Марина Колесова
В плену королевских пристрастий
– Марк убит? – глаза Катарины изумленно распахнулись. – Этого не может быть.
– К сожалению, это так, – с неподдельной печалью в голосе произнес король. – Поверьте, я скорблю не меньше Вас об этой утрате, принцесса. Но факты вещь неумолимая. Марк мертв и с этим ничего не поделаешь. И это еще не все печальные известия на сегодняшний день. К несчастью королева, узнав о случившемся, не смогла пережить потрясения и умерла от разрыва сердца. Так что в один день я потерял и сына, и жену. Я очень надеюсь, дорогая невестка, что Вы поможете мне во время похорон, и во время них будете вести себя достойно.
– Да, мой государь, конечно, – только и смогла выдавить из себя потрясенная Кэти.
– Кстати, хочу предупредить сразу, – король испытующе посмотрел на нее, – так как Вы не ждете ребенка от Марка, я буду вынужден после похорон отправить Вас в монастырь. Я надеюсь, Вы понимаете, что это единственно возможный выход в сложившейся ситуации и добровольно не только отправитесь в монастырь, но и примите обет молчания.
– Да, мой государь, конечно, – повторила Кэти и тихо добавила: – Я клянусь в том.
16
Герцог Тревор, поднимался по неширокой горной тропинке ведущей к горному монастырю с Алиной на руках. Он очень устал, и неподвижное тело жены казалось ему неимоверно тяжелым. Увидев сбоку от тропинки небольшую полянку, он свернул к ней, опустил жену на траву, и облегченно вздохнув, отошел чуть в сторону и прислонился спиной к отвесному скалистому откосу.
В это время со стороны монастыря на тропинке показался молодой селянин, видимо паломник, возвращающийся с богомолья. Поравнявшись с ним, селянин низко поклонился:
– Здравствуйте, господин.
Герцог едва заметно кивнул.
– Вашей спутнице плохо? Может помощь какая нужна, господин?
Герцог хмуро посмотрел на него. Первым его порывом было грубо отогнать любопытного смерда, но потом ему в голову пришла более плодотворная мысль.
– Да, моей супруге плохо, – подтвердил он. – Поэтому позови сюда отца-настоятеля.
– Может, я лучше отнесу госпожу туда? Там ей быстрее помогут. Если отец-настоятель даже согласится придти сюда, это дольше получится… – юноша пристально посмотрел на неподвижно лежащую Алину.
Герцог шагнул к нему, рукой грубо схватил его за волосы и рванул вниз, вынуждая того упасть на колени, после чего, запрокинув его голову, злобно рявкнул: – Имя?!
– Арни, сын мясника Грегора из Зареченска, – отчеканил тот, видимо уже зная, как следует отвечать на подобные вопросы.
– Сюзерен кто?
– Его милость, граф Золинген.
– Распустил вас тут граф, как я погляжу… – Алекс злобно прищурился. – Ну я это быстро исправлю… Значит так, еще раз рот при мне откроешь, когда не спрашивал я тебя, прикажу графу насмерть запороть. И тот же приказ отдам, если через полчаса отец-настоятель не спустится сюда. А сейчас – иди, – он резко оттолкнул от себя юношу так, что тот повалился на землю, и вновь вернулся к тому месту, где стоял.
Юноша поднялся и опрометью побежал вверх по тропинке обратно к монастырю.
Постучав в ворота монастыря, Арни попросил срочно провести его к игумену.
Подойдя к нему, Арни повалился перед ним на колени:
– Святой отец, там внизу, по всей вероятности герцог, с ним его супруга, она без сознания, лежит что мертвая, я не очень хорошо ее разглядел, но на Ее Светлость, герцогиню Алину, она похожа. Если это она, то значит там герцог Тревор… хоть я и не уверен. Но в любом случае он просит или требует, даже как сказать не знаю, чтобы Вы к ним спустились. Сказал, если не спуститесь Вы, прикажет графу насмерть меня запороть, – быстро, почти скороговоркой выпалил он.
– Спущусь, не волнуйся, – тот ласково коснулся его плеча. – К тому же коль Алина, как ты говоришь, с ним, то тем более… Поднимайся, пошли, покажешь где они.
