредоточиться на подарке не удалось. Потому что из коробки – у неё что, как в сказке, дна нету?! – появились главные подарки: большой, почти во всю коробку толстый пакет и пёстрая яркая коробка.
– Женя, Эркин, я вас поздравляю, желаю отметить и серебряную, и золотую, и бриллиантовую свадьбы.
– Спасибо, – улыбнулся Эркин.
А Женя, поблагодарив, сказала:
– Только вместе с вами будем отмечать.
– Ваши слова, Женечка, да богу в уши, – рассмеялся Бурлаков.
Расцеловались и стали смотреть, что же там, под обёртками.
В пакете было шесть комплектов постельного белья. В каждом пододеяльник, две наволочки и простыня, белые, в кружевах, прошвах и вышивке, и ещё атласной лентой перевязан.
– Ой, – вздохнула Женя. – Ой, Игорь Александрович, это… как же это?
– Просто, – рассмеялся Бурлаков. – Всё очень просто. А это…
А это был самовар! Блестящий, с ручками, краном…
– А он настоящий? – влезла Алиса. – А верёвка зачем?
– Это не верёвка, а шнур, – стал объяснять ей Бурлаков. – Он электрический.
Женя даже онемела от восторга. Стол и стулья были завалены подарками и вкусностями, и она уже совсем не знала, что ей говорить и что делать.
Растерялся и Эркин. Столько подарков, и все такие дорогие. Почему? Нет, зачем? Зачем это Бурлакову? И вдруг догадался, понял, а, поняв, похолодел от страха. Это же отступное, Бурлаков откупает Андрея. Что же делать? Отказаться взять нельзя. Так сделано, что не откажешься. А принять – это согласиться. Что же делать?
Андрей покосился на Эркина и, словно догадавшись о его мыслях, переступил и встал рядом с ним, словно невзначай коснулся своим плечом его плеча. Никто ничего не заметил. Эркин судорожно, еле удержав всхлип, перевёл дыхание и улыбнулся.
– Мам, я эту себе возьму, ладно? – Алиса потянула к себе одну из коробочек с бутылочками. – А остальные потом.
И Женя очнулась.
– Алиса, не смей! Игорь Александрович, спасибо.
Она обняла и расцеловала Бурлакова, оглянулась на Эркина, и тот понял, что теперь ему предстоит это же. Поблагодарить надо, конечно, но с мужчинами он не целовался с питомника, как его в элы определили, и подошёл к Бурлакову с замирающим сердцем. Но, к его облегчению, обошлось рукопожатием и объятиями, и ничего… мм-м, неприятного не произошло.
А потом началась опять суматоха. Бельё отнесли в спальню, заодно показав её Бурлакову, рисунок Алисы поставили на комод, альбом положили на столик в гостиной и там же нашли место для картины, и Эркин с Андреем стали её вешать, духи и маникюрный набор… в спальню, и шкатулку для украшений туда же, а на комоде уже тесно, а остальное на кухню, и всё на вечер…
– Всё, всё?! – ужаснулась Алиса.
– Что, племяшка? – ухмыльнулся Андрей. – Водки захотелось? С утра надрызгаться хочешь?
Алиса задохнулась от негодования и набросилась на него с кулаками. Андрей, хохоча, уворачивался, потом схватил Алису поперёк туловища и бросил на диван так, что пружины загудели. И на этот гул отозвался голос Жени из кухни. Слова неразборчивы, но Алиса поняла.
– Вот, меня мама зовёт, – она вывернулась у Андрея из-под рук и улепетнула на кухню.
– Алиса, воротничок к себе отнеси, вечером наденешь, – встретила её Женя.
– Ага, – согласилась с очевидным Алиса и побежала за воротничком.
Самовар решили немедленно обновить, и к чаю Женя открыла две коробочки: с рожками и бутылочками, каждому по две шутки, а всего…
– Всего четыре, – сразу сказала Алиса, уже восседавшая на своём стуле.
