– А ты что не разглядел это, когда спал с ней и имя не спрашивал?
– Да не спал я ни с кем. Говорю же, что не знаю ту, которая может сама позариться на шута. А принуждать, это не в моих правилах…
– Вот ты лжешь и не краснеешь даже. А говорил, что мне не солжешь никогда более.
– Да не спал я ни с кем… только с принцессой… Вот Вам крест, – шут размашисто перекрестился, – но принцесса Вам явно то не говорила, она скрывать это будет, а уж никак ни на полу в истерике биться. Потому что пошла она на это лишь, чтоб увериться, что заинтересован я буду на трон ее возвести, а как я все для нее, как она думала, подготовил, так и постаралась от меня избавиться. Так что не знаю я, о ком Вы говорите.
– О ней и говорю. Не скрывает она того. И еще говорит, что не она тебя убить пыталась… и плачет по тебе.
– Угу, – мрачно усмехнулся шут, – я сам себя кинжалом в грудь ударил, чтобы не успеть Вам ничего рассказать, и чтобы когда она королевой бы стала своим присутствием ее не обременять. Я влюблен в нее по уши и хотел ради нее пожертвовать жизнью. Однако пришла королева и изощренными пытками вырвала у меня признание. Вы полагаете, все было именно так? Я похож на влюбленного идиота? Или это способ не выполнять Ваше обещание, а обвинив меня в измене, казнить вместе с этой властолюбивой хитрой бестией? Что ж я не буду противиться. Могу все признать, раз Ее Величество столь категорично отказала, что Вам приходится так изощряться, чтобы не стать клятвопреступником.
– Она не отказала, она согласилась… и я не причину, чтоб казнить тебя ищу, а разобраться пытаюсь, что произошло на самом деле.
– На самом деле принцесса заподозрила меня в измене и заставила устроить все быстро и не отходить никуда от нее… А когда убедилась, что я все сделал, но сопровождать ее отказался, надеясь успеть выслать к Вам охрану, подстраховалась именно таким образом… Кому верить, это Ваше дело. Я готов подтвердить, что захотите. Я знаю, как Вы умеете заставлять делать то, что сами желаете…
– Ладно, никто ничего тебя делать не заставляет. Отныне ты шут королевы, и лишь в ее власти заставить тебя что-то сделать… У меня только одна просьба к тебе: постарайся не особо сильно ей досаждать… не заслужила она того.
– Я буду стараться, чтоб ей было хорошо со мной, и Вы бы о том не пожалели, государь… – шут улыбнулся одними кончиками губ.
Король внимательно посмотрел на него, потом тяжело и сокрушено вздохнул: – И что дернуло тебя тогда начать все это, ведь все так было хорошо…
– Будет еще лучше, мой государь, – шут хитро подмигнул ему, – особенно для Вас.
– Ладно… что о том теперь… – король удрученно покачал головой, потом вновь устремил взор на шута: – Еще сказать хотел, Стелла подумала, что ты умер… Хочешь чтобы так и дальше думала или увидеться с ней желаешь?
– Мне все равно, что Вы будете ей про меня говорить… Большого желания видеть ее, у меня нет. Мы лгали друг другу… оба лгали… Но если хотите, увижусь… только не даст Вам это ничего. Я заранее Вам могу сказать, что коли наши отношения она не стала скрывать, то и от своих слов она не отступится и устроит представление: Кто тебя хотел зарезать, милый мой? И как ты можешь обвинять в том меня? Ведь это ты заставил меня на это все пойти, а я тут вовсе не причем…
– Да нет, согласна она все признать и назвать организатором Стефана.
– После общения с Вами то не удивительно, – хмыкнул шут.
– Я не тронул ее, хватило того, что я пообещал ей, что коли сделает так, лишь в монастырь ее сошлю… Она умная девочка, и сразу поняла, что так будет для всех лучше. Кстати, с ребенком твоим как?
– Мне все равно. Да, может, и не мой он вовсе… С принцессы станется и несколько полюбовников сразу иметь…
– Никто не рискнул бы с ней роман завести, когда в такой опале она. У нее не было выбора, так что это либо твой ребенок, либо Стефана.
