Марина Колесова
В плену королевских пристрастий
– Ваша Светлость, Вам надо пойти отдохнуть… Я подежурю у герцогини, и если что-то изменится, Вам тут же сообщат.
– Идите Вы к черту, Лерон, с Вашими советами, – беззлобно пробормотал герцог, он сидел на краю кровати герцогини, держа ее за руку. – Вы бы вместо того, что бы мне советы давать, лучше бы сказали, чем еще жар у нее сбить можно, кроме этих Ваших холодных обтираний, которые ни черта не действуют… Третьи сутки ведь бредит она, и есть ничего не может, ее сразу тошнит, лишь в рот ей что-то положишь и проглотить заставишь… пьет только, да и то мало и с трудом.
– Ей и не надо сейчас есть Ваша Светлость… я предупреждал, чтоб Вы и не пытались кормить ее… Ей лишь пить надо как можно больше… Кроме тех отваров, что я велел, любые соки, морсы, компоты – любые, какие ей нравятся.
– Понять бы еще сейчас, что ей нравится… – герцог тяжело вздохнул.
В это время в дверь постучали.
– Да, – герцог повернулся к двери.
На пороге появился Рон.
– Ваша Светлость, приехала портниха, она привезла платье на примерку для леди Катарины.
– Рон, разберись сам. Пусть леди Катарина сходит и примерит. А не захочет, выгони портниху. Иди, – герцог раздраженно махнул рукой, и дворецкий закрыл дверь.
Однако через некоторое время стук повторился.
– Что еще? – раздраженно спросил герцог у появившегося дворецкого.
– Леди Катарина отказывается идти к портнихе, говорит, что без приказа герцогини никуда не пойдет. А портниха говорит, что платье необходимо примерить, иначе она не сможет его дошить, а герцогиня срочно требовала это платье и строго взыщет с нее за него. Поэтому она не уедет, пока не примерит его, или герцогиня ей уехать не прикажет…
– Сейчас я убью их обеих… – тихо сквозь зубы пробормотал герцоги, и тут почувствовал, как дернулась в его руке рука супруги. – Что, моя дорогая? Что Вы хотите? – склонился он к ней.
Герцогиня приоткрыла глаза и едва слышно проговорила: – Сходите с Кэти. Я хочу для нее это платье…
– Да, конечно… Сейчас пойду. Может, Вы попьете, моя дорогая? – он, взяв чашку, преподнес к ее губам, но Алина уже вновь была без сознания.
Герцог, сокрушенно покачав головой, отставил чашку и поднялся: – Подежурьте у нее Лерон и не смейте никуда отходить. Я Вам камеристку ее пришлю, если что-то потребуется, ее пошлете. И мне если что, пусть немедленно сообщит…
– Конечно, Ваша Светлость… Я никуда не отойду, и сразу же пошлю за Вами, если ей станет хуже.
Герцог кивнул и вместе с Роном вышел.
Кэти стояла у окна своей комнаты. Она не могла понять, что случилось в замке. Мать уже больше трех дней не заходила к ней, а она без ее разрешения из комнат своих никуда не выходила, и не могла узнать, с чем это связано и что происходит. И Сьюзен ничего не могла пояснить ей. Сегодняшний визит дворецкого и его просьба сходить к портнихе одной, чтобы примерить платье напугали ее. К тому же он на ее вопрос в замке ли отец и мать, ответил, что они оба в замке, но ничего не пояснил ей, почему она должна идти к портнихе одна, хотя раньше никогда не делала этого. Ко всему прочему Кэти стеснялась туда идти после последнего наказания. Она, конечно, понимала, что, портниха не заставит ее снять нижнее белье, но ей все равно было неприятно и страшно идти одной к этой достаточно волевой и резкой женщине, она побаивалась ее. Сейчас она ждала, не придет ли за ней разгневанная ее отказом мать. Ее появление очень бы обрадовало Кэти. То, что мать, уже столько времени не приходила к ней, страшило ее.
В это время дверь без стука распахнулась.
– Мама! – Кэти обрадовано обернулась к двери и тут же испуганно замерла, потому что на пороге стоял отец.
– Пойдем, Катарина, примеришь платье, – тихо проговорил он.
