полная версия

Инга Самойлова
На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре

Полная версия

Через двадцать минут, после обработки раны и перевязки, он сидел в столовой комнате и уплетал приготовленный Ариной обед. Фрау, некоторое время постояв в дверях, вышла и прикрыла за собой дверь.

Алексей откинулся на спинку стула, задумчиво пережевывая пищу. Фойт вызывала у него непреодолимое неприятие. Эта фрау явно темнит. И чтобы выяснить, что к чему, нужно усыпить ее бдительность и проследить за ней.

Закончив обедать, Алексей вышел в коридор.

– Прошу меня не беспокоить, – сообщил он прислуге, так, чтобы слышала и сиделка, затем прошел в кабинет. Спустя какое-то время в кабинет все же настойчиво постучали. Это была фрау Фойт.

– Что вам нужно? Я же сказал, меня не беспокоить!

– Я принесла вам лекарство, – ответила сиделка, в руках которой был поднос. На нем были блюдечко с двумя пилюлями и стакан воды.

Алексей раздраженно взял пилюли, закинул себе в рот, затем поднял стакан.

– Будьте здоровы, – сказал он, прежде чем залпом выпить воду. После с грохотом поставил стакан на поднос и захлопнул дверь перед самым носом сиделки.

Оказавшись один, Глебов выплюнул пилюли в ладонь и спрятал их под сидение кожаного кресла. Взяв газету, он сел читать, а спустя какое-то время его стало клонить ко сну.

Минут через пятнадцать в кабинет вновь постучали, но, так и не дождавшись ответа, открыли дверь. Фойт вначале заглянула, потом прошла внутрь. Встав перед Алексеем, она некоторое время смотрела на него, потом потрясла за плечо.

Он невнятно что-то пробормотал, но так и не проснулся. Фойт огляделась. Затем начала обыскивать его карманы. Ничего интересного не обнаружив, она принялась осматривать документы на столе, порылась в выдвижных ящиках. Ничего нового для себя не обнаружив, она покинула кабинет.

Немного выждав, Алексей встал и бесшумно ступая, прошел к двери. Отворив ее, он прислушался. Фрау Фойт куда-то собиралась. Надев пальто, она вышла из квартиры.

Алексей, наспех накинув пальто, последовал за ней. Фойт спустилась по лестнице «черного» входа. Уже внизу он услышал ее голос.

– Er ist zurückgekehrt, – по-немецки сообщила она собеседнику. – Ich habe ihn durchgesucht, aber wo er war und was er tat, habe ich nicht erfahren. Sag dem Haupt, dass Malyshev begonnen hat, etwas zu verdächtigen. Er vertraut mir nicht wie zuvor. Das ist alles. Bis bald.¹⁹¹

Через пару мгновений, она стала подниматься наверх.

Глебов вернулся в квартиру. Позвал прислугу и отпустил ее домой, затем снял пальто и прошел в кабинет.

Пришла Фойт. Дождавшись ухода прислуги, Алексей вышел из кабинета.

Он обнаружил сиделку в гостиной возле буфета с рюмкой водки и графином в руках. Она выпила, не поморщившись, затем вернула графин и рюмку на полку. Вдруг почувствовав, что она в комнате не одна, фрау обернулась и вздрогнула – Алексей стоял совсем рядом и его вид не предвещал ничего хорошего.

– Пора поговорить, фрау Фойт, – сказал он…

_ 43

* * *

Москва

Власти не могли взять инициативу в свои руки, несмотря на то, что полиция проводила порой удачные операции по пресечению деятельности «революционных партий». Ревпартии имели договоренность о совместных действиях против правительства, умело проводили антигосударственную агитацию и готовили бунт. Активно действовали эсдеки согласно резолюции третьего съезда, гласившей «организовать пролетариат для непосредственной борьбы с самодержавием путем вооруженного восстания».

События между тем нарастали. В октябре в крупных городах началась политическая стачка, в которой, наряду с рабочими, участвовали и представители интеллигенции. В начале октября прекратилось движение на Московской железной дороге, а в последующие дни была парализована значительная часть дорог в стране. В Первопрестольной¹⁹², как и многих других городах России, закрылись фабрики, не выходили газеты, почти не было электричества.