Спустившись к полянке, отец настоятель приблизился к герцогу, по-прежнему стоявшему прислонившись спиной к откосу:
– Здравствуйте, Алекс, – после чего кивком головы указал на неподвижно лежащую Алину: – Что с ней?
– Здравствуйте, святой отец, – отозвался тот, и мрачно усмехнувшись, добавил: – Кто бы знал, что с ней… – потом повернулся в сторону селянина: – Проваливай! Чтоб духу твоего больше здесь не было и язык поплотнее за зубами держи, узнаю, что трепал им, сначала языка лишишься, а потом постепенно всех остальных частей тела, пока до головы дело не дойдет.
Арни, поклонившись, стремительно развернулся и побежал вниз по тропинке, стремясь поскорее оказаться как можно дальше от столь грозного и сурового герцога. Остановился он лишь, когда оказался у самого подножья горы, где на склоне высился большой деревянный крест, установленный паломниками. Здесь многие паломники молились, просили Господа дать им сил на восхождение к монастырю на богомолье и благодарили уже после него.
Арни опустился на колени рядом с крестом:
– Благодарю Господи, что отвел гнев Его Светлости… Ведь сущий зверь, недаром молва лютым зовет… Бедная герцогиня Алина. Такого зверя в мужьях иметь, ведь не сравнить его с герцогом Дмитрием… Тот-то уж как обхаживал ее, взгляд отвести не мог… А этот… Ведь даже не понять за что разгневался на меня… и разозлился-то так, что если б не верховным сюзереном был, а прямым, сам бы на месте, как пить дать, запорол бы или б запытал… ведь вот только искры из глаз не летели…Чисто лютый зверь… И к ней не склонился ведь ни разу и не поднял ее… мне и то отнести не позволил… Изверг. Что-то сотворил он с ней… лишь бы не убил… ведь что мертвая лежала… Господи, помоги ей, заступись за нее, даруй ей здравия на долгие годы. Хоть бы отец-настоятель помог ей и вступился за нее… И ведь понимает, что не по-людски поступает, раз приказал язык за зубами держать. Ведь что ему молва-то, когда он сам себе судья в своих-то владениях. Если только королевской немилости страшится… Ведь, говорят же, что Ее Светлости сам король покровительствовал… Может действительно его гнева боится? – Арни тяжело вздохнул и задумчиво покачал головой. – Ведь неспроста даже слуг с ними не было… Наверняка, чтобы никто не видел ничего… и меня поэтому сразу погнал… Господи, не дай ему совершить с ней ничего дурного, не дай ей погибнуть, отведи от нее ее супруга, пусть он оставит ее в покое, пусть Его святейшество игумен вступится и защитит ее.
Дождавшись, чтоб Арни скрылся, отец-настоятель, шагнул к Алине и склонился к ней. Потом приподнял ей голову и долго всматривался в ее неподвижно-застывшие черты лица, после чего обернулся к герцогу и пристально посмотрел на него: – Алекс, давно это с ней?
– Больше месяца. Сына родила и в ночь после этого в такое состояние впала…
– Алекс, что еще было до этого?
– Катарину я против ее воли замуж за наследного принца выдал, – герцог тяжело вздохнул.
– Король же знал о ней все, как же он это позволил? – отец-настоятель удивленно склонил голову набок.
– Прелюбодействовали они с принцем, и Катарина забеременела от него. Алина плохо себя чувствовала, особенно последние месяцы беременности, вот эта стерва, воспользовавшись этим, с принцем шашни и завела…
– Алекс, нехорошо так про родную дочь…
– Да это проклятье Божье иметь такую дочь. Уж сколько раз жалел, что собственноручно не придушил эту гадину.
– Вам не об этом жалеть надо, а о том, что Алину не послушали. Вы ведь огласки и позора испугались, а сейчас Вам потяжелее испытания вынести придется…
– Значит, это из-за свадьбы этой растреклятой с ней теперь такое? – Алекс кивнул на неподвижное тело жены.
– Именно, Алекс. Алина знала, что эту свадьбу допустить нельзя было, и к чему привести это может… Поэтому постаралась, как могла, убрать последствия, поставив на кон свою жизнь, – настоятель печально покачал головой. – Ладно, сделанного не воротишь, хоть большую ошибку Вы допустили и цену большую Вам придется заплатить за нее… особенно ей.
– Ей? Почему ей?
