Инга Самойлова
На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре
– Отставить! Особые уполномоченные Департамента полиции! Отставить!
Всадники осадили лошадей, но шашки не убрали. В один момент, подскочив к Глебову, Малышев грубо схватил его за ворот, однако тут же получил от озлобленного Алексея удар и отлетел в сторону. Казаки рванули вперед.
– Стоять! – завопил Малышев. Его филеры схватили Глебова, повалили на землю, завернули руки за спину. Алексей от бессилия яростно зарычал.
Казак, сжимая шашку, поднялся на ноги и, качаясь из стороны в сторону, ринулся к нему.
– Не сметь! – В руке Малышева оказался револьвер. Он предупредительно пальнул в воздух.
Казак остановился, чертыхнулся, сплюнул на снег кровавую слюну. Его товарищи, оказавшись под дулами револьверов одного из филеров, не осмелились двинуться с места.
– А теперь мы, без лишнего шума, разойдемся, – заявил Малышев. Он кивнул филерам, и они отступили к экипажу.
Оказавшись возле экипажа, Малышев схватил Глебова за плечо и от души врезал под дыхло. Алексей согнулся, хватая ртом воздух. Его без церемоний запихнули внутрь, Малышев и филеры заскочили следом, и экипаж быстро помчался по улице, провожаемый мрачными взглядами озлобившихся казаков.
_12
* * *
– Что же вы делаете, господин Глебов, – пожурил Алексея Лопухин, хотя во взгляде директора Департамента полиции не было ни капли доброты.
Алексей исподлобья взглянул на него.
– Вы обещали мне, что с моей женой ничего не случится, – сквозь зубы процедил он.
– Не торопитесь с выводами, господин Глебов. При всем том, что я лишь обещал не наносить вред вашей дражайшей супруге, я не обещал вам удерживать ее от всякого рода глупостей. Ваша жена участвовала в антиправительственном шествии… Но не беспокойтесь, с ней все в порядке.
– Где она?
– В одном хорошем месте. О ней позаботились.
– Она арестована?
– Нет. Не арестована. Хотя следовало бы арестовать.
Глебов смотрел на Лопухина и стремительно обдумывал полученные сведения. При всех сложившихся обстоятельствах Лопухину выгоднее было бы арестовать Лизу и тем самым заставить Алексея работать на него. Но Лопухин этого не сделал. Спрашивается, почему?
– Я хочу увидеться с ней.
– Это невозможно.
– Я никуда не поеду, пока не увижусь со своей женой.
Лопухин снял пенсне, неторопливо протер платком. В стране началась революция, а значит, активизируются Боевые организации. Произойдет ряд политических покушений на видных государственных чиновников. Лопухин считал, что должен заранее знать, откуда ждать предательского удара. Искать же вместо Глебова кого-либо иного – не было времени.
– Хорошо. Завтра с утра вас отвезут к ней. После встречи с женой вас доставят на вокзал, и вы отправитесь за границу. И не пытайтесь бежать. Повторного побега с вашей стороны я не потерплю – вас подстрелят, а ваша супруга окажется в тюрьме. И я обещаю, что в тюрьме смерть привидится ей счастливым избавленьем.
– Я сдержу слово. – Глаза Алексея недобро блеснули. – Я найду Валентина. Добуду сведения, которые вам нужны. В обмен на безопасность моей жены.
Лопухин снисходительно улыбнулся:
– Сделайте работу, Глебов. Главное – сделайте работу…
* * *
Перед Лопухиным лежала тощая папочка с надписью «Положение в Петербурге после 9 января». В ней находилось несколько агентурных донесений. Он открыл папку и пробежался глазами по одному из них. Агент по кличке «Ржаной» сообщал: «Положение на заводе спокойное, почти половина рабочих исправно трудится, и разговоры о забастовке притихли. Усилились разговоры о предстоящем захоронении жертв 9 января, которое де следует использовать для демонстрации против кровавого режима дома Романовых и для высказывания проклятья военным, стрелявшим в народ».
Лопухин хмуро свел брови, придвинул к себе письменные принадлежности и сделал надпись на донесении: «Ввиду повсеместного распространения этих разговоров, необходимо рекомендовать генерал-губернатору принять меры, чтобы захоронение происходило на разных кладбищах в разное время». Он отложил донесение в сторону и принялся за другие.