– Много шоколада вредно, – сказал Андрей, подмигивая Бурлакову.
Но, к его удивлению, Бурлаков явно не понял намёка и ответил серьёзно.
– Ничего, столько можно.
Почему? Он что, не помнит, забыл? Или не знает? Но тогда… нет, надо проверить.
Но его отвлекла Алиса.
– Вот! А если тебе лишнее, то отдай мне.
– Жратва лишней не бывает, – машинально огрызнулся Андрей, погружённый в свои мысли.
Но чай был таким ароматным, а рожки и конфеты вкусными, да и Эркина его психи беспокоят, а брат и так переживает чего-то, и Андрей всё отбросил, выкинул из головы и стал опять прежним.
После чая Женя посмотрела на часы и ахнула. Уже двенадцать?! Ну, почти двенадцать, но всё равно. Нужно делать обед и на вечер всё готовить, и в Старый Город идти за кулебякой, и…
И стали решать. Алиса пойдёт гулять…
– Я с дедушкой! – сразу заявила Алиса, предвкушая своё торжество: в их доме дедушек ни у кого нет, а у неё есть!
– А-ли-са, – раздельно сказала Женя.
Но Бурлаков подмигнул Алисе.
– А почему же и нет, охотно прогуляюсь.
– Тогда все идите гулять. Эркин, и за кулебякой зайдёте.
– Это в три, Женя, – спокойно сказал Эркин.
Ну да, тут же сообразила Женя: три часа гулять, пообедают тогда в четыре, а там надо и к вечеру готовиться, и отдохнуть, нет, надо по-другому. А как?
И после недолгих споров и размышлений решили: Эркин и Андрей занесут с лоджии мясо и сделают ещё кой-какую тяжёлую работу, а Алиса покажет Бурлакову свою комнату – Бурлаков сразу согласился – а потом… вчетвером сходят к Андрею и в Старый город за кулебякой и загорышами, потом пообедают и станут готовиться. И вроде все согласны, вот только…
– Вам не будет холодно? – спросил Эркин у Бурлакова.
– Я дедушке свой шарфик дам, – ответила Алиса, беря Бурлакова за руку, чтобы вести в свою комнату.
Андрей коротко фыркнул, а Женя озабоченно посмотрела на Эркина. И тот спокойно, но очень твёрдо сказал:
– Андрей, у тебя всё здесь? – И, увидев его кивок, продолжил: – Ну, так чего трепыхаться, Женя, я с Алисой за загорышами схожу, – и с еле заметной заминкой: – Чего человека по морозу гонять.
– Я с тобой, брат, – так же твёрдо сказал Андрей.
– Нет, – Эркин быстро убирал со стола. – Поможешь Жене.
Он не сказал, что это к Андрею приехали и поэтому Андрей должен быть здесь, с ним, но и Женя, и Андрей поняли несказанное и не стали спорить. Женя потому, что согласилась, а Андрей потому, что… ну, зачем спорить, когда всё равно по-своему сделаешь. Как Фредди говорил? Ковбой не спорит? Ага, вот и мы так же.
Занести и разрубить на куски мясо, начистить картошки и луку, это натереть, это – через мясорубку, а орехи? В ступке и в крошку? No problem, Женя! Что, и не пробовать?! Ну, как скажешь, Женя.
Кухонная суматоха смутно доносилась до комнаты Алисы и не мешала ей знакомить Бурлакова со всем своим хозяйством: куклами, игрушками, книгами и прочим, а Бурлакову вникать.
Он с наслаждением слушал бойкую на двух языках – с Мисс Рози Алиса знакомила его по-английски, как и с английскими книгами – болтовню белокурой синеглазой девочки, так мучительно похожей сразу и на Анечку, и на Милочку.
– А это кто, Алечка?
– А это Дрыгалка, его мне Эрик купил, ещё там, – она махнула рукой куда-то за стену. – Мы там в лесу гуляли.
Дедушка называл её почему-то не Алисой и не Алиской, как все и даже не Элис, а Алей, Алечкой, но Алиса как-то сразу согласилась с этим, и ей было даже почему-то приятно.