На фабрике Шмита началась регулярная подготовка к восстанию. Теоретические вопросы разбирали в помещении библиотеки, учебная стрельба проводилась в здании фабрики или в каменоломнях между Ваганьковским кладбищем, Москвой-рекой и железнодорожной линией Брестской дороги; во дворе метали «бомбу», которой служила пятифунтовая гиря. Тактику уличных боев проводили в Лифортове или в Сокольниках.

Главным оружейником на фабрике стал столяр, большевик Василий Иванович Чадушкин. В длинном подвальном помещении машинного зала фабрики был устроен тир. После работы дружинники под руководством Николая Шмита учились стрелять: били по листку бумажной мишени, приколотой к стене.

В обязанности Лизы входило обеспечить медицинскую помощь, так как все понимали, что без жертв не обойтись. Вместе с доктором они занимались заготовкой медикаментов и подготовкой помещений для приема раненых. Доктор занимался обучением Лизы – она участвовала во всех операциях, проводимых врачом. Помимо всего, Лиза учила Катю и еще двух женщин – жен рабочих – оказывать первую медицинскую помощь…

Время шло, заполненное работой и партийными обязанностями, вот только Алексей так и не объявлялся. Выполняя все свои обязанности, Лиза ждала. Ждала, что муж приедет повидаться с ней. Но день проходил за днем, и она потеряла надежду.

Ее подавленное задумчивое состояние не осталось незамеченным для Николая и Кати.

– Что вас тревожит, Лиза? – спросил он ее, когда они оказались наедине в гостиной Кати.

– Я хочу съездить в Петербург, – ответила она, все для себя решив. Сдаваться она не собирается – если Глебов не делает первый шаг, то она сама его сделает.

– Железная дорога не работает из-за забастовок. А путешествовать в дилижансе долго, да сейчас и небезопасно – слишком беспокойное время, – сказал Шмит скованно. – Тем более, в вашем положении.

Лиза взглянула на свой округлившийся живот. Вот именно, о таком «положении» она и должна как можно быстрее сообщить мужу.

– Я все равно поеду.

Шмит помолчал:

– Тогда я буду вас сопровождать.

– Нет, не стоит.

– Если вы все для себя решили, Лиза, то я тоже все для себя решил. Вы не можете ехать одна. Я еще раз повторяю – это небезопасно. Я не позволю вам рисковать.

– Разве вы не понимаете? Я не хочу усложнять и так слишком сложные отношения с мужем вашим присутствием.

– Хорошо. Алексей Максимович обещался скоро наведаться к нам с супругой. Я думаю, он не откажет составить вам компанию. Вы согласны, Лиза?

Она молчала. Как плохо, что железная дорога не работает: ехать в поезде до Петербурга 22 часа, а в дилижансе четыре с половиной дня. Но она больше не может ждать…

– Лиза?

– Да?

Николай поджал губы:

– Вы хотя бы слышали, что я вам говорил?

– Да. Слышала. – Лиза вздохнула. – Не думайте, что я такая неблагоразумная. Я дождусь Алексея Максимовича. Он мне не откажет.

Но на следующий день доктор категорически воспротивился ее решению.

– Вы с ума сошли?!

– Но…

– Никаких «но»!

– Я беременна, а не больна.

– Хотите потерять ребенка? Поездка стоит того?

Лиза опустила голову, сникла.

Доктор вздохнул, похлопал ее по плечу:

– Ну, ну. Не печальтесь. Есть же такая замечательная вещь, как телеграф. Телеграфируйте в столицу – пусть ваш супруг приедет.

Лиза нервно потеребила ткань юбки. Ребенок лягнул ножкой. Лиза положила ладонь на живот – малыш успокоился. Затем вновь толкнулся.

– Наверное, вы правы, – произнесла она, поглаживая живот. Ребенок – важнее всего. Но у него должен быть отец.

Ближе к полудню Лиза сходила на почтамт, чтобы отправить телеграмму. Где поселился ее муж – она не зала, так что решила отправить сообщение в контору к его поверенному господину Рериху. Долго пыталась подобрать нужные слова, писала, комкала бумажку и писала заново.

Наконец, телеграмма была отправлена. «Алеша, прошу, приезжай. Лиза».