– Может, и его. Надо же ей было его как-то заставить на такое пойти…
– Ну и что мне с ребенком делать?
– Отправьте тоже в монастырь какой-нибудь, как родит она, только порознь с ней, пусть его там воспитают, чтоб монахом стал, будет грехи отца и матери отмаливать.
– Сам не чаешь отмолить?
– Господь милостив, может мне и самому удастся, особенно при такой набожной госпоже, – шут, состроив кислую физиономию, молитвенно сложил руки, – я теперь буду молиться сутками… хоть это конечно и трудно для меня очень, но может, увидев мои старания, Господь будет лучше слышать мои мольбы и у меня будет шанс замолвить словечко за кого-нибудь… Пожалуй, такой новый имидж может стать дополнительным способом оказаться осведомленным о нуждах и чаяниях всего двора… Надо будет подумать над этим на досуге, – он хитро прищурился и подмигнул королю.
Король, не выдержав, рассмеялся: – Прекращай… это уже граничит с Богохульством и вряд ли понравится королеве.
– Я постараюсь, чтоб королева знала и видела лишь то, что будет нравиться ей… Зачем же мне огорчать Ее Величество? – ответил с усмешкой шут.
– Ты неисправим. Что ж, развлекайся, – махнул на него рукой король и вышел.
Дождавшись, чтоб за королем закрылась дверь, шут повернулся, уткнулся лицом в подушку и навзрыд зарыдал, приговаривая: – Господи, ну почему же я не умер? И как же мне жить теперь?
Суд над принцем Стефаном и его супругой провели быстро, и недели не прошло. Принца лишили всех прав и отправили в темницу замка Кастл, а принцессу сослали в монастырь, где она согласилась принять постриг.
Шут быстро поправился и через некоторое время занял место в свите королевы. Теперь он сопровождал ее повсюду, преследуя словно тень. Он стал носить одежду больше похожую на монашескую, чем на шутовскую, и не расставался с молитвенником. Он сблизился с придворным священником, и тот стал явно благоволить ему. При этом по своему обыкновению, всех, кто хоть чем-то досаждал ему или в чем-то осмеливался перечить королеве, шут едко высмеивал и зло издевался, только теперь при этом он обвинял свои жертвы в разврате и богомерзком поведении. Королева на все его выходки реагировала благосклонно, подчеркивая, что ценит то, что он стал стремиться к большей набожности и следованию христианским канонам.
Эльзе новое положение шута при королеве очень не нравилось и, выбрав как-то момент, когда того не было рядом, и они остались с королевой наедине, она осмелилась завести разговор о том, что очень волновало ее последнее время.
– Ваше Величество, позвольте мне спросить, – несмело начала она.
– Спрашивай, Эльза, – кивнула королева. Она только что вернулась с прогулки и была в хорошем расположении духа.
– Вы замечали, что Ваш шут сам подстраивает так, чтобы люди были вынуждены вести себя не лучшим образом и делать то, что вряд ли были намерены делать и демонстрировать?
– О чем это ты, Эльза? Он чем-то обидел тебя?
– Меня нет. Но это ужасно смотреть, как он издевается над всеми, зная, что он подстроил все это с самого начала и до конца.
– Я не понимаю, Эльза. Поясни, что ты имеешь в виду.
– Вчера, например, я сама видела, как он незаметно передвинул стул виконтессы Грейс, когда она ненадолго привстала прямо на подол платья графини Ригли. И та порвала платье, когда попыталась встать, и соответственно обвинила в этом виконтессу и стала с ней ссориться. Тогда Ваш шут, как Вы должно быть слышали, обвинил графиню в нетерпимости и злобном нраве. А потом добавил, что если у нее не хватает денег на новые кружева, и она готова, чтобы пустить пыль в глаза окружающим, пришивать на платье ветхое старье из бабушкиного сундука, которое рвется от первого прикосновения, то это не повод кричать на окружающих, и она ведет себя не по-христиански. Что было дальше пересказывать, я думаю, смысла нет… Вы знаете то. И таких примеров я могу привести множество.
