полная версия

Инга Самойлова
На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре

Полная версия

Из толпы появился еще один полицейский, держа в руке промокший документ.

– Сержант, я обнаружил во внутреннем кармане пиджака документы. Выданы российскому подданному Глебову Алексею Петровичу.

Витте покачнулся. Передал саквояж помощнику и стал пробираться сквозь толпу.

На земле лежало тело молодого человека, у которого вместе лица было сплошное месиво. Опознать Глебов ли это или нет – он не мог. Витте отвел глаза от трупа и натолкнулся на пытливый взгляд блондина с внушительным синяком на левом виске. Агент германской разведки? Один из тех, о ком говорил Глебов. Витте отвел глаза и снова посмотрел на тело. Снял шляпу, перекрестился и на несколько секунд почтительно склонил голову. Затем развернулся и стал пробираться сквозь толпу.

Члены делегации недоумевали, что с Витте, но вопросов задавать не стали.

– Идемте, господа, – сказал он, забирая саквояж из рук помощника, и зашагал вперед. Члены делегации переглянулись, некоторые пожали плечами, и пошли за ним следом.

Поднимаясь по трапу на немецкий пароход «Wilhelm der Grosse¹¹⁶», Витте был рассеян и вздрогнул, когда при его появлении командный оркестр заиграл русский гимн «Боже Царя храни».

Витте посмотрел на публику. Снял шляпу, и все русские и многие не русские пассажиры последовали его примеру. Он улыбнулся, помахал рукой и прошел дальше. Такое отношение к России было для него отрадно, но лишь на мгновение приподняло ему настроение. Череда неудач продолжалась…

* * *

Атлантический океан, пароход «Wilhelm der Grosse»

Наступили вторые сутки морского путешествия. Осталось еще четыре. Море было довольно спокойное, и Витте почти не укачивало. На пароходе он обедал отдельно со своими сопровождающими, и только раз с другими пассажирами. Часто Витте совершал прогулку по палубе. Оказалось, что на пароходе едут многие люди просто из любителей сенсаций для того, чтобы быть на месте во время предстоящего политического турнира между Витте и Комурой¹¹⁷. Были здесь и любопытствующие корреспонденты.

Витте, поприветствовав одного из них – Диллона¹¹⁸, прошел к краю борта и оперся на перила. Глубоко втянул носом воздух. Порывистый ветер нес запах солено-горького океана…

– Здравствуйте, господин Витте, – услышал он голос протестантского пастора¹¹⁹, остановившегося минуту раньше рядом и также наблюдавшего за океаном. Витте слегка вздрогнул, затем неторопливо повернулся к священнику в черной одежде с белым воротничком – колораткой¹²⁰.

Глебов в строгом сюртуке и черной фетровой шляпе смотрел на него сквозь стекла круглых очков. Вкупе с коротко подстриженной бородкой и тонкими усами, они делали его лицо неузнаваемым. Библия в руках мешала думать об этом человеке плохо и заставляла невольно доверять ему.

– Ужасно рад вас видеть, – сказал Витте и снова повернулся к океану. – Поделитесь секретом, как вам удалось себя похоронить?

– Здесь нет особого секрета. У меня есть знакомые, которые помогли. За хорошие деньги, разумеется. Одни подобрали в морге подходящий труп, одели в мою одежду, положили мой паспорт, а другие выправили мне новый документ. Теперь я Густав Астер. Прошу любить и жаловать.

– Вы потрясающий трюкач! Но вы осознаете, что теперь и в России вас будут считать мертвым?

– Что ж, если я не вернусь, моя жена окажется довольно состоятельной вдовой. – Хотя Алексей и шутил, но в голосе послышалась горечь. Затем он сменил тему: – Нам не нужно встречаться на людях, господин Витте. В девять ждите меня в своей каюте. А сейчас я вас попрошу уйти – один из журналистов направляется к вам.

Витте без лишних слов развернулся и не спеша пошел прочь. Через несколько минут к нему присоединился молодой любопытный журналист, по всей видимости, которого Витте знал и не особо жаловал.