– Потому что она так решила. Это был ее выбор. Весь удар на себя принять и своей жизнью за Ваше решение расплачиваться.
– Я ничего не понимаю, святой отец. Какой ее выбор? Что она решила? Что вообще с ней творится?
– Демона она держит.
– Демона? Какого демона?
– Того, что Ваша дочь вызвала когда-то, и который после этого ждал ее. Все это время Алина не подпускала его к ней. А без ее пригляда один неосторожный шаг Вашей дочери, и та становилась проводником чужой злой воли. Эта свадьба не просто так кому-то потребовалась, и Алина наверняка предчувствовала это.
– Почему она мне все честно не сказала?
– Что она должна была Вам сказать? Что Вашу дочь ждет демон? Что несмотря на то, что Катарина не вызывает его и не колдует, он все равно ждет ее, ждет что она может когда-нибудь позвать, и он тут же откликнется? И Вы бы поверили ей? И что бы сделали? Чтобы сделали в тот момент, когда разум Ваш душил гнев из-за поруганной чести рода?
– Значит, это правда, что священник приходской сказал, что бес на нее напал… Вот черт, – герцог раздраженно прижал пальцы правой руки к виску.
– Не напал… она сама его держит… и стоить это ей будет очень дорого… возможно жизнью ей придется за то заплатить. Вы кстати правильно сделали, что в монастырь ее не подняли, у ворот умерла бы она…
– И что делать теперь? – обескуражено проговорил герцог.
– Не знаю, Алекс… – настоятель задумчиво покачал головой, – я знаю, как изгонять нечистый дух, если он напал на человека, а что делать в таком случае не знаю…
– Так мне домой с ней возвращаться?
– Подождите, Алекс… Домой вернуться Вы всегда успеете, – настоятель тяжко вздохнул и еще раз задумчиво покачал головой. – Попытаюсь я кое-что для нее сделать, посмотрим к чему это приведет…
Он встал на колени и стал тихо читать молитву на непонятном языке. Читал он достаточно долго, вдруг тело Алины изогнулось, его стала бить сильная дрожь, и она заговорила, но не своим голосом. Из уст ее вырвался сиплый мужской голос:
– Скажи ей, чтоб отпустила, и я уйду… скажи… ведь скоро сдохнет, в муках сдохнет… пусть отпустит…
– Пообещай, что совсем уйдешь, – тихо ответил отец-настоятель.
– Совсем уйду, жертву лишь дай, и уйду.
– Хорошо, – ответил отец-настоятель и вновь тихо заговорил молитву. Тело Алины прекратила бить дрожь, и она неподвижно замерла, а через некоторое время на полянку вышел большой горный козел. Шел он медленно, чуть покачиваясь, подойдя вплотную к Алине, он лег рядом с ней.
Отец-настоятель положил ладонь на лоб Алины: – Отпусти его, моя девочка, отпусти, – тихо, но очень настойчиво велел он ей.
Тело Алины вновь изогнула судорога, она громко закричала и привстала с земли, а затем бесчувственно повалилась на траву. Зато горный козел, лежавший рядом с ней, вскочил, метнулся прочь и, сорвавшись с горной тропы, рухнул вниз, в ущелье.
Отец-настоятель перекрестился, перекрестил Алину и вновь стал читать молитву.
– Чудны дела твои, Господи, – только и смог пробормотать потрясенный всем увиденным герцог, после чего поспешно перекрестился, повторяя: – Господи, спаси, сохрани, помилуй и избави от лукавого.
Через некоторое время отец-настоятель поднялся с колен и повернулся к нему:
– Алекс, сейчас в монастыре для Алины больше, чем я сделал, уже ничего не сделать. Так что Вам решать, куда Вы дальше с ней отправитесь: все-таки в монастырь или сразу домой. Молиться о ней мы все, конечно, будем, а вот пребывание ее здесь сейчас уже ничего не изменит.
– Она что так и не очнется? – глядя на неподвижно лежащую супругу, удивленно проговорил тот. – Вы ведь изгнали как там его, беса или демона…
– Она очнулась, Алекс. Только не надейтесь, такой какой она была, ей уже не быть… Я ведь сказал, ей придется дорого за эту схватку заплатить. Она, конечно, выиграла ее, только цена слишком большая… И говорить, и ходить она вряд ли сможет. Конечно, со временем, понемногу что-то и сможет восстановиться, но очень медленно.
