Марина Колесова
В плену королевских пристрастий
– Так его казнили из-за этого? – герцогиня закусила губы и отвернулась. Она помнила, как прибежала во двор, увидев из окна приготовления к казни, и как спрашивала и герцога, и короля, в чем тот слуга столь сильно провинился, и как, не дождавшись никаких пояснений, просила помиловать несчастного. Все ее старания тогда оказались напрасными. Герцог ответил ей, что готов выполнить любое ее желание, но только не связанное с вопросами наведения порядка в замке. Что она может пожелать все, что угодно: и назначить бал, и чтобы ее манто сзади всегда носили двое слуг или чтобы во время обедов все слуги были одинаково одеты. Он проследит, чтобы все было исполнено. А как и каким образом он будет добиваться исполнения ее желаний, он будет решать только сам. И его тут же поддержал король, заявивший, что герцог абсолютно прав и его милой кузине ни к чему вникать в тонкости поддержания порядка в замке и наказания слуг. Ей надо при необходимости лишь пожаловаться герцогу на их нерадение, чтобы тот все исправил. И еще добавил, что закон в замке должен соблюдаться неукоснительно, и это обязанность мужчин – следить, чтоб он исполнялся.
– Да, выходит, что так, Ваша Светлость… – дворецкий согласно кивнул и продолжил: – Теперь все очень боятся, что герцог заподозрит их в нерадении, поэтому докладывают ему о малейших промахах как своих, так и окружающих. Лишь в этом случае он может ограничиться устным выговором или нестрогим наказанием, в противном случае он поступает с провинившимися очень жестоко…
– Ну что же, Рон, теперь мне стало все понятно, – герцогиня тяжело вздохнула. – К сожалению, повлиять на решение герцога я никак не могу. Но ты передай ему, пожалуйста, что я расспрашивала тебя о его дочерях и твоих приготовлениях к их приезду и была довольна тем, что ты сделал.
– Да, Ваша Светлость. Вы несказанно добры, – Рон склонился к руке герцогини, коснулся губами кончиков ее пальцев и поспешно вышел.
Войдя в апартаменты герцога, дворецкий склонился в низком поклоне, – Ваша Светлость…
Герцог нетерпеливо ходил по собственному кабинету и явно ждал его.
– Ты был у герцогини, докладывал ей о приезде юных леди? – сразу же спросил он.
– Да, Ваша Светлость, – Рон склонился еще ниже.
– Что она сказала?
– Я рассказал ей обо всех приготовлениях к приезду юных леди и о том, что леди Гиз просила разрешения представить ей их завтра, чтобы они могли отдохнуть с дороги.
– И что она?
– Ее Светлость сказала, что завтра сообщит леди Гиз, когда захочет увидеть юных леди. И что она довольна теми приготовлениями, что я осуществил к их приезду.
– Ты запер переход?
– Да, Ваша Светлость.
– Отдай мне ключ.
– Конечно, Ваша Светлость, как пожелаете, – дворецкий достал из кармана связку ключей и, сняв один из них, протянул герцогу.
– Больше ключей от перехода нет, я надеюсь? – взяв ключ, жестко спросил тот.
– Больше нет, Ваша Светлость. Лишь ключ герцогини, который ей отдал король и который подходит ко всем дверям.
– Это я знаю, – герцог убрал ключ и сказал: – Ты свободен.
– Благодарю, Ваша Светлость.
– Надеюсь, ты не забыл, что я не люблю, когда кто-то, особенно вечером, без дела шатается по замку…
– Ваша Светлость, все слуги предупреждены и не выходят из своих комнат без вызова или приказания.
– Тебя это тоже касается.
– Я стараюсь, Ваша Светлость. Но сложно следить за порядком в замке, не покидая своих комнат.
– Рон, если тебе это сложно, я могу заменить тебя кем-нибудь более сообразительным, – раздраженно проговорил тот.
– Я все понял, Ваша Светлость, я буду очень стараться, – дворецкий снова низко склонился. – Вы позволите мне сейчас передать леди Гиз ответ герцогини?
– Я все скажу ей сам, – резко произнес герцог и, не дожидаясь ни ответа, ни ухода дворецкого, вышел из своих апартаментов и быстрым шагом удалился. По тому, куда он направился, Рон догадался, что герцог решил навестить своих дочерей, не дожидаясь завтрашнего дня, и передать леди Гиз ответ герцогини.