* * *

Петербург

Фрау Фойт, крепко накрепко привязанная к стулу, с кляпом во рту, затравленно взирала на Глебова, который ставил пластинку в граммофон, а затем, покрутив ручку, опустил иглу. Зазвучал тенор Энрико Карузо, исполняющего арию Канио из оперы «Паяцы» Леанковалло.¹⁹³ Глебов прошел по комнате, помахивая рукой, словно дирижерской палочкой, взял стул, резко опустил на ножки, развернул спинкой в сторону фрау Фойт и сел на него верхом. Затем вынул из-за пояса револьвер, покрутил в руках.

– Весьма интересную игрушку я обнаружил в вашем ридикюле, фрау Фойт, – произнес Алексей и положил револьвер на край стола.

Облокотившись на спинку стула, он посмотрел на сиделку:

– Итак, фрау Фойт, сразу предупреждаю, если вы начнете орать, когда я вытащу кляп, я вам голову размозжу. Вам понятно?

Она кивнула. Глебов протянул руку и выдернул кляп. Фойт перевела дыхание.

– У меня астма, – сказала она, слегка задыхаясь.

– По мне, хоть грыжа. Кто вас прислал?

– Я вам уже говорила – господин Малышев.

– С кем вы разговаривали на лестнице?

– С сестрой.

– Не лгите! Так с кем?

– Господин Малышев просил меня сообщать ему о вашем здоровье.

– Что еще?

– Все, больше ничего.

Глебов покачал головой:

– Опять лжете. – Он закурил папиросу, повертел ее в руках. – Скажите, а это слишком больно, если огонек папироски затушить на коже человека? Например, об лицо… или шею… может, грудь? Где кожа более чувствительна, а? Есть возможность проверить…

– Нет, прошу вас! – Сиделка вздрогнула от ужаса. Неужели кто-то проделывал с ней эту пытку?

– Все только в ваших руках, фрау Фойт. – Глебов глубоко затянулся папироской, не сводя равнодушного взгляда с ее перекошенного ужасом лица. – Я даю вам право выбрать. Или вы мне все сами добровольно рассказываете, или же переносите неимоверную боль и под пытками все также мне расскажете.

– Я все расскажу. Расскажу, – дама стала задыхаться. Глебов холодным взглядом уставился на нее. – Меня нанял господин Малышев. Я работаю сиделкой…

Глебов недовольно качнул головой и протянул к щеке фрау тлеющую папироску.

– … А еще я занимаюсь слежкой. Для полиции, если им нужно.

Алексей убрал папироску:

– Дальше.

– Господин Малышев поручил мне проследить за тем, чтобы вы какое-то время не выходили из дома. И если что, докладывать ему.

– Зачем ему это надо?

– Я не знаю. Я всего лишь выполняю распоряжения!

Глебов какое-то время смотрел на фрау Фойт. Она не договаривает, а пытать ее всерьез у него не было намерений. Он встал, взял со стола револьвер, фрау Фойт вздрогнула и вся похолодела от страха. Алексей какое-то время постоял, смотря сверху вниз в ее перепуганные глаза, затем развязал веревку, удерживающую ее на стуле.

– Вставайте, фрау. – Он дернул ее за локоть, грубо поторапливая. Затем втолкнул в кладовку. Вставив кляп ей в рот, прижал палец к своим губам.

– Сидите тихо, – сказал он, и, захлопнув дверь, закрыл ее на ключ.

Передвинув граммофон поближе к кладовке, Глебов вышел из комнаты. Кроме тенора Энрико Карузо «’O sole mio»¹⁹⁴ было не слышно ни звука.

Эта фрау – служанка не одного хозяина и очень многое скрывает. На кого же, помимо Малышева, она работает? Кто еще интересуется им? Алексей прошел в комнату, занимаемую фрау и тщательно обыскал. Напоследок осмотрел карманы ее пальто, прощупал его и под подкладкой обнаружил плотную бумажку. Не раздумывая, немного вспорол. На серой картонке было написано два ряда трехзначных цифр. Что же это? Алексей сунул картонку обратно под подкладку, повесил пальто на место. По поводу цифр у него возникло предположение, которое следовало проверить.

Он прошел в прихожую, надел пальто, взял шляпу и трость, и вышел из квартиры.