Книжки на двух, нет, даже на трёх языках, развивающие игры… да, Алечка получает всё необходимое, надо признать, для провинции уровень весьма и даже очень достойный, и о школе Алечка говорит весело и охотно, в дневнике одни пятёрки, так что и здесь благополучно. Он никак не ждал, не думал, что настолько увлечётся детской болтовнёй, что так забудет обо всём.
Занятая хлопотами по кухне, Женя и думать забыла об Алисе и даже о Бурлакове, чем он там занят, доволен ли, не чувствует ли себя покинутым и забытым. Ей было не до того. Она растирала, смешивала, взбивала, засовывала в духовку, выносила на холод и ставила на огонь, вдохновенно командуя Эркином и Андреем.
Андрей с наслаждением выполнял все её указания и даже без приказа не дегустировал. Лучше уж здесь, среди еды, рядом с Эркином и Женей, чем профессора разговорами занимать, ожидая с каждым словом насмешки за ошибку или оговорку, он же помнит, как его шпыняли, высмеивая и поправляя, нет уж, на фиг ему этот геморрой, чёрт, забыл, что это за хренотень, надо будет в энциклопедии посмотреть, но всё равно не нужен, а вот когда приедут и все за стол сядем, тогда другое дело, там найдётся, кому профессора осадить, и шпынять его при всех профессор не посмеет. Так что всё будет тип-топ. И Эркин повеселел, а то на взводе, как мина снаряжённая, он-то уж своего брата знает, это для других по Эркину ничего не заметно, а он всё видит.
Женя счастлива – он это и видит, и чувствует, Андрей доволен, так что всё хорошо и всё как надо. Эркин даже как забыл обо всём, счастливый уже тем, что счастливы вокруг него.
Когда вся «черновая» работа была, по мнению Жени, сделана, а на плите поспевал простенький «промежуточный» обед, Андрея и Эркина отправили передохнуть и вообще…
– Ва-аще, так ва-аще, Женя, – согласился Андрей.
Эркин рассмеялся, мягким шлепком по спине выпроваживая брата из кухни и выходя следом.
Из комнаты Алисы доносилось такое веселье, что Эркин с Андреем, разумеется, заглянули к ней.
Там вовсю шла игра в слова. Ну, как из одного длинного слова сделать много-много маленьких, и чтобы буквы такие же, и у кого больше получится, и чтоб ни имён, ни…
– И на что играете? – перебил её скороговорку Андрей.
– На интерес, – улыбнулся Бурлаков.
– Я ещё учусь, – объяснила Алиса. – Дедушка, а цирка у тебя нет.
– Хорошее слово, – одобрил Бурлаков. – Молодчина.
Конечно, Андрей не утерпел.
– А ну-ка и мы с вами.
– Ага-ага, – обрадовалась Алиса – Эрик, ты сюда садись.
Алиса соскочила со стула, подбежала к Эркину и, взяв того за руку, потащила к столу.
– Ну, Эрик, ну, давай.
– А меня, значит, не зовёшь, – хмыкнул Андрей, отодвигая от стены стол, чтобы все смогли уместиться, не теснясь.
– А ты везде первым пролезешь, – отпарировала Алиса, усаживаясь рядом с Эркином. – Тебя Баба Шура пострелом зовёт.
– Кем-кем? – весело удивился Бурлаков.
– Ну, пострел, он везде поспел, – объяснила Алиса.
Покрасневший Андрей хмуро спросил:
– Мы играем, или как?
Эркину играть с профессором, да ещё в такую игру – он про неё впервые слышит, а тот, понятное дело, дока, профессор ведь, не работяга – не хотелось, но благовидного предлога, чтобы отказаться, не мог найти. Он вздохнул и пододвинул к себе один из разбросанных по столу чистых тетрадных листков в линейку, взял карандаш.