Герцог, отперев переход, прошел в крыло, отведенное его дочерям, и, рывком открыв дверь, вошел в комнаты леди Гиз. Та сидела за туалетным столиком с распущенными волосами. Испуганно обернувшись на звук распахиваемой двери, она поспешно встала и, чуть склонив голову, тихо произнесла:
– Я не ждала вас сегодня, Ваша Светлость. И очень надеюсь, что впредь, прежде чем войти, Вы предварительно хотя бы постучите.
– Считаете, что я должен стучаться, прежде чем войти куда-либо в своем собственном замке? Так вот, предупреждаю заранее: этого не будет! – резко ответил ей герцог. – И если Вас это шокирует, можете хоть сейчас убираться отсюда. А королю я передам, что опекунша, позволяющая себе вовремя не доложить о прибытии в замок, не может находиться на службе короля. Вы, леди, видимо, забыли, на каких условиях Вас прислал сюда король… Так мне нетрудно и напомнить! Кстати, сейчас у Вас последняя возможность покинуть этот замок, больше я не буду предлагать Вам покинуть его… а если Вы еще хоть раз позволите себе что-то подобное или будете разговаривать со мной в таком тоне, то я прикажу стражникам наказать Вас, причем так, чтоб даже мысли о возможности подобного поведения навсегда исчезли из Вашей головы.
– Ваша Светлость, – леди Гиз потрясенно воззрилась на герцога, – Вы говорите это мне?
– А кому же еще? По-моему, кроме нас двоих в комнате больше никого нет.
– Вы действительно осмелитесь велеть наказать меня, Ваша Светлость?
– Действительно. И чтобы это не было для Вас неожиданностью, предупреждаю заранее, – произнес он тоном, не терпящим возражения. – Поэтому если Вы намерены еще хоть раз позволить себе что-то в этом роде, Вам следует покинуть замок.
– Ваша Светлость, – леди Гиз в изнеможении взялась рукой за стул, – позвольте мне сесть…
– Садитесь, – сухо кивнул герцог.
– Вы знаете, Ваша Светлость, – опускаясь на стул, проговорила она, – какие обстоятельства стали причиной моего появления здесь, как и то, что я не могу уехать… мне некуда уезжать.
– Это мне известно, – герцог усмехнулся. – Я не гоню Вас, Вы можете остаться. Однако если не хотите быть наказанной, постарайтесь больше не давать мне повода быть недовольным Вами.
– Я постараюсь, Ваша Светлость… – с трудом выговорила леди Гиз. Она явно старалась взять себя в руки и успокоиться, но это никак не удавалось ей. Губы ее тряслись, она с трудом дышала.
Внимательно посмотрев на нее, герцог подошел к столу, взял графин с водой и налил в стоящий рядом стакан. Потом взял стакан и протянул его взволнованной даме.
– Выпейте и успокойтесь, Розалинда. Я пока еще не отдал приказ о Вашем наказании, и если буду видеть, что Вы стараетесь, не отдам его и впредь…
– Благодарю, Ваша Светлость, – леди Гиз взяла стакан и судорожно приникла к нему.
Выпив воды, она почувствовала себя лучше. Отставив стакан, леди Гиз легким движением руки подобрала волосы, быстро, несколькими шпильками заколола, придав им вид небрежно уложенной прически, и поднялась:
– Ваша Светлость, я поняла, что недозволительно вела себя с Вами, и постараюсь, чтобы подобное не повторилось, – проговорила она, склонив голову.
– Прекрасно, Розалинда, – герцог удовлетворенно кивнул. – Я надеялся, что мы найдем общий язык. Сядьте, и пока окончательно не придете в себя, можете не вставать.
– Мне уже лучше, Ваша Светлость. Я постою.
– Как пожелаете, Розалинда, – герцог равнодушно пожал плечами.
– Вы хотели бы узнать что-то о дочерях, Ваша Светлость?
– Да, только вкратце.
