Сергей Эрнестович Поляков
Концепты и другие конструкции сознания
Как мы можем знать о таких вещах, а главное – где располагаются эти будущие события?
А. Эддингтон (2003, с. 52) раскрывает представления части исследователей, полагающих, что все в мире предопределено и когда-то было задано раз и навсегда. Он пишет, что с точки зрения полного детерминизма прошлое и будущее как бы нанесены на карту и так же доступны для исследования, как отдаленные места пространства. События не происходят, они существуют, и мы, образно говоря, натыкаемся на них. То, что они совершаются, – это как бы только выполнение некоторой формальности, указывающее на то, что наблюдатель попал в будущее рассматриваемого события.
Мне представляется, что все, что мы знаем о будущем, легко объяснить благодаря ОПР и без привлечения фантастической гипотезы предначертанности событий на карте бытия. Наше сознание просто способно строить достаточно точные предсказания будущих изменений реальности, а порой там, где они касаются циклических событий реальности, точность этих предсказаний, осуществляемых с помощью математических расчетов, приближается к абсолютной. В результате этого люди строят в ОПР модель будущего, которая оправдывается с удивительной точностью, но существует лишь в ОПР и сознании людей. И для объяснения этого не требуется ни привлечения чудес, ни введения фантастических гипотез.
3.9.3. Разное понимание и «видение» времени в ОПР разных обществ
Поскольку время существует только в ОПР, именно ОПР объединяет для нас прошлое, настоящее и будущее. Она связывает нас с прошлым и будущим, с нашими предками, нашими современниками и нашими потомками. Она делает всех живших, живущих и будущих людей фрагментами единого человечества. Она позволяет нам конструировать в ней нашу историю, жизнь других людей, их свершения и ошибки. Она дает нам возможность связывать причину и следствие событий, анализировать свои поступки и планировать новые. Она помогает нам искать и находить смысл в нашей жизни.
Сама ОПР – это панорамная антропоморфная реальность, включающая в себя сразу прошлое, настоящее и будущее. Начинается она с фантазий исследователей о Большом взрыве, якобы имевшем место 14 млрд лет назад, продолжается в виде всей совокупности человеческих знаний и заблуждений, репрезентирующих известный нам мир, и заканчивается фантазиями футурологов о том, что произойдет на Земле в последующие века. Особый интерес представляют для человека реконструируемая в прошлом времени ОПР история его биологического вида и репрезентации конструкций социальной реальности.
Оказывается, отношение людей к прошлому и будущему зависит от особенностей их ОПР. Х. Ортега-и-Гассет (1997, с. 141) сообщает, например, что, согласно мнению О. Шпенглера, греки и римляне были не способны ощущать время, то есть видеть свою жизнь в ее временной протяженности. Они жили в настоящем. Х. Ортега-и-Гассет (с. 142), однако, считает данное мнение ошибочным. Он согласен, что греки и римляне страдали удивительной слепотой по отношению к будущему. Они его не различали, как дальтоник не различает красный цвет. Жизнь их во всем опиралась на прошлое. Прежде чем что-то совершить, они делали шаг назад, отыскивая в былом подобие возникшей ситуации, и, отыскав, защищенные, погружались в настоящее. Их жизнь была архаизирована, и, по словам автора, такой она была почти у всех людей древности. Но это вовсе не означает, что они были лишены чувства времени. У них был лишь «некоторый перекос» – «недоразвитое чувство будущего» и «преувеличенное – прошлого».
Современные европейцы, по мнению Х. Ортеги-и-Гассета (там же), напротив, тяготеют к будущему и верят, что там лежит главное пространство времени, которое начинается с того, что будет, а не с того, что было. Он (с. 151–152) полагает, что античный человек и современный европеец равно озабочены грядущим, но греки и римляне подчиняли современность власти прошлого, а мы предоставляем наибольшую автономию будущему, новизне как таковой. Этот антагонизм позволяет называть современного европейца футуристом, а античного человека – архаистом.
Если это действительно так, а авторитет данных исследователей заставляет очень внимательно прислушиваться к их мнению, то можно сделать вывод, что разные цивилизации по-разному относятся к своему прошлому и будущему. По крайней мере, их прошлое и их будущее, говоря метафорически, имеют разный удельный вес в их ОПР.