Глебов оперся руками о перила. Океан олицетворял мощь и силу. Ясная погода была обманчива: на горизонте виднелась серость, грозящая навалиться сильным штормом.

Алексей вновь подумал о Лизе. Что произошло с ними?

До знакомства с Лизой аферы, которые он проворачивал, делали жизнь интересной, захватывающей, опасной. Когда же он повстречал ее, многое переменилось. Он стал думать о том, что может изменить свой образ жизни: стать достойным мужем, отцом семейства, вести дела, приносящие честный доход.

Однако грезы о семейном счастье оказались самообманом. Их брак не выдержал житейских испытаний и распадался на глазах, принося боль и горечь. И что теперь? Теперь вкус к жизни возвращал азарт, вызываемый риском. Риск будоражил кровь, заставлял мозг усиленно работать, принимать быстрые решения, продумывать на несколько ходов вперед. Алексей вздохнул полной грудью. Что ж, он готов к новым испытаниям, готов играть…

* * *

Как и условились, Витте ждал Глебова в своей каюте. Для этого ему пришлось уйти из ресторана, сославшись на утомление и головную боль.

Когда Алексей постучал, он быстро открыл дверь и впустил его в каюту.

– Мне нужно как можно больше сведений, господин Витте, – расположившись в кресле, сказал Глебов.

Витте сел напротив.

– Что вас интересует?

– Все. Рузвельт и его окружение. Японская делегация. Журналисты на пароходе. Кому из вашей делегации можно доверять.

Витте кивнул. В течение последующего часа он рассказывал Алексею обо всем и всех, как тот и просил. Благо Витте любил говорить, а Глебов умел слушать. Слушал он внимательно, не перебивал и лишь задавал наводящие вопросы.

Когда вопросы закончились, Глебов кивнул:

– Предлагаю разработать тактику поведения, господин Витте. Ваши письма могут быть обнародованы. Поэтому нужно заранее кардинально поменять мнение окружающих по поводу вас и делегации. Все считают Россию проигравшей стороной. Вы же должны вести себя так, что мы не проиграли. С Россией произошла небольшая неприятность. Будьте демократичны, доступны для американцев – они это любят. Найдите подход к журналистам. Пусть напишут о вас и делегации, но только хорошие отзывы. Можно осторожно дать им совет воспользоваться воздушной связью, чтобы распространить статьи по миру. Чем скорее вы приметесь за дело, тем лучше.

– Все это хорошо, Алексей Петрович… – Витте поправился, – Густав. Но зачем же столько сложностей?

– Как я понимаю, японцы люди скрытные и не будут искать контактов. Американцы, да и вообще многие европейцы, любят контактных, общительных людей. Симпатии будут на вашей стороне. Когда же американцы будут на вашей стороне, президенту Рузвельту ничего не останется, как поддержать Россию и посоветовать японцам пойти на уступки.

– Что же, разумно. – Витте предложил закурить, но Алексей отказался. Витте закурил. – Итак, давайте обсудим тактику по пунктам. Во-первых, ничем не показывать, что мы желаем мира, вести себя так, чтобы создать впечатление, что если государь согласился на переговоры, то только ввиду общего желания почти всех стран, чтобы война была прекращена. Во-вторых, держать себя так, как подобает представителю России – представителю величайшей империи, у которой приключилась маленькая неприятность. В-третьих, имея в виду громадную роль прессы в Америке, держать себя предупредительно и доступно ко всем ее представителям. В-четвертых, чтобы привлечь к себе население, которое крайне демократично, держать себя с ним совершенно просто, без всякого чванства. Это все?

– Добавьте пятый пункт. В США значительное влияние имеют евреи, в особенности в Нью-Йорке. Не относитесь к ним недружелюбно, как порой относятся к ним в России. Тот же совет дайте и членам своей делегации. Наладьте с американскими евреями добрые уважительные отношения.

– Это вполне соответствует моему к ним отношению.

– Но вы бываете резки в высказываниях. Будьте актером, господин Витте.

Витте пытливо посмотрел на Глебова.

– Странная особенность! Как только вы согласились заняться этим делом, вы чудеснейшим образом взяли все под свой контроль, – заявил он с нотками недовольства.

Алексей оценивающе смотрел на него.

– Это всего лишь дельные практичные рекомендации, господин Витте. Как только мы сойдем на берег, наши пути разойдутся. Мы с вами будем крайне редко соприкасаться. Но нельзя забывать о том, что действия каждого из нас предопределят исход. Нужно снизить риск до малого.

Витте хмуро молчал. Затем вздохнув, сказал:

– Вы единственный человек в моем сопровождении, мнение которого мне не безразлично. Я в вас не ошибся.

* * *

Путешествию подходил конец: пароход бороздил атлантические просторы уже пятые сутки. Глебов, облокотившись о перила, наблюдал, как белые «барашки» несутся по волнам, подгоняемые ветром. Небо, хоть еще и отливало синевой, но неминуемо затягивалось серыми тучами, сбивающимися в кучу, превращаясь в гнетущую серую массу на горизонте. Должен был разразиться шторм – это было несомненно.

Алексей задумчиво смотрел вдаль, хмурясь своим мыслям. Война с Японией обострила противоречия в российском обществе и спровоцировала революцию, резко ослабила позиции России и на Востоке, и на Западе. России приходилось весь свой военный потенциал постоянно делить на две части, разрываясь между западной и восточной границами. Следовательно, очень многое зависело от исхода мирных переговоров.

Алексей усмехнулся и покачал головой. Это был редкий случай, когда важную дипломатическую миссию профессиональные дипломаты под разными предлогами отказались выполнять. В результате царю пришлось против своего желания доверить миссию Витте. Задача, поставленная Государем, не могла не вызывать озабоченности: Николай требовал добиться мира, не уступив ни пяди русской земли и не выплатив даже символической контрибуции. Были и другие сложности: переговоры проходили в США, где президент и общественное мнение откровенно симпатизировали японцам.

Сейчас Витте уже осуществлял тактику, предложенную Алексеем. Человек он был инициативный и не откладывал решение проблемы в долгий ящик: он давал интервью известному в Штатах и Великобритании публицисту и корреспонденту «Дейли телеграф» Эмилю Диллону. Интервью должно было стать первым, данным по воздушному телеграфу посреди океана. И это обстоятельство уже привлекало внимание общественности. Хорошо осознавая, какую роль играет пресса в жизни Америки, первое свое интервью Витте начал с комплиментов в ее адрес, воздав должное «великому американскому народу» и в конце назвав президента Теодора Рузвельта «гениальным вождем».

Витте был не только равнодушен к «государевым инструкциям», но и к своей свите, которая подбиралась для Муравьева, когда думали, что поедет он. Витте твердо знал, что будет делать только то, что сам посчитает нужным, тогда, не все ли равно, будет ли при нем Розен, Плансон¹²¹, Коростовец¹²², Набоков¹²³, или вместо них будут другие.

Равнодушный со всеми остальными, Витте прислушивался только к Алексею. Что это – искреннее доверие или попытка усыпить бдительность? Глебов не мог дать однозначного ответа. Как это бывает, он неосознанно чувствовал к нему симпатию. Однако Алексей редко кому доверял. Бывало, что ему приходилось разочаровываться в человеке. А Витте… Время покажет, стоит ли ему доверять.

* * *

Июль 1905 г. Франция, Шербург

Ночной сторож морга спал крепким сном. Его склоненная на бок фигура была хорошо видна сквозь окно. Швайгер, отошел от окна, свернул за угол, взломал замок черного входа и проскользнул внутрь. Пробираться приходилось в темноте, но он шел осторожно и бесшумно. Оказавшись в холодном подвальном помещении морга, он чиркнул спичкой и осветил помещение. Несколько тел лежали на столах, прикрытые белыми полотнищами, были еще и боксы, где, возможно, находились тела покойников. Швайгер искал тело русского: он приподнимал простыни и всматривался в безжизненные застывшие лица мертвецов. Наконец, он нашел то, что искал. Мертвого русского. Оказывается, он напрасно сомневался. Это Глебов. Значит, он не ошибся, когда докладывал начальству, что русский погиб. Немец накинул простыню на распухшее разбитое лицо покойного и сделал шаг в сторону, но неожиданно остановился. Чиркнув спичкой, он осветил оголенные ступни мертвеца. У трупа отсутствовал мизинец. Немец вспомнил один из дней, когда он следил за Глебовым на побережье. У прогуливавшегося босиком Глебова не было подобного дефекта, а у мертвого человека, лежащего на столе, палец был отрезан по всем признакам много лет назад.

Немец развернулся и пошел к выходу. Глебов жив! Нужно сообщить начальству.

Он вышел из морга тем же путем, что и проник. Свернул за угол и столкнулся с человеком. В тоже время он почувствовал резкую боль в боку, вцепился пальцами в плечи незнакомца. Затем замертво рухнул к его ногам.

* * *

Атлантический океан, пароход «Wilhelm der Grosse»

Во время путешествия Витте заочно познакомил Глебова со своей свитой. Вторым уполномоченным являлся посол в Америке барон Розен. Витте характеризовал его, как человека «хорошего, благородного», но с «посредственным умом», который не будет принимать активного участия в переговорах, а лишь окажет полное содействие, что уже неплохо. Профессор Мартенс¹²⁴ был «хорошим человеком с громадным багажом знаний», однако, может быть, случайно пользовался известностью за границей, так как был «крайне ограниченной» особой. Плансон был угодлив и, в пору службы чиновником при наместнике Дальнего Востока Алексееве, угодливо исполнял его политику, в результате приведшую к войне. Покотилов¹²⁵, который должен был прибыть на переговоры прямо из Китая, являлся «весьма умным, талантливым и отличным человеком, прекрасно знающим Дальний Восток»; он был противником войны и сторонником заключения мира, однако не имел больших полномочий в переговорах, но мог, по крайней мере, оказывать влияние на Розена.

Витте без подробностей упомянул двух секретарей, чиновников министерства иностранных дел Набокова и Коростовец, а также директора департамента казначейства Шипова¹²⁶, опять же, по словам Витте, «умного, талантливого и недурного», и двух чиновников при нем.

От военного ведомства в делегацию был определен генерал Ермолов¹²⁷, заведующий заграничными военными агентами, «человек умный, хороший, культурный, приличный, но немного слабый характером». Он выражал мнение, что мир желателен, мало верил в то, что Россия может иметь успех на театре военных действий, однако весьма заботился, чтобы при переговорах и, в особенности, в мирном договоре не было задето достоинство русской армии. Со вторым уполномоченным военного ведомства, полковником Самойловым¹²⁸, Алексей уже сталкивался, когда пароход тронулся из Шербурга. Витте говорил, что Самойлов – сторонник мира, «весьма умный, культурный и знающий», до войны он был военным агентом в Японии, а после находился при Главном штабе действующей армии. От морского ведомства должен был прибыть из Маньчжурии капитан Русин¹²⁹, который заведовал канцелярией по морским делам при главнокомандующем.

Мнения Витте были субъективны, однако Глебову стало ясно, что в большей степени российские делегаты имели пораженческие взгляды, и Витте в Америке придется рассчитывать только на себя.

Алексею тоже придется рассчитывать только на себя. Не шутка ли выкрасть документы у самого президента Рузвельта! Глебов усмехнулся. Задачка не из простых, но решить ее можно.

* * *

Шоу началось! По приближению к Нью-Йорку «Вильгельма Великого» встретили несколько пароходов с корреспондентами различных американских газет. Когда эти корреспонденты поднялись на пароход, Витте, давая интервью, выказал радость по случаю своего приезда в страну, которая «всегда была в дружественных отношениях с Россией», и свою симпатию к прессе, которая играет такую «выдающуюся роль в Америке».

Глебов наблюдал с верхней палубы за действиями и речью Витте. Первый уполномоченный вел себя как заправский актер, так что постоянное внимание со стороны прессы ему было обеспечено – американцы любят show и showmen¹³⁰!

Поймав на мгновение взгляд Витте, Алексей прищурился, затем оттолкнулся от перил и вернулся в свою каюту. Нужно было собрать вещи: вскоре судно пришвартуется к пристани и, под всеобщий ажиотаж вокруг делегации с Витте, он неприметно покинет пароход.

_29

* * *

США, Нью-Йорк

Нью-Йорк встретил прибывших статуей Свободы – символом Соединенных Штатов Америки. Дама на постаменте высилась над берегом более чем на девяносто метров и поражала своим видом так же, как Эйфелева башня в Париже. Немудрено, подарили-то ее французы!

Нью-Йорк представлял собой центр промышленности, торговли, связи, однако неотъемлемой его частью были нищета и преступность. Манхэттен, Бронкс, Бруклин, Квинс, Статен-Айленд – районы города – отличались друг от друга благосостоянием, зависящим от благополучия населяющих их людей. В городе проживали многочисленные иммигранты, прибывшие сюда в поисках лучшей доли. Как и любому «белому» европейцу, Глебову было необычно видеть «чернокожих», которых в Нью-Йорке было много. Город оказался шумным. Повсеместно раздавались тревожные звуки свистков, лай собак, стук колес и шелест шин, будоражащие перезвоны медных колоколов спешащих на пожар машин…

Глебов поселился в довольно неплохой гостинице Нью-Йорка. От облачения священника пришлось отказаться и принять вид обычного среднестатистического обывателя ничем не приметного в разношерстном Нью-Йорке. Прежде чем приняться за дело, Алексей должен был получить «весточку» от Витте. А пока было время, он его зря не терял: практиковался в «американском» английском и изучал образ жизни нью-йоркцев.

Как он заметил, зачастую американцы улыбались, говорили: «How do you do?»¹³¹, ждали в ответ подобной же улыбки и единственного ответа: «I’m fine»¹³². И не дай бог кому-то начать говорить о своих делах и заботах!

Обслугой в гостинице в большей степени были студенты, желающие подзаработать. Работы они не стыдились. В России подобного и быть не могло: русские студенты порой голодали, но, тем не менее, не мыслили прислуживать кому-то.

Отличались здесь и нравы. Даже добропорядочные американцы не считали предосудительным, если девушки их семейств находились с молодыми людьми тет-а-тет: в лесу, в парке, на прогулках в лодках и во время темноты. Насколько это было благоразумно, Алексей мог судить по тому, что порой наблюдал у «пообщавшихся» помятые одежды, неудачно поправленные прически и блеск в глазах.

Американки находили Глебова довольно интересным и привлекательным – ему же не помешало бы развлечься, только на «подвиги» они не вдохновляли. Прямолинейные, порой нахальные, без таинственности, исход с такими и так был ясен – скучно, никакой тебе интриги и желания завоевать.

Из газет Алексей в подробностях узнавал о деятельности Витте. Популярность главы российской делегации росла не по дням, а по часам.

Витте поселили в одной из лучших гостиниц Нью-Йорка, где над балконом его номера развивался громадный российский флаг. Но Витте на месте не сидел, а активно действовал: побывал у президента в загородном особняке на острове Ойстер-Бей, в Нью-Порте у губернатора, тем же днем выехал в Бостон, где с утра посетил Бостонский университет. Пообщавшись с тамошними профессорами, он скорым образом вернулся в Нью-Йорк, так как прибыли оппоненты – японские делегаты – Комура со свитой.

В течение последующих дней Витте был словно заведенный: встречался с банкирами, посетил бедные эмигрантские кварталы, побеседовал с соотечественниками, особо уделил внимание евреям.

На радость репортерам он пожимал руки кочегарам и механикам парохода, машинистам поездов, простым американцам, его встречавшим, и даже вызвал радостный ажиотаж, подняв на руки маленькую девочку и поцеловав. Съемка по просьбе на «кодаки»¹³³, раздача улыбок, автографов, рукопожатий и интервью стала важнейшей частью его миссии. Витте был открыт для всех, жил в номере, не закрывая окон, чтобы его мог сфотографировать любой репортер или прохожий. Он окончательно завоевал симпатии прессы, предложив сделать переговоры открытыми, доступными для газетчиков и журналистов.

Витте стал популярным. Угрюмая японская делегация на фоне вечно улыбающегося и общительного Витте проигрывала в глазах публики вчистую.

Очередной раз купив утреннюю газету, Глебов сразу заметил на первой странице статью о переговорах. Встреча делегатов была назначена на яхте президента Рузвельта около Ойстер-Бея, после чего намечался отъезд на военных судах в Портсмут для начала проведения конференции. Итак, Витте отправляется на переговоры.

Вернувшись в гостиницу и поднявшись к себе, Глебов нутром ощутил, что в его номере кто-то побывал. Внешне все выглядело как прежде, однако обойдя комнаты и вернувшись в гостиную, он обнаружил на столе запечатанный бумажный пакет. Не адресата, не отправителя.

* * *

Зашторив окна, Алексей вскрыл посылку. В ней было досье на американского президента. Досье было подробным: биография Рузвельта, его привычки, наклонности, данные на его семейство, места его пребывания и тому подобное.

Алексей развернул на столе рабочие чертежи летнего особняка президента, напоминающего дом небогатого бюргера. По всей видимости, чертежи были изъяты из архивов бюро технической инвентаризации или архитектурно-планировочного управления. Каждое лето Рузвельт проживал со своим семейством в особняке Сагамор-Хилл. Прислуга в основном – негры, о них мало, что известно, однако думается, что отбирали их с особой тщательностью. Охрана – бдительная, хорошо обученная, ведь охраняли главу государства и его семью. Алексей задумчиво потер подбородок. Витте уверен, что Рузвельт держит похищенные документы в загородном доме. Попасть же в дом Рузвельта и выяснить, где находятся документы практически невозможно.

Глебов открыл личное дело президента и еще раз пробежался по нему глазами. В октябре Рузвельту исполняется 47 лет. Два раза женат. Первая жена умерла при родах, оставив Рузвельту дочь. От второго брака четыре сына, дочь. Епископал¹³⁴. Окончил Гарвардский университет. Примкнул к республиканской партии. Был шефом полиции города Нью-Йорк. Затем заместителем военно-морского министра в администрации президента Уильяма Маккинли¹³⁵. Был губернатором Нью-Йорка, вице-президентом, а после покушения на Маккинли, стал президентом США. Рузвельт активен: с энтузиазмом отдается работе, регулярно занимается теннисом, греблей, водным поло, верховой ездой. Боксировал, пока не получил травму и не ослеп на один глаз. Теперь занимается дзю-дзюцу. Когда Глебов закончил изучать документы, он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

«Что ж, не нужно недооценивать Рузвельта, все-таки он был шефом полиции, а у таких – особый нюх на тех, кто вне закона, – размышлял Алексей. – Но у него, как и у всех людей, имеется слабое место… Как говорил Архимед? «Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир»? Нужно найти такую точку у недосягаемого Рузвельта – его слабое место, и тогда можно проникнуть в его мир, в его дом, несмотря на то, что он президент».

Глебов закурил, еще раз внимательно изучил переданные ему бумаги, затем подошел к камину и поджег их. Дождавшись, когда листы догорят, он перемешал пепел кочергой, затем стал укладывать вещи в чемодан.

* * *

Июль 1905 г. США, Ойстер-Бей

Прибыв на остров Ойстер-Бей, где находился Сагамор-Хилл – имение президента, Глебов поселился в «Таунсенд Инн» – гостинице одноименного острову городка.

Городок Ойстер-Бей, в сущности, оказался провинциальным, однако был уютным и находился недалеко от побережья. Как и другие отдыхающие, Алексей ежедневно совершал пешие и конные прогулки по округе, бывал на пляже, несколько раз на лодке проплывал вдоль побережья, посещал кафе и рестораны. Все мирно, чинно, однако если первые отдыхали, то Глебов наблюдал.

Прожив несколько дней в Ойстер-Бее, в скором времени он точно знал, кто живет и работает в Сагамор-Хилле, кто часто там бывает. Слухи, которые ходили среди местных жителей и постояльцев, сыграли в этом существенную роль, ведь, как правило, многое из того, что говорят, является правдоподобным и нередко – достоверным. Конечно, Алексей относился к слухам предельно осторожно, никогда не забывая о стремлении людей выдавать домыслы за правду.

Следующим шагом в его деле стало знакомство с Мэри – горничной из Сагамор-Хилл. Девушка часто бывала на местном рынке, делая закупки для кухни и домашнего хозяйства; она любила поболтать, построить глазки, поэтому Алексею не составило особого труда завязать с ней знакомство.

Мэри в самом прямом смысле оказалась находкой «для шпиона». При очередной встрече, когда Алексей катал девушку на лодке, она болтала без умолку – ему оставалось только направлять словесный поток Мэри в нужное русло.

– Мистер Рузвельт был женат на Элис Ли Хатуэй. Говорят, что он ее очень любил. После ее смерти он в одиночку занимался воспитанием дочери, пока вновь не женился. На Эдит Кермит Рузвельт¹³⁶, с которой был знаком с детства. От второго брака у них несколько детей: Теодор младший, Кермит, Этель, Арчибальд, Квентин¹³⁷, – Мэри поморщила носик, – но лишь старшая Элис – дочь президента от Ли Хатуэй, для всех словно «принцесса». Президент обожает ее и спускает с рук все ее выходки!

– Выходки? – мнимо рассеянно спросил Глебов, отложив весла в сторону и позволяя лодке раскачиваться на тихих волнах.

– О, да! Когда Элис Рузвельт узнала о предстоящем переезде в Белый дом, – болтала Мэри, – она издала дикий крик и пустилась в пляс по газону. И это леди?! Это еще что! Когда мистер президент распорядился о том, что ни одна из его дочерей не будет курить под его крышей, знаете что она сделала?

Алексей пожал плечами:

– Что же?

– В знак протеста, она забралась на крышу и закурила.

– Так она бунтарка?

Мэри фыркнула:

– Элис Рузвельт пытается подражать новомодному образу – хочет быть как девушки Гибсона¹³⁸!

– Девушки Гибсона?

Мэри округлила глаза:

– Вы не знаете?

Алексей с очаровательной улыбкой посмотрел на нее:

– Нет.

Мэри сверкнула глазками, сложила кокетливо ручки на коленках и стала объяснять:

– Гибсон – художник. Он рисует девушек столь соблазнительными, что все молодые парни хотят влезть внутрь картины и сесть подле неё!

– И как же должна выглядеть «девушка Гибсона»?

Глаза Мэри загорелись:

– О, девушка Гибсона – хорошенькая, высокая, выше, чем девушки в модных журналах, с осиной талией, затянутой в корсет, – Мэри провела руками вдоль своей талии, – и с подчёркнутыми пышным платьем округлостями. – Она игриво захлопала ресницами.

Алексей облокотился на спину сидения, с прищуром смотря на молоденькую кокетку.

А Мэри продолжила:

– Девушка Гибсона – активная, независимая, но женственная. Она носит накрахмаленные английские блузки, ее мягкие шелковистые волосы уложены в шиньон, на голове огромная шляпа с перьями. – Мэри изобразила над своей головой что-то немыслимо больших размеров. – А ниспадающая свободными складками юбка, – девушка провела рукой по своей юбке, – собрана сзади в турнюр¹³⁹.

Она вздохнула:

– Эта девушка всегда хорошо воспитана, уравновешенна и аристократична.

– Однако в ее глазах за благовоспитанностью таится озорство? – спросил Алексей, чуть наклонившись вперед.

Девушка рассмеялась.

– Так значит, тебе нравится, как себя ведет Элис?

– Еще чего! – Мэри фыркнула: – Девица – испорченная отцом и его деньгами, вот и все!