– Они здоровы. Я заказала им из тех средств, что Вы выдали мне, платья наиболее приличных из того, что смогла найти в тех местах. Надеюсь, их доставят к завтрашнему дню. Сейчас я отправила Ваших дочерей спать. Они устали в дороге. Завтра я их подготовлю к встрече с герцогиней. Они, правда, пока еще плохо представляют себе правила придворного этикета, но я думаю, что сумею объяснить им, как должно вести себя с ней… и надеюсь, они произведут на нее благоприятное впечатление.
– Розалинда, я очень бы хотел, чтобы Вы свели это представление к минимуму и чтобы впредь юные леди имели как можно меньше возможностей для общения с герцогиней. Я не хочу, чтобы они хоть как-то досаждали ей… Поэтому постарайтесь сделать так, чтоб они не имели возможности выходить из этого крыла замка. Найдите им учителей, учите их чему-нибудь… я полностью полагаюсь в этом на Вас.
– Но девочкам такого возраста трудно целыми днями заниматься, Ваша Светлость, – растерянно произнесла та, – они вряд ли смогут.
– Заставьте!
– Но свежий воздух, Ваша Светлость… Он необходим детям в таком возрасте…
– Хорошо, можете выводить их гулять, но лишь тогда, когда герцогиня уедет из замка на прогулку или по делам и когда в замке нет гостей.
– Хорошо, Ваша Светлость… Я поняла, что моей главной задачей является свести к минимуму общение герцогини с Вашими дочерьми.
– Вы чрезвычайно понятливы, Розалинда. Если Вы сумеете добиться этого, я буду доволен.
– А если герцогиня сама будет настаивать на беседах с ними? Я могу ей отказать?
– Нет, конечно. Запомните: ее слово здесь – закон. Просите, уговаривайте, объясняйте, что девочки чем-то заняты, но отказывать не смейте. Храни Вас Бог, если она хоть раз пожалуется мне на Вас, что Вы не выполнили какое-нибудь ее требование или девочки чем-то досадили ей…
– Я поняла, Ваша Светлость, и постараюсь выполнить все Ваши указания.
– Что ж, леди Гиз, я удовлетворен нашей беседой. Завтра герцогиня сообщит Вам, когда сочтет нужным встретиться с юными леди.
Герцог распахнул дверь и удивленно замер на пороге. У противоположной стены коридора стояла Кэти, которая, как только увидела его, бросилась ему навстречу и, прижавшись, крепко обняла.
– Отец, я так рада…
Алекс Тревор холодно отстранил дочь от себя и, взяв ее за плечо, повернулся к стоявшей в глубине своей комнаты леди Гиз.
– Розалинда, Вы сказали мне, что отправили моих дочерей спать…
– Да, Ваша Светлость, я отвела леди в их комнаты и велела им ложиться.
– Значит, как я понимаю, Кэти, ты нарушила приказ вашей опекунши. Она не объяснила вам, что вы должны слушаться ее?
– Объяснила, отец, – Кэти растерянно смотрела на него, не понимая, чем вызвана такая его холодность и суровость в обращении с ней. Герцог и раньше не отличался особой нежностью по отношению к дочерям, но Кэти всегда чувствовала, что за скупыми фразами отца стоит сердечная забота о них и отеческая любовь. Сейчас же за ледяным тоном герцога угадывалось лишь плохо скрываемое раздражение, и только.
– Тогда почему ты здесь?
– Я услышала Ваши шаги, отец… я так долго ждала и так волновалась за Вас… – на глаза Кэти навернулись слезы.
– Ты нарушила правила поведения, которые здесь неукоснительно соблюдаются. Поэтому леди Гиз вправе наказать тебя так, как посчитает нужным, для того, чтобы больше это не повторялось. Надеюсь, это послужит тебе хорошим уроком, и впредь ты будешь послушна.
Герцог подтолкнул испуганную дочь в комнату леди Гиз и добавил, обращаясь к той: – Я надеюсь, Вы догадываетесь, Розалинда, что чем жестче Вы накажете эту своевольную юную леди сейчас, тем менее вероятно, что Вам придется это делать регулярно в будущем.
Леди Гиз успела лишь кивнуть, прежде чем герцог стремительно вышел. Катарина, оставшаяся стоять посреди комнаты, прижала руки к лицу и заплакала.
Розалинда Гиз несколько минут растерянно молчала, а потом, достав из комода большой носовой платок, решительно шагнула к плачущей Катарине.
