Татьяна Николаевна Зубачева
Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная
Что он в мыслях называет отца профессором, Андрей не то, что не замечал, а… не беспокоился об этом. Отец остался в той, домашней, дотюремной жизни. Нынешний похож на тогдашнего, да только он сам другой, на того он снизу вверх смотрел, а с этим они вровень, а кое в чём он профессору и фору даст.
Андрей тряхнул головой и поднялся. Завтра по будильнику вставать, да и то ли устал, то ли ещё чего. Сейчас перекусит по-быстрому и завалится. Сна, как и еды, много не бывает.
Поужинав чаем с бутербродами, Андрей наскоро проверил, чего и сколько у него в запасе, не надо ли уже подкупать, и пошёл в ванную. Мелкая ежедневная постирушка привычна и не в тягость, а для большой стирки есть прачечная, хорошая, Женя наводку дала. Когда много смен, то и проблем нет. А полудюжина у него уже есть! Четыре здесь и две у Эркина, надо будет до дюжины довести. Интересно, почему всё по десяткам считают, а простыни и ложки дюжинами? И спросить не у кого, этого наверняка и профессор не знает.
Убрав и развесив всё по местам, Андрей пошёл в комнату, выключая по дороге свет. Не спеша, но и не мешкая, разобрал постель, завёл будильник, выключил свет и лёг.
Ну вот, завтра в Сосняки, там купить всяких деликатесов, заглянуть в магазины: книжный, мебельный, да, и в джинсовый за поясом. И подарок… Здесь не купил, хотелось чего-то особенного, а там Эркина отвлекать придётся. И главное – позвонить. В Царьград и Колумбию. Чёрт, тарифов он не знает, сколько же взять: Тысячу? Тогда уж точно на всё хватит.
За этими мыслями Андрей и сам не заметил, как заснул.
Американская Федерация
Алабама
Деревья вдоль дороги сплошь жёлтые и красные, зелёных листьев почти не осталось, а трава яркая, как летом, и небо чистое. Не погода, а подарок. Чак гнал машину, опустив стекло, чтобы продувало осенним прохладным ветром, и курил, наслаждаясь пахучим дымом дорогой сигареты. А что, может себе позволить! Не прежнее время. Сейчас были бы деньги и голова на плечах, чтобы знать край, и можешь себе позволить, если не всё, то очень многое и куда больше, чем раньше. Всё у него прекрасно и ва-аще! Он лихо вписал машину в поворот, искоса посмотрел на карту и, проверяя себя, на часы. Всё точно. На ленч ему по маршруту полчаса, а он ещё шестнадцать минут выгадал. По хорошей дороге и умеючи… всё можно!
Из-за деревьев мелькнула сверкающая новой кровлей крыша, и он повёл машину к стоянке.
Машин было немного, и левая терраса, где сидели цветные, пуста, хотя… наверняка внутри все: осень всё-таки, прохладно. Чак вышел из машины, снисходительно кивнул подбежавшим к нему мальчишкам с ведрами и тряпками – да, пусть помоют – и без особой спешки, независимо вскинув голову, пошёл к террасе, поднялся по выложенным шероховатой плиткой ступеням.
Терраса пуста, столы без скатертей и даже стулья не отодвинуты, а так и стоят на передних ножках, прислонившись спинками к столешницам. Чак пересёк террасу и открыл дверь. А вот здесь всё, как и положено: людно, весело и шумно. У стойки не протолкаться, гремит музыка из автомата в углу, суетятся Пегги и Гвен, весело отругиваясь от шлёпающих их по крутым задикам шофёров, блестит потная коричневая лысина бармена Тедди.
– Ленч? – бросила на бегу Чаку Пегги.
– Точно, – подшлёпнул он её. – И побыстрее.
– Успеешь! – увернулась она.
Чак подошёл к стойке и втиснулся между молодым мулатом в новеньком ярко-красном пиджаке и седым негром в старой рабской куртке. Те покосились на него и подвинулись, давая место. Тедди кивнул ему с привычной улыбкой.
– Привет, парень, как обычно?
– Привет, Тедди, а как же ещё.
Тедди поставил перед ним стакан с пузырящейся содовой, отпустил подходящее замечание насчёт погоды и, что сегодня баранина у них особенно хороша.
– Давай, – кивнул Чак, припадая губами к стакану.
Не так уж сегодня жарко и пыльно, но спиртного ему нельзя: за рулём, а содовая – это не обычное дешёвое пойло для цветных, а рангом повыше.
