Инга Самойлова
На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре
– Franc-maçonnerie216?
Профессор кивнул:
– Франкмасонство или масонство – движение, возникшее в XVIII веке в виде закрытой организации. Масонство берёт своё начало с конца XVI – начала XVII века, предположительно, из цехов каменщиков. Масонство организовано в независимые Великие ложи, каждая из которых руководит собственной юрисдикцией и состоит из подчинённых ей лож. Некоторые Великие ложи признают друг друга, некоторые нет. Первая Великая Ложа сформировалась в Лондоне, чуть позднее во Франции. Как правило, в одной стране существует только одна «Великая ложа» той или иной масонской юрисдикции. Масонство символически использует инструменты и орудия каменщичества и легенды о строительстве Храма Соломона, чтобы метафорически выражать свою систему морали.
– Вы можете сказать по символам, о какой масонской организации идет речь?
Профессор пожал плечами:
– Масонских знаков, по которым масоны в других странах опознают друг друга, в России не существовало… Но, судя по всему, до нынешнего времени? В России существовала целая сеть лож розенкрейцеров, традиционно связанная тайной и сильной внутренней дисциплиной с такими принципами, как «равный равному повелевает», «достойный достойнейшему повинуется». В 1822 году масонские ложи в России были официально закрыты высочайшим рескриптом императора Александра Павловича. Все же розенкрейцеры сумели просуществовать в России практически весь XIX век, несмотря на строгий запрет, возможно, и поныне.
– Чем занимаются организации?
– Хм… Их работа ведется в строгой тайне. Даже в самой организации нижестоящие в масонской иерархии не знают тайн вышестоящих. Рядовые масоны, выполняя приказания, не знают, от кого они исходят. Письменного делопроизводства и протоколов заседаний также не ведется.
– Вышестоящие масоны занимаются политической манипуляцией?
– Думаю, что так. Предполагаю, из всей сложившейся в нашей стране ситуации, что новые российские масоны находятся в постоянном контакте с революционными партиями и даже приглашают их представителей для поддержки своей противоправной деятельности.
Глебов задумался. Затем взглянул на профессора:
– Как становятся масонами?
– В масонство поступают не желающие, а те, которых масонство само себе вербует. Предложения делаются или лицам, имеющим хорошие средства, или тем, кто имеет влияние в политике и в обществе. Ложи тщательно избегают посвящения профанов, которые не могут вынести расходов общества. Масонство не пренебрегает торговцами, старшими мастерами фабричных заведений и даже мастерами, получающими хорошие оклады, но обыкновенный рабочий, приказчик, чиновник конторы и прочий мелкий люд не имеет доступа в ложи. Политические убеждения поступающих не играют роли, также как и их религия.
Профессор замолчал, видя, что Алексей задумался. Чем больше Платонов ему рассказывал о масонстве, тем больше Глебов ощущал тревогу. Что-то во всем, что с ним происходило, не так; присутствовал какой-то подвох, но Алексей не мог понять, какой. Лопухин втянул его в свои делишки, так как хотел знать, кто был причастен к убийству Плеве. Но к убийству были причастны эсеры Азеф и Савинков. И как оказалось, за Азефом в этом убийстве стоял Рачковский. Затем возник Витте, и если уж быть с собой до конца честным, втянул его в решение своих проблем. Что было не так с перепиской Витте, которую Алексею пришлось выкрасть у Рузвельта? А ведь надо было вскрыть документы, когда они были в его руках! Что ж теперь сожалеть, теперь это так и останется тайной.
Алексей непроизвольно взял пешку с шахматной доски и повертел в руках. Сейчас нужно думать о том, что на него было совершенно два покушения. И если за первым стоял Рачковский, то кто же стоит за вторым? И раз за последнее время было столько попыток отправить его Ad patres217, что или кто мешает им сделать это сейчас?
Профессор кашлянул, стараясь привлечь внимание посетителя.
Алексей взглянул на него:
– Простите, профессор, – он поставил пешку на шахматную доску.
– Позвольте, – профессор протянул руку и переставил пешку на доске, – Пешка хоть и младшая фигура в шахматах, но имеет важное стратегическое значение. Вы ее переставили и нарушили всю игру. А мне хотелось бы с профессором Гревсом партию доиграть. Когда-нибудь.
