Заданный студентами первого набора ВИШ МИФИ настрой стал определяющим и для следующих потоков. Так, студент второго набора Булат Айтбаев – призер конкурса Kaspersky Start Russia и победитель конкурса на получение именной стипендии предпринимателя Владимира Потанина. И это еще не все победы студентов ВИШ МИФИ. Их главные виктории в качестве сотрудников АСЭ ждут их впереди! Студенты вели свою проектную работу в АСЭ в условиях реального производственного процесса, соблюдая требования и стандарты компании.
Важный момент: многие вещи, которые опытным сотрудникам казались привычными, были увидены студентами в новом ракурсе, в результате чего на эти проблемы в АСЭ обратили более пристальное внимание. Это относится к идее студентов первого набора во главе с Романом Бобровым создать корпоративный мессенджер для упрощения коммуникаций между сотрудниками и одновременно защиты информации. Идея получила поддержку руководства «Росатома» и легла в основу проекта общеотраслевого мессенджера Dialog Rosatom, реализуемого с участием студентов ВИШ МИФИ. Студенты второго набора обратили внимание на необходимость унифицировать корпоративные сервисы и взялись интегрировать их на единой цифровой платформе. Были поставлены новые задачи по диспетчеризации «цифровой» стройки (проект «Диспетчеризация информационной системы “Строительный контроль”»), а также по созданию интеграционной шины для «бесшовного» обмена данными между разными расчетными системами и системами автоматизированного проектирования.
Кадровая служба АСЭ совместно с руководством ВИШ МИФИ традиционно проводит мероприятия, позволяющие привлекать и отбирать абитуриентов, заинтересованных в интенсивном обучении и последующей работе в АСЭ. Этот подход сложился еще при подготовке к первому набору и стал традиционным. Большая заслуга в этом всей кадровой службы АСЭ, в частности Александра Евгеньевича Чегодаева, который вместе с командой ВИШ МИФИ (М.Г. Ганченкова, Н.М. Троянова) заложил основы методики привлечения и отбора абитуриентов. Подход заключается в том, чтобы проводить адресную работу с бакалаврами НИЯУ «МИФИ» и других опорных университетов атомной отрасли, информировать их о содержании образовательных программ ВИШ МИФИ. Важную роль играют и опросы фокусных групп выпускников бакалавриата университетов, выявляющие их интерес к магистерским программам ВИШ МИФИ. Опросы проходят во время проведения дней открытых дверей в АСЭ, собеседований кадровых сотрудников с абитуриентами. Это позволяет отобрать действительно мотивированных, заинтересованных студентов с хорошим потенциалом. Таким образом, основа высоких показателей выпускников закладывается еще до того, как они поступают в ВИШ МИФИ.
Первые дни студентов в ВИШ МИФИ проходят в рамках уже сложившихся традиций. Бывшие абитуриенты за неделю перед началом учебного года сплачиваются в студенческую команду и приобретают начальные навыки проектной работы (эту традицию заложили М.Г. Ганченкова и Е.С. Осипова). Они также встречаются с руководством АСЭ и знакомятся с работой компании, а еще получают интересную информацию от студентов старших курсов. Особая «виньетка» визитной карточки ВИШ МИФИ – это «английский час». Несмотря на то что учебным планом предусмотрено немалое количество часов на изучение иностранного языка, еженедельный день проектной работы в АСЭ обычно начинается именно с него. На этот час приглашаются англоязычные специалисты, которые читают лекции на темы, не входящие в учебный план, но важные для расширения знаний студентов об отрасли, АСЭ, о цифровых технологиях, об особенностях работы на зарубежных стройках. Это в том числе и доклады специалистов АСЭ, сделанные на международных научно-технических конференциях.