Бурлаков, улыбаясь, оглядел приготовившихся игроков и назвал слово. Празднование. Андрей сосредоточенно прикусил губу, свёл брови Эркин, высунула от напряжения кончик языка Алиса.
Бурлаков быстро исписал свой лист и теперь смотрел, как пишут они. Эркин и Алечка старательно выписывают, Эркин даже скорее вырисовывает буквы, а Серёжа со свободной быстротой.
– Во! – Алиса гордо выпрямилась. – Я всё!
– И я всё, – Андрей быстро дописал последнее слово.
Эркин молча положил карандаш. Стали сверять получившиеся слова. Бурлаков читал своё, а они все вычёркивали совпадающие. А потом Андрей и Алиса сверили свои списки. И у Андрея осталось одно своё слово, а у Алисы два.
В комнату заглянула Женя, и Алиса встретила её радостным воплем:
– Мам! Я Андрюху обыграла! На целое слово, вот!
Женя быстро поглядела на Эркина и улыбнулась.
– А у меня обед готов, вот!
– Пожрать я завсегда готов, – встал Андрей. – Ничего, племяшка, я ещё отыграюсь.
Встал и Эркин, незаметно скомкав и сунув в карман свой листок: ему пришлось все свои слова вычеркнуть. Хоть и на интерес играли, а проигрывать всё равно обидно.
На кухне уже всё было готово. Дружно расселись за столом, и Женя с гордым удовольствием оглядев свою семью, разложила по тарелкам салат, самый простенький, просто овощи из банок с подсолнечным маслом.
Все проголодались и ели с аппетитом. И бульон с фрикадельками – из остатков фарша для пирожков, и тушёная с тем же фаршем картошка, и компот – яблочный, из своей банки – всё понравилось, всё прошло на ура. И Женя облегчённо перевела дыхание. Все сыты – всё хорошо.
Доев компот, Эркин посмотрел на часы.
– Женя, спасибо, пора.
– Конечно, – Женя улыбнулась ему. – Алиса…
– Я с Эриком! – Алиса, едва не облившись, допила компот и полезла из-за стола. – Ну, мам, ну, не хочу я спать, я с Эриком пойду.
Эркин кивнул и встал.
– Иди, одевайся.
Андрей вытряс в рот остаток компота.
– Спасибо, Женя, обалденно вкусно, – и небрежно: – Я тут прошвырнусь кой-куда.
Помедлив секунду, Женя кивнула.
– Хорошо, Андрюша. Игорь Александрович, вы отдохните пока.
– Спасибо, Женечка, – улыбнулся Бурлаков. – Не смею отказываться.
Словом, всё уладилось, и все остались довольны.
Когда Эркин, Андрей и Алиса ушли, в квартире сразу стало тихо и пусто. Бурлаков ушёл в маленькую комнату и прилёг на диван. Не раздеваясь, только слегка распустив ремень на брюках. Закрыл глаза. Да, он устал, но усталость праздничная, приятная. Сквозь закрытые веки мягко пробивается по-зимнему белый свет.
Неслышно ступая, вошла Женя с тонким шерстяным одеялом в руках и осторожно укрыла Бурлакова.
– Спасибо, Женечка, – поблагодарил он, не открывая глаз.
Аккуратно укутывая ему ноги, Женя сказала:
– Пледа у нас нет, извините, – и совсем тихо: – А папа, я помню, тоже так любил…
Её последние слова Бурлаков не так услышал, как почувствовал, их горечь скользнула по его сознанию, не разбудила, но отпечаталась в памяти.
Женя вышла, мягко без стука прикрыв за собой дверь, оглядела большую комнату. Да, ну вот, это действительно гостиная и столовая сразу, а не вместилище мебели, очень симпатично получилось. Теперь только выдвинуть и развернуть стол, и накрыть его. Это уже не так сложно. Нужно и ей пойти прилечь, а то ещё зевать за столом будет, вот только… да, это нужно сделать сейчас. И Женя побежала на кухню.
На улице Андрей попрощался.