Герцог шагнул к супруге, опустился рядом с ней на колени и приподнял ее голову. Алина открыла глаза и осознанным взглядом посмотрела на него, губы ее дрогнули, изогнулись, по лицу прошла судорога, было видно, что она старается что-то произнести, но кроме очень тихого нечленоразделного мычания у нее ничего не получилось.
– Алина, Вы что-то хотите? – тихо спросил ее герцог.
Алина, согласно прикрыв глаза, еле заметно кивнула и вновь ее губы изогнулись, пытаясь что-то произнести.
– О, Господи, – скорее простонал, чем проговорил герцог, – и это что, так будет всегда?
– Да, Алекс, – кивнул отец-настоятель. – Вам или тому, кто будет ухаживать за ней, придется набраться терпения. Понимать ее будет сложно, а порой и вовсе невозможно. Пройдет очень долгое время, чем она сможет хоть что-то сказать, а может это и никогда не случится. Все будет зависеть от ее старания и терпения окружающих.
– Сейчас-то, что она хочет?
Отец настоятель, нагнулся к Алине, поднял на руки, отнес к скалистой стене, усадил ее там, потом, нежно погладив по щеке, заглянул ей в глаза, и ласково спросил: – Что ты хочешь девочка моя любимая? Для себя что-то?
Алина отрицательно повела глазами из стороны в сторону.
– Чтобы Алекс что-то сделал? – стал задавать ей вопросы отец настоятель и смотреть на ее реакцию. – Снова не угадал? Узнать что-то? Да? О Катарине? Нет? О сыне? Да, моя девочка?
Он повернулся к Алексу: – Она хочет, чтоб Вы о сыне ей рассказали, Алекс.
– Здоров он, – ответил тот и раздраженно повел плечами. – А если никто не догадается, что она хочет, тогда что?
– Возьмете бумагу и будете по буквам определять каждое слово из того, что сказать она хочет.
– Это как?
– Спросите ее, какая первая буква: гласная или согласная, и потом по очереди будете перебирать, потом так же со второй.
– Повеситься легче… – герцог схватился руками за голову.
– А кто говорил, что легко будет? Она наверняка предупреждала Вас, что Вы не раз пожалеете о принятом решении.
– Ну, предупреждала… Только сейчас говорить о том, толк какой?
– Никакого… кроме того, чтоб Вы поняли, что сами выбрали этот путь, и сетовать теперь бессмысленно. Смиритесь, Алекс, и идите по нему. Молитесь больше о ней, возите ее чаще на службы в церкви.
– Вы издеваетесь, святой отец? – в глазах герцога полыхнул гнев. – Считаете, я могу позволить окружающим видеть ее в таком состоянии?
– Алекс, Вас до сих пор беспокоит мнение окружающих? – игумен испытующе посмотрел на него.
– Хотите сказать, что это кара, чтоб смирился я?
– В какой-то степени, да, – кивнул тот.
– Мне уже плевать, что будут думать обо мне, но о ней… нет! Я никому не позволю смеяться или издеваться над ней!
– С чего Вы решили, что кто-то будет смеяться или издеваться над занемогшим человеком?
– Хорошо, не смеяться, смеяться в открытую я никому, конечно, не позволю, но тогда притворно жалеть и соболезновать, смакуя подробности ее состояния… и тайно злорадствуя. Только я не доставлю никому такого удовольствия.
– Почему притворно жалеть и тайно злорадствовать, Алекс? Откуда у Вас такая убежденность?
– Потому что уважают лишь сильных, тех, кто способен постоять за себя, кто не позволит себя унизить… И хватит об этом, святой отец. Можете еще что-то сделать для нее – сделайте, а нет, так пойдем мы. В Ваших нравоучениях я не нуждаюсь. Ведь основываясь именно на Вашем разрешение, я позволил жене забрать Катарину к нам. А Вы все знали про демона и даже не предупредили меня. Если б я только знал, чем Алина рискует, Кэти никогда бы за ворота монастыря не вышла, причем, скорее всего, даже не Вашего.
– Алекс, этот демон был ни для кого не опасен, пока Катарина была под присмотром Алины. Проблемы начались, когда Вы решили девочку этого присмотра лишить.
