Евгений Валерьевич Лотош
Корректор. Книга пятая. Горизонты нашей мечты
– Боюсь, какое-то время у нее на неизбежное общение с прессой уйдет, – депутат снова пригубил вино. – М-м, замечательно. «Касю», урожай сорок четвертого года, пять тысяч за бутылку. Рекомендую, господин Вакай.
– Спасибо, нет, – сухо отказался математик. – Мне сегодня еще работать.
– После такого вечера? – удивился политик. – Впрочем, дело твое. Есть предложение подняться наверх, – он кивнул на уходящую на второй этаж лестницу. – Там есть отдельные кабинеты.
– Не возражаю, – кивнул Вакай. – Вот только наберу на тарелку закусок.
– Не трудись, – Исэйка пощелкал в воздухе пальцами, и возле них прямо из воздуха материализовался слуга – тоже живой, не чоки. Определенно, хозяева особняка в средствах стеснены не были. – Милейший, распорядись подать закуски и напитки на троих в… скажем, пятый кабинет.
– Слушаюсь и выполняю, блистательный господин, – слуга склонился пополам и словно растворился в воздухе. Они здесь что, телепортацию освоили? Или просто голограмма?
Они вдвоем неспешно прошли по холлу и поднялись по загибающейся полукругом лестнице. По дороге на них с любопытством поглядывали мужчины в официальных костюмах и женщины в вечерних платьях. Большая часть платьев состояла из невообразимого количества ткани и драгоценных камней, странным образом оставляя владелиц практически голыми. Пожалуй, на их фоне великолепная госпожа Цукка Касарий смотрелась верхом скромности и целомудрия. Иногда Исэйка кивал встречным – некоторым с теплой открытой улыбкой, некоторым сухо и официально, однако ни с кем не заговаривал.
В кабинете, вход в который скрывала тяжелая бархатная занавесь, уже ожидал сервированный стол. Все те же закуски, вино и три бокала. Свет горел приглушенно, стоял интимный полумрак, вполне подходящий для будуара светской дамы. Вот, значит, в каких интерьерах обделывают свои делишки политики крупного калибра… Исэйка с Вакаем уселись в глубокие мягкие кресла, и депутат завел разговор ни о чем. Он упомянул погоду («какая необычно дождливая и холодная зима в нынешнем году, но прогнозируют жаркую весну»), политику («бюджет следующего года, скажу по секрету, далек от сбалансированности, и повоевать за него еще придется») и культуру («выставка новых работ господина Гадзина вызвала настоящий фурор в высшем свете Оканаки, хотя, разумеется, многие относятся к его творчеству настороженно»)… Вакай с умным видом поддакивал, углубившись в свои мысли и покачивая в пальцах бокал с соком. Он начал снова обдумывать замысел монографии. Разумеется, введение в теорию полугрупп следует оставить, но в каком объеме – большой вопрос. Если он намерен пробивать книгу как учебник для математических факультетов, то следует приблизить его содержание к программам как обязательных курсов, так и типовых факультативов. Следовательно, все-таки придется добыть хотя бы с десяток программ обучения крупных университетов и сделать краткую сводку по их содержаниям. К кому бы обратиться, чтобы побыстрее?
Погруженный в раздумья, он даже не сразу заметил, что господин Исэйка как-то ненавязчиво исчез, а в кресле напротив уже сидит давешняя самка, с интересом за ним наблюдающая. Увидев, что его взгляд сфокусировался, она вежливо кивнула.
– Вечер, господин Вакай. Ты настолько одухотворенно смотришься, – с тенью полуулыбки на лице проговорила она, – что даже жаль тебя отрывать. Приношу свои извинения. Меня зовут Цукка. Цукка Касарий. Рада знакомству.
– Взаимно, – нарочито невежливо и сухо ответил, почти огрызнулся математик. – Прости, госпожа, но я задумался о своей последней статье. Там, видишь ли, система базисных функций все-таки не ортогонализируется, так что с нормировкой пространства начинаются проблемы…
Этот простенький тест он разработал давно. В зависимости от реакции всех набивающихся на знакомства женщин он делил на две категории: коровы и вертихвостки. Коровы от услышанных слов впадали в ступор и невнятно мычали, пытаясь хоть как-то отреагировать на заявление. Вертихвостки же немедленно начинали пытаться увести разговор в другое русло, дабы не выглядеть полными идиотками. Интересно, к кому относится нынешняя собеседница?
