Сергей Колков
Суровая Родина. Нехороший путеводитель Кемерово
Дома-Колбасы
Вместе с Рутгерсом в Кемерово приехал и другой наивный романтик – Йоханнес Ван Лохем. В 1921 году ему уже 40 лет. Он известный в Голландии архитектор, у него признание клиентов и богатая «практика». По его проектам построено 25 вилл для состоятельных заказчиков, но душа просит «большого и настоящего дела». Скучно! Жить в бюргерском рае, где все ложатся спать в девять вечера, невмоготу. А в это время передовая мысль «заболела» органической архитектурой, согласно которой в основе проектирования зданий должна быть гармония между человеком и окружающей его природой.
В рамках «старого света», стеснённого и в деньгах, и в свободных землях, а главное – в желании реализовать эти идеи, развернуться с этим замыслом в полную силу проблематично. Масштаб не тот. Вот в России, где только что случилась пролетарская революция, – другое дело. Именно здесь возможно реализовать все новейшие градостроительные идеи на все сто. Солнце встаёт на востоке!
Ван Лохем спроектировал и построил для АИК много уникальных проектов, самые известные из которых – «дома-колбасы» и школа.
Жилые дома, построенные для специалистов АИК, получили народное название «дома-колбасы». Расположены близи ул. Абызова, 4. Сегодня такие жилища называют таунхаусами. Постройки сблокированы, чтобы у соседних домов была общая стена. Получились длинные, вытянутые секции. Сохранились два комплекса – на 22 и на 24 квартиры. Здесь впервые в Сибири была использована кладка кирпичных стен по системе Герарда: для улучшения теплоизоляции полые стены заполнялись шлаком. Это первые в городе дома европейского типа с коммунальными удобствами. Ван Лохем проектировал их для пролетариев из разных стран, приехавших в Сибирь строить коммунизм. Увлечённый социалистическими идеями, архитектор считал, что рабочий достоин жить в собственном доме с садом. Согласно официальной позиции, по нормам того времени на одного человека полагалось 2,5 м2 жилой площади. Фактически же было гораздо меньше – около одного квадратного метра. А в этих домах – шик и роскошь: чуть ли не по 10 «квадратов» на человека.
Проектировались кемеровские «дома-колбасы» в соответствии с концепцией, популярной и сегодня: жить нужно в единении с природой, а не в изолированных квартирах многоэтажек. Однако ван Лохем был идеалистом, он считал, что если русские люди будут жить в его таунхаусах, то перестанут пить водку и начнут читать умные книги. Народу не понравились такие новшества! Вот что ван Лохем писал в одном из писем в Голландию: «(таунхаусы) вызвали большое сопротивление у рабочих, привыкших жить в отдельно стоящих лачугах и считающих цепь сомкнутых домов отвратительной».
Всего было разработано около 30 проектов домов разного типа. По его проектам или по их переработкам по всему Кузбассу было построено порядка 850 домов. Похожие дома-«колбасы» в 1930-е годы появились в Прокопьевске и Ленинске-Кузнецком.
Школа ван Лохема
Редкий случай, когда памятник архитектуры в Кемерово действительно является объектом мирового значения. По той же причине – находится в плачевном состоянии.
Место на Красной горке, отведённое под школу, было самым высоким в районе, поэтому Ван Лохем счёл целесообразным вписать в центр здания водонапорную башню. Кстати, неподалёку размещалось пожарное депо, и бак был рассчитан таким образом, чтобы напора воды хватало для тушения любого пожара в районе.
Отношение к строительству и организации школ в России и Нидерландах в 20-е годы прошлого века сильно различалось. В Европе, например, возникло движение «школа под открытым небом», в которых занятия проводились на природе: учащиеся получали пользу физическую и умственную от чистого воздуха и солнечного света. А если строили, то продумывали всё до мелочей: инсоляцию, отопление, планировку и коммунальные удобства. В России было принято использовать для школы любое помещение, где была крыша.
Школа АИК спроектирована углом. Дело в том, что в Голландии таким образом строятся все школы. Классные комнаты имеют юго-западную и юго-восточную ориентацию – так, чтобы солнце было весь день. На северную сторону выходят коридоры. Окна огромные – 2 на 4 метра. В то время стекло выпускалось максимальным размером 60 на 60 сантиметров, поэтому окна имеют решётчатый вид. Ван Лохему запретили размещать внутри здания школы туалеты, хотя по проекту они планировались в конце коридоров.