– Вот что, юная леди, – сурово сказала она, – сумели провиниться, умейте достойно и отвечать за свои проступки. Надо уметь выглядеть должным образом в любых обстоятельствах.
Она насильно вложила платок в ее руки. Потом налила в стакан воду и протянула Кэти:
– Выпейте, леди Катарина, это поможет Вам успокоиться.
Та, отерев платком слезы, послушно взяла стакан и выпила воду.
– Ну вот, уже лучше… – с сочувствием посмотрела на нее леди Гиз и спросила, – Герцог когда-нибудь раньше наказывал Вас?
– Нет… – Кэти потупила взгляд, – никто и никогда не наказывал ни меня, ни сестер…
– Что ж, все когда-нибудь происходит впервые… – философски заметила леди Гиз, – Пойдемте, юная леди, как Вы, надеюсь, понимаете, я не могу ослушаться приказа герцога.
И она вывела из своей комнаты покорно склонившую голову Кэти.
На следующий день леди Гиз с раннего утра наставляла своих воспитанниц, готовя их к встрече с герцогиней.
Она прежде не была знакома с герцогиней и видела ту лишь мельком, однако много слышала о ней. Участие короля в судьбе несчастной кузины, которая, покорившись его воле, покинула монастырь, где воспитывалась и вышла замуж, как оказалось, за заговорщика, которого король сам же вскоре приказал казнить, будоражила весь двор.
То, что король тут же нашел ей нового супруга и осыпал его благодеяниями, многие воспринимали как факт, доказывающий, что король сам неравнодушен к своей кузине, и видели в ней новую фаворитку короля. Однако то, что ее супругом стал герцог Тревор, столь ревностно охранявший честь своей покойной жены, что ради этого пожертвовал своим положением при дворе, заставлял в этом усомниться. К тому же слухи, подтвержденные самим королем, что именно Алекс Тревор помог раскрыть заговор, возглавляемый первым супругом герцогини, давали пищу разговорам, что как раз герцог Тревор подстроил все так, чтоб кузина короля стала его законной супругой.
Все спорили, что скрывается за всей этой историей. Ни у кого не вызывало сомнения лишь то, что в любом случае появившаяся при дворе кузина короля имеет на того очень большое влияние, и что ее интересы, так же как и интересы вновь приближенного ко двору герцога Тревора король блюдет с особой тщательностью. И с этим теперь необходимо считаться.
Поэтому леди Гиз очень старалась, чтобы дочери герцога Тревора произвели на герцогиню впечатление воспитанных, послушных, образованных и тихих особ, про которых в соответствии с желанием герцога можно забыть и не вспоминать.
Девочки, к ее большой радости, все утро были послушны и покладисты, они старательно делали и повторяли все, что она им велела. Младшие потому, что очень хотели понравиться новой супруге своего отца, а Кэти после вчерашнего наказания была настолько подавлена, что даже глаз не поднимала.
Но даже, несмотря на столь тщательную подготовку, когда ближе к вечеру пришел дворецкий и объявил, что герцогиня просит их прийти, у Розалинды Гиз от волнения заалели щеки. Однако, не показывая вида, что хоть немного взволнована, она приказала старшим девочкам взяться за руки, сама взяла за руку Луизу и повела дочерей герцога в приемный зал.
Герцогиня встретила их, стоя посреди зала для приема гостей. Девочки, как их научили, поспешно присели в низком реверансе, склонили головы и прощебетали: "Добрый день, Ваша Светлость". Леди Гиз, довольная поведением своих воспитанниц, тоже склонила голову: "Рада приветствовать Вас, Ваша Светлость".
Она ожидала от юной герцогини стандартного приветствия и безразличного вопроса по поводу того, как они доехали и очень ли устали в дороге, но этого не произошло.
Герцогиня внимательно посмотрела на дочерей своего супруга и лучезарно улыбнулась им. Она заметила, что девочки были очень привлекательными: светловолосыми и с тонкими чертами лица. А так как герцог был темноволос и черты его лица утонченностью не отличались и были скорее грубыми, то было ясно, что девочки, видимо, унаследовали внешность своей покойной матери. Все трое были бы очень похожи, если бы не волосы. Волосы двух старших дочерей были тяжелые и прямые, а у младшей нежными волнами струились по плечам и очаровательными локонами обрамляли лицо. Она понравилась герцогине больше всех, и, шагнув к ней навстречу, Алина Тодд склонилась к девочке:
– Как тебя зовут, моя радость?
