Инга Самойлова
На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре
– Что ты творишь?! – закричала Лиза на мужа, но он будто не слышал ее. Николай быстро поднялся на ноги и ринулся на Алексея. Занес кулак, но Глебов уклонился и ударил его под дыхло. Схватил за лацканы и врезал в лицо.
– Алексей, прекрати!
Но Глебова было не остановить. Он пару раз коленом ударил Шмита под дыхало, тот скрючился и скатился к его ногам. Алексей выпустил противника из рук, грубо оттолкнул. Его грудь высоко вздымалась, а кулаки непроизвольно сжимались и разжимались, пока он исступлённо смотрел на поверженного противника. Лишь спустя некоторое время он взглянул на Лизу. Глаза ее были заплаканными, большими, и напоминали два синих озера, лицо ее пылало, а его ярость явно ее напугала, ошеломила.
– Ты, ты… – она не нашла слов, чтобы выразить свои мысли и чувства, и лишь бережно прикрывала ладонями свой живот.
– Знаю, – ответил он свирепо, переведя взгляд от ее живота на лицо. – Черта с два ты получишь развод.
Он стремительно вышел из комнаты, и Лиза разрыдалась. Она подошла к Шмиту и присела рядом с ним на пол.
– Прости меня. Пожалуйста, прости, – прошептала она, видя как он стирает кровь со своего лица и шмыгает разбитым носом. Шмит не ответил. Лиза и не ждала его ответа. Сердце ее было разбито окончательно и бесповоротно.
* * *
Алексей напился. Умышленно, сознательно напился. Он никогда не напивался до такого состояния. Все плыло перед глазами, язык плохо слушался, но алкоголь не помог заглушить боль и отчаяние, и не помог забыть Лизу.
– Пре-е-датель-ница, – заплетающимся языком сказал он и залпом выпил очередную рюмку горькой. – Оф-ии-цант, еще-е водки! и-и.. эх! – Глебов, упираясь локтем в барную стойку, схватился за голову.
– Господин Глебов, – окликнул его знакомый голос. Алексей с трудом поднял голову и увидел перед собой раскачивающийся образ Малышева.
– А! Кто к на-ам пожаловал! – протянул Алексей. Пьяно осклабился. – Поди вон! – он отвернулся от Малышева.
Малышев же уходить не собирался: подвинул высокий стул, сел и залпом выпил предназначавшуюся Алексею рюмку водки.
Глебов недоуменно посмотрел на него:
– Ты-й е-ще з-десь?
Малышев посмотрел ему в глаза:
– Чем обязан столь немилой встречи?
Алексей фыркнул:
– Ес-ли бы не вы… с вашими гряз-ными иг-рами… у мя была б семья! – Глебов развел руками. – Щас у мен-ья ни-йчё нет!
Он отвернулся:
– Офи-ицант!
Официант услужливо вновь поставил перед Алексеем рюмку, но Малышев вновь первым перехватил ее и выпил.
– Нар-ываешься! – Алексей замахнулся на Малышева, но тот увернулся и в тот же момент подхватил Алексея, чтобы он не упал.
– Тпру, спокойно, – сказал он, усаживая Глебова на место.
– Откуда ты взя-ался?
– Да так, по служебным делам, – отмахнулся Малышев от вопроса. – Хочу предложить тебе компанию вместе вернуться в Петербург. Что скажешь?
– Я ни-икуда не поед-у, – Глебов отрицательно замотал головой, за которую затем схватился. – Официант, почему так шторм-ит? Мы чт-о, в море?
Официант взглянул на Малышева. Малышев махнул рукой, заставив его уйти. Затем встал, поставил Глебова на ноги – того же качало из стороны в сторону – и придерживая за лацкан пиджака, профессионально дал ему кулаком в челюсть. Глебов сразу отключился, сник, но Малышев удержал его, взвалил себе на плечо как тряпичную куклу и вынес из ресторанчика под пристальными недоумевающими взглядами посетителей.