– Это бессмысленный разговор, святой отец. Считаете, что утаив от меня информацию, сделали благое дело, считайте так дальше. Считаете, что лишь я виноват в том, что Алина оказалась в таком состоянии, что ж спорить с Вами не собираюсь, это дело Вашей совести. Я же лишь лишний раз убедился: тот, кто преступил закон единожды, сделает это и еще, поэтому жалость в таких вопросах неуместна, за нее слишком дорого платить приходится. Вот настоял бы я, чтоб Кэти казнили, и никаких бы проблем не было, вообще никаких проблем.
– Не судите, Алекс, и не судимы будете. Прощайте, и да простится вам.
– Я не могу не судить, – раздраженно проговорил герцог. – Меня мое положение судить обязывает. Я сужу и выношу приговоры иногда по несколько десятков за день, так что разом больше или меньше уже никакой роли не играет… А если б я всех прощал, в моих владениях и разбойники с грабителями на каждом шагу были бы, и беспорядок бы творился. Так что не надо мне о прощении говорить… это Вы, святой отец, должны всех прощать и врачевать души, а у меня иные задачи. В моих владениях честным и законопослушным подданным должно быть безопасно и хорошо. Они должны знать, что закон соблюдается и соблюдается неукоснительно, и им будет хорошо лишь в том случае, если они его не только ни разу не нарушат, но даже помыслить о том не посмеют. Я отошел от этого правила, пойдя на поводу требований Алины, и пожалев собственную дочь, решив дать ей шанс исправиться, за что сейчас и расплачиваюсь, да и Алина тоже… Мне не про свадьбу слушать ее было надо, а не слушать тогда, когда она за Катарину просила.
– Алекс, в жизни все не так однозначно. И каждый человек может и ошибиться и оступиться. Вы тоже небезгрешны. Смотрите, как бы с Вас не спросилось той же меркой, какой Вы спрашиваете.
– Да, я грешен, грешен во всем, и пусть спрашивается с меня. Почему она-то страдать должна? За что ей такое? Она-то как раз всех прощала… И что теперь? Ей лишь двадцать два, а она каким-то полутрупом стала… Где здесь прощение и милость, о которых Вы говорили, да даже справедливость, в конце концов? Где?
– Вы мешаете мирское с духовным, Алекс.
– Потому что я мирской человек и живу в миру. И мыслю я категориями мирскими и приземленными. Не дано мне другого. Ладно, что теперь говорить об этом, все равно не исправишь уже ничего… – герцог решительно шагнул к супруге. – Я, конечно, Вам благодарен, за то, что Вы сделали для нее, без Вас, как я понял, умерла бы она скоро… правда, не уверен, что такой жизни, на которую она обречена теперь, она рада будет, но уж что есть… Пойдем мы.
– Идите с Богом, Алекс. И да хранит Вас Господь, – отец-настоятель перекрестил его, а потом склонился к Алине и перекрестил ее: – Храни тебя Господь, девочка моя любимая, и дай Бог тебе сил и терпения вынести все то, на что обрекла ты себя.
Изабелла Норес сидела в комнате герцогини и читала ей Евангелие. В дальнем углу комнаты под присмотром двух камеристок играли двое малышей. Ее сын и сын герцогини. Герцогиня, сидевшая в высоком кресле, не сводя глаз, наблюдала за детьми, на губах ее играла ласковая улыбка. В это время, из раскрытых окон донеслись цокот копыт и возбужденные крики.
Изабелла отложила библию и поднялась, герцогиня перевела взгляд на нее.
– Извините, Ваша Светлость, но будет лучше, если детей заберут, – тихо проговорила Изабелла, обращаясь к ней. – Вы знаете, как относится герцог к тому, что дети находятся в Ваших покоях, после того Вашего приступа…
Герцогиня согласно прикрыла глаза. Камеристки, повинуясь знаку Изабеллы, моментально подхватили на руки малышей и, подобрав их игрушки, поспешно направились к дверям.
– Через черную лестницу идите, попадетесь на глаза Его Светлости, обе наказаны будете, – напутствовала их Изабелла, после чего вновь села в кресло и, раскрыв библию, принялась читать.