Первоначально школа выглядела не так, как сейчас. Башня у школы была выше на 5,5 метра, в ней находился бак, который вмещал больше 150 тонн воды. Глядя на это деревянное здание, задаёшься вопросом, как оно может выдержать такой вес. Но дело в том, что внутри башни спрятан железобетонный каркас: это четыре колонны, которые сходятся наверху под углом 45 градусов, на них лежит монолитная тарелка с бортиками, а на тарелке стоял бак. Его демонтировали в 1960-е годы, когда провели центральное водоснабжение. Для того чтобы снять бак, разобрали башню, но восстанавливать её в первоначальном виде потом никто не стал.
В записках о посещении Щегловска в 1929 году нарком Луначарский особенно отмечает школу Ван Лохема: «… здесь я видел школу, какой давно уже не видел в пределах нашего Союза. Это фабрично-заводская семилетка, построенная из дикого камня, очень просторная и светлая. Она имеет значительное количество классов с большими окнами американского типа, с образцовыми столами и стульями вместо надоевших и отвратительных парт. Классы эти не отнесены к какой-нибудь определённой группе учеников, а оборудованы для соответственных предметов, т. е. строго проведена система кабинетов. Иные из этих кабинетов (например, физический) оборудованы вполне удовлетворительно, другие приближаются к этому удовлетворительному оборудованию. Школа располагает громадным гимнастическим залом, который может служить для всякого рода лекций, спектаклей и т. п. Школа (вот счастливые-то ребята!) работает в одну смену, и дети, таким образом, не подвергаются тому недопустимому, возмутительному систематическому отравлению, которому мы их подвергаем, благодаря нашей нищете во всех почти школьных зданиях. Поэтому и дети тут веселее, розовее, ярче блестят их глаза и как-то ярче и веселее их речи. Детишки горняков и рабочих химического завода очаровали меня своей непосредственностью и живостью. В течение нескольких минут они сумели приветствовать меня и по политической, и по культурной линии и рассказать мне о кабинетной системе, о коллективных заданиях, которые они разрешают, о многочисленных кружках, которые у них возникли».
Маша и Медведь
Вот такая хренотень в моей деревне каждый день!
Русская заветная поговорка
Местная страшилка
Деревня Осиновка, 20 км от Кемерово
Те немногие старожилы, которые ещё помнят эту историю, не любят её вспоминать, но если настойчиво пристать к ним с вопросами, то вы услышите страшное повествование, которое раз и навсегда изменит ваше отношение к медведям.
Возле деревни Осиновка, которая стоит на самом краю Великого Леса (или тайги) всего в 20 км от Кемерово, в 50-е годы располагался леспромхоз. Пилили понемногу лес, выполняли план, трудились на благо отчизны. Хозяйство было небольшое, но слаженное. Бригадира за успешное выполнение показателей направили на повышение, а на его место прислали задиристого работягу из Мариинска. Коллектив принял его сначала хорошо, как и подобает принимать всякое сверху спускаемое начальство, но он начал по любому пустяку гнуть свою линию, чем настроил против себя всю бригаду. Руководство не выбирают: плюнули на землю и растёрли. Смирились и стали трудиться дальше.
Долгие годы работал в том леспромхозе лесник – Иван Макарович Стрельцов. Лет ему было на тот момент уже за 50, но мужик он был ладный, собой пригожий и рукастый. В жены он взял Марию Андрееву, которая была его лет на 20 младше. Когда она появилась, то в Осиновке судачили разное: дескать, что она из семьи репрессированных, потому за старого и пошла, а кто говорил, что порченная, но жить они стали ладно, вот люди и успокоились.
А ещё с ними жил медведь. Было ему уже лет пять. Как-то охотники пошли в тайгу и напоролись на медведицу с медвежонком – мать зачем-то убили, а медвежонка притащили на потеху в деревню. Иван Макарович, когда увидал такое глумление над детёнышем, в ярость пришёл неописуемую и отбил его у обидчиков. Выходил, как дитя. Да у себя и оставил. Жил он от деревни отдельно, как бы хутором, потому и мог позволить себе такие вольности. Собаки к мишке привыкли и стали почитать его за своего, а он далеко от двора не отходил, только с Иван Макаровичем на охоту, если что.
Медведь, как известно, животное, силой обладающее могучей и умом наделённое щедро. Хитрая бестия. Не зря его называют «хозяином тайги». Промеж коренных народов вообще считается, что человек не божье творение, а произошел от медведя. Братом его величают и отцом. Всяк его в наших краях боится, но и уважает одновременно. Бывалые охотники – и те избегают в тайге с ним встречи, а уж если она и приключится, то здесь шансы почти поровну.