– Эльза, а тебе не кажется, что графине, даже из-за порванного платья не стоило так кричать на виконтессу? Ты не допускаешь, что в действиях шута могла быть рука проведения, стремящегося испытать графиню? И как оказалось, она проявила не лучшие свои качества и действительно оказалась далека от образца христианской добродетели, к которому должен стремиться каждый. Так что я не могу сказать, что она пострадала незаслуженно.
– Да он просто издевается над всеми, также как вчера над графиней! И прикрывает это красивыми словами из Библии. А Вы можете остановить его, но не останавливаете. Почему? Я понимаю, что подобное нравилось королю, но Вам… Вам это не может нравиться. Я уверена в этом. Ведь он лишь обертку поменял, а сущность его проделок – та же.
– Ты смеешь называть стремление к христианским заповедям оберткой? – королева, гневно сверкнув глазами, шагнула к Эльзе. – Да как ты смеешь называть это оберткой, когда тебе самой, насколько я поняла из твоих речей, важно не то, что люди представляют собой по сути, а их имидж? Ведь именно ты сейчас ратуешь за сохранение его при любых обстоятельствах, так?
– Я… я не совсем поняла, Ваше Величество… – Эльза испуганно попятилась. – Что Вы имеете в виду?
– А то, что это как раз именно он срывает с людских душ обертки и показывает всю гниль, что у них внутри. Возможно, им стыдно, обидно и больно, но только это может помочь им осознать то, что им необходимо излечить собственные души. И он делает это неблагодарное, но весьма ценное дело, и я ему мешать в том не стану. И не тебе осуждать его. Ты лучше на себя оборотись. Ты носишь до того открытые платья, что они валиться скоро с тебя будут… Приятно, что все мужчины не могут глаз от тебя оторвать? Ты бы лучше вместо того, чтобы себя на показ выставлять и глазками стрелять во все стороны и выискивать, кого бы осудить, сама Библию хоть раз открыла.
– Он злой и бессердечный! Он не излечить их души стремится, а унизить и посмеяться над ними, чтобы самому над ними возвыситься и хоть этим уродство свое превозмочь. Как Вы не видите это?
– Ты столь кичишься своей красотой… – королева презрительно скривила губы. – Неужели ты считаешь, что раз ты красива, то значит ты и добродетельна? А тебе никогда в голову не приходило, что в один миг красота может оставить тебя? Красота, так же как и титул, и богатство как раз и есть обертка, о которой ты говоришь, фантик, который в любой момент может покинуть человека, и что останется? Что у тебя останется, лишись ты этого фантика? Твое восторженное почитание знати, преклонение перед богатством и красотой? Кому оно будет нужно? Что ты ценишь в жизни? Доброту? Справедливость? Если ты справедлива, то почему тогда не сказала графине, что это не виконтесса поставила ей ножку стула на платье? Струсила? Не захотела сама стать объектом подобной шутки, поэтому предпочла смолчать? Решила про себя осудить и при случае нажаловаться мне? В этом ты видишь справедливость? Чужими руками проблему решить? А коль ты добра, то почему не пожалела виконтессу, ведь ей абсолютно незаслуженно пришлось выслушивать злобные нападки по поводу порванного платья? Она менее знатна и менее красива, чем графиня, конечно, только что с того? Разве это главное? Я вижу, что жизнь при дворе окончательно растлила твою душу… из юной неискушенной и доброй девушки, которая, я надеялась, будет моим другом, ты превратилась в расчетливую и беспринципную придворную лизоблюдку, потерявшую всякое представление о христианской морали. Которая, как оказалось, считает христианскую мораль оберткой под которой можно замаскировать подлость… А уродство свидетельством низких помыслов и отсутствием добродетели… Все! Скройся с глаз моих. Чтоб больше даже близко тебя к моим апартаментам не видела! Я сегодня же скажу королю, чтоб отправил тебя от двора.
– Ваше Величество! Нет! Пощадите! – Эльза кинулась в ноги королеве и обхватив их зарыдала. – Не гоните меня, молю Вас… Если я виновата, прикажите наказать, только не гоните… Я постараюсь исправиться… помилосердствуйте… дайте мне шанс… я никогда не посмею больше. Я буду больше молиться и читать Библию, и платья будут лишь строгие… вот увидите… я постараюсь осознать и понять то, что Вы сказали… я буду очень стараться… очень… хотите, я сама расскажу шуту, что жаловалась на него, пусть он накажет, если хочет, или поиздевается… пусть.