– Сбегаю сейчас кой-куда наскоро, – и смущённо пояснил: – Забыл я совсем, ну, про галстук.
Эркин кивнул.
– Давай, конечно.
– И к себе за жилетом смотаюсь, чтоб, – Андрей лукаво усмехнулся, – не хуже жениха быть, а то невеста на такого дружку обидится.
– Дружку? – переспросил Эркин и, тут же вспомнил, что им как-то ещё в том году Калерия Витальевна про свадьбу по всем старым правилам рассказывала, и рассмеялся: – Валяй, конечно.
Андрей убежал, а он с Алисой без особой спешки, но и не мешкая, пошли в Старый город. Алиса шла рядом с Эркином, держась за его руку, припрыгивая на ходу и весело болтая сразу обо всём, и всё было хорошо, как вдруг:
– Эрик, а дедушка с нами теперь будет жить, да?
Эркин вздрогнул и резко ответил:
– Нет, – и чуть мягче: Алиса-то тут совсем не при чём. – Завтра он уедет.
– Ну, почему? – огорчилась Алиса. – У нас комнат много. Эрик, ну, пусть он с нами останется.
Эркин помолчал, обдумывая ответ, чтоб не врать – врать ему не хотелось – и не говорить правду, и, наконец, нашёл:
– У него работа в Царьграде.
– Тогда да, – солидно вздохнула Алиса. – Работу бросать нельзя.
Эркин улыбнулся её серьёзному тону.
Воскресное послеобеденное время, да ещё зимой, в Старом городе – глухое время, даже собаки не лают, а взбрехивают, не вылезая из будок. Начал сыпать мелкий снег, и Эркин остановился поднять и натянуть на голову Алисы капюшон шубки.
– Эрик, мне душно.
– Зато задувать не будет.
Эркин поправил ей шарфик, и они пошли дальше.
У Панфиловны их уже ждали уложенные в фольговый пакет, а поверх ещё укутанные мешковиной загорыши и пухлая высокая кулебяка под полотенцем. Её тоже укутали и завернули. Эркин выслушал подробные наставления, как разогревать, чтоб как из печи с пылу с жару были, и достал деньги. Сто рублей за кулебяку и загорыши, и десятка за обёртки и деревянные поддоны. Расплатился, поблагодарил, и они пошли обратно. Тоже не спеша и аккуратно, чтобы не раскачать ношу.
Когда Бурлаков очнулся, то не сразу понял, где он и сколько прошло времени. Тишина и спокойствие, белый свет за окном… Он посмотрел на часы и улыбнулся: меньше часа спал, а отдохнул… Бурлаков откинул одеяло и легко пружинисто встал, с наслаждением потянулся и подошёл к окну. Белое с чуть заметной голубизной зимнее небо, заснеженные деревья и площадь перед домом, редкие прохожие. Мужчина в полушубке и серой ушанке идёт, осторожно неся два узла, похоже, не тяжёлые, а хрупкие, а рядом бежит вприпрыжку девочка в шубке с капюшоном. Но это… А Серёжа где? Они же все вместе ушли! Он подался вперёд, и тут же стекло запотело от его дыхания. Выругавшись, он торопливо протёр его ладонью и увидел, как через площадь бежит ещё один мужчина, нет, парень, в лётчицкой куртке и мохнатой рыжей ушанке, да, все вместе, да, это они. Остановились и смотрят вверх, на него? Да, Алечка прыгает, размахивая руками. Он улыбнулся и помахал им, всё ещё не надеясь, что они смотрят именно на него, а не, скажем, на Женю в соседнем окне. Улыбается и машет рукой Серёжа, улыбается и кивает Эркин. Будем считать, что ему.
В дверь осторожно постучали.
– Игорь Александрович, – негромко позвала Женя. – Вы спите?
– Нет, Женечка, – оторвался он от окна. – Входите.
Женя заглянула.
– Они уже скоро придут, Игорь Александрович.
– Да, Женечка, спасибо, я их в окно видел.
– Да? – удивилась Женя. – Уже пришли?
