Сергей Эрнестович Поляков
Концепты и другие конструкции сознания
Именно в ОПР президент издает указы, подписывает договоры, накладывает вето, объявляет о начале военных действий, отдает приказы министрам и чиновникам и т. д. При этом конкретный человек, отождествляемый в сознании людей с объектом «президент», выполняет в это же время иные действия в физической реальности – физические: пишет на листах бумаги и подписывает их, зачитывает тексты (выступает), общается с людьми и т. д. Конкретный человек остается президентом ровно до тех пор, пока общество и доминирующие в нем группы, либо его силовые структуры готовы отождествлять этого человека с объектом ОПР, обозначаемым понятием президент.
Таким образом, объект, обозначаемый этим понятием, в отличие от объекта, обозначаемого понятием огонь, даже не существует в физической реальности. В последней существует иной объект – конкретный человек, лишь выполняющий функции президента. Президент же существует только как социальный объект ОПР, хотя это его существование там оказывается в итоге более чем реальным для людей.
Огромную роль в построении социальной реальности играют психические конструкции, присутствующие в сознании большинства членов общества и устанавливающие приемлемые и неприемлемые для общества формы поведения людей. Причем сходное поведение людей в сходных ситуациях, обусловленное сходным содержанием их сознания, подтверждает для каждого члена общества достоверность его собственных репрезентаций социальной реальности. Видя, как полиция применяет средства принуждения, а большинство людей подчиняются ей, человек убеждается в адекватности собственных представлений о социальном институте, обозначаемом понятием полиция.
Между тем реальность этого института зиждется исключительно на готовности и желании большинства членов общества признавать факт его наличия. То есть держится на вере людей в то, что полиция – это реальная внешняя сущность, наличие которой им следует учитывать в своей жизни. Если бы у людей отсутствовала эта вера, обычные действия полиции вызывали бы у них возмущение, ответную агрессию и привели бы к исчезновению из социальной жизни данной сущности.
Поведение окружающих является для каждого человека воспринимаемой и репрезентируемой им чувственно реальностью, как и предметный физический мир. Но в отличие от него оно приобретает понятный людям смысл только благодаря имеющимся в их сознании сходным репрезентациям общей социальной реальности.
Отклонения поведения кого-либо из людей от общепринятой линии немедленно становятся заметными всем и воспринимаются ими как невоспитанность человека, его болезненная неадекватность или вызов обществу. Психические конструкции, формирующие социальную часть ОПР, присутствуют в сходной форме в сознании каждого члена общества и определяют адекватность его поведения с точки зрения других людей, пребывающих в аналогичной ситуации.
Общество регламентирует все поведение человека, даже его поведение в одиночестве. Что-то он может делать, а что-то делать не должен, даже оставаясь один. Например, употреблять неумеренно алкоголь, наркотики, валяться целыми днями в постели и т. д. Идеи, нормы, правила и законы, представленные в ОПР, прямо принуждают всех членов общества действовать строго определенным образом. Они не только касаются важных сфер жизни общества, но и распространяются на все его сферы.
Э. Дюркгейм (1995, с. 38–39), например, замечает, что мы не можем выбирать ни форму наших жилищ, ни фасоны нашей одежды. И то и другое обязательно. Тип нашего жилища отражает лишь способ, которым привыкли строить дома все вокруг нас и отчасти предшествующие поколения.
Следовательно, важным элементом социальной реальности является готовность и способность общества принудительно навязывать своим членам доминирующие в ОПР общества представления об окружающей реальности и тех вариантах поведения, которые кажутся обществу правильными.
Если кто-то отказывается принимать и признавать реальность установленных обществом смыслов, социальных ролей или институтов, общество заставляет его сделать это с помощью психологических (уговоры и убеждения) и физических (грубая сила) рычагов воздействия. То есть общество принуждает несогласных и «сомневающихся» признать факт присутствия в мире социальных сущностей, по крайней мере учитывать их наличие в своем поведении.
Мы верим в реальность социальных институтов и в определенное их устройство так же, как верим в реальность домов, в которых эти институты располагаются. Наше поведение зависит от присутствующих в нашем сознании сходных психических конструкций, репрезентирующих устройство, функции и цели разного рода общественных институтов и структур. Именно поэтому мы не пытаемся покупать продукты в больнице, заказывать обед в читальном зале или регистрироваться на авиарейс у стойки администратора в ресторане.