– Ты опять за свое? Не издевается он, а вскрывает недостатки и помогает их осознать.
– Пусть вскроет мои недостатки тоже… пусть… я постараюсь их осознать… только не гоните… – сквозь слезы причитала Эльза, прижимаясь к ногам королевы.
– Тебя столь прельщает придворная жизнь? – раздраженно осведомилась та.
– Я… я очень хочу быть подле Вас… – Эльза чуть приподнялась и заискивающе заглянула ей в глаза. – Вы же знаете, я предана Вам… и очень стараюсь быть Вам полезной… у меня больше никого нет… и я очень привязалась к Вам и люблю Вас… – она вновь всхлипнула и слезы потекли у нее по щекам с новой силой, – не гоните меня, пожалуйста… я приму любое наказание… с благодарностью приму, клянусь… и постараюсь быть такой, как Вы хотите… Вы лишь скажите… я все-все сделаю.
– Хорошо, оставлю при себе… только рыдать прекрати и вставай, – поморщилась королева.
– Благодарю Вас, Ваше Величество, – Эльза, схватив ее руку, принялась осыпать ее поцелуями, а потом подняла голову и тихо спросила: – Вы какое наказание мне назначите?
– Никакое. К себе иди и Библию почитай. Может и проясниться у тебя немного в голове после этого что-то.
– Вы так добры, Ваше Величество… но лучше прикажите наказание принять… заслужила я то, коли Вас до такой степени разгневать смогла, что Вы и видеть меня более не хотели. Пусть леди Нелли меня накажет, Вы увидите, я с благодарностью все приму…
– Хватит, Эльза. Ты знаешь, я не люблю того. И Нелли лишь особо нерадивых служанок наказывает, да и то редко. Хочешь прощение заслужить, иди лучше в храм, да службу на коленях отстой, а потом все Евангелия прочти. А после поговорим. Только учти не наказание это, а способ хоть немного душу постараться к Богу обратить. А то тебе придворная жизнь душу напрочь от Бога застила.
– Да, Ваше Величество… Я все так и сделаю, – Эльза поднялась с колен, склонилась перед королевой и поспешно вышла.
Проводив ее взглядом, королева грустно покачала головой, тихо прошептав: – Ведь неплохая девушка, а в голове сплошная мешанина и полно амбиций.
– Вы, Ваше Величество, зря ее решили не наказывать, – из-за портьеры в дальнем углу комнаты к королеве шагнул шут, – куколке этой или муж нужен или порка хорошая. Она не зря Вас о ней просила.
– Давно пришел?
– А я и не уходил, – усмехнулся шут, – хорошо Вы ее урезонили… только ненадолго это. У нее голова не тем занята… Вот был бы с ней рядом тот, кто мог бы приголубить ее, вот тогда бы она не выискивала сор в чужих очах и Вас бы ко мне ревновать перестала…
– Хочешь, тебе ее в жены отдам? Вот ты как раз ее и приголубишь.
– Король ей про меня такие гадости рассказал, что она теперь скорее в петлю полезет, чем за меня замуж пойдет. К тому же он ей сказал, что у меня в монастыре жена.
– Час от часу не легче… И зачем он ей это сказал?
– Вариантов ответов много… Самый простой: ему надо, чтоб Ваша ближайшая фрейлина мне не доверяла и в случае чего, зная что король откровенен с ней, прибежала бы к нему за советом.
– Умно, конечно… нечего сказать, – королева в раздражении закусила губы. – И как думаешь, сейчас она тоже к нему за советом побежит?
– Вот приказали бы Вы наказать ее, скорее всего не побежала бы, уверившись, что больше ей ничего не грозит… а так, при первом удобном случае, все ему выложит. Она и раньше ему о Вас наушничала, а попав в ситуацию, когда она не уверена в Вашем прощении, она постарается подстраховаться.
– С чего взял, что раньше наушничала?
– Помните, я лоб Вашей туфлей разбил, а в этот момент она пришла?
– Помню.
– Так вот, на следующее утро ко мне король пришел и спросил, чем я так сильно Вас прогневал, что Вы решили избить меня.
– Ты хочешь сказать, она ему доложила об этом?
– Больше некому. Или Вы сами ему то рассказали?
– Ты клянешься в том, что король спрашивал тебя о том?
– Вы все еще не верите мне? Что ж я заслужил, – шут печально покачал головой, а потом клятвенно поднял руку: – Богом клянусь, все так и было. Только учтите, куколка вряд ли со зла… скорее по недомыслию… она даже Стелле о Вас, все что знала, выбалтывала…
– Мерзавка, – королева брезгливо поморщилась, и повторила, – какая мерзавка… а я ведь ей доверяла.
– Вы слишком доверчивы, государыня… а доверять надо проверяя.
– Завтра же постараюсь избавиться от нее.
– Зачем же? – шут подошел вплотную к королеве, опустился на колени и обнял ее ноги. – Разрешите мне заняться ее воспитанием, и она станет предана, по-настоящему предана Вам… а если и станет что докладывать королю, то только то, что Вы сами будете желать.
– Спать с ней хочешь?
– Только если Вы позволите, – шут усмехнулся, лукаво глядя на нее.
– Нет, не позволю.
– Это отчего же? Вы же сами предлагали мне ее в жены.
– Неужели ты считаешь, что я могу позволить тебе без венчания и без обетов в греховной связи жить?
– Во-первых, так живет весь двор и все Ваши фрейлины имеют любовников, ну или почти все… А во-вторых, почему в греховной? Она не чужая жена и не невинная голубица, которую оскверню.
– Раз ты теперь в моей власти, то я за тебя отвечаю, и я не позволю тебе множить блуд и еще более осквернять свою душу.
– Так вопрос во мне… Что ж мне это приятно, что Вы столь радеете обо мне, моя госпожа, – шут чуть сильнее сжал ноги королевы, прижимаясь к ним всем телом.
– Прекрати! Прекрати сейчас же! – королева постаралась оттолкнуть шута рукой, но на последнем месяце беременности, она была уже неловкой, и ей не удалось.
– Я тебя сейчас наказать прикажу, коль не уймешься! – злым шепотом проговорила она, с силой сжав его плечо.
– Прикажите! Перетерпеть боль за Вас за счастье почту, – шут, приподняв голову, заглянул ей в глаза, а потом медленно разжал руки, и королеве удалось вырваться и отступить от него.
– Ведь не любишь, зачем играешь? Я же и разозлиться могу, – раздраженно проговорила она, отходя к окну.
– Почему не люблю? Люблю… только не той похотливой страстью, что меня к Стелле тянула, а как сестру… дорогую и близкую… как наставницу… как мать… как недоступную мечту любят… не любил бы, разве рассказал бы все, когда ты в башню пришла? Я ведь тебя выбрал, не ее… – шут тоскливо смотрел на нее, не поднимаясь с пола.
– Да неужели? – королева обернулась, и глаза ее злобно сузились. – Уж хотя бы мне лгать постеснялся… Ведь ты испугался просто… ты понял, когда я пришла, что меня ничто не остановит… ни любовь в сердце, ни кинжал твой… ты ведь лишь когда сталь своего же кинжала у сердца почувствовал и сообразил, что в этой жизни ты точно ничего не получишь, да и после смерти в адском котле кипеть будешь, лишь тогда от замысла своего отступил… и только почувствовав это, я кинжал отвела, дав тебе шанс все исправить… Это ты врачу и королю мог привирать, что при смерти, а я знаю, что ты лишь крови порядком потерял…
– Да не мог я ее чарам противиться, пока ты не пришла… это как наваждение было… у меня земля из-под ног уходила, когда она рядом была. Околдовала она меня чем-то…
– О, про колдовство не надо мне здесь плести… если б околдовала, ты бы сейчас не спокойно со мной разговаривал, а в муках смерти искал… так что ничем не околдовывала она тебя. Все намного проще. Ты почувствовал, что и она, и власть тебе были предназначены… ты на миг дотянулся до того, что мог получить… и получил бы, если б до этого не поторопился и из-за глупых амбиций не ввязался в то, к чему и близко подходить тебе не следовало… потому что вход – недорог, а вот за выход иногда и головой платить приходится… и даже, сложив ее, выхода можно и не найти…
– Зато я теперь имею то, что не имеет сам король… – шут криво усмехнулся. – Кто бы мог подумать… как же я мечтал когда-то об этом, только сейчас почему-то радости и счастья по этому поводу я не испытываю.