Первый набор в ВИШ МИФИ 2017 года был самым запоминающимся в силу новизны всего. Зато следующие потоки, 2018 и 2019 годов, взяли числом: в каждом было до 40 студентов – почти в два раза больше, чем в 2017 году. Если первый набор был сфокусирован на программах «Системная инженерия для сложных технологических систем», «Цифровые технологии сложных инженерных объектов», «Цифровые технологии и управление жизненным циклом в атомной энергетике» в целом, то позже мы в этих программах сделали акцент на формировании компетенций Data Analyst, Data Scientist, Data Engineer (поиск, сбор, обработка, интерпретация, визуализация, презентация данных, модели данных, аналитика больших данных, машинное обучение, искусственный интеллект), а также компетенций по созданию цифровых платформ, включая платформы индустриального интернета вещей. Многие вещи, которые опытным сотрудникам казались привычными, студенты увидели в новом ракурсе и привлекли к ним внимание в АСЭ. Почему такое внимание уделяется технологиям работы с данными? Потому что цифровая экономика – это хозяйственная деятельность, в которой ключевым фактором производства и ее основным ресурсом являются данные в цифровом виде. Не случайно данные в цифровой экономике сравнивают по значимости с нефтью в традиционной экономике.
У ВИШ МИФИ благодаря этому заделу, который был создан вместе с АСЭ как якорным индустриальным партнером, есть хорошая перспектива. Она в первую очередь связана с дальнейшими совместными образовательными программами (магистерскими и программами ДПО, а также программами подготовки специалистов высшей квалификации в аспирантуре и докторантуре) не только для АСЭ, но и для других дивизионов Госкорпорации «Росатом». В проработке находятся планы для неатомных отраслей, в том числе на межуниверситетской основе. ВИШ МИФИ сегодня имеет соглашения с рядом родственных университетов о взаимодействии в подготовке цифровых инженеров. На выставке «ИННОПРОМ-2019» в Екатеринбурге было подписано соглашение о сотрудничестве с Уральским федеральным университетом.
В стратегии развития ВИШ МИФИ есть направление по подготовке инженерных кадров и из числа иностранных граждан для эксплуатации сооружаемых АСЭ зарубежных атомных станций. Особое значение придается развитию тестового полигона ВИШ МИФИ как пространства для исследовательской и проектной работы студентов с использованием программных комплексов и кейсов ведущих мировых вендеров. Создание его началось в рамках сотрудничества ВИШ МИФИ и АСЭ с «Аутодеск». Участие в тестовом полигоне открыто и для других технологических партнеров. С самого начала ВИШ МИФИ была нацелена на подготовку инженеров следующего поколения, ориентированных на применение технологий будущего. Поэтому приоритетом обучения в ВИШ МИФИ является сейчас и будет в дальнейшем подготовка инженеров, способных применять цифровые технологии в разных отраслях энергетики и промышленности. Если заглядывать дальше, то я бы предложил начать заблаговременную подготовку инженеров для сферы ядерно-водородных технологий. Такие специалисты будут востребованы для формирования новой подотрасли атомной промышленности – экологически чистого масштабного производства водорода и его использования как энергоносителя, накопителя энергии и компонента многих промышленных продуктов. В России и во всем мире ускоряется переход к водородной энергетике, и у ВИШ МИФИ есть возможность вместе с индустриальными партнерами из атомной отрасли начать подготовку инженеров для новой отрасли водородной экономики.
2018 г.
Атомная энергетика знала разные времена. В 70-е годы она пережила огромный бум, пускалось несколько блоков в год, и, казалось, никаких препятствий развитию ядерной энергетики нет, и это развитие шло семимильными шагами. А потом все сошло на нет. Не надо думать, что это произошло только из-за Чернобыля. Хотя и Чернобыль здорово подкосил, но просто к тому времени оказалось, что не так уж это все и дешево, не так уж все просто, а нефть – дешевая, а газ еще дешевле, и атомная энергетика, как принято говорить, сошла на уровень стагнации.
Хотя мне лично не нравится этот термин. Стагнация это, когда вообще все умерло или на пути к этому, а ядерное энергетическое производство никогда не останавливалось, оно все-таки немножечко, но росло. Скажем, в нулевые годы производство атомной энергии в мире выросло процентов на 13. Не только за счет ввода новых блоков, но и за счет того, что продлевали ресурс и просто мощность увеличивали.