_ 48
* * *
«…Алексей движется куда-то, его несет невидимая сила, несет по темному узкому коридору. Внезапно распахивается дверь, и он оказывается в черно-белой комнате. В ней пусто, лишь посередине стол, стул. На столе горит свеча. Ее огонек полыхает, колышется и гаснет – лишь тоненькая струйка дыма поднимается зигзагами вверх. Алексей приближается ближе. На столе разложены предметы, вместе выглядящие бессмысленно: Библия, кинжал с всевидящим оком на рукояти, циркуль, молоток, черный шнур. Алексей оглядывается и видит, как на стенах появляются надписи. Он не успевает их прочитать, но слышит громкий голос Малышева: «Преступление не может остаться безнаказанным», «Совесть самый верный судья», «Без законного приказания месть – преступление». Комната кружит все быстрей и быстрей. Так, что перед глазами все плывет, голова трещит по швам, а желудок готов вывернуться на изнанку…»
Алексей проснулся. Голова болела, а перед глазами плясали цветные пятна. Безудержно мутило, а в горле пересохло так, что с трудом поворачивался язык. Алексей открыл глаза, и снова их закрыл – потолок комнаты плыл.
Пытаясь вспомнить, где он и как здесь оказался, но, так и не вспомнив, Глебов вновь открыл глаза. Это была его комната в Питере, без сомнения. Но как, черт возьми, он здесь оказался?! Ведь пил-то он в Москве!
Алексей вновь закрыл глаза и попытался вспомнить. Вот он входит в ресторан, садится за барную стойку… Вот он выпивает рюмку за рюмкой… Затем еще и еще… напивается до чертиков… Точно, до чертиков, так как вспомнился образ Малышева. Неужто тот его притащил в Питер? Как?!
Глебов попытался встать, но со стоном повалился на подушку. Отвратительно чувствовать себя беспомощным. Мозг работает, а тело не слушается. Так и умереть недолго! И некому даже стакан воды поднести…
Дверь комнаты открылась и на пороге возникла прислуга Арина.
– Вы проснулись, хозяин?
Он посмотрел на нее, как на спасительницу. Она вошла, держа в руках поднос.
– Что это? – спросил Алексей, наблюдая, как она ставит поднос, прикрытый салфеткой, на прикроватный столик.
– Чай с сахаром, – сообщила она, наливая в кружку черный чай и добавляя в него изрядное количество сахара.
– Мне сейчас не чай нужен, а что-нибудь ядреное…
– Никакого хмельного! – объявила она, так что Алексей растерялся.
– Я имел в виду рассол. Огуречный.
Горничная широко по-доброму улыбнулась.
– Господин, который вас привез, настоятельно рекомендовал отпаивать вас чаем с сахаром. А потом отправить прогуляться. Пешком. По морозу.
– Что за господин? – спросил Алексей, но чай отхлебнул. Жидкость приятно прокатилась по гортани и желудку.
– Он как-то приходил к вам, один раз.
Алексей поморщился. Ну, точно, Малышев.
– Он что-нибудь передавал?
– Нет, не передавал. Уложил вас и ушел.
– Как это мило с его стороны, – пробурчал Алексей, попивая чай. На большее сейчас не было сил, и он снова лег на подушку. В конце концов, куда ему торопиться? Если Малышев вновь хочет втянуть его в какую-нибудь авантюру, он даст о себе знать. Но, ой, как не хотелось вновь связываться с полицией! Как же он их недолюбливал и от них устал!
* * *
После полудня Алексей выбрался на прогулку. Пешая прогулка и свежий морозный воздух благотворно повлияли на его состояние. Почувствовал он себя на много лучше. Когда же Глебов решил вернуться домой, перед ним остановилась карета, и первой мыслью Алексея было предположение, что явился Малышев. Но тут же понял свою ошибку, когда дверца открылась, и выглянул Витте.
– Добрый вечер, Алексей Петрович!
– Добрый вечер.
– Составите мне компанию?
Алексей пожал плечами:
– Пожалуй.
Он забрался в карету и сел напротив Витте.
– Слышал, Его Величество пожаловал вам титул.
Витте усмехнулся:
– Так и есть, господин Глебов. Но злые языки не преминули приписать приставку к титулу. «Граф Полусахалинский». Думаю, еще долго мне в вину будут ставить потерю Южного Сахалина. Бездари и сплетники! Еще, был награжден орденом Александра Невского и на средства казны мне прикупили виллу в Биаррице… А вы разве не в курсе последних новостей?
– Каких?
Витте удивленно воззрился на Алексея:
– Вы Манифест читали?
