АО АСЭ
Инжиниринг. Истории об истории
Александр Зайцев «Вспоминали Кубу, и нас охватывала ностальгия»
Александр Зайцев. Главный специалист Управления по строительству Ленинградской АЭС-2 АО АСЭ
Конкуренция среди желающих поехать на Кубу была очень высокая, отбор шел и по партийной, и по производственной линии. Я был начальником отдела и оказался в числе счастливчиков. Было это 9 мая 1990 года. Командирование на Остров свободы в День Победы – мне показалось это очень символичным.
В то время прямых рейсов до Гаваны еще не было. ИЛ-86 летел в Гавану с двумя посадками: в ирландском Шенноне и в канадском Гандере на острове Ньюфаундленд. Общее время полета от Москвы до Гаваны составляло примерно 18 часов.
Прилетели, открылись двери самолета. И мы думаем: наконец-то вдохнем полной грудью нормального свежего воздуха, а не того, что надоел уже в пути. И каково было мое разочарование, когда я вышел на трап, вдохнул – и почувствовал себя как в предбаннике. Правда, это состояние быстро прошло.
Два дня мы жили в Гаване – нам дали время на акклиматизацию. От того пребывания в кубинской столице в памяти остался сладкий вкус манго да и всей кубинской кухни. Ром и табачные изделия – и те были сладковатыми, поэтому мы курили сигареты, привезенные из дома. И особенно ярко вспоминаются флаги и плакаты, которые были, казалось, везде. «Patria o muerte» – «Родина или смерть», «Huntes i adelante» – «Вместе и вперед». Такими были лозунги того времени.
Через два дня нас с чемоданами и всей нашей утварью посадили в автобус, и мы поехали из Гаваны до Хурагуа. Это примерно 250 километров от столицы на восток по их центральной трассе «Аутописта». Дорога построена еще американцами и тянется через всю Кубу на 2 000 километров. Тогда из окошка автобуса я впервые в жизни увидел своими глазами тропики: кокосовые пальмы, деревья с плодами манго, гуайяву, бананы, ну и, конечно, апельсины и мандарины. Земля была устлана так называемой мурабой – зеленой травой с острыми колючками. А без травы почва красноватая.
По приезде в поселок, расположенный километрах в восьми от АЭС, нас разместили в гостинице «Ательере». Это два больших корпуса для несемейных специалистов. Меня поселили в одноместном номере с кондиционером, ванной и кухней с плитой. Имелся даже балкон, но вместо стекол, как почти везде на Кубе, были только жалюзи и сетка от очень крупных комаров, если судить по величине ячеек.
Комары на Кубе оказались интересными, хотя и обычного размера. При свете их не видно и не слышно, но как только выключишь электричество, они начинают пищать и кусаться, и никакие цветочные одеколоны из Москвы их не отпугивают. Причем от укуса кубинских комаров очень сильно воспаляются руки, особенно у людей, непривычных к таким испытаниям. И по красным рукам можно было легко определить, кто приехал недавно. От укусов помогало только кубинское средство роха – ярко-оранжевая мазь.
Разумеется, сетка не пропускала жуков, но они проникали внутрь жилища через открытые двери комнаты и балкона. Черные и крупные, они носились по комнате, и поначалу я думал, что это летающие тараканы, но оказалось, что это кукарачи – «братья» наших майских жуков.
Тропики
Работали мы пять дней в неделю. Утром за нами приезжал автобус-пазик. В нем у каждого было свое место; я этого не знал, поэтому в первый день сел на ближайшее незанятое сиденье. Потом мне объяснили, что поближе к кабине садятся старожилы, а новички устраиваются на оставшиеся свободные места – таковы неписаные правила. «А если не успеваешь на автобус или он просто не пришел, добираешься как можешь, всеми видами наземного транспорта», – сообщили мне дополнительно.