Так… так она не видела, и всё это предназначалось действительно только ему?! Бурлаков даже задохнулся от этой мысли, но сказать ничего не успел. Потому что зазвенел звонок, хлопнула входная дверь, и голосок Алисы возвестил:
– Мама, дедушка, а мы пришли!
И сразу стало шумно, весело и суматошно.
Румяная, вкусно пахнущая снегом, Алиса носилась по квартире, всем помогая и попадаясь всем под ноги и под руки. Андрей и Эркин выдвинули и развернули стол, Женя достала новую большую скатерть.
– Ну вот, сейчас расставим что можно заранее и…
– Тебе надо отдохнуть, Женя.
– Нет, Эркин, я уже отдыхала, а вот вам с Андреем и Алиске…
– Я спать не хочу!
– А тебя не спрашивают.
– А ты не лезь. Эрик, а чего он встревает!
– Алиса, не ябедничай. Нет, Эркин, это в середину. Андрей, тарелку подвинь.
– Жень, не тесно будет?
– Да нет, как раз десять мест. Ага, и вот сюда.
– Куда десять? – искренне удивился Андрей. – Нас же пятеро, да их двое. Семь всего.
Женя как-то оторопело посмотрела на него, будто не понимая. Потом поставила на стол маленькую тарелочку и накинулась на Андрея с кулаками.
– Ты мне сколько сказал?! Я на десятерых всё готовила, а ты… ты…
После недолгой, но шумной погони Андрей заперся в уборной и из-за двери сказал:
– Женя, клянусь, лишнее я съем, честное слово!
Женя даже расплакалась, и Эркин увёл её в спальню успокоиться и отдохнуть.
Отсмеявшись, Бурлаков постучал в дверь уборной.
– Вылезай, балабол.
– А его прихватило, – немедленно влезла Алиса. – Медвежья болезнь называется.
Дверь уборной распахнулась, стукнув об стену. Алиса с визгом улепетнула к себе, и было слышно, как она изнутри припирает стулом дверь, а Бурлаков перехватил красного от ярости Андрея.
– Ну, ты чего? Шуток не понимаешь?
Андрей рванулся.
– Малолетка всякая вякать ещё будет! Я ей так сейчас пошучу… Соплячка дерьмовая…
Но Бурлаков удержал его рывок, и Андрей, нехотя успокаиваясь, перевёл дыхание.
Из спальни появился и подошёл к ним Эркин.
– Слушай, Андрей, может, уже можно сказать? А то Женя обижается.
Андрей посмотрел на него и заставил себя улыбнуться.
– Нет, брат, сюрприз он до конца сюрприз, – и Бурлакову. – Пусти уж, чего ты меня… – и, не договорив, дёрнул плечом, высвобождаясь.
Улыбнувшись, Бурлаков отпустил его. Андрей ещё раз перевёл дыхание, посмотрел на дверь Алисиной комнаты.
– Ну, племяшка, я ещё до тебя доберусь.
– Да? – сказала из-за двери Алиса. – Так ты по-всякому обзываешься и меня доводишь, и язык тебе ни разу не мыли.
– Чего-чего? – удивился Андрей.
– За грязные слова язык мылом моют, – Алиса рискнула приоткрыть дверь на щёлочку. – Вот.
– И кто тебе мыл? – развеселился Андрей.
Эркин покраснел, а Алиса уже бесстрашно – ситуация явно переменилась в её пользу – вышла в прихожую.
– Эрик, конечно. Он и тебе вымоет. Эрик, ты и ему язык вымой, он, знаешь, как меня обозвал.
Положение Эркина было безвыходным, но из спальни вышла Женя.
– Это всё потом, – распорядилась она. – Уже пять часов, всего два часа осталось. Андрей, так сколько ещё народу будет? Уже честно.
– Двое, Женя, они к семи обещали.
– И кто они? – со спокойной требовательностью спросила Женя.