– Манифест? Простите, Сергей Юльевич, я действительно не знаю, о чем вы. Последние дни… как-то выпали из моей жизни.
Витте улыбнулся, протянул ему газету:
– Тогда прочтите.
Глебов развернул газету. В ней цитировалось содержание основных статей Высочайшего Манифеста об усовершенствовании государственного порядка226. Алексей бегло прочел:
«Выражая свою скорбь по поводу «смут и волнений», охвативших государство, государь признает необходимым «Объединить деятельность высшего правительства», на обязанность которого он возлагает «выполнение непреклонной нашей воли: даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах неприкосновенности личности, свободы, совести, слова, собраний и союзов; не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе… те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив засим развитие общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку; и установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной Думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от нас властей».
– И как вам мой манифест? Я принимал непосредственное участие в его составлении и продвижении.
– Демократично, – единственное, что нашелся сказать Алексей. Россия вступила на путь зрелого парламентаризма. Однако он предполагал, что Манифест вызовет растерянность власти на местах и не внесет скорого успокоения в массы. Если умеренно-либеральные круги примут созданное манифестом положение как исполнение их желаний, то левые круги, социал-демократы и эсеры, не будут удовлетворены и продолжат борьбу. С другой стороны, и правые круги не примут содержащиеся в Манифесте уступки революции…
– А еще меня назначили председателем Совета министров, то есть первым русским премьер-министром с предоставлением широких полномочий.
– А вы этого хотели? – осторожно поинтересовался Алексей.
– Этого ли я хотел? Я хотел и хочу служить Отечеству! Манифест устанавливает политические права для подданных России: неприкосновенность личности, свободы совести, слова, собраний и союзов. К выборам в парламент станут привлекаться слои населения, ранее лишенные избирательных прав. Государственная дума поменяет свое значение и приобретет черты развитого парламента. Закон не будет иметь силу без одобрения Государственной думы. Вот чего я хотел, и это все содержится в Манифесте 17 октября.
Глебов предпочел молчать. К чему какие-либо комментарии. Витте любит говорить и любит себя слушать. Как многие из политиков.
Тем временем Витте продолжил:
– Прием, сделанный мне в Америке, сделался известным в Петербурге и многим мешает хорошо спать. Знаете, что внушили Государю? Государю внушили, что я хочу быть президентом. Президентом всероссийской республики. Бред! А мы ведь с вами понимаем, что должность председателя Совета министров «расстрельная» и для карьеры безнадежная. Террористы отстреливают чиновников как дичь. У нас в России все, что ни делается, хотя, может быть, и хорошее, принимается или озлобленно, или критически, или равнодушно.
Алексей пожал плечами:
– Согласен.
Витте внимательно на него посмотрел:
– Вам нездоровится?
Глебов устало усмехнулся:
– Да, так и есть.
– Тогда, простите, Бога ради. Я не хотел вам досаждать. Позвольте, я отвезу вас домой.
Алексей признательно улыбнулся:
– Да, покорнейше благодарю.
* * *
Витте доставил Алексея домой, но и здесь его не оставили в покое. Когда он вошел в квартиру, то застал в гостиной Малышева. При виде Алексея Малышев поднялся со стула и с ироничной улыбкой произнес:
– Рад видеть тебя в добром здравии.
Глебов изнеможенно опустился на диван. «Что им всем от меня надо?» Он опустил голову на спинку дивана и посмотрел на Малышева, который сел рядом.
– К чему такая забота обо мне?
Малышев посмотрел на него:
– Везде ищешь подвох?
– Только не надо говорить о проснувшемся альтруизме227!
Малышев помолчал. Затем с усмешкой покачал головой:
– Да нет! Скорее полнейшее безумие было с моей стороны тащить тебя на себе до вокзала, а затем еще и за компанию пьянствовать с тобой всю дорогу до Петербурга. За двенадцать часов, Глебов, я узнал о тебе, больше, чем за все время знакомства.
– Вот только не надо лезть в душу! – огрызнулся Алексей, обрывками припоминая их загул в поезде. Дни пьянства выпали из головы, а вот предательство жены ни на секунду забыть не удалось! – Малышев, тебя никто не просил везти меня в Петербург. Я вообще не собирался сюда возвращаться. Вы мне все уже осточертели!