Прошло не больше пяти минут, как дверь распахнулась, и на пороге появился герцог. Посмотрев мрачным взглядом на вставшую с кресла и склонившуюся перед ним Изабеллу, он кивнул ей и шагнул к жене.
– Как Вы, моя дорогая? – спросил он, склоняясь к ней, и тут же прижал пальцы руки к ее губам, искаженным попыткой ответить ему. – Тсс, не утруждайте себя так, кивните, я пойму.
Герцогиня едва заметно кивнула.
– Действительно все хорошо? – герцог обернулся к Изабелле.
– Да, Ваша Светлость, – подтвердила та, после чего несмело добавила: – только Лерон говорит, что будет все-таки лучше, если Вы, Ваша Светлость, все же позволите и пытаться говорить ей и еще хотя бы самостоятельно стоять.
– Выпороть его хорошенько прикажи. Он уже достаточно мучил ее, больше такого я ему не позволю. И запомни, узнаю, что ты ему потакала и втайне от меня ему то позволила, с тебя взыщу.
– Ваша Светлость, он же лишь спрашивал позволения… За что наказывать его?
– Что б думать даже о таком не смел. И хватить пререкаться со мной, а то тебя прикажу наказать.
– Да, Ваша Светлость, – Изабелла покорно склонила голову.
Герцог обернулся к жене: – Все будет хорошо, моя дорогая. Никто не посмеет мучить Вас. А что это слезы у Вас в глазах? Вас эта тварь чем-то обидела? – он с перекошенным от злобы лицом повернулся к Изабелле: – Так ты считаешь, что все хорошо, когда плачет она?
– Ваша Светлость… – Изабелла повалилась на колени перед ним. – Все было хорошо, клянусь. Ее Светлость даже улыбалась сегодня… Я все делаю, что Ее Светлость хочет… Я не представляю, что расстроить ее могло, но я разберусь, обещаю.
– Белла, ты ведь знаешь, – зло начал герцог и тут почувствовал, что его руки коснулись дрожащие пальцы жены. – Тихо, тихо, моя дорогая, – он перехватил ее дрожащую руку, – Успокойтесь, я со всем разберусь. Никто не посмеет Вас обижать. Вы мне только кивните: это Белла в чем-то виновата?
Герцогиня отрицательно замотала головой, ее лицо исказилось, и она скорее промычала, чем проговорила: – нет.
– Все, все, дорогая, – герцог схватил ее за плечи и несильно сжал. – Успокойтесь сейчас же, Вам нельзя так напрягаться. Я все понял. Хорошо, раз Белла ни в чем не провинилась, она разберется со всеми, кто посмел Вас обидеть. А Вы успокойтесь, пожалуйста. И я умоляю, не надо таких усилий, Вы должны отдыхать, Вас поймут и так. Бэла ведь научилась по буквам записывать, что Вы хотите? Вот и не напрягайтесь так.
Он вновь обернулся к Изабелле: – Разберешься, кто обидел Ее Светлость и мне доложишь, – после чего, повернувшись к жене, осторожно поцеловал ее в щеку и, проговорив: – Побольше отдыхайте, дорогая, – стремительно развернулся и вышел.
– Ваша Светлость, – Изабелла шагнула к герцогине и укоризненно посмотрела на нее, – ну зачем Вы так? Вы ведь знаете, как Его Светлость нервничает, когда Вы при нем так себя утруждаете.
Герцогиня чуть отвернула голову, и из ее глаз закапали слезы.
– Ваша Светлость, не надо, – Изабелла опустилась рядом с ней на колени, – не плачьте, пожалуйста. Я сделаю все, что Вы хотите, лишь не плачьте. Вы из-за Лерона расстроились так? Его несильно накажут… Не надо расстраиваться.
Герцогиня покачала головой, потом несколько раз качнула пальцами правой руки, прося ее подняться, а затем с трудом приподняв руку, повела ей из стороны в сторону.
– Я знаю, что Его Светлости доложат о том, как наказали Лерона, но я могу наказать его сама. И я обещаю Вам наказать его несильно, только не плачьте. Я не встану, пока Вы не перестанете плакать.
Герцогиня согласно кивнула, и Изабелла поднялась с колен.
