Сергей Эрнестович Поляков
Концепты и другие конструкции сознания
2.2.7. Психические конструкты
В. Л. Абушенко определяет психический конструкт как «…понятие, вводимое гипотетически (теоретическое) или создаваемое по поводу наблюдаемых событий или объектов… не требующее обязательного указания на конкретный денотат. …Они (конструкты. – Авт) заполняют обнаруженные и не прописываемые пустоты в структуре знания и не имеют самостоятельного значения вне знания, в котором они сконструированы.
Конструкты – искусственные образования со служебными функциями, что наглядно видно на примере таких конструктов… как показатель или индекс. …П. У. Бриджмен ввел термин “умственные конструкты”[123] (сноска наша. – Авт), под которыми понимал модели ситуаций, прямо “не фиксируемых” органами чувств, а данных косвенно – через процедуры вывода…» (2010, с. 451–452).
И. М. Кондаков (2007, с. 263) рассматривает конструкт как гипотетический ненаблюдаемый фактор, который может объяснить проявление тех или иных внешне наблюдаемых переменных. По словам автора, многие психологические процессы представляют собой конструкты, сформулированные в рамках того или иного психологического направления. Например, все личностные переменные, черты характера и т. д.
Б. Мещеряков (2009, с. 284) тоже определяет конструкт как внутренний, недоступный непосредственному наблюдению гипотетический фактор, например «Я»-концепция или внимание, которые: а) используются для объяснения наблюдаемых фактов; б) могут быть причинно обусловлены – например, голод может быть причиной пищевого поведения и сам, в свою очередь, порождается длительным перерывом в приеме пищи. Автор указывает на существование конструктов двух типов: гипотетических и промежуточных переменных. Причем только первые имеют статус реальности, тогда как вторые… – лишь удобные фикции.
Перечисленные и большинство других авторов исходят из объективистской позиции, в соответствии с которой в окружающем мире есть сущности, доступные непосредственному восприятию и недоступные ему, то есть гипотетические (и это отнюдь не только предметы), а есть сущности, созданные исследователями, или конструкты.
В своей интересной книге «Современная система психологии» Н. Смит (2003) подробно рассматривает психические конструкты, которые он пытается дифференцировать с сущностями окружающего мира. Он, в частности, пишет: «Во многовековых дебатах о природе души вопрос о природе конструктов и их смешении с событиями[124] (ссылка наша. – Авт) также не рассматривался. В этом отношении все (спорящие друг с другом) авторы пребывают в священном согласии. Тем не менее вопрос о различении конструктов и событий имеет принципиальное значение» (2003, с. 63).
По мнению Н. Смита (с. 63), сам термин «конструкт» указывает, что это нечто конструируемое, а не наблюдаемое. Конструкт – продукт теоретизирования, абстракции и измышления. По мнению автора, все, что не является «исходным событием», является «конструктом»: теории, гипотезы, принципы, математические формулы, диаграммы, измерения. Даже описание, по его мнению, можно считать конструктом, поскольку оно не является той вещью, которую описывает. Однако сам он приводит примеры более типичных конструктов: Декартова «душа», «монады» Лейбница, «впечатления» Юма, «идеи и ощущения» Локка, «пружины» Ламетри, «трансцендентальное единство апперцепции» Канта, «специфическиенервные энергии» Мюллера, «психическая химия» Дж. Л. Милля, «О» Вудвордса и «изоморфизм» Келера.
Н. Смит (там же), как и большинство исследователей, является объективистом и исходит из того, что мы либо наблюдаем сущности, либо конструируем их. Он замечает то, что исследователи конструируют множество сущностей, но не готов пойти дальше и принять, что человек конституирует или конструирует все антропоморфные сущности, даже чувственно репрезентируемые им. К тому же автор некорректно сравнивает между собой конструкты и события, так как эти понятия обозначают несопоставимые сущности.
Конструкты – это вербальные концепты, конструирующие заведомо вымышленные с точки зрения их создателей сущности, а события согласно общепринятой точке зрения – некие изменения, происходящие со всеми сущностями в реальности. В данном контексте следовало бы сравнивать не конструкты и события, а явные конструкты и вербальные психические конструкции, репрезентирующие нечто существующее в реальности (как представляется исследователям). Такое сравнение было бы более адекватным и понятным.
Н. Смит спрашивает: «Должна ли психологическая система базироваться на конструктах или на событиях? Иными словами, должны ли ее сторонники начинать с конструктов, с помощью которых они будут интерпретировать события, или они должны начинать с событий и развивать свои конструкты на основе этих событий?» (с. 64).
Автор не замечает того, что мы не вольны «начинать с конструктов или событий». У нас просто есть наши психические репрезентации, которые лишь могут быть в большей или меньшей степени адекватными реальности. И единственное, что мы можем, – это утверждать, что одни наши концепты репрезентируют что-то весьма похожее на сущности реальности, тогда как другие наши концепты репрезентируют нечто явно непохожее на то, что представляется нам сущностями реальности, хотя исследователям и удается порой с помощью этого нечто, то есть собственных конструктов, даже успешно объяснять реальность.
Для того чтобы определить, с чем мы имеем дело: с конструкцией, репрезентирующей сущность, присутствующую в реальности, как представляется нашему здравому смыслу, или с явно вымышленным конструктом исследователя, – мы больше опираемся на свой здравый смысл.
Среди авторов, обсуждающих конструкты, нет единства в их понимании. Одни рассматривают конструкт узко – как нечто вымышленное сознанием и, несомненно, отсутствующее в окружающем мире. Другие, как Н. Смит, трактуют понятие конструкт расширительно. Трудно, например, согласиться с утверждением Н. Смита (с. 63), что описание – это тоже конструкт, так как при таком подходе рамки понятия конструкт вообще расплываются.
Впрочем, автор прав в том смысле, что всякий вербальный концепт – это в конечном счете конструкт, так как он конституирует или конструирует некую сущность. У нас есть альтернатива. Мы можем выделять среди множества конституирующих и конструирующих сущности вербальных концептов конструкты в качестве подвида вербальных концептов, который формирует заведомо странные для здравого смысла сущности, плохо вписывающиеся в чувственно репрезентируемую человеком реальность. А можем расширить понятие конструкт, включив в эту категорию все вербальные концепты, конституирующие и конструирующие сущности реальности.
Но в этом втором случае мы полностью теряем грань между сущностями, которые представляются здравому смыслу реальными, вероятными и явно искусственными. То есть сущностями, вербально сконструированными и конституированными, с одной стороны, и типичными психическими конструктами, репрезентирующими нечто, очевидно не существующее и плохо сочетающееся для здравого смысла с чувственно репрезентируемой реальностью – с другой.
В этом втором случае получится то же, что у Ч. Райкрофта[125], который замечает, что многие психоаналитические понятия представляют собой конструкты, описывающие психические явления. Однако он тут же добавляет, что основным конструктом классической психологической теории является психический аппарат, позволяющий трактовать психические процессы как функции некой гипотетической структуры – психики. Мнение данного автора свидетельствует о том, что при расширительном толковании понятия конструкт в группу конструктов попадают и психика, и сознание, и личность, что лишает такой подход смысла.
Примером типичного конструкта является, например, сущность, предложенная А. Эддингтоном (2010, с. 102). Рассматривая Великобританию, он пишет, что доля человечества, которая заключена в ней, равна 40 млн человек. Если же взять Великобританию в пространственно-временном мире, то есть в промежутке между 1815 и 1915 гг., то доля человечества, «заключающегося» в ней, будет измеряться 4000 млн человеко-лет. Обсуждаемый автором конструкт репрезентирует то, чего явно нет в «реальности в себе», потому хотя бы, что она существует лишь в настоящее мгновение. Тем не менее конструкт А. Эддингтона вполне способен существовать как объект объективной психической реальности, существующий лишь в представляемой реальности, растянутой во времени на многие десятилетия. Очевидно, что существование подобной умозрительной сущности возможно только в человеческом сознании.
Типичными конструктами являются также сущности, обозначаемые, например, понятиями абсолютно черное тело, идеальный газ, материальная точка, бессознательное психическое, коллективное бессознательное, общественное сознание и т. д. Первые из них репрезентируют, с одной стороны, что-то вроде бы существующее в «реальности в себе», а именно – тело или газ. С другой стороны, нечто явно отсутствующее там, так как в реальности нет, например, тела, которое поглощает весь падающий на него свет. Обращает на себя внимание то, что, несмотря на отсутствие в реальности псевдосущностей, репрезентируемых конструктами, даже таким конструктам соответствуют в реальности очевидные референты, то есть и подобные конструкты имеют полное право на существование в психической реальности.
В предыдущей главе мы уже обсуждали то, что практически все научные понятия представляют собой конструкты исследователей и репрезентируют сущности, созданные людьми, хотя и имеющие референты в реальности. Такими же конструктами является большинство сущностей, созданных людьми в обыденной жизни. Причем большинство исследователей не считают конструктами концепты, репрезентирующие подобные сущности, так как эти сущности, образно говоря, неплохо вписываются в чувственно репрезентируемую людьми реальность и вполне гармонируют с ней. И тем не менее все вербально конституируемые и конструируемые исследователями сущности – результат деятельности сознания. Следовательно, мы можем рассматривать их в качестве психических конструктов. Но тогда практически все концепты, репрезентируемые научными понятиями, и множество концептов, репрезентируемых понятиями обыденными, придется отнести к этой категории, что неоправданно расширит понятие конструкт.
На практике к конструктам относят лишь то, что выглядит явно чужеродным среди чувственных репрезентаций реальности и не имеет среди них очевидных, на первый взгляд, референтов. Следовательно, решая вопрос о том, является ли сформированный человеком концепт и репрезентируемаяим сущность конструктом, мы опираемся главным образом на свой здравый смысл[126] и в конечном итоге на то, насколько явные чувственные референты данная сущность имеет в реальности.
Впрочем, и это не всегда оказывает решающее влияние на наш выбор. И если исследователь, создающий такие сущности, сразу же определяет их в качестве конструктов (как в случае идеальных типов М. Вебера, например), мы рассматриваем такие сущности как конструкты. В других случаях, если исследователь, их создавший, не определяет их в качестве конструктов (как происходит с большинством научных понятий), мы не рассматриваем такие сущности как конструкты. Очевидно, что это не вполне адекватные критерии, точнее, отсутствие их.
Обсуждая естественно-научные понятия, Э. Кассирер (2006, с. 149–150) обращает внимание на то, что при их создании исследователи постоянно переходят через границу данного им в окружающем мире, и этот неизбежный переход невозможно критически оправдать и обосновать. Он полагает, что мы не можем отказаться от понятий об абсолютно твердом теле, об атоме или о действующей на расстоянии силе, хотя мы должны, безусловно, отказаться от надежды найти в доступном для восприятия мире какие-нибудь доказательства в пользу их существования.
Кроме естественно-научных конструктов, исследователи обсуждаютмножество психологических, социальных и других конструктов. Конструктами являются, например, предложенные К. Левиным (2000, с. 82–83) психологическая позиция, психологические силы и поля В литературе рассматриваются также социальные конструкты: социальная ненависть, социальная терпимость/толерантность, социальная агрессивность, социальная обида, социальное возмущение, социальная гордость и т. д. (О. Ю. Ромашина[127]).
В качестве социальных конструктов рассматривают даже такие сущности, как игра, язык, деньги, титул, образование, правительство, корпорация, класс, раса, гендер, сексуальность, мораль, память (А. В. Михальский[128]); победа и славянский мир (А. И. Щербинин[129]). Обсуждаются также социокультурные конструкты: память, красота, хаос, чувства (Н. Г. Брагина, 2013); идеологические конструкты: державность, суверенитет, патриотизм, демократия, гражданское общество, качество жизни (Е. А. Краснова[130]) и т. д.
Часто достаточно трудно решить, что следует рассматривать в качестве присутствующих в окружающем мире референтов той или иной сформированной с помощью вербального концепта сущности и есть ли они там или это наше сознание «подсовывает» нам некую псевдосущность.
В качестве одного из конструктов Н. Смит (2003, с. 63–64) рассматривает сущность, обозначаемую понятием мотивация Мы, однако, не считаем, что это понятие обозначает конструкт. Другое дело, что совсем не просто определить, какое психическое явление стоит за обсуждаемым автором (с. 63) желанием студента получить пятерку. То есть идет в данном случае речь о конструкте или о психической конструкции, которая репрезентирует нечто реально существующее в сознании студента.
Мы полагаем, что понятие мотив обозначает не конструкт, то есть псевдосущность, а психическую сущность, формируемую вербальным концептом. Например, таким: Мотив – состояние возбуждения, которое побуждает организм к действию (А. Ребер, 2000, с. 464). И хотя эта психическая сущность тоже конституирована исследователями, она имеет вполне реальные чувственные референты в человеческой психике. Так, в сознании студента есть специфическое желание, специфические образы представления желаемого им объекта, состояние специфического возбуждения и т. д., то есть присутствует то, что мы называем «референтами» конституированной сущности, обозначаемой понятием мотив В связи с этим возникает вопрос о целесообразности столь расширительной трактовки понятия конструкт.
Автор продолжает: «Поскольку конструкт является не вещью, а абстракцией, а потому ни при каких условиях не может быть наблюдаем (хотя его референт, если таковой имеется, может быть наблюдаем), вся модель в этом случае навсегда оказывается не подлежащей ни наблюдению, ни верификации» (Н. Смит, 2003, с. 66).
Ему легко можно возразить. Во-первых, все обсуждаемые здесь сущности сформированы с помощью вербальных или смешанных концептов, созданных исследователями. Следовательно, они в принципе не являются «вещами», так как вещи, или предметы, репрезентируются сознанием чувственно. Во-вторых, все обсуждаемые сущности не могут быть непосредственно наблюдаемы нами. Такова уж их природа.
Кстати, мы не имеем достаточно развитой психической феноменологии и соответствующего словаря, чтобы ответить на простой вопрос: собственные психические явления мы наблюдаем или переживаем, или наблюдаем и переживаем? Например, собственные эмоции, интероцептивные ощущения, боль наконец, мы переживаем, или наблюдаем, или в какие-то моменты переживаем, а в какие-то и переживаем, и наблюдаем? В-третьих, обсуждаемая автором в качестве конструкта сущность имеет очевидные референты в психике человека, то есть в реальности.
Следует позитивно оценить тот факт, что Н. Смит указал всем на общую природу явных конструктов и всех прочих сущностей, формируемых в процессе научных исследований. Их внимательное рассмотрение демонстрирует, насколько сложно прийти к общему мнению в отношении того, что следует считать психическим конструктом, а что – уже пусть и гипотетической, но сущностью, сформированной с помощью вербальной конструкции.
Кстати, все сущности, формируемые человеком с помощью смешанных и даже вербальных концептов, имеют в чувственно репрезентируемом окружающем мире референты Другое дело, что у одних подобных сущностей референтов больше и они очевидные. Тогда как у других сущностей референты косвенные и не очень явные. В отношении одних сконструированных сущностей (городское хозяйство, капитализм, энергия) у нас складывается ощущение, что за ними в реальности, безусловно, что-то стоит. В отношении других сущностей (идеальная жидкость, психологическое поле, материальная точка) мы не сомневаемся, что это нечто придуманное человеком.
Часто даже очевидные конструкты представляются нам вполне реальными и имеют в чувственно репрезентируемом окружающем мире несомненные референты. В. И. Добреньков и А. И. Кравченко (2009, с. 64), например, пишут, что у теоретических конструктов, обозначаемых словами «социальная мобильность», «идентификация», «рабочий класс» и «социализация», имеется множество эмпирических референтов. Социальная мобильность проявляется, например, в форме изменения индивидом или группой своего статуса и разделяется на виды, формы и типы (вертикальная и горизонтальная, межпоколенная и внутрипоколенная и т. д.). Она же описывается при помощи более конкретных конструктов, обозначающих вид, форму и тип социальной мобильности, которые можно обнаружить в реальности. К примеру, одну из разновидностей социальной мобильности представляет собой текучесть кадров. Ее можно измерить, скажем, путем соотношения числа уволившихся с предприятия за год к общей численности персонала.
К конструктам, которые авторы, как и Н. Смит (2003), трактуют очень расширительно, они (там же) относят в том числе любое теоретическое высказывание и научные гипотезы, например предположение о том, что с понижением уровня семейного бюджета до величины, граничащей с прожиточным минимумом, снижается ориентация пары на рождение второго ребенка. По мнению авторов (В. И. Добреньков, А. И. Кравченко, 2009, с. 64), у конструктов – главных семантических единиц, при помощи которых организуется и выражается научное знание, – помимо функции обозначения того, о чем говорится, существует функция идеализации, то есть упрощения, схематизации того, о чем говорится, или того, что изучается. Поскольку в теории мы имеем дело с интеллектуально контролируемым объектом, то теоретический объект можно, в принципе, описать как угодно детально и получить как угодно далекие следствия из исходных представлений.
Получается, что среди множества формируемых человеческим сознанием сущностей реальности есть те, присутствие которых в окружающем мире кажется несомненным нашему здравому смыслу. В первую очередь это, конечно, чувственно репрезентируемые сущности, например предметы. Множество других сущностей, создаваемых сознанием с помощью смешанных и вербальных концептов, образуют широкий спектр форм. Один полюс этого спектра представлен сущностями, присутствие которых в окружающем мире тоже не вызывает у нас сомнений. (Хотя при тщательном анализе становится очевидно, что такое отсутствие сомнений безосновательно.) На другом полюсе представлены сущности, отсутствие которых в окружающем мире не вызывает у нас сомнений.
Средняя часть спектра заполнена множеством сущностей, которые можно отнести к вероятным, или гипотетическим, объектам окружающего мира. Следует, однако, помнить о том, что все сущности данного спектра сознание не обнаруживает, не открывает в окружающем мире, как продолжают утверждать объективисты, а формирует, основываясь на чувственных референтах, пусть даже косвенных. То есть сущности, которые в окружающем мире есть с точки зрения нашего здравого смысла, отличаются от сущностей, которых там нет с его же точки зрения, только субъективным убеждением этого самого нашего здравого смысла.
Тогда типичные конструкты – это просто часть вербальных концептов, которые формируют совершенно «искусственные» сущности с точки зренияздравого смысла исследователей. Эти сущности явно сконструированы-сознанием. Тем не менее и они сформированы сознанием не на «пустом месте», так как тоже имеют в реальности свои чувственные, пусть и очень отвлеченные, или косвенные, референты.
Н. Смит (2003, с. 67) справедливо указывает, что часто конструкты приобретают круговой характер, то есть возникает порочный круг. Так, З. Фрейд первоначально определил либидо как сексуальные потребности, а затем стал использовать понятие либидо для объяснения сексуального поведения. Или в психометрии создается шкала для измерения определенного конструкта, обозначаемого, например, понятием отчужденность или интеллект, а затем данный конструкт определяется с помощью шкалы отчужденности или интеллекта. По словам автора (там же), мы слышим, что человек упорно трудится, потому что он мотивирован, и считаем, что он мотивирован, потому что он упорно трудится; мы обсуждаем большее или меньшее количество интеллекта, мотивации и креативности, как будто они являются вещами, характеризующимися количественными показателями.
Автор не учитывает, однако, того, что конструируемые нами сущности (в том числе конструкты) легко могут быть измеряемы нами. С такой же легкостью, как мы создаем сущности вообще, мы создаем и специализированные психические сущности – шкалы для измерения уже созданных нами иных психических сущностей. И потом измеряем уровень интеллекта, интенсивность мотива, выраженность черты характера и т. д.
Н. Смит (с. 68) прав, полагая, что объекты, обозначаемые понятиями интеллект, мотив или личность, удобны, но, возможно, не являются причиной специфических форм поведения, которые описывают. Человек получает высокую оценку по интеллектуальному тесту не потому, что у него высокий интеллект. Высокая оценка – это всего лишь измерение или описание его интеллектуального поведения. Не особенности личности человека определяют его поведение, а определенный тип поведения и есть личность. Следовательно, та или иная личность – не более чем обозначение специфических форм поведения.
Аргументы автора заставляют всерьез задуматься о перечисленных выше сущностях (которые он считает конструктами) и еще о множестве других, созданных исследователями и репрезентируемых нашими вербальными концептами. Вместе с тем расширительный подход автора вызывает серьезные возражения. Нам представляется, что отнесение к конструктам концептов, обозначаемых, например, понятиями мотив и личность, неправомерно, так как эти сущности не только оказались весьма полезны в практической работе исследователей, но и имеют в реальности референты.
Если в отношении сущности, обозначаемой, например, понятием коэффициент интеллекта, можно скорее согласиться с автором насчет отсутствия за ней чего-либо, кроме гипотезы ее создателя, хотя и это требует обсуждения, то в отношении сущностей, обозначаемых понятиями мотив или личность, с автором и многими его единомышленниками можно серьезно спорить. Нам, в частности, кажется, что за понятием мотив стоят вполне реальные и существующие в сознании каждого человека психические явления.
Кстати, данная психическая сущность вообще репрезентируется с помощью не вербальной, а смешанной психической конструкции, включающей, в частности, ощущение голода или жажды, сексуальное влечение и т. д. И эти психические явления выступают как референты психической сущности, обозначаемой понятием мотив Фактически понятие мотив – это общее понятие по отношению к специфическим ощущениям голода, жажды, сексуального влечения и т. д.
Что касается личности, то это понятие тоже обозначает вербальный концепт, репрезентирующий не просто те или иные формы поведения, как трактует ее, например, бихевиоризм, но и уникальные психические конструкции, образующие данную конкретную личность. И эти неповторимые психические структуры вполне достойны сущностного определения.
Нельзя полностью принять точку зрения Н. Смита и в отношении того, что разум, например, – это «фундаментальный психологический конструкт» (там же). Автор (там же) утверждает, что, если разум рассматривается как самостоятельная и ненаблюдаемая причинная сила, промежуточная между миром и телом, он становится лишь иным обозначением «психеи», или «души», – вещи, процесса, агента или силы. По его (там же) словам, это есть материализация, акт приписывания реального существования абстракции, как это имеет место в утверждениях «феномены сознания реальны», «психические процессы существуют» или «человеческий разум – это адаптивная система. Он выбирает способ поведения в свете его целей…».
Н. Смит (там же) прав в том, что авторы таких утверждений превращают разум в вещь (читай: в сущность. – Авт) и наделяют ее способностями к самодействию и саморегулированию. Но он не прав, когда переводит разум в группу конструктов, то есть того, что изобретено человеком для собственного удобства. Сам же Н. Смит (с. 72) и отмечает, что во всех подходах к вопросу об отношении души и тела отсутствует признание того, что разум является конструктом, а не реально существующей вещью, то есть многие исследователи отнюдь не считают разум конструктом.
Нельзя принять и утверждение Н. Смита, что понятия психическое, сущность или состояние сознания обозначают конструкты и являются «продуктами теоретизирования, абстракции, измышлением» (с. 69). Если в отношении конструкции, обозначаемой понятием сущность, можно опять долго ломать копья, то в отношении концепта, обозначаемого редуцированным понятием психическое, вряд ли теперь, после сокрушительного краха классического бихевиоризма, найдется много исследователей, готовых отрицать, что данное понятие репрезентирует нечто субъективно совершенно очевидное для каждого человека и постоянно им переживаемое в собственном сознании. И необихевиористы не могут больше игнорировать психические явления, хотя упрямо отказываются признавать их определяющую роль в обеспечении функционирования разума.
Психическую реальность действительно принято концептуализировать, создавая новые концепты, репрезентирующие новые психические сущности. Это приводит к появлению в объективной психической реальности сущностей, наличие которых вызывает затем сомнения у исследователей. Впрочем, даже ответ на базовый вопрос существуют ли в психике конкретного человека ощущения или образы восприятия? – явно зависит от точки зрения отвечающего. С одной стороны, подобные сущности можно вроде бы интроспективно обнаружить в собственном сознании. С другой стороны, их же можно лишь условно отделить от прочих психических феноменов в потоке сознания, то есть не факт, что они существуют, так сказать, в «чистом» виде.
Фактически мы конституируем их в процессе рефлексии в качестве неких относительно самостоятельных фрагментов содержания нашего сознания, но не столь уверенно и отчетливо, как мы конституируем, например, чувственно фрагменты окружающего мира в виде его предметов, явлений, изменений и свойств. Тем не менее в обоих случаях мы конституируем и выделяем в качестве самостоятельной сущности часть переживаемого нами содержания сознания. Следовательно, мы должны отдавать себе отчет в том, что факт «наличия» тех или иных психических сущностей зависит от особенностей их концептуализации, от конвенций, принятых в данном научном сообществе, от способности созданного концепта успешно решать стоящие перед исследователями задачи и пр.
Еще раз отметим, что Н. Смит слишком расширительно трактует понятие конструкт Но мы должны быть благодарны ему за постановку им вопроса о различиях конструктов и прочих сконструированных человеком сущностей.