– И не испытаешь… ты счастлив мог быть только со Стеллой, но увы… ты сам себе закрыл дорогу к счастью… Причем не только себе, но и другим.
– Что без толку корить, прикажите лучше наказать, – шут покорно склонился к полу.
– Тебя и без меня жизнь достаточно наказала… – королева грустно вздохнула и отвернулась к окну.
– А Вы не только любите, Вы еще жалеете, Ваше Величество… – шут поднялся и шагнул к ней, – хоть я этого совсем и не достоин…
– Ты бестолковый мальчишка, который по глупости в клочья изодрал мне сердце… и который теперь платит за это болью своего… мне действительно тебя жаль.
– Вы – святая… Вы – святая, Ваше Величество… Господи, что же я сотворил… дай мне сил хоть как-то все это исправить… – шут вновь припал к ее ногам.
– Ты сейчас на верном пути, мальчик мой, – едва слышно прошептала королева, – следуй им же, и возможно Господь сжалится над нами и излечит наши души…
– Я приложу все силы…
– Что ж это радует… – королева грустно улыбнулась и ласково потрепала его по волосам.
– Я люблю Вас, – руки шута вновь крепко обвили ее ноги, и он уткнулся головой в подол ее платья, только сейчас не было в этих объятиях наносной страсти, лишь тихая нежность и благодарность.
Королева замерла на несколько минут, а потом легонько оттолкнула его: – Иди, мой мальчик… устала я что-то… пойду лягу. Иди…
– Как скажите, – тот поднялся, склонившись, поцеловал ей руку, и повернулся, чтобы уйти, но в этот момент, охнув, королева стала медленно оседать на пол.
– Что с Вами? – шут подхватил ее под руки, не давая упасть.
– Ребенок… видно время пришло, – хрипло проговорила королева, – помоги мне до кровати дойти, а потом врача позови, короля и всех, кого необходимо в таком случае.
Роды прошли легко, и через два часа на свет появился мальчик, тут же признанный наследником и нареченный Филиппом.
Король был счастлив и не отходил от королевы ни на шаг. А ребенка окружили с десяток кормилиц и нянек.
На следующий день прошли крестины, а через два дня во дворце был устроен праздник в честь рождения наследника.
В самом конце праздника, когда большая часть приглашенных гостей разошлась, шут, выбрав момент, когда король на время остался один, подошел к нему.
– Я поздравляю Вас, Ваше Величество, я искренне рад за Вас, – тихо обратился он к нему.
Король польщено улыбнулся. Он был изрядно навеселе, но держался на ногах крепко.
– Все складывается для Вас прекрасно, – продолжил шут, – меня только одно тревожит… – он сделал многозначительную паузу.
– Что? – не сумел удержаться от вопроса король,
– Что все это может закончиться не самым лучшим для Вас образом, если Вы не будете благоразумны, и что-то срочно не предпримете.
– Что ты имеешь в виду?
– Вам надо срочно решить что делать с леди Эльзой.
– А что с ней?
– А то Вы не догадываетесь? Не надо Ваше Величество… Хоть мне не надо голову морочить… Я не для того к Вам подошел. Я искренне помочь хочу, а не наоборот.
– Слушай, прекрати говорить загадками, ты знаешь, я этого не люблю.
– Хорошо, если в открытую: я подозреваю, что леди Эльза беременна от Вас, и боюсь, что королева подозревает это тоже.
– Что?! Да как у тебя язык поворачивается говорить такое, – король в ярости стукнул ладонью по столу, рядом с которым стоял.