Малышев хмыкнул. Вздохнул:
– Вообще-то я по делу. Тебя еще интересуют сведения о Катарине Хмельницкой?
Глебов удручено провел рукой по волосам. В последнее время он занимался только своими делами и про поиск Катарины и ее сына и не вспоминал. В жизни бывают сложности, но слово держать всегда надо. А он обещал позаботиться о семье Кости Абрамовича, который жизни своей не пожалел ради друга.
Алексей посмотрел на Малышева:
– Бесспорно, интересуют.
Малышев протянул Глебову листок бумаги:
– Здесь адрес. Но хочу предупредить – тебя ждет неприятный сюрприз.
Глебов взглянул на адрес.
– Больше ничего не скажешь?
– Ты должен знать. Это Хмельницкая сдала тебя Лопухину.
– Я знаю.
– И ты все еще хочешь ей помочь?
– Костик, Катарина и я вместе прошли огонь и воду. Они были моей семьей. Как ты думаешь, хочу ли я помочь?
* * *
Как только Малышев ушел, Глебов сразу же отправился по адресу.
Дверь в квартиру оказалась не заперта. Алексей распахнул ее и увидел довольно значительную по численности разношерстную толпу: мужчины, женщины, богатые и бедные – эдак, человек пятьдесят.
Все чего-то ждали, кто-то тихонько перешептывался, кто-то застыл в задумчивой позе, кто-то нервно постукивал пальцами по поверхности спинки стула или отбивал дробь ногой. Словно были на приеме к высокопоставленному чиновнику.
– Простите, что происходит? – спросил Алексей у лысеющего мужчины, стоящего рядом.
Тот посмотрел на Глебова как на безумца.
– Ждем-с, – ответил он, приглаживая рукой и так чрезмерно зализанные волосы.
– Чего ждем-с?
– Когда Григорий Распутин примет,– ответил мужчина таким тоном, разве что не покрутил пальцем у виска.
– А, – Глебов понимающе кивнул, а потом вновь с улыбкой спросил: – А он кто?
Мужчина выпучил глаза:
– Вы разве не знаете?
– Нет.
– Распутин – человек Божий из Тобольской губернии. Провидец, целитель.
Алексей скептически хмыкнул, обвел взглядом присутствующих:
– И что, здесь все больны?
– Ну, знаете-с! – Его насмешливый тон не укрылся от мужчины: он отошел от Алексея в сторону и отвернулся.
В этот миг дверь комнаты открылась, вышел мужчина и сказал:
– Прошу простить, но время приема закончилось. Григорий устал. Приходите завтра. С десяти до часу.
Толпа зароптала.
Дверь вновь открылась и на порог вышла женщина, по всей видимости, посетительница, а следом за ней мужчина, судя по всему, провидец, приема у которого все ждали.
Распутин внешне напоминал русского крестьянина. Крепыш среднего роста. Его светло-серые глаза сидели глубоко и одновременно и приковывали, и вызывали неприятное чувство. Взгляд пронизывал и немногие его выдерживали. Его длинные умасленные густые волосы ниспадали на плечи, что делало его похожим на монаха или священника.
Он поднял вверх руку, и все замолчали.
– Вы пришли все ко мне просить помощи. Приходите завтра. Я всем помогу.
Его голос был спокойным, убаюкивающим, таким, что люди стали постепенно расходиться. Глебов отодвинулся в сторону, чтобы пропустить уходящих.
Когда толпа разбрелась, Глебов последовал к комнате, в которую чуть ранее вошли Распутин и его секретарь.
– Что ты хочешь от меня, Арон228, что я могу сделать? – говорил Распутин.
– Недопустимо, чтобы разводились разговоры о княжнах, и эти разговоры дошли ИХ ушей, – возражал тот, – Ты должен понять, что перед столь важной встречей с Ними229, ты не должен быть замешан в грязи! Придержи свой темперамент.
– Убирайся к черту, – повысил голос Распутин. – Я ничего не сделал!
– Все происходит от того, что ты постоянно гоняешься за юбками, – продолжал спокойно его советник. – Оставь этих баб. Ты же не можешь пропустить мимо себя ни одной женщины.