Чей-то взгляд ощутимо лёг ему на затылок. Чак проглотил сразу ставшую безвкусной воду и небрежно обернулся, быстро оглядел зал, готовясь поймать прячущееся движение. Но от него и не думали прятаться.
В углу, откуда просматривался весь зал, дверь и через окно стоянка, удобно расположился со стаканом виски с содовой Гэб.
– Давай, Тедди, – повторил зачем-то Чак и, оттолкнувшись от стойки, пошёл к Гэбу.
Коротко кивнув, Чак сел за стол, не напротив, а сбоку, чтобы прикрыть спину и заставить противника поворачиваться для удара.
– Привет, – равнодушно сказал Гэб.
– Привет, – так же ответил Чак.
Гэб покосился на его стакан и понимающе хмыкнул.
– За рулём?
Чак кивнул.
– А ты?
Гэб самодовольно ухмыльнулся.
– Когда деньги есть, самому баранку крутить незачем.
Теперь изобразил понимание Чак.
– Ссуду, значит, проедаешь. Ну-ну.
– Лучше на беляка ишачить, как ты?
Подошла Пегги с подносом, и Чак промолчал. И пока она расставляла тарелки, быстро думал. Гэб – жадина и вот так шиковать без выгоды не будет. Значит, что? Только одно. Либо подсадка, либо слежка. И, когда Пегги, пожелав приятного аппетита, упорхнула, спросил с небрежной насмешкой.
– На полицию работаешь?
– Стану мараться! – рявкнул Гэб. И всё-таки не утерпел, похвастался: – В частном агентстве, понял?
– Один хрен, – ответил Чак, разрезая отбивную.
Гэб, к его удивлению, не стал заводиться, а спокойно отпил из своего стакана, вернее, поднёс к губам, наклонил и дёрнул кадыком, будто глотает, а содержимое стакана, как заметил Чак, не уменьшилось. Совсем интересно. Раньше Гэб такого не умел. Заглатывал всё сразу, и ещё пайковый кусок в глотке стоит, а он уже по чужим мискам шарит. Смотри, как выучился. Грин тогда так и бросил тупаря, не стал доламывать, а новый хозяин, значит, довёл… до нужной кондиции.
– Много пороли, пока блефу научился?
– Шофёришь? – ответил вопросом Гэб.
– И автомехаником, – уточнил Чак. – А ты топтуном или подсадкой?
Гэб покосился на него, оглядел зал и миролюбиво – с чего бы это? – ответил:
– Как для дела нужно, так и работаю.
– Такой ты трудяга? – удивился Чак. – С чего это у тебя?
– Получаю сдельно, – исчерпывающе ответил Гэб.
Чак понимающе кивнул.
– А ты? – снова изобразив глоток, спросил Гэб.
– Я на окладе. Ну, и сверхурочные, премию на конец года обещали.
– Ну, раз обещали, то жди, – насмешливо ответил Гэб.
Ни ругать, ни, тем более, хвалить хозяев Чак не хотел и пренебрежительно промолчал, занятый едой. Из-за стены смутно донёсся шум: похоже в «белом» зале драка, но никто и головы не повернул. У белых свои дела, а у нас свои. Чак доел баранину и овощи и сыто откинулся на спинку стула.
– Всем доволен, значит?
– Живу, как хочу, – кивнул Гэб.
У Чака вертелся на языке вопрос о руках, работают ли у Гэба руки, но удержался. А то самому придётся на такой же отвечать. А этого совсем не хочется. Он посмотрел на Гэба, натолкнулся на внимательный настороженный взгляд и понял: у Гэба всё так же. Как и у него. А значит, и говорить не о чем. Чак молча допил свой стакан и встал.
– Ну, бывай.
– Бывай, – кивнул Гэб.
Чак подошёл к стойке, расплатился за ленч и вышел.
Гэб в окно видел, как он прошёл к машине, заплатил мальчишкам-мойщикам, сел, уехал… всё! Гэб перевёл дыхание и отхлебнул всерьёз. Пронесло. Сволочь Чак редкостная, хуже любого беляка, вот кого бы пришил с радостью и в полное удовольствие, так ведь этот дьявол всегда быстрее всех на стрельбе был. Машина у него шикарная, на кого же Чак работает? Номера колумбийские, а там… чего и кого там только нет. Хуже Колумбии только Атланта. Там Он… Несмотря ни на что, Гэб и про себя не рисковал называть ненавистное запретное имя. Мало ли что доктор наболтал. Беляк – он всегда беляк, и верить ему себе дороже. А Чак… Просто шофёр отбивные на ленч не жрёт и рубашек таких не носит. Значит… так платят за стрельбу, ну, и за всякое прочее, значит у Чака всё восстановилось, везёт сволочам, а ты… ладно, пока обходилось и дальше обойдётся. Та-ак, ну вот и дичь, пришлёпал паскуда, никуда не делся, эту заезжаловку никто не минует.