Х. Ортега-и-Гассет (с. 465) тем не менее указывает, что и в наших современных политических отношениях вечно живет все известное нам человеческое прошлое. Прошлое образует часть нашего настоящего. Прошлое имеется как настоящее и воздействующее на нас сейчас. Наша жизнь, которая всегда есть жизнь настоящего, или актуального, момента, состоит из того, чем мы были ранее индивидуально или коллективно. Автор (с. 472) считает, что прошлое находится не где-то там, в своем времени, а здесь, в нас. Прошлое – это мы, это наша жизнь. Но он не отвечает на вопрос: где сейчас находится то самое прошлое, которое влияет на нашу жизнь?
Однако очевидно, что оно находится в ОПР нашего общества, то есть в сознании всех его членов.
Думаю, Х. Ортега-и-Гассет согласился бы со мной в том, что особенности прошлого и будущего и вообще отношение людей к времени зависят от ОПР общества, в котором они живут. Ведь время находится исключительно и только в человеческом сознании и в ОПР общества. Неудивительно поэтому, что общества, выстроившие разную ОПР, могут по-разному относиться к прошлому и будущему.
Оказывается, однако, что разные общества могут не только по-разному относиться к прошлому и будущему. Разные общества могут даже по-разному репрезентировать время в своих объективных психических реальностях. Б. Уорф (2003, с. 166–167) первым обратил внимание на то, что понятие время зависит от языка, например, хопи[195] иначе концептуализируют время, чем англоязычные американцы. Глаголы в языке хопи не имеют времени, привычного для английской ментальности. Вместо них употребляются иные формы. По словам Б. Уорфа (с. 171–173), английский язык не различает, как язык хопи, чисел, используемых для подсчета реально существующих предметов, и чисел «самоисчисляемых».
Например, с понятиями, относящимися ко времени: лето, зима, утро, сентябрь и т. п., англоязычные американцы оперируют так же, как и с понятиями, обозначающими реальные предметы. Эти слова образуют в языке множественное число и исчисляются, подобно существительным, обозначающим предметы материального мира. В английском языке формы: at sunset и in winter («на закате» и «зимой») образуются по той же схеме, что и формы: at a corner и in an orchard («на углу» и «в саду»). Автор замечает, что таким образом объективизируются представления о явлениях, обозначаемых этими терминами.
Действительно, в английском языке, да и в русском, кстати, тоже, понятия, репрезентирующие специфические отрезки времени, например лето, зима, утро, сентябрь и т. п., образуются и используются по аналогии с понятиями, репрезентирующими предметы окружающего мира. И это отражает специфическую концептуализацию времени в указанных культурах, где время является очередным пусть и уникальным, но физическим объектом. Недаром и И. Ньютон определил его как особую физическую сущность. У хопи время концептуализируется иначе. Это не предмет, а что-то иное.
Б. Уорф (2003, с. 183 и 193) отмечает, что в языке хопи в отличие от английского «несколько дней» воспринимаются не так, как «несколько людей», а как последовательное появление одного и того же человека. Тогда как в английском «субстанция» времени рассматривается как нечто однородное и легко делимое на любое число пропорциональных единиц. Даже стоимость товара мы вычисляем пропорционально времени, затраченному на его производство. Однообразие и регулярность, присущие нашему представлению о времени (как о разделенной на равные отрезки безграничной ленте), заставляют нас переносить это однообразие даже на события.
По мнению Б. Уорфа (с. 199), понятие время не дано из опыта всем людям в одной и той же форме. Оно зависит от природы языков. Причем Вселенную можно описать, не прибегая к понятию измеряемого времени. Физическая теория, построенная без t (время) в своих уравнениях, будет действовать превосходно, хотя, несомненно, она потребует иного мировоззрения и, вероятно, иной математики (с. 216).
Я могу только согласиться с автором, так как не считаю время физической сущностью, и еще вернусь к этому вопросу. Многие исследователи критикуют представления Б. Уорфа, доказывающие разную концептуализацию времени в культурах хопи и европейцев. Я, однако, не вижу ничего странного и необычного в возможности разной концептуализации такой проблемной и максимально умозрительной сущности, как время, если даже цвета спектра разные этносы концептуализировали по-разному (см. Примечание 7).