Интересно, что простых кубинцев на АЭС не возили на автобусах, как нас: для них были изготовлены большие квадратные закрытые конструкции из железа, которые крепились к МАЗам и КРАЗам. Кубинцы называли их «бутейа», то есть «бутылки». В них было всего несколько окошек, и если поутру в таких «удобствах» еще можно было преодолеть восемь километров до площадки, то к вечеру там невозможно было дышать от жара раскаленного металла. Иногда нам приходилось ездить и на них.
Коллектив Ленинградского АЭП был очень дружный, мы сразу перезнакомились. Назову своих коллег и друзей: Борис Мельник, Виктор Герасимов, Николай Уткин, Валерий Ионов, Геннадий Майоров, Аллан Кисатаев, Евгений Мулык, Евгений Головин, Виктор Мосейко, Владимир Рябов и другие. Всего же в авторском надзоре Ленинградского АЭП было более 20 человек. В АЭП имелись все направления, в том числе и мое, которое было очень востребованным, так как влажный тропический климат и морская атмосфера требовали особых способов антикоррозионной защиты оборудования, особенно из нержавеющей стали. Необходимо было сохранить это оборудование на периоды хранения, монтажа и ПНР. Надо было также следить за выполнением строймонтажных работ, выдавать рекомендации, разъяснения по выполнению антикоррозионных и специальных работ.
Так, например, пришлось отстаивать перед руководством стройки, Владимиром Филипповичем Дудником, да и перед ЗАЭС, требования по антикоррозионной защите заводского оборудования. Фирма «Свердловхиммаш» изготовила для системы безопасности блочную спринклерную установку из нержавеющей стали, что в тропическом климате требует особой защиты. И мне пришлось заложить для углеродистой стали комбинированное покрытие: металлизацию алюминием с перекрытием в несколько слоев эпоксидной эмалью ЭП-525. Это было сделано, объемы были приличные. Разрабатывались решения по защите от хлоридов воздуха нержавеющих облицовок баков спецкорпуса. Кроме того, я настаивал на том, чтобы делать сварной шов конструкций из нержавеющей стали сплошным, а не прерывистым, согласно нормативам, как это было выполнено фирмой, так как при дезактивации вся радиация могла скапливаться именно здесь. И вот благодаря поддержке нашего металлиста Виктора Герасимова, начальника участка Геннадия Владимировича Гапонова (потом работал начальником Управления «Севэнергоизоляция» в Санкт-Петербурге) удалось это решение отстоять. Геннадий Владимирович вообще очень толковый человек, на первых порах он меня опекал и учил тонкостям работы на Кубе: как строить взаимоотношения с кубинцами, с кем общаться. Черные и крупные, жуки носились по комнате, и поначалу я думал, что это летающие тараканы, но оказалось, что это кукарачи – «братья» наших майских жуков.
Наша страна оказывала содействие в сооружении АЭС в полном объеме, из СССР было свыше 500 человек специалистов. Кубинцы в основном занимались строительными, подсобными работами, но были и специалисты в моей области.
С кубинской стороны у нас были так называемые контропары, и я работал с цехом кубинских химиков. Общались в основном на русском, они его знали, потому что перед строительством прошли полугодовые курсы в Воронеже, где учили русский язык и изучали все требования, которые предъявляются к оборудованию. Некоторые наши товарищи тоже заранее готовились к этой поездке и проходили языковые курсы в Союзе, но я и многие другие приехали на Кубу неожиданно, поэтому нам пришлось поступать на организованные для нас трехгодичные вечерние курсы по испанскому языку. Проходили они в средней школе, в которой учились дети наших специалистов. Наша преподавательница по имени Валькирия по-русски ничего не знала и учила нас, как первоклассников: показывала карточки с предметами и называла вещи по-испански. Мы же усваивали, как это звучит и пишется. Интересно, что многие потом признавались: мол, ходили на курсы только для того, чтобы посмотреть на нашу Валькирию, пообщаться с ней. Она была мулатка, в самом расцвете сил и необычайной красоты. Хотя среди наших контропар тоже были красивые кубинки.