– Разве я виноват? Я не насилую их. Они сами шляются ко мне. Я здоровый мужчина и не могу противостоять, когда ко мне приходит красивая женщина. Почему мне не брать их? Не я ищу их, они сами приходят ко мне.
– В твоих собственных интересах покончить с этим. Хотя бы временно.
Глебов постучал о дверной косяк, будто только что ступил на порог их квартиры. Мужчины резко замолчали и обернулись.
– Прием окончен, – сообщил быстро помощник Распутина.
– Я по другому вопросу, – Алексей прошел внутрь, – Я ищу Катарину Хмельницкую.
Секретарь взглянул на Распутина, тот же с заинтересованностью смотрел на посетителя.
– Ничем не можем вам помочь, – заявил секретарь.
Глебов посмотрел на Распутина, игнорируя ответ его помощника. Распутин усмехнулся, обнажив нездоровые черные зубы.
– Уйди, Арон, – сказал он.
Секретарь хотел возразить, но набрав больше воздуха, шумно выдохнул и зашагал к выходу.
– Нюра! – крикнул он, захлопывая дверь. – Почему парадная до сих пор открыта?!
– Ту женщину, которую ты ищешь, ты здесь не найдешь, – произнес Распутин.
– А вот мне достоверно известно, что Катарина Хмельницкая находится здесь.
– Уходи. Тебе здесь не место.
Алексей напряжено смотрел на Распутина. Его взгляд, голос вызывали у него неприятное чувство – Распутин гипнотизировал, подчинял, желал управлять его волей. Его натура источала магнетизм, который как притягивал людей, так и отталкивал. Алексея он отталкивал. И ответы Распутина его не устраивали.
– Нет, так нет, – сказал Глебов, решив временно отступить. – Прощайте.
* * *
Алексей вышел на улицу, обдумывая, как поступить дальше. Единственное, что оставалось – это последить за домом Распутина, дождаться его ухода и вновь вернуться.
Время шло, но ничего такого, что подтвердило бы нахождение Катарины в квартире Распутина, не произошло.
Вечерело. Становилось все холоднее. Голова раскалывалась. Туфли же, купленные в Лондоне, не выдерживали Петербургской промозглости и холода. Алексей постучал ногой об ногу, пытаясь хоть как-то согреться. На сегодня достаточно приключений, решил он, и зашагал по улице. На площади вновь был митинг, но не с той агрессией, что раньше – все же Манифест 17 октября дал результаты. Алексей шел сквозь толпу. Студенты, служащие, рабочие, солдаты…
Глебов неожиданно ощутил, что кто-то находится к нему слишком близко. И тут, чья-то рука почти неощутимо проникла ему в карман…
Алексей схватил воришку за руку, он вскрикнул.
– Я тебе сейчас уши надеру! – пригрозил Глебов выворачивающемуся из его рук мальчишке. Драная поеденная молью шапка слетела с его головы, обнажив грязные белесые волосы.
– Отпусти, дядьку! – взвизгнул испуганно пацан.
– Пашка? – Алексей с сомнением уставился на чумазое лицо мальчишки. Мальчик взглянул на него своими светлыми голубыми глазами, и сердце Глебова рухнуло вниз. Он поздно осознал, что ослабил хватку: мальчишка вырвался и бросился бежать.
– Пашка, стой!
Глебов рванул за ним, но пробираться сквозь толпу, в которую нырнул худенький мальчик, ему было сложней. В прежние времена в толпе бы нашлись те, кто остановил бы воришку. Но сейчас все были слишком заняты идеями революции, чтобы отвлекаться на такие мелочи.
– Пашка, стой! – еще раз крикнул Алексей, выбираясь из толпы и заметив, как мальчишка ловко зацепился за задок коляски. Мальчик оглянулся, но в этот момент коляска попала в рытвину, подскочила, он не удержался и грохнулся на дорогу, сильно приложившись головой о камень.
– Пашка! – внутри у Глебова похолодело. Он бросился к мальчишке. – Пашка!
Мальчик был без сознания. Алексей осторожно осмотрел его голову. Слава Богу, большая шишка, а не дыра в голове!
Глебов подхватил мальчика на руки. Благо заметил извозчика, махнул ему рукой. Нужно показать Пашку доктору. А потом уж все остальное…
* * *
Пока доктор осматривал ребенка, Алексей стоял рядом. Мальчишка со страхом и недоверием смотрел на мужчин.