– Да, отец, – она торопливо вышла и вслед за ним пошла по коридору. После возвращения из монастыря Кэти очень боялась отца. Боялась, несмотря на то, что он за все это время больше ни разу не наказал ее. Она чувствовала, что отец с трудом выносит даже ее присутствие, видимо, так и не сумев простить ей потерю наследника, и ее от его гнева хранит только заступничество и доброе отношение матери, которой он отдал полный контроль над ней.
Зайдя в один из приемных залов, герцог кивнул поднявшейся им навстречу портнихе: – Показывайте платье.
– Вот, Ваша Светлость, – поклонившись, портниха развернула перед ним платье для верховой езды.
Герцог снова, едва заметно кивнув, повернулся с Катарине: – Примерь.
– Это мне, папочка? Правда? – глаза Катарины возбужденно заблестели. – Мне будет можно ездить верхом?
– Видимо, да… раз она заказала для тебя это платье, – тихо проговорил герцог и, отойдя к окну, повторил: – Примерь.
Катарина быстро с помощью портнихи переодела платье и начала вертеться перед зеркалом.
– Постойте спокойно, леди, – одернула ее портниха. – Мне надо посмотреть, как выточки сидят.
Кэти послушно замерла, а портниха стала что-то отмечать на платье и перекалывать. Потом удовлетворенно кивнула:
– Можете снимать его, леди. Я закончила.
Катарине очень хотелось, чтоб отец посмотрел на нее в новом платье, которое ей очень понравилось, но он не отвернулся от окна, а окликнуть его, она не посмела.
Портниха вновь помогла ей переодеться и повернулась к герцогу:
– Все в порядке, Ваша Светлость… Завтра я привезу готовое платье. Можете передать герцогине.
– Не надо привозить. Завтра вечером к Вам посыльный заедет и заберет его, – не оборачиваясь от окна, произнес герцог.
– Но Ее Светлость… Я хотела показать платье ей. Вдруг ей что-то не понравится?
– Ей покажут, – хмуро проронил герцог и, помолчав немного, спросил: – Она ведь расплатилась с вами за него?
– Да, полностью, Ваша Светлость.
– Вот и прекрасно. Я уверен, ей все понравится. Идите.
– Я бы хотела, чтобы все-таки Ее Светлость сама посмотрела… и сказала мне, довольна ли она.
– Она скажет Вам в другой раз, – по-прежнему, не оборачиваясь, сквозь зубы зло процедил герцог. – Идите. Завтра посыльный заберет платье.
– С Ее Светлостью все в порядке? Она здорова? – не унималась портниха.
И тут герцог не выдержал, он медленно отвернулся от окна и с перекошенным от злобы лицом, медленно, выделяя каждое слово, проговорил: – Нет, леди Стейн. Ее Светлость очень больна, и я искренне советую Вам помолиться о ее здоровье, потому что если с ней что-то случится, Вашим сюзереном стану я, и с превеликим удовольствием лично сверну Вам шею, потому что Вы до крайности раздражаете меня.
Лицо портнихи вытянулось. Испуганно пробормотав: – Я буду о ней молиться, Ваша Светлость, – она подхватила платье и попятилась к выходу. Она знала, какие слухи ходят о нраве герцога.
Как только она вышла к герцогу кинулась Кэти: – Отец, скажите, что с мамой! Что с ней? Я хочу ее увидеть. Позвольте мне пойти к ней!
– Катарина, не кричи.
– Вы можете сказать, что с ней? Почему Вы сказали портнихе, что с ней может что-то случиться? Что с ней может случиться? Она умирает, да? – на ее глазах выступили слезы.
– Кэти, давай без истерик. Я очень устал за последнее время, поэтому могу не сдержаться…
Что с ней? – тихо повторила свой вопрос Кэти, пристально всматриваясь в лицо отца. Только сейчас она заметила, какие темные круги у него под глаза, и как он осунулся. Да и разговаривал он с ней в абсолютно несвойственной ему в последнее время манере. Так он не разговаривал с ней очень давно, с тех пор как они уехали из их родового замка.
– Она простудилась, попав под ливень во время прогулки…
– От этого не умирают, папа…
– Я тоже на это надеюсь, – согласно кивнул он.
– Я могу ее увидеть?
– Это ни к чему… Хочешь помочь, лучше помолись о ней, скажи Господу, что нужна она тебе…
– Вы никогда не просили меня молиться… Она что действительно умирает? – Кэти схватила отца за руку и испуганно заглянула ему в глаза.