Период эспесиаль
На первое время нас снабдили продуктами, потом вручили карточки (торхеты), потому что в это время на Кубе уже начался эспесиаль – особый период, когда действовало ограничение на приобретение тех или иных продуктов. По торхетам, в которых по дням отмечалось, что ты взял на месяц, отовариваться надо было в местном магазине. Нам выдали сразу полный набор продуктов на месяц: хлеб, молоко, воду, мясо, асете (растительное масло), рыбу, кофе, сигареты, консервы – наши и кубинские. Помню, наши банки с тушенкой были промасленные, явно из какого-то стратегического запаса.
А еще раз в месяц нам выдавали целых шесть бутылок рома по 0,7 л. Многие из нас очень удивились – для чего ром в таком количестве? Оказалось, для акклиматизации и чтобы не пристали разные болячки, в том числе по гастрологии. Ром предписывался для профилактики и дезинфекции на ночь грамм по 50–70. Кое-кто из наших товарищей, конечно, не соблюдал предписания врачей, и ром у них кончался через неделю после получения.
По приезде на площадку нас предупреждали, что вода для питья довольно жесткая и что ее нужно кипятить. Поначалу мы не поняли, для чего это нужно. А когда начали кипятить, увидели, что оседает много хлопьев. Потом у нас появились специальные емкости, в которых мы хранили кипяченую воду и уже из нее варили суп, предварительно процедив воду через несколько слоев марли. Марля тут была дефицитом, и ее нам привозили из Москвы.
Никто нас не предупредил, как хранить на Кубе сыпучие продукты. Я, например, все ставил в подвесные полки, как дома. И вот однажды решил сделать горчицу по собственному рецепту. Открыл, а в пакете – одни остатки. Причина была простая: муравьи. Они подворовывали все сыпучие продукты. Так же было и с манкой, и с сахарным песком. Если на стенах есть дорожки, тропы – значит, муравьи воруют. После я уже хранил такие продукты в холодильнике, но ведь все туда не поставишь – емкости не хватит.
Когда в 1992 году нас переселили из «Ательеры» в квартиры, возникли неприятные моменты: внутрь стали проникать крысы. У нас с водой всегда было тяжело, только в определенное время наполнялись бачки, которые стояли на крышах домов. И, конечно, вода уходила очень быстро – на стирку, на готовку, на душ и так далее. Поэтому бачки нередко пустовали. Крысы карабкались по сточному стояку и проникали в жилище через обратный клапан унитаза. Потом мы выяснили, что такая возможность у грызунов появилась из-за того, что у сточных люков были сдвинуты решетки. Когда их поставили на место и закрепили, крыс в квартирах не стало.
Отдых
Суббота и воскресенье – выходные дни. Обычно заранее определялся маршрут поездки: Гавана, Варадеро, Тринидад или СантаКлара, Плая-Хирон, горы Эскамбрайя и другие. Конечно, на экскурсии была очередь.
В Гаване побывали, например, в Капитолии, он похож на американский. После революции там открыли музей, билет в него стоил 20 песо ($1). На стадионе под Гаваной мы смотрели Панамериканские игры. Побывали и в музее Эрнеста Хемингуэя. Эрнесто – так на испанский манер звучит имя писателя. Видели библиотеку, усыпальницу кошек, обсерваторию с телескопом, где бывал сам Фидель. Это запечатлено на одном из фото: два приятеля, Фидель и Эрнесто, пьют из больших бокалов сербесу – местное пиво. Ну и, конечно, постояли на капитанском мостике знаменитого катера «Пилар», который находится на территории музея, покрутили штурвал. Наша преподавательница по имени Валькирия по-русски ничего не знала и учила нас, как первоклассников.
Были вылазки и на всемирно известный курорт Варадеро. Океан, огромный белопесчаный пляж, изумрудная чистая вода. Там в основном всегда отдыхали иностранцы, им по карману было это дорогое удовольствие.
