Можно сказать, что Р. Декарт (цит. по: Дж. Реале, Д. Антисери, с. 321) лишь заложил основы дуализма своим утверждением, что материя и сознание (res extensa (вещь протяженная) и res cogitans (вещь мыслящая)) – это принципиально разные субстанции. Но он рассматривал философские сущности. То есть современная дуалистическая парадигма, возможно, и началась с идей Р. Декарта, но пошла гораздо дальше и в другую сторону… И сейчас вызывает возражения не столько философский, сколько научный дуализм. Упрощая существующую картину, можно сказать, что большинство исследователей считают сейчас материей сущности, лежащие, по их мнению, в основе окружающего нас предметного физического мира: вещество, поле и вакуум. И даже идею антагонизма последних с сознанием можно с оговорками принять. Нельзя принять идею о том, что сознание лишь репрезентирует предметный физический мир, существующий вне сознания, и к формированию физических предметов сознание не имеет отношения, так как за предметный мир ответственна материя. Я полагаю, что сознание имеет самое непосредственное отношение к конституированию физических предметов, так как оно выстраивает их в себе самом. Предметный физический мир – это предметно оформленная сознанием в сознании же человеческая репрезентация материи, которую вполне можно назвать «реальностью в себе». При этом само сознание полностью зависит от «реальности в себе».
Я пытаюсь показать, что психические перцептивные репрезентации (ощущения и образы восприятия) существуют в вещественной, материальной форме, создавая для нас предметы окружающего физического мира. Данное положение противоречит всей истории развития идей о психическом и физическом, а потому кажется странным и неадекватным. Однако принятие этого факта позволяет на практике не только отказаться от декартовского дуализма, но и многое объяснить.
Если «вещь в себе» – это не вполне физическая вещь, точнее, вовсе не вещь, то что же она такое? А если предмет создается сознанием, то как он может быть материальным?
Мы привыкли к идее о том, что «материя (мозг) порождает нематериальное сознание». Но получается, что и сознание порождает материю, по крайней мере, в том предметном, вещественном виде, в котором мы традиционно ее себе представляем?
Пусть не порождает, а лишь конституирует, но в материальной форме. Однако как такое возможно?
Последовательность должна выглядеть так: элемент «реальности в себе» (вне сознания) – ее психическая репрезентация в форме физического (парадокс!) предмета (или образ восприятия предмета в сознании, но в месте локализации элемента) – психические образы воспоминания и представления предмета.
Возникает очередной вопрос: а куда делась в этой схеме «объективность» физического предмета, ведь предмет в ней субъективен, уникален и неповторим, так как создается конкретным сознанием? Мы-то «знаем», по крайней мере мы привыкли к тому, что предмет «объективен», так как доступен всем, кто его сейчас воспринимает. Получается, что физический предмет субъективен, а объективно только то, что позволяет конкретному сознанию порождать его субъективную репрезентацию… То есть объективна лишь «реальность в себе», являющаяся нам в виде наших субъективных психофизических репрезентаций или предметов.
Признание того, что предмет дан нам в нашем сознании, но в физической форме, сразу на практике разрушает дуализм, так как физическое дано нам в психическом и через психическое, а следовательно, мало того, что физическое и психическое неразделимы, эти сущности просто нет смысла выделять. Сформулирую несколько постулатов.
• От концептов (и понятий) физическое[29] и психическое в их привычном смысле необходимо отказаться, так как они неопределимы и неразличимы.
• Если «физическое» существует в сознании, то оно отнюдь не более «объективно», чем «психическое», а вербальные репрезентации не менее реальны и «объективны», чем то, что мы считаем «физическим» миром. Соответственно, понятия, например, ничем не отличаются в смысле их «объективности» и реальности от окружающих предметов, представленных в сознании в виде чувственных репрезентаций.
• Для человека именно психические феномены и есть первичная реальность, так как «реальность в себе», традиционно рассматриваемая как бесспорно объективная и материальная, дана ему лишь в форме его же психических феноменов.
• Психические явления – не эпифеномены, а реальность, так как даже «реальность в себе» дана человеку лишь в форме их.
• Психика – это, говоря метафорически, воплотитель, устройство, трансформирующее «реальность в себе» в доступную человеку предметную психофизическую форму.
• Образы восприятия = окружающие физические предметы – не что иное, как особая разновидность человеческих психических феноменов.
Повторю, что нам необходимо отказаться от старых концептов (и понятий) психическое и физическое. Полагаю, что принципиально возможна и допустима замена в том числе глобальных концептов (и понятий), имеющих вековую и даже тысячелетнюю историю и от того представляющихся нам неоспоримыми, естественными и мировоззренческими. Порой такая замена просто необходима и идет только на пользу, так как ее отсутствие тормозит развитие науки.
Но вернемся к сознанию и его репрезентациям. Говорить, что сознание создает предметы, все же не совсем верно. Роль сознания сводится скорее к тому, что оно как бы «помещает» в специфическую антропоморфную предметную «упаковку» элементы «реальности в себе». В результате человек оказывается в глобальной антропоморфной репрезентации «реальности в себе». «Реальность в себе» дана нам в очень специфическом и явно не изоморфном ей психофизическом варианте, как не изоморфна, например, самолету светящаяся точка на мониторе радара. Впрочем, об изоморфности и соответствии точки и самолета можно долго и безуспешно спорить.
Меняет ли что-то антропоморфная форма репрезентирования сознанием «реальности в себе» для нашего понимания последней? Думаю, для нас непринципиально, что точка на радаре или кривая записи магнитографа не копируют самолет или землетрясение, а лишь как-то сложно и опосредованно соответствуют им. Во-первых, точка и кривая показывают нам, что некие сущности реально присутствуют в мире. Во-вторых, они соответствуют им настолько, что позволяют нам предвидеть дальнейшие трансформации сущностей в реальности, что нам, собственно, и надо. Сама данная метафора, впрочем, достаточно условна, так как модели в ней – точка на радаре и кривая на ленте самописца – сами являются физическими объектами в отличие от наших психических[30] репрезентаций. Но некоторая общая аналогия все же прослеживается.
Можем ли мы говорить о том, что наши репрезентации не изоморфны «реальности в себе»? Имеет ли вообще смысл обсуждение их изоморфности, если «реальность в себе» и является-то нам только в форме этих наших репрезентаций и никак иначе явлена нам быть не может; если, наконец, эти репрезентации и есть для нас единственно абсолютно реальные и бесспорные физические предметы? Если мы не представляем себе и не можем представить, что такое «реальность в себе», о какой изоморфности репрезентаций вообще можно говорить?
Полагаю, что, рассматривая вопрос о соотношении элемента «реальности в себе» и его репрезентации, мы должны говорить здесь лишь об использовании термина «подходит», предложенного Э. фон Глазерсфельдом[31].
Критики конструктивистского подхода, например Е. Я. Режабек и А. А. Филатова (2010), так формируют свою позицию: «…Характеристики реальности, которая существует сама по себе, от нас не зависят… Иначе нам никогда не приходилось бы натыкаться на сопротивление той жизни, которую мы ведем, нашим желаниям. Именно сопротивление природных вещей человеческому насилию заставляет людей пожалеть о своем неразумии… Остается наивный вопрос: неужели адептам конструктивизма никогда не приходилось сталкиваться с неуспехом в повседневном поведении, а возможно, и с катастрофами в личной жизни? Неужели провалы наших начинаний – в особенности в общественном масштабе – ничему нас не учат? Можно ли быть настолько риторичными хоть в теории, хоть на практике?» (c. 216–217). «Ни один серьезный ученый не примет рекомендаций философа-конструктивиста. …Приняв конструктивистскую доктрину, современный человек никогда не сможет отличить науку от научных домыслов, граничащих с шизофреническим маниакальным бредом» (с. 300–301).
Думаю, что конструктивисты не хуже цитируемых авторов понимают зависимость человека от окружающей «реальности в себе» и ее господство над нами. Однако из этого отнюдь не следует, например, необходимости признания ее предметного характера. Со времен Д. Беркли его оппоненты спорили с его сторонниками, чаще всего находясь на разных уровнях понимания реальности… Идеи Д… Беркли касались более глубоких уровней понимания соотношений человека и реальности, чем большинство идей его противников. Мне кажется, что и с критикой конструктивизма происходит нечто подобное.
То, что наше сознание конституирует для себя окружающий мир в физической предметной форме, во-первых, никак не влияет на «реальность в себе», во-вторых, никак не мешает «реальности в себе» определяющим образом влиять на нашу жизнь. Тут нет никаких противоречий и непонятно, о чем вообще может идти спор. Из признания того, что предметный физический мир, конституированный нашим сознанием, является репрезентацией «реальности в себе», отнюдь не следует, что «реальность в себе» зависит от человека.
Важное значение для психической феноменологии имеет понятие психическая конструкция (С. Э. Поляков, 2004; 2011). Этим понятием я предложил обозначать сложные психические образования, состоящие из относительно простых психических феноменов. Они представляют собой особую разновидность психических явлений, их отдельную самостоятельную форму. Психическая конструкция – более сложный по сравнению, например, с ощущением и мгновенным образом[32] психический феномен, состоящий из многих жестко ассоциированных между собой мгновенных образов и ощущений. В отличие от ощущения и мгновенного образа психическая конструкция не существует в сознании в каждый конкретный момент времени целиком, а проявляется в нем лишь теми или иными своими элементами, которые метафорически можно сравнить с выступающими над водой частями вращающегося деревянного многогранника с разноцветными гранями.