– Кругом люди, мой государь, на нас смотрят… Если Вы считаете, что я говорю глупости, я извинюсь и уйду, но если Вы хотите узнать, что стало причиной для таких выводов, Вам лучше меня выслушать. В этом случае или Вы возьмете себя в руки и выслушаете меня здесь или мы продолжим общение в Вашем кабинете. Не гоже выставлять Ваши семейные дела напоказ, – спокойно ответил шут.
– Хорошо, – король повернулся к двери. – Пойдем в мой кабинет.
Они прошли в кабинет короля, и сев в кресло, король указал шуту на соседнее, – Можешь сесть и поподробнее рассказать, с чего это ты взял, что Эльза беременна, да еще и от меня… ведь по ней и не скажешь ничего.
– Леди Эльза, если Вы заметили, последние дни стала носить только закрытые платья, – шут сел в предложенное королем кресло, и откинувшись на спинку продолжил, – потому что порой у женщин, особенно блондинок, таких как она, когда они беременны на теле появляются пигментные пятна, то есть кожа в некоторых местах чуть темнеть начинает, что не очень красиво выглядит – это во-первых… а во-вторых, у королевы, роды чуть раньше срока начались именно после разговора с леди Эльзой… когда та ушла, а я пришел, у королевы руки ходуном ходили и губы дрожали… такое с ней нечасто бывает… а потом и схватки начались.
– О чем они говорили?
– Понятия не имею. Королева пока не настолько мне доверяет, чтоб неприятностями своими делиться.
– Понятно, – король зло сверкнул глазами. – Это все?
– Нет, не все… – шут помолчал немного и добавил: – я не слышал о чем они говорили, я застал лишь конец разговора… и слышал, как леди Эльза плакала и говорила, что примет любое наказание лишь бы королева не отсылала ее от себя… В результате королева пожалела ее и оставила при себе.
– Она приказала наказать ее?
– Нет, конечно. Неужели Вы считаете, что королева может приказать наказать беременную женщину?
– А с чего ты решил, что у нее от меня будет ребенок?
– Хотя бы с того, что о замужестве ее речи не шло – раз, королева была очень огорчена – два. И это единственная причина, которая объяснила бы все…
– Вряд ли единственная, потому что хоть я понятия и не имею от кого у нее может быть ребенок, но могу поклясться, что не от меня.
– Это хорошо, только было бы еще лучше, если бы в том и леди Эльза королеве поклялась.
– Ты что, не веришь мне?
– Причем здесь я? Главное, чтоб Вам королева верила, – шут равнодушно пожал плечами, потом задумчиво посмотрел вдаль и продолжил: – Конечно, было бы неплохо выяснить в этом случае, кто ее полюбовник и постараться сделать так, чтоб королева тоже бы знала о том. Потому что если королева будет думать на Вас, я Вам не завидую, Вы знаете, как она относится к вопросам морали… Только вот как это узнать? Последить что ли за ней пару дней?
– Я вызову ее и заставлю сказать. В чем проблема? Зачем следить? – удивленно спросил король.
– Вот этого нельзя делать ни в коем случае, Ваше Величество! Вы этим скорее лишние подозрения вызовите со стороны королевы. Я умоляю Вас, не делайте этого! Я обещаю, в ближайшие дни я постараюсь все выяснить…
– Я не собираюсь ждать. Я выясню все прямо сегодня! Узнаю, о чем Эльза говорила с королевой и кто ее любовник. Это ты любишь подковерные игры, а мне скрывать нечего! Поэтому я буду играть в открытую.
– Не делайте того, государь… хотя бы сейчас не делайте. Вы пьяны. Вы завтра на трезвую голову все обдумаете и решите, как лучше поступить.
– Я пьян? Да я трезвее тебя!
– Если трезвее меня, то Вам лучше выпить, потому что сегодня праздник – время для веселья, а не для выяснения отношений, – лукаво прищурившись, проговорил шут.
– А я и выпью, и тебя заставлю со мной выпить за здоровье моего сына… он, кстати, не чужой тебе…
– Выпью, с удовольствием выпью, – проговорил шут и, дернув шнурок вызова слуг, приказал появившемуся камердинеру принести вина и кубки.
Они пили часа два за здоровье новорожденного и здоровье королевы, за здоровье самого короля и процветание государства.