Некоторые из наших, кто был при машинах, выезжали на Атлантику за лангустами, имея специальное разрешение. Лангусты вроде омаров, крупные, похожи на наших раков, но мясо по вкусу напоминает куриное. Мне его как-то подарили, я сварил, заморозил и даже довез до Москвы.
Поначалу перед всеми поездками надо было писать письменное заявление, а после августа 1991 года это правило отменили и можно было свободно уезжать в районный центр Сьенфуэгос, что означает «Тысяча огней». Мы обычно добирались по заливу на баркасе, который доставлял до места за 30–40 минут. Ездили посмотреть город, народ, сходить в шопы (по-испански – «тьенды»), куда пускали только по спецпропускам, выдаваемым иностранцам, нам в том числе.
В Сьенфуэгосе мы могли позвонить домой. Правда, минута разговора стоила $5, но когда необходимо было поздравить близких с Новым годом, днем рождения, мы звонили. Определенные трудности были связаны с разницей во времени – восемь часов. Если, допустим, в Москве уже конец рабочего дня, то у нас там – еще утро. Письма доходили недели за три. Когда кто-то летел в Москву, письма отправляли с ним.
Телевизор в поселке показывал только два канала: центральный «Ребельда», по которому, как правило, все вечера демонстрировали бейсбол (кубинцы – чемпионы мира по этому виду спорта), и вещание местной телевизионной станции. Мы сами делали антенны, направляя их на телецентр в Санта-Кларе, и тогда получали более-менее четкую картинку. Все, конечно, транслировалось на испанском, изредка – с титрами, в основном английскими. Я чаще всего смотрел сериалы. Что интересно: через год, будучи в отпуске в Москве, обнаружил, что и у нас идут те же сериалы, например «Девушки из песка», знаменитая «Санта-Барбара» и другие.
Новый год по московскому времени у нас было принято встречать на берегу залива. Собирались все с семьями и часам к трем по местному времени располагались недалеко от специально выстроенной сауны, где был банкетный зал, холодильник, посуда. Московские куранты били здесь в 16:00. А по кубинскому времени Новый год праздновали обычно дома. Один раз, правда, вывели на улицу музыку от киноустановки и праздновали все вместе на просторе. К нам присоединились и кубинцы: начальство, специалисты, рабочие. Было весело.
По другим праздникам – 1 мая, 26 июля (День национального восстания) – у кубинцев в поселке играла музыка, танцевали ламбаду. Приезжала поливальная машина, и из нее раздавали-разливали сербесу. Обычно кубинцы приходили с ведрами, и туда продавцы подкидывали льда – как бы заботясь, чтобы было похолоднее, на самом же деле просто разбавляя пиво. А вот карнавалы ежегодно проходили только в Санта-Кларе, Сантьяго-де-Куба и других крупных городах.
На таможне
В первый отпуск я поехал через 11 месяцев. Чтобы пройти таможню в аэропорту имени Хосе Марти, нужно было оформить все документы. Как правило, нас сопровождали, и большую помощь в этом оказывал Валерий Моралев. Один раз, например, паспорт мне заграничный сделал за три часа.
А чтобы пройти кубинскую таможню с перевесом по багажу, не заплатив за лишние килограммы, надо было приготовить какой-нибудь подарок, по-испански «регало». У меня больших перевесов не было, но я все равно готовил пачку кофе, банку тушенки, бутылку рома, сигареты «Популярес» (вроде нашей «Примы»). И таможенники спокойно брали подарки и пропускали с перегрузом. Но чтобы вывезти с острова, например, чучела черепах или маленьких крокодилов, все равно нужно было заполнить подробнейшую декларацию: где купил, сколько заплатил и так далее.