– Иди к себе, Кэти. Завтра тебе привезут платье, – герцог отвел взгляд.
– Не нужно мне никакое платье! Скажите, что с ней! Я хочу ее увидеть!
– Катарина, я уже просил тебя не кричать…
На лице герцога напряглись скулы, и Кэти поняла, что он еле сдерживается, чтобы не ударить ее. Она съежилась, но упрямо повторила:
– Я хочу ее увидеть.
– Зачем?
– Ну… ну хотя бы поблагодарить за платье… – губы Кэти начали подрагивать, – я прошу… прошу Вас, позвольте мне хотя бы поговорить с ней.
– Она почти все время без сознания, Кэти. Так что поговорить с ней ты в любом случае не сможешь. Иди к себе.
– Я хочу ее увидеть, – тихо, но очень настойчиво повторила Кэти, – я должна ее увидеть. Понимаете? Должна! Она не только Ваша жена, она теперь моя мать. Вы не можете мне в этом отказать. Особенно, если… – голос Кэти задрожал, – если умирает она… Она не должна умереть… она нужна мне… я должна ей это сказать.
Герцог отвернулся к окну, перебарывая желание немедленно избить дочь, а потом в голову ему пришла мысль, что может это даже хорошо, если Кэти действительно скажет Алине, что нуждается в ней.
– Хорошо, пойдем, – повернулся он к ней и кивнул.
Они поднялись по лестнице и прошли в апартаменты герцогини.
Лерон стоял у ее кровати, обтирая ее лоб, плечи и руки мокрым полотенцем, а Алина металась на кровати, хрипло и еле-слышно шепча:
– Нет… слышите? Я не уйду… делайте что хотите, но я не уйду… то не в моей власти было… я не убивала ее, слышите? Не убивала… я люблю Вас… Вы единственный, кто у меня есть… у меня нет, кроме Вас никого, почему Вы гоните меня? Я не убивала ее… не убивала… За что Вы бьете меня? Тогда убейте, лучше убейте меня совсем, я все равно не уйду… Убивайте! Зачем мне жить, если я не нужна никому?
Герцог ринулся к кровати и, оттолкнув Лерона, обнял жену, приподнял и прижал к себе:
– Алина, дорогая, успокойтесь… это лишь сон… тут нет никого, кто бы гнал и бил Вас… и, конечно же, Вы не убивали никого… Господи, да когда же этот кошмар закончится? Успокойтесь, моя дорогая, все хорошо, Вы дома, Вы нужны мне, очень нужны… все хорошо, успокойтесь, – он осторожно стал поглаживать ее по спине и плечам, до тех пор, пока она не замерла у него в руках.
– Лерон, – тихо проговорил он, осторожно опуская супругу на кровать и разжимая руки, – Вы ведь обещали срочно позвать меня, если ей станет хуже.
– Ваша Светлость, это обычный приступ бреда… они повторяются у нее периодически… ей не стало хуже… хуже, чем было, я имею в виду.
– Удавить Вас мало… – раздраженно проговорил герцог, – выметайтесь отсюда… толку от Вас, как от козла молока.
– Ваша Светлость, ей не хуже… Этот приступ бы прошел и без Вашего вмешательства… Вода с уксусом хорошо снимают жар, нужно лишь чуть-чуть подождать… А Вам все-таки надо отдохнуть, хотя бы несколько часов. Я подежурю с ней, идите… у нее стабильно тяжелое состояние, но пока не критическое… И если ей станет действительно хуже, Вас тут же позовут.
– Так ты хочешь ее до критического состояния довести, скотина? – герцог вскочил с кровати и, схватив Лерона за плечи, оттащил в угол. – Она в бреду мечется, страдает, а ты: "все пройдет и так, надо лишь подождать"… Ждешь, чтоб ей еще хуже стало? Да я знаешь, что с тобой сделаю, тварь?
– Я знаю, что Вы можете сделать со мной что угодно, Ваша Светлость. Только поверьте, ей легче от этого не станет… Я делаю все, что в моих силах. Поверьте… Просто должно пройти время.
– Да ничего ты не делаешь! В том-то и дело, – герцог за плечи приподнял маленького врача, который в его руках казался карликом, и тряхнул. – Я вообще не понимаю, какого черта ты здесь крутишься, если помочь нечем не можешь?