Алексей вновь взглянул на шахматную доску и переставленную Платоновым фигуру, но в тот же миг их внимание привлек раздавшийся шум за окном. Глебов прошел к окну, выглянул наружу. На открытой площадке у входа в университет стояли жандармы, солдаты. Офицер, командующий отрядом, громогласно отдавал приказы. Распоряжением правительства университет был объявлен закрытым до осени следующего года.
Алексей кинул взгляд на Платонова, со смятением на лице смотревшего на происходящее:
– Сочувствую, профессор, но вам не скоро удастся довести игру до конца…
* * *
Покинув университет, Алексей решил побольше разузнать о Лущине: чем он занимался, с кем общался, встречался, где чаще всего бывал. Об этом ему могли поведать соседи Лущина, его сослуживцы, семья. Узнать удалось не особо много. Лущин был студентом, подрабатывал на жизнь переводами, жил один, с родными он порвал отношения, хотя родственники у него были довольно состоятельные люди. К нему захаживала разношерстная публика, однако в последнее время он стал довольно замкнутым и не общительным.
Таким образом, Алексей мало что узнал.
На улице Глебов совершенно случайно столкнулся со старым знакомым.
– Алексей Петрович! – окликнул его Пешков. – Здравствуйте!
Глебов обернулся:
– Здравствуйте, Алексей Максимович.
Он осмотрелся по сторонам.
– Как ваши дела? Как Елизавета Николаевна? Слышал, что тогда, 9 января, все обошлось, и вы ее нашли в здравии.
Глебов напряженно посмотрел на писателя:
– Да, так и есть, Алексей Максимович.
Пешков насупил брови:
– Да что с вами не так, друг мой? Что же вы хмуритесь?
Алексей вздохнул, грустно улыбнулся, похлопал Пешкова по плечу:
– Не берите на свой счет, Алексей Максимович. Это я так… Елизавета Николаевна сейчас в Москве, я в Петербурге. Но буду рад передать ей от вас благопожелания, если хотите.
Пешков рассмеялся:
– Если только вы поедете к супруге сегодня, друг мой! Я вот собираюсь в Первопрестольную. Могу сам передать весточку вашей супруге. Где она остановилась?
Глебов нахмурился:
– Остановилась? У Шмитов.
– Прекрасно. Николая и Екатерину я хорошо знаю. Славные молодые люди. Простые, открытые, без фальши.
На лице Алексея заходили желваки от напряжения, что не осталось незамеченным Пешковым.
– Простите, друг мой, я вас наверно задерживаю.
Глебов натянуто улыбнулся:
– Есть немного, Алексей Максимович. Вы уж не обессудьте, тороплюсь.
– Не смею задерживать.
Глебов откланялся и быстро зашагал по улице. Разговор о Лизе выбил его из колеи. Однако он ощутил и иное – за ним установилась слежка.
* * *
Следили за ним довольно профессионально, так что скрыться не удалось, хотя Алексей и сделал несколько попыток обхитрить следящих.
В конечном счете, Глебов решил, раз дело так пошло, не лучше ли подкрепиться в хорошем ресторане, а там будь что будет. От судьбы не уйдешь.
В ресторане Алексея провели за отдельный столик, благо посетителей оказалось не так много – революционные беспорядки в городе многих удерживали дома. Услужливо предоставили меню. Глебов сделал заказ, особо не вдаваясь в его содержание. Официант удалился, а Алексей откинулся на спинку стула и осмотрелся.
Играла музыка, певичка, только что вышедшая на сцену, затянула романс, четыре официанта с подносами сновали меж столиками. Глебову хорошо просматривался вход: в помещение вошли двое, осмотрелись, заметив Алексея, выбрали места – один у барной стойки, другой за столиком близ входа. Кто же они такие, чьи люди?
Вскоре принесли заказ, и Глебов принялся за ужин. Спустя десять минут перед его столиком возникла фигура, Алексей поднял глаза.
Перед ним стоял Горин. Взгляд холодный, бесчувственный, лицо без каких-либо эмоций. Алексей откинулся на спинку стула, улыбнулся.