Закончив их прочтение, Лопухин отодвинул папку в сторону, взял чистый лист бумаги и скрепя сердце принялся писать доклад императору.
Слова приходилось подбирать тщательнейшим образом, поэтому скрупулезно продумываемый текст скоро стал содержать жирные поправки. Доклад был ответом на требование царя дать ему исчерпывающую справку о событиях 9 января, Лопухин же находился в очень сложном положении и пытался из него выкрутиться. Он понимал, что означает «царская немилость», так как знал неких лиц, кого коснулась сия кара. Так, Зубатов еще при Плеве по повелению царя получил отставку и был выслан из столицы. Не говоря уже об опале Витте! А вот у Фуллона сдали нервишки, и вечером того же 9 января градоначальник сам передал прошение об отставке.
Лопухин вздохнул. Потерять пост и оказаться в опале наподобие Зубатову или, того хуже, как Витте? Ну уж нет! Лишиться привилегий и власти Лопухин не желал. Однако, ни привилегии, ни власть, ни деньги ему уже будут не нужны, если его убьют террористы. Не свершил ли он глупость всей своей жизни, передав важную миссию в руки афериста?
Лопухин сгоряча толкнул папку – чернильница покачнулась и упала. Черные чернила разлились грязным пятном по деревянной полированной поверхности стола.
Лопухин чертыхнулся, раздраженно позвонил в колокольчик.
– Приберитесь тут, – дал распоряжение он и повернулся к окну.
Вечерело. По улицам Петербурга кружила поземка: поднимаемый ветром снег заметал следы намедни свершенного преступления…
* * *
За окнами больницы раздавалась песня:
«Побежденный на Востоке,
Победитель на Руси, —
Будь ты проклят, царь жестокий,
Царь, запятнанный в крови!»
Голос кричал:
– Отец провозгласил для нас, братья: «У нас больше нет царя… Берите бомбы и динамит, – все разрешаю!»
Палаты были забиты ранеными. Кто-то стонал, кто-то причитал, кто-то звал доктора. Лиза лежала на одной из кроватей, бледная как мел. Ее без кровинки лицо застыло в глубокой печальной маске. Лизе не хотелось думать. Ей хотелось забыться, не вспоминать, не ощущать. Не ощущать ту пустоту, которая образовалась внутри. Не думать о беременности, о которой она и не догадывалась, не ощущать потерю ребенка, и не только этого ребенка, но и последующих, других…
Рядом послышались шаги, кто-то присел на край кровати. Лиза даже не посмотрела в сторону пришедшего.
– Лиза, доктор сказал, что мы можем забрать тебя, – произнесла Катя Шмит, положив свою теплую ладошку на холодную руку подруги.
Она не шелохнулась.
– Лиза… Может быть все еще обойдется… Может, доктор ошибается… – попыталась приободрить ее Катерина.
Слеза скатилась по щеке Лизы.
– Ничего уже не обойдется… Понимаешь… Не обойдется…
Подруга крепко обняла ее. Поцеловала в плечо.
– Лизонька, ну, не надо, не надо…
Лиза всхлипнула. Она не сможет простить себе безрассудную неосторожность. Алексей всегда хотел, чтобы у них были дети. Теперь этого никогда не произойдет…
* * *
Глебов быстро шел по больнице, заглядывая в палаты. Малышев шагал следом. Низенькая хрупкая сестра милосердия попыталась их остановить:
– Господа! Господа, вам нельзя!
– У нас разрешение, – сохраняя полную невозмутимость, ответил Малышев.
– Чье разрешение?
Малышев сурово взглянул на настойчивую девицу и повторил:
– У нас разрешение.
Тон его голоса заставил ее отшатнуться.
– Может быть, все-таки спросишь меня, в какой она палате? – обратился он к Глебову. Алексей обернулся, с нескрываемой враждебностью посмотрел на него.
– Где?
– Палата в конце коридора. И ее выписывают сегодня.
Последние слова Малышева полетели Глебову вдогонку: Алексей быстро зашагал по коридору.
Заглянув в палату, Глебов увидел Лизу. Она стояла возле кровати одетая в теплое дорожное платье и пальто и в печальной задумчивости натягивала на руки перчатки.