– А отвары, а настои трав? – не смея даже пошевелиться, Лерон, испуганно сжавшись, беспомощно висел в руках герцога. – Они обязательно должны помочь, Ваша Светлость. Нужно лишь время.
– Что ты мне все про время талдычишь? Ей помогать надо, а не про время говорить!
– Я стараюсь… я очень стараюсь, Ваша Светлость.
Воспользовавшись тем, что у кровати герцогини никого не осталось, Кэти осторожно приблизилась и взяла мать за руку.
– Мамочка, – прошептала она едва слышно, – мамочка, не умирайте пожалуйста… я все-все делать буду как Вы говорите, я буду всегда слушаться, только не умирайте… Вы нужны мне, я люблю Вас, очень люблю… – она прижала руку Алины к губам, по щекам ее текли слезы, – не оставляйте меня, пожалуйста. Вы же знаете, отец меня только из-за Вас забрал… он отдаст меня в монастырь, навсегда отдаст, если с Вами что-то случится… Я все-все делать для Вас буду, только выздоравливайте, пожалуйста… Хотите, я Сьюзен к Вам отправлю? Она же нравится Вам? А еще лучше я сама… Хотите, я сама ухаживать за Вами буду и помогать? Я смогу… мамочка, ну очнитесь, очнитесь, пожалуйста… Ведь если Вы попросите отца, чтоб я Вам помогала, он разрешит… он устал очень, ну скажите ему, чтоб я за Вами ухаживала… я хочу быть с Вами, очень хочу.
– Кэти, что ты там бормочешь? – герцог, наконец, поставил Лерона на пол и обернулся к дочери.
В это время герцогиня приоткрыла глаза и с трудом проговорила:
– Пить.
Катарина моментально подхватила с прикроватного столика чашку, и чуть приподняв голову герцогини, поднесла чашку к ее губам. Герцог тут же шагнул к ним и, обняв, приподнял супругу чуть выше, чтоб ей было более удобно.
Выпив все, Алина долгим взглядом посмотрела на мужа и, делая большие паузы между словами, тихо проговорила:
– Вы устали, Алекс, Вам надо отдохнуть, Кэти со мной побудет.
– Я никуда не уйду, дорогая. Хотите, чтоб Кэти осталась, она останется, но я никуда не уйду.
– Вы должны поспать… не спорьте, пожалуйста… Со мной все будет хорошо. Если понадобится, Кэти позовет Вас.
– Вы гоните меня, моя дорогая? – удручено спросил он.
– Нет… можете в соседней комнате на диване поспать, если уходить не хотите. Но поспать Вам необходимо… Идите, пожалуйста.
– Хорошо, – герцог тяжело вздохнул, – я пойду лягу, если Вы настаиваете… Только, Кэти, – он пристально посмотрел на дочь, – ты немедленно будишь меня, если матери станет хоть чуть хуже.
– Конечно, отец. Я обещаю, – Кэти согласно закивала.
– Хорошо, – герцог, поправив подушки, осторожно уложил супругу, – раз Вы настаиваете, я немного посплю в соседней комнате…
Он вышел, а Кэти, стоя рядом с кроватью, вновь взяла Алину за руку: – Мамочка, Вы что-нибудь еще хотите?
Алина, едва заметно, отрицательно качнула головой и закрыла глаза.
– А я платье мерила… оно такое красивое… Спасибо, мамочка! Я так благодарна Вам. Вы мне верхом позволите ездить? Правда? Папа сказал, что, наверное, позволите, раз это платье заказали… Вы представляете, портниха сказала, что уже завтра будет готово… Она никогда раньше так быстро не делала… А папа сказал, что к ней посыльного завтра вечером пошлет, чтобы забрать… Мамочка, поправлятесь скорее… я так хочу с Вами по лесу прокатиться… – принялась рассказывать Кэти, держа мать за руку.
– Леди Катарина, Вы бы помолчали, у Вашей матушки голова сильно болит, ей тяжело Вас слушать… – к Кэти сзади подошел Лерон и осторожно коснулся ее плеча.
Кэти вздрогнула.
– Простите, мамочка, – проговорила она и испуганно замолчала.
Алина приоткрыла глаза и, едва слышно прошептав: – Говори, Кэти, – вновь их закрыла.
Кэти обернулась к Лерону:
– Можно?
Тот развел руками: – Конечно можно, раз герцогиня желает.