Гэб прищурился, будто задремал от выпитого, зорко рассматривая в щёлку между веками подошедшего к стойке высокого негра в «разовом» костюме. Такие, с виду дорогие «белые», но дешёвые и расползающиеся под первым дождём и просто от недельной носки, обычно покупают те, кто хочет наскоро пофрантить или не хочет засвечивать свою обычную одежду. В левом ухе поблескивает маленькое колечко под золото – новомодный прикол. Дурак: шмотки сменил, а примету оставил. Ну, подождём и посмотрим, может, кое-что и увидим.
Чак гнал машину по шоссе, хотя в график укладывался и спешить было некуда и незачем. Частное агентство… та же полиция, только без формы. Ну, и хрен с ним, и с деньгами его. Но если Гэб теперь так и будет там сидеть, то придётся другой привал искать. Жаль, хорошая едальня. Была. С кем другим из их десятка он бы, может, и поладил. Но не с Гэбом, сволочь тот, гнусняк, всегда устраивался лучше всех, все вкалывали, а он жрал первым.
Чак выплюнул в окно окурок и резким выдохом перевёл дыхание. Ладно, восстановилось у Гэба вряд ли, а то бы был с оружием, сам он именно поэтому ни ножа, ни пистолета не носил, хотя достать – не проблема, и полиция к нему ни разу не привязывалась, даже с весны больше не допрашивала. Видно, нашли того лагерника. Или шлёпнули на месте. Лучше бы шлёпнули. Страшнее лагерника никого нет, хуже зверей, хуже… беляков, хорошо, что их всех кончили. Вообще, чем меньше беляков, тем лучше, а уж когда они сами друг дружку мочат…
Чак уже спокойно закурил и сверился с картой. Всё в порядке, впереди всё равно полицейский пост, и скорость лучше сбросить заранее.
Россия
Ижорский Пояс
Как всегда, Эркин проснулся до звонка будильника. Осторожно высвободился из объятий Жени и вылез из-под одеяла.
Шторы задёрнуты, и в спальне темно, но он всё здесь знает. Где, что и как. Эркин натянул трусы, джинсы и, захватив халат, вышел из спальни. На кухне он сразу поставил на огонь чайник и пошёл в ванную.
Эркин был уверен, что шума не наделал и никого не разбудил, но, вернувшись на кухню, удивлённо заморгал, увидев Женю, уверенно сооружавшую завтрак.
– Женя!.. – потрясённо выдохнул он.
– Я сама проснулась, – улыбнулась ему Женя. – Садись, поешь.
– Угу, – Эркин судорожно проглотил уже запиханный рот кусок яичницы. – Спасибо, Женя.
– Ешь спокойно, ты успеешь.
Эркин благодарно улыбнулся ей. Что надо купить, они уже обсуждали, обсудили и решили, а потому сейчас об этом речи не зашло. Что Эркин что-то забудет или перепутает… ну, об этом и подумать нельзя.
– Подденешь джемпер?
– Нет, Женя, куртка тёплая, и я в джинсе поеду.
– Сегодня Покров, может и снег пойти.
– Ну, – улыбнулся Эркин, – первый снег куртка выдержит, – и встал из-за стола. – Всё будет в порядке, Женя, не беспокойся.
Снег уже несколько раз выпадал и стаивал, и большинство ходило пока по-осеннему – в резиновых сапогах и непромокаемых куртках, а выделяться Эркин никогда не любил и по возможности избегал.
Женя вышла проводить его в прихожую и молча с улыбкой смотрела, как он одевается, проверяет деньги в бумажнике…
Эркин вскинул на плечо армейский рюкзак и выпрямился.
– Я пойду, Женя, да?
Она подошла, обняла его, поцеловала в щёку. Эркин благодарно коснулся губами её виска.
– До свиданья. К вечеру я вернусь.
– До свиданья, – она снова поцеловала его.