– Лиз! – облегченно воскликнул Алексей, шагнув к ней, однако выражение ее лица остановило его. – Дорогая, с тобой все в порядке?
– Со мной все в порядке, – ответила она. Отвернулась и отошла к навесной ширме.
Алексей сжал зубы. Жена делала ему больно своей отстраненностью. Лежащие на соседних койках с любопытством смотрели на них.
– Я отвезу тебя домой, – произнес он, делая решительный шаг в ее сторону.
– Не стоит, – упреждающе ответила она и отступила. – Я уезжаю в Москву.
Это был ощутимый удар с ее стороны. Глебов резко задернул ширму, скрывая их от посторонних глаз. Приблизился к жене.
– Со Шмитами? – спросил он с сарказмом.
Лиза молчала.
– Это так?
– Я так решила. – Она напряженно выпрямила спину.
– Решила, значит? – Алексей начал закипать. Глубоко вдохнув, попытался взять себя в руки.
Огромным желанием было взвалить жену на плечо и насильно увезти с собой. Но куда?! Лопухин втянул его в свои грязные игры и ясно предостерег о последствиях, если Алексей не будет с ним сотрудничать. Он не допускал и мысли поставить Лизу под угрозу, а при сложившихся обстоятельствах остаться с ней он не мог. Однако отпустить ее было сверх его сил!
– Ты не забыла? Ты моя жена! – предостерегающим шепотом сказал он.
Она отвернулась. Помолчала. Вздохнула. Затем ответила:
– Я хочу пожить одна – без тебя. Понять, как быть дальше.
– Нонсенс! – Алексей резко развернулся, не находя себе места. Хлопнул ладонью по стене.
Лиза посмотрела на него грустными глазами.
– Ты хотел уехать. Уезжай. Я не держу тебя…
– Так в этом все дело? Ты не можешь простить мне… – Алексей горько рассмеялся. Затем стал серьезен. – Да, я был очень расстроен тем, что увидел… – он скрежетнул зубами. – Однако ты дала мне повод.
Лиза заткнула уши:
– Я не хочу это слышать!
Наступила тягостная тишина. Лишь за ширмой кто-то тихо кашлянул и притих.
– Прости. – Глебов обреченно вздохнул. – Сейчас не время и не место выяснять отношения.
Лиза опустилась на край койки. Алексей нервно взъерошил волосы, видя, насколько расстроена его жена. Он вздохнул, подошел к ней, опустился на колено, осторожно взял за руки.
– Все, что мне нужно – это твоя любовь, – сказал он, пытаясь заглянуть ей в глаза.
– И тебе этого будет достаточно? – Лиза с малой долей надежды посмотрела на мужа.
– Да. – Он крепко сжал ее пальцы. Однако Лиза в нерешительности колебалась.
– Но, помимо любви, тебе нужен домашний уют… дети? Ведь так?
– Да, так… Лиз…
Она резко отвернулась:
– Тогда тебе нужна другая жена.
– Что?
Лиза судорожно вздохнула, встала и отошла в сторону:
– Я никогда не стану такой женой, какую хочешь ты.
Глебов поднялся, раздраженно вздернул подбородок:
– Раз я женился на тебе, значит, такая жена и была мне нужна! Еще есть какие-то сомнения?
– Перестань мучать меня!
– А ты меня!
Лиза замолчала. Замолчал и Алексей.
Глебов вновь заговорил первый:
– Послушай, Лиз, обещаю, у нас все наладится…
Лиза судорожно набрала воздух в легкие:
– Мы должны расстаться…
Ее слова сразили Алексея. Он побледнел.
– Это все из-за Шмита? – Он схватил ее за руку. – Шмит тебе нужен, да? Признайся – Шмит?
– Прекрати! – Лиза вырвалась из его рук, выскочила наружу. Алексей последовал следом, однако, запутавшись в навесной ширме, отстал. Лиза уже выбежала в коридор. Глебов кинулся вдогонку, задев плечом Малышева.
– Лиза!
Она оглянулась. В ее глазах читалась отчаянная решимость:
– Оставь меня!