– В твоей последней статье в журнале «Современная алгебра», господин Вакай, если я правильно помню, речь шла о комплексном отображении Тахамана на группах с нечеткой единицей, – светским тоном, словно речь шла о погоде, откликнулась собеседница. – Я не вчитывалась, впрочем, у меня совсем иная специализация и круг интересов. Но, кажется, речь о той тематике, за которую ты получил Большую золотую медаль два года назад?
– М-мэ-э… – Вакай почувствовал, что его глаза начинают медленно вылезать на лоб. Кажется, сейчас именно он оказался в положении коровы. Откуда она вообще знает такие слова?! – Д-да, точно. Я слегка запутался в хронологии. Прости, госпожа Цукка, а какая у тебя специализация? Ты ведь, кажется, дипломат?
– Я в курсе, господин Вакай, что ты мало следишь за политикой, – блеснула жемчужными зубами собеседница. – Не могу тебя винить – мне и самой ей приходится заниматься лишь потому, что другого выхода не остается. А специализируюсь я на астрономической гравископии. У меня своя лаборатория в Масарийском университете, и я доктор естественных наук.
Шах и мат. Вакай почувствовал себя размазанным по стенке внезапным апперкотом, причем со стороны человека, который, казалось бы, и размахнуться толком не сумел бы. Он пристально оглядел собеседницу, заново оценивая ее. Да, красавица. Великолепная фигура, симпатичное лицо, высокая грудь и абрис идеальной фигуры под тонкой, ничего не скрывающей тканью. Доктор естественных наук? Директор лаборатории? Да сколько же ей лет? На вид – не больше тридцати. И откуда ему смутно знакомо ее лицо?
– Карина Мураций, – подсказала Цукка. – Похищение примерно девять лет назад, чуть меньше. Крупный международный скандал, переворот в Сураграше, чудесное спасение, основание Республики. Помнишь? По всем телеканалам год тему муссировали, да и сегодня периодически вспоминают. Я – родственница Карины. Бывший опекун, если точнее. Ныне по мере возможности выполняю функции почетного консула Сураграша в Катонии. Ужасно надоело, но нам пока что не по средствам, да и незачем держать здесь полноценное посольство. Я, да автосекретарь, да система связи – вот и вся дипломатическая миссия.
– М-да… – Вакай со звоном поставил на столик бокал. – Приношу свои глубочайшие извинения, госпожа.
– За что? – удивилась Цукка.
– За свою самонадеянность и глупость. Настолько сильно я не промахивался уже очень давно. Я ведь воспринял тебя…
– Как светскую львицу, ложащуюся под каждого, с кого можно поиметь выгоду! – звонко рассмеялась красавица. – Я знаю. Что поделаешь, господин Вакай, чтобы выжить в омуте с крокодилами, пришлось позеленеть.
– Действительно… – Вакай смущенно поскреб в затылке. – Однако же, госпожа, зачем ты хотела меня видеть?
– О! Видишь ли, господин Вакай, одна персона заинтересовалась тобой и просит вас познакомить. Она считает, что у тебя выдающийся потенциал, который пора развивать в нужном направлении, а не растрачивать себя на детские игры. Но сначала я хочу рассказать кое-что о тебе самом. Кое-что, тебе неизвестное.
– Не известное обо мне? – удивился математик. – И что же такого я упустил?
– Много чего. Например, помнишь ли ты, как во время эвакуации из Института человека ты самопроизвольно пришел в себя?
Вакай заледенел. Откуда она знает об Институте? Никто во всем мире… Исэйка? Он мог знать как председатель Фонда. Неужели?..
– Кара помнит. Она присутствовала на разгроме Института. Ты пришел в себя, когда тебя везли к лифту, и ей пришлось тебя вырубить, чтобы ты не натворил дел своим эффектором. У тебя ведь уже тогда была первая категория?