Кэти вновь повернулась к Алине: – Мамочка, Вы обязательно должны поправиться, и если Вы разрешите, мы поедем с Вами кататься в дубовую рощу, помните, Вы говорили, там белки живут, и Вы видели целую семью… Вы мне покажете их, ладно? Только мы не быстро поедем, ладно? Я так давно на лошади не сидела… Мне, наверное, заново учиться придется… Ой, я сказать забыла… пока Вы у меня не были, я все Евангелия еще раз прочла, и все молитвы вычитывала как всегда… ни разочку не пропустила… и еще вышивку закончила, ту, которая с розами… Сьюзен понравилось. Из нее теперь можно подушечку сделать, и Вы сможете, если захотите, конечно, ее в карете держать. Мне очень хочется, чтоб она Вам понравилась… а если понравится, то я и вторую такую сделаю, чтоб симметрично было. Две одинаковые подушечки с двух сторон… У Вас обивка в карете тоже с розами, только золотыми, так что сочетаться должно… А пейзаж еще не закончила… и фон никак к нему не подберу… Вы помочь мне должны, когда поправитесь… Вы всегда так хорошо цвета подбираете… А еще мы к сестрам в монастырь должны съездить. Они наверняка волнуются, что Вы давно у них не были, и матушка-игуменья, наверное, тоже волнуется… Она строгая, конечно, ужас какая строгая, я ее боюсь очень, но она любит, когда Вы приезжаете, по ней заметно… Мамочка, Вы обязательно должны скорей поправиться… иначе папа меня точно к ней отправит… и буду я у нее всегда в чуланчике сидеть… или в подвале, про который Луиза рассказывала. Мамочка поправляйтесь, пожалуйста… Кстати, Вы ничего не хотите сейчас? Давайте я Вам еще попить дам… Не хотите? тогда попозже… А Сьюзен теперь гулять совсем не уходит… она, тоже очень о Вас беспокоилась, что Вы не приходили так долго… но мы думали, что Вы уехали куда-нибудь… а Вы оказалось, заболели… но Вы обязательно поправитесь, мамочка… Вы, пожалуйста, поскорей поправляйтесь.
Под милую болтовню Кэти Алина впервые заснула, не провалившись в темную бездну тяжелого бреда…
Графиня Изабелла Норес пила чай, когда в гостиную вошел герцог Алекс Тревор. Он всегда входил неожиданно, не позволяя слугам докладывать о его визите. Изабелла уже привыкла к этому. Она тут же поднялась и, чуть склонив голову, с улыбкой проговорила: – Добрый день, Алекс. Я очень рада видеть Вас.
– Вот что, тварь, еще раз посмеешь меня по имени назвать, язык вырву… Поняла? – злобно глядя на нее, хрипло проговорил он.
– Поняла, Ваша Светлость… Я только не понимаю, чем я столь прогневала Вас? Неужели посещение моего дома Вашей супругой так изменило ко мне Ваше отношение? Это она потребовала от Вас его изменить?
– Нет, она не потребовала ничего… – недобро усмехнувшись, он качнул головой.
– Ваша Светлость, но я же вижу, – Изабелла шагнула к нему и осторожно коснулась его плеча. – Вы совсем плохо выглядите… и осунулись, и глаза у Вас запали… Она устроила Вам скандал из-за меня?
– Нет, моя жена не устраивает мне скандалов.
– Но я же видела, как она ругалась на Вас, Ваша Светлость…
– Невежественная ты кретинка, Белла, – герцог презрительно скривил губы. – Угораздило же меня с тобой связаться… Действительно, кто рожден от прислуги, его хоть во что обряди и какие титулы не нацепи, достоинства, что от рождения дается, не обретет. Надо было тебя при конюшне держать. Тебе только там место.
– Вы хотите сказать, чтоб если я была высокородной дамой, то не посмела бы сказать, что видела, как она кричала на Вас, а Вы падали перед ней на колени? Я должна была сделать вид, что этого ничего не было? – щеки Изабеллы заалели, она всегда с трудом переносила издевки герцога связанные с ее происхождением.
– Нет, Белла. Ты бы просто поняла, о чем мы говорили… Что требовала она, и о чем просил я.
– Да, я не знаю латынь, и что с того? Граф Вират, вон тоже не знает ни слова на латыни… Ему что тоже высокородности не хватает?