– Ну вот и хорошо, – она наклонилась к герцогине и стала осторожно вытирать слезы на ее щеках. – Вам нельзя плакать и расстраиваться. Сами же знаете, как Вам плохо после этого бывает… К тому же все равно не дает это ничего… Все бывает только хуже, если Его Светлость замечает, что плачете Вы. Так что успокойтесь. Ведь я и так стараюсь делать все, как Вы хотите, а не как он велит, если это уж напрямую не противоречит его приказаниям… Неужели Вам трудно немножко поулыбаться при нем и не делать ничего, чтоб он доволен был? Он ведь бывает у Вас совсем недолго. Это лишь король сидит с Вами часами, когда приезжает сюда, а герцог больше пяти минут не выдерживает.
Герцогиня вновь согласно кивнула.
– Вот и хорошо, Ваша Светлость. Я рада, что Вы успокоились. Я сейчас пришлю к Вам Сьюзен, она покормит Вас, а после обеда я приду.
Она поклонилась и вышла.
Войдя в обеденную залу, Изабелла замерла на пороге.
– Ну что встала, как изваяние, проходи к столу, садись, – кивнул ей герцог и, дождавшись, чтоб она села за стол спросил: – Разобралась, из-за чего плакала она?
– Пока нет, Ваша Светлость. И не потому что я не понимаю, что хочет сказать Ее Светлость, а потому что она не хочет ничего говорить… Возможно, она вспомнила что-то, о чем не хочет рассказывать, или это были слезы радости, что она увидела Вас. Вы же последнее время достаточно редко бываете в замке…
Герцог скривился: – Я не могу, Белла… не могу видеть ее в таком состоянии, всех убить хочется… ты даже не представляешь, как мне всех хочется убить…
– Ваша Светлость, – Изабелла осторожно коснулась его руки, – не надо отчаиваться так, я уверена, что Ее Светлость обязательно поправится.
– Нет, Белла, к сожалению это невозможно, и я знаю это, – Алекс Тревор грустно покачал головой. – И именно поэтому я запретил тебе и Лерону даже думать о том, чтоб заставлять ее говорить и ходить. Это бесполезно и ничего не даст. Это лишь мучения для нее и только. Все что я могу, это максимально облегчить ей ее существование, и я это сделаю.
– А вот король другого мнения. Он когда с ней бывает, и разговаривать ее заставляет и делать что-то.
– Белла, я не могу приказывать королю. Если ему нравится понапрасну мучить ее, что я могу сделать? Но он будет единственным, кому я это позволю.
– Ваша Светлость, Вы знаете, я давно Вам сказать хотела… в тех местах, где жила я раньше, один блаженный святой жил, руку иногда на больного положит, и выздоравливал тот… а уж сколько скотины вылечил и не перечесть… может съездить нам как-нибудь с герцогиней в те места, вдруг он еще там живет?
– Ты это что, мою супругу со скотиной ровнять решила? – стукнув кулаком по столу, рявкнул герцог и даже привстал из-за стола.
– Ваша Светлость… я неправильно выразилась, – Изабелла испуганно втянула голову в плечи, – он людей, людей лечил, а про скотину… про скотину, это я так, по глупости добавила… Это как столяр, который может и резной трон сделать, но для развлечения и скамейку иногда какую сколотит… а в общем по глупости я это сказала, не гневайтесь.
– Вот и прикуси свой глупый язык, нечего им чушь молоть.
– Да, Ваша Светлость, не посмею больше.
– Вот и правильно, ешь лучше. А то и сама не ешь ничего и мне аппетит портишь.
Изабелла послушно принялась за еду, и весь дальнейший обед проходил в молчании.
Они уже приступили к десерту, когда дверь обеденной залы распахнулась, и появившийся Рон объявил:
– Его Величество, король.
Герцог моментально поднялся и направился к дверям, намереваясь встретить короля во дворе, но тот уже входил в обеденную залу. Герцог поклонился королю, а потом со злобой взглянул на Рона, однако король заметил это.
– Не злись, Алекс, это я ему запретил докладывать. Я не хотел отрывать тебя от обеда, я обедал уже. Начальник западного гарнизона, где, как ты знаешь, я был, вцепился, что клещ и не отпускал, пока не отобедал я с ними. Поэтому ты обедай, а я пойду Алину навещу. Я из-за нее и заехал. Дай думаю, заверну, ведь почти мимо едем, да и знал я, что ты точно здесь. Так что в столицу вместе вернемся.