Возвращаясь из отпуска, на Кубу мы везли для друзей что-нибудь родное: хлеб бородинский, селедку (хотя селедку ребята делали и сами из местной рыбы). Однажды я вез из Москвы химикаты и фотобумагу, потому что на Кубе их было не достать. Купил в магазине «Юпитер» на Арбате проявитель, фиксаж (порошок гипосульфита натрия) – он был в полиэтиленовых пакетиках по 100 граммов. В Москве спокойно прошел осмотр, а в Гаване меня вдруг остановили и начали детально проверять и открывать коробку. Таможенники очень быстро и ловко извлекли из коробки пакетики с белым порошком. Видимо, показал рентген. А у них, надо сказать, очень строго с перевозчиками наркотиков, да и сам я знал, что Фидель за операции с наркотиками казнил своего боевого генерала Очоа. Но, разумеется, все обошлось. Я рассказал, что везу химикаты для фотопечати, меня отпустили, даже не проведя экспертизы.
Рыбалка по-кубински
Многие наши друзья, особенно украинские, были страстными рыболовами. Покупали лодки в складчину и по очереди удили с них. Однажды мы отправились на рыбалку с Володей Рябовым и Евгением Макаровичем Мулыком. Предварительно запаслись наживкой – магушкой, это мелкая рыбешка, которая плавает на поверхности и легко ловится сачком. Вот только лампы нормальной у нас не было. Вообще в ходу были китайские лампы, которые отлично светили, но они продавались только в крупных городах. У нас же была карбидная, так называемый самоликвидатор, потому что часто потухала, а могла и взорваться прямо в руках.
Когда отчаливали, было уже темно. Володя замешкался – не мог зажечь лампу. Я был на носу лодки, возился с самодельным якорем, который никак не хотел цепляться за дно. А тут начался отлив, и нас понесло на фарватер. В свое время его прорыли для наших подводных лодок, поскольку залив Сьенфуэгоса был стратегическим узлом в нашей глобальной системе противоракетной обороны Кубы. Глубина там была 40–50 метров, длина якорной веревки – метров двадцать. И вот нас понесло в Карибское море, а до него – всего два километра. Пограничники на берегу увидели нас, осветили прожекторами и на лоцманском катере бросились за нами в погоню. Но этого мы не видели, потому что никак не могли разжечь фонарь. Посветили ручным фонариком, а катер уже метрах в десяти от нас, назывался он, как сейчас помню, «Пилот». Евгений Макарович, как заядлый моряк, крикнул: «Полундра!» – и бросился в воду в сторону от лодки. Мы – за ним. Лоцман прошел мимо, задел бортом нашу лодку, она не перевернулась.
Рулевой лоцманского катера начал кричать по-испански: «Все ли живы?» Мы ответили: «No рroblema». Он остановился помочь, но мы уже сами забрались в лодку. Промокли, и было уже, конечно, не до рыбалки – быстрей бы доплыть до берега. В другие разы таких приключений не было и даже случались неплохие уловы, но это днем: ночью в море я больше не выходил.
«Зимняя вишня»
На площадке «Хурагуа» был открытый кинотеатр. Мой приятель крутил там кино и просил иногда, чтобы я ему помогал. А потом, когда он в 1992 году уехал, кино стал крутить я. Чаще всего шли мультфильмы. Идешь с работы, а дети караулят и спрашивают: «Дядя Саша, а мультики сегодня будут?» Или наши уважаемые женщины – «Зимнюю вишню» им подавай каждую неделю. Так Чтобы пройти кубинскую таможню с перевесом по багажу, надо было приготовить какой-нибудь подарок, по-испански «регало». что часто приходилось одно и то же крутить, хотя фильмотека была довольно большая – около 300 фильмов стандарта 35 мм. Однажды я показывал кино, уже не помню какое. И где-то на середине фильма мне сообщили, что надвигается сильная гроза и нужно заканчивать сеанс. Только я остановил киноустановку, запер будку, как все загрохотало и засверкало.
На следующий день я, как всегда, отправился после работы крутить фильмы. Захожу в кинобудку и не могу понять, что происходит: нет возможности подключиться ни к одной розетке – их попросту нет. Первая мысль: «Кубинцы обокрали». Но потом вижу: на полу какая-то пыль. Позже ребята рассказали, что в кинобудку ударила шаровая молния, которая все расплавила. Про себя выдохнул: «Слава богу, меня там не было!» Но все равно и после этого до конца своего пребывания на Кубе я крутил кино.