– Нет, Белла дела не в знаниях языков, а в образе мышления. Ты кроме склок и ругани даже вообразить ничего себе не можешь.
– Может, поясните, Ваша Светлость, низкорожденной, необразованной кретинке, что требовала от Вас Ваша высокородная супруга и чем она так была недовольна?
– Поясню, Белла… Она защищала тебя. Когда я увидел тебя с ней и понял, что ты постаралась досадить ей, чем только могла, и постаралась дать понять, что я живу с тобой, и ты ждешь ребенка от меня, мне захотелось свернуть тебе шею. Она поняла это и запретила трогать тебя, упрекая, что я, как твой сюзерен, воспользовался своей властью, а теперь хочу избавиться от тебя. Ей и в голову не пришло, откуда я тебя вытащил… и кто ты на самом деле, и чем занимаешься, причем с огромным удовольствием, насколько я знаю.
– Это только для Вас… это все лишь для Вас… – Изабелла медленно опустилась перед ним на колени и, взяв его руку, прижала к губам, – я люблю Вас… очень люблю… я согласна все, что угодно для Вас сделать… я согласна на конюшне, только не гоните от себя…
– Все, Белла, – он раздраженно выдернул руку, – между нами больше не будет никаких отношений, кроме деловых. Ты будешь заниматься тем, чем занималась, и иметь то, что имела: титул, дом, слуг, и я буду оплачивать все твои счета… но кроме этого не будет ничего.
– Но почему? – из глаз Изабеллы закапали слезы. – Вам же всегда было хорошо со мной… Я же не претендую ни на что… Я же не хочу занять ее место…
– Еще чего не хватало! – со злобой рявкнул герцог. – Да даже если б я был холост, неужели ты думаешь, что я женился бы на бастардке захолустного виконта, которую купил в таверне, где твой отец выставил тебя на продажу, чтоб расплатиться с долгами и немного поправить свои дела? Это же каким идиотом надо быть, чтоб учудить такое? И не смей больше так ко мне обращаться! – он с силой оттолкнул ее от себя.
– Ваша Светлость… Ваша Светлость, – упав на пол, Изабелла обхватила его ноги, – я все это понимаю… я ведь так и сказала, что не претендую ни на что… Только не гоните от себя… Я люблю Вас, очень люблю… я не смогу без Вас жить… Я все буду делать… Вам хорошо со мной будет, обещаю… и она ничего не узнает… Хотите, я поклянусь ей, что у меня не от Вас ребенок?
– Нет, не хочу. Я найду тебе мужа.
– Нет, не надо, я умоляю: не надо. Я не соглашусь… ни за что не соглашусь!
– Ты перечить мне вздумала?
– Да! Я откажу на венчании любому! Делайте со мной, что хотите. Хоть казните… я откажу… – Изабелла залилась слезами. – В моей жизни был и будет лишь единственный мужчина. Больше не будет никого!
– Тогда, значит, действительно не будет никого. Потому что я больше не коснусь тебя.
– Чем я так прогневала Вас? За что Вы так со мной? Вам же всегда было хорошо со мной… Я все-все исполню… все, что пожелаете… и я, и девочки…
– Нет, Белла. Больше ни ты, ни девочки… Ты будешь лишь их готовить, обучая, всему чему необходимо и добиваясь покорности, и все. И прекрати рыдать, ты дико раздражаешь меня… Если бы я не пообещал жене, что не трону тебя, не задумываясь, свернул бы тебе шею. Ты мне надоела.
– Надоела? Ну и ищите себе другую кретинку, которая будет всем этим заниматься и учить этих деревенских дурищ и вести себя, и танцевать… – всхлипывающая Изабелла поднялась с пола.
– Ах вот как ты заговорила, как только поняла, что не трону тебя… Только ты забыла, моя вассалка дорогая, что кроме титула за душой у тебя ничего… Вот заберу я у тебя девок всех и денег давать больше не буду… Чем будешь с графом и со мной расплачиваться, да еще за провизию, наряды и кареты свои платить? Что ты делать умеешь? В таверне плясать? Так за это много денег не дают, как ты наверняка помнишь… Поэтому если не хочешь в подвал ко мне попасть, будешь делать все, что скажу… и хорошо делать. К тому же это я лишь до рождения ребенка тебя трогать не буду, а как родишь, за любую провинность и плеточкой могу отхлестать. Так что лучше язычок свой прикуси и извинись за болтовню свою бестолковую.