– Ничего страшного, до свадьбы заживет, – сказал устало доктор, осмотрев ушиб на голове мальчишки и намазав зеленкой. Затем посмотрел на Глебова:
– Все в порядке.
Доктор оставил свои рекомендации по уходу и ушел. Глебов взглянул на мальчика, который смотрел на него как загнанный волчонок, готовый цапнуть за руку в любой момент. Рукава и брючины его одежды были коротковаты, и вся одежонка висела на исхудавшем мальчишке. Первый делом нужно его накормить, затем отмыть, а потом можно будет и поговорить.
– Арина, – позвал Алексей прислугу. Женщина явилась по первому зову. – Ужин готов?
– Готов, Алексей Петрович. Подавать?
– Накройте на две персоны.
Женщина с неодобрением уставилась на грязного мальчишку. То, что он уже пачкал хозяйскую постель, вызывало у нее недовольство.
– И еще. Вскипятите воду. Да побольше.
Женщина одобрительно кивнула:
– Хорошо, Алексей Петрович.
…Мальчишка сидел за столом, неуверенно вертя ложкой, и голодным взглядом наблюдал, как Глебов неторопливо ест на другом конце стола.
– Почему ты не ешь?
Пашка молчал. Алексей вздохнул. Мальчишка чурался его, как черт ладана. И ко всему прочему голова по-прежнему раскалывалась после встречи с Распутиным. Неплохо было бы выпить. Да вот только Арина нарочно не поставила спиртное на стол. Глебов встал и прошел к шкафу, где хранились разнообразные алкогольные напитки. Заперто. М-да…
Он обернулся на странный звук позади. Мальчишка с шумом выпил суп из тарелки и руками стал выедать гущину, быстро запихивая ее себе в рот. Увидев, что Глебов на него смотрит, он замер, медленно поставил тарелку на стол и утер рукавом губы и подбородок.
– Ешь. Не стесняйся.
Но мальчишка лишь больше ссутулился, опустив голову вниз.
Алексей подошел к столу, подвинул к Пашке тарелку со вторым.
– Котлета с вермишелью. Арина мастерица их готовить, – сказал он. Мальчик сглотнул слюну, смотря на еду.
– Можно? – не удержался он и взглянул на Алексея. – Я отработаю.
Глебов скрыл смущение. Ведь и он виноват в том, что сын его друга, стал бродяжкой и уличным воришкой.
– Договорились.
… Искупать мальчишку оказалось еще труднее, чем накормить. Он брыкался, сопротивлялся и не позволял Арине его раздеть. Алексею пришлось вмешаться.
– Что у вас здесь происходит? – спросил он с недовольством, явившись на шум.
– Он не желает раздеваться! – женщина развела руками, чем мальчуган не преминул воспользоваться. Он бросился от нее прочь, но мимо Алексея ему проскользнуть не удалось. Глебов поймал его за руку. Мальчишка вскрикнул и от страха прикрылся рукой, будто ждал, что Алексей его ударит.
– Пашка, – позвал Глебов мягко, чтобы успокоить мальчика. Тот неуверенно с опаской посмотрел на него.
Алексей присел на корточки:
– Почему ты не хочешь мыться?
Пашка молчал.
– Ты обещал отработать. Так вот, первым делом ты должен помыться. Понял?
Мальчишка отвернулся. Затем нехотя кивнул.
Алексей отпустил его плечо. Пашка вернулся к медной ванне, из которой поднимался пар, и стал расстёгивать пуговицы на одежде.
– Отвернись, – буркнул мальчишка женщине, – отвернись!
– Еще чего! – возмутилась она. – Чтобы ты деру дал?
Алексей взглядом попросил женщину не спорить, и, убедившись, что все благополучно обошлось, вернулся в столовую комнату. Хотелось выпить, а для этого нужно было вскрыть шкафчик, так как Арина спрятала ключ. Может, просто пригрозить ей увольнением? Иначе, что, прислуга стала командовать в доме? Нет, пусть пока занимается мальчишкой. Глебов был не мастак в общении с детьми, и уходила масса сил, чтобы убедить Пашку послушаться. Да еще голова трещит.
Алексей скрутил проволочку и сунул ее в замочное отверстие шкафчика, но тут же вздрогнул от натужного вопля мальчишки.