* * *

Ресторан «Вена» встретил своим гостеприимством, уютом и хорошей кухней. Однако насладиться всем этим у Глебова не было времени. Он прошел к барной стойке, заказал рюмку коньяка и спросил, есть ли у них телефон. Обслуживающий его официант указал на угловую стену, Алексей заплатил и прошел к телефонному аппарату. Когда в трубке раздался приятный голос телефонистки, он попросил набрать один из номеров, найденных им у Фойт, и вскоре услышал знакомый голос Малышева. Повесив трубку, он снова поднял ее, и попросил соединить с другим номером.

– Секретарь вице-директора Департамента полиции Рачковского слушает, – раздалось в трубке.

– Извините, я ошибся номером, – ответил Алексей и повесил трубку.

Итак, значит Рачковский. Дела еще хуже, чем он ожидал.

Глебов взглянул на часы. Мальчишка, которого он нанял проследить за Малышевым, должен был ожидать его на улице.

Парнишка, действительно, уже ошивался напротив входа в ресторан. Алексей, осмотревшись по сторонам и примечая, нет ли слежки, перешел через дорогу, и подошел к нему. Тот быстро выложил нужную для него информацию: где и с кем проживает Малышев. Заплатив мальчишке, Глебов поймал возничего, забрался в подъехавшую коляску и назвал свой адрес. Возничий хлестанул лошадку, и экипаж покатил в сторону его дома.

* * *

Вернувшись в свою квартиру, Алексей обнаружил, что дверь не закрыта на замок. Он вынул из-за пазухи револьвер. Осторожно ступая, вошел. Граммофон по-прежнему играл, хотя мелодии давно должны были быть проиграны. Глебов осторожно приблизился к двери комнаты, в которой раздавался шорох. Слегка приоткрыл и тут же заметил тень стоявшего возле двери человека. Алексей со всей мощи навалился плечом, дверью сшибая противника с ног, на ходу наставил револьвер на поверженного.

– Эй, свои! – подняв руки, проорал лежащий на полу цыган.

– Свои, говоришь? – Алексей не убрал дуло револьвера от вора. – Какого черта ты у меня делаешь? – Глебов вдруг понял и ехидно усмехнулся. – Перстень воровской ищешь? Ну как, нашел?

– Да ты че, я того… – заюлил цыган, – меня того… Костыль прислал… весточку передать…

– А про перстень он сказал?

– Нет, ты че… – цыган даже не сообразил, что проболтался.

Глебов, держа под прицелом цыгана, обыскал его карманы, проверяя, не спер ли тот чего-нибудь.

– Эй! – завозникал вор, но замолчал, когда Глебов прижал дуло к его лбу.

– Можешь передать Костылю, что гайки воровской у меня нет. Если она ему так нужна, пусть поищет в Европе, – Алексей выпрямился. – Вставай.

Цыган поднялся на ноги, неуверенно взглянул на револьвер.

– Волыну¹⁹⁵ убери, а?

Алексей хмыкнул, засунул револьвер за пояс, сел на край стола.

– А теперь балакай, что передал для меня Костыль.

Цыган расслаблено выдохнул. Пригладил кучерявые волосы:

– Он сказал передать тебе, где ошиваются те парни, что ты ищешь. И сказал, что тебя ждет того… «суп-рис».

– Сюрприз, что ли? – Глебов хмыкнул.

– Во-во, он самый.

Алексей вдруг вспомнил про запертую Фойт, обернулся на открытую дверь кладовки.

– Мне и здесь сюрпризов хватает, – произнес он и повернулся к цыгану. – Ты куда дел мою сиделку?

– Кого? – удивился вполне искренне цыган. – Чего?! Когда я пришел, здесь никого не было. И дверь вскрывать-то не пришлось. Заходи, бери, что душе угодно.

– Ясно. – Алексей убрал грампластинку с граммофона. – Садись и рассказывай.

– Сесть я всегда успею, – осклабился цыган, но, поймав суровый взгляд Глебова, предпочел присесть на стул. Порывшись в кармане, он вынул бумажку и протянул ее Алексею. Карандашом корявым почерком были выведены имена и адреса тех двух типов, которые на него покушались.

* * *

Первый адресок, где проживал Иннокентий Лущин, привел Глебова в довольно неухоженную часть столицы, где в съемных комнатушках ютились служители богемы среднего пошиба, непризнанные писатели и поэты, проигравшиеся кутилы, студенты-смутьяны и разочаровавшиеся в жизни пьянчужки.