– Простите, Ваша Светлость, забылась я… не подумав, сказала… все делать буду и постараюсь, чтоб Вы довольны были… Вы можете плеточкой и сейчас, заслужила я… ребеночку это не повредит… – она начала поспешно расстегивать платье.
– Белла, прекрати!
Но графиня, успевшая почти моментально все бросить с себя, уже стояла перед ним абсолютно нагая.
– Вы можете розгами высечь, Ваша Светлость, если плеткой боитесь из-за ребенка… Розги ребеночку точно не повредят, особенно если Вы мне позволите лишь нагнуться и руки Вам на талию положить, чтоб не упала я…
– Хватит, Белла. Я понял, что ты задумала, только этот номер у тебя не пройдет. Одевайся давай. Хватит испытывать мое терпение. Оно не безгранично. Или ты прекратишь провоцировать меня и будешь покорна, или, несмотря на твою беременность, продам я тебя султану в качестве наставницы для его наложниц… из тебя хорошая получится. Будешь ему наложниц дрессировать.
– Неужели Вы посмеете обречь собственного ребенка на жизнь в неволе?
– Не обреку. Я договорюсь, чтоб мне его вернули. За деньги договориться можно о чем угодно, и проблем с этим не будет. Так что если не хочешь жить в султанском гареме, быстро одевайся!
Графиня тяжело вздохнула и принялась одеваться, потом повернулась к герцогу.
– Я Вам, Ваша Светлость, девушку подготовила, как Вы просили. Очень толстая и теперь очень покорная. Хотите посмотреть?
– Быстро управилась, – усмехнулся он. – Что ж, веди.
Графиня вышла и вернулась минут через пять. Ее сопровождала пышнотелая толстушка.
Осмотрев ее, герцог удовлетворенно кивнул: – В карету ее ко мне.
Графиня вывела девицу. Герцог отошел к окну и тут взгляд его привлек сверкнувший в складках дивана отблеск. Он подошел и вытащил из-под валика дивана длинную шпильку, украшенную крупным брильянтом. Это была шпилька Алины. Герцог вертел ее в руках, когда вернувшаяся графиня, протянула ему еще шесть таких же шпилек:
– Вот, Ваша Светлость. Ваша супруга забыла, когда была здесь…
– Да, я уже заметил, – хмуро проронил он, забирая шпильки из ее руки.
– Вы нашли еще одну? Но их же уже шесть… – удивленно проговорила Изабелла.
– Я заказал для нее семь. Ей так нравится.
– Где же седьмая была? Я не видела здесь ее…
– В складки дивана завалилась. Упала, видимо, когда она волосы раскалывала, – мрачно обронил он и, повернувшись, со злобой взглянул на нее: – Ты ведь даже помогать ей не стала, стерва… Заставила полдня провести в мокром платье… Кстати, можешь порадоваться, она заболела и ей плохо очень…
– Ваша Светлость, я просто не посмела предложить ей переодеться, если бы она попросила, я бы все для нее сделала…
– Ну, конечно же, тебе жутко хотелось унизить ее и заставить просить… До чего же ты злобная стерва, Белла. И она еще за тебя заступалась… Вот только из-за нее и не трогаю тебя, ведь ты даже мизинца ее не стоишь, дешевка… А ровняться с ней решила, унизить пыталась… За что ты ей мстила? За то, что я подобрал тебя и вытащил из той помойки? Черт меня дернул пожалеть тебя тогда… Тебе только там и было место… Пусть бы за тебя заплатили, скинувшись, как хотели, все постояльцы, а потом заставили бы тебя ублажать всех по очереди…
– Ваша Светлость, я вовсе не пыталась ее унизить… и мне очень жаль, что она заболела, я от всей души желаю ей скорейшего выздоровления, – Изабелла испуганно потупилась.
– Ладно, будем считать, что оно все так и есть… Потому что ее кончина не принесет тебе ничего, кроме очень крупных неприятностей, – он направился к двери и, не прощаясь, вышел.
Графиня медленно села на диван, а потом повалилась на него и зарыдала.
Минут через десять ее плеча осторожно коснулся Гарт: – Хозяйка, выпейте воды. Вам нельзя сейчас так убиваться…
Он протянул ей стакан воды.