Увидев, что король уже совсем плохо координирует движения, шут поднялся:
– По-моему, надо прерваться, Ваше Величество. Если завтра будет заметно, что сегодня я пил, королева будет недовольна, и я опять впаду у нее в немилость.
– Хорошо, иди. Мы и, правда, увлеклись что-то, – король, пьяно усмехнувшись, попытался встать с кресла, и когда не смог, рассмеявшись, попросил: – камердинера мне позови.
– Хорошо, сейчас позову. Только пообещайте мне, что леди Эльзу сегодня к себе Вы вызывать не будете.
– Ты еще покомандуй мне тут, – король скривился и гневно повысил голос: – Сам разберусь, что делать!
– Как скажите, – шут склонился перед ним и вышел, усмехнувшись про себя от того, что король, не задумываясь, вступил в расставленную для него ловушку.
Выйдя в коридор, и встав в одной из ниш, шут удостоверился, что леди Эльзу привели к королю, и она не вышла от него ни через час, ни через два… Шут удовлетворенно хмыкнул. Все шло по плану.
Когда Эльзу привели к королю, он спал, развалившись в кресле. Камердинер тронул его за плечо:
– Ваше Величество, Ваше приказание исполнено. Леди Эльза.
Король открыл глаза и, посмотрев мутным взором сначала на Эльзу, а потом на камердинера, приказал тому: – Оставь нас! И чтоб никто не смел беспокоить, пока не позову. Ясно?
– Да, Ваше Величество, – камердинер поклонился и поспешно вышел, оставив Эльзу наедине с королем.
Эльза вся сжалась, сообразив, что король, теперь, когда у него появился наследник, видимо решил, как и раньше, больше ни в чем не ограничивать себя, и потупила взор.
– Ну и с кем ты теперь спишь? – спросил король, глубоко вздохнув.
– Я ни с кем не смела, кроме Вас… – не решаясь поднять на него глаз, ответила Эльза.
– Что? – король в раздражении хлопнул рукой по ручке кресла. – Не смей мне лгать! Я хочу, чтоб ты рассказала королеве, с кем спала!
– Но у меня нет и не было никого кроме Вас, и королева знает о том, – Эльза непонимающе взглянула на короля и в страхе попятилась, потому что лицо того исказило выражение крайнего гнева.
– Ты так ей и сказала, дрянь?! Убью, мерзавка!!! – король рывком поднялся с кресла и, сделав несколько шагов по направлению к ней, схватился за висевшую рядом портьеру, чтобы не упасть.
– Я ничего… ничего ей не говорила… клянусь… – отступая ближе к двери, шепотом, потому что от страха у нее перехватило горло, заверила короля Эльза.
– То есть как "ничего не говорила"? – непонимающе переспросил король.
– Не спрашивала меня о том королева, и не говорила я ей ничего, клянусь, – со слезами в голосе пояснила перепуганная и ничего непонимающая Эльза.
– Ей этого не говорила… что ж хоть то неплохо… – король задумчиво потер рукой висок, – и все ж… ребенок-то у тебя теперь от кого будет?
– Я не хочу сейчас ребенка… Зачем он сейчас мне?
– Ты идиотка, Эльза!!! Идиотка!!! – король в гневе топнул ногой, – Мне плевать хочешь ты или нет! Я не о том тебя спрашиваю.
– Вы что хотите, что б у меня был ребенок от Вас?
– Дура!!! Как то может быть, коль я не спал с тобой все это время?!
– Ну да, конечно… я понимаю… Вы не кричите так, умоляю Вас… Вы просто скажите, что хотите, Ваше Величество, а то я никак не уясню.
– Я хочу, что бы ты сказала от кого у тебя будет ребенок. Что здесь неясного?
– Ну как я могу знать от кого он будет? Не знаю я этого.
– Ты не знаешь с кем спала?
– Почему не знаю? Знаю. С Вами.
– Это было давно, Эльза, – король яростно скрипнул зубами. – Сейчас ты с кем спала?
– Ни с кем.
– Тогда от кого у тебя ребенок?
– Ни от кого.
– Так не бывает, Эльза, – король потряс головой и, стараясь медленно и четко выговаривать каждое слово, произнес: – Дети "ни от кого" не рождаются.