Глебов чертыхнулся и вновь направился к ним.
– Да что у вас опять, черт возьми?
Женщина перекрестилась от его чертыханий. Мальчишка плюхнулся в воду.
Арина сгребла с пола грязную одежду, мальчик вновь завопил, забыв про страх перед мужчиной.
– Что ты вопишь? – Алексей встал над ним. Пашка поднял на него глаза. Плачет?
– Что случилось?
Арина пояснила:
– Я хотела забрать его одежду, чтобы постирать, а он не дает.
Алексей вновь посмотрел на Пашку:
– И что из того, что твою одежду постирают?
Мальчишка шмыгнул носом:
– А я что, голяком буду?
– Арина, принеси мою сорочку.
– Какую?
– Любую.
Женщина вышла, а Глебов вновь заговорил с ребенком:
– Завтра ты сможешь забрать свою одежду. Арина постирает и прогладит ее. Тебе все ясно?
Мальчишка нехотя кивнул, не смотря ему в глаза.
Глебов протянул ему полотенце.
– Вылазь.
Пашка послушно выбрался. Только теперь Алексей заметил на спине мальчишки полосы. Полосы от розог, которыми его пороли. Глебов завернул мальчика в полотенце, подождал, пока ребенок вытрется. Пришла Арина, Алексей отошел в сторону, позволив ей одеть парнишку.
Глебов вышел из ванной комнаты, вернулся в столовую, вскрыл шкафчик, налил коньяка.
Нужно поговорить с мальчиком. Узнать, что случилось и где его мать. Глебов прошел в гостевую спальню, где Арина постелила для Пашки, но мальчишка уже спал.
_ 49
* * *
Алкоголь смог притупить и головную, и сердечную боль, но не избавил от ночного кошмара…
«Распутин гипнотизировал его своими темными глазами, и Алексей тонул в их черной бездне. И чем сильнее затягивала его их пучина, тем сильнее становилась головная боль. И вот беспроглядная мгла окружила его со всех сторон. Нет ни боли. Ни света. Ни звука. Невесомость. Смерть… Внезапный мощный импульс, толчок выбрасывает его из тугой мглы. Проблеск. Больше, ярче. Свет…»
…Алексей вздрогнул, резко проснулся. Шея и плечи болели, так как заснул он в кресле. Глебов потер шею, зевнул и посмотрел на кровать, где спал Пашка. Мальчишки не было! Алексей подкинуло с места. Неужели сбежал?
Он быстрым шагом вышел из комнаты, заглянул в некоторые помещения и пошел на шум. В одной из комнат он застал Пашку, уже одетого – по всей видимости, Арина рано утром принесла его выстиранную и проглаженную одежду. Мальчишка шарил в шкафах.
– И чем же ты занимаешься?
Пашка вздрогнул и обернулся на голос. Спрятал руку за спиной.
– Ничего мне не хочешь сказать?
Пашка исподлобья взглянул на Алексея, весь напрягся, готовый в любое мгновение сорваться и сбежать. Глебов сел на стул. Что же делать в таких случаях? Мальчишка хотел его обворовать. И естественно, потом сбежать. Нужно что-то сделать, чтобы Пашка не пытался сбежать. А для этого нужно выявить причину. Пашка тихонько отодвигался к выходу.
– Я знал твоих родителей, – произнес Алексей, – Они были моими друзьями.
Пашка остановился.
– Ты мой крестник, Пашка. Я хочу помочь тебе и твоей маме.
Мальчик с недоверием и надеждой посмотрел Глебову в глаза:
– Правда?
– Правда.
Пашка бросился к Алексею и повис на его шее, крепко обхватив своими худенькими ручонками. Глебов растерялся, затем приобнял мальчишку рукой.
– Я тебя искал, – радостно произнес мальчик. – Сейчас. – Он выбежал из комнаты и вскоре вернулся с грязным измятым конвертом в руке. – Мама сказала отдать тебе.
Глебов взял конверт, вскрыл, развернул письмо. Почерк Катарины, но строчки неровные и слабо прописанные. Словно писал очень обессиленный или больной человек.
«Алексей!
Я больна. Как не старалась, но обмануть смерть я не могу. Ты крестный моего и Кости сына. Паша нуждается в защите и опеке. Позаботься о нем. И прости, если что.