– Женя, – Андрей даже руку к сердцу приложил, – клянусь, они тебе понравятся. Ну… ну, это сюрприз, Женя. Ну, Женечка, ну, подожди, вот увидишь их, это… – он на мгновение запнулся, подбирая слова. – Это такие люди, Женя, всё будет хорошо, Жень, ну, поверь на слово.
– Ладно, – наконец улыбнулась Женя, не в силах противостоять его улыбке. – Поверю.
Эркин перевёл дыхание и улыбнулся: обошлось.
Всего два часа осталось, надо доделать стол, кухню и себя в порядок привести, времени в обрез. И Алиса чтоб хоть часок поспала, а то будет за столом зевать.
– Алиса, или сейчас поспишь, или как хочешь, но тогда в девять в постель.
– Сейчас, – вздохнула Алиса.
И Женя снова начала распоряжаться и командовать.
Американская Федерация
Алабама
Колумбия
Вылет в четыре пятнадцать. Ну, почему нужный рейс всегда в самое неудобное время? А если рейс через границу, то ещё паспортный контроль, таможня и прочие прелести. Вот, в самом деле, пожалеешь, что Россия ограничилась капитуляцией и контрибуцией, не проведя присоединения, стали бы тогда все маршруты внутренними, без идиотских и мешающих заморочек. А ковбой обещал прийти прямо к самолёту, так что всё на нём, и… Джонатан, чертыхаясь про себя, вежливо попрощался с таможенником, проводил взглядом уплывающие по багажному транспортёру коробки с их подарками и пошёл к выходу на поле. И уже в трёх – не более – футах от дверей он услышал за спиной знакомые шаги и обернулся.
Его нагонял Фредди, в тёмном, стянутом поясом плаще, фетровая шляпа «полуковбойского» фасона, в руке чемоданчик-кейс, с каким он обычно ездит в Россию. Значит, всё-таки заезжал на квартиру, в пятницу ушёл без него. Ну… ну…
– Не надувайся, лопнешь, – тихо посоветовал Фредди, поравнявшись с ним.
– Я это тебе ещё припомню, – так же тихо ответил Джонатан.
– Я подожду, – покладисто согласился Фредди.
Самолёт был русским, и всё, включая комплекцию стюардесс, радовало основательностью. Джонатан сел поудобнее и посмотрел на часы.
– Четыре часа летим, – ответил Фредди. – Можешь спать.
– Сволочь ты, ковбой.
– Грамотная, – уточнил Фредди и повторил: – Спи, Джонни, на завтрак я тебя разбужу.
– Иди к чёрту, – закрыл глаза Джонатан.
Фредди откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Если он ни в чём не лопухнулся, то обоснование у них будет железное и с далёкой перспективой. Даже если и есть накладки, то это не страшно. Их джексонвиллская беготня тоже сработает. Полиция любит мозаики складывать, вот и подкинем ей камушков, чтобы картинка по нашему вкусу получилась. Вылет полиция отследила, все топтуны по местам торчали, багаж наверняка и просветили, и пронюхали, и на зуб попробовали. Пускай. Записей нет, кассеты прослушаны и стёрты, тексты уничтожены. Так что парень не засветился, если только их телефон не на постоянной прослушке. Но это вряд ли. Не того они полёта птицы, чтоб так вокруг них суетились. Джонни вес набирает чисто, а к Экономическому клубу полиция всегда была с полным уважением. Нет, должно получиться здоровско. А пока можно расслабиться и вздремнуть.
Что-то ковбой задумал, уж больно морда у него хитрая. И одна отговорка: «Не бери в голову». А про обоснование заикнулся, так стервец ржал похлеще табунного жеребца. Нет, что-то у ковбоя заготовлено. Ну, посмотрим. До Korchevo – ну, до чего у русских названия заковыристые – можно спать спокойно.