В эспесиаль в 1992–1993 годах электроэнергию давали всего на несколько часов. Холодильники, кондиционеры в этот период в поселке почти не работали. Не было освещения, радио и телевизоры молчали. Кубинцы, конечно, все это легче переживали, а нам было непривычно и неприятно. Особенно тяжело в тропиках без кондиционеров и вентиляторов. Нам выдали керосинки, да и мы сами делали самодельные керосиновые лампы. Ребята нашли аккумуляторы, заряжали их, и после ужина мы все собирались у дома № 1 и слушали у Евгения Макаровича радио. Темень была страшная, однако жили мы в то время как-то особенно дружно.
В гостях
Мою контропару звали Хулия. Ее муж, бывший подводник, учился в СССР и к тому времени был уже на пенсии. Но как-то надо было сводить концы с концами. Она получала зарплату, а он делал поделки на дому – украшения из перламутра и панциря черепахи. Они были красивы и необычны и пользовались у нас спросом. Я купил несколько и привез домой.
В те времена контропары часто приходили к нам в гости целыми семьями. Естественно, мы их угощали ужином. Всегда старались что-то им подарить из продуктов, у нас ведь снабжение было лучше. И когда они приглашали нас к себе, мы что-нибудь обязательно брали с собой для детей: маечки, ботиночки, а еще хабон (мыло или стиральный порошок). Кстати, детей кубинцы содержат очень чисто, что непросто при дефиците мыла, порошка, воды. Себе они отказывали во всем, а детишки у них были как игрушечки.
Хулия всегда благодарила от души и угощала кофе. Клала в него много сахара, и он получался густой, очень крепкий и сладкий. После такого кофе заряд бодрости и энергии долго не проходил. Этим напитком на Кубе даже сердце лечат: запивают им таблетку аспирина, и все проходит. Но и настоящая медицина у них на хорошем уровне. Например, зубного врача мы часто посещали, кариес у нас там был сильнейший – от воды и питания (хотя у самих кубинцев с зубами проблем нет).
А в России тогда была разруха, и мои домочадцы говорили, что я пережил все сложные периоды на Кубе и не знаю, как тяжело жилось дома. Я, конечно, почтой отправлял в Москву посылки. Однажды даже рискнул среди книг положить бутылку ликера «Амаретто», который моя жена любит. И бутылка добралась!
В Сьенфуэгосе был магазин русской книги, назывался «Москва». Благодаря этому я там начал читать «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына, журналы «Знамя», «Современник». Газеты попадались редко, а журналы можно было достать. В Сьенфуэгосе был магазин русской книги, назывался «Москва». Газеты попадались редко, а журналы можно было достать.
В 1993 году, когда было противостояние между Ельциным и Хасбулатовым, я не выдержал и написал заявление о прекращении моей командировки на Кубе. Конечно, потом я жалел об этом, но семья для меня была важнее. Все боялись гражданской войны, а у меня в России оставались жена и дочь. В 1996 году я опять поехал на Кубу в качестве консультанта по консервации. Была проведена большая работа по реакторному отделению, спецкорпусу, машзалу и внешним сооружениям.
Ураган «Лили»
На Кубе я находился и в 1997 году, даже стал свидетелем урагана «Лили». Ураганы там бывают практически ежегодно, но такого сильного не случалось лет десять. Я был командирован на два месяца Александром Константиновичем Нечаевым для выполнения антикоррозионных работ на блочной насосной станции. Мы их начали, и тут по телевидению сообщили, что приближается циклон. Говорили, что сам Фидель Кастро молил Бога, чтобы этот ураган не прошелся по Гаване, потому что он мог разрушить очень много домов старой постройки. Наверное, Господь смилостивился, и циклон начал отступать от столицы, приближаясь к заливу Сьенфуэгос. А 18 октября он прошел по нашему поселку. Это был смерч, какого в России, наверное, не увидишь. Сплошной поток воды несся параллельно земле, сверкали молнии, а ветер достигал 200 километров в час.