– Я не люблю вспоминать об Институте, – глухо сказал Вакай.
– Она тоже. Ей, знаешь ли, там досталось куда больше остальных. Она, кстати, передает привет и хочет обязательно поговорить с тобой, когда ты придешь в себя.
– Приду в себя?
– Да. Боюсь, тебе придется на пару дней забыть о своей текущей работе. Погоди секунду, мне кое-что требуется сделать.
Цукка прикрыла глаза и замерла. Потом пошевелилась.
– Ну, вот и все. Моя автономная кукла создана. Пора отправлять гулять ее по дому. Раскланяться с полусотней политиков, дать отдельные интервью журналистам в надежде, что новых вопросов никто не придумает, кого-то погладить по шерстке, а кого-то – совсем наоборот. Рискованно, конечно, но все всегда идет по одному и тому же шаблону. Одни и те же люди, одни и те же вопросы… А если что, я временно перехвачу контроль.
– Твоя кукла? – переспросил Вакай. То ли его разыгрывают, то ли он просто не понимает какой-то жаргон.
– Ну да. Кукла. Автономная проекция. Нечто, выглядящее точно как я, и даже умеющее немного меня имитировать.
Цукка странно смотрела на него – полуприщуренно, выжидающе. К чему он клонит?
– Не понимаю, – признался Вакай. – О чем речь?
Вместо ответа собеседница лукаво усмехнулась и посмотрела на занавешенный шторой дверной проем. Вакай машинально взглянул туда же – и приоткрыл рот от ошеломления.
У дверей стояла Цукка Касарий. Та же самая фигура, те же самые лицо, прическа и платье, и даже та же самая родинка под подведенным розовой помадой правым соском. Она стояла, поигрывая бокалом с вином и устремив на Вакая равнодушно-холодный взгляд. Несколько секунд математик смотрел на нее затаив дыхание. Затем глубоко вздохнул и перевел взгляд обратно. Цукка Касарий сидела напротив него в кресле, точно так же поигрывая бокалом, только пустым.
– Это что, какой-то розыгрыш? – растерянно спросил математик. – У тебя есть сестра-близнец? Или чоки?
А, ну да. Разумеется. В последнее время, он слышал, среди богачей пошла такая мода – заказывать себе чоки, неотличимых от них самих. Киборги могли даже поддерживать разговор на общие темы, разговаривая голосом, в точности походящим на голос оригинала.
– Чоки? Интересный вопрос, – Цукка поставила бокал на стол. – А у тебя есть чоки-имитатор, господин Вакай?
Занавеска шевельнулась, и в комнату вошел мужчина. Серый довольно потрепанный деловой костюм с черным шейным шнурком и несвежей рубашкой, сандалии поверх черных в белый горошек носков, высокие ранние залысины на лбу и одутловатое обрюзглое лицо. Он казался очень знакомым, но Вакай никак не мог вспомнить, где его видел.
– Я с большим интересом познакомился с тобой, госпожа Цукка, – не менее знакомым голосом произнес он. – Боюсь, однако, что мне пора домой.
– Интерес взаимен, господин Вакай, – светским тоном ответила Цукка-2. – Позволь мне проводить тебя до выхода.
– А? Да-да, конечно, – кивнул мужчина и вышел. Цукка-2 последовала за ним.
И тут Вакай наконец понял, где же видел этого мужчину и слышал его голос.
Совсем недавно. В цикле лекций по теории полугрупп, который он не далее периода назад вместе с несколькими коллегами вел в университете.
В видеозаписях своих выступлений.
Спокойно, жестко сказал он себе. Только спокойно. От паники лучше не станет. Если бы тебя хотели убить, городить детективную интригу с двойниками не стали бы. Дискредитировать тебя могут захотеть только завистники из числа тех же коллег, у которых нет таких возможностей. Тебе лично ничего не угрожает, понял?
Он несколько раз глубоко вздохнул и пристально посмотрел на собеседницу.
– Я могу получить объяснения? – сухо спросил он.