Лиза подхватила подол платья и бросилась по коридору к идущей ей навстречу Кате Шмит. Лиз схватила ее за руку. Катя взглянула на Глебова, взяла подругу под руку и повела прочь. Неизвестный Алексею господин, сопровождавший Катю, последовал за ними.
Лиза ушла, а Алексей больше не стал останавливать ее. Он все еще смотрел туда, где она скрылась за поворотом, когда Малышев подошел к нему.
Глебов склонил голову. Он сейчас ненавидел их всех: Шмита, Лопухина, Малышева. Сдерживаемая ярость готова была вырваться наружу. Он сжал кулаки. Скажи Малышев хотя бы слово, Алексей бы выплеснул на него всю свою злость. Но сыщик молчал. Глебов кинул на него взгляд исподлобья, однако лицо Малышева было бесстрастным.
– Я готов ехать, – сквозь зубы процедил Алексей и зашагал по коридору. Малышев последовал за ним.
* * *
Лиза в сопровождении Кати вошла в квартиру, где проживала последние месяцы с мужем, и печально осмотрелась, словно была здесь в последний раз. Катя коснулась ее руки, Лиза грустно взглянула на нее и направилась собирать вещи. Подруга помогла ей. Наконец, упаковав вещи, они присели на дорожку.
В квартиру вошел знакомый Кати – адвокат Андриканис41, сопровождавший ее в больнице, и взял чемоданы.
Перед входной дверью Лиза остановилась. Затем вернулась к столику в гостиной и схватила фотографию. Алексей переставил ее! А это значит, что ей грозит опасность!
– Что случилось? – спросила встревожено Катя.
Лиза посмотрела на нее:
– Я думаю, за мной следят!
– Почему ты так решила?
– Вот, взгляни. Алексей переставил нашу фотографию с камина на столик. Это наш условный знак опасности.
– Но почему в больнице он ничего тебе не сказал?
Лиза неуверенно пожала плечами.
– Я не знаю.
– И что же теперь делать?
Лиза осторожно выглянула в окно, но слежку не обнаружила. Затем повернулась к подруге.
– Я не могу подвергать вас опасности, – сказала она.
– Тебе нельзя здесь оставаться. Прежде всего, мы уедем в Москву и там решим, что предпринять.
Лиза помолчала. Провела пальцами по изображению мужа. Вернула фотографию на прежнее место.
– Хорошо, – согласилась она и шагнула к порогу.
* * *
Спустя час, Алексей, столь же хмурый, как и выдавшийся морозный январский день, сидел в купе вагона. Малышев читал, или делал вид, что читает, газету «Русское слово» и словно не обращал на Глебова внимание.
На обороте газеты статья гласила:
«Под Мукденом. Чансямутунь. 10-го января. Здесь теперь оттепель. Сильный южный ветер носит облака пыли и песку. Участившиеся залпы осадных орудий раскатываются с необыкновенной силой. Итак, русско-японская война продолжается, а недовольство масс растет».
Попутчик перевернул страницу.
«Официальное сообщение. Петербург, 10-го января.
Фанатическая пропаганда, которую в забвении святости духовного сана вел священник Гапон, и преступная агитация злоумышленных лиц возбуждали рабочих настолько, что 9-го января огромная толпа стала направляться к центру города.
В некоторых местах между ними и войсками вследствие упорного сопротивления толпы подчиняться требованию «разойтись», а иногда даже нападения на войска, произошли кровопролитные столкновения. Войска вынуждены были произвести залпы…
Общее число потерпевших от выстрелов по сведениям, доставленным больницами и приемными покоями, к 8 часам вечера составляет убитыми 76 человек, в том числе околоточный надзиратель, ранеными 203 человека…»
Глебов отвернулся к окну. Поезд набирал скорость, унося его прочь из Петербурга и… от жены. Алексей хмуро свел брови. Вот также быстро, как этот поезд, он и Лиза отдаляются друг от друга. И нет возможности все исправить, навести мосты. Как так вышло? Она так настойчиво отталкивала его, будто он ничего не значит в ее жизни! Раз так, то пусть… А что «пусть»? Что? Отказаться от нее? Забыть? Можно ли?
Глебов настолько глубоко погрузился в раздумья, что Малышев некоторое время, не таясь, открыто наблюдал за ним. Дорога предстояла неблизкая. Да и работа ожидала не из легких. А подопечный и вовсе непредсказуем. С ним нужно держать ухо востро.