Психическая конструкция разворачивается в сознании во времени. В каждый следующий момент в сознании появляется ее новая часть так же, как над неспокойной водой появляется новая грань многогранника… Каждая психическая конструкция уникальна, самостоятельна и независима от других психических конструкций, хотя и связана с ними. Психическая конструкция – это отдельная форма психических феноменов, самостоятельное сложное целостное психическое явление. Это не просто ассоциация образов и ощущений, не просто набор связанных между собой относительно простых психических явлений, который обладает лишь суммой свойств этих явлений, а новый психический феномен, приобретший в результате их ассоциации новые свойства. Эти сложные феномены возникают благодаря особому свойству сознания, описанному И. Кантом (1994, с. 100–106), которое автор назвал единством апперцепции или единством сознания: «Синтетическое единство сознания есть, следовательно, объективное условие всякого познания; не только я сам нуждаюсь в нем для познания объекта, но и всякое созерцание, для того чтобы стать для меня объектом, должно подчиняться этому условию, так как иным путем и без этого синтеза многообразное не объединилось бы в одном сознании» (с. 103). «Многообразное, данное в чувственном созерцании, необходимо подчинено первоначальному синтетическому единству апперцепции, потому что только через него возможно единство созерцания» (с. 106).
Психические конструкции[33] репрезентируют в сознании самые разные сущности, относимые человеком к физическому и психическому миру. Типичным примером чувственной психической конструкции является, например, модель-репрезентация предмета[34].
Чувственная психическая конструкция возникает в сознании обычно как удивительный синтез разномодальных и уже поэтому радикально различающихся между собой, а потому, казалось бы, принципиально несопоставимых друг с другом психических явлений – разных сенсорных репрезентаций одного и того же аспекта «реальности в себе». Можно напомнить в связи с этим слова Д. Беркли (2000, с. 7) о том, что воспринимаемые зрением движение, форма и протяжение отличны от идей того же названия, воспринимаемых осязанием. По мнению автора (2000, с. 82), у нас не больше оснований доказывать, будто видимые и осязаемые квадраты принадлежат к одному и тому же роду, исходя из того, что они называются одним и тем же именем, чем доказывать, что осязаемый квадрат и слово, которым он обозначается, принадлежат к одному и тому же роду, потому что оба они называются одним и тем же именем.
Тем самым Д… Беркли (2000, с… 39–40) указывает, что человеческие представления о том, что мы будто бы видим то же самое протяжение и ту же самую форму, которые мы осязаем, – не более чем иллюзии. То, что видится, есть одна вещь, а то, что осязается, – совершенно другая вещь. Однако из того, что видимые форма и протяжение не тождественны осязаемым форме и протяжению, еще не следует, что одна и та же вещь имеет разные формы и разные протяжения. Следствием будет только то, что объект зрения и объект осязания суть две отдельные вещи.
Я бы уточнил: репрезентации разной модальности действительно конституируют совершенно разные сущности. Проще говоря, в нашем сознании возникают репрезентации одного и того же элемента «реальности в себе» в разных несопоставимых и несравнимых сенсорных плоскостях. И лишь сознание в акте апперцепции объединяет эти разномодальные репрезентации в единую сущность. Д. Беркли точно фиксирует тот факт, что в сознании возникают совершенно разные по своей форме, содержанию, а часто и по времени возникновения репрезентации одного и того же элемента реальности. Эти репрезентации не просто различаются. Они несопоставимы и несоизмеримы. Нельзя, например, никак сопоставить желтый цвет и кислый вкус или ощущение гладкости и запах лимона. Тем не менее сознание объединяет их в единую чувственную психическую конструкцию, конституируя новый предмет – лимон.
Эти разномодальные психические феномены объединяются в новую целостность благодаря «единству сознания». Слова И. Канта (1994, с. 101 и 104) можно трактовать так: не предмет обусловливает связь своих репрезентаций в сознании. Их связь – результат действия сознания, которое способно связывать многообразное содержание представлений в целостную репрезентацию предмета.
Наше сознание обладает способностью накапливать множество разных, в том числе и разномодальных чувственных репрезентаций одной и той же части «реальности в себе», формируя в итоге психическую конструкцию, представляющую собой типичный гештальт[35]. Такая психическая конструкция репрезентирует обычно предмет и, что особенно удивительно, локализует его вне нашего тела. Э. Кассирер (2009), обсуждая мысли И. Канта, пишет: «Предмет, стало быть, достигается и познается… путем объединения в замкнутое целое всей совокупности наблюдений и данных в опыте измерений» (с. 43).
Не все психические конструкции – гештальты, так же как не все гештальты – психические конструкции. Гештальтпсихология рассматривает, например, образы восприятия как гештальты. В моем понимании, однако, образы восприятия – это не психические конструкции… По крайней мере, это какие-то очень специфические психические конструкции либо даже вообще другие, хотя тоже сложные психические явления. Образ восприятия – психический феномен, растянутый во времени, занимающий часто не одну секунду. Он не типичная психическая конструкция, а скорее поток однородных психических феноменов – мгновенных образов (восприятия, представления и воспоминания), репрезентирующих воспринимаемую в данный момент часть «реальности в себе» и множества сходных с ней элементов реальности, воспринятых человеком в прошлом.
Следовательно, образ восприятия – сложный психический феномен, но все же не психическая конструкция. Правильнее было бы назвать его как-то иначе, например психический комплекс, психическое образование, перцептивный психический процесс и т. п. К тому же образ восприятия всегда навязывается сознанию «реальностью в себе». Он неразрывно связан с ее элементами и исчезает при прекращении их восприятия. Психическая конструкция, напротив, относительно «свободный» от окружающей реальности психический феномен, который может появиться в сознании и исчезнуть из него вне явной связи с актуально воспринимаемым окружающим миром. Элементы образа восприятия иначе ассоциированы между собой, чем составные части психических конструкций, поэтому появление в сознании образов воспоминания предмета, например, не может вызвать появление в сознании мгновенных образов его же восприятия. Элементы же типичных психических конструкций, появляясь в сознании, способны актуализировать ее в целом.
Сознание создает сложные и целостные психические конструкции, репрезентирующие сущности окружающего мира и самого сознания, которые затем сохраняются в сознании в качестве его объектов и изобретений. Оно способно формировать гипотетические и даже совершенно умозрительные сущности, явно отсутствующие в реальности. Например, новые технические устройства (телефон, ракета, автомат), образы будущих произведений искусства или новые формулы химических веществ (известный пример – модель бензола Кекуле), репрезентации атома или электрона, математические уравнения и пр. Интересный и показательный пример такой психической конструкции, описанный В. А. Моцартом, приводит Р. Пенроуз (2010, с. 362) (см. Примечание 5).
1. Вне человека существует объективная непредметная «реальность в себе», не зависящая от него, но целиком определяющая его жизнь. В ней нет предметов и явлений, их свойств и действий. Без репрезентирующего ее сознания она невидима, безмолвна, не имеет запаха, вкуса и других чувственных качеств. Ее элементы доступны познанию лишь в форме репрезентаций, конституируемых сознанием в виде физических сущностей.
2. Предметный физический мир – это человеческая преимущественно чувственная глобальная репрезентация «реальности в себе», формирующаяся в пространстве сознания и с помощью его феноменов, но в месте локализации «реальности в себе». Эта глобальная чувственная репрезентация имеет свойства, заставляющие людей верить в ее независимость от них, то есть в первичность возникающего в их сознании физического предметного мира.
3. Сознание не отражает, не воспроизводит и не копирует «реальность в себе», а своими психическими средствами конституирует и конструирует, то есть созидает ее репрезентацию в себе в соответствии с ней. На возникающие в сознании репрезентации «реальности в себе» влияет как она сама, так и сознание.
4. «Идеальное», как принято считать в соответствии с доминирующей в науке парадигмой, сознание создает психическую по происхождению, но предметную по форме глобальную перцептивную чувственную репрезентацию «реальности в себе», то есть оно формирует не только психические, но и физические сущности.
5. Образ восприятия предмета и есть предмет, то есть единственный оригинал, подлинник того, что человек привык считать предметом. Этот образ существует в месте локализации репрезентируемого им элемента «реальности в себе», но в сознании, обладая всеми свойствами предмета: предметностью, реальностью, целостностью и т. д.
6. Психические явления можно разделить на относительно простые и сложные. Простые психические явления – это то, что невозможно разложить далее, например ощущения и мгновенные образы (восприятия, воспоминания и представления). Сознание ассоциирует их благодаря особому свойству – единству сознания, образуя сложные психические феномены, или психические конструкции. Простые психические феномены могут возникать и существовать в сознании самостоятельно, не нарушая этим единства психических конструкций, в которые входят в качестве структурных элементов.
7. Психические конструкции – это устойчивые совокупности ассоциированных между собой простых психических явлений, в которых целое, возникающее в результате такой ассоциации, больше, чем сумма составляющих его частей, и способно выполнять в сознании новые репрезентативные функции.
8. Психическая конструкция обычно не существует в сознании в каждый конкретный момент целиком, а разворачивается во времени, проявляясь в сознании лишь отдельными своими элементами, каждый из которых способен представлять конструкцию в целом.