Россия
Ижорский Пояс
Загорье
Работа на такси была непростой, и к тому же, как догадывался Тим, его на такси неспроста отправили, но она, пожалуй, самая доходная из возможных, и потому он не спорил. Теперь у него бывали и субботние, и воскресные, и ночные смены – всё, как и положено. Сегодня он с пятнадцати и до двадцати трёх. Может, и дольше, если подвернётся выгодный рейс, такое уже бывало. Выручку всё равно сдавать в восемь утра. Километры по спидометру умножаем на таксу, а что сверх, то твоё. Да ещё зарплата. Правда, и машину за свой счёт обихаживаешь, но это если что сверх нормы ставишь или делаешь. Как и положено. Не нами заведено, не нам и ломать. Нет, Тим ни на кого в обиде не был.
Воскресное утро, возня с детьми, домашние хлопоты – Тим никогда не думал, как это может быть приятно. Как всегда, в воскресенье его разбудили дети. После рождения Машеньки он всё ещё спал в гостиной на диване – пришлось купить ещё тумбу для белья, а то диван без нижнего ящика – и дверь на ночь не запирал. Так что Дим с Катей врывались к нему утром беспрепятственно. И сегодня он проснулся, когда Дим по своему обыкновению начал прежде, чем войти, крутить и дёргать дверную ручку.
Тим проснулся, но лежал с закрытыми глазами и, молча улыбаясь, слушал знакомые шорохи и позвякивания.
– Пап, ты спишь? – спросил голос Дима.
– Нет, – улыбнулся Тим и открыл глаза. – Входите.
Дим в пижаме и Катя в длинной ночной рубашке вбежали в гостиную и с хода полезли к нему на диван. Началась весёлая возня, прыжки и кувыркания. Наконец, Дим уселся верхом ему на грудь, а Катя свернулась клубком у него под боком, и начался разговор о великих воскресных планах. Правда, полувеликих, потому что с обеда Тим уйдёт на работу, но до обеда… их время!
В разгар обсуждения пришла Зина и погнала Дима с Катей умываться и вообще нечего в ночном бегать, а когда малыши убежали, села на край дивана рядом с Тимом.
– Разбудили они тебя?
– Нет, – Тим блаженно потянулся, закинув руки за голову. – Как Маша?
– Спит, – улыбнулась Зина. – Покушала хорошо и спит. Она у нас умница.
Тим кивнул. Умна Маша или нет, он не знал – слишком мало её видел, да и какой ум у такой… даже не малявки, у таких, что у груди, даже кличек не бывало, малявка – это уже с года, мелюзга питомничная, да и те ещё дураки… – но с Зиной охотно соглашался. И… это же его дочка, отчего ж ей не быть умницей. Он потянулся ещё раз и сел, поцеловал Зину в щёку. Она смущённо покраснела и вздохнула.
– Ох, Тимочка, до трёх месяцев нельзя, ты уж потерпи, ладно?
– Ладно, – кивнул Тим и прислушался к детским голосам за дверью. – Пора.
– Пора, пора, – закивала Зина и встала.
Началось утро, началась круговерть мелких, обычных, а потому и нетрудных дел. Хозяйственные хлопоты, прогулка с детьми – это его дом и это его жизнь. Тим уже не думал и не вспоминал, а просто жил. И поминал добрым словом Старого Сержа.
На улице было тихо, иногда сыпал мелкий снег, но не ветрено. Для санок ещё рано, маловато снега, да и ручей в овраге ещё не промёрз, как раз со склона в воду влетишь, но они и так погуляли по свежим тропинкам. Гуляли многие из их дома, и, пока детвора с визгом гонялась друг за другом, мужчины постояли и покурили под солидный неспешный разговор о политике. Футбол-то уже кончился, а хоккей – о нём тоже в газете писали – никто не видел, а говорят, что вроде футбола, только по льду, ну да ладно, а ты вот о другом скажи…
Тим с удовольствием поговорил и об этом. Как все, приехавшие до Нового года, он мог голосовать, на выборах в городскую Управу уж точно, и отказываться не собирался. Не то, чтобы уж очень интересовался этим, но ему же и детям его здесь жить, так что, кто в Управе сядет, так на твоей же шкуре и скажется.