Малышев посмотрел на свою руку, потер безыменный палец там, где белела полоска от снятого с пальца обручального кольца. Каждый раз, выходя из дома, он снимал его. Потому что опасался. Опасался постороннего вторжения в свой уютный семейный мирок…
_13
Глава 2. Азеф
Январь 1905 г. Франция, Париж
Париж! Глебов любил этот город, расположенный по обе стороны реки Сены. Алексей знал каждый проулок, каждое укромное местечко. Его авантюрную натуру притягивала «колыбель» Парижа – остров Сите: здесь были Консьержери42, Сент-Шапель43, Нотр-Дам-де-Пари44. «Оцени силу правосудия, понеси наказание и покайся» – так он с усмешкой называл остров…
Особые чувства Алексей питал к свободолюбивому Монмартру45. После смерти дяди, оставшись без средств к существованию, изгнанный из университета, в Петербурге он наделал ошибки, чуть не сломавшие его. Прибыв в Париж, Глебов нашел прибежище именно в Монмартре – среди бедных художников и поэтов, снимавших комнатушки в Бато-Лавуар46. В этом захудалом общежитии не было света, комнатки отапливались печками-буржуйками, а имеющийся единственный водопроводный кран обслуживал все пять этажей. Однако жители Бато-Лавуар – «парижская богема» – не унывали, веселились и прожигали жизнь в «Проворном кролике» «Чёрном коте», «Мулен Руже»47. Глебов сам бывал здесь не раз: продолжал картежничать, проворачивать мелкие аферы, а затем – тратил, тратил, тратил – в тех же кабаре и на тех же людей, что обманул и обыграл…
А потом Алексей стал частью этого города и этой жизни. Душевные раны затянулись, вкус к жизни постепенно возвращался, обретая нотки беспечности, лихой бесшабашности и веселья…
В Париже – и на шикарных улицах, и в трущобах – сохранялась жажда удовольствий и впечатлений. Здесь мужья говорили комплименты своим женам и в то же время успевали ухаживать за женами других мужей. Неуемное желание испытать полноту жизни зачастую было единственным мотивом, перемещаться от одного салона иль кабаре к другому, от одной спальни к другой…
Улицы Парижа затягивали непрестанной сменой впечатлений. Играли музыканты, торговцы навязывали свой товар, бранились извозчики, которые после ссоры обменивались рукопожатием и пропускали по стаканчику вина… На пути встречались словоохотливые девицы, улыбчивые, с лучезарными глазами, часто раздавался непринужденный смех…
Когда одолевала усталость или же хотелось тишины, покой и уют давали укромные терраски кафе, которых имелось тысячи в Париже. Кофе, круассаны, вино, сигареты… При желании можно было написать письмо – учтивый garçon48 бесплатно приносил бумагу. А потом опять – в городскую суету49…
Париж!.. Париж сделал Глебова таким: излечил, вскормил, испортил. Да, он любил Париж и чуточку презирал и ненавидел… Но не смотря на это, не мог не попасть под его окутывающие чары.
Вот и сейчас, прибыв во французскую столицу, Глебов ощутил его притягательную силу: город манил его, звал окунуться в атмосферу свободы и прожигания жизни, однако для нынешнего Алексея он был ловушкой и таил опасность…
– Эй! – крикнул Малышев, заметив, что Глебов, натянув поглубже шляпу, подхватил чемодан и отправился к выходу с вокзала.
– Поторопитесь, – последовал ответ Алексея, и не думавшего остановиться.
Малышев хмуро последовал за ним – еще не хватало потерять Глебова из виду.
Сев в коляску, Малышев распорядился извозчику следовать в гостиницу, однако Алексей перебил его и назвал другой адрес.
– Господин Глебов, вы забываетесь! – Малышев схватил его за плечо. Алексей смерил его надменным взглядом.
– Сударь, это вы забываетесь, – процедил он сквозь зубы. Сыскарь отпустил его и сложил руки на груди.
Извозчик недоуменно смотрел на двух иностранцев.
Глебов повторил адрес, кучер тронул лошадей, и коляска покатила по выложенной брусчаткой дороге.