Говорят, в Америке в восемьдесят каком-то году перестали заказывать новые станции. Это так, конечно, но, тем не менее, с 80-года по 2000-й ядерное производство в Америке выросло в три раза. Мало кто это сознает. Но оно выросло потому что, во-первых, хоть и не заказывали, но строили уже заказанные, а потом увеличенные мощности, и, конечно, очень важный фактор – повышали уровень эксплуатации. Если начинала Америка с КИУМ – 60 %, то сейчас больше 90 %. Это все равно, что новые блоки вводить. Но, тем не менее, резкое замедление скорости роста произошло. И отношение скисло к атомной энергетике во многих странах, начали заявлять об отказе Швеция, Германия. Италия три действующих станции остановила.
Но потом ситуация начала постепенно сдвигаться. Стало понятно, что с органическим топливом не все так хорошо, в разных регионах разные побудительные стимулы были вернуться к атомной энергетике.
Начнем с Америки, они в 2000 году продекларировали Новую энергетическую политику. Она заключалась в том, что они строят много атомных станций. Правда, с тех пор они еще не построили. Одну станцию начали достраивать. Тем не менее, они говорят, что будут развивать, потому что не хотят зависеть от органики. И поэтому они провозгласили возвращение к ядерной энергетике.
Европа боится зависимости от русского газа, не нравится им зависеть от «крана», а второе – это эмиссия парниковых газов. Мы в России не очень об этом беспокоимся, а в Европе – вовсю. Они страшно этого боятся. Сейчас, по общепризнанной оценке, сколько бы мы не говорили, что глобальное потепление – это не антропогенное воздействие, что это объективный процесс, нет, это антропогенное воздействие. Это результат деятельности человека. И в силах же человека – сейчас четко ставится такая задача – не допустить потепление больше, чем на два градуса. Потому что дальше – нельзя.
И так уже идут все эти процессы, связанные с торнадо и другими явлениями, но при дальнейшем потеплении всего на два градуса, последствия человечества будут катастрофическими.
Нефть газ и по ресурсам ограничен и из-за парниковых газов, не жечь, а если жечь уголь, которого много, то надо улавливать углекислый газ и его хранить. Это огромные деньги, огромная программа, она делается только в экспериментальном порядке, и никто не сказал, что можно это осуществить в глобальном масштабе.
Ну и, конечно, ставят на повышение эффективности, на экономию, на снижение энергоемкости основных производств. Но это еще в Европе можно сделать, а как решать эту проблему в Африке, где миллиарды людей вообще живут без электричества. Кто там будет экономить? Будут только развивать и развивать со страшной силой. Возобновляемые источники – всеобщая мечта, всем хочется, ветер, солнце, но при самых оптимистических рассуждениях, их не хватит, чтобы покрыть все нужды в энергии. Из всех возобновляемых источников только гидроэнергия развита примерно, как атомная энергия, но гидроэнергия не имеет перспектив роста. Нельзя строить плотины бесконечно. Уже сегодня нет таких мест. Кое-где, конечно, она будет развиваться, но уже в малых масштабах.
Потребление энергоносителей в середине века должно вырасти почти в три раза от сегодняшнего уровня. Это колоссальные цифры, и чем их подкреплять – не известно. Единственный источник, который развит и технологически проработан это атомная энергия. И это поняли люди. И сейчас, конечно, еще не Ренессанс ядерной энергетики, но какое большое во всем мире ожидание его, и процесс это просто пока замедлен. И, тем не менее, даже в Европе, которая порывалась закрыть все исследования в этой области, сейчас отказываются от прежних запретов.
Современный масштаб безэмиссионной ядерной энергетики и ее технологический ресурс позволяют сделать вывод, что она действительно может стать системой, способной к устойчивому и достаточно быстрому развитию. Если предположить, что область неудовлетворенного спроса будет заполнена ядерной энергией, то установленные мощности АЭС должны составить к середине столетия огромную величину в несколько тысяч гигаватт. Надо прямо сказать, что многое будет зависеть от наличия скоординированных совместных усилий двух основателей "первой ядерной эры" – Соединенных Штатов и России. Инициированные нашими странами в начале века международные проекты – ИНПРО (МАГАТЭ), «Поколение-IV» и более поздние инициативы – только начало того, чего требует "глобальная энергетическая революция".
Сама Россия при ее запасах углеводородов стратегически заинтересована в ускоренном развитии собственной ядерной энергетики для обеспечения энергетической безопасности, сохранения и эффективного использования собственных ресурсов, а также расширения экспорта энергии и высокотехнологичной продукции. Так что это предложение, от которого невозможно отказаться. Нам придется принять ядерную энергетику как жизненную необходимость для нашего будущего и суметь обеспечить ее быстрое развитие.
Во Франции сооружается уникальная энергетическая установка – международный проект ИТЭР, который должен продемонстрировать принципиальную возможность использования термоядерной энергии в мирных целях. В отличие от реакторов современных АЭС, использующих принцип ядерного распада, работа международного экспериментального реактора основана на принципе термоядерного синтеза.
Фактически ученые ставят перед собой задачу повторения в лабораторных, а затем и в промышленных условиях процессов, происходящих на Солнце: слияние ядер изотопов водорода – дейтерия и трития – приводит к образованию химически инертного гелия и сопровождается выделением большого количества энергии. Температура топлива составляет 100 млн. градусов. Это дает такие преимуществ: на планете есть неиссякаемые запасы топлива – воды для ИТЭР, месторасположение реактора не имеет значения, обеспечивается полная защита окружающей среды. Нет радиоактивного излучения и т. п. Общая стоимость оценивается примерно в 5 миллиардов евро, и примерно во столько же его опытная эксплуатация.
В проекте участвуют Россия и Казахстан, США и Канада, страны ЕС, Китай, Индия, Республика Корея. Все эти участники должны что-то вложить. Мы вкладываем технологию высокотемпературных материалов, которые у нас хорошо поставлены. Это очень серьезный вклад. Так что наши инновации дороги не только в материальном плане – они востребованы на самом высоком международном уровне. Безусловно ввод в коммерческую эксплуатацию реакторов этого типа – задача не одного десятилетия, ИТЭР – это лишь путь к созданию термоядерной энергетической станции.
Именно поэтому ни в отдаленном будущем, и тем более, в ближайшем будущем, термоядерную энергетику нельзя рассматривать в качестве конкурента современной атомной энергетике. Так что современные атомщики без работы сидеть не будут. К концу века термоядерная энергетика действительно может стать реальностью, однако не достигнет такого уровня, который способен удовлетворить постоянно растущие потребности человечества в энергии. Сделать это возможно только комплексным путем.
В термояде мы были когда-то лидерами. Наша идея, наш Токамак, наша идея самого проекта ИТЕР. Мой непосредственный начальник академик Евгений Павлович Велихов это придумал, сумел обаять Горбачева, Горбачев с Рейганом переговорил, потом с Миттераном. А сейчас все это строится во Франции. Американцы там еще немножко надурили. То были за, то против, то входили в проект, то выходили, как у них обычно бывает, и надурили нас. Но в целом уровень американский и европейский очень высокий. Токомаки настроили в Америке и Европе, во Франции в том числе. И мы все еще лидируем в некоторых направлениях – сверхпроводниках, магнитных обмотках, еще кое-где, но сказать, что мы единственные и неповторимые, теперь увы нельзя. Хотя, безусловно, Россия – один из лидеров в этой области.
У неэлектрического использования атомной энергии очень большое будущее. Советский Союз в свое время сильно продвинулся в этом направлении. Был большой проект высокотемпературного реактора и был проект поменьше для радиационных целей: пластмасса, например, при облучении меняет свои свойства и становится прекрасным материалом для труб. Но не пошло это. И Чернобыль подошел и всякие политические события. Был спроектирован реактор на 400 МГВт для химических производств. И у нас и у американцев были наземные прототипы высокотемпературных реакторов для ракет. С фантастической температурой. Водородом ТВЭЛ охлаждался, и на выходе была температура 3 тыс. градусов. Это колоссально. И это все делалось. Были в мире и первые высокотемпературные станции, правда, их потом остановили все. Но это перспективное направление и им заниматься надо.
Кстати, люди даже не подозревают, насколько широко применение ядерных технологий. К примеру, все пищевые продукты, в частности, морепродукты и мясо, а также табак и даже древесина подвергаются стерилизации в гамма-камере. И это дает большой эффект: уничтожаются все жучки-паучки, бактерии. Ионизирующие излучения давно уже применяются в различных отраслях тяжёлой (интроскопия) и пищевой (стерилизация инструментов, расходных материалов и продуктов питания) промышленности, а также в медицине (облучение злокачественных опухолей с целью уничтожения злокачественных клеток, ионизация воздуха). Для лечения опухолей используют тяжёлые ядерные частицы такие как протоны, тяжёлые ионы, отрицательные π-мезоны и нейтроны разных энергий. Создаваемые на ускорителях пучки тяжёлых заряжённых частиц имеют малое боковое рассеяние, что дает возможность формировать дозные поля с чётким контуром по границам опухоли. Так что за ядерными технологиями не только будущее – они давно обосновались в нашей цивилизации.
Ну и, конечно, это – производство водорода, потому что автомобили чем-то надо питать, а нефть рано или поздно кончится. На электромобили все не пересядут, а водород – прекрасное топливо и никаких вредных выхлопов. Мечта! Так что у неэлектрического использования атомной энергии очень большое будущее.
Ядерное топливо – низкообогащенный уран – не может использоваться для целей изготовления ядерного оружия. Плутоний в отработавшем топливе не обладает характеристиками достаточными для оружейного использования. Международные гарантии по мандату ООН, подкрепленные все более тщательными инспекциями, в состоянии обнаружить любую попытку переключения гражданских ядерных установок или топлива на военные цели. Атомные электростанции также могут помочь в уничтожении военных ядерных боеголовок путем сжигания их радиоактивных веществ в своих электрогенерирующих реакторах.
Подразделение, которое занимается водо-водяными реакторами (ВВЭР) у нас самое крупное в институте. Многое вложено в это, и как результат, конструкция активной зоны ВВЭР такова, что она устойчива к авариям. Если происходит какое-то возмущение, которое может вынести его в опасную область, то внутри нее сами собой срабатывают технические алгоритмы, которые эту опасность нейтрализуют.
Чем, вообще, хорош, ВВЭР, если коротко? Если он нагревается, вода расширяется, свойства, размножающиеся ухудшаются – реактор глохнет. Это основа основ внутренне присущей безопасности реакторов ВВЭР. (Я говорю внутренне присущая, некоторые называют ее естественной, но я этот термин не люблю – «естественная безопасность». А что тогда такое не естественная безопасность?) Но только на внутренне присущую безопасность полагаться нельзя, нужны и другие системы. Необходимо сочетание систем.
И все время идет борьба: с одной стороны надо по дешевле сделать большой выход энергии, и в то же время сохранить безопасность.
Благо требования к безопасности сейчас очень жестко определены. Они выработаны на международном уровне и в общем-то схожи друг с другом. Где-то мы пожестче, где-то они пожестче, но в целом очень схожи. У нас шестигранные кассеты, а у них – квадратные – то это уже не так уж существенно. Электросталевский завод уже и квадратные выпускает – для западных реакторов…
Надо сказать, что технологии часто развиваются параллельно. Атомную бомбу – да, мы позаимствовали, мягко говоря, а вот атомный самолет и в Америке, и у нас независимо стали проектировать, а потом в Женеве собрались и стали смотреть конструкцию – поразились: материалы такие же, размеры кассет такие же. Хотя не было разведывательного обмена. Просто люди думали параллельно, и получалось очень похоже. Так что не надо думать, что мы так уж сильно от них отличаемся, а они от нас. Конечно, культура производства – они поаккуратней любят работать, за то и денег берут много, на правах лидера в этой области.
Правда, сейчас все считают себя лидерами. Французы говорят: мы, и вообще, Европейский Союз – лидеры в атомной энергетике. Ну, я им как-то высказал все, что я думаю об этом.
Мы, кстати, тоже только в определенных областях лидеры, но далеко не по всему спектру. Наши ВВЭРы ничем не лучше PVR. Дешевле, может быть, только. Но это вопрос мобилизации общества: работа дешевле, сырье дешевле. Кипящие реакторы и реакторы с водой под давлением они вообще отработаны лучше. Вот по обогащению урана мы были, действительно, лидерами. Без всяких вопросов, но они нас догоняют. Их центрифуги уже не хуже наших. С реакторами малых мощностей у нас есть задел. У американцев тоже, но у нас больше, потому что мы еще и ледоколы делаем. По ледоколам американцы, вообще, вопят, что отстали и русские скоро Арктику захватят. По вопросам захоронения отходов нас обогнали. Мы перестали активно работать в этой области. В области переработки ядерного топливо мы близко находимся по технологиям, но, опять же, не впереди планеты всей. Французские, английские технологии – ничем не хуже. Американцы отстали, правда, но они это дело просто бросили. И кадры разогнали, и установки закрыли. У них сейчас с переработкой – полный нуль. Но у них политика такая была, начинали первыми, потом все бросили. Так что я не могу сказать, что мы впереди планеты всей, но то что мы на хорошем уровне, это безусловно.
Мы традиционно входим в число ведущих держав по атомным технологиям. В каких-то областях мы впереди американцев, японцев и французов, в каких-то несколько отстали. Но, скажем, в направлениях, связанных с топливным циклом, с обогащением урана – мы идем на технологическое опережение. По реакторам на быстрых нейтронах мы тоже находимся в лидерах. Что касается тяжелого оборудования, то нам необходимо еще работать в этом направлении. Здесь у нас наблюдается небольшое отставание. Вместе с тем, наш рост и приоритет очевиден в развитии реакторов малой мощности. На наши последние разработки, в частности, малые станции, плавучие АЭС, – конкуренты взирают одновременно и с испугом, и с интересом.
А в практике сооружения и ввода в эксплуатацию Росатом дальше всех сегодня продвинулся в мире. Никто в мире не строит сегодня столь строит за рубежом. Китайцы строят больше, но они строят у себя. И эти позиции важно не потерять, не проспать. Старые кадры стремительно уходят, а новые не растут. Молодежь сейчас есть, старики не все ушли, а вот средняя часть выбыла. Сейчас, правда, стало лучше с образованием, чем в эти годы замедления, а то одно время стали бояться, как бы, в самом деле, китайцев не пришлось бы заказывать – обслуживать наши собственные станции.
Успехи российских атомщиков – это еще и сигнал другим странам, заинтересованным в развитии ядерной энергетики. Это, если хотите, реклама наших технологий. В ближайшие годы свое желание построить АЭС будет выражать все больше стран. Рынок атомных технологий будет стремительно расти и то, что у наших атомщиков будет все больше заказов из-за рубежа – это все более очевидно.
Я скажу так: ни в одной отрасли промышленности нет такой заботы о безопасности, как в атомной. Но никогда, если речь идет о технике, нельзя говорить, что какое-то устройство не может выйти из строя.
Нельзя сделать абсолютно безопасный автомобиль или самолет, равно как и атомный реактор. Но его можно сделать таким образом, что бы, даже если что-то произойдет внутри, сколько-нибудь опасная радиоактивность не вышла за пределы станции. На это затрачены и затрачиваются огромные усилия.
Например, на рубеже веков, под эгидой Организации экономического сотрудничества и развития, в которую, кстати, Россия не входит, в нашем институте была реализована такая научная программа: мы моделировали происшедшую аварию один к одному, сознательно расплавляли уран, со всеми конструкциями при температуре 3000 градусов. В результате этой программы было сконструировано такое устройство, как ловушка для активной зоны. Впервые ее применил Атомстройэкспорт на Тяньваньской АЭС. Теперь такая ловушка устанавливаться на других реакторах российской конструкции. Атомные станции сейчас, в принципе, строят в полтора раза дороже, чем было раньше, и эти «полтора» – плата за безопасность.
Во время строительства объекта укрытия, или, как его принято называть, саркофага, наша группа должна была все время контролировать обстановку: понимать, что происходит внутри разрушенного реактора, следить за выполнением строительных работ, при необходимости своевременно предлагать проектные решения. Очень важно было постоянно наблюдать за изменением метеорологических условий, конвекцией воздушных потоков. Мы помогали строителям в том, что фотографировали самые труднодоступные места, давали им информацию для того, чтобы они могли скорректировать свои действия в ходе реализации проекта.
Дело было так организовано: с первого дня аварии по предложению нашего института при правительственной комиссии была создана экспертная группа «курчатовцев», которая действовала во время ликвидации последствий. Эту группу, естественно, постоянно должен был кто-то возглавлять. Но так как постоянно находиться в радиационной обстановке было сложно, все члены группы, в том числе и руководители, время от времени менялись. В течение 1986 года сменилось порядка 10 руководителей. Я был одним из этой десятки.
Все задания, связанные с ликвидацией последствий аварии, считались честью и выполнялись безукоризненно. Всего от нашего Курчатовского института там побывало около 700 человек: и молодые, и очень молодые, и старые. Решение о поездке принималось не в зависимости от возраста, а от того, что человек мог там сделать.
Надо было очень много работать. С семи утра до одиннадцати вечера, в постоянном напряжении. Борьба с последствиями аварии – это ведь огромное, сложное дело. Мы все время сталкивались с неизвестными, новыми задачами, которые надо было быстро решать. Очень похоже на военные действия: наступили здесь, тут отступили, двинулись в другую сторону.
Очень сложной была обстановка. Хорошие люди погибали прямо на дороге, потому что трассы были узкими. Представьте: тысячи людей работают в узком месте, в которое постоянно привозят горы различных материалов – тут неизбежны аварии, несчастные случаи. На моих глазах погибли два человека: они летели на вертолете и поливали крышу дезактивирующим раствором из бочки, на тросе подвешенной к вертолету. Вертолет зацепился винтом за гак огромного подъемного крана, немедленно рухнул и сгорел. Я летел на другом вертолете, чуть выше, и все это видел.
Мы прекрасно знали, что такое излучение, что такое «много» и что такое «мало» в отношении радиации. Поэтому не совались в помещение, предварительно не померив там радиационную обстановку. У нас были респираторы, защитная одежда, мы мылись по много раз в день – смывали всю радиоактивную грязь.
Принято считать, что большинство людей не знало о реальной опасности. Однако я считаю, что это далеко не так. Во-первых, среди ликвидаторов, приехавших на станцию после аварии, случаев лучевой болезни практически не было. Люди понимали, как регулировать дозу радиационной нагрузки и делали это. От лучевой болезни пострадали только люди, которые находились на станции непосредственно в момент аварии, которые бросились в это самое жерло вулкана. Во-вторых, самый опасный для проживания город Припять, который находится в 7 километрах от АЭС, был полностью эвакуирован сразу после аварии, всех жителей увезли. Потом также эвакуировали жителей окрестных селений.
Правда, я не уверен, что всех предупредили вовремя. Возможно, если бы всех, оказавшихся в зоне воздействия радиации, вовремя накормили йодом, численность заболеваний раком щитовидной железы была бы значительно меньше. Ведь именно этот вид рака стал практически единственным медицинским последствием радиации, и именно это заболевание сравнительно легко прекратить, если вовремя дать организму нужное ему на этот момент количество йода.
Но впоследствии было сделано огромное количество передач, написано много книг: все, что мы могли, все рассказали и написали. Другое дело, что люди не все прочли и услышали. Ученым ведь, как правило, не верят.
Что страх перед радиацией, стресс, вызванный этим страхом, вреднее, чем малые дозы излучения. Большинство людей представляет себе, что радиация – это что-то страшное, рассыпанное на огромных пространствах. На самом деле – нет. Там, где был реактор, там было страшно, а 10 километров отойдешь – все нормально.
Большие дозы радиации, разумеется, вредны. Но то, что малые дозы ведут к опасным последствиям, нигде доказано не было. Напротив, известно, что если животных поместить в колпак, в котором абсолютно нет радиации, они там просто вымирают. Животные в то время просто наслаждались жизнью: они не чувствовали никакой радиации, только свободу и безопасность, потому что люди из окрестных деревень уехали. Там же до сих пор огромный заповедник – все звери собрались на радостях.
А вот местным жителям пришлось сложно: они были вынуждены бросить свои дома, все, что в них было, уехать от могил предков. Теперь выясняется, что многих перевозили зря, что для многих селений больших опасностей не было. Но, увы, что сделано, то сделано. Впрочем, многие ведь потом вернулись в эту зону и живут там сейчас. Одно время они существовали на правах «мертвых душ» – жили без адреса, непонятно было, где им получать пенсию, и все такое. Сейчас, к счастью, их уже легализовали.