– Он уехал, Гарт? – отпивая воду, спросила она.
– Да, хозяйка.
– Он даже… даже не попрощался со мной…
– Надо Вам было быстрее решаться избавиться от нее… – тихо ухмыльнулся охранник.
– Ты что, Гарт? Это, Слава Богу, что Господь отвел нас от этого… Герцог тут ее шпильку в диване нашел… Представляешь, что он бы сделал со мной, если б нашел ее, а я бы клялась, что герцогини не было тут… Да и не дало бы мне это ничего… Не любит он меня… Так только время проводил… А теперь даже этого и то не хочет… – она, всхлипнув, отставила пустой стакан
– Не печальтесь, хозяйка… может, это пока Вы ребенка ждете, охладел он. А родите, и вернется он к Вам… К тому же если сына ему сумеете родить… Ведь у него только дочери… А любому мужчине приятно сына иметь.
– Может и правда… Дай-то Бог. Ты, кстати может, проедешься, поищешь мне девчонку, чтоб на герцогиню похожа была? Я может, с помощью ее герцога растормошить бы сумела.
– Вы сами на нее похожи, хозяйка… У нее лишь глаза чуть другие, синие, а у Вас карие, да губы чуть потоньше, и хоть фигуры одна к одной, стать у нее немного другая… А в остальном, очень Вы на нее похожи, даже цвет волос у вас одинаковый. Он, наверняка, потому и запал на Вас, что Вы ему ее очень напоминаете, да только более покладисты… Она, видать, еще с тем характером, коль, его не слушая, на его коне так через ограду рванула… Так что не волнуйтесь. Отойдет он сейчас немного и обязательно вернется к Вам… – он подал ей платок. – Не плачьте, не надо плакать. Все будет хорошо. Вам о ребенке сейчас думать надо. Чтоб он у Вас здоровеньким родился. А там, глядишь, и герцог оттает, он хоть и суров, но перед Вашим обаянием трудно устоять. Особенно, коль милы, да покладисты с ним будете.
– Ты всегда знаешь, чем меня утешить, Гарт. Спасибо тебе. Иди. Камин разожги и иди. Я уже успокоилась, – графиня отерла глаза платком, что он подал ей.
Тот удовлетворенно кивнул, потом разжег огонь в камине и вышел.
Графиня села ближе к камину. Ей хотелось согреться, на нервной почве ее знобило.
Глядя на огонь, ей вспомнилась таверна, в которой ее заставлял танцевать ее отец, пьяные постояльцы и тот день, в который перепивший отец, взбешенный тем, что она заработала слишком мало денег, пообещал продать ее любому, кто заплатит больше пяти золотых… Вспомнились хмельные постояльцы, торгующиеся с виконтом, предлагавшие заплатить лишь за то, чтоб она переспала с каждым, обещая при этом оставить ее ему… Вспомнилось, как они ощупывали ее и договаривались между собой, сколько от общей суммы должен будет заплатить первый из них, если она действительно окажется девственна… и что все будут наблюдать за этим, чтобы тот, кто будет первым не соврал… И как появившийся немолодой, высокий, широкоплечий и очень сурового вида мужчина, одетый в чрезвычайно дорогой костюм, узнав в чем дело, бросил шесть золотых виконту и забрал ее… Этот день был самым кошмарным и в то же время самым счастливым днем в ее жизни. Кошмарным, из-за пережитого ужасного позора, о котором даже сейчас она вспоминала с трудом, и счастливым, из-за того, что встретила того, в кого без памяти влюбилась с первого взгляда.
Он вез ее в седле своего скакуна, а ей хотелось умереть от счастья… Она не знала, кто он, и не хотела думать ни о том, что ждет ее дальше, ни о том для чего он выкупил ее. Он представлялся ей принцем из сказки, который вырвал ее из окружающего ее кошмара. Она ехала с ним по лесу, чувствуя спиной его сильное, мускулистое тело, и хотела, чтоб это длилось вечно.
– Все, приехали, – въехав в ворота, распахнутые при их приближении слугой, незнакомец ссадил ее с седла и спрыгнул на землю сам. – Пойдем, – он пошел по дорожке к большому трехэтажному дому и, распахнув дверь, вошел, и она последовала за ним.
Войдя в гостиную, он опустился в кресло, а она робко остановилась перед ним.