– Луиза, – улыбнулась в ответ та.
– Какое замечательное имя, я всегда мечтала, чтобы какую-нибудь из моих подруг звали Луиза. Может быть, ты согласишься со мной дружить? Тогда бы ты исполнила мою мечту… – в глазах герцогини заплясали озорные огоньки, – Если согласна, давай свою руку.
– Конечно, Ваша Светлость, – Луиза осторожно высвободив руку из руки не посмевшей ее удерживать леди Гиз, протянула ее герцогине.
– Алина, просто Алина. Ты же согласилась быть моим другом. А друзья зовут друг друга просто по имени. Ну-ка повтори, как ты будешь меня звать.
– Алина, – восторженно глядя на нее, весело произнесла малышка.
– Может быть, твои сестры тоже захотят со мной дружить? – не переставая лучезарно улыбаться, герцогиня взглянула на державшихся за руки старших сестер Тревор.
– Конечно, – радостно проговорила Луиза и, шагнув к средней сестре, потянула ее за руку ближе к ней, – Это Мария и Катарина. Они очень хорошие. Они тоже захотят дружить с Вами. Ведь правда? – она взглянула сестрам в глаза и, споткнувшись о холодный и мрачный взгляд Кэти, подавленно добавила: – но лучше спросите их сами.
– Конечно, спрошу… – любезно кивнула герцогиня и выпрямилась.
Леди Гиз поняла, что она несомненно заметила этот обмен взглядами и перемену настроения Луизы. Однако ничего предпринять не успела.
Мельком взглянув на нее, герцогиня проронила: – Оставьте нас и подождите в холле, я пошлю за Вами позднее.
После этого она повернулась к Марии: – У тебя не менее чудесное имя, чем у сестры, и улыбаешься ты тоже чудесно. А что ты еще умеешь? Читать умеешь?
Лучезарная улыбка по-прежнему озаряла лицо герцогини. Что ответила Мария, леди Гиз уже не слышала. Повинуясь отданному распоряжению, она вышла за дверь. Однако ждать в холле она не стала и быстро направилась к дворецкому:
– Рон, проводи меня к герцогу.
– Он разве звал Вас, леди Гиз? – удивился тот. – Он гневается, если кто-то приходит к нему без вызова.
– Нет, он не звал меня, но я думаю, он разгневается еще больше, если ты сейчас же не проводишь меня к нему.
– Да, леди Гиз, – сказал дворецкий и провел Розалинду Гиз к апартаментам герцога.
Там он постучал, вошел, чтобы доложить, после чего распахнул перед ней дверь: – Герцог ждет Вас, леди Гиз.
Леди Гиз вошла и, дождавшись, чтобы Рон закрыл дверь, приблизилась к сидевшему в кресле герцогу и опустилась перед ним на колени:
– Ваша Светлость, если Вы сейчас же не вмешаетесь, я не смогу выполнить Ваше требование.
– Что случилось, Розалинда?
– Герцогиня очень старается расположить девочек к себе. Она велела мне ждать в холле. Но даже то, что я видела, достаточно, чтобы понять: и Луиза, и Мария в восторге от Вашей супруги, Ваша Светлость. Лишь Катарина еще не попала под ее обаяние, да и то лишь потому, что вчера Вы были очень холодны с ней и приказали мне наказать ее, и она несомненно винит в этом герцогиню, – леди Гиз пристально посмотрела на герцога.
Герцог Тревор стремительно поднялся:
– Я рад, что не ошибся, оставляя на Вас попечение о моих дочерях, Розалинда… Теперь я уверен, что Вы умеете понимать все без лишних слов. Пойдемте, нарушим их уединение.
Розалинда шла следом за герцогом и радовалась, что догадалась доложить о происшедшем ему. Она не знала, почему для него столь важно изолировать своих дочерей от своей супруги, но ему для чего-то это было нужно, и она была готова в этом ему помочь. Она всегда предпочитала занимать сторону сильного, а сейчас в замке Телдом сильным и строго следящим за порядком хозяином был именно герцог.