Ветер проникал в наши дома вместе с мусором и водой, поскольку окна были незастекленные. Продолжался этот кошмар часа четыре или пять. Внутри квартир все плавало, все было обесточено. Несколько дней мы потом вычерпывали воду из жилищ ведрами. Позже мы узнали, что в провинции ураган предчувствовали многие животные: коровы перестали доиться, а куры – нестись.
Когда ураган стих, обнаружились большие разрушения. Были повреждены многие линии электропередач, из-за чего свет отсутствовал несколько дней. Правда, к счастью, наши холодильники не разморозились до конца, потому что у нас они были очень хорошие – экспортные «ЗИЛы», которые и в тропиках мороз держали на славу. А холодильников у каждого из нас было несколько, некоторые держали даже четыре холодильника. К урагану мы подготовились заранее: рыбу и мясо сварили и заморозили, чтобы потом просто разогревать и есть. Разогревали еду кто где мог. Например, Евгений Макарович Мулык у себя на этаже устроил что-то вроде кирпичной печки, разжигал очаг с помощью керосинки или дров. Конечно, мы в эти дни не работали.
На следующий день после урагана сам команданте Фидель прилетал в войсковую часть, которая была при станции, и, как рассказывали, летая вокруг станции, очень интересовался, выстояла ли она. Да, она выдержала, немного только краны развернуло у реакторного отделения. Самые большие разрушения случились на открытых площадках, где под навесами хранилось оборудование: шифер практически сорвало и унесло куда-то в Карибское море, все было разбросано. Но тяжелое оборудование, конечно, стояло на месте, реакторная часть была уже полностью закрыта кирпичом, поэтому здесь обошлось без разрушений. В машинном зале жалюзи каркаса здания были перекручены, и там практически ничего не осталось. Потом уже эти жалюзи стали кирпичом закладывать. Мы были очень рады приезду Фиделя.
После урагана БНС и аванкамера были полностью заполнены водой, насосы для ее откачки не работали. Их вытащили, проверили и начали откачивать воду. Только после этого приступили к работе.
Ураган пронесся с юга на север, ушел в Атлантический океан и потом, как говорили, добрался до самой Англии и там еще наделал дел. Но на Кубе все довольно быстро восстановилось, жертв не было, потому что все были предупреждены и подготовились. Через неделю уже и вода появилась. С овощами и фруктами только начались проблемы. Банановые и табачные плантации пострадали, урожай кофе полностью был уничтожен – большие убытки принесла Кубе «Лили». Непострадавшие провинции, например Сантьяго-де-Куба, делились продовольствием с потерпевшими.
В этот раз вместо двух месяцев я пробыл на Кубе четыре. От ЗАО АСЭ на площадке был Саша Усков – хороший парень, умница, молодой и энергичный, сделавший много для того, чтобы закончить работу по консервации. Жаль, что он где-то в 2012-м ушел из компании. А самыми большими «долгожителями» на площадке были Евгений Макарович Мулык и Виктор Мосейко: они пробыли здесь по десять с лишним лет, выдержали этот период – эспесиаль.
Мы и сейчас дружим с питерским АЭП, периодически созваниваемся, в Китае работали вместе. Вспоминали Кубу, и нас охватывала ностальгия. Очень грустно, что эта станция потеряна для России. Зародилась, правда, надежда, когда Владимир Владимирович Путин на Кубе встречался с Фиделем: думали, что возобновится сотрудничество не только в транспорте, микробиологии, но и в строительстве атомной станции. Надеялись, что подвижка какая-то будет с АЭС «Хурагуа», но пока ничего не известно. Тем не менее я иногда произношу про себя: «Hasta la vista» – «До встречи!»
2010 г.