– Ба! Кого я вижу. – Его пальцы легли на рукоять револьвера.
– Без лишних движений, – бесстрастно предупредил Горин, для которого жест Алексея не остался незамеченным.
– И ты тоже. – Взгляд Глебова сделался жестким и предостерегающим.
Горин, не сводя взгляда с Алексея, отодвинул стул и сел напротив. Официант услужливо предстал перед столиком и предложил меню. Горин на него даже не посмотрел, лишь сказал:
– Стопку горькой.
Официант быстро удалился.
Горин молчал, Алексей тоже.
– Что дальше?
– Ждем.
– Чего именно?
– Решения.
Итак, Горин здесь и готов его убить – Алексей знал, что у наемника оружие наготове. Однако Горин ждал. Ждал решения, которое должен был принять Рачковский…
– Значит, время еще есть? Тогда я бы хотел закончить свой ужин.
Горин промолчал, а Алексей принялся нарочито медленно ужинать.
Официант принес стопку водки и поставил перед Гориным. Тот даже не шелохнулся.
Прошло еще десять минут. Алексей отложил вилку и нож, выпил вина. Пригубил салфеткой рот, кинул ее на край стола. Обманчиво вальяжно откинулся на спинку стула, не сводя взгляда с Горина. Напряжение росло.
И вот к их столику вновь вернулся официант. Положил перед Гориным листок бумаги.
– Просили передать, – смущенно произнес он, – «Нет».
На лице Горина пробежала едва заметная тень:
– Свободен.
Официанту повторять не пришлось – его как ветром сдуло.
Горин по-прежнему не сводил холодного взгляда с Алексея. Взял записку, принесенную официантом, протянул ему.
Алексей не сразу, но взял листок. Горин неторопливо поднял стопку водки, одним глотком опустошил, поставил на стол и без резких движений поднялся. Еще раз окинул взглядом Глебова, развернулся и зашагал к выходу. Двое других последовали его примеру.
Только теперь Алексей смог свободно вздохнуть. Последние двадцать минут он находился на грани между жизнью и смертью. На этот раз ему повезло.
Алексей развернул листок бумаги. На нем был указан адрес, номер комнаты и время.
* * *
По адресу, указанному в записке, находилась гостиница. Не солидная, да и не убогая – так, среднего уровня. Ухоженная, простенькая и, главное, укромная.
Глебов явился чуть раньше назначенного времени: пришлось заплатить извозчику вдвойне, чтобы он срочно доставил его в назначенное место. Алексею не пришлось об этом пожалеть: он увидел выходящего из гостиницы Витте, следом за ним вышел мужчина – Алексей узнал его – это был Рачковский. Мужчины обменялись вежливыми фразами на прощание, пожали друг друга руки и разошлись. Витте сел в ожидающий его экипаж и сразу же укатил прочь. Рачковский дал распоряжение подошедшему к нему мужчине, направился к карете. Ему услужливо приоткрыли дверцу, но прежде чем сесть, он повернул голову и посмотрел в сторону Алексея, затем забрался внутрь. Карета тронулась и тоже укатила прочь.
Итак, Рачковский уехал. Тогда, кто же ждет его внутри?
Алексей покинул переулок, в котором стоял, пересек улицу и вошел в здание. Портье за стойкой с услужливой улыбкой встретил посетителя. Глебов сказал, что его ждут, и назвал номер комнаты. Портье позвонил в колокольчик, явился коридорный, который и проводил его до нужного номера на втором этаже.
Коридорный постучал в дверь, раздались шаги, она открылась. Незнакомый Глебову мужчина взглянул на него, сунул коридорному чаевые, отступил в сторону, предоставляя Глебову возможность войти.
Алексей сделал шаг вперед. Мужчина же молча вышел и закрыл за собой дверь.
Глебов осмотрелся. Всего лишь еще одна закрытая дверь. Он подошел, взялся за ручку и, медленно повернув, распахнул дверь.
* * *
– Здравствуй, – первым прервал затянувшееся молчание Малышев. Глебов стоял напротив в нескольких шагах от него.
– Здравствуй. – Он снял шляпу.
– Присаживайся.
Алексей молча сел в кресло.