Иван Макарыч мишку своего никакими кликухами и прозвищами типа «топтыгин» или «косолапый» не называл, поскольку считал это непотребным, а если говорил о нём или обращался к нему, то просто – «медведь».
Жили они небогато, но хозяйство у них было крепкое: Мария была не только собой хороша, но и руками способная, а уж муж-то и тем более – хозяин знатный.
Деревенские сначала рот раскрывали, что, дескать, медведь скотину будет драть, да и ходить теперь по деревне небезопасно, но, видя, что характер у мишки на удивление добрый и незлобливый, поутихли, а со временем и совсем пообвыклись, и никто уже супротив такого соседства не возражал.
Новый бригадир, как появился, сразу заприметил Марию и стал при всяком удобном случае оказывать ей знаки внимания. Видимо, считал он, что Иван Макарович ей не ровня. Баба-то она и в самом деле была видная: щёки румяные, осанка статная, коса русая в пояс. С такой и генералу не стыдно бы в свете показаться, а тут нате – жена лесника. Повстречает он её как бы случайно на пути домой и давай предлагать: «Добрый день вам, Мария Ивановна, а вот сумочки-то ваши тяжёлые, давайте вам подмогу донести». Вроде как и просто дружеская помощь, но, как известно, просто так и прыщ на жопе не вскочит. Мария отвечала на эти подкаты холодно, но, чтобы не обижать человека, резко ему от ворот поворот не давала – всё-таки мужнин начальник.
Семён Филькин, так звали этого бригадира, меры в своих желаниях не знал и задумал-таки заполучить себе желанное любым путём. А чтобы муж – т. е. Иван Макарович – под ногами не болтался, решил услать его куда подальше. Времена-то были уже после разоблачения «культа личности». Вот если бы раньше, то написал бы он куда надо донос «с фактами» и наблюдениями, и решённое дело. А сейчас такие номера уже не проходили. Действовать нужно было с умом, да осторожно.
Договорился он, скверна, в областной конторе, чтобы новые пилы выписали, и тут же вызывает к себе в вагончик Иван Макарыча:
– Иван, есть у меня для тебя важное поручение. Нужно съездить в командировку в Новосибирск да получить пилы для бригады.
– Семён Ильич, я же не по этой части. Не обучен, как там с этими пройдохами на базах разговаривать. Лучше уж ты кого другого пошли.
– Иван, де некого. Я бы и сам поехал, да вот что-то в боку третий день ломит – еле хожу. А пил новых не будет – план завалим. Выручай!
Делать нечего, собрался Иван Макарович и на следующий день уехал по поручению, а хитрая бестия бригадир тут как тут у его порога с букетиком и бутылкой сладкого муската:
– Мария Ивановна, день рождения у меня сегодня. А я же тут ни с кем не приятельствую. Работа у меня такая – со всех спрос держать. Не окажете ли любезность составить мне компанию?
Делать нечего, пустила его в дом.
Посидели немного для порядка, да выпроводила она его скоренько – сказалась больной головой.
Медведь за всем этим из-за стайки тихонько наблюдал, да звука никакого лишнего не издавал – только ушами шевелил.
Через три дня вернулся домой Иван Макарович радостный, с поручением исполненным. А медведь ему навстречу засеменил. Обнялись. И давай он ему что-то на ухо шептать да языком шершавым его вылизывать. Погрустнел хозяин и спрашивает у жены:
– А что, гости у нас были незваные?
– Да, бригадир заходил вчера вечером. День рождения у него был, оказывается. А он здесь ни с кем не дружный. Вот и припёрся ко мне зачем-то.
– А ты?
– Ну не выгонять же его было, раз праздник такой у человека. Пустила. Отметили чуток, да выпроводила его по-быстрому.
Иван Макарыч крякнул, мотнул головой, но больше тему не поднимал.
Время идёт, а Семёну пуще прочего охота залезть Марии под юбки. Вот и думает он, как бы спровадить ещё раз куда-нибудь подальше мужа. А тут и случай подвернулся – в Красноярске объявили конкурс на лучшего лесника со всякими ихними соревнованиями для рукастых: изготовление деляночного столба, искусственных гнездовий, тушение условного пожара да посадки саженцев. Вызывает он к себе Иван Макаровича и говорит:
– Иван, тут дело такое важное нарисовалось. В Красноярске конкурс на лучшего лесника по Сибири организовали. Считаю, тебе надо участвовать. Ты же лучший, я тебя знаю!