Войдя в зал без стука, герцог почтительно склонил голову:
– Миледи.
Герцогиня сидела на одной из мягких кушеток, которые стояли вдоль стен зала, возле нее сидела Мария, а на ее коленях Луиза. Они рассматривали какую-то большую книгу, которую герцогиня держала в руках, и, улыбаясь, что-то тихо обсуждали. Рядом с ними стояла Катарина и исподлобья наблюдала за ними.
– Я чрезвычайно рад видеть Вас как в добром здравии, так и в таком замечательном расположении духа, – глядя на улыбающуюся супругу, продолжил герцог.
– Мы также счастливы видеть Вас, милорд, – поворачиваясь к нему, ответила она.
Ни от леди Гиз, вошедшей следом за герцогом, ни от Кэти, стоявшей с герцогиней рядом, не укрылось то, что улыбка на ее лице при виде герцога тут же померкла, а глаза, в которых еще минуту назад прыгали веселые, задорные огоньки, заледенели.
Увидев отца, Луиза спрыгнула с колен герцогини и с криком "Папочка!" метнулась к нему. Однако герцог резким жестом вытянутой рукой остановил ее, не дав даже приблизиться к себе. Потом, кивком подозвав к себе леди Гиз, указал ей на дочь, и, дождавшись, чтобы та отвела ее в сторону, с легкой улыбкой проговорил:
– Мне бы очень хотелось узнать, миледи, почему Вы отбираете хлеб насущный у того, кому он должен принадлежать по воле короля?
– Что Вы имеете в виду, герцог? – вставая, проговорила герцогиня ледяным тоном.
– Вы отбираете работу у той, кому ее даровал сам король. У нашей несравненной леди Гиз. Мало того, Вы даже лишили ее возможности наблюдать за поведением ее подопечных… А оно, как оказывается, – герцог кивнул в сторону притихшей Луизы, которую крепко держала за руку леди Гиз, – оставляет желать много лучшего. Как же она может после этого нести за них ответственность, как перед нами, так и перед королем?
– Так Вы об этом… Хорошо, герцог… пусть она присутствует, я не против… А что до Луизы, так она ребенок, ее поведение естественно. Она давно Вас не видела, она обрадовалась. Чем Вы недовольны? У Вас замечательные дочери, герцог.
– Существуют правила поведения, и семь лет – это не тот возраст, герцогиня, когда эти правила невозможно понять. Поэтому я очень надеюсь, что леди Гиз удастся внушить эти правила всем моим дочерям. Если, конечно, Вы не вмешаетесь и не поставите себе задачей вырастить из моих дочерей особ, не имеющих даже элементарных понятий о придворном этикете.
– Я поняла… и постараюсь учесть.... все эти… претензии… – герцогиня медленно опустилась обратно на кушетку рядом с испуганно притихшей Марией. Казалось, что она роняет не слова, а из ее рта падают маленькие льдинки, от которых веет холодом и стужей.
– Ваша Светлость, заметьте, что Вы нарушили весь распорядок дня моих дочерей, – герцог не сводил с нее пристального взгляда. – Они пропустили часть запланированных на сегодня занятий и пропустят еще больше, если Вы не соизволите их отпустить.
Герцогиня глубоко вздохнула, помолчала немного, а потом на удивление спокойным и размеренным голосом проговорила:
– Хорошо, милорд… я больше не буду нарушать распорядок дня Ваших дочерей и не буду мешать леди Гиз заниматься с ними и следить за их поведением, раз Вы на этом настаиваете. Но я хочу, чтобы они обедали и ужинали с нами… надеюсь, это не скажется на их распорядке дня.
– Я не возражаю, Ваша Светлость, но только в тех случаях, когда в замке нет гостей, – ответил герцог, – их присутствие во время приемов гостей недопустимо.
– Да, конечно… с этим я согласна.
– Да неужели, моя дорогая? – герцог шагнул к супруге и, нежно взяв ее руку, поднес к губам. – По-моему, это впервые, когда наши мнения совпали, и Вы сразу согласились со мной… Вы прекрасно знаете, что все, что я предпринимаю, продиктовано лишь заботой об их и Вашем благе.