– Предполагаю, ты недоумеваешь, что я здесь делаю.
– Почему же, – Глебов устало усмехнулся, – следовало ожидать сюрприза: пять минут назад я видел выходящими из здания господ Витте и Рачковского, любезно распрощавшихся друг с другом.
– Хм…, – Малышев сел в кресло напротив. – Хочу сказать, сложившуюся ситуацию удалось благополучно разрешить. И, надо признать, не без твоей помощи. То, что ты передал Горина и Фойт в мои руки, дало нам козыри. Рачковский счел лучшим не портить отношения с Витте.
Алексей предпочел промолчать.
– И по сему, так как он считает тебя человеком Витте, как и меня впрочем, ни он, ни Азеф, не будут предпринимать против тебя никаких действий, но только если ты… не вздумаешь перейти им дорогу.
Алексей потер подбородок, смотря в сторону, так что Малышев не мог видеть выражение ни его лица, ни глаз.
– Глебов?
– Да? – Алексей посмотрел на Малышева.
– Ничего не хочешь сказать?
Глебов пожал плечами:
– Нет.
Малышев помолчал.
– Что касается того, второго покушения – этот вопрос почти решен.
Глебов заинтересовался:
– Каким образом?
– Я провел частное расследование. Еще один твой неприятель – Савинков – не забыл такого? – решил от тебя избавиться. Он, как и Азеф, не мог использовать Боевую организацию эсеров в собственных целях для покушения, ведь ты не относишься к числу государственных лиц, на которых ведет охоту БО. Тогда Савинков решил использовать Лущина – попавшего под его влияние фанатика одной из тайных групп, в которую входил и Савинков. Покушение не удалось. Лущин был убит. А Савинков исчез из поля зрения. Его ищут. Конечно, я не гарантирую, что на тебя не совершат вновь покушение, но думаю, что Савинкову уже не до тебя.
Алексей молчал. Затем усмехнулся:
– Мне стоит поблагодарить тебя?
– Когда мне понадобится услуга – я к тебе обращусь.
Глебов хмыкнул, кивнул и встал.
– Надеюсь, я свободен?
– Не смею задерживать. – Малышев поднялся. – Один только вопрос.
– Какой?
– Сколько ходов вперед ты просчитал, Глебов?
Алексей усмехнулся, надел шляпу.
– Не понимаю, о чем ты говоришь. Позвольте откланяться, господин Малышев.
Глебов слегка поклонился и вышел из комнаты.
Малышев проводил его задумчивым взглядом. С Глебовым нужно быть поосторожней.
* * *
На улице стемнело. Но в сравнении с предыдущими днями, Глебов ощутил покой, несмотря на то, что ночные улицы нынешнего Петербурга таили опасность.
Теперь Глебов мог вернуться в свою квартиру. А завтра утром отправиться в Москву. Подальше от политических заговоров, погрязших во лжи политиков, сотрудников и ищеек Департамента, тайных дел революционных и масонских организаций. Нужно уехать из России. На время. И забрать с собой жену. Похитить ее, если на то пошло. Но оставаться в России опасно. У Рачковского клевреты218 и в Петербурге, и в Москве. Влияние его усиливается. Боевая организация через Азефа стала орудием, которым Рачковский пользуется для достижения личных целей. В Департаменте полиции мало кто догадывается о причастности Рачковского к темным делам и интригам. Этот «мастер сыска», лишенный совести и чести, не останавливается ни перед чем и прибегает к убийству как к средству укрепления собственной власти. К тому же, Рачковский стал пользоваться благоволением императора Николая. Одно это делает его всемогущим и страшным, даже для имперских верхов.
Что касается молчаливого Малышева – он та еще темная лошадка. Что, по сути, Алексей знает о нем? Практически ничего. Всегда холодно вежливый, Малышев держится несколько особняком даже среди сослуживцев. Ценим начальством. Дослужился до ответственного места в Департаменте полиции. Начатая Рачковским «чистка» в Департаменте, поставила его дальнейшую службу под угрозу, так как Малышев был одним из «птенцов гнезда» Зубатова, которых теперь изгоняли из Департамента. Возможно, если бы не покровительство Витте, Малышеву, да и Алексею тоже, было бы несдобровать.