Алексей нашел нужный ему номер дома и хотел было уже направиться к одному из подъездов, однако резко остановился и укрылся за углом – из подъезда вышел Малышев. С мрачным видом сотрудник Департамента закурил папироску, некоторое время спустя из подъезда вышел околоточный¹⁹⁶ и протянул ему какой-то длинный предмет, завернутый в белую тряпицу. Малышев развернул, взглянул на предмет, затем вновь завернул и, засунув за полу пальто, зашагал прочь.

Спустя какое-то время, прибыла крытая повозка, предназначенная для транспортировки трупов. Околоточный вошел в подъезд, прибывшие жандармы с носилками поднялись за ним следом. Глебов, натянув поглубже шляпу и замотав шарф поверх воротника пальто, последовал за ними.

На одном из лестничных пролетов возле облупленной двери квартиры стояли несколько любопытных жильцов. Алексей пристроился к ним.

– Что случилось? – спросил он у одного мужичка, что стоял поближе.

– Жильца замочили, – сообщил он. – Уж несколько дней назад, а труп только-то обнаружили.

– А я-то думаю, что так в подъезде воняет, – ответил другой. – Как в прошлый раз, когда издохла кошка.

В дверном проеме появились жандармы с носилками.

– Расступитесь!

Толпа раздвинулась, давая им пройти. На носилках лежал труп, накрытый простыней, лишь только кисть руки оказалась не прикрытой. Когда его проносили мимо, Алексей успел разглядеть незамысловатую татуировку на запястье. Внутри треугольника было изображено око…

* * *

Отправившись по второму адресу, где проживал некий Петр Горин, Глебов какое-то время понаблюдал за квартирой. По всей видимости, в квартире никого не было: ни шагов, не звуков за дверью. Алексей, предусмотрительно вынув револьвер, постучал и прислушался. Тишина. Глебов вынул отмычку и вскрыл замок. Осторожно вошел. Затем принялся за осмотр.

Небольшая дешевая квартирка с маленькими комнатками была жилищем холостяка, хотя наличие некоторых женских штучек, как румяна и духи, говорили о том, что женщина здесь бывает. Алексей открыл флакон и понюхал. Знакомый аромат. Ненавязчивый, холодный.

Он осмотрел полки комода, шкаф, но ничего примечательного не обнаружил. Хотя… Глебов с тщательностью осмотрел одежду. Нашел едва заметные коричневые пятна на рукаве. Он прикрыл глаза, и в голове пронеслись образы. Убийца заносит нож над жертвой, та пытается защищаться, но безуспешно – смертельный удар, и жертва, испуская дух, хватается за рукав пиджака убийцы. Рука соскальзывает, жертва падает на пол. А на руке – на запястье татуировка «всевидящее око»…

Глебов открыл глаза. Вернув все на прежнее место, он еще раз осмотрелся, и вышел из квартиры.

* * *

День близился к концу. Но у Алексея еще был один срочный визит – к Малышеву.

Дом, где проживал Малышев, был респектабельный: двухэтажный, аккуратненький, с белыми колоннами и покрытой черепицей крышей, а возле дома – ухоженные деревья, клумбы и газон.

Глебов постучал дверным молоточком, и вскоре ему открыл седовласый слуга. Он провел Алексея в гостиную и направился сообщить хозяину о визите гостя. Оставшись один, Глебов осмотрелся: выглянул в коридор, примечая расположение помещений, комнат, затем, отодвинув тяжелую штору, выглянул в окно. Когда же хотел приподнять щеколду на оконной раме, услышал за спиной рычание собаки. Оглянувшись, он увидел гончую, которая скалила на него зубы, а рядом с ней белокурую девочку-пятилетку в нарядном платьице, худенькой ручонкой держащую собаку за ошейник.

Она с любопытством смотрела на Глебова своими голубыми глазенками, обрамленными длинными ресничками.

– Bonsoir, mademoiselle¹⁹⁷, – сказал Алексей, вежливо улыбнувшись. Собака оскалилась еще больше. Шерсть на ее холке встала дыбом.

– Bonsoir, monsieur¹⁹⁸, – произнесла девочка, делая реверанс, но по-прежнему крепко держа пса за ошейник.

– У вас очень сердитая собака, мадмуазель, – заметил Алексей. Собака в доме создавала для него большие сложности.

– Его зовут Мафусаил. Он охраняет нас с мамой, когда папы нет дома, – ответила девочка и потянула собаку за ошейник.