И, когда за Эркином закрылась дверь, вздохнула. Ну, затеял Андрей, ну… Конечно, хорошо, что он и с отцом помирился, и в Загорье состался, и праздник – хорошо, тем более, что у них отпуск, но звать на их, действительно, семейный праздник Бурлакова… нет, формально, Андрей прав. Они с Эркином – братья, и всё же… И что за намёки на ещё каких-то гостей? Женя снова вздохнула. Ох, Андрей, морда хитрая, глаза блестят…
…– Готовь побольше, Женя, вдруг ещё кто придёт…
Ну, что ты с ним поделаешь? И Эркина накрутил. Эркин ведь точно знает, но молчит. Значит, слово дал. Ну, мальчишки, и всё тут!
– Алиса, утро уже! – крикнула она в дверь детской, проходя на кухню.
– Ну, ма-ам, – сонно отозвалась Алиса и вдруг ошарашенно села на кровати. – А что, не воскресенье сегодня?!
– Воскресенье, – засмеялась Женя.
Алиса слезла с кровати и босиком зашлёпала на кухню.
– А чего ты раньше меня встала? – подозрительно спросила она. – И Эрик где?
– В Сосняки поехал.
– А Андрюха?
– Алиса! Сколько раз повторять, чтобы не бегала так!
– Где Андрюха? – упрямо повторила Алиса.
– Тоже в Сосняки поехал.
Алиса задумалась, насупив брови и внимательно глядя на мать, потом вздохнула и сочувственно сказала:
– Мам, ты не расстраивайся, они чего-нибудь вкусненького привезут.
Женя засмеялась.
– Иди, одевайся, умывайся, и вообще утро делаем, поняла?
– Ага, – согласилась Алиса и, выходя из кухни, сама себе сказала: – Тянуться без Эрика не будем.
И Женя кивнула, соглашаясь.
На улице было ясно и холодно, под ногами похрустывал ночной ледок. Небо только посинело – поздно как солнце встаёт теперь – горят редкие фонари, и улицы пусты: все ещё спят. На пустой привокзальной площади у автобуса ждал Андрей, одетый тоже по-осеннему, с чёрной кожаной сумкой на плечевом ремне.
– Крепко спишь, братик, – встретил он Эркина.
– Главное – проснуться вовремя, – ответно улыбнулся Эркин и посмотрел на часы.
Андрей кивнул.
– Ещё десять минут. Похоже, одни поедем.
– И чем это тебе мешает? – хмыкнул Эркин.
– Чтоб рейс не отменили, – помрачнел Андрей.
– А что? – сразу стал серьёзным Эркин. – Бывает такое?
Андрей неопределённо пожал плечами, и они стали молча ждать. Было тихо, и в безветрие холод даже радовал. Андрей сбил на затылок свою вязаную шапку, а потом и вовсе её снял и засунул в карман.
– Смотри, мозги застудишь, – предостерёг его Эркин.
Но ответил за Андрея подошедший к автобусу водитель.
– Не бойсь, ему студить нечего. Здорово, Мороз.
– Здорово, – рассмеялся Эркин.
– Ну, – изобразил негодование Андрей. – Ну, спасибо, Семёнов.
– Кушай на здоровье, – ответил Семёнов, влезая в кабину со своей стороны.
Мягко чмокнув, открылись двери.
Эркин и Андрей вошли в салон и сели, как и тогда, примерно в серёдке, Эркин у окна, а Андрей рядом, у прохода. Следом за ними вошли ещё пятеро. Закутанные в платки уже по-зимнему две женщины и трое мужчин в таких же, как у Эркина и Андрея, осенних куртках, только коричневых. Их лица показались Эркину знакомыми, но он уже полгорода в лицо знает. Обменялись молчаливыми, но улыбчивыми кивками, расселись. Торопливо подбежал – вернее, он думал, что бежит – худой старик в армейской зимней куртке и вытертой ушанке, влез в автобус и сел спереди. Вышел из кабины в салон Семёнов проверить у пассажиров билеты.
– Всё, отправляемся, – вернулся он к себе в кабину.
Эркин уже привычно устроился поудобнее и повернулся к окну. Улицы Загорья, бурые поля, голые деревья, тусклое серо-голубое, будто так толком и не рассвело, низкое небо. Неприглядно, а смотреть почему-то приятно. Но он не задумывался над этим, а просто смотрел. Сквозной, но всё равно сумрачный лес, убегающая вбок размытая дорога, пустынный луг… Почему ему это нравится? В декабре Алабама такая же, да нет, совсем это не Алабама, там было всё чужое, и он был чужим, а здесь… да, он и в ту поездку об этом думал, так что, у него всё-таки есть Родина, родное место, родная земля?