– Потрудитесь объясниться, – сказал Малышев. – Надеюсь, мне не нужно вам напоминать, по какому делу мы здесь оказались. В ваших интересах сотрудничать со мной.
– Господин Малышев, – в голосе Алексея зазвучали стальные нотки, – вам не приходило в голову, что находиться в Париже для меня не безопасно?
– Вас ищет французская полиция?
– Не только.
Коляска остановилась возле одного из магазинчиков одежды. Расплатившись с извозчиком, они прошли внутрь. К ним навстречу вышел хозяин магазина. Узнав Алексея, он перевел взгляд на Малышева, затем указал на дверь в подсобку.
– Ждите здесь, – сказав это, Алексей последовал за хозяином магазина. Малышев не стал с ним спорить, однако прислушался к тому, что происходило в соседнем помещении. Глебов разговаривал с французом. Хозяин вышел. Вскоре появился и Алексей с небольшим чемоданчиком в руках.
Малышев вначале его не признал – Глебов изменился: усы и борода прибавили ему лет эдак десять, очки отвлекали от выражения глаз. Напомаженные волосы были тщательно зачесаны назад. Костюм сидел свободно, скрывая подтянутую фигуру. Манера держаться тоже изменилась. Перед ним стоял ничем не приметный среднестатистический мужчина европейской внешности, среднего достатка, каких встретишь на улице и не запомнишь…
Хозяин магазина с ожиданием посмотрел на Малышева.
– Заплатите, сударь, – произнес Глебов, поправляя одной рукой воротничок.
Малышев скрыл, как впрочем, и всегда, свое недовольство, вынул портмоне, извлек из него несколько купюр, но под пристальным взглядом хозяина магазина, добавил еще несколько бумажек сверху. Вздохнул. Хозяин магазина произнес «мerci50» и вернулся за прилавок.
* * *
Извозчик ловко управлял экипажем, везя двух иностранцев до одной из неплохих, по его мнению, однако, недорогих гостиниц столицы.
Господа молчали. Малышев смотрел по сторонам, не обращая внимания, или стараясь не обращать внимания, на внешне изменившегося Алексея.
– Вам нужно расслабиться. За версту несет, что вы легавый, – констатировал Глебов, даже не повернувшись в его сторону.
Малышев хмуро свел брови, однако, не удостоил «подопечного» и взглядом.
Алексей продолжил:
– Я уже не говорю о ваших людях, которые ведут нас с самого вокзала.
На этот раз Малышев внимательно посмотрел на него. Как Глебову удалось их приметить?
Алексей усмехнулся:
– Не будьте предсказуемы. Я блефовал51.
Малышев вернулся на прежнее место и вновь стал лениво смотреть по сторонам.
– Надеюсь, ваши люди окажут помощь, если возникнет необходимость?
– Нет, – ответил он коротко и бесстрастно.
– Следовало полагать, – Глебов с сарказмом усмехнулся. Значит, его будут непрестанно пасти, а в случае необходимости выкручиваться ему придется самому.
Алексей оставил Малышева в покое и погрузился в раздумья. Еще в пути во Францию он ломал голову над тем, что же подвигло Лопухина выбрать его кандидатуру для столь щепетильного дела. Неужели во всей полиции не нашлось ни одного стоящего агента? А может Лопухин опасался тех людей, которые его окружали и не доверял им настолько, что предпочел его – афериста?
Глебов невесело усмехнулся. А ведь придется играть по их правилам, ведь, не смотря ни на что, Лизу в опасности он не оставит…
Итак, есть цель – найти Валентина. А для этого нужно расколоть Азефа. Лопухин был уверен, что этот осведомитель полиции знает намного больше, чем говорит. Но как заставить Азефа заговорить? По сути, Алексей мало что знал о нем. Какие-либо умозаключения можно сделать лишь только после наблюдения за объектом, выявив его привычки, интересы, слабости. А потом умело ими воспользоваться…
– Осторожно! – крикнул Алексей, заметив, как женщина ступила с тротуара на дорогу поднять откатившуюся шляпную коробку. Возничий замешкался, Глебов схватил поводья, натянул. Хорошо, что экипаж ехал не особо быстро, иначе…
Алексей выпрыгнул из экипажа и подскочил к упавшей женщине.