В комнату вошла довольно миловидная молодая хрупкая женщина с такими же белокурыми локонами и большими голубыми глазами, что и у девочки.

– Здравствуйте. Вы наверно к Даниилу? – произнесла она приятным мелодичным голосом.

К Даниилу? Глебов как-то не задумывался, как же зовут Малышева.

– Да, – он вновь взглянул на собаку. – Прошу прощения, хотя ваша собака вполне милое создание, но я немного чувствую себя скованно, когда она так на меня смотрит.

Женщина улыбнулась и, без барской манерности, сама, не прибегая к помощи слуг, вытолкала пса за дверь.

– Благодарю.

– Прошу вас, присаживайтесь.

Глебов сел в кресло. Девочка и мать – на краешек дивана. Спины прямые, руки на коленях. Алексей приветливо улыбнулся дамам. Они улыбнулись в ответ.

– Позвольте представиться. Глебов Алексей Петрович.

– Юлия Гаврииловна Малышева. Моя дочь – Елена.

– О, очень приятно, – Алексей вновь улыбнулся. Мать и дочь смотрели на него с любопытством, так что молчание затянулось.

– Мой супруг не радует нас своими знакомыми, – пояснила женщина, посчитав, что они своим разглядыванием смущают Алексея. – У нас редко бывают гости.

Глебов огляделся:

– У вас довольно мило. Изыскано и уютно.

Женщина улыбнулась. Вместе с ней и дочь.

– Спасибо. Приятно слышать. Мы с Леночкой потратили много времени и сил, чтобы все было так, как мы хотели. Правда, девочка моя?

– Да, мамочка, правда. – Девочка кивнула. – А кем вы будете? Откуда вы знаете papa¹⁹⁹?

– Откуда знаю? – Глебов улыбнулся. – Мы с ним работали вместе какое-то время.

– Так вы папин сослуживец! – Глаза девочки загорелись любопытством. – Скажите, а мой папа – герой?

Дверь в этот момент распахнулась, и на пороге возник Малышев. Он устремил взгляд на Алексея. В глазах недоверие, подозрительность и холод.

Глебов поднялся:

– Здравствуй, Даниил.

– Здравствуй. – Малышев кинул взгляд на жену и дочь, затем вновь посмотрел на Алексея. – Пойдем.

Глебов вежливо раскланялся с дамами и зашагал за агентом Департамента, по пути не упуская из внимания расположение комнат и других помещений дома.

Малышев провел его в свой кабинет и закрыл дверь.

– Как ты меня нашел? – спросил он. Ощетинился, как гончая перед прыжком. Ни дать, не взять – Мафусаил.

– Не кипятись. Тебя не сложно было найти. Разреши, я присяду. Рана напоминает о себе – чувствую постоянную слабость. – Глебов сел в кресло. – Скажем так, ты посчитал себя вправе лезть в мою личную жизнь и подсунул в мой дом шпионку. Я решил тоже нарушить субординацию и посмотреть, как и чем живешь ты.

Малышев сжал кулаки:

– Ты мне угрожаешь?

Глебов рассмеялся. Покачал головой:

– Эх… Расслабься. Просто хотел тебе сообщить, что твоя фрау Фойт сбежала.

Малышев нервно прошел к столу, закурил папиросу:

– Я в курсе. После того, как ты ее пытал. Так?

– Это слишком громко сказано. Пытал! – Глебов поморщился. – В ее услугах я не нуждаюсь. И, будь любезен, больше никого не присылай.

Малышев пару раз глубоко затянулся, выпустил струю дыма через ноздри, затем затушил окурок и помахал рукой, разгоняя дым. Приоткрыл форточку.

– Малышев?

– Как хочешь, – ответил тот. Когда он обернулся, то был уже спокоен.

– Вот и ладненько. – Алексей улыбнулся. Почему же Малышев так разнервничался? В чем причина? Что-то скрывает или же опасается за свою семью?

– Я хотел узнать, – произнес он, – про Катарину Хмельницкую что-нибудь известно?

Малышев покачал головой:

– Нет.

В дверь тихонько постучали, затем она приоткрылась и на пороге возникла супруга Малышева. От сквозняка форточка громко хлопнула о раму, а Юлия Гаврииловна, принюхавшись, укоризненно посмотрела на мужа. Он проигнорировал ее взгляд, потянулся закрыть форточку на щеколду, но резко обернулся, когда услышал голос супруги:

– Вы отужинаете с нами, господин Глебов?