Мы рассматриваем социальные институты и организации как объекты, имеющие структуру столь же постоянную и устойчивую, как и предметы. Мы знаем об их особенностях, поэтому мы достаточно спокойно отнесемся к тому, что нас не пустят в какое-то учреждение, так как понимаем, что во многие учреждения нет свободного доступа. Но мы удивимся и возмутимся, если нас вдруг не пустят в учреждение, где мы работаем, в магазин или в метро.
В нашем сознании имеются представления об устойчивых связях и отношениях предметов и других сущностей окружающего мира. Поэтому нас не удивляет то, что, например, одно письмо, которые мы бросаем в ящик на улице (почтовый), доходит до своего адресата даже в другой стране, а другое такое же письмо, которое мы тоже бросаем в другой ящик на улице (мусорный), оказывается на свалке. Эти специфические перемещения предметов происходят исключительно потому, что в сознании всех людей присутствуют психические конструкции, репрезентирующие существующие в социальной жизни структуры и механизмы, а также правила привычных и последовательных действий людей с определенными предметами.
Сходные вербальные психические конструкции, распространенные в сознании большинства членов общества, позволяют разным людям формировать индивидуальные, но похожие картины мира, и создают в сознании людей общие для них социальные сущности ОПР. Чтобы лучше понять, о чем я говорю, давайте представим себе комнату, в которой собрались и расселись на стульях два десятка незнакомых друг с другом людей. Все они ждут начала действия. Характер ситуации и предстоящего действия определяется полученной ими ранее информацией, то есть интериоризированными ими ранее вербальными конструкциями, репрезентирующими окружающую их реальность и ее будущие изменения.
Мы не знаем, чего они ждут: обмена опытом по технологии продаж, обсуждения проблем жителей микрорайона, заседания общества анонимных алкоголиков, первого занятия по изучению иностранного языка или чего-то еще. Они готовы к ожидаемому и даже примерно представляемому ими действию. Та понятная им ситуация, в которой они сейчас находятся и к которой готовы, и есть фрагмент их ОПР, а для них – просто окружающая реальность.
Или представьте себе другую ситуацию. Для жителей Европы и США реальностью является то, что на юго-востоке Украины сепаратисты с помощью России захватили власть и стремяться отторгнуть эту часть страны, чтобы в перспективе присоединить ее к России. Для жителей России реальностью является то, что на Украине в результате государственного переворота власть захватили ультранационалистические группы, поддерживаемые Евросоюзом и США, первым законопроектом которых стал запрет на использование на Украине русского языка, хотя миллионы людей в этой стране – этнические русские. В результате этого русскоязычное население юго-востока Украины потребовало автономии. Однако центральная власть Украины бросила войска на подавление выступлений населения и стала обстреливать из тяжелого вооружения города юго-востока страны, что привело к многочисленным жертвам среди мирного населения, а Россия стала оказывать военную помощь населению этих регионов.
Обе описанные версии развития событий представляют собой не что иное, как варианты ОПР. Причем у каждой из конфликтующих сторон имеется своя реальность. Разные общества и даже группы людей конструируют свои версии ОПР и пытаются навязать их всем остальным. Причем делают они это не только с помощью массированного использования медиаресурсов, но часто и с применением военной силы.
Наглядно проявляется влияние на поведение людей различий в ОПР, когда, например, туристы попадают в другие страны. Они вдруг замечают, что местные жители почему-то верят в реальность того, чего на самом деле, с точки зрения туристов, в окружающем мире нет. Странно, а порой и нелепо выглядят, например, для неверующих туристов, часто незнакомых даже с сущностью местных религиозных культов и таинств, действия местных приверженцев этих религий. Хотя для последних они имеют глубокий сакральный смысл и отражают их видение окружающего мира.
Вербальные конструкции, возникающие в сознании многих членов общества в форме нового знания, меняют ОПР общества и мощно влияют на поведение его членов, если это знание о мире воспринимается людьми как достоверное. Американское общество перед Уотергейтом не знало, например, что президент Р. Никсон одобрил прослушивание политических противников, и продолжало жить как обычно. Но вдруг в обществе распространилось новое знание – преимущественно вербальные психические конструкции, репрезентирующие факт санкционированного президентом прослушивания штаба политических конкурентов. Эти конструкции, интериоризированные сознанием большой части членов общества, вызвали у людей негативные эмоции и протестное поведение, что привело в итоге к импичменту и смене президента.
ОПР навязывает людям множество сущностей. Люди признают их наличие и в своем поведении учитывают их присутствие в окружающем мире. В конечном счете уже само это поведение множества людей, подтверждающее реальность сущностей ОПР, выступает в качестве объективного физического, то есть воспринимаемого и чувственно репрезентируемого людьми фактора окружающего мира, доказывающего всем несомненный факт нахождения данных сущностей в мире.
Именно поведение окружающих в буквальном смысле заставляет каждого человека признать наличие во внешнем мире сущностей ОПР, в частности ее социальных институтов и организаций. Мне возразят, что социальные институты и организации – это в том числе вполне «физические» объекты, которые имеют известную всем локализацию, занимают определенные здания в городе, представлены определенными людьми, выполняют конкретные функции и т. д. Однако если задуматься, то легко обнаруживается, что локализация, наличие зданий, другого имущества и тем более конкретных людей – совсем не главные элементы социальных организаций.
Рассмотрим, например, объект ОПР, который называется «суд». Это не здание, на котором висит вывеска со словом «Суд», и не определенные люди. Это социальный объект – институт, выполняющий определенную функцию в обществе. И здание, и людей можно заменить, как и большинство их действий. Можно вообще обойтись без здания и проводить заседания суда, например, на площади. Можно даже не проводить заседаний суда, а обмениваться письмами или репликами по телефону. Можно проводить суд в форме видеоконференции, а участвующие в нем люди могут при этом находиться где угодно. Главное – выполнить социальную функцию суда. Необходимо установить степень виновности человека и при наличии вины назначить ему наказание или оправдать его.
Данные действия, во-первых, осуществляются в психической реальности, то есть в сознании людей, участвующих в судебном процессе или наблюдающих за ним. Во-вторых, действия эти возможны лишь при наличии у людей уверенности в том, что определенные лица имеют право устанавливать степень вины человека и назначать ему наказание. То есть при наличии в сознании людей вербальных конструкций, репрезентирующих легитимность (законность и допустимость), с точки зрения членов общества, подобных действий. Согласно доминирующим в обществе представлениям такие действия легитимны, если их совершают специально уполномоченные на это обществом люди, то есть люди, выполняющие определенные социальные роли: судья, защитник, обвинитель и т. д. В-третьих, результаты суда в форме приговора – особого решения суда об оправдании или о форме наказания осужденного – сохраняются в ОПР общества.
И все же поведение людей не может рассматриваться как главный элемент социальной части ОПР, потому что поведение производно, вторично. Оно обусловлено сходными психическими репрезентациями окружающего мира, в том числе репрезентациями сущностей социальной реальности, присутствующими в сознании каждого члена общества.
Все дополнительные смыслы, значения и социальные роли конкретные предметы, люди и их действия получают только в результате принятия этих смыслов, значений и ролей большинством членов общества и только в сознании людей. Лишь их интериоризация и распространение в сознании членов общества приводят к превращению, например, палки с куском материи во флаг, мяча, оказавшегося в сетке ворот, – в победу на чемпионате мира, а обычных людей, – в полицейских, чиновников, генералов, министров и т. д.
Итак, первым главным элементом социальной реальности является всеобщая уверенность членов общества в реальном наличии социальных объектов в окружающем их мире и их независимости от конкретных людей, хотя объекты эти присутствуют лишь в сознании членов общества.
Вторым важнейшим элементом социальной реальности является чувственно репрезентируемое людьми сходное поведение всех членов общества, обусловленное объективным психическим содержанием их сознания и являющееся для всех несомненным доказательством реальности наличия во внешнем мире социальных объектов. В том числе поведение людей, принуждающее каждого человека следовать правилам и нормам, существующим в ОПР общества. В результате чего человек не может не считаться с ОПР так же, как не может не считаться с «реальностью в себе».
3.4.3. Морально-нравственные конструкции[164] человеческого сознания
Одним из наиболее типичных и в то же время активно дискутируемых объектов социальной части ОПР являются мораль и нравственность. П. Я. Чаадаев пишет: «Народы в такой же мере существа нравственные, как и отдельные личности. Их воспитывают века, как отдельных людей воспитывают годы» (2006, с. 5).
Может ли такое быть?
Может и объясняется тем, что каждое общество очень внимательно и бережно относится к альтруистическому поведению людей, способствующему выживанию и процветанию общества, а соответственно, и к вербальным конструкциям, репрезентирующим такое поведение. Общество сохраняет и распространяет вербальные конструкции, репрезентирующие подобное поведение и положительно оценивающие его. Они составляют то, что принято называть «моралью» и «нравственностью» общества.
Э. Дюркгейм (1995, с. 201) определяет мораль как совокупность склонностей и привычек, которые социальная жизнь развивает в отдельных сознаниях. Р. Г. Апресян и М. В. Колпытина (2007, с. 188) полагают, что мораль – это система ценностей, норм и правил, регулирующих поведение людей, приближенная, с одной стороны, к этикету (правилам хорошего тона), а с другой – к обычаям и праву. Другие исследователи[165] рассматривают мораль как принятые в обществе представления о хорошем и плохом, правильном и неправильном, добре и зле, а также как совокупность норм поведения, вытекающих из этих представлений, как систему самосохраняющихся и идеологически установленных линий поведения, поощряющую человеческое сотрудничество.
Категории добро и зло характеризуют только человеческие поступки. Природные события могут иметь благие или злые последствия для человека, но они лежат по ту сторону добра и зла. Э. Шредингер (2000, с. 64) пишет, что природное событие не является ни хорошим, ни плохим, ни красивым, ни уродливым. Хорошего и плохого не существует, лишь наши размышления делают вещи такими. Ценности и цели в природе отсутствуют. В ней существует лишь одна причинная связь.
Думаю, что и этой связи в ней нет. Ее «находит» в природе лишь человеческое сознание.
Собственно, мораль и нравственность – это сконструированные людьми психические сущности – объекты ОПР, представляющие собой совокупности умозрительных душевных качеств, якобы присущих человеку и вынуждающих его всегда вести себя так, чтобы не только не делать людям зла, но даже не совершать действий, которые могли бы быть осуждены другими людьми.
Сущности эти, как уже сказано, умозрительные. Они конституированы нашими предшественниками, но, во-первых, имеют референты в реальности. Встречаются люди, поведение которых высокоморально и нравственно, а большинство людей стараются вести себя так, чтобы это позволяло им считать свои действия хотя бы примерно соответствующими морально-нравственным нормам. Во-вторых, в человеческой психике существуют вербальные конструкции, которые можно связать с моралью и нравственностью.
В основе морального поведения лежат созданные нашими предками моральные нормы и правила[166], присутствующие в сознании большинства членов общества и влияющие на поведение людей, хотя и не обязательно определяющие его. Эти нормы и правила представляют собой вербальные психические конструкции, регулирующие поведение. Данные конструкции, во-первых, репрезентируют приемлемые для конкретного общества формы поведения. Во-вторых, соотносят человеческое поведение с объектами ОПР, обозначаемыми понятиями добро и зло[167].
Моральное поведение если и не должно всегда приносить людям добро, то никогда не должно приносить им зло. Нравственное поведение связано дополнительно с объектами ОПР, обозначаемыми понятиями стыд и совесть Оно не должно вызывать у человека стыда и мук совести, по крайней мере не должно расцениваться как постыдное и бессовестное другими людьми и им самим.
По словам Б. Рассела (2001, с. 232–233), после принятия Европой христианства различие между моралью и другими достоинствами стало значительно более резким, чем было в Древней Греции. Мораль стали связывать с актами воли, то есть с умением правильно произвольно выбрать должное действие среди всех возможных. Ортодоксальная точка зрения такова, что везде, где возможны два образа действия, совесть подсказывает мне правильный путь и что избрать другой путь – значит согрешить. Добродетель заключается скорее в избегании греха, чем в чем-либо положительном. Нет оснований ожидать, что образованный человек будет в моральном отношении лучше, чем необразованный, или умный – лучше глупого.
Вербальные конструкции, регулирующие поведение и квалифицирующие некоторые человеческие действия в качестве моральных, интериоризируются им из ОПР в процессе социализации. Но далее они могут либо развиваться, достраиваться и включаться в структуру его личности как ее важная часть, реально влияющая на поведение, либо не включаться в структуру его личности и не участвовать или почти не участвовать в регуляции его поведения.
Э. Гидденс (2005, с. 181) полагает, что обычно мы следуем социальным нормам просто потому, что в процессе собственной социализации привыкли поступать именно так. Невыполнение человеком социальных норм приводит к применению обществом предусмотренных законом мер наказания (санкций), которые стимулируют его подчиняться нормам и защищают общество от их нарушений.
Мне представляется, что регулирующие поведение людей вербальные конструкции со временем у многих (хотя и далеко не у всех людей и в разной степени) становятся частью их личности. На основе этих регулирующих поведение конструкций возникают психические структуры, ответственные за морально-нравственные качества личности и совесть.
Г. К. Триандис (2007, с. 79–80) сообщает, что Л. Колбергом (L. Kohlberg, 1969–1981) была предложена теория морального развития личности, постулирующая существование шести стадий, последовательно сменяющих друг друга. На первой люди не нарушают установленные правила, подчиняются требованиям и не наносят вреда другим лишь из стремления избежать наказания. На второй они соблюдают правила тогда, когда видят, что это в их интересах. На третьей они ведут себя «благопристойно» потому, что это соответствует ожиданиям значимых других, а подчиняться правилам и «быть хорошим» выгодно. На четвертой стадии люди выполняют свой долг, действуют в интересах общества, своей группы или социального института, поскольку считают поддержку социальной системы справедливой формой поведения. На пятой люди сознают существование общечеловеческих ценностей, но в то же время придерживаются ценностей и правил собственной группы в силу соблюдения «социального контракта». К тому же они убеждены в необходимости руководствоваться универсальными ценностями (ценность жизни и свободы), присущими любому обществу вне зависимости от мнения большинства. На шестой люди следуют универсальным этическим принципам, которые выбрали сами. И, когда законы входят в противоречие с этими принципами, не подчиняются им.
Из этого следует, что человек в процессе личностного становления проходит множество этапов, или ступеней, своего развития. Интериоризируя в процессе первичной социализации вербальные конструкции, определяющие моральное и нравственное поведение с точки зрения общества, он поначалу учитывает лишь отношение общества к его поведению. И только на завершающих этапах становления его личности эти конструкции превращаются в его собственные убеждения и верования, то есть приобретают для него статус несомненных репрезентаций должного поведения. Он уже не может их не учитывать и предпочитает им следовать, даже если они противоречат, например, его соображениям о сиюминутной выгоде или угрожают его благополучию.
Р. Г. Апресян и М. В. Колпытина (2007, с. 195–196) пишут, что следование моральным ценностям воспринимается человеком как долг. Неисполнение долга воспринимается как вина и переживается как укоры и муки совести. По их мнению, долг – это необходимость следовать по пути добродетели, делать добро и противостоять злу. Несмотря на то что моральное требование может предъявляться окружающими лишь в форме рекомендации или ожидания, совестливый человек относится к нему как к установленному им самим. Право, закрепленное в законах, напротив, основано на внешнем принуждении.
По словам авторов (с. 197), в литературе присутствуют два противоположных мнения о природе совести. В соответствии с первым совесть – это голос бога. В соответствии со вторым совесть – это обобщенный и интериоризированный голос значимых других.
Мне представляется, что понятие долг обозначает концепт, репрезентирующий преобладающее влияние на поведение человека его собственных вербальных конструкций моральной направленности. Они заставляют его действовать морально в том числе в ситуациях, когда такие действия не только идут вразрез с интересами человека и способны принести ему явный вред, но даже могут угрожать его жизни. Человек тем не менее ведет себя именно так, потому что в противном случае переживания, вызванные нарушением его собственных моральных норм, будут для него мучительны, либо он рационально решает, что иной путь для него неприемлем.
Я полагаю, что в данном случае в психике человека присутствуют вербальные конструкции, которые относятся к регулирующим поведение, но приобрели некое новое качество. Это качество похоже на то, что делает собственные вербальные репрезентации реальности несомненно верными для человека. То есть это нечто вроде субъективной веры в их истинность. Хотя в данном случае речь идет не о репрезентациях реальности, а лишь о репрезентациях правильного поведения в ней. Можно сказать, что эти регулирующие поведение конструкции жестко встраиваются в личностную структуру человека. И он уже не может просто игнорировать их, так как они тесно связаны с его личностью и являются уже ее частью. Действия, противоречащие им, вызывают у него внутренний эмоциональный конфликт.
Понятия муки совести и чувство стыда как раз и обозначают концепты, репрезентирующие переживания человека и негативные эмоции, вызванные этим внутренним конфликтом между его морально-нравственными психическими конструкциями, которые рассматриваются им как обязательные для исполнения его собственные правила поведения, с одной стороны, и репрезентациями совершенных им противоположных действий – с другой.
К. Поппер (2005, с. 77) сообщает, что критический дуализм, восходящий еще к Протагору, утверждает: нормы и нормативные законы могут вводиться и изменяться человеком, поэтому человек несет за них моральную ответственность. Автор уточняет, что ответственность человек несет не за те нормы, которые обнаруживает готовыми в обществе, а за те, которые он согласился соблюдать, когда у него были средства для их изменения. К. Поппер (с. 80) указывает, что, по словам Протагора, в природе нет норм, они созданы человеком и в этом состоит одно из величайших его достижений.
Действительно, нормы, причем разные, порой диаметрально противоположные, создаются человеком. В. Виндельбанд (2007а, с. 123) отмечает, что сегодня и здесь нравственным признается одно, а завтра и там – другое.
Однако остаются без ответа вопросы Э. Кассирера (1995, с. 114): существует ли в действительности то, что прежние поколения называли идеалами нравственности и человечности? Существуют ли объективно некие общие этические требования, связывающие всех людей поверх представления об индивидуальности, государстве, национальности?
Можно было бы добавить еще вопрос: если и существуют, то где и в каком виде существуют эти морально-нравственные идеалы?
Думаю, что ответ должен звучать так: общие морально-нравственные идеалы, связывающие всех людей, безусловно, существуют объективно, но лишь в сознании членов общества, то есть в ОПР. Там же присутствуют психические конструкции, репрезентирующие предпочтительное для общества поведение его членов. И эти конструкции участвуют в формировании ОПР, представляя собой мораль и нравственность данного общества.
Моральные и нравственные нормы не имеют под собой божественного основания. Они лишь специфическая для каждого общества часть ОПР, созданная конкретным обществом Другое дело, что следует признать важную роль, которую сыграли и продолжают играть мировые религии в распространении и сохранении общих для всех людей морально-нравственных норм.
Тезисы для обсуждения
1. Социальная реальность – это часть ОПР. В ее формировании участвуют сконструированные нашими предшественниками и современниками вербальные психические конструкции, репрезентирующие социальные сущности: структуры, институты и другие социальные объекты нашего общества, а также вербальные психические конструкции, регламентирующие формы поведения людей в нем.
2. Реальность социальных структур и институтов поддерживается твердой верой всех членов общества в несомненность и очевидность наличия данных социальных сущностей в окружающем мире и их независимость от конкретных людей, а главное – поведением всех членов общества, обусловленным этой их верой.
3. Поведение окружающих людей, в том числе мощное принуждающее воздействие на индивидуума со стороны как окружающих людей, так и социальных институтов принуждения, выступает в качестве важного материального фактора окружающего мира, с несомненностью подтверждающего для индивидуума очевидность наличия социальных объектов, и является важнейшим компонентом социальной реальности как части ОПР.
4. Социальные институты, являющиеся сущностями ОПР, репрезентируются в сознании членов общества в качестве объектов окружающего физического мира, хотя фактически представляют собой лишь функцию, то есть совокупности периодически возникающих или постоянно осуществляемых группами людей совместных действий, направленных на решение конкретных задач.
5. Психические конструкции, формирующие социальную часть ОПР, присутствуют в сходной форме в сознании каждого члена общества и определяют адекватность его поведения с точки зрения других людей, пребывающих в аналогичной ситуации.
6. Общие морально-нравственные идеалы, связывающие людей, существуют объективно, но лишь в социальной части ОПР. Они созданы обществом для его выживания и специфичны для каждого общества.