Добавлю, что человеческие психические конструкции довольно инертны, а при длительном доминировании в сознании имеют способность «зашоривать» наше мышление, каждый раз направляя его в известное, привычное русло. В этом есть определенные плюсы, но и слабость человеческого мышления. Поверить поэтому в то, что понятие время обозначает всего лишь одну из наших, пусть и важнейших, психических конструкций, репрезентирующую не физическую сущность, а объект ОПР, так же трудно, как трудно было поверить людям после полутора тысяч лет господства теории Птолемея в то, что Земля вращается вокруг Солнца. Тем более что все собственными глазами «видели», как Солнце ежедневно движется по небу над их домом.
Так и сейчас, мы буквально «видим», «чувствуем бег времени» и то, как мир «меняется во времени», потому что сознание чувственно репрезентирует изменения и движения предметов. И нам трудно поверить, что время – это совсем не то, что нам «видится» в бегущих стрелках часов, например. Однако, как пишет М. Планк (M. Planck, 1950), «новая истина в науке прокладывает дорогу к триумфу не посредством убеждения оппонентов и принуждения их видеть мир в новом свете, но скорее потому, что ее оппоненты рано или поздно умирают и вырастает новое поколение, которое привыкло к ней» (с. 33–34).
К чему я все это говорю? Не хочу ли я заявить, что времени нет в физической реальности?
Да, там нет времени в том виде, в каком мы привыкли его себе представлять, то есть в форме особой линейной объективной физической сущности, включающей в себя прошлое, настоящее и будущее, в которой мы живем, как и в пространстве, и которую даже можем измерять. Время есть лишь в нашей антропоморфной репрезентации «реальности в себе» как созданная людьми сущность ОПР.
То, что мы привыкли считать «объективным физическим временем», – всего лишь особая психическая, архиважная и эффективно способствующая нашей адаптации к миру психическая конструкция, репрезентирующая некую шкалу, или координатную ось, лишь позволяющую нам фиксировать постоянное и тотальное изменение «реальности в себе». Вот это-то глобальное изменение, представляющее собой нечто гораздо более сложное и грандиозное, чем просто самостоятельная физическая сущность, и присуще «реальности в себе». Оно даже непосредственно репрезентируется каждым человеком чувственно. А созданная сознанием сущность, обозначаемая понятием время, – лишь удобный психический инструмент, своего рода заменитель, сформированный человеческим сознанием для репрезентации этого всеобъемлющего и непрерывного изменения «реальности в себе».
Тот факт, что время – это лишь конституированная нашим сознанием сущность, лишний раз подтверждается, например, изменением с возрастом субъективной скорости течения времени. В детстве время ползет, порой невыносимо долго. В молодости оно уже идет. В зрелости время начинает бежать и нам его уже часто не хватает. В старости оно начинает скакать от одного Нового года к другому. Вроде только что праздновали 2000 г., а уже пришел 2017-й. Но как же так, ведь объективная физическая сущность не может зависеть от субъекта?
Сейчас наш здравый смысл привычно рассматривает время как глобальную физическую сущность того же уровня, что и пространство, и согласно общепринятым в физике психическим конструкциям «добавляет» время в виде четвертой оси координат к трем осям пространственных координат, формируя особую физическую сущность, называемую «пространство-время». Из принятой людьми модели «потока времени» с очевидностью следует, что в этом потоке теоретически можно перемещаться вперед и назад. Но осознав, что время – лишь созданный человечеством психический инструмент, шкала, иллюстрирующая и позволяющая нам измерять нечто иное – тотальные изменения «реальности в себе», мы сможем освободиться от многих вредных иллюзий.
Например, нам придется понять, что путешествие во времени – это бессмысленная фантазия, так как путешествовать по шкале измерения, которая существует лишь в человеческом сознании, можно только в сказке Если мы поймем, что время – это выдуманная человечеством удобная психическая сущность, условная координатная ось, предназначенная для регистрации и архивирования в нашем сознании непрерывного вселенского изменения «реальности в себе», нам станет совершенно очевидно, что «путешествие во времени» невозможно.