Малышев не успел возразить, Алексей его опередил:

– С большим удовольствием.

Малышев нахмурился, но промолчал.

За ужином Глебов развлекал «дам», глава семейства молча наблюдал за ними, а собака сидела рядом со своими хозяйками.

– Еще, о, пожалуйста, еще! – хлопая в ладошки, попросила девочка, когда Алексей изобразил парочку комических пародий. Юлия Гаврииловна смеялась, Малышев был недоволен.

– Да, пожалуйста, Алексей Петрович! – попросила она.

– Извольте, – Алексей взглянул на Малышева, подбоченился, как он, покашлял в кулак, а затем произнес пару фраз солидным хрипловатым баритоном. Девочка и женщина замолчали, а затем с восторгом, смеясь, зааплодировали.

– Как у вас получается?! Голос, как у papа! Папа, ты слышал?

Малышев откинулся на спинку стула, не сводя жесткого холодного взгляда с Алексея…

Когда пробило восемь, Глебов решил откланяться.

– Что ж, было очень приятно познакомиться с вами и провести столь необыкновенный, замечательный вечер, но мне пора… – он стал подниматься, но вдруг пошатнулся и рухнул обратно.

– Алексей Петрович? – встревожилась Юлия Гаврииловна.

– Все… все хорошо…

Юлия Гаврииловна взглянула на мужа.

– Я тебя отвезу, – сказал Малышев.

Глебов не отказался.

Малышев доставил его домой, дождался, когда в окнах квартиры Глебова загорится свет, и только затем отправился обратно.

Глебов же, убедившись, что Малышев уехал, вышел через черный ход, через дворы выбрался на соседнюю уличку, где его уже ждал извозчик…

_ 44

* * *

Алексей ждал. Ждал, когда весь дом погрузится в сон. Наконец, выбрав подходящий момент, он пробрался к дому. Ловко ухватившись за толстую ветвь дерева, Алексей подтянулся и стал забираться выше.

Взобравшись на дерево, Глебов прошелся до середины ветви, она угрожающе под ним заскрипела, когда он оттолкнулся и прыгнул к выступу с колонной. Ухватившись за колонну и стоя лишь носочками на выступе второго этажа, он перевел дыхание, и двинулся дальше к окну. Малышев так и не замкнул форточку на щеколду, поэтому открыть окно стало намного проще. Алексей просунул руку внутрь, протиснулся в форточку и приподнял щеколды на оконной раме. Открыв створки, забрался в комнату. Закрыл.

Прислушиваясь к звукам в доме и привыкая к темноте, он некоторое время постоял на месте. Затем отдернул шторы и впустил лунный свет, который тут же осветил помещение.

Первым делом, Алексей осмотрел рабочий стол Малышева. Разного рода бумаги, ничего значащего. Пара безделушек. Нижняя полка закрыта, но Глебов без труда вскрыл ее. На дне лежали два свертка, один из которых он уже видел – тот, что передал окольничий Малышеву возле дома убитого.

В обоих свертках оказались совершенно одинаковые кинжалы. Вероятнее всего, второй все-таки был найден Малышевым на том месте, где на Алексея напал Лущин.

Глебов внимательно рассмотрел предметы. На рукоятках и лезвиях – знаки и надписи на латыни: «Suum cuique»²⁰⁰, «Stat sua cuique dies»²⁰¹. Алексей еще раз сосредоточено посмотрел на знаки, стараясь их запомнить. Затем положил ножи обратно так, как они лежали ранее, запер полку, и тут услышал быстрые приглушенные шаги в коридоре. Глебов взобрался на подоконник и задернул штору.

В кабинет вошел Малышев, держа в руках свечу. Он был одет так, будто куда-то собрался уходить. Пройдя к столу, он вынул ключ и вставил в скважину замка полки. Вынул кинжалы, завернул их в бархатную материю. Неожиданно со смутной тревогой посмотрел по сторонам. Алексей замер.

– Ваш экипаж готов, – сообщил слуга, возникнув на пороге.

– Хорошо. – Малышев засунул сверток за пазуху и вышел из кабинета. Повернул ключ в замочной скважине. Затем его шаги раздались в коридоре.