– Семён, да зачем мне это?
– Иван, ты что, не советский человек? Тебе, может быть, и не надо, а для коллектива – важно! Премия, показатели. Собирайся. Через два дня едешь.
Ну что делать: если для коллектива, то надо ехать. И уехал он на цельную аж неделю.
А хряк бесстыжий, бригадир, тут как тут у его крыльца и нате соловьём заливаться про душу-то его одинокую, никем не понятую, да жизнь его тяжёлую холостяцкую. И так каждый вечер. Елда у него сквозь штанину, тока что не дымится. Мария его в дом уже не пускает, а на крылечке с ним беседует, чтобы компроментаций никаких не было. Медведь за всем этим непотребством из-за угла в полглаза сечёт да сопит недовольно, ноздри, как желваки у человека, ходят.
Прошла неделя. Вернулся хозяин с почётной грамотой. Место занял он там какое-то высокое. Мишенька к нему со всех лап. Обнялись, и давай он ему на ухо всё излагать в подробностях. Пуще прежнего Иван Макарович закручинился, да опять разговор начинает нелюбый с женой своей ненаглядной:
– Марьюшка, а что, опять бригадир приходил?
– Мимо шёл да заглянул пару раз. Но внутрь я его не пущала, как ты и учил. Так, на крылечке беседовали. Говорит, надо мне работу искать хорошую, вот он меня политической грамоте и обучал – все новости, которые знал, мне пересказывал, да как на вопросы мудрёные отвечать, если что, подсказывал. Может и правду мне, Ванечка, занятие подыскать денежное, а то годы идут, а я всё дома да дома.
– Ладно, после поговорим.
И опять завершил разговор Иван Макарыч, чтобы ссоры на пустом месте не раздувать. Живут дальше, как будто бы ничего и не было.
А у бригадира причиндал прям закипает, чисто пар от него идёт. Днём и ночью только об одном и думает, как бы оседлать жену пригожую, да некстати чужую. Глаза закроет и сразу ему видения, как он ляжки её холёные мнёт да поцелуями слюнявыми осыпает, а она в ответ вздыхает томно и грудь её в такт колышется. Работа никакая ему на ум уже не идёт. То в одном он её положении представит, то в другом – всяко сладка ягодка. Неделю целую ходил и думку маял – как бы спровадить мужа в края далёкие, да на подольше. И вот, выпала несказанная удача! Случай сам собой угораздился подходящий. Пришла разнарядка на обучение передовым методам ведения лесного хозяйства с командировкой ажно во Владивосток, да на целых два месяца. Как увидал он это бумажку, то аж подпрыгнул от удовольствия и сразу гонца послал за Иван Макарычем:
– Иван, тут такое дело получается. Надо тебе во Владивосток съездить на обучение.
– Я же только что из Красноярска. Семён, совесть имей!
– Иван Макарович, Вы что себе позволяете? – перешёл он на официальный тон и даже встал со стула, чтобы показать, как он возмущён такой политической близорукостью. – А кого я ещё пошлю? Вечно у тебя личное идёт поперёд общественного! Одумайся! У тебя вот и грамота почётная, и хозяйство образцовое, а мыслишь ты как частник заскорузлый, не по-государственному. Вот ты сам посуди – ты у меня лучший работник. Партия в таких, как ты, вон каки силы да деньжищи вкладывает, чтобы знаний дать вам, дуракам, новых, а ты отказываешься! Не хорошо это, не по-нашему – не по-коммунистически…
– Ладно, когда ехать?
– Да хоть завтра!
Собрался по-быстрому, с Марией попрощался скупо, коротко, с медведем обнялся дюже крепко, по-товарищески, и был таков.
На следующий день бригадир опять у крыльца Марии с букетом пышным, а сам нарядный, при галстуке, ну чисто индюк:
– Мария Ивановна, позвольте вам от всей души презент. В честь дня парижской коммуны.
– Ой, да не надо.
– Обидеть хотите, а я ведь хотел вам от всей души…
Постояли, поговорили, а потом бригадир вдруг вспомнил про срочные дела в конторе и засобирался домой. Быстро попрощавшись, пошёл к околице, да не дошёл. Ойкнул, присел и как застонет:
– Нога! У-у-у-у! Ногу подвернул.
Ну, Мария, простодушное создание, к нему кинулась, притворцу. А как не помочь человеку, если у него горе приключилось такое недужное? Попробовала его поставить на ноги, а он вопит, как змеёй ужаленный:
– Ой, ступить не могу. Боль резкая, невыносимая.