– Как пожелаете, Ваше Величество, – герцог кивнул.
– Вы позволите мне проводить Вас, Ваше Величество? – осторожно осведомилась Изабелла, опустившаяся на колени, как только король вошел.
– Не надо, Белла. Вставай, возвращайся за стол и не торопясь заканчивай обед, – король милостиво махнул ей рукой. За то долгое время, что он регулярно навещал Алину, он перешел на достаточно доверительный уровень общения с Изабеллой. – Я сам со всем разберусь.
– Но ее кормят сейчас…
– Я разберусь, не волнуйся.
– Мне можно будет придти к Вам, когда я доем или Вы хотите наедине с Ее Светлостью побыть?
– Приходи, Белла, только не спеши, спешка во время еды вредна, – кивнул ей король и вышел.
– Не "когда я доем", а "когда я закончу обедать", Белла. Сколько можно говорить? – раздраженно заметил герцог.
– Виновата, Ваша Светлость. Я постараюсь запомнить, – Изабелла вновь села за стол.
Когда Изабелла вошла в комнаты герцогини, из служанок там никого не было, а король сидел рядом с Алиной, держа ее за руку, и терпеливо выслушивал ее попытку что-то сказать. Изабелла замерла в дверях, не смея прервать их общение.
– Для Марии? – с трудом выговорила герцогиня.
– Да, моя дорогая, я считаю, что он будет замечательной партией для нее, и Алекс мой выбор одобрил. Вот только Мария предложение о замужестве резко отвергла, отказавшись даже встречаться с ним, сказав при этом, что хочет принять постриг и у нее другой жених – Христос, и лишь ему она посвятит свою жизнь. Алекс попытался воспрепятствовать этому и увезти ее из монастыря, но я остановил его, дав ей время подумать.
– Вы видели ее?
– Да, я и ее видел, и Луизу. Обе живы, здоровы и тебе того же желают… соскучились по тебе обе и усердно молятся о твоем здравии. Так что не волнуйся, у них все хорошо, и в монастыре им не плохо. Настолько неплохо, что Мария, как видишь, готова остаться там на всю жизнь. Однако я думаю, спешить не надо, пусть обдумает все как следует. Я поговорил с игуменьей и запретил ей склонять Марию к принятию пострига… Одним словом, я решил подождать и не торопить твою падчерицу с принятием решения. Как считаешь, правильно решил?
– Да, – Алина согласно кивнула.
– Так ты согласна со мной?
– Согласна, – еле выговорила та, и лицо ее свела судорога.
– Тихо, тихо, успокойся, – король стал нежно поглаживать ее по руке, – ты умница, молодец, все правильно выговорила, не волнуйся так… все хорошо, успокойся.
Изабелла бросилась к столу и, налив в стакан успокоительную микстуру, тут же подала ее королю.
– Спасибо, Белла, – не оборачиваясь к ней, проговорил король и, взяв стакан из ее рук, приподнялся и поднес его к губам герцогини.
Герцогиня чуть запрокинула голову и попыталась начать пить.
Король, подставив салфетку, еще больше запрокинул ей голову, и стал осторожно вливать питье. Затем отставил стакан на столик рядом с собой.
– Может быть, уложить ее? – осторожно осведомилась, стоящая рядом Изабелла.
– Не надо, – уверенно произнес король и обернулся к Алине: – Ты только говорить больше не пытайся. Хорошо?
Герцогиня едва заметно кивнула.
– Вот и замечательно, – улыбнулся ей король и вновь сел рядом в соседнее кресло. – Кстати, я хотел сказать тебе: мы с Алексом на некоторое время уедем, так что тебе недели две – три придется быть без нас. На западных границах неспокойно, хочу выбить султана с перешейка. Вражеский форпост должен быть разрушен.
Герцогиня вопросительно взглянула на короля и постаралась привстать.
– Тихо, тихо. Успокойся, – он вновь встал и, склонившись к ней, обнял за плечи. – Все будет хорошо… Султан сейчас занят военными действиями на юге, и если мы не перейдем в наступление, перебрасывать войско на восток не станет. А мы дальше перешейка не пойдем, так что захватим форпост, постоим там несколько недель и вернемся. Все будет хорошо… Белла, – он обернулся к Изабелле: – Приготовь лекарства для Ее Светлости.