Глебов перевел дыхание. Выглянул в окно. «Проследить бы, куда направился в столь позднее время Малышев, прихватив кинжалы. Что же ты скрываешь от меня?»

* * *

Часы пробили девять. Алексей взглянул на них, дописал до конца послание, положил в конверт. Итак, три письма – три адресата. Игра началась. Он положил два письма на край стола, вызвал прислугу, наказал в срочном порядке доставить письма по указанным на них адресам.

Когда Арина ушла, Глебов открыл папку и вынул зарисовку с символами, сделанную им по памяти по возращению с ночного «визита» в дом Малышева. Что значат эти символы, он разберется позже, если, конечно, выгорит дельце, которое он затеял. Алексей вернул рисунок на место, откинулся на спинку стула, сложив руки замком на затылке. Взглянул на третий конверт с посланием. Он очень рискует, затевая все это. Но другого выхода нет.

Глебов взглянул на часы. Девять тридцать. Пора. Он встал, прошел к шкафу, вынул оттуда приобретенную ранее одежду и снаряжение сапожника. Переоделся: русская рубаха, жилетка, сверху зипун²⁰², поверх – фартук, широкие брюки заправил в сапоги, на голову натянул картуз. Затем, прихватив письмо, а также стульчик и ящик с инструментом, выглянул из квартиры. Убедившись, что на лестничной площадке никого нет, он вышел и по черному ходу, предназначенному для прислуги, спустился во двор…

…Прежде всего, Глебов подкинул письмо под дверь квартиры, где проживал Петр Горин – тот самый тип, который совершил на него покушение. Затем расположился у перекрестка улиц и стал наблюдать за домом.

Прошло несколько часов ожидания, в течение которых Глебов чинил обувь. Его очередной клиент стоял на одной ноге, Алексей сидел на табуретке и, держа в руке железную лапу с насаженным на нее ботинком, работал. Он вбил очередной гвоздь в каблук и тут краем глаза заметил, как из подъезда вышел сухощавый высокий мужчина, и, оглядевшись, зашагал по улице. Алексей узнал его. Он вогнал последний гвоздь в башмак, сунул клиенту и, получив оплату, быстро собрал свой скарб и последовал за ним.

Горин шел по улице, засунув руки в карманы и, иногда, оглядывался по сторонам. Алексей свернул в проулок, оставил там свою ношу, быстро скинул фартук. Осторожно выглянул: Горин на ходу запрыгнул в конку. Глебов нагнал ее, вскочил на подножку позади вагона и крепко ухватился за перекладину. Так и проехал пару остановок, пока Горин не сошел на нужной.

В конечном счете, Горин вошел в здание, где располагался Департамент полиции. Через полчаса он вышел и зашагал вдоль улицы, вновь сел в конку и вернулся домой. Алексей не отставал, следуя за ним и стараясь «не светиться».

Цыган ждал его возле дома, сидя на скамейке. Глебов прошел мимо. Яшка, поправляя картуз, подмигнул. Итак, Костыль прислал цыгана. Дело пошло. У него еще есть несколько часов…

* * *

Вернувшись домой, Глебов переоделся. Прислуга принесла обед, доложила о том, что письма были переданы адресатам. Голос ее звучал смущенно, а лицо не могло скрыть тревогу. Помешивая ложкой горячий кофе, Алексей понаблюдал за ней.

– Что вас беспокоит, Арина?

Женщина обернулась, нерешительно помяла в руках полотенце:

– Нет, ничего.

– Я же вижу. – Алексей был настойчив. Нужно сразу выяснить что происходит, пока это не вылилось в неприятности.

– Я не вправе вмешиваться в дела хозяина. И не вправе задавать вопросы.

Глебов улыбнулся:

– А вы задайте. Я разрешаю. Присядьте.

Женщина потеребила в руках полотенце, присела на край стула.

– Я работаю на вас больше года, Алексей Петрович. И вы платите мне хорошее жалованье, очень хорошее жалованье. Я не могла нарадоваться своей работе – вы и Елизавета Николаевна – всегда были добры. Но… как только Елизавета Николаевна уехала, в вашей жизни стали происходить странные вещи, что меня пугает. Вот, к примеру, пожар на прежней квартире. Или ваша странная сиделка. А эти письма…

– Вы боитесь?