Въезжая на очередной холм, автобус натужно ревел мотором, и Андрей невольно сдвигал брови и напрягался, подаваясь вперёд, будто этим мог помочь преодолеть подъём. Эркин покосился на него и снова отвернулся к окну. Но Андрей заметил и откинулся на спинку сиденья. Улыбнулся.
– Всё в порядке, брат.
– Я знаю, – серьёзно кивнул Эркин.
Андрей глубоко вздохнул и озорно улыбнулся.
– Слушай, может, к нам перейдёшь, тоже на шофёра выучишься, будем вдвоём ездить, а?
Эркин медленно покачал головой.
– Спасибо, брат, но… нет.
Андрей понимающе кивнул.
– Не хочешь надолго уезжать, я понимаю.
Эркин улыбнулся.
– Да.
Они говорили тихо, по-камерному, хотя автобус полупустой и рядом с ними никто не сидит.
– А я поезжу, – упрямо сказал Андрей. – Хочу Россию посмотреть, понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Эркин. – Только… накочевался я. Вот если всем вместе…
– И так можно, – сразу подхватил Андрей. – Называется, тур, ну, по разным местам, купим путёвку и в отпуск, а?
– Давай, – согласился Эркин.
О путёвках он читал в газете, так что…
– Это ещё… экскурсия? Так тоже называется, да? – решил он уточнить.
– Ну да, – тряхнул шевелюрой Андрей.
– Опять ты оброс, – улыбнулся Эркин.
– К воскресенью подстригусь, – согласился Андрей. – Скиссорс хорошо стриг, помнишь его?
– Помню, – ответил невольно по-английски Эркин. – Убили его.
Андрей, помрачнев, кивнул.
– Жаль, хороший был мужик, – теперь он тоже говорил по-английски. – Слушай, как… всё-таки было?
– Бои были, – вздохнул Эркин. – Мы завал сделали, а свора лезла. Ну, от пуль мы за завалом прятались, а близко подойдут, в ножи брали.
Андрей кивнул.
– Понятно. А меня прижали, лопухнулся я, в тупик загнали, а там… – Андрей заставил себя остановиться. – Там меня и шандарахнуло.
Они впервые заговорили об этом, и обоим хотелось о многом умолчать, но и вовсе, чтоб ни слова, будто и не было, тоже уже невмоготу.
– Кто ещё погиб?
– Проныра.
– Чёрт, – Андрей досадливо стукнул кулаком по колену. – А ещё?
Эркин называл имена и прозвища, Андрей кивал, переспрашивал о ком-то, уточнял.
– А потом?
– Потом русские пришли, – Эркин улыбнулся. – Всё-таки успели. Нет, что в тюрьму меня со всеми упекли, это понятно, им тоже разобраться надо было. А вот с гада этого меня сняли, не дали додавить, об этом жалею. Но и я дурак, душить стал. Мне б его сразу заломать, а я…
– Не жалей, – посочувствовал Андрей. – Всех не замочишь, да и вся жизнь впереди, может, и встретитесь.
– Да нет, мы здесь, а он там, – возразил Эркин.
– Кто знает, как оно ещё повернётся, – философски заметил Андрей.
Эркин тихо рассмеялся горловым смехом.
– Разве что так.
За разговором незаметно доехали до Ровенек. Автобус сразу заполнился, стало шумно и даже, вроде, теплее. Кто с товаром, кто за покупками, а кому и то, и другое, так что разговор о ценах стал общим. Эркин не вмешивался, но слушал с интересом. Конечно, за картошкой или, скажем, селёдкой ему в Торжище на ярмарку ездить не с руки, но знать, сколько он на этом теряет, тоже надо. Выяснилось, что немного, чуть больше цены билета до Торжища и обратно, он же не воз покупает, а мешок. Андрей, поглядев на его сосредоточенно удовлетворённое лицо, улыбнулся.
– За морем телушка по полушке, да рубль перевоз. Так, брат?
– Полушка – это полкопейки? – уточнил Эркин и кивнул. – Тогда точно.
Как и тогда, в Торжище автобус почти опустел, до Сосняков ехали немногие: уж больно там всё дорого. Посветлело, но небо по-прежнему серое и низкое, поля и луга пустынны, облетевший, просвечивающий насквозь березняк и сумрачный тёмный ельник. В Шаврово сели двое: похоже, муж с женой, и тоже за покупками. Андрей продолжал следить за дорогой, Эркин смотрел в окно. Оказывается, он помнил дорогу! Вон – ещё в тот раз приметил – изба с высокой двускатной крышей и резным коньком, а вон колодец у самой дороги. И этот мостик он помнит. Надо же, никогда раньше он дороги не запоминал. Разве только на выпасе и перегоне прошлым летом, а раньше… нет.