Путешествие назад во времени – не что иное, как инверсия тотальных и постоянно протекающих в масштабах Вселенной изменений «реальности в себе», то есть их движение вспять, а «путешествие в будущее» – ускорение этих изменений.
Тезисы для обсуждения
1. Понятие время обозначает одну из важнейших психических конструкций человека. Время существует лишь в сознании и в ОПР, где конституировано в виде особой линейной объективной физической сущности, включающей в себя прошлое, настоящее и будущее, – сущности, в которой мы якобы живем, как и в пространстве, и которую можем даже измерять.
2. Объект ОПР, обозначаемый понятием время, создан сознанием как удобный психический инструмент для измерения, точнее, даже для индикации всеобъемлющего и непрерывного изменения «реальности в себе», которое представляет собой нечто гораздо более сложное и грандиозное, чем просто самостоятельная физическая сущность.
3. Сознание репрезентирует существующую лишь в краткое настоящее мгновение «реальность в себе» как мир, изменяющийся во времени, непрерывно переходящий из прошлого в настоящее и стремящийся в будущее.
4. В сознании представлены две глобальные репрезентации «реальности в себе»: 1) текущая перцептивная в виде последовательно возникающих образов восприятия изменяющегося предметного физического мира, существующего в настоящий момент вокруг субъекта; 2) глобальная вспоминаемо-представляемая репрезентация того же мира, интериоризированная из ОПР и развернутая уже в историческом времени, которая включает в себя и лично пережитое субъектом, и интериоризированную им часть ОПР.
5. Референты многих сущностей, созданных сознанием и помещенных им в окружающий мир, распространяются за пределы настоящего мгновения, в котором только и существует «реальность в себе», а следовательно, эти сущности не могут пребывать нигде, кроме сознания и ОПР.
6. Все сущности, разворачивающиеся во времени, являются объектами ОПР.
7. Наличие ОПР позволяет нам легко объяснить происхождение своих знаний не только о событиях прошлого, но даже о некоторых возможных событиях будущего.
8. Путешествовать во времени невозможно, так как нельзя путешествовать по шкале измерения, которая существует лишь в человеческом сознании.
Глава 3.10
Роль ОПР в жизни человека
Сразу после рождения человек оказывается в ОПР, созданной обществом задолго до его появления. Отныне именно ОПР обеспечивает процесс познания мира ребенком и направляет его в строго определенное русло. Она определяет даже то, в каком виде он будет чувственно конституировать предметы в процессе восприятия окружающего мира. Подрастая, ребенок замечает, что окружающие люди действуют с предметами строго определенным образом и называют каждый предмет строго определенным словом. Усваивая названия предметов и конкретные образы действия с ними, ребенок познает мир в жестко и однозначно структурированном ОПР виде.
В. А. Иванников пишет (2010, с. 112), что ребенок, входя в мир, должен прежде всего освоить значения предметов и употреблять их так, как принято в обществе. Незнание этих значений приводит к использованию предметов культуры лишь как физических объектов. Автор напоминает про описанный в романе М. Твена «Принц и нищий» способ использования королевской печати мальчиком-бедняком – для раскалывания орехов.
Дополню, что даже такое (нецелевое) использование печати уже предполагает усвоение мальчиком, то есть интериоризацию им из ОПР, определенных форм действий с предметами. Например, того, что орехи следует раскалывать чем-то тяжелым. Почти любое разумное человеческое действие предполагает первоначальную интериоризацию из ОПР и самого действия, и его целей не только в форме визуальных, но желательно и в форме вербальных их репрезентаций.
Для того чтобы стать членом общества, ребенку необходимо социализироваться, то есть интериоризировать из ОПР хотя бы объем психического содержания – концептов (и понятий) и других вербальных конструкций, соответствующий запасу бытовых слов родного языка. В противном случае он просто не станет полноценным человеком. Именно поэтому каждый человек остро нуждается в обществе. Оно ему необходимо для его психического развития.
В процессе своей социализации ребенок интериоризирует из ОПР концепты и понятия своего общества, усваивает вербальные конструкции, репрезентирующие окружающий мир и его самого в нем. Роль ОПР в жизни человека невозможно переоценить, потому что именно она превращает неразумное существо, обладающее от рождения лишь чувственными репрезентациями реальности и лишь предрасположенное к специфически человеческому развитию, в разумного человека, способного мыслить с помощью понятий и вербальных конструкций.
Именно ОПР превращает сознание ребенка в полноценное сознание взрослого человека, легко оперирующее понятиями и вербальными конструкциями. Без ОПР была бы невозможна эта трансформация, так как был бы невозможен переход с уровня чувственных репрезентаций на уровень символических репрезентаций ОПР участвует в формировании важнейшей части индивидуальной картины мира – глобальной вербальной репрезентации реальности, которая органично дополняет у каждого человека его собственные чувственные репрезентации окружающего мира и конституирует их.
Вербальные репрезентации, интериоризируемые человеком из источников, вызывающих у него доверие, почти столь же достоверны для него, как и его собственные чувственные репрезентации. Древний грек поэтому был одинаково уверен в очевидности существования как его собственного поселения, так и жилища богов на горе Олимп, а современные люди одинаково уверены в существовании как лежащих на столе яблок, так и электронов, перескакивающих на атомных орбитах в этих яблоках.
Благодаря коммуникации с множеством других людей, которые не сомневаются в присутствии в окружающем их мире сущностей, относимых мною к ОПР, человек тоже не сомневается, например, в реальном наличии объектов, обозначаемых такими понятиями, как гипотеза и капитал, компромисс и уступка, сделка и соглашение, реформа и отсталость, век и месяц, дискриминация и двоевластие, гротеск и доктрина, связь и дисфункция, добро и зло, давление и вина, измерение и инерция и т. д. и т. п.
Вербальные репрезентации окружающего, расцениваемые обществом как истинные, автоматически превращаются в истину и для новых его членов. Более того, эти вербальные репрезентации мира, получившие статус объективных в силу своего присутствия в сознании множества людей и независимости от индивидуума, включаются новыми членами общества в их картину мира в качестве «всем очевидных» элементов окружающей реальности. Хотя в действительности они являются лишь версиями, возможными вариантами «реальности в себе», а то и вовсе фантазиями.
Изучая родной язык, ребенок тем самым приобретает глобальную вербальную репрезентацию окружающей реальности, созданную обществом до его рождения.
ОПР постоянно воздействует на каждого члена общества. С момента рождения человека она начинает формировать его психику и делает это до его смерти. ОПР из новорожденного «лепит» человека своей эпохи. Недаром Х. Ортега-и-Гассет пишет, например: «…дух времени, значимый мир сильней всего воздействует на жизнь каждого не просто потому, что он налицо, что я пребываю в нем и в нем же вынужден двигаться и существовать, но потому, что на самом деле большая часть моего мира, моих верований коренится в коллективном их наборе, совпадает с коллективными верованиями. Дух времени, идеи эпохи по существу и в подавляющем большинстве живут во мне, стали моими. Человек с малых лет впитывает убеждения своего времени, иначе говоря, включен в общеобязательный мир» (1997, с. 258).
Я добавил бы, что, даже если «идеи эпохи» не стали моими, они стали идеями окружающих меня людей, которые ведут себя в соответствии с ними. Эти идеи окружающих людей и их поведение, обусловленное ими, воздействуют на меня, трансформируя мою жизнь и заставляя меня считаться с ними Даже если я не разделяю эти идеи, они все равно задают малозаметные для моего сознания трафареты и рамки, сквозь которые я воспринимаю мир, в которых его концептуализирую, понимаю и оцениваю. Именно из-за ОПР каждый из нас – лишь чуть лучшее или чуть худшее продолжение существовавшего до нас человечества. Мы лишь листья колоссального вечнозеленого дерева – живущего и мыслящего человечества. Выстраиваемые нами собственные психические конструкции чаще всего не способны выйти за границы данной нам от рождения ОПР – кроны дерева. Мы можем лишь совершенствовать и развивать то, что получили от общества. И лишь в рамках того, что нам исходно дано. Чтобы выйти «за границы» ОПР, надо быть гением.
