АО АСЭ
Инжиниринг. Истории об истории
Георгий Антонов «На острие энергетики»
Антонов Георгий Михайлович. Главный специалист Группы технических экспертов Нижегородского проектного института.
Мне хорошо запомнился день, когда определилась моя судьба, и я решил, что буду заниматься тем, чем я занимался потом всю жизнь – проектировать тепловые и атомные станции. Это было на распределении в Нижегородском политехническом институте. К нам на пришел начальник научно-технического отдела Теплоэлектропроекта Николай Николаевич Маслов. На распределении было много представителей ТЭПа, но именно Николай Николаевич задал мне главный вопрос: «А не хочешь ли ты поработать на острие энергетики?». Я спросил: «Это как?» «А вот так: проектировать электростанции – тепловые, атомные. Это сейчас просто «вершина» энергетики». «Да, интересно, – говорю, – А зарплата как?» «А зарплата по штатному расписанию». Не то чтобы я не задумался, что такое штатное расписание, но я согласился. И судьба моя была решена. Я поступил на работу в Теплоэлектропроект. Вот этот день мне очень хорошо запомнился, как день, впервые связавший меня с моей профессией.
«Страшный сон»
Наверное, во всех Вузах страны ходила, да и ходит такая жизненная «мудрость»: после института, после студенческой жизни работа – это «страшный сон». И мне всегда было радостно, особенно в начале моей профессиональной деятельности, что распределившись в такое серьезное место как ТЭП, я практически не заметил разницы между студенческой атмосферой Политеха и атмосферой Теплоэлектропроекта. То есть моя жизнь почти не изменилась: меня по-прежнему окружали высокообразованные, увлеченные своим делом люди, настоящие интеллигенты, это и было замечательно. Прежде всего, это – Кесьяк Виталий Гаврилович, Людмила Николаевна Гаврилова, Пашев Николай Николаевич, Челесев Геннадий Александрович, Тамара Шилянкова, Таня Яковлева, Гена Керишин и многие другие. А Николай Александрович Трубин – мой старший товарищ, с которым мы вместе заканчивали Политех. Коллектив был очень дружный, мне нравилось, что постоянно надо было учиться, осваивать что-то новое, и вокруг были товарищи, которые всегда могли подсказать, дать совет – какую книжку почитать, чтобы решить проблему, и даже в какой главе, параграфе можно найти то или иное техническое решение.
Лучшие проекты
Вспоминая проекты, которые за годы моей работы в институте были реализованы, мне трудно выделить какой-то один. Все проекты – замечательные. Все объекты, которые мы проектировали: теплоэлектростанции, атомные станции – все они замечательные, все выдающиеся. И Костромская ГЭС с уникальным блоком мощностью миллион двести Ватт, и Армянская атомная станция – первая АЭС в сейсморайоне, которая подтвердила свою сейсмостойкость при прохождении землетрясений в Армении. Это – и Калининская АЭС, которая, правда, долго строилась из-за стагнации отрасли в 90-х. Но зато Калининская АЭС мне запомнилась тем, что я начинал с этого проекта. Я пришел в ТЭП, и меня сразу направили в группу, которая проектировала КАЭС, и я стал начальником отдела, занимаясь этим объектом. Словом, я рос на этой станции. Работая сначала инженером, потом – старшим инженером, ведущим инженером, начальником группы. В качестве начальника группы я заканчивал проектирование первого Калининского энергоблока, потом был второй энергоблок. Большая работа была также связана с Ростовской АЭС. Нельзя не отметить и пять тепловых станций, которые проектировал наш институт: Газавтозавод, Сомовская ТЭЦ, Дзержинская ТЭЦ, Нижнекамская ТЭЦ. И все эти проекты – замечательные. Это были самые светлые годы! Когда ты прекрасно знаешь весь объект, и видишь, что все те решения, которые ты разрабатываешь, внедряются в жизнь – это и есть счастье.
Стагнация
Девяностые годы прошли, как катком не только по отрасли – по всей экономике, была разрушена большая страна со своими производственными и научными связями. Но при всех сложностях и драматизме этого времени, удалось сохранить коллектив института. Тут, безусловно, огромнейшая заслуга руководителей, которые стояли тогда у руля: это Королев Евгений Михайлович, Кац Владимир Лазаревич, Колесников?? Метелкин Станислав Матвеевич, которые каким-то чудом выруливали в условиях отсутствия заказов, в условиях неплатежей. Какими-то окольными путями, с помощью векселей, которые были на предъявителя, скажем, на кого-нибудь из бригады строителей или монтажников, удавалось вернуть хотя бы часть заработанных средств. Один человек нес вексель, двое этот вексель охраняли. Такое диковатое было время. И сложные пути выживания.
Но Теплоэлектропроект себя сохранил. Как и другие ключевые предприятия атомной энергетики. Не то, чтобы от безвыходности люди оставались на своих рабочих местах – их удерживала вера в будущее, вера в то, что без энергетики не будет этого самого будущего. Вообще никакого будущего. А это значит надо пока держаться, оставаться в коллективе, несмотря ни на что.
Инжиниринг и объединение
Для меня переход НИАЭПа к инжинирингув конце нулевых – процесс неоднозначный. По моему убеждению, институт не должен находиться под абсолютным диктатом заказчика, проектировщик иметь определенные зоны свободы, зоны независимости. Нельзя позволять заказчику, каковыми по сути являются закупщики инжиниринговой структуры, диктовать проектировщикам свои условия. Это было неправильное, на мой взгляд решение.
Комфортней всего было работать в тот период, когда Нижегородский Атомэнергопроект стал самостоятельной структурой, имел свои объекты и не зависел ни от института в целом, ни от заказчика. Хотя, если вспомнить старые времена, когда был Теплоэлектропроект и его отделения Теплоэлектропроекта по городам, тогда тоже все было хорошо.
Что было замечательно? Была голова, которая осуществляла не только общее руководство, но и техническое. В головном, московском ТЭПе был мощный технический отдел, который разрабатывал технические решения и эти решения доводил до сведения отделений. Руководителями этого отдела был тогда Крикумчик?.?., Општейн?.?. – мощные умы, стратеги, которые не только решали конкретные задачи, но и оценивали состояние энергетики в целом, анализировали пути ее развития и помогли отделениям определиться с направлением своей работы.
Сегодня же, после «реинкарнации» того, старого «Объединенного института», подобная техническая структура пока не сложилась. Москвичи, питерцы, в основном, – сами по себе, нет должного взаимодействия, не чувствуется плечо старшего товарища, плечо коллеги. То есть над объединением нужно ещё работать в том плане, чтобы создать мощный руководящий орган в технической части.
Люди
Чем дальше живешь, тем больше становится лет, связанных с энергетикой, тем с большей теплотой вспоминаются люди, с которыми шел рядом на этом пути. Постольку я долго работал на Калининской АЭС, я бы в первую очередь назвал фамилию Демина Яна Карелича. Это человек, который руководил самой трудной тяжелой группой работ по проектированию Калининской АЭС, а строительство шло непросто, постольку, поскольку отдел-то был новый. Голков Юрий Иванович – тоже замечательный руководитель был. Самый человечный человек, которых я встречал в свое жизни. Мудрец, который находил решения в любой ситуации и давал хорошие советы практически по любым вопросам – и житейским, и по рабочим.
Атомная энергия
Атомная энергетика, Институт – это вся моя жизнь. Главное место, происходило общение с замечательными людьми. И происходит до сих пор. Я сейчас на пенсии, но опыт и знания из памяти не сотрешь, все равно товарищи обращаются, спрашивают совета. Да и сам я всю жизнь я учусь, всю жизнь я что-то изучаю, осваиваю.
Я горжусь, что моя жизнь связана с атомной отраслью. Можно, конечно, прожить и без атомной энергетики, но с атомной энергетикой жить лучше и комфортнее. Во-первых, это – энергия, на сегодняшний день самая чистая, которая производит очень небольшие объемы выбросов парниковых газов, практически такие же, как и гидроэнергия. И меньше, чем солнечная или ветровая энергетика. Мирный атом – это и новые технологии, и колоссальные строительные объемы. Скажем, идешь по станции, смотришь на реакторное отделение со стороны и думаешь: «Сколько же туда вложено – в это вот гигантское сооружение 70 метровой высоты! Сколько людского труда, сколько разума, сколько инноваций, сколько технических решений вложено, сколько железа «вбухано» – колоссально!»
Сергей Кувардин «НИАЭП как судьба»
Сергей Алексеевич Кувардин. Главный эксперт Управления оперативными показателями эффективности проектного производства АО «Атомэнергопроект»
Судьба привела меня в «НИАЭП» (тогда – Горьковское отделение «Теплоэлектропроекта») окольными путями. С юности я мечтал попасть на подводный флот. Но поскольку со зрением было не все благополучно, я поступил на физтех, группа 65-фт-1. В то время физтех НГТУ был ориентирован на судовые энергетические установки, атомная энергетика только рассматривалась в перспективе. Закончив физтех и пройдя практику в Комсомольске на Амуре на судостроительном заводе, я стал работать в области судостроения на заводе «Красное Сормово», в отделе автоматики. Занимался наладкой и настройкой АСУ, КИПом, системами управления энергетической установкой, системами маневрирования атомных и дизельных судов.
Наши люди в АЭПе
К 1985 году возникло ощущение, что программа военного судостроения потихоньку сворачивается. США консервировали часть своих подводных лодок, мы часть своих. Программа предприятия была сокращена. Я понял, что надо менять профиль работы. Второй побудительный момент – моя супруга построила кооператив в Кузнечихе, а это в 20-ти километрах от «Красного Сормово». Меня это не устраивало. Большая потеря времени, а работали по 12–16 часов.
В то время в Теплоэлектропроекте начинал свою яркую карьеру мой товарищ по учебе, Владимир Лазаревич Кац, и я подумал, не пойти ли и мне туда. Когда готовился к переходу, нашел еще несколько знакомых фамилий, которые также учились на физтехе, и понял, что, наверно, в этом институте можно приложить свои усилия в области развития и проектирования объектов использования атомной энергии.
Рекомендаций у меня не было. Просто зашел в отдел кадров, представился, рассказал, чем занимался, спросил, требуются ли специалисты с моим опытом и стажем работы. Меня отвели к начальнику ДКБ-3 Юрию Ивановичу Горкову. Оказалось, что какое-то время он тоже работал на заводе «Красное Сормово». Я воспринял это как знак судьбы, и принял окончательное решение.
Предложили поступить в отдел «Автоматизированных систем управления». Поскольку на заводе мне то же в основном приходилось заниматься системами управления, я неправильно истолковал специфику работы отдела, из-за этого пришлось переучиваться и первое время работать в очень напряженном режиме. Дело в том, что на заводе я имел дело непосредственно с «железом», с оборудованием, здесь же пришлось работать «карандашом», то есть заниматься разработкой чертежей систем управления, фактически чистой проектной работой.
Женский взгляд на АСУ
Естественно, пришлось кое в чем переучиваться. Приобретать новый опыт, изучать специальную литературу. Но в итоге освоился. Пришел в институт все-таки не мальчиком. За плечами был большой опыт работы. И руководить мужскими коллективами приходилось – до 100 человек, здесь же, даже в процессе строительства объекта и при сдаче, рабочая группа не превышала 20–30 сотрудников. Так что с этой точки зрения вопросов не было. Очень мне помогли в это время Валентина Степановна Левченко, Ольга Владимировна Юридинская, Людмила Александровна Зельцова, Пазова Надежда и другие девушки из нашего коллектива. И, конечно, начальник отдела Николай Петрович Даринов.
Поступив в подотдел ДКБ-3, я несколько удивился тому, что коллектив – женский. И надо сказать, что с тех пор все коллективы в институте, в которых я работал, были, в основном, женские. Впрочем, в то время это было типично для большинства проектных институтов гражданского профиля. На заводе же был сугубо мужской коллектив. Так что и в этом смысле пришлось перестраиваться.
Я был принят на должность ведущего инженера – приходилось руководить и в тоже время вписываться в работу, изучать все тонкости и особенности такой специфической области как проектирование АСУ атомно-энергетических объектов.
В 1985, в июне, я пришел на должность ведущего инженера, а уже в 87-ом был назначен на должность начальника бюро электротехнического отдела.
В тот период, когда я пришел в Институт, основными объектами были: Калининская АЭС, Ростовская АЭС, и мы завершали, это был 85–86 год, в тесном взаимодействии с разработчиком реакторной установки – Нижегородским АКБМ – проектирование Воронежской АСТ. К сожалению, работы по этому уникальному проекту, вскоре после Чернобыля, были остановлены в связи с проведенным в Воронеже референдумом о закрытии стройки, а в 90-м году окончательно прекращены. Хотя строительная готовность Воронежской станции была где-то 80 %, и это очень обидно.
Имея опыт настроечных и наладочных работ, несколько раз выезжал на Калининскую атомную станцию, на разбор остановов. Там не было аварийных ситуаций, но остановки по различным причинам случались. Большая практика по настройке систем автоматики на «Красном Сормово» и уже приобретенный опыт проектной работы в институте, помогали достаточно неплохо справляться с ситуацией на действующем энергоблоке.
ГИП (главный инженер проекта)
В 90-м году, т. е. через пять лет работы в производственном отделе, был назначен на должность заместителем ГИПа по Ростовской атомной станции. ГИПом по Ростову был Вячеслав Борисович Касаткин. Очень сильный ГИП, сейчас он на пенсии.
Работа зам. ГИПа – это уже работа по организации проектирования, взаимодействию с заказчиком – Дирекцией Ростовской АЭС. На тот период шла разработка рабочей документации по второму энергоблоку. Наш институт разрабатывал этот проект.
Дальше были назначения на должность зам. ГИПа Ростовской станции, параллельно работал с Калининской АЭС. Работал ГИПом над проектами Дальне-Восточных станций и возобновления работы Армянской АЭС.
Проектировали второй блок Ростовской станции в начале 90-х, потом уже строили в 2008. Но это уже не было связано с разработкой проектной документации. Было приостановлено строительство. Но на тот период я уже, будучи назначенным ГИПом в 92 году. В 90-ом году я был назначен ГИПом по Ростовской АЭС, параллельно я занимался ГИПовскими вопросами по Калининской, где ГИПом тогда был Евгений Иванович Жарков. Он этот объект вел достаточно давно. Анатолий Кузьмич Вдовин был его заместителем.
Тем не менее, в статусе зам. ГИПа по Ростовской, завершал разработку технико-экономического обоснования реконструкции спецкорпуса Калининской АЭС. А когда 92-ом был назначен ГИПом, объектов свалилось сразу несколько. В том числе – разработка технико-экономического обоснования возможности сооружения подземных и наземных атомных станций в Дальневосточном регионе.
В пещере горного короля
ЦНИИ им. академика А.Н. Крылова разработал проект автономный универсальный энергетический источник, который должен был обеспечить потребности точечных потребителей (горнодобывающих комбинатов, военных объектов и проч.) в электричестве, тепле, а также водороде и кислороде для двигателей. Предполагалось использовать подземную атомную теплоэлектростанцию (ПАТЭС), естественно, небольшой мощности – на базе корабельных реакторных установок. Проект разрабатывался под руководством академика РАН В.М. Пашина. Изначательно предполагалось, что отработанные судостроительные технологии позволят снизить капитальные затраты и повысить надёжность и безопасность оборудования. По мнению проектантов АЭС будет также более экологически чистой, по сравнению с наземными АЭС, поскольку её оборудование будет надежно спрятано под землю.
Но мы доказывали и расчетами, и качественным анализом, что подземное размещение атомных станций выгоды не дает. Ни финансовой, ни с точки зрения безопасности. Очень дорого, тем более что объект гражданский, здесь деньги считаются по-другому. С точки же зрения поражения объекта внешними средствами и случаев возникновения аварии, выхода реактивных веществ избежать в любом случае не удастся. Все равно есть каналы связи с надземной поверхностью – это система вентиляции и система водоснабжения. Одним словом, наш институт занимался проблемами подземного размещения атомных энергоблоков, но мы сторонники наземного размещения. Как бы то ни было, по заказу министерства, институт участвовал в разработке ТЭО размещения на Дальнем Востоке, как наземных, так и подземных АЭС.
На дальней станции сойду
Это была глобальная работа по заданию Министерства по атомной энергии. Головной организацией выступал московский Атомэнергопроект, в состав которого мы когда-то входили, потом были самостоятельными, а недавно опять вошли.
Рассматривалась принципиальная возможность размещения АЭС в Хабаровском крае, в Приморском крае, в Амурской области. Предполагалась разная мощность этих энергоблоков в зависимости от: а) от потенциальной нагрузки; б) условий размещения.
Потребность в энергообеспечении этого региона и тогда, в начале 90-х, и сегодня, остается значительной. Дело в том, что износ тепловой энергетики в этих регионах уже в те годы был критическим. Не смотря на непростые условия, тогдашний министр – академик и главный разработчик новейших термоядерных зарядов, человек, благодаря которому в годы реформ был сохранен ядерный щит России, – Виктор Никитич Михайлов много инициировал таких работ.
Мой коллега Валерий Николаевич Горячев готовил ТЭД по Хабаровскому краю, а я – по Приморскому краю. Мы рассматривали объекты мощностью 600 мВатт, «тысячники». «Шестисотки» в то время шли в разработке, как у АКБМ им. Африкантова, так и у Гидропресса. Они между собой конкурировали не столько в мощности генерируемой тепловой электроэнергии, сколько в конструктивном исполнении и в вопросах обеспечения ядерной радиационной безопасности.
Проект АКБМ был, конечно, на шаг впереди с точки зрения уровня безопасности, но технически более сложно реализуемый. Там использовались определенные элементы судовой технологии, в том числе, страховочный корпус из стали. Опыт применения страховочных металлических корпусов был применен нашим институтом на АСТ, а потом эта идея была перенесена на энергетический реактор высокотемпературного пара.
Но тогда был выбран питерский проект с реакторной установкой ОКБ «Гидропресс». Решение по главному корпусу разработал питерский АТОМПРОЕКТ. Мы предлагали свои проектные решения, и это было одним из направлений технико-экономического доклада.
ТЭД были сделаны, приняты Министерством, и нашему институту было поручено разработать ТЭО Дальневосточной АЭС. Я был ГИПом по этой работе. Общее руководство осуществлял Юрий Алексеевич Кузнецов, заместитель главного инженера. Он очень много сделал с точки зрения продвижения этой темы.
При ФГУП «ЦНИИАТОМИНФОРМ» (Центральный научно-исследовательский институт управления, экономики и информации Министерства атомной промышленности Российской Федерации) была создана рабочая группа по рассмотрению возможности генерации электроэнергии на территории Российской Федерации, в приграничных областях, и ее транспортировки в Китай, Корею и Японию. Достаточно детально была проработана техническая возможность реализации этих проектов. Не смотря на необходимость двойного преобразования тока (из переменного в постоянный и обратно), транспортировка энергии по подводному кабелю, расчеты показали, для Японии это представляло определенный интерес с экономической точки зрения. Но были еще и политические моменты. Атомная энергетика вещь политизированная. Экспорт же электроэнергии в Китай и Корею, согласно расчетам, оказался нерентабельным.
Главной задачей этого ТЭО было определить возможность размещения с точки зрения природных условий и тех ограничивающих факторов, которые не допускают размещения АЭС в заказниках, заповедниках, на территориях, где имеются запасы подземной пресной воды, территориях, осложненных сейсмическими условиями, подверженных сходу селей, воздействию цунами. Рассматривалось пять районов, из них три – приоритетных.
Начиная с 60-х годов, это были уже третий заход министерства по Приморскому краю. Сначала работал Киевское отделение Теплоэлектропроекта, потом – питерцы. Мы сделали третий заход. В Приморском крае встретили нас с большой настороженностью, но мы сумели ее преодолеть. Работали с администрацией, проводили встречи с местным населением, рассказывали, убеждали, пытались доказать безопасность атомного объекта, при соблюдении всех норм и правил, установленных нормативной базой по размещению АЭС.
Собрали большое количество фондовых материалов, огромную работу провел начальника отдела инженерных изысканий в то время – Владимир Николаевич Леденев. Молодой на то время был, но весьма квалифицированный специалист.
Однако, ни на натурные работы, ни на бурение не вышли. Работа по Дальневосточной станции так и сталась на бумаге. Наше ТЭО было одобрено министерством, но дальнейшие работы по размещению и проектированию Дальневосточной АЭС были остановлены в силу экономических причин. Последние годы было два-три запроса. Создано же даже министерство по Дальневосточному региону, они тоже запрашивали возможность строительства, оценку стоимости, и, получив ответ, теряли интерес. С точки зрения стоимости сооружения АЭС – объект достаточно дорогостоящий.
Второй армянский
Параллельно с работами по Приморской АЭС, было принято решение по запросу республики Армения о повторном вводе в эксплуатацию второго энергоблока Мецаморской АЭС. Я был ГИПом по этому объекту. Общее руководство работами ввел по возобновлению в эксплуатацию концерн Росэнергоатом. Заместителем ГИПа у меня был – Дмитрий Владимирович Шепелев, ныне – директор отраслевого центра планирования и контроля сооружения объектов АО АСЭ. Со многими из коллег, которые сегодня занимают руководящие должности, мы работали вместе.
Армянская атомная станция – это, в принципе, единственный реализованный объект, который был спроектирован Нижегородским проектным институтом самостоятельно, и это была первая в стране АЭС, построенная в сейсмоопасном районе. Объект был запроектирован с соответствующими запасами прочности, надежности, устойчивости ко всем видам воздействий, в первую очередь к сейсмическому. Я не участвовал в ее проектировании, поскольку это был 70–80 годы. И, в общем, она достойно выдержала эти потрясения. Воздействие на атомную станцию было несколько слабее, чем в Спитаке, но это все равно был чудовищный удар, удар стихии, и станция выдержала, она была остановлена соответствующим распоряжением. Снова была запущена, обеспечивала электроэнергией спасательные работы в Спитаке и Ленинакане, и потом уже остановлена по решению правительства Армении. Эхо Чернобыльской аварии, чисто политическое, технически не обоснованное, решение.
Затем, после нескольких лет жизни без надежного источника энергоснабжения и исчерпания гидроэнергетических ресурсов, вызванное обмелением рек, уровень энергообеспечения Армении упал ниже минимально допустимого уровня. И тут «вспомнили», что первый блок покрывал до 40–50 % потребностей экономики Армении, а двухблочная станция покрывала почти всю потребность страны в электричестве. И вот начались работы по возобновлению эксплуатацию первого блока.
Мы разрабатывали очередные проектные решения по увеличению сейсмостойкости Армянской атомной станции. Второе направление – реконструкция систем технического водоснабжения с точки зрения повышения ее надежности. Третье крупное направление – реконструкция диэлектрической станции, то есть резервного источника энергоснабжения самой АЭС.
Были изменения по вспомогательным системам, обеспечивающим работу реакторной и турбинной установки. Вся эта работа фактически, легла на плечи зам. ГИПа Дмитрия Владимировича Шепелева. Я все-таки наездами там бывал – на совещаниях, а он, практически, не выезжал оттуда, особенно, под на этапе пуска. Огромный вклад в организацию проектных работ по возобновлению эксплуатации Армянской атомной станции внес главный инженер нашего института – Владимир Николаевич Чистяков, который в свое время участвовал в разработке проекта Армянской АЭС. Высококлассный инженер и выдающийся организатор проектного производства. Человек весьма уважаемый, в том числе, и сотрудниками самой Армянской АЭС, и нашей госкорпорацией, и концерном Росэнергоатом.
Итак, мы разработали проектные решения по повышению уровня безопасности Армянской АЭС, разработали обосновывающие материалы по безопасности и надежности, прошли экспертизу Армянского Госатомнадзора. Станция была успешна пущена в эксплуатацию. Хотя и это слово имеет некоторое отношение к этому объекту, потому что за период простоя она, действительно, был весьма запущена.
Дело в том, что в свое время были проведены работы по отжигу реактора второго блока, и ресурсные характеристики его оборудования на тот момент были лучше. Да и другое оборудование первого блока использовалось для замены, вышедшего из строя за период простоя, оборудования второго блока. Т. е. первый блок стал, фактически, ремонтной базой второго.
Противостояние
90-е вся Горьковская область переживала тяжело. На заводах были просто повальные сокращения. И надо отдать должное прозорливости руководителя института Евгения Михайловича Королева. Он шел на все, чтобы обеспечить, насколько это было возможно, зарплату. Вплоть до того, что деньги выбивались через судебные решения о том, что о том, что он как руководитель, обязан выплатить долги коллективу института. Да, без премий, но хотя оклад. И коллектив он держал в руках, не давал разбалтываться, потом что люди, конечно, роптали: денег нет, почему мы должны с 7.30 до 16.45 сидеть? И, тем не менее, Нижегородский проектный институт не потерял свою работоспособность.
Безусловно, люди уходили, были и увольнения. Сотрудников пенсионного возраста пришлось сократить, чтобы сохранить молодой костяк. Крутились, брали векселя. Вот здесь, конечно, велика заслуга Владимира Лазаревича Каца, замдиректора по экономике. Владимир Лазаревич, вообще, прекрасный инженер, был главным инженером Первого Технологического ВКП, но, когда встал вопрос о выживаемости института, его гибкий ум и достаточно смелые действия помогли нам выстоять в тот непростой период.
Восток нам поможет!
А потом, в самый разгар 90-х, и, прежде всего, благодаря усилиям того же Виктора Михайлову, возник проект АЭС, вернее, проект восстановления атомной станции в Иранской Республике.
Тут нужно сказать, что наш институт исторически специализировался на разработке проектной документации спецкорпусов атомных станций, т. е. той части АЭС, где от избыточных радионуклидов очищается вода первого контура реакторной установки (так называемая, система спецводоочистки), где собираются и перерабатываются трубопроводы, арматура радиоактивных корпусов, которые периодически заменяются в процессе эксплуатации.
Мы также вели разработки вспомогательных зданий и сооружений, в том числе, гидротехнической части. Поэтому, когда у иранцев возникла идея восстановить этот энергоблок, а Россия откликнулась, то проектные институты, привлеченные к этой работе, были разбиты на специализации. Проект реконструкции реакторного отделения разрабатывал Московский АЭП, питерцы – машзал, нижегородский проектный институт разрабатывал здание спецкорпуса и его вспомогательных зданий, а также реконструкция наземной гидротехнической части. Проектные решение по восстановлению морского водоснабжения делал институт Гидропроект, а мы – наземную часть, подвод охлаждающих средств к зданию реакторного отделения, к зданию турбины, к заданию резервных дизельных электростанций, т. е. ко всем потребителям.
В то время я уже был в должности заместителем главного инженера. Работа была непростая, занят был практически всеми проектными подразделениями института. Спецкорпус – достаточно сложное инженерное сооружение, куда сходятся потоки сред, всех сред, требующих переработки, плюс к этому, там осуществляется переработка самих реактивных отходов соответствующими установками.
Работа была также трудной в том плане, что там был и языковой барьер, и отличие иранской школы специалистов в области атомной энергетики от российской. Кстати, иранские специалисты – достаточно квалифицированные, грамотные. Многие, как это ни странно, получили образование в Англии и Соединенных Штатах. Впрочем, это было еще до исламской революции, при либеральном шахе Мохаммеде Реза Пехлеви.
Вот эта работа по этому проекту, несмотря на всю ее сложность, в том числе организационную (передача, оформление документации), тем не менее, с финансовой точки зрения, помогла нам выжить. Этот проект для всех проектных институтов атомной отрасли стал палочкой выручалочкой.
Следующий зарубежный проект, в котором довелось участвовать институту – проект АЭС «Куданкулам» в Индии. Первые и вторые энергоблоки, где мы тоже в разных наших специализациях разрабатывали здания и сооружения по переработки радиоактивных отходов, так называемых, «грязных мастерских» и «чистых мастерских». Разрабатывали административно-бытовые корпуса. В этих проектных работах был занят весь наш институт. ГИПом по Индии был Алексей Юрьевич Седов. Сейчас он трудится ГИПом по Курской АЭС-2.
Русский ренессанс
В 2008 году, уже в рамках формирования инжиниринговой компании, проектный блок Нижегородского проектного института был определен генеральным проектировщиком двух объектов: Нижегородской АЭС-2 и Курской АЭС-2.
Для нижегородской плоащадки сначала рассматривался проект АЭС-2006. За аналог брался проект Нововоронежской АЭС-2 Московского Атомэнергопроекта. Для Курской АЭС-2 сразу было принято решение разрабатывать проект на основе базового проекта ВВЭР-ТОИ. Для Курской станции изначально был определен генпроектировщиком тоже Московский АЭП. Работы велись параллельно по двум этим объектам. Но с созданием инжиниринговой компании, генпроектировщиком Курской атомной станции был назначен Нижегородский проектный институт.
Проект Курской АЭС-2 разделили как бы на две части: реакторные отделения или то, что сейчас называется ядерным островом, остались за Московским Атомэнергопроектом, а машзал (турбинный остров), площадка сооружения в целом, генплан и все здания на территории площадки – все отошло к Нижегородскому институту. Плюс генпроектирование, т. е. комплексная ответственность за разработку проекта.