Рачковский и Витте договорились. Но почему? Позиции Витте в политике усиливаются и явно что-то вскоре должно произойти, что подтвердит догадки Алексея. Рачковскому выгоден союз с Витте. Что-то связывает и связывало Витте и Рачковского. Оба были в опале в период министерства Плеве, и оба пошли в рост после его смерти. Не в этом-то причина? Плеве многим попортил карьеру, тому же Зубатову. Так что смерти ему желали не только социал-революционеры, но и многие государственные чинуши.
Единственное, что следует сделать, держаться от них как можно дальше. Иначе, так получится, что с помпезными словами «на службе Отечеству» окажешься пешкой в чужой игре.
_ 47
* * *
Октябрь 1905 г. Москва
Это был не первый вечер, когда собрались в доме Плевако, где проживал Николай, для обсуждения партийный задач, поставленных ЦК РСДРП. В кабинете Николая находился его ближайший друг Шанцер, Иван Карасев, Лиза. Обсуждали подготовку вооруженного выступления. Лиза взглянула на часы, зевнула. В кабинет вошла Катя, принесла на подносе чай и кое-какую еду. Поставила на стол. Вдруг с парадного кто-то позвонил. Все вздрогнули, переглянулись. В последнее время участились полицейские облавы и аресты по любому поводу. Катя сделала шаг к двери, но Николай ее остановил:
– Пожалуй, при данных обстоятельствах это должен сделать я, – сказал он напряженно.
– Мы перейдем на кухню, – произнес Шанцер, все молча согласились – на кухне имелся черный ход.
– Если что не так, я уроню одежную щетку с трюмо, – предупредил Николай и направился в переднюю, встречать непрошенных посетителей. Иван вынул из-за пояса браунинг и встал за дверью в коридоре.
Шанцер, Лиза и Катя перебрались на кухню и прикрыли дверь. Притаившись, стали напряженно вслушиваться в то, что происходило в коридоре. Открылась внешняя дверь, в передней раздались голоса – по всей видимости, вошло несколько человек. Катя и Лиза тревожно переглянулись. Катя приоткрыла дверь черного хода, но Николай все еще не подал сигнал. В передней стало шумно.
Лиза быстро прошла к окну и выглянула, но ничего подозрительного не обнаружила, и, обернувшись к Кате, кивнула. Катя сдернула с вешалки приготовленное для подобного случая пальто и протянула Шанцеру – любой мог под видом рабочего покинуть их квартиру в случае необходимости. В кармане лежали заранее заготовленные документы. Шанцер надел пальто и прошел к черному входу, в коридоре раздались быстрые шаги, дверь распахнулась…
На пороге стоял Шмит и улыбался.
– Катенька, иди встречать дорогих гостей! – радостно сказал он, быстро ободряюще пожал руку Лизы. Шанцер облегченно выдохнул, повесил пальто на вешалку и последовал за Шмитами и Лизой в переднюю.
– Боже мой! Кого я вижу! – воскликнула Катя, устремляясь навстречу гостям. Лиза тоже обрадовалась, увидев Пешкова с женой Марией Федоровной219 и господина Шаляпина220. Позади них стоял, пришедший с ними смущенный Лукьянов, рядом Карасев, придерживающий полу пиджака, чтобы не было видно выпирающего оружия.
Познакомившись и обменявшись приветствиями, шумная компания перебралась в гостевую комнату. Спустя какое-то время все уже сидели за столом около самовара.
Пешков весело рассказывал, каким образом они забрели к ним в гости в столь поздний час.
– Уж простите нас за столь неожиданное нашествие! – говорил он. – Мы вот с Марией Федоровной решили навестить Федора Ивановича, потом все вместе отправились прогуляться по тенистым аллеям Новинского бульвара, которые Федор Иванович очень любит! Пока мы решали, идти к вам на фабрику или явиться на квартиру, нам повстречался Николай Нефедович!
– Ведите нас к нему! – повторил басисто свои слова Шаляпин.
Лукьянов смутился, кинув на шумную знаменитость взгляд.
– Николаю Нефедовичу пришлось проводить нас, – засмеялся Пешков. Затем поймал взгляд Лизы, по-доброму пожал ей руку и продолжил беседу. Лиза практически не слышала, о чем шел разговор: ей хотелось лишь одного, спросить у Алексея Максимовича виделся ли он с ее мужем…
Вечер вышел на славу. Удалось даже уговорить Лукьянова почитать стихи, которые, как оказалось, он сочинял. Его похвалили, Пешков посоветовал ему писать и дальше. Спел несколько песен Шаляпин. Песни Варламова221, песнь ямщиков в исполнении Шаляпина тронули до глубины души, так, что некоторое время все молчали, а певец задумчиво смотрел в окно на Новинский бульвар. Затем он вновь запел такую близкую его душе «Дубинушку222»…
…Но настала пора, и поднялся народ,
Разогнул он согбенную спину
И, стряхнув с плеч долой тяжкий гнет вековой,
На врагов своих поднял дубину.
Эх, дубинушка, ухнем,
Эй, зеленая, сама пойдет, сама пойдет,
Подернем да ухнем…
Так иди же вперед, мой великий народ,
Позабудь свое горе-кручину
И свободы святой гимном радостным пой
Дорогую, родную дубину…
После этой песни долго молчали – эта была совершенно иная редакция песни, которая затронула умы и сердца и взволновала до глубины души… Шаляпин перебрался в кресло, таким образом показывая, что петь больше не будет.
Время приближалось к полуночи, и надо было расходиться. В прихожей Николай, все еще находящийся под впечатлением песен Шаляпина, шепнул Лукьянову:
– Эх, тезка, тезка! Вот на фабрике бы этот концерт, чтобы услышали все рабочие!
Пешков, расслышав его слова, улыбнулся:
– Там, пожалуй, ничего бы не вышло – нет инструмента!
– Наоборот, Алексей Максимович, там в сто раз лучше! – загорелся идеей Шмит. – Рядом в нашем особняке стоит концертный рояль Бехштейна223. А наши ребята в один миг принесли бы его в цех!
Шаляпин рассмеялся:
– Ну и отлично! Придется повторить концерт, если это так можно назвать!
Шанцер остался ночевать у Николая, а Лиза и Катя решили воспользоваться возможностью и вернуться в квартиру Андриканиса. Гостей и молодых женщин вызвались проводить до дома Карасев и Лукьянов.
Когда компания брела по ночным улицам, Пешков наконец-то улучил момент, чтобы обратиться к Лизе:
– Как вы поживаете, моя дорогая Елизавета Николаевна?
– Благодарю, неплохо, – ответила она.
– Мой друг, вы весь вечер хотели что-то мне сказать?
Лиза благодарно улыбнулась Пешкову.
– Да… Хотела.
– И что же? – подбодрил ее писатель.
– Вы ведь приехали из Петербурга?
Он кивнул.
– Скажите… Вы виделись с моим мужем?
– Да.
– Как он?
Пешков посмотрел на молодую женщину, обдумывая, что же ей сказать.
– Он угрюм и молчалив. У вас размолвка?
Лиза отвернулась, сдерживая навернувшиеся слезы:
– Хуже.
– Простите меня за мою бестактность.
– Ничего. – Лиза вздохнула.
– Любовь порой делает людей глупыми и ревнивыми, – сказал Алексей Максимович, поглаживая усы.
– Я слышу, вы про Алексея Петровича? – спросила Мария Федоровна, оставив разговор с Катей и Шаляпиным и беря супруга под руку. – Не судите его строго. Я думаю, что он вас очень любит. Вам следовало бы с ним объясниться.
– Мария Федоровна! – попытался осадить жену Пешков.
– А что? – возмутилась она. – Ей Богу, будто малые дети! Послушайте меня, милочка, в наше время жизнь так скоротечна. Мы не можем с уверенностью сказать, что с нами будет завтра. Так есть ли смысл терять время?
Пешков крякнул в знак одобрения, пожал руку жены. Какое-то время шли молча, затем Пешков и его жена заговорили о своем, а Лиза задумчиво брела рядом.
* * *
Утро оказалось холодным и промозглым. Лиза поправила воротник, чтобы под него не задувало, и спрятала замершие ладони, просунув их в рукава пальто. На фабрике ждала работа – хотя доктор и говорил, что справится сам и что госпоже Глебовой в ее положении лучше сидеть дома, но Лиза-то знала – ему нужна помощница как никогда. Многие болели – заболевали от холода, от голода, усталости, нищеты. Недовольство масс росло, несмотря на то, что правительство готово было пойти на уступки…
По дороге на фабрику Лиза почувствовала, что что-то случилось. У рабочих, что ей попадались на пути, был озабоченный, угрюмый вид, несколько раз она услышала, что говорят о Баумане224 и столкновении с черносотенцами.
Возле фабрики Лиза заметила Николаева среди группы рабочих и решительно зашагала к нему.
– Михаил Степанович, что случилось?
Николаев кивнул рабочим, они стали расходиться, а сам он повернулся к Лизе:
– Баумана убили. Черносотенцы.
– Но как?!
– На площади Старых Триумфальных ворот произошло столкновение рабочих с монархистами. Началась перестрелка. Сегодня будем собирать митинг. Предупредите Шмита.
Лиза кивнула.
Днем рабочих собрали на митинг. Николаев встал на импровизированную трибуну и сообщил о столкновении с черносотенцами и убийстве Баумана. Для большинства эта новость не была тайной. Николаев призвал рабочих принять участие в похоронах. В конце добавил, что они знают, чем они могут закончиться.
После митинга, когда рабочие стали расходиться, Шмит подошел к Лизе:
– Завтра вы с Катей останетесь дома.
– Об этом не может быть и речи, – категорично возразила Лиза. – Вы же понимаете, если начнется стрельба, понадобится моя помощь. Я неплохо разбираюсь в медицине.
– Лиза!
– Нет, Николай.
Он некоторое время молча смотрел на нее. Затем вынул из-за пояса браунинг, вложил в руки Лизы:
– Держите. Он заряжен.
Лиза хотела возразить, но он ее остановил:
– Лиза, они будут стрелять во всех без разбору. Я хочу, чтобы у вас была возможность выжить.
…На похороны Баумана собралось много рабочих. От Лефортова до Ваганьковского кладбища шли, взявшись за руки, чтобы никто не мог остановить процессию, сопровождающую гроб. Впереди шли Шанцер, Васильев-Южин225, Карасев, Николаев, Лиза, Николай, члены боевой дружины и многие другие. Всю дорогу мужчины сменяли друг друга, неся гроб Баумана.
Боевая дружина была наготове, ожидая нападение черносотенцев. До Ваганьковского кладбища добрались к концу дня, когда уже начало темнеть. Дружинники заняли посты у входа и вокруг могилы и зорко следили по сторонам.
Начался митинг. Выступали Шанцер, Васильев-Южин с призывом свергнуть самодержавие, бороться, как Бауман, за демократию и социализм…
С кладбища вышли, неся развернутые красные знамена. Николай приблизился к Лизе ближе:
– Будьте внимательнее, Лиза, – прошептал он.
Лиза ощутила тревогу. Неужели все-таки будут стрелять?
Возле университета на улице было слишком темно – кто-то разбил газовые фонари. Николай поймал руку Лизы и сжал. И тут со всюду засверкали выстрелы: из Александровского сада, из Манежа, с крыш домов. Шмит потянул Лизу прочь из толпы в сторону ближайшего укрытия. Дружинники открыли ответную пальбу, но вскоре выстрелы стихли. Рабочие подхватили раненных и убитых и укрылись в стенах университета. Николай не выпускал руку Лизы, пока они не оказались внутри.
Раненых отнесли в большую аудиторию, Лиза и другие женщина занялись перевязкой и уходом за пострадавшими в перестрелке. Большая часть мужчин взялась за сооружение баррикад возле университета. Боевая дружина рассредоточилась и заняла позиции.
Николай принес несколько столов, воды, скатерти под бинты. Помог расположить тяжелораненых на столах. Лиза взглядом его поблагодарила – ей действительно трудно было наклоняться, а оказать качественную помощь тяжелораненым могла только она.
Время шло. Ждали продолжения боя. Было тревожно. Некоторые раненые стонали, но Лиза для них сделала все, что могла.
Она прошла к окну и отогнула край тяжелой шторы. На улице горели костры. Рабочие укрылись за баррикадами и были наготове. На небе же безмятежно горели такие далекие звезды.
Лиза закрыла глаза, прижавшись головой к стене. Как же ей сейчас хотелось, чтобы Алексей был рядом. Укрыться в его надежных объятиях, почувствовать его тепло, услышать ласковый завораживающий голос мужа. Он бы смог ее успокоить, рассмешить, снять усталость, напряжение, тревогу. С ним так надежно… Лиза открыла глаза. Как же она не понимала раньше! Он всегда был для нее надежной опорой, поддержкой, частью ее самой, а она от этой важной части отказалась! Сколько в нем терпения и любви. О, Господи, одна надежда, что все еще можно исправить и его вернуть!
… Ночь прошла спокойно, без происшествий. Утром с рассветом мимо проехали конные патрули казаков, но в конфликт с рабочими не вступили. К полудню было решено поодиночке расходиться…
* * *
Уехать в Москву на следующий день Алексею не удалось. Пришлось улаживать некоторые денежные вопросы. Когда затруднения были разрешены, Алексей отправился в дорогу. Путь был дальний, так что времени хватило все обдумать. В Москву Глебов ехал с твердым намерением вернуть Лизу. И если так сложится, что она ему откажет, на этот случай у него был разработан план. Гришка и Антон подкинули неплохую идею. Глебов готов был похитить жену и вывести ее Швейцарию. Есть там пара-тройка ему знакомых укромных живописных мест, где он «поселится» с женой…
По прибытию в Москву, Алексей не стал селиться в гостинице и сразу же отправился на поиски жены по адресу, который передал ему адвокат.
Дверь открыла прислуга, он сообщил, что к госпоже Глебовой, женщина его впустила и попросила обождать. Услышав голос жены в соседней комнате, Алексей ждать не стал – сердце екнуло и припустило вскачь, – он направился к двери и распахнул ее.
Лиза сидела в библиотеке за столом. Как только дверь распахнулась, она сразу же подняла глаза и насторожено посмотрела на вошедшего. Их взгляды встретились, и время будто замедлило бег. Глаза Лизы вспыхнули, расширились, Алексей сделал шаг навстречу и… тут увидел Шмита. Николай Шмит стоял возле книжного шкафа и хмуро смотрел на Алексея.
Благое настроение сразу пропало. Глаза Глебова сузились, он криво осклабился, высокомерно расправил плечи. Лиза, заметив изменившееся настроение супруга, смущено взглянула на Шмита, поднялась.
– Алексей…
Глебов сразу заметил ее выпирающий живот. Сердце разбилось на куски, в ушах зазвенело. Он зло взглянул ей в глаза, затем перевел взгляд на Шмита.
– Алексей!
– А ты время зря не теряла! – озлобленным тоном выплюнул он слова, повернувшись к жене. – Два месяца была вдовой, и такие изменения!
Лицо Лизы пошло красными пятнами.
– Как вы смеете! – вступился Шмит, но Лиза слабым жестом попросила его успокоиться.
– Алексей, я не могу разговаривать с тобой, пока ты говоришь со мной таким тоном…
– Я совершенно спокоен, моя дражайшая супруга! – Он сделал несколько шагов в ее сторону, уперся руками в стол. – Скажи, ради приличия ты немного подождать не могла, а? Хотя какие приличия?! Виноват – сглупил, не дав тебе развод. Теперь же, что я получил? Жену, обрюхаченную любовником. Деньги тоже потратила на него?
– Так тебя волнуют только потраченные мною деньги? – На лице Лизы отразились боль и гнев.
Алексей зло усмехнулся:
– Возможно!
– И может быть, ты нарочно сделал так, чтобы я поверила в твою смерть? Ты нарочно подверг меня такому испытанию?
Глебов не преминул усугубить положение:
– Ты догадлива, моя дорогая!
Лиза наотмашь ударила его по лицу, и опустилась на стул, закрыв лицо руками.
– Вам лучше уйти! – Шмит вновь выступил вперед. – Вы ее не заслуживаете!
Глебов не помнил, как преодолел расстояние между ними и врезал Шмиту, что было сил, так что Николай отлетел в сторону на пару шагов.
