АО АСЭ
Инжиниринг. Истории об истории
Книга посвящена созданию отечественными специалистами атомных станций в России и за рубежом. (Расширенное издание).
Автор-составитель Сергей Журавлев
Корпоративный редактор Валерия Константинова
© АО АСЭ
ВСТУПЛЕНИЕ
«Люди атомной эры»
История покорения атома – это летопись научных открытий и выдающихся технических достижений. Однако главные ее страницы повествуют о человеческих судьбах, ярких личностях, год за годом создававших основы новейшей ядерной энергетики. Самоотверженный труд и талант проектировщиков, инженеров, строителей, управленцев обеспечили появление в России и за ее пределами уникальных энергетических объектов. В этом поистине уникальном издании мы собрали воспоминания, ставшие подлинными свидетельствами великой эпохи.
Идея книги родилась в конце 2000-х годов, ее высказал наш коллега Александр Захаров, работавший в то время начальником Технического управления ЗАО АСЭ.
Российская атомная промышленность ведет отсчет своей истории с 20 августа 1945 года – со дня образования Штаба атомной промышленности, Первого главного управления при Совете народных комиссаров СССР, впоследствии преобразованного в Министерство среднего машиностроения СССР, прославленный Минсредмаш. В глобальных масштабах отрасль сравнительно молода: 78 лет – период, сопоставимый с человеческой жизнью. Это означает, что и по сей день на предприятиях, занимающихся проектированием и строительством АЭС, работают специалисты, по биографиям которых можно изучать историю развития атомной энергетики. Было бы непростительной ошибкой не сохранить воспоминания этих людей – профессионалов своего дела и прекрасных собеседников – и не поделиться этим наследием с читателями.
Разговаривая с нашими коллегами, мы не просто узнавали занимательные факты о, казалось бы, известных событиях – мы мысленно переносились на десятилетия назад, ощущая дух того времени. Надеемся, что и вы, дорогие читатели, сможете совершить это потрясающее путешествие во времени, оценить масштаб и значимость работы российских специалистов атомной отрасли, создававших и продолжающих создавать сложнейшие инженерные объекты.
Эта книга – часть эстафеты памяти будущим поколениям, средоточие жизненного опыта и своего рода напутствие: как идти к цели, как подняться после поражения, найти в себе силы начать все заново, всегда быть на шаг впереди и, наконец, побеждать.
Наша книга адресована тем, кому интересно, как возникают новые идеи, как они воплощаются, становясь мощными атомными станциями, дающими энергию миллионам людей и десяткам предприятий, вдыхающими новую силу в жизнь стран и регионов.
Нина Деменцова, начальник Управления коммуникаций АО АСЭ
НА РУБЕЖЕ ЭПОХ
В 1940-е годы главной задачей советских атомщиков было создание ядерного щита страны
Позже ученым, занимавшимся этими проектами, общественные деятели и журналисты задавали вопрос: «Не мучились ли вы сомнениями, изготавливая самое смертоносное оружие на Земле?»
Лучше всего позиция физиков-ядерщиков по этой мировоззренческой проблеме отражена в фильме «Девять дней одного года», снятом режиссером Михаилом Роммом в 1962 году. Главный герой, ученый Дмитрий Гусев (Алексей Баталов), беседуя с отцом об атомной бомбе, говорит: «Если бы мы ее не сделали, не было бы у нас с тобой этого разговора, бать. И половины человечества».
Однако шло время, менялись приоритеты. О возможности вращать лопасти турбин и производить электричество той самой силой, которая испепелила Хиросиму и Нагасаки, Курчатов доложил Сталину еще в 1946 году. Годом ранее академик Петр Капица, лично знавший Эйнштейна и слушавший его пророчества о ядерном будущем человечества, аналогичную записку посылает в Совнарком СССР. Но только 1 января 1951 года в городе Обнинске Калужской области началось строительство первого дома для «мирного атома». 27 июня 1954 года в 17:30 энергия первой на Земле АЭС стала поступать в потребительскую электросеть Мосэнерго. Реактор мощностью 5 МВт работал на обогащенном уране с графитом в качестве замедлителя, для охлаждения использовалась вода с обычным изотопным составом.
Обнинская АЭС прекратила свою работу в 2002 году, став одновременно и первой в России остановленной атомной электростанцией. Ее зданию присвоен статус объекта культурного наследия народов России, сегодня оно является научно-исследовательским и мемориальным комплексом. Обнинск был успешным почином, и на этом советские ученые не собирались останавливаться. Меньше чем через пять лет после пуска первой станции, в 1958 году, заработала первая очередь Сибирской АЭС. Мощность ее составляла уже 100 МВт, позже она была доведена до 600 МВт. В 1964 году первый ток потребителям дал генератор первого блока Белоярской промышленной АЭС с водографитовыми канальными реакторами АМБ-100. (В начале 80-х Белоярская АЭС получила мировую известность в связи с многолетней успешной эксплуатацией быстрых реакторов. В настоящее время БАЭС – флагман стратегического направления развития атомной отрасли по переходу к замкнутому ядерно-топливному циклу.)
В том же 1964 году заработал первый блок станции в Нововоронеже с реактором ВВЭР-210 (водо-водяным энергетическим реактором корпусного типа под давлением).
А потом был Ленинград, Смоленск, Армения – город Мецамор, Ростов… Направление развивалось так бурно, успехи были столь очевидны, что выход на зарубежные рынки в какой-то момент стал логичным и ожидаемым событием. И уже с начала 1960-х годов советские специалисты работали над проектами строительства АЭС в других странах. В октябре 1966 года в восточногерманском городе Райнсберг была введена в эксплуатацию первая такая станция, проработавшая вплоть до закрытия в начале 1990-х.
В 1970–1980-е годы велось строительство АЭС в Болгарии, Финлян дии, Чехословакии, Венгрии, Польше. Ни одна страна мира не имела такого объема международного сотрудничества в сфере атомной энергетики. Даже Куба, легендарный Остров свободы, помнит речь русских атомщиков! Увы, не все проекты были доведены до конца, часть