– Разумеется, господин Вакай. Но не здесь. Прошу прощения, что подвергаю тебя такому стрессу, но мы пока что не изобрели менее травматичного способа… пробуждения, если можно так выразиться. Прошу понять: мы не замышляем ничего плохого. Просто требуется краткий вводный курс, чтобы ты осознал, кто ты такой на самом деле. Нет, не так – ЧТО ты такое на самом деле.
Вакай молча смотрел на женщину. Пусть говорит. Сначала следует услышать все, что можно, и только потом делать выводы.
– Однако же рассказывать я намерена не здесь. Техника маскировки под названием «задернутые занавески» имеет определенные ограничения, как ты скоро уяснишь сам. Поэтому мы переместимся в другое место.
– Куда именно?
– Производственный комплекс «Таоран-Лиесса». Двенадцать астрономических единиц от нашего Солнца перпендикулярно плоскости эклиптики.
– Э?..
Ничего более умного Вакай произнести не успел, потому что умер.
Он не смог бы описать свои ощущения никакими словами. Просто на бесконечно долгое мгновение он провалился в бездну Абсолютного Ничто. А потом он вдруг снова оказался живым и невредимым.
Он по-прежнему сидел в мягком удобном кресле за невысоким столиком, однако совершенно пустым. Цукка так же сидела напротив него, внимательно его разглядывая, а вокруг в бесконечность уходил ровный матово-серый пол под таким же матово-серым… небом?.. куполом?..
– Ты неплохо переносишь гиперсдвиг, – наконец одобрительно кивнула женщина. – Помнится, когда мне в первый раз так проекцию переключили, я минут пять ориентацию в пространстве восстановить не могла. Однако же, господин Вакай, оглянись по сторонам.
Она подняла руку ладонью вверх, словно подставляя под струйку текущей воды, и окружающая серость растаяла.
И на них водопадом обрушились звезды.
Удивительнейшие красочные соцветия Звездного Пруда, вуали туманностей, черный провал Мешка – и ритмичные искристые вспышки вокруг небольшой круглой площадки, на которой стояли их кресла. Вакай замер, ошеломленный. Он от природы страдал нарушениями цветового зрения и всегда довольно равнодушно относился к звездному небу. Но сейчас водопад доселе неизвестных ему красок охватил его и властно увлек за собой в бездонную глубину космоса. Он даже не представлял себе, что в мире может существовать такая красота, и просто сидел с широко раскрытыми глазами, впитывая в себя окружающий мир.
– Где мы? – наконец спросил он.
– Как я уже сказала, мы в производственном комплексе «Таоран-Лиесса» над плоскостью эклиптики нашей системы. Точнее, в гостевом модуле комплекса. Здесь есть рециркулируемая атмосфера и экраны, делающие его пригодным для существования биоформ. Ума не приложу, зачем Камилл его сделал. Насколько я в курсе, здесь никогда не было и вряд ли когда-нибудь появится хоть что-то, живое в биологическом смысле слова.
Вакай заставил себя сконцентрировать внимание на Цукке. Он с подозрением всмотрелся в ее лицо – нет, ни тени насмешки или несерьезности.
– Живое в биологическом смысле слова… – медленно проговорил он. Он быстро заставил себя проговорить про себя малую лемму Расамана и вспомнить основные стадии доказательства. Нет, сознание в полном порядке. Никаких признаков нелогичности. Еще ни одному даже самому дикому сну не удавалось выдержать такой проверки. Или он попросту свихнулся? – Госпожа Цукка, здесь как минимум есть мы с тобой.
– Мое утверждение по-прежнему совершенно корректно, господин Вакай, – лицо женщины осталось все таким же серьезным.
– То есть мы мертвы?
– Еще чего! – собеседница, похоже, слегка обиделась. – Я лично вполне жива и помирать пока не собираюсь, чего и тебе желаю. Дело в том, господин Вакай, что я не человек.
– А кто, инопланетянка? – съязвил Вакай, чувствуя, как желудок сжимается в твердый холодный комок, а манипуляторы в груди собираются в тугие комки, готовые к удару – по какой цели?