– Да, конечно… кто б сомневался… – проговорила герцогиня, вложив в эти слова столько злой иронии, что леди Гиз даже стало немного не по себе.
– Что ж не буду больше мешать и отвлекать Ваших дочерей, милорд, – продолжила герцогиня, вставая и направляясь к дверям, потом обернулась и, грустно улыбнувшись, добавила: – Было очень приятно познакомиться с вами, милые леди, надеюсь увидеться с вами за ужином, – после чего вышла.
Леди Гиз потрясенно застыла на месте: все происходящее было даже для нее, достаточно легко ориентирующейся в хитросплетениях дворцовой жизни, непонятно. Представление герцогине дочерей герцога каким-то необъяснимым образом вскрыло явно очень серьезное противостояние супругов, о котором она раньше даже не догадывалась. Из попыток разобраться в том, чему она оказалась свидетельницей, ее вывел мрачный голос герцога:
– Розалинда, отведите девочек к себе и постарайтесь выучить с ними к ужину хотя бы простенькую молитву. Герцогиня очень набожна и вряд ли спокойно воспримет, что мои дочери не знают ни одной молитвы.
– Ваши дочери не знают ни одной молитвы? – удивленно переспросила леди Гиз.
– Да, Розалинда. У них очень долго не было матери, которая могла бы их им научить, – жестко ответил герцог и, не прощаясь, вышел из зала.
– Так, юные леди, – бодро сказала леди Гиз, которая умела не терять присутствия духа и в более сложных ситуациях. – Будем считать, что знакомство с герцогиней прошло удачно. Теперь мы должны вернуться к себе и постараться выучить хотя бы молитву "Отче наш".
– Мы знаем ее, – тихо сжав ей руку, сказала Луиза, – нас Кэти, то есть Катарина научила… Мы всегда ее перед сном читали, – а потом еще тише спросила: – А Алине теперь совсем-совсем с нами разговаривать будет нельзя?
– Что за обращение, Луиза? Если бы Вас слышал Ваш отец… – леди Гиз сокрушенно покачала головой. – Я понимаю, герцогиня разрешила Вам так к ней обращаться, но так называть ее – это верх неприличия. Вы должны называть ее Ваша Светлость. И почему совсем? Вы же слышали, что теперь будете обедать и ужинать вместе с герцогом и герцогиней, если в замке не будет гостей.
– Но ведь за едой не говорят… Вы сами говорили, леди Розалинда… Когда же она разговаривать с нами будет? Вы даже не представляете, как с ней интересно беседовать…
– О беседах я ничего не могу Вам сказать, Луиза. Зато твердо знаю, если мы сейчас же не отправимся к себе, Ваш отец будет очень недоволен и вами, и мной. Поэтому давайте поторопимся, милые леди.
Начало ужина прошло на удивление в очень спокойной атмосфере. Герцогиня умиленно выслушала, стоя рядом с герцогом, чтение "Отче наш" в исполнении его дочерей и явно осталась довольна. Во время еды она почти все время ласково улыбалась девочкам, не делала замечаний, а наоборот, старалась найти, за что похвалить, и часто говорила им комплименты. Было видно, что младшие девочки просто счастливы и изо всех сил стараются угодить ей.
Что совсем нельзя было сказать про Катарину, которая напоминала больше нахохлившуюся птичку, чем юную леди ее лет. Однако герцогиня, будто не замечала ее насупленного вида. Напротив, как только та во время еды чуть распрямилась, она похвалила ее осанку, сказав, что если Катарина будет всегда так держать себя, то недостатка в женихах у нее точно не будет.
На что старшая дочь герцога еще больше нахмурилась и согнулась так, что леди Гиз, сидевшая с ней рядом, была уже готова строго сделать ей замечание, но, столкнувшись с взглядом герцогини, неотрывно смотревшей прямо на нее, промолчала. После чего герцогиня, чуть заметно кивнув, отвела взгляд.
Однако тут не сдержался герцог.
– Катарина, – жестко произнес он, – сядь прямо и перестань хмуриться.
Искоса взглянув на отца, Катарина, немного выпрямилась, но через пару минут вновь согнулась над тарелкой.
– Катарина, – грозно сказал герцог, – Если ты не желаешь должным образом сидеть за столом, ты будешь стоять весь ужин.
– Милорд, если только Вы заставите ее встать из-за такого пустяка, я встану вместе с ней, – герцогиня мрачно посмотрела на супруга.
Герцог хотел ей что-то ответить, но не успел, потому что Катарина поднялась из-за стола и очень отчетливо произнесла:
– Я действительно не хочу сидеть за столом, отец, и лучше постою.
– Это как понимать? – герцог грохнул кулаком по столу. – Ты что себе позволяешь? Это по какой, позволь узнать, причине ты не хочешь сидеть с нами за одним столом? А? – он рывком поднялся из-за стола, отшвырнув стул, и шагнул к дочери.
– Милорд, прекратите! Прекратите сейчас же! – герцогиня вскочила, в глазах ее полыхнул мрачный огонь, и она перешла на латынь.
Леди Гиз латыни не знала, но видела, как длинная фраза, высказанная герцогу герцогиней, моментально сбила с него весь пыл и привела его в явное замешательство, но он сумел быстро взять себя в руки и ровным голосом произнес:
– Леди Розалинда, сейчас же отведите леди Катарину в ее покои. Ее поведение мы обсудим позже. А леди Луизу и леди Марию я после ужина провожу сам.
По изумленно распахнувшимся глазам стоявшей рядом с ней Катарины, леди Гиз догадалась, что для той, в отличие от нее, слова, сказанные герцогиней, непонятны не были.
Взяв ее за руку, леди Гиз быстро вывела ее из обеденной залы и отвела в ее комнату. Оказавшись там, Кэти как-то вся испуганно сжалась и тихо спросила:
– Вы сейчас накажете меня или будете ждать отца?
– Конечно, буду ждать герцога, он не велел мне Вас наказывать… Хотя что скрывать, вели Вы себя очень скверно и наказание явно заслужили.
– Леди Розалинда, пожалуйста, не надо ждать его прихода, накажите меня сами… – Кэти с мольбой взглянула в глаза опекунше.
– Это отчего же, позвольте Вас спросить, Вы так боитесь его прихода?
– Я не могу сказать… это… это их тайна…
– Милая леди, о тайнах так открыто не говорят. Кода-то я учила латынь, и если сейчас возьму словарь и переведу десяток слов, то сама соображу, что сказала герцогиня Вашему отцу. Мне просто не хотелось искать словарь.
Леди Гиз знала, что Кэти по сути еще неискушенный ребенок, и была уверена, что она ей поверит.
Я не совсем точно поняла, – пролепетала та, – но герцогиня сказала отцу, что-то вроде того, что он уже раз применил право и силу в их первую брачную ночь, так неужели ему мало этого и он хочет ее применять вновь и вновь, чтобы совсем разрушить все, что есть вокруг него… или, может быть, не хочет, а будет применять, потому что хочет все разрушить… там очень сложные обороты она использовала, поэтому за точность перевода я не поручусь, но смысл был примерно такой.
– Ваш отец знает, что Вы понимаете латынь?
– Разумеется, он сам учил меня…
– Тогда все, конечно, хуже… но нос вешать не стоит, вряд ли Ваш отец, милая леди, решит сегодня Вас наказывать, или я ничего не смыслю в мужчинах… Вот только что дальше будет, непонятно… опять же вряд ли он спустит Вам это с рук… ну да поживем, увидим.
– Леди Розалинда, а что значит применить право и силу в брачную ночь?
– В данном случае это может значить только одно: то, что даже после свадьбы герцогиня не стремилась к близким отношениям с Вашим отцом.
– А почему герцогиня не стремилась к ним?
– Видимо, не по любви она вышла замуж за Вашего отца, леди. А Ваш отец воспользовался своим правом супруга и тем, что он сильнее и получил то, что хотел. Теперь-то я понимаю, почему он выгнал из замка всех слуг в их первую брачную ночь и почему на следующий день был беспробудно пьян, а Ее Светлость грустна и печальна, – вслух вспоминала леди Гиз рассказы слуг замка, проясняя ситуацию больше даже для себя, чем для своей воспитанницы. – Значит, Ее Светлость до сих пор не может ему этого простить, хотя, как истинная христианка, была бы должна… Ну да то дело не для наших голов.