Глебов достал сигареты, предложил девушке:

– А что бы ты делала, будь у тебя много денег?

– О, много чего. – Она взяла сигарету, Алексей услужливо дал подкурить. Сделав затяжку, Мэри, элегантно держа сигаретку в руке, пожала плечиками и печально вздохнула: – Но денег-то нет.

Алексей неторопливо закурил:

– Есть способы, как их можно приобрести.

Мэри заинтересовано и кокетливо посмотрела на Алексея:

– А у вас они есть?

Корыстная девчонка!

– Не так много, – ответил он с легкой усмешкой. Подкупить такую – только себе навредить.

Мэри вздохнула, поправляя свою юбку.

– Может быть, мне повезет, и я отхвачу себе богатого папика, одного из тех, что ошиваются в доме хозяев. – Она повернулась к Глебову и посмотрела на него сквозь полуопущенные ресницы. – А пока такого папика нет, ничего не вижу плохого в том, чтобы немного развлечься, – промурлыкала она.

Губы Алексея дрогнули в улыбке. Он неспешно наклонился к ней, смотря в глаза, и шепотом сказал:

– Не будем торопить события, малышка.

Затем затушил сигарету и, взявшись за весла, стал неторопливо грести, смотря на океан за спиной Мэри. Итак, значит, Элис.

* * *

Россия, Москва

Лиза находилась в фабричной амбулатории, когда доктор сообщил ей, что ее разыскивает некий господин. Закончив зашивать рану повредившему руку столяру, Лиза вышла к незнакомцу. Его напряженный вид не предвещал ничего хорошего.

– Госпожа Глебова? – уточнил незнакомец, снимая шляпу-котелок.

– Да, – ответила Лиза. – С кем имею честь?

– Господин Юдич, помощник господина Рериха, поверенного вашего мужа.

Лиза криво улыбнулась:

– Вы по поводу развода?

Юдич на мгновение растерялся, затем надел шляпу.

– Нет, мадам. Я прибыл сообщить вам печальные, гм, вести. Господин Глебов скончался несколько недель назад в Шербурге во Франции. Он оставил вам довольно большое состояние…

Но Лиза не слышала его.

– Что? – спросила она онемевшими губами.

Юдич оторопел, вновь снял шляпу.

– Я соболезную вам, госпожа Глебова.

– Я вас не понимаю…

Юрист не знал, что сказать.

– Госпожа Глебова…

Однако Лиза не слышала его – коснувшись закружившейся головы, она покачнулась и без сознания рухнула на пол…

_30

* * *

Июль (август)¹⁴⁰ 1905 г. США, Ойстер-Бей

«Американская принцесса» – так Элис Рузвельт называли за глаза. В отличие от всех других детей президента она была своевольна и практически не управляема. Окружающие ей не противоречили: президент настолько любил дочь, что позволял ей очень многое, а мачеха Элис – Эдит была тактична и терпелива ради спокойствия и благополучия своего супруга.

Глебов несколько дней наблюдал за девушкой. Он изучил ее манеры, характерный распорядок дня, предпочтительные маршруты, круг общения. Элис частенько совершала прогулки по поместью и навещала в Ойстер-Бее подругу, ни на миг не расставаясь со своей собачкой.

Настало время знакомиться с дочерью президента.

День выдался жарким, благо с моря дул освежающий ветерок. Неторопливо перекусив бутербродами и выпив кофе, Алексей направился на обычную для него ежедневную прогулку.

– Здравствуйте, миссис Макдауэлл! – поприветствовал он на террасе пожилую даму, сидящую в кресле-качалке. Затем наклонился и почесал за ушком ее подвижного спаниеля Султана. Тот приветливо завилял хвостом и стал напрашиваться на прогулку. Алексей рассмеялся – собака за последние дни к нему действительно привыкла.

– Султан, постыдись! – строго заявила собаке хозяйка, однако Глебов ее успокоил:

– Ничего, миссис Макдауэлл, я с ним прогуляюсь. Если не возражаете.