– В определенной интерпретации – да. Но давай начнем издалека. Три года назад ты застрял в такси в пробке – и обнаружил на сиденье рядом с собой забытый планшет с некой глупой вздорной статьей. Помнишь ее?
Вакай помолчал.
– Если опустить промежуточные стадии рассуждений, – наконец сказал он, – и учесть наше текущее расположение, то Текира и в самом деле является искусственно созданной планетой. Ты к этому клонишь, госпожа Цукка?
– Браво! – просияла Цукка. – Я боялась, что придется вести тебя через кучу промежуточных пунктов, но ты математик, и ум у тебя отлично тренирован. Тогда сразу напомню про старый фантастический роман, который ты от скуки прочитал в поезде полтора года назад.
– Большая Игра…
– Точно. Я – Демиург.
Цукка подняла обнаженную правую руку, и та медленно истаяла прозрачным дымком.
– То, что ты видишь перед собой, не является человеческим телом и даже вещественным объектом. Такая человекообразная конструкция чисто энергетической природы называется «проекцией». Ее основное назначение – выступать в роли интерфейса общения с людьми. Сейчас я использую базовый вариант, который не выдержит глубокой инструментальной проверки. Но в режиме достоверной имитации, используемом на Текире, проекцию практически невозможно отличить от настоящего живого тела – она дышит, потребляет пищу, выделяет разнообразные отходы и даже способна зачать и выносить ребенка. Но живой она, тем не менее, не является.
– Предположим, – Вакай демонстративно сложил руки на груди. – Не то чтобы я не верил, но…
– Тебе нужно осмыслить, – кивнула Цукка. Ее рука вновь возникла из воздуха, целая и невредимая. – Однако не столько мою истинную природу, сколько свою.
– Свою?
– Девять лет назад, незадолго до истории с похищением Карины Мураций и военным переворотом в Сураграше, ты серьезно заболел. Тебе поставили диагноз «воспаление легких», и ты неделю не вставал с постели. И еще какое-то время после того чувствовал себя не в своей тарелке. Ты еще помнишь ощущение, словно твое тело – не совсем твое и как-то странно тебя слушается?
– Ты много обо мне знаешь.
– Разумеется. А вот ты не знаешь, что вовсе не болел. Искусственно наведенные ощущения просто маскировали характерные симптомы, что всегда возникают поначалу после переноса психоматрицы с биологического на фантомный носитель. Именно тогда тебя преобразовали. Ты – тоже Демиург, господин Вакай.
– Ага, один из тех, кто создавал Текиру! – нервно рассмеялся математик.
– Нет. Планету создавали Старшие. Если конкретно, Конструктор по имени Веорон. А мы с тобой – Молодые Демиурги. Нас обоих трансформировали одновременно. Но меня пробудили почти сразу, а до тебя очередь дошла только сейчас.
– Зачем? – глупо спросил Вакай, только чтобы выиграть время. Похоже, намерение сначала выслушать все безнадежно проваливалось. Мысли начинали путаться и разбегаться.
– Мы – часть программы обновления расы Демиургов, задуманной и реализуемой личностью по имени Джао. Ты с ним обязательно встретишься, как и с другими Старшими, когда немного очухаешься и придешь в себя.
– Часть программы обновления… – Вакай потряс головой. – Честно говоря, госпожа Цукка, у меня голова кругом.
– Естественно. Известно, что ты достаточно тяжел на раскачку и в состоянии стресса думаешь плохо. Я разговариваю с тобой один на один, чтобы на нервы не действовать, хотя с тобой целая толпа поговорить жаждет, начиная с нашего Лики и кончая Харламом. Харлам – Демиург, из Старших, сущий динозавр – выдающийся ученый, других таких во Вселенной нет и, наверное, больше не будет. Он крупнейший специалист по теории континуума, а Джао его ученик. И я теперь, похоже, тоже. И ты вряд ли увернешься, – Цукка озорно усмехнулась. – Скучный он, как пыльная комната, но учитель великолепный.
– А мое мнение уже ничего не значит? – сухо спросил Вакай. – А если я не хочу у него учиться?
– Сейчас, возможно, и не хочешь. Но кто знает, что случится лет этак через пятьдесят или семьдесят. Или через сто. Или через тысячу. Ему четыре с половиной миллиона лет, причем активных, в состоянии бодрствования – не менее полутора миллионов, лишние пара веков ожидания для него ничего не значат.
– Четыре с половиной миллиона лет… – растерянно проговорил Вакай. – Не понимаю. Так много? И чем он столько времени занимался?
– Демиург практически бессмертен, если только не совершит самоубийство. Чем можно заниматься в течение целых эпох – не спрашивай, представления не имею. Мне пока что всего сорок лет, и программа у меня расписана не дальше, чем на полвека вперед. Проживешь – сам узнаешь.
Вакай закинул голову и принялся наблюдать за звездами. Что говорить, он не понимал. Демиурги? Он всегда оставался убежденным атеистом и не принимал всерьез россказни разнообразных сектантов, поклоняющихся то Единому, то грашским богам, то инопланетянам, то духам природы и прочей подобной ерунде. Допустить, что та книжонка правдива? Что Текиру и в самом деле создали сумасшедшие полубоги, прожигающие свою жизнь в бесконечных играх с человеческими жизнями? Возможно. Но узнать, что ты сам относишься к таким кретинам? Увольте, лучше не надо.
– Разумеется, ты не можешь принять правду сразу, – взгляд агатово-черных глаз Цукки, казалось, прожигал насквозь. – Я знакома с твоим психологическим профилем. Ты не доверяешь незнакомым людям…
– Вполне доверяю, – весьма невежливо перебил ее Вакай.
– …и с учетом твоего детства не могу тебя в том винить. А когда ты немного придешь в себя, у тебя возникнут очень неприятные вопросы. Например – почему мы десятилетиями позволяли себе следить за твоей жизнью даже в самых интимных мелочах. Я заранее приношу свои извинения, и готова извиниться столько раз, сколько потребуется. Нижайше прошу тебя лишь об одном – не делай поспешных выводов. В свое время ты поймешь, что иные способы оказались бы куда как хуже.
– Учту, – буркнул математик. – А… что дальше?
– Дальше? – Цукка задумчиво покачала пустым бокалом. – Не знаю. Жизнь, наверное. Такая же, как и раньше – или совершенно новая, если захочешь. Тебя пробудили не ради чего-то – просто подошла твоя очередь. Лика, правда, на тебя какие-то виды имеет, даже настоял, чтобы чуть раньше графика начали, но ты можешь отшить его, если идея не понравится. Он тоже мой бывший воспитанник и настоящее бедствие, кого угодно достанет. Кстати, ты одиннадцатый по счету, если тебе интересно, и из предыдущих десяти, включая шестерых членов нашей Странной Семейки, никто пока что радикально не сменил ни свой образ жизни, ни свои привычки. Разве что Каре пришлось переквалифицироваться из хирургов в диктаторы, но и то не по своей воле. Тома, например, как работала врачом в больнице и преподавателем в университете, так и работает, разве что жалование тратить перестала.
Вакай промолчал. Он постепенно овладевал эмоциями и приготовился слушать, что еще ему расскажут. Сейчас время запоминать. Время раскладывать услышанное по полочкам и делать выводы наступит позже.
– А у меня все, – сообщила Цукка. – Разве что хочу тебя кое с кем познакомить. Госпожа Сири, ты можешь войти!
Вакай до боли стиснул подлокотники кресла. Что? Откуда здесь может взяться Сири?
Прямо посреди звездной пыли распахнулась дверь в черную пустоту, и на площадку, растерянно оглядываясь, ступила молодая девушка. Ее глаза близоруко щурились, вглядываясь в окружающее через старомодные очки с толстыми линзами в массивной пластиковой оправе.
– Где я? – неуверенно спросила она. – Как я сюда попала?
– Сири! – Вакай вскочил на ноги. – Госпожа Цукка, что это означает?
– Ой, господин профессор! – обрадованно взмахнула руками лаборантка. – Ты тоже здесь? Но как… – она запнулась, вглядываясь в Цукку, на губах которой заиграла ироничная улыбка. – Прошу прощения госпожа, мы не представлены…
Она шагнула вперед. Ее нога подвернулась, и она, неловко взмахнув руками, повалилась на пол.
Точнее, начала валиться. Вакай, инстинктивно потянувшийся к ней, внезапно обнаружил, что стоит возле нее и поддерживает девушку под локоть.
– Спасибо, господин профессор, – поблагодарила та, выпрямляясь. – Но как ты… Ты ведь…
Она растерянно посмотрела на столик, возле которого только что находился Вакай.
– Я… – Вакай осекся. А в самом деле, как он внезапно оказался в трех саженях от своего кресла?
– Сири, – Цукка поднялась. – Мне пора, так что я вас оставлю. Когда господин Вакай немного придет в себя, помоги ему вернуться на Текиру.
– Да, Цукка.
– Господин Вакай, Сири научит тебя пользоваться гиперсвязью. На первое время, пока не освоишься с общими интерфейсами, тебе сформирована адресная книга с несколькими контактами. Мой контакт там тоже есть. Не стесняйся вызывать нас в любой момент. Если по какой-то причине мы не можем ответить, перезвоним сами попозже. Кроме того, пока ты в курс дела не войдешь, я твой непосредственный куратор, так что стану проведывать тебя как минимум раз в сутки.
Она вежливо поклонилась – и исчезла. Никаких вспышек, клубов тумана и подобных спецэффектов: вот только что она стояла возле столика, и внезапно ее уже нет. Словно выключили… проектор?
Вакай растерянно посмотрел на Сири. Значит, они с Цуккой знакомы? Но тогда…
…здесь никогда не было и вряд ли когда-нибудь появится хоть что-то, живое в биологическом смысле слова…
– Господин Вакай, – виноватым тоном сказала девушка, – я должна принести тебе свои самые униженные извинения.
– За что?
– За обман. Последние два года я находилась рядом с тобой, выдавая себя совсем не за ту, кем являюсь.
– Вот как? – Вакай растерянно потер лоб. – Ты тоже Демиург?
– Нет. Я искин Камилла. Или, как в последнее время нас начали называть, неб. Разум небиологического происхождения. По сути своей я являюсь чем-то, отдаленно похожим на текирских искинов – с той разницей, что я обладаю полноценным разумом.
– Ты… киборг? Чоки?
– Изначальным носителем моего разума являлось искусственное вещественное тело. Основы моего разума также сформированы искусственно, но в дальнейшем он развивался самостоятельно, по схемам, сходным с человеческими. Если тебе так удобнее, можешь считать меня чоки. Я не обижаюсь на слова, у меня нет эмоций в человеческом понимании.
– Все, приехали…
Чувствуя, как привычный мир с грохотом рушится вокруг него, Вакай добрел до кресла и тяжело в него опустился. Сири ему нравилась – своей непосредственностью, живостью, удивительно сочетающейся с некоторой неуклюжестью, временами прорезающейся серьезностью… Хотя и простая лаборантка при кафедре, пошедшая работать сразу после школы, временами она демонстрировала проблески недюжинного, пусть и не отшлифованного ума, и Вакай всерьез подумывал, чтобы заставить-таки ее поступить в университет. Он мог бы позаниматься с ней, чтобы она набрала высокие баллы на экзаменах и получила стипендию. И она так трогательно заботилась о нем – приносила чай, когда он сидел за своим терминалом, погруженный в работу, следила, чтобы он застегивал куртку перед тем, как уйти в промозглую зимнюю сырость, дарила мелкие подарки по праздникам… Иногда она даже заходила вечерами в его холостяцкую квартиру, чтобы приготовить поесть. Он ни разу не пытался переспать с ней, а она никогда и не думала проявлять инициативу. Девочка, играющая в заботливую жену – вот что она такое.
И она – чоки? Вернее, искин?
Девушка опустилась на краешек кресла, в котором до того сидела Цукка. Ее поза выглядела напряженной – спина прямая, стиснутые в кулачки руки лежат на сдвинутых коленях, глаза виновато опущены.
– Господин Вакай, – тихо сказала она. – Если ты не хочешь меня видеть… Я пойму. Тебе поможет освоиться кто-нибудь другой.
– Нет-нет, что ты! – поспешно откликнулся математик. – Я не испытываю к тебе никаких плохих чувств. Просто я слегка ошеломлен. Мне нужно прийти в себя.
– Я понимаю. Скажи, не хочешь ли ты переместиться куда-нибудь в другое место? Может, тебе здесь неуютно?
– Переместиться… Это сложно?
– Нет. Господин Вакай, в первую очередь тебе следует осознать, что твое тело – на самом деле вовсе не тело. Твоя проекция – анимированная кукла, дистанционно управляемая твоим разумом и совмещенная с точкой восприятия окружающего мира. Кукла может существовать сама по себе, а точка восприятия – сама по себе. Процесс «перемещения» на самом деле сводится к тому, что ты выключаешь их в одном месте и включаешь в другом. Как с телекамерами – ты можешь выключить одну и включить другую, в ином месте. Все происходит мгновенно. Тебе придется лишь привыкнуть к моментам полной утраты ощущений между переключениями. Насколько я понимаю, люди тяжело их переносят.
– И… где я могу… включить новую проекцию?
– Где угодно. Хоть в другой галактике. Если точка восприятия сформируется в среде с экстремальными условиями, система фильтров автоматически отсечет неприятные для тебя ощущения или преобразует их в допустимые.
– В другой галактике… – Вакай потер подбородок. – А что насчет скорости света?
– Она не является существенным ограничением по отношению к фантомной машинерии. Технология гиперсвязи позволяет практически мгновенно передавать сигнал на произвольные расстояния. Задержка сигнала по времени есть, но невелика – микросекунды на световой год. Хотя на расстояниях, когда задержка начинает измеряться секундами, обычно неподалеку от точки восприятия формируется новый носитель разума – точка концентрации сознания. Среди Старших Демиургов такой прием широко используется, но он требует умения разделять сознание на несколько полуавтономных частей. Возможно, со временем такому научишься и ты.
– По какому принципу действует гиперсвязь?
– Я ожидала, что ты спросишь. Я подготовила несколько документов с вводной теорией, рассчитанной на твой уровень. Но даже самые основы – около тридцати страниц теорем и лемм. И сначала тебе потребуется освоить работу с системой связи и кольцами памяти. Все-таки, господин Вакай, ты не хочешь переместиться в более комфортную обстановку?
Вакай задумчиво посмотрел на Сири. Она все так же напряженно сидела на краю кресла, стиснув кулачки. Будь она человеком, ее поза неоспоримо свидетельствовала бы о сильном волнении и смущении. Но она сама сказала, что не обладает эмоциями. Следовательно, это наигрыш – как чоки запрограммированы имитировать человеческое поведение. Ее истинное состояние ему недоступно.
Однако же она изображает чувства, призванные снять его стресс и вызвать доверие. И она почти два года находилась рядом – а он не раз поворачивался к ней спиной, и в прямом, и в переносном смысле. Если бы она держала в уме что-то плохое, то давно бы реализовала свои планы.
Вряд ли она желает ему зла. Да и кому нужен тихий кабинетный ученый и преподаватель, пусть и сильный девиант? Не та он личность, чтобы устраивать против него заговор с участием фигуры, подобной Цукке Касарий. Значит, следует просто расслабиться и попытаться получить удовольствие.
– Сири, – сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал от нервного напряжения, – я просто не знаю, как мне себя с тобой вести. Ты простишь меня, если я случайно скажу или сделаю что-то не то?
– Да, господин Вакай. Разумеется. Ты не можешь оскорбить меня, так что не надо держаться так скованно. И я все та же Сири, которая столько времени провела рядом с тобой. Я ничуть не изменилась.
– Хорошо. Тогда – без формальностей. Договорились?
– Да, Вакай.
– Я бы действительно предпочел переместиться куда-нибудь в более привычную обстановку. Как насчет моей квартиры?