Мы не просто «сталкиваемся с идеями и живем с ними и в них», как пишет Х. Ортега-и-Гассет (с. 267). Идеи, участвующие в формировании ОПР, буквально создают окружающий мир в нашем сознании, конституируют его объекты, его события и структуры.
П. Бергер и Т. Лукман (1995, с. 245) считают, что главными агентами поддержания субъективной реальности в сознании человека являются значимые другие (прочие другие функционируют как своего рода хор). Так, жена, дети и секретарша человека торжественно подтверждают каждый день, что он успешен или безнадежный неудачник. Различную степень поддержки обеспечивают незамужние тетушки, повара и лифтеры. Индивид либо принимает поддерживающие эту реальность отношения, либо прекращает их.
Авторы (с. 248) подчеркивают, что общение является важнейшим средством поддержания реальности мира, постоянно и немногословно подтверждая ее. Например, обмен репликами типа: «Ну, мне пора на станцию», – «Хорошо, дорогой, успешного тебе дня в конторе» – предполагает целый мир, наполняющий смыслом эти предложения, которые, в свою очередь, подкрепляют субъективную реальность мира. По словам авторов, разговор четко очерчивает контуры ранее расплывчато и неясно понимаемых предметов. Можно, например, иметь сомнения относительно чего-то, но эти сомнения обретают совсем иную реальность в ходе их обсуждения. В процессе разговора сомнения объективизируются как реальность даже в рамках собственного сознания. По словам авторов, язык объективизирует мир, а объективизации языка становятся во время общения объектами индивидуального сознания. Все люди, использующие общий язык, поддерживают общую реальность.
Л. Витгенштейн (1994, с. 343) пишет, что, еще будучи детьми, мы узнаем разные факты и принимаем их на веру. Например, что каждый человек имеет мозг. Что Австралия имеет такую-то форму. Что у нас были прародители. Что люди, считающие себя нашими родителями, действительно являются ими и т. д. Эта наша вера не обязательно должна быть ясно выражена. Даже сама мысль, что дело обстоит именно так, может никогда и не прийти нам в голову. Будучи детьми, мы учились благодаря тому, что верили взрослым. Сомнения приходят после веры. Автор задает вопрос: почему мы считаем в общем истинным то, что входит в учебники? И объясняет этот факт тем, что все эти факты подтверждались многократно.
Могу лишь добавить, что ребенок интериоризирует представления своего общества о мире в качестве безальтернативной версии окружающей его реальности, так как интериоризируемое им знание представляет собой совокупность общепринятых истин относительно окружающего мира.
Вербальные конструкции не просто регулируют поведение людей в реальности, но создают особые области реальности и сами новые формы поведения человека в них. Такими конструируемыми людьми с нуля областями реальности являются, например, все игры людей, в том числе спорт. Футбольные или хоккейные правила, к примеру, не просто регулируют соответствующую игру, но создают саму возможность данной человеческой деятельности, формируя особые формы человеческой реальности.
Итак, роль ОПР в жизни каждого человека не менее важна для него, чем роль «реальности в себе». И если «реальность в себе» определяет возможности его биологического выживания, то ОПР делает из него человека разумного.
Тезисы для обсуждения
1. Овладевая родным языком, ребенок усваивает понятия и вербальные конструкции своего общества и приобретает глобальную вербальную репрезентацию окружающего мира, созданную обществом. Вербальные концепты и другие конструкции, интериоризируемые ребенком, буквально формируют в его сознании огромную часть окружающего мира, множество объектов, событий, структур и других сущностей.
2. Без ОПР была бы невозможна трансформация сознания ребенка в полноценное сознание взрослого человека, легко оперирующего понятиями и вербальными конструкциями, то есть был бы невозможен переход с уровня чувственного репрезентирования на уровень символического репрезентирования. С момента рождения и до смерти человека ОПР участвует в формировании его психики. Она создает человека, принадлежащего к конкретному обществу.
3. ОПР оказывает на каждого члена общества влияние, определяющее его поведение и жизнь, независимо от того, разделяет он доминирующие в обществе идеи или нет и что думает по поводу этих идей и обусловленных ими действий окружающих.