Так, опершись на её плечо, он до хаты и доковылял. Вошли внутрь, а медведь за всем этим представлением смотрит пристально и сопит уже совсем не по-доброму.
Усадила она его на лавку. Сняли сапог, размотали портянку. Сидит он, охает, а сам всё по сторонам оглядывается да жарким взглядом к хозяйке примеривается. Голова у него натурально кругом идёт – как бы момент улучить подходящий да задрать её юбки в конец-то. Тут дверь распахивается, и на пороге объявляется нежданный хозяин – Иван Макарович:
– Семён, ты что здесь делаешь?
– Да вот, мимо проходил и ногу подвернул. А ты что, не уехал?
– Убирайся вон из моего дома, – с этими словами сгрёб он бригадира и вышвырнул его на улицу. И нога прошла сразу волшебным образом.
– Ты что творишь! Я с тобой разберусь!
Изменился лицом Иван Макарович и отвечает ему не зло, а так с усмешкою:
– Разберёшься? Хорошо. Завтра – дуэль. Стреляемся на ружьях. Не зассышь?
– Какая дуэль! Ты что, спятил?
– Честная. Честная дуэль. А не придёшь, не быть тебе больше бригадиром. Всякий будет знать, что ты ссыкло трусливое и слово твоё гроша не стоит ломанного.
Мария к Ивану кидается, пытается его успокоить, а медведь её удерживает – дескать, не суйся баба, когда мужики разговаривают по-серьёзному.
Назавтра прислал Иван Макарович к нему секунданта – лесоруба Кузьму Пронина и обозначил место и время, где и будет проведена дуэль.
Стреляться условились с 50 шагов. Зарядили ружья жаканами. Первому выпало стрелять Семёну. Встали они в позицию. Бригадир прицелился, и был уже готов прозвучать выстрел, когда выбежала из лесу Мария и кинулась к ним. Встала промежду них и как заголосит:
– Что ж вы придумали, окаянные! В мирное время, да стреляться. Прекратите немедленно!
– Уйди, Мария. Это дело чести. Только один из нас должен остаться в живых, – попытался урезонить её Иван.
– Нет! Не допущу! – закричала она, и в этот момент палец Семёна случайно нажал на спусковой крючок. Прогремел выстрел. Мария медленно осела, а на белой её блузе расплылось красное брусничное пятно.
Иван бросился к жене, а Семён, в недоумении от произошедшего, растерянно опустил ружьё.
Между тем медведь, который тихо сидел всё это время на краю поляны, буквально в два прыжка настиг Семёна и в один момент мощным ударом лапы снёс ему голову. Секунданты, видя сей ужас, в панике бросились бежать прочь. А мишка, издав страшный рык, спокойно сел рядом с обезглавленным телом, из рваной шеи которого затухающими пульсациями продолжала вытекать дурная кровь.
Иван Макарович, плача, опустился на землю рядом с медведем. На руках у него была Мария, которая погибла мгновенно. Пуля попала ей прямо в сердце.
Мужики-секунданты, когда добежали до деревни, от ужаса сначала толком не могли рассказать, что же там произошло, а когда пришли в себя и поведали о страшной дуэли, то односельчане сами на делянку не пошли, а послали в село Елыкаево за участковым – своего-то им не полагалось. Участковый приехал где-то через час. Осмотрел место дуэли. Труп бригадира лежал на том же самом месте, где он и упал, а голова, оторванная страшным по силе ударом, отлетела аж на семь метров. А тела Марии нигде не было. Пошёл милиционер арестовывать медведя и Иван Макаровича, да только пусто было в доме лесника. Не нашёл он там ни хозяина дома, ни хозяина тайги. Спешно собрались подельники и ушли в лес. Тело несчастной Марии забрали с собой. Больше их никто никогда не видел.
Об этом инциденте газета «Кузбасс» опубликовала короткую заметку: «Случай на охоте», в которой написали, что 25 июля 1958 г. При встрече с медведем трагически погиб на охоте бригадир леспромхоза №56 Семён Ильич Филькин. Родным и близким соболезнования. Про Марию – ни слова. И всё.
Родных у него не оказалось, или никто не проявил заметного интереса к событию его смерти. Селяне наотрез отказались забирать труп с наскоро пришитой головой для похорон. Какое-то время провалялся он в морге, а потом, когда вышли все сроки, закопали его за казённый счёт в безымянной могиле. Собаке – собачья смерть. Хотя почему так говорится и при чём тут эти благородные животные, я не знаю.