– Вы в порядке? – спросил он по-русски, помогая ей подняться.
– Je ne comprends pas52, – ответила белая как мел женщина и посмотрела на него испуганными глазами.
Она была красива. Брюнетка с большими выразительными глазами и притягивающими взгляд яркими губами. А ее стройное гибкое тело было приятно придерживать за талию.
– Pardon53, – Глебов перешел на французский. – С вами все в порядке?
Он отстранился от нее, однако женщина покачнулась, и, закатив глаза, стала оседать. Алексей, подхватив ее за талию, прижал к себе.
Рядом засуетился возничий, что-то бормоча, схватился за голову. Малышев же стоял совершенно спокойный.
– Что с вами? – Алексей легонько похлопал женщину по щеке.
Она открыла глаза.
– Мне плохо… У меня кружится голова…
– Сотрясение, – сделал вывод Малышев, засунув руки в карманы.
Глебов кинул на него взгляд, подхватил женщину на руки и осторожно усадил в экипаж.
– Мы доставим вас к доктору, – сказал он, однако женщина отрицательно помахала изящной ручкой.
– Нет, нет… Лучше отвезите меня в гостиницу. – Она мимолетно коснулась пальчиками лацкана его пальто. Глебов проследил за ее жестом.
– Хорошо, мадам, – уступил он.
Малышев промолчал, хотя ему явно не понравилось его решение. Возничий же был рад подобному исходу дела, быстро подобрал с дороги шляпную коробку незнакомки и занял свое место на козлах.
Его пассажиры расположились в экипаже. Женщина назвала отель, где проживала.
– Гранд-отель? – повторил Алексей и посмотрел на Малышева. – Нам тоже стоит остановиться там. – Затем повернулся к прекрасной незнакомке.
Она была все еще бледна, однако шок прошел, и теперь она смущенно смотрела на них.
– Прошу простить меня за доставленное неудобство, – произнесла она.
– Ну что вы, – Глебов слегка наклонился в ее сторону, – это мы приносим свои извинения за случившееся.
Женщина улыбнулась.
– Позвольте представиться. Меня зовут Глебов Алексей.
Она взглянула на его попутчика, и Алексей вскользь представил и его.
– Месье Малышев.
– Леди Маклеод, – назвалась она.
– Леди Маклеод, – повторил Глебов, смотря ей в глаза и улыбаясь. Фривольно поцеловал ей ручку. Женщина улыбнулась и ответила ему кокетливым взглядом.
* * *
Алексей сидел в уютном кафе и неторопливо попивал кофе. За столиком неподалеку с газетой в руках расположился Малышев.
Глебов вздохнул. Отвернувшись к окну, он задумчиво уставился на улицу. Уже несколько дней он следил за Азефом. Он – за Азефом, а Малышев – за ним. Хотя Алексей и старался не обращать внимания, все же присутствие полицейского угнетало и тяготило его.
Единственным, что не обременяло Глебова и доставляло ему удовольствие, было знакомство с леди Маклеод. Маргарет умело пользовалась своей красотой и обаянием. Когда она находилась рядом с Алексеем, он отчетливо замечал, как мужчины с завистью смотрят в его сторону. Порой казалось, что в обществе Греты он забывал о Лизе и о той ране, что она ему нанесла. Ему хотелось бы вовсе забыться… Но Малышев всем своим видом напоминал Глебову, почему и для чего они прибыли в Париж.
Алексей вздохнул, оторвавшись от своих размышлений. Взглянув на массивные часы в углу, он вновь посмотрел на улицу. Как всегда в это время – из дома напротив вышел крупный мужчина. Это и был Евно Азеф.
Плотный, широкоскулый, с круглым лицом и торчащими ушами, с плоским носом и толстыми губами Азеф своим внешним видом мало располагал к себе. С его крупным телом нелепо соединялся писклявый тонкий голос. И все же, несмотря на свой непривлекательный вид, Азеф умел с удивительным тактом и мастерством располагать к себе собеседников. Натура его была двойственной: с одной стороны образцовый супруг, нетерпимый моралист – окружающие считали, что он не прикасается ни к табаку, ни к спиртным напиткам, ни к женщинам, – с другой стороны гуляка и развратник. Он был завсегдатаем мюзик-холлов, кафе-шантанов, кабаре и вертепов, где его можно было встретить в обществе экстравагантных роскошных дам, на которых он тратил деньги. Не обошлось и без наличия любовницы – танцовщицы кабаре, которую он содержал и одаривал дорогими подарками…
Глебов расплатился за кофе и, когда Азеф зашагал по тротуару, вышел из кафе и последовал за ним. Как тень, к нему присоединился Малышев. Раздражение вновь нахлынуло на Алексея – Малышев мешал ему работать.