Показался аэродром, и снова Андрей, наваливаясь на его плечо, жадно рассматривал светлые, огромные даже на расстоянии машины.
Как и в тот раз, они от автовокзала пошли по Торговой улице, выглядывая нужные магазины.
– Ну и народу здесь, – покрутил головой Эркин.
– Это ты Царьграда не видел, – рассмеялся Андрей.
Улыбнулся и Эркин.
– Ещё посмотрю.
– А как же, – согласился Андрей.
Купить предстояло многое, и ещё всякие дела намечены.
– Начнём с винного?
– А чего ж нет. Вон они, «Российские вина», айда?
Эркин кивнул. Конечно, вино можно купить и у них, но здесь и выбор побольше, и получше, и ещё одно… чего он в Загорье покупать не хотел. На всякий случай, чтоб разговоров лишних не пошло.
В просторном, отделанном дубом магазине было нелюдно. Продавец, окинувший их вначале недоверчиво насмешливым взглядом, выслушав заказ, улыбнулся.
– Званый ужин?
– Точно, – улыбнулся Андрей. – Хороших людей и угостить хорошо надо.
Пока Андрей обсуждал с продавцом меню ужина и вина к нему, Эркин отошёл к витринам. Ага, вот и оно. Набор из бутылки коньяка и шести рюмок. Он так и думал. Был же набор, что он на Новый год купил, шампанское, два бокала и роза, Женя её до сих пор на комоде держит, значит, и другие должны быть. Но вот хороший ли коньяк в наборе? Надо выяснить.
Эркин вернулся к продавцу.
– Вот, брат, – повернулся к нему Андрей. – Смотри. К мясу, рыбе, а под сладкое будем брать? А водки здесь нет.
– Водка не вино, понятно, – кивнул Эркин. – Под сладкое одной бутылки хватит, я думаю.
– Сколько дам за столом будет? – вмешался продавец.
– Дам? – переспросил Эркин и улыбнулся. – Одна.
– Тогда хватит. Вот это берите.
Андрей полез за деньгами. Эркин без спора дал ему расплатиться и, пока Андрей убирал бутылки в рюкзак, спросил у продавца:
– Тот коньяк, ну, в наборе, хороший?
Продавец внимательно посмотрел на него.
– Можно и перекомпоновать.
Эркин кивнул.
– Нужен коньяк. Одна бутылка, но самый хороший. И всё к нему.
Ещё один внимательный взгляд.
– Всё есть, но дорого будет.
– Это не проблема, – отмахнулся Эркин.
Андрей упаковал бутылки с вином и молча смотрел, как Эркину пакуют коробку: бутылку, шесть рюмок, две больших плитки горького шоколада, большая пачка сухих бисквитов…
– Лимон?
– Нет, спасибо, а кофе есть?
– Кофе у Шмица лучший, это налево и через два дома.
– Спасибо.
Набор оказался чуть ли не дороже всего вина.
– А водку у Смирнова берите, если хорошая нужна, – посоветовал им на прощание продавец.
– Спасибо, отец, – весело ответил Андрей. – Так и сделаем.
На улице Эркин спросил:
– Слушай, а что это такое – удельное? Ну, он говорил, что удельные вина лучшие. Они же виноградные, ну, из винограда. При чём здесь удел?
– Не знаю, – пожал плечами Андрей. – Про князей удельных знаю, а вина…
– Про князей и я знаю, – отмахнулся Эркин. – Целый параграф в учебнике есть.
– У профессора спросим, – решил Андрей. – Слушай, а не жирно его таким коньяком поить?
– Я брал не для него, – нехотя ответил Эркин.
Андрей на секунду замер и расплылся в широченной блаженной до глупости улыбке.
– Веришь, что приедут, да?! Ты и про кофе для этого спрашивал?
Эркин кивнул.
У Шмица торговали только кофе. Маленький магазин казался тёмным от густого, пропитавшего стены и прилавок, горьковатого запаха и множества банок и баночек с тёмными, коричневыми и чёрными зёрнами и порошками. Продавщица – седая женщина в ослепительно-белых чепце и фартуке поверх коричневого под цвет кофе с молоком платья, ну, совсем как в книге сказок Андерсена – выслушав Эркина, что ему нужен хороший кофе, который пьют с коньяком, расцвела и засыпала их рассказами о провинциях Южного материка, о сортах, там выращиваемых, способах сбора и сушки, особенностях доставки, хранения и жарки, что для каждого сорта свои, а потому и вкус, и запах различаются. А в подтверждение своих слов выложила массу коробочек с образцами, предлагая понюхать и убедиться. Говорила она со странным акцентом, но понятно. После долгих разговоров и обсуждений Эркин купил холщовый мешочек зёрен со смешным названием «африканер», маленькую мельницу-бочонок и бесплатно получил длинное подробное наставление о помоле и варке.
На улице Андрей, отдуваясь, спросил:
– Теперь за чашками пойдём?
– Я кофейных не видел, – озабоченно ответил Эркин. – Думаю, и наши сойдут. Теперь за водкой, чтоб с этим уже всё.
Они так и решали, что сразу закупят спиртное, как самое дорогое и громоздкое, а что бутылки тяжёлые, так и они не слабаки.
У Смирнова после столь же долгого и обстоятельного обсуждения они купили бутылку можжевеловой и бутылку двойной чистой.
– С этим всё, – решительно сказал на улице Эркин.
– Да, под завязку, – согласился Андрей. – Теперь…
– Теперь в джинсовый.
Андрей чуть смущённо кивнул.
Но пока дошли до джинсового, заглянули ещё по дороге в парфюмерный, где Эркин, уже ни с кем не советуясь и ничего не объясняя, купил небольшой, но очень дорогой флакон.
– Жене, – кратко сказал он уже на улице.
– Понятное дело, – горячо поддержал его Андрей. – Духи всегда хорошо.
А про себя чуть не выругался: он-то сам думал купить Жене духи, с таким подарком никогда не прогадаешь, а теперь надо что-то другое придумывать. Ну, вот чего бы им подарить?
Но всё это вылетело у него из головы, потому что в створе боковой улицы показался серый дом явно недавней постройки. Главпочтамт, телеграф, телефон.
– О! То, что надо, пошли, брат.
Эркин внимательно посмотрел на него и, ни о чём не спрашивая, пошёл следом.
В просторном зале междугороднего телефона Андрей сразу подошёл к стойке и обаятельно улыбнулся.
– Здравствуйте. А в Колумбию можно позвонить?
Видимо, просьба не показалась необычной, потому что женщина с пёстрыми от плохо закрашенной седины кудряшками в синем форменном жакете ответила с вежливым равнодушием:
– Десять рублей вызов и пять минута.
– Три минуты, пожалуйста, – после секундной паузы ответил Андрей и полез за деньгами.
– Номер? – по-прежнему равнодушно спросила женщина.
Номер Андрей знал наизусть, но всё же достал из кармашка в бумажнике визитку, что дал тогда Фредди, и назвал номер. Женщина заполнила и отдала ему квитанцию, взяла деньги.
– Ждите. Соединение в течение часа.
– Спасибо, – всё же улыбнулся ей Андрей и повернулся к Эркину. – Ждём?
– А куда деваться? – ответил вопросом Эркин.
Они перешли к стоящим у стены обтянутым тёмно-синей – как и форма – кожей скамьям-диванам и сели, сложив сумку и мешки на сиденье. Народу немного, свободные места есть, так что никому они не мешают.
В зале было тихо. Люди, большей частью явно незнакомые друг с другом, занимались каждый своим, а если кто и говорил с соседом, то вполголоса. Только голос дежурной, усиленный микрофоном, нарушал тишину.
– Царьград, пять-ноль-ноль-два-восемь-семь, пятая кабина… Корчев, три-семнадцать, седьмая… Лосево, обрыв на линии, пройдите за деньгами… Царьград, одиннадцать-семь-шесть-ноль-три, третья кабина… Очажки, семнадцать, двенадцатая кабина…
И тогда кто-то из ожидающих вскакивал и бежал к стойке или к одной из узких деревянных дверей, что сплошным рядом закрывали стену напротив скамей. В каждой двери узкая полоса стекла почти во всю высоту и крупный белый номер наверху. Свет включался, когда входили, и тогда сквозь стекло был виден разговаривающий.
В углу у входа располагался маленький прилавок, пёстрый от газет и журналов. Эркин подошёл к нему. Андрей молча бездумно следил, как он о чём-то разговаривает с молоденькой продавщицей в синем обтягивающем грудь мундирчике, расплачивается и идёт обратно.
– Держи, – Эркин положил ему на колени глянцево блестящий журнал. – Займись и не психуй.
– «Автомир», – прочитал заголовок Андрей и вскинул на Эркина глаза. – Ну, брат, ну…
– Я же знаю, что тебе нужно, – негромко засмеялся Эркин, усаживаясь рядом.
– А себе что взял?
– Вот, «Всеобщее обозрение», мне всё интересно. А это Жене, видишь?
Андрей кивнул. Конечно, Жене про моды, молодец Эркин.
– А Алиске?
Эркин вздохнул.
– У них из детских только «Светлячок», а этот номер я уже купил.
«Модный журнал» Эркин аккуратно убрал в свой рюкзак, и теперь они сидели и читали, как многие в этом зале.
И наконец:
– Колумбия, семь-три-семь-один-шесть, десятая кабина…
Голос дежурной звучал как-то неуверенно, но Андрей уже сорвался с места, небрежно бросив журнал на диван.
Пока Эркин собирал их вещи и шёл к кабине, он слышал, как Андрей кричит в трубку:
– Алло… Джонни… Джонатана Бредли, пожалуйста…
Андрей не сразу понял, что вежливый до безучастности женский голос в трубке не слышит его и говорит своё:
– … «Октава» благодарит вас и готова к сотрудничеству, оставьте ваше сообщение, и мы свяжемся с вами, говорите после третьего гудка, спасибо… – в трубке трижды пискнуло и наступила тишина.
Андрей ещё дважды попросил позвать Джонатана Бредли, шмякнул трубку на рычаг и повернулся к Эркину.
– Вот дура, заладила своё и ни хрена не слушает.
– Сегодня же воскресенье, – сказал Эркин. – Может, она дежурная и не знает ничего, ну, велели ей так отвечать.
Андрей озадаченно посмотрел на него.
– Слушай, а точно, совсем из головы вылетело.
– А другого номера нет? – спросил Эркин.
Андрей достал визитку Фредди, перечитал её и покачал головой.
– Нет. Ладно, тогда так, – и, высунувшись из кабины, звонко крикнул дежурной: – Повторите вызов, я доплачу.
– Слышу, – недовольно ответила она. – И нечего кричать. Повторяю, ждите.
На этот раз соединили быстро. Андрей терпеливо переждал вступительный текст и после третьего гудка заговорил по-английски с изысканно язвительной вежливостью.
– Будьте так любезны, мисс, передать мистеру Бредли, что звонил Эндрю, и что я буду звонить ему по этому номеру… в среду вечером. Вы поняли?
В трубке молчали, и Эркин – он стоял вплотную и всё слышал – посоветовал:
– Ты всё-таки сейчас скажи. А то вдруг не дозвонишься или ещё что. До среды-то…
– Точно, брат, – кивнул, не отрываясь от трубки, Андрей и снова обратился к молчанию. – И ещё передайте, мисс, что мы, я и брат, ждём обоих в воскресенье. У брата годовщина свадьбы, и мы празднуем по-семейному, в узком кругу. Передайте точно, мисс, мы очень ждём, – и помолчав, сорвавшись с изысканного на простецкий тон: – А в среду я всё равно позвоню, гадом буду. До свидания, мисс.
Ему не ответили и, немного подождав, Андрей повесил трубку.
– Вот вредина, – по-детски пожаловался он Эркину. – Так и не ответила. Где они такую грымзу нашли?
– Плюнь, – утешил Эркин. – По голосу, так старуха, на хрен она тебе сдалась.
Расплатившись за разговор с Колумбией, Андрей заказал вызов в Царьград.
– Ну, если и его нету… – пробурчал он угрожающе.
– То, что ты тогда ему сделаешь? – поинтересовался Эркин. – Да, а чего ты сказал, что будешь в среду звонить?
– В среду Томка дежурит, она мне по служебному телефону всё сделает.
– А у вас и на ту сторону линия есть? – удивился Эркин.
– Томка сделает, – убеждённо повторил Андрей.
Царьград
Новоболотинская улица дом 6 кв.56
Самое неприятное – это звонок, когда ты занят делом. И сначала Бурлаков притворился, что не слышит, продолжая писать. Но телефон не унимался, дребезжа частыми звонками.
– Да! – наконец сорвал он трубку.
Женский голос протараторил его номер и закончил совсем неожиданным:
– Ответьте Соснякам.
Несколько секунд обычного телефонного треска, неясных шумов и мучительно знакомый голос:
– Алло, ты меня слышишь? Это я.
– Да, я слышу, – Бурлаков перевёл дыхание. – Здравствуй.