Катарина Хмельницкая»
Глебов посмотрел на мальчика, с надеждой смотревшего н него.
– А где твоя мама, Пашка?
– Мама у того черного дядьки. Она сказала, что он вылечит ее и что мы должны остаться в его доме.
Алексей присел перед мальчиком на корточки.
– Как зовут этого дядьку? Григорий Распутин, так?
Мальчик кивнул.
– Скажи, это он бил тебя?
Пашка молчал.
– Почему ты не живешь с мамой?
– Я сбежал. Но иногда я пробираюсь к ней. – Мальчик замялся. – Она не хочет уходить, а я хочу, чтобы она ушла со мной. Ты поможешь? Мама говорила, что если я буду слушаться тебя, ты мне будешь помогать.
Глебов не нашелся, что ответить. Пашка некоторое время сомневался, затем стал выгребать из своего кармана то, что успел украсть в квартире – деньги, запонки, кольца.
– Вот, забери. Я больше не буду. Только помоги мне вернуть маму! И я всегда, всегда буду слушаться тебя. Клянусь!
Алексей взглянул на украденные богатства. Странная штука – жизнь. Много лет назад Костик Абрамович говорил ему схожие слова: «Вот, забери. Только помоги мне спасти Катарину. Я всегда, всегда буду слушаться тебя. Клянусь!»
Глебов взглянул на Пашку.
– Не надо клятв, – ответил он мальчишке так же, как ответил и его отцу. Встал и добавил:
– Я помогу.
* * *
Прежде чем отправиться к Распутину, Алексей позвонил Малышеву.
– Я собираюсь вломиться в квартиру Григория Распутина и забрать Катарину, – сообщил он.
В трубке последовало молчание, затем Малышев произнес:
– У Распутина много высокопоставленных покровителей. Это плохая идея, Глебов.
–Тогда приезжай и останови меня, – ответил Алексей и повесил трубку. У него форы чуть более четверти часа…
…Глебов решительно вдавил кнопку звонка. Дверь приоткрыла девушка, не снимая цепочки с замка.
– Мне нужна Катарина Хмельницкая.
Девушка испугано вытаращила глаза.
– Уходите! – Она хотела захлопнуть дверь, но Алексей вышиб ее плечом.
– Катарина! – крикнул он, проходя мимо перепуганно закричавшей женщины, и заглянул в первую из комнат. – Катарина!
Позади послышались тяжелые шаги, Глебов обернулся. Перед ним стоял Распутин. Его темные глаза устремились на Алексея.
– Зачем ты здесь? – сказал он обволакивающим тоном.
– Я пришел за Катариной.
Распутин приблизился, не сводя взгляда с глаз Алексея:
– Ее здесь нет. И никогда не было, – произнес он окутывающим голосом. – Ты был моим врагом, но теперь ты больше не враг. Ступай домой. Я хочу остаться с моими здесь и отдохнуть.
Глебов сделал медленный шаг вперед, приблизившись к Распутину.
– Черта с два на меня подействует твой гипноз, – процедил он сквозь зубы.
Распутин с интересом посмотрел на Алексея.
– Где она?
– Так вот ты каков, Алексей Глебов, – произнес Распутин. – Позволишь заглянуть в твою душу, и я отдам тебе ее.
Алексей раздраженно схватил Распутина за плечо.
Яркая вспышка… «Распутин у императора и императрицы, он прикладывает руки к голове малолетнего наследника престола… Вокруг Распутина вьются толпы богатых знатных женщин, мужчин, боготворят его, целуют ему ноги… Распутин окружен кучкой озлобленных людей, они стреляют, еще и еще… Его подносят к краю моста, переваливают через бордюр, бросают, удар об лед… Холод…»
Алексей вздрогнул, отпустил руку Распутина.
Григорий был удручен:
– Я ничего не увидел. Уходи!
Алексей взглянул на настенные часы.
– Ты бил Пашку? – спросил он. – Да или нет?
Распутин надменно вздернул голову:
– Наказывал. За воровство.
Глебов врезал Распутину так, что тот отлетел к стене. Алексей склонился над ним:
– Я видел твою смерть. Ты умрешь от того, что возомнишь себя Богом. Отдай Катарину.