Спустя какое-то время Азеф свернул к ювелирному магазину и исчез за его дверьми. Выждав немного, Алексей вошел внутрь.
Стоя у витрины, Евно Азеф основательно, придирчиво выбирал предлагаемые ювелиром украшения. Помощник ювелира, завидев Глебова, переключил все свое внимание на него, и, подобострастно улыбаясь, поинтересовался, что месье желает.
Алексей взглянул на выложенные в стеклянной витрине драгоценности. Вспомнил о Маргарет. Вчерашний вечер он провел у нее. Грета была потрясающей в постели, выполняла любые прихоти. Пластичная, гибкая, податливая… При этом уязвимая и потерянная. Алексею инстинктивно хотелось ее защитить. А это был сигнал не затягивать отношений. Он всегда умел вовремя и красиво распрощаться с любовницами. Расставание предстоит и с Гретой. Довольно скоро. Нужно сделать так, чтобы это не было для нее мучительным и горьким…
Алексей попросил показать ему золотой с драгоценными камнями браслет. Грете он понравится…
Тем временем Евно Азеф приобрел великолепное (а в этом-то Глебов хорошо разбирался) жемчужное ожерелье.
– Прекрасный выбор, месье, – одобрил заискивающе ювелир. – Дама вашего сердца будет в восторге.
Азеф смешался, кашлянул:
– Это для моей жены…
– Да, конечно, месье. – Ювелир и глазом не моргнул.
Глебов в душе готов был посмеяться – объяснение Азефа позабавило его. Он видел его жену. Она была непритязательная, простенько одетая женщина. Дорогое жемчужное ожерелье явно предназначалось не для ее шеи.
Уголок рта Алексея неодобрительно дернулся – Азеф ему не нравился. Подлость его натуры проявлялась уже в том, что семья Азефа жила очень скромно в маленькой квартирке на Монруже с серой мещанской обстановкой – все это, конечно, не позволяло предполагать, что Азеф располагает огромными суммами, – зато на любовницу Азеф тратился основательно. Она имела прекрасную квартиру с видом на Елисейские поля, восхитительные наряды и украшения.
Пока покупку Азефа упаковывали, Алексей тоже сделал выбор. Браслет для Маргарет. Забрав покупку, он последовал за Азефом.
Вскоре тот свернул к кабаре, в котором выступала его любовница. У барной стойки заведения Азеф поинтересовался о Мадлен. Бармен ответил, что она занята – готовится к выступлению, Азеф недовольно поморщился, попросил бумагу. Бармен положил перед ним письменные принадлежности и занялся своим делом.
Азеф начеркал две записки. Одну передал бармену – для Мадлен, дополнил купюрой, другую вручил мальчику-рассыльному. Получив монету, мальчишка пулей вылетел на улицу, унося записку. Азеф взглянул на часы, сполз с высокого стула и нехотя вышел на улицу.
Глебов занял его место, одновременно незаметно стянув оставшийся лист бумаги под барную стойку. И вовремя – бармен повернулся к нему.
Алексей сделал заказ, бармен убрал письменные принадлежности, ловко наполнил бокал вином и поставил перед клиентом. Тем временем Глебов свернул листок и спрятал в карман. Взяв бокал, он перебрался за один из дальних угловых столиков и некоторое время не спеша пил вино, наблюдая за выступлением иллюзиониста. Затем подозвал жестом официантку. Когда девушка подошла к нему, он, улыбнувшись ей, взял протянутое меню.
– У меня к вам просьба, мадмуазель, – произнес с улыбкой он, подкрепляя свою просьбу довольно крупной купюрой, которую вложил в меню.
Девушка, заметив деньги, услужливо улыбнулась в ответ:
