Я поехал работать в представительство внешнеэкономического объединения «Атомэнергоэкспорт» на Кубе в 1988 году, после окончания Академии внешней торговли. Был командирован сначала как сотрудник, а потом стал руководителем представительства. Пробыл там с семьей около шести лет. Конечно же, это большой период, и Куба оказала на меня и на моих близких большое влияние. Впечатления и воспоминания самые замечательные, мы просто влюблены в эту страну до сих пор. И не только моя семья, но и все мои друзья и коллеги, с которыми мы работали.
Помощь кубинским друзьям была главной задачей того времени. Очень активно помогало министерство, лично министр Виктор Никитович Михайлов, замминистра Евгений Александрович Решетников постоянно сам контролировал ход сооружения. Знаю, они тоже были влюблены в Кубу и приложили много усилий, чтобы все получилось…
Решетников поражал своей знаменитой работоспособностью и нас, и кубинцев. Он стал фактически другом Фиделя. Михайлов помогал на своем уровне – из министерского кресла и кремлевских кабинетов. Он, собственно, и взял на себя бо́льшую часть ответственности за все эти рискованные, но такие необходимые в то время для отрасли, для страны зарубежные проекты. Критика преследовала его, даже когда всем уже было понятно, что именно ядерный экспорт помог атомному машиностроению, проектным институтам удержаться на ногах во время стагнации отрасли и экономики. Но Кубу и Михайлов, и все мы выделяли как-то особенно. Мы были заражены неким «кубинским энтузиазмом». Работали, несмотря на сложный климат, жару. Даже перемещаться между зданиями стройплощадки под палящим солнцем было сложно. А как кубинцы работали на строительстве станции! Это просто герои! Нелегко им было, жили они в спартанских условиях, но справлялись и очень старались научиться профессии атомщика-строителя.
К сожалению, после развала Советского Союза не удалось возобновить финансирование проекта. Это печально. Все, кто там был со мной, мечтали продолжить работу, пустить АЭС, ведь оставалось совсем немного. Все, кого я знаю, Кубу просто обожали…
Ельцин обещал Фиделю дать деньги на пуск АЭС «Хурагуа», но Минфин и Михаил Касьянов в первую очередь все торпедировали. Мы в то время часто ездили в Минфин, общались с Касьяновым. И видели, какая там стена. Никакие доводы не действовали.
Стройка замерла. И когда исчерпалось терпение Фиделя по поводу российского финансирования, кубинцы приняли решение создать консорциум. Туда вошли мы, англичане, бразильцы, итальянцы и, конечно же, кубинцы. Провели годовой цикл переговоров, подготовили к подписанию все документы, но потом случилось неприятное событие. Кубинцы сбили частный самолет, нарушивший воздушное пространство, американцы заблокировали вообще все движения по АЭС «Хурагуа», и консорциум в лице зарубежных партнеров фактически разбежался.
Было обидно. Куба – прекрасная, дружественная нам страна, многое нас связывало. В Госкомитете по экономическим связям (ГКЭС) СССР, учредившем «Атомэнергоэкспорт», шутка даже такая ходила: «Вся Куба покрыта мелким слоем советской техники». Советский Союз там строил разные заводы, фабрики, комбинаты, в том числе по добыче и переработке никеля. Они в итоге достались канадцам, когда Россия не сумела поддержать Остров свободы.
Куба сильно развивалась тогда в промышленном отношении. Кроме нас там были и другие международные компании, и в этой связи ощущалась потребность в электроэнергии. То, что не получилось достроить АЭС (первый блок был готов на 90 %, второй на 50 %), было, конечно же, неправильно. Российская станция была для кубинцев чуть ли не единственным шансом обрести энергетическую независимость, сделать рывок в интеллектуальном и промышленном развитии. В итоге мы там потеряли свое влияние.
Позже, правда, когда Сергей Кужугетович Шойгу стал сопредседателем российско-кубинской комиссии, была попытка с нашей стороны возродить строительство. По поручению руководства были проведены переговоры в посольстве Республики Куба, мы собирались уже вылететь на остров. Но тут кубинцы признались, что они все поставленное и смонтированное оборудование продали на металлолом в Японию. Все, что там было. А там, я повторю, все уже было практически скомплектовано. Продали, когда устали ждать, когда поняли, что уже нет никакой возможности достроить…
Я пришел в ВО «Атомэнергоэкспорт» из центрального аппарата Госкомитета по внешнеэкономическим связям, из Главного управления поставок. Моим руководителем в то время был Михаил Ефимович Фрадков, который позже, после слияния Минвнешторга и ГКЭС, возглавил Министерство внешнеэкономических связей. А еще тогда при Госкомитете было несколько экспортных компаний, которые, в отличие от Внешторга, занимались не только поставками товаров за границу, но и сооружением за рубежом различных объектов промышленного назначения. В частности, «Атомэнергоэкспорт» занимался атомными станциями, центрами ядерных исследований. «Технопромэкспорт», «Сельхозпромэкспорт», «Тяжпромэкспорт», «Нефтехимпромэкспорт» с другими объединениям ГКЭС занимались сооружением объектов и поставками соответственно профилю. Ну а когда распался Советский Союз, обрушилась экономика, из всех этих компаний самой жизнеспособной оказался «Атомэнергоэкспорт». Остальные же почти все после потери госмонополий на внешнюю торговлю потихоньку распались. Правда, долгожителем оказался еще и «Технопромэкспорт», который и сейчас продолжает работать. Однако он, в отличие от наследника «Атомэнергоэкспорта» – «Атомстройэкспорта», монополистом не стал.
История ВО «Атомэнергоэкспорт», потом АО «Атомстройэкспорт», Инжинирингового дивизиона, конечно, поразительна. Наша компания – стойкая крепость российской промышленности и науки в послереформенные годы. Ведь в 1990-е сооружение атомных станций в России в принципе прекратилось. Предприятия, изготавливающие и конструирующие оборудование для атомных объектов, стояли практически без заказов. Какие-то разваливались, другие были приватизированы. Только «Атомэнергоэкспорт» не сдавался – боролся, потому что верил в будущее, в атомную цивилизацию России, всеми силами пытался сохранить взаимоотношения с зарубежными партнерами. В этом, конечно, была огромная заслуга руководителя, Виктора Васильевича Козлова. Чтобы выжить, не допустить гибели компании, занимались всяким бизнесом – вплоть до закупок и продажи нефти. Но, безусловно, старались делать упор на интеллектуальный продукт.
Я, например, после окончательного провала кубинской программы работал по программе европейской помощи ТАСИС. Договаривались с европейскими партнерами о финансировании модернизации российских блоков. А потом прорезались Иран, Китай, Индия. Если бы не продержались в сложный период, не сохранили компанию, кадры, то, конечно, и невозможно было бы подписать эти контракты, провести сложнейшие переговоры и убедить иностранного заказчика, что есть еще порох в пороховницах. Я стал заниматься Китаем, поставками оборудования на Тяньваньскую АЭС.
Ну а сейчас уже, конечно, у нас такой объем заказов, что дай Бог нам со всем этим справиться. Но мое глубокое убеждение – атомная отрасль сумела пережить этот тяжелый период во многом благодаря атомно-энергетическому экспорту. Не будь первых заказов Китая, Ирана, Индии, наверное, все бы у нас закончилось с атомной энергетикой или по крайней мере мы бы серьезно уступили свои передовые позиции в этой области. Зарубежные заказы спасли от развала такие гиганты, как Ижорские заводы, «Силовые машины», «ЗиО-Подольск» и, конечно же, «Гидропресс» и АЭПы.
И стоит отметить, что, несмотря на определенные проблемы в промышленности в то время, «Атомстройэкспорт» обеспечил китайские блоки поставками оборудования с опережением контрактных сроков.
А потом появился Сергей Владиленович Кириенко, который, собственно говоря, окончательно переломил ситуацию в отрасли. Пошло финансирование по российским станциям, расширились взаимоотношения с зарубежными партнерами. Видя потенциал отрасли, поддержку ее со стороны правительства, к нам стали обращаться за содействием в развитии атомных отраслей многие страны. Открылось новое дыхание, начались переговоры, в которых Кириенко, надо отдать ему должное, всегда успешно подводил черту. Результатом были новые контракты с разными странами.
В Бангладеш мы заходили долго, трудно. Кредит на подготовительный период Минфин дал, обязав определить за три года параметры и стоимость АЭС. И мы вместе с партнерами разбирались, сколько нужно денег для того, чтобы построить там, в джунглях, на берегу Ганга, или, как эту реку называют в Бангладеш, Падмы, первый в стране объект атомной энергетики. Все наши восточные проекты до этого осуществлялись на океанском и морских побережьях. А этот – глубоко на материке. Как будет с почвами, с сейсмикой? Ведь Гималаи недалеко…
Для всех соответствующих исследований потребовалось время. При этом вдохновляло то, что у самих бенгальцев было огромное желание строить АЭС, создавать атомную энергетику. Это было в планах еще отца нации Шейха Муджибура Рахмана, который мечтал превратить Бангладеш в процветающее государство, свободное от голода и нищеты. Сегодня его мечты – в том числе об атомной энергетике – воплощает в жизнь его дочь, премьер-министр страны Шейх Хасина. Она удачно консолидировала все силы и средства – благо, деньги у них есть. И на этот их интерес живо откликнулся «Росатом», в частности Николай Николаевич Спасский. Его персональная заслуга в том, что он их убедил: мечты, даже самые смелые, воплощаемы, особенно с таким партнером, как Россия. Да они и сами, конечно, понимали, что лучше нас сегодня нет. Конечно же, им захотелось присоединиться «Атомэнергоэкспорт» не сдавался – боролся, потому что верил в будущее, в атомную цивилизацию России, всеми силами пытался сохранить взаимоотношения с зарубежными партнерами. к ядерно-энергетическому клубу, потому что потребность их развивающейся промышленности в электричестве огромна.
Они решились, несмотря на трудности, которых немало, и одна из них – недостаток кадров. Это в Бангладеш действительно проблемный вопрос.
Достаточно сказать, что фактически все переговоры по генеральному контракту вел один человек. Вокруг него какие-то люди менялись, но по большому счету это была работа «в одно окно». И мы здесь работали не так, как привыкли это делать в других странах, где контракт обсуждается большим количеством рабочих групп, десятками специалистов, либо с приглашением консультантов. Здесь этого не было. Аналитиков они не привлекали, да и не хотели никого, кроме нас, привлекать. Поэтому мы работали с уполномоченным правительством человеком, который сейчас занимается вопросами реализации проекта, – доктором Хасаном. Это, конечно, заняло время.
Наши прямые конкуренты сейчас придерживаются тренда «не строить самим». То есть все хотят идти по линии оказания технического содействия, как мы это делаем в Индии и в Китае. В принципе, это значит продать проект, а потом осуществлять авторский надзор за строительством и обеспечивать поставку оборудования. Все потому, что последние примеры наших конкурентов были не очень удачны. Проблемы французского проекта в Финляндии – АЭС «Олкилуото» – яркий пример потери в определенном смысле квалификации. Сейчас, насколько я знаю, индийцы ведут переговоры с американцами, но те говорят: «Стройте сами, а мы вам будем документацию и оборудование поставлять». В общем, такая тенденция имеет место.
Но особо подчеркну вот что: несмотря на то что мир и форматы сотрудничества меняются, альтернативы атомной энергетике нет и не будет. И рано или поздно это поймут и те страны, которые по ошибке или политическим мотивам отказались от мирного атома, отказались, по сути, от самого будущего. Да, едешь по Западной Европе – там огромное количество ветряков, солнечных батарей. Но они занимают колоссальные площади, а каков выхлоп? Они не позволяют закрыть потребности страны, особенно если она имеет высокоразвитую промышленность, транспорт, инфраструктуру… Поэтому еще раз: альтернативы атому пока нет.
2020 г.
Куба, Фидель Кастро – это наша юность. Когда Фидель первый раз приезжал в Москву, мне было шестнадцать лет. На Кубе в ту пору совсем недавно, буквально только что, произошла революция. И, помню, Фидель с первым секретарем ЦК Никитой Сергеевичем Хрущевым устроили митинг на стадионе в Лужниках. Люди стояли даже на футбольном поле.
Вскоре я окончила школу и поступила на вечернее отделение энергетического факультета Всесоюзного заочного политехнического института. Параллельно работала в институте «Теплоэлектропроект», занималась проектированием тепловых станций в Народной Республике Болгария, в Пакистане, в СССР.
В 1972 году, уже после Карибского кризиса, Кастро снова приехал в Союз – по серьезным экономическим вопросам. Министр энергетики и электрификации СССР Петр Степанович Непорожний предложил ему посетить Нововоронежскую АЭС: там тогда уже работал третий и строился четвертый энергоблок – с ВВЭР-440. И вот Фидель поехал в Нововоронеж. Все энергетики Советского Союза с замиранием сердца следили, чем это закончится, какое впечатление произведет на лидера кубинской революции наша первая большая атомная станция. Она впечатлила, да как! Так, что в 1975 году Непорожний подписал соглашение о строительстве на Острове свободы первой атомной станции. В 1978 году заключили контракт на технический проект АЭС с двумя реакторами ВВЭР-440, а в июне 1979-го на Кубу отправилась первая бригада проектировщиков и поставщиков, в которую была включена и я.
Летели 22 часа через Марокко. Долгий путь, и вдруг – Гавана! Лазурное море, голубой небосвод, океан, пальмы и много фруктов. Из столицы нас отвезли в поселок Хурагуа, расположенный на берегу Карибского моря, неподалеку от города Сьенфуэгос и примерно в 250 километрах к юго-востоку от столицы. Там под площадку АЭС было отведено даже не поле, а большое плато, густо заросшее мурабой – кустами колючек высотой в человеческий рост. Мы в сопровождении кубинцев пробрались через эти тернии и оказались на лужайке, посреди которой росла кокосовая пальма.
– Здесь будет ось первого реактора на Кубе, – гордо сказали нам кубинские специалисты.
Около будущей оси нас встретил посол СССР на Кубе Виталий Воротников. Мы, робея, держались скромно, даже боязливо, но Виталий Иванович к нам отнесся очень доброжелательно, показал домики, где мы будем жить, а после, уже в посольстве, стал рассказывать о Кубе. Нам сразу же подали холодный свежевыжатый апельсиновый сок, и так это было необыкновенно после палящего солнца. Казалось, более дорогого подарка нельзя было сделать. Но, как ни странно, на Кубе по-настоящему ценным считается стакан холодной воды.
Поездки на Кубу стали частью трудовых будней. Постепенно мы согласовали графики строительства, монтажа, поставки оборудования. Сначала поставляли оборудование для «стройдвора» (так скромно именовалась огромная строительная база с мастерскими, станками, большими БелАЗами, МАЗами, строительными кранами – все из Советского Союза). И еще были наши советские «джипы» – газики, уазики. Надо сказать, они на экспорт делались очень симпатичные и модернизированные.
Закипели строительные работы, они тоже вскоре стали привычными, но, что удивительно, то ощущение праздника, которое мы испытали в первый приезд на остров, так и оставалось на протяжении всего времени сооружения АЭС «Хурагуа».
Были, конечно, и трудности. Так, например, бетон, который заливали в плиту основания реакторного здания, уходил в карстовые поры и полости местной породы. Два года мы лили бетон в фундамент, забетонировали это плато, наверное, до центра Земли.
Бо́льшую часть времени кубинские строители работали в две смены по 12 часов. Только летом, в пятидесятиградусную жару, трудилась одна смена по восемь часов. Работы шли довольно-таки быстро. А вот на этапе поставки оборудования возникло немало проблем. Все электрическое оборудование на Кубе рассчитано на 60 герц – наследие американской инфраструктуры. Это создавало дополнительные сложности для наших поставщиков, так как электрическую его часть приходилось переделывать. Какое-то оборудование разрабатывалось заново.
По контракту мы в основном поставляли оборудование только советского производства, однако часть номенклатуры атомного оборудования в СССР не производилась. Тем не менее ряд заводов справлялся с поставленными проектировщиками задачами. Были и другие сложности, в частности проектные. Так, расчетная температура охлаждающей воды была 28 градусов, температура же воды в Карибском море, как оказалось, не опускалась ниже 30 градусов, и это влияло на КПД станции и другие проектные показатели.
Работать было сложно еще и потому, что у нас не было ни телексов, ни факсов, никакой, по сути, телефонной связи. Бывало, сутками сидели у телефона, чтобы связаться со стройкой на Кубе или с Москвой. Для советских специалистов был построен большой поселок «Хураговка», как они ласково его называли, а командировано было на Кубу около тысячи советских специалистов с семьями. Они-то и стали нашей курьерской связью.
Станция строилась, начинялась оборудованием, которое монтировалось и налаживалось. В объединении «Зарубежатомэнергострой» работу по Кубе в качестве заместителя председателя возглавлял Александр Константинович Нечаев – человек огромного мужества, энергии, терпения, энтузиазма, не говоря уже об опыте сооружения финской АЭС и технической осведомленности. На его плечах лежали важные задачи, а для их решения необходимы были еще и физическая сила, и ум, и здоровье.
Весом был вклад и начальника нашего объединения Эдуарда Аркадьевича Акопяна. У него было очень много объектов в разных странах, и поэтому он полностью не мог все свое внимание уделять сооружению АЭС «Хурагуа». Однако он участвовал в решении многих вопросов, неоднократно посещал с делегациями строительство, а несколькими годами раньше жил на Кубе и непосредственно руководил строительством ТЭС в городе Мариэль.
За эти годы на Воронежском и Запорожском учебных комбинатах было подготовлено более 1500 кубинских специалистов по монтажу оборудования для АЭС и около 700 – по эксплуатации АЭС. Специалисты со всех заводов и институтов обеих стран с огромным энтузиазмом и любовью строили АЭС «Хурагуа». Особенно запомнилось, что именно кубинским энтузиазмом были охвачены не только наши люди, но и специалисты других стран: так, из Болгарии неоднократно направлялись спецотряды для работы на этой станции.
Стройку контролировал сам Фидель. Раз или два в квартал он появлялся на площадке – и всегда совершенно внезапно. Прилетал на вертолете, доезжал до площадки с эскортом военных джипов, вбегал на второй этаж. Совещался недолго, не больше получаса, потом быстро спускался по лестнице. Он еще бежал по ступеням, а джипы уже трогались с места, и, догоняя машины на ходу, он запрыгивал в головной джип и брал наперевес автомат. В 60 лет!
Да, на Кубе каждый день – праздник. Казалось бы, почему каждый день? Вроде все работают – и все равно. Все улыбаются, и мужчины обязательно говорят женщинам комплименты. Это все солнце, это оно дает очень большую энергию, какую-то радость, Есть круг людей, которые очень верят, что если не эта, то другая атомная станция на Кубе обязательно будет построена. гормон счастья. И еще интересная встреча, уже последняя, была у нашей делегации в 1992 году в Доме правительства в Гаване.
Фидель появился на приеме в резиденции неожиданно, как и всегда. Уже приступали к десерту на ужине – и вдруг откуда ни возьмись вырастает его фигура с охраной по периметру. Я начала доставать из сумочки помаду, очки. За моей спиной сразу выросла фигура карабинера. Это как команда «Не шевелиться», и я замерла, слушала только. Фидель сел за стол перед Евгением Александровичем Решетниковым – он тогда в качестве замминистра курировал стройку и возглавлял нашу делегацию. Очень интересный был разговор: о надежде, доверии, о том, что все стараются, работают, и вот-вот, вот уже… Станция почти готова, надо приложить еще усилие. Никаких не было сомнений, что все это будет воплощено в жизнь и АЭС даст первый ток.
Но мы не успели одолеть современную систему автоматизации станции, так называемую АСУ ТП. Сначала мы работали с чешской стороной, а потом переключились на немецкую Siemens, и на это ушли годы и большие средства. Станция у нас была уже практически готова, а этой системы все не было.
И этот великолепный объект АЭС «Хурагуа», который был сильно модернизирован по сравнению с финским проектом АЭС «Ловииса» и в котором уже учитывался опыт чернобыльской аварии, был законсервирован. В СССР началась перестройка, все платежи стали осуществляться в конвертируемой валюте. Видимо, это условие кубинская сторона принять не могла. Они и раньше получали кредиты под разные объекты строительства, а расплачивались сырьевой продукцией, например, сахаром, да и вообще считали, что мы оказываем им безвозмездную братскую помощь. До этого СССР им построил несколько тепловых станций на кредитных условиях, а вот атомной станции не повезло – наступили другие времена.
Мы долго надеялись, что все это будет возобновлено, но чаяния наши не сбылись.
Вообще, есть круг людей, которые очень верят, что если не эта, то какая-то другая атомная станция на Кубе обязательно будет построена. Современным странам развиваться без АЭС нельзя.
В 2018 году Россия и Куба подписали Меморандум о стратегическом партнерстве в развитии и применении облучательных технологий.
2019 г.