Даже чувственные репрезентации сущностей, обозначаемых такими понятиями, как ничего, ничто, отсутствие и т. п., представляют собой модели-репрезентации пустых мест, просветов в череде, в последовательности, в группе, в списке и т. д. Это своего рода специфические дефекты, пропуски в более общей, чем этот просвет, модели-репрезентации той или иной грани реальности. Такое пустое место в большей модели-репрезентации, пробел там, где должна находиться модель-репрезентация некоего конкретного объекта (дома на улице, книги на полке, вещи в шкафу, человека в ряду и т. д.), мы легко регистрируем, так как модели-репрезентации окружающего нас мира структурированы системно.
Глобальные модели-репрезентации окружающей реальности, которые со временем формируются в сознании каждого человека, задают контекст, в котором разворачиваются репрезентируемые сознанием события и пребывают более мелкие сущности. Такие все более общие или глобальные модели-репрезентации реальности описываются в литературе под разными названиями – «понятийные схемы», «картина мира» и т. д. Г. Мерфи и Д. Медин (2011, с. 359) пишут, что Зиф (1972) привел несколько удачных примеров важности понятийных схем для понимания реальности. Кажется разумным сказать: «Гепард может обогнать человека», но вряд ли это верно в отношении новорожденного гепарда, или старого гепарда, страдающего артритом, или здорового гепарда с добычей на спине. По словам авторов, данное утверждение верно лишь при некоторых, с трудом поддающихся определению условиях, которые Зиф определяет как понятийную схему, доказывая, что люди понимают друг друга, лишь когда имеют общие понятийные схемы.
Эти «понятийные схемы» и есть более масштабные, более общие модели-репрезентации реальности, которые достаточно сходны у людей, находящихся в сходных условиях существования.
Как организм не есть сумма его частей, так и модель-репрезентация – не сумма входящего в нее множества образов представления и воспоминания разной модальности. Ее элементы выступают как части некой целостности, гештальта, имеющего дополнительное качество, которое сложно феноменологически определить. Заключается оно, например, в том, что любая часть модели-репрезентации полноценно представляет ее в сознании целиком как строго определенную сущность. Каждая часть эффективно выполняет функцию репрезентирования соответствующего предмета.
Модели-репрезентации присутствуют в сознании как самостоятельные, отличные от других, сложные психические феномены, существующие в сознании наряду с множеством более простых явлений. Каждая модель-репрезентация – не просто устойчивая совокупность множества ощущений, образов воспоминания и представления, не просто самостоятельный сложный феномен. Она – особая репрезентация той или иной выделяемой сознанием сущности внешней реальности, способная после своего возникновения к самостоятельному, относительно независимому от этой реальности бытию в сознании и даже развитию и изменению.
Мы способны, например, помещать модели-репрезентации знакомых предметов в вымышленную реальность, заставляя их изменяться в ней не так, как, например, репрезентируемые ими предметы изменялись в прошлом в реальности физической. Например, мы можем мысленно заставить бомбу, взорвавшуюся в Хиросиме, упасть в океан или вовсе не взрываться. Способны мысленно оживить последнего российского императора или Пушкина и заставить их действовать иначе, чтобы избежать смерти. Я говорю об этом не потому, что сомневаюсь в определяющей значимости для нас именно физических трансформаций объектов, а лишь для того, чтобы показать самодостаточность и относительную независимость наших моделей-репрезентаций от представляемых ими элементов «реальности в себе».
Модели-репрезентации являются психическими объектами, с которыми манипулирует человеческое сознание, основными содержательными чувственными единицами сознания, имеющими для человека ясный смысл. Сознание конституирует и даже конструирует модели-репрезентации разных физических сущностей, даже явно фантастических. Поэтому модели-репрезентации окружающих нас предметов соседствуют в сознании с моделями-репрезентациями выдуманных сущностей (например, кентавр, русалка, горгона и т. п.).
Модель-репрезентация предмета проходит в сознании человека разные этапы своего развития. После своего появления это просто чувственная психическая конструкция, репрезентирующая доступный восприятию элемент «реальности в себе», нечто существующее вне человека… Лишь после ассоциации с образом слова, обозначающего данное нечто, она превращается в чувственный концепт и начинает репрезентировать определенный предмет. В конечном счете она может ассоциироваться с вербальной конструкцией, представляющей собой вербальный концепт, репрезентирующий тот же предмет.
Модели-репрезентации не обязательно должны конституировать конкретные предметы. Они могут конституировать и сущности, обозначаемые общими понятиями (универсалиями), такими, например, как стол, лошадь, человек и т. д. В этом случае собирательная модель-репрезентация, обозначаемая общим понятием, формируется из многих моделей-репрезентаций конкретных сущностей. Например, сущность, обозначаемая общим понятием собака, репрезентируется собирательной моделью-репрезентацией, включающей в себя модели-репрезентации множества конкретных живых собак, их изображений, собак из фильмов и т. д., повстречавшихся человеку на протяжении его жизни.
Каждый из нас видел за свою жизнь бесчисленное множество различных собак и других похожих животных. В результате собака, которую вы себе представляете, то есть ваша собирательная модель-репрезентация собаки вообще, отличается от всякой собаки, которую вы когда-либо видели. То, что представляет себе каждый из нас, думая о собаке вообще, и есть собирательная модель-репрезентация собаки, которая отличается от каждой конкретной собаки, представленной в нашем сознании конкретной моделью-репрезентацией.
Собирательная модель-репрезентация объекта представляет собой то, что Дж. Локк называл «общей идеей»: «…Общая идея треугольника, который должен быть ни прямоугольным, ни равносторонним, ни равнобедренным, ни разносторонним, а каждым из них сразу и ни одним из таковых в отдельности» (цит. по: У. Джеймс, 2003, с. 330).
Однако «общая идея» в данном случае и не идея вовсе, а именно собирательный образ[38] воспоминания и представления множества увиденных ранее треугольников, которые и есть то, что называют абстрактным образом треугольника вообще.
Кроме предметов физической реальности, сознание способно чувственно конституировать и гораздо более сложные сущности физической и психической реальности. Например, физические явления[39].
Чтобы облегчить читателю понимание того, что такое модель-репрезентация, предлагаю задуматься над тем, как вы мысленно репрезентируете себе своих родных и близких, вообще любых знакомых вам людей. То в сознании, что репрезентирует вам на чувственном уровне известного вам конкретного человека, и есть ваша модель-репрезентация этого человека.
Х. Ортега-и-Гассет (1997, с. 551) подчеркивает, что большая часть нашего чувственного мира не явлена нам, так как присутствующая его часть заслоняет собой остальное, превращая его в со-присутствующее. Так, комната, где мы находимся, скрывает от нас город. Но мы тем не менее знаем, что эта комната находится в городе, а город – в государстве, а государство – на Земле и т. д. По его словам, также и «другой» человек явлен нам лишь частично. Мы воспринимаем его тело и жесты, но его характер, его «Я», его «другая» человеческая жизнь открыты нам только как реальность истолкованная, как догадка, гипотеза.
Слова автора можно отнести в том числе и к моделям-репрезентациям других людей, которые представляют собой для нас отнюдь не только и даже не столько внешние образы этих людей, но и чувственные репрезентации их поведения, их отношения к нам, наши воспоминания о проведенном совместно с ними времени нашей жизни и т. д. и т. п.
Несмотря на то, что мы всегда воспринимаем лишь какие-то части видимых нами предметов, людей и даже окружающего нас мира, все они остаются для нас целостными сущностями потому, что в нашем сознании имеются их модели-репрезентации. Образы восприятия отдельных частей этих сущностей немедленно актуализируют в нашем сознании соответствующие модели-репрезентации в целом. Поэтому всякий раз, когда мы воспринимаем или вспоминаем какие-то фрагменты предметов или, например, жесты, слова, глаза, имена других людей, эти фрагменты вызывают в нашем сознании соответствующие модели-репрезентации данных сущностей, превращаясь для нас в соответствующие целостные объекты предметного физического мира.
Классический объективизм на протяжении тысячелетий не позволял поставить под сомнение наличие объективного физического предметного мира. Учение И. Канта заставило исследователей усомниться в наличии предметов в «реальности в себе» и понять, что предметы конституируются человеческим сознанием. Что вне сознания нет предметов, а есть лишь недоступная человеку никак иначе «реальность в себе». Складывается, однако, странная ситуация. Сознание разных людей создает сходную, даже вообще единую, то есть общую, как принято думать, физическую реальность. Как это происходит?
Э. Шредингера (2005, с. 93), например, удивляет совпадение глубоко личных и никому другому непосредственно не доступных субъективных миров разных людей. По его словам, многие пытаются устранить это удивление, объясняя совпадение существованием мира физических тел, являющегося причиной восприятия и создающего у каждого примерно одно и то же впечатление. И М. Борн (1973, с. 125) пишет об удивлении и даже шоке, который испытывает мыслящий человек, когда вдруг понимает, что индивидуальное чувственное впечатление чисто субъективно, так как не может никак быть передано никому другому в процессе коммуникации.
Наличие дальтоников среди людей с бесспорной очевидностью свидетельствует, например, что субъективные миры могут сильно различаться, хотя это порой и сложно выявить. У конкретного человека могут даже не формироваться индивидуальные репрезентации какой-то значительной части «реальности в себе». Например, вовсе нет больших фрагментов субъективной реальности в мирах людей слепых, глухих или не имеющих обоняния.
Кстати, существует множество данных о влиянии разных факторов на результаты человеческого восприятия, то есть на те самые репрезентации предметов. В своей истории психологии М. Хант (2009, с. 591), например, упоминает об исследованиях Дж. Брунера и Л. Постмана, которые начиная с 1940-х гг. изучали влияние на восприятие психических факторов, в частности потребностей и установок. Они показывали маленьким детям игрушки и простые кубики высотой три дюйма и просили определить их размер. Детям казалось, что игрушки выше кубиков. Еще выше они казались, если дети не могли их получить.
М. Хант (с. 591 и 592) сообщает, что другие исследователи изучали восприятие голодных и сытых испытуемых. Голодным людям съедобные объекты казались большими по размеру, чем сытым. Привычка и ожидание заставили 27 из 28 испытуемых видеть необычные карты как стандартные, однако, как только испытуемые узнавали об особенностях экспериментальной ситуации, их установка менялась и они совершали гораздо меньше ошибок при опознании карт. М. Хант (с. 592) информирует также об исследованиях, в которых доказывалось, что на восприятие влияют этнические предрассудки и феномен, названный перцептивной защитой – психическое сопротивление тому, чтобы видеть нечто огорчительное. Эффект оказывался наиболее выраженным, когда испытуемыми были женщины, а экспериментатором – мужчина.
Эти и многие другие данные подтверждают тот факт, что в сознании каждого человека формируются собственные уникальные репрезентации окружающих предметов. И они могут сильно различаться у разных людей. Могут возразить, что это не подтверждает наличия реальных различий в субъективном восприятии окружающего мира у здоровых людей в одних и тех же условиях. Однако я думаю, что дело тут лишь в отсутствии эффективных инструментов и методик, способных экспериментально продемонстрировать наличие таких субъективных различий.
Как расценивать указания некоторых авторов на наличие инвариантов в физическом мире? М. Борн (1973, с. 151–152), например, пишет, что чувственные ощущения – это признаки или сигналы внешнего мира, посредством которых мы узнаем об объектах с инвариантными свойствами. По мнению автора, набор этих инвариантов является физической реальностью, которую наш разум конструирует подсознательно. Стул, например, визуально меняется с каждым поворотом головы, но воспринимается как тот же самый. Наука – это попытка конструировать эти инварианты там, где они неочевидны. Например, если вы, не имея научной квалификации, смотрите в микроскоп, то ничего не видите, кроме пятнышек света и цвета. Лишь умело применяя методы биологической науки, вы сможете понять, что видите ткань с клетками рака или что-то подобное.
Дж. Гибсон (1988, с. 434–436) прямо указывает, что в физической реальности существуют глубинные инварианты, скрывающиеся за изменением оптического строя. Он выделяет четыре вида оптических инвариантов: инварианты изменения освещения; инварианты изменения точки наблюдения; инварианты частичного наложения выборок; инварианты локальных возмущений структуры. Кроме того, автор выделяет инварианты, «существующие также в потоках акустической, механической и, возможно, химической стимуляции».
Представляется заманчивым попытаться вслед за Дж. Гибсоном выделить инварианты в физическом мире. Но можно ли их там найти? Проблема инвариантов в физической реальности теснейшим образом связана с проблемой тождественности физических объектов.
Первым и очень подробно исследовал возможность тождества физических объектов Д. Юм. Он (1996, с. 299) называет идеей тождества, или одинаковости, отчетливую идею объекта, существующего неизменно и непрерывно при предполагаемом изменении времени. Д. Юм (с. 305), однако, приходит к выводу, что тождество – это не что-то реальное, а лишь качество, которое мы приписываем собственным восприятиям. Тождество, по его мнению, зависит от одного из трех отношений: сходства, смежности и причинности. А наши представления о личном тождестве целиком порождаются беспрепятственным и непрерывным продвижением мысли вдоль ряда связанных друг с другом идей.
Э. Мах (2005, с. 274) вслед за Д. Юмом полагает, что постоянства, а следовательно, и тождества одного и того же объекта даже самому себе в окружающем мире нет. Мы достигаем этого постоянства, только абстрагируя и недооценивая некоторые условия. Есть только один род постоянства – постоянство связи (или соотношения). Л. Витгенштейн (1994, с. 166; 2008, с. 99) и У. Куайн (2010, с. 104, 115–116) тоже сомневаются в реальном наличии тождества.
У. Куайн (с. 115–116) обсуждает различия в объяснении конкретных сущностей (река Кестр) и сущностей, обозначаемых общими понятиями (квадратное). В первом случае, например, при остенсивном[40] объяснении реки мы указываем на несколько ее гипотетических срезов и каждый раз говорим: «Это – река Кестр». Тождественность указанного объекта все более осознается с каждым следующим случаем. При остенсивном объяснении понятия квадратное мы указываем на различные вещи и каждый раз говорим: «Это – квадратное», но не утверждаем тождественность всех объектов. Таким образом, в первом случае объекты отождествляются, а во втором – нет. Во втором случае тождественным предполагается не объект, а лишь признак квадратности, которым совместно обладают указанные объекты.
Другой пример приводит Г. Рейхенбах (2003, с. 301), который пишет о лодке, ремонтируемой несколько раз так, что в итоге заменяется каждая ее деталь. Тем не менее все совершенно правомерно называют ее той же самой лодкой, хотя она уже иная. То же самое происходит, по мнению автора, с рекой, вода в которой меняется все время. Он полагает, что река, таким образом, генетически тождественна самой себе скорее в функциональном, чем в субстанциальном отношении. У меня возникает вопрос: что же в лодке и реке тождественного? По всему выходит, что тождественны не физические сущности, которые соотносятся между собой, а нечто репрезентирующее эти сущности в нашем сознании.
Мне представляется, что кажущееся тождество внешних объектов возникает в результате того, что человеческое сознание с помощью собственных моделей-репрезентаций вводит в физическую реальность, создаваемую им в качестве глобальной чувственной репрезентации «реальности в себе», такие постоянные внешние сущности – предметы. Оно конституирует их чувственно и помещает в этот свой внешний предметный физический мир. А затем уже их наличие позволяет человеку говорить о тождестве предметов самим себе.
Э. Мах предлагает видеть постоянное, а значит, тождественное «в твердо установленном законе связи элементов, которые сами по себе кажутся весьма преходящими» (2005, с. 275).
Однако и закона связи элементов в самой «реальности в себе» нет… Есть лишь относительное постоянство и условная тождественность самим себе наших психических конструкций, репрезентирующих окружающий мир. В первую очередь тождественность присуща моделям-репрезентациям предметов, их свойств и изменений, а также обозначающим их словам… Но вернемся к вопросу о наличии инвариантов в окружающем мире. Инварианты есть в нем. Дело только в том, что окружающий предметный физический мир выстроен из наших собственных репрезентаций. Следовательно, так называемые физические инварианты – не что иное, как наши психические инварианты.
Давайте разберемся, как в нашем сознании появляется понятие конкретного предмета, если всякий раз тот же самый предмет мы видим совершенно иначе? Тождественность предмета самому себе задается нам лишь его – предмета – моделью-репрезентацией, которая является психическим инвариантом, репрезентирующим каждому из нас тождественную самой себе в разные моменты времени вещь.
В «реальности в себе» нет ничего тождественного, даже тождественного самому себе, потому что все в ней непрерывно изменяется. Иллюзию тождественности и постоянства придают разным элементам «реальности в себе» лишь репрезентирующие их модели-репрезентации и обозначающие их понятия. Само понятие тождество обозначает лишь очередную человеческую психическую конструкцию, постулирующую существование постоянных, а потому тождественных себе сущностей, которых в окружающем мире без человеческого сознания нет.
Способность сознания создавать модели-репрезентации, или психические инварианты, репрезентирующие непрерывно меняющиеся элементы «реальности в себе» в качестве постоянных и тождественных самим себе сущностей, позволяет нам не тонуть в многообразии непрерывно изменяющейся «реальности в себе» и эффективно действовать в ней. Впрочем, наши психические инварианты небеспочвенны. Они репрезентируют относительное постоянство многих граней «реальности в себе», которое вполне можно принять за тождественность в течение короткой человеческой жизни. Тем более что часто для признания тождества сущности нам, во-первых, вполне достаточно довольно грубого совпадения ее структуры, а во-вторых, часто достаточно учета даже не структуры, а лишь выполняемой сущностью функции.
Итак, в «реальности в себе» вне и без человека нет инвариантов. Там, вероятно, есть лишь то, что можно назвать сходством[41]. Инварианты же существуют только в человеческом сознании в виде моделей-репрезентацийи понятий, репрезентирующих конституированные и сконструированные сознанием сущности. Стараясь приспособиться к реальности, сознание склонно создавать инварианты везде.
Сформировав на основе сходного ощущения, вызываемого разными предметами, новое множество сходных ощущений, сознание постулирует наличие особой сущности – свойства[42], якобы присущего всем предметам множества. Сознание не только конституирует, но даже гипостазирует такие сущности. В языке свойства, как и предметы, принято обозначать существительными: краснота, белизна, твердость, сладость, крепость и т. д.
Основная чувственная репрезентация элемента «реальности в себе» – зрительный образ восприятия – превращается для сознания в предмет… Прочие чувственные репрезентации того же предмета – ощущения – превращаются в дополнительные по отношению к этому предмету сущности – его свойства. Введение новой сущности – свойства – позволяет исследователям объяснить наличие наряду с образом восприятия – достаточной для конституирования предмета репрезентации – других столь же реальных и бесспорных, как и она, чувственных репрезентаций того же предмета. Итак, сознание не репрезентирует предмет и отдельно его свойства. Оно всегда, хотя и по-разному, репрезентирует только предмет.
Исследователи наделяют предметы известными нам свойствами не только вследствие особенностей «реальности в себе», но и потому, что наши органы чувств способны репрезентировать «реальность в себе» в строго определенных сенсорных модальностях, в строго определенных диапазонах и с разной степенью информативности. Следовательно, в зависимости от особенностей органов восприятия и условий восприятия предмет приобретает «разные» свойства.
Б. Л. Донской (2009, с. 23) упоминает о хорошо известном науке факте, что каждый предмет проявляет новые свойства во взаимодействии с другим предметом. Сколько различных предметов вступит во взаимодействие с данным предметом, столько новых свойств он проявит. В этом, как принято считать, проявляется неисчерпаемость его свойств.
Думаю, однако, правильнее было бы говорить не о бесчисленных дополнительных сущностях – свойствах, якобы присущих предметам, а об изменениях самих этих предметов в процессе взаимодействия друг с другом. Данные изменения порождают в нашем сознании новые репрезентации тех же самых предметов, которые мы интерпретируем как их новые свойства.
Передо мной не стоит задача глубокого анализа свойств и рассмотрения истории их изучения, восходящей к Дж. Локку (1985). Мне представляется, что свойства следует разделять на чувственно конституируемые, или непосредственно воспринимаемые (например, белый, громкий, холодный), и рационально выводимые, или вербально конституируемые и конструируемые (например, конкурентоспособный, неэффективный, электропроводный, рациональный и т. д).
Как мы уже обсудили, человеческое сознание строит то, что принято называть свойствами предмета, из репрезентаций того же самого предмета, то есть используя для этого его же модель-репрезентацию. Свойства не являются отдельными от предмета физическими сущностями, имеющимися наряду с ним, а представляют собой лишь результаты иного способа репрезентирования все того же предмета. Говоря метафорически – результаты взглядов на тот же элемент «реальности в себе», но «через другие приборы».
Таким образом, концепт, представляющий определенное свойство, присущее многим предметам, обозначаемый, например, понятием теплый, репрезентирует не особую дополнительную сущность, которая характерна для различных теплых предметов. Он репрезентирует то обстоятельство, что сознание формирует особое множество разных предметов на основе вызываемого ими ощущения тепла как нечто существующее и более или менее однородное. Однако данное ощущение не позволяет ему дифференцировать предметы внутри множества.
Умозрительность и некоторая искусственность понятия свойство по сравнению с понятием предмет очевидна многим исследователям… В. Е. Кемеров (2004, с. 605), например, пишет, что свойство не есть сущее само по себе, если под сущим понимать некоторое наличное бытие, качество, вещь.
Хочу сразу уточнить, что свойства предметов конституируются не только благодаря возникновению в сознании ощущений, репрезентирующих тот же предмет в неосновной чувственной модальности. Сознание, например, конституирует свойства и в основных (зрительной и слуховой) чувственных модальностях: звонкий, глухой, тусклый, яркий и т. д., что согласуется с гипотезой о формировании образа из ощущений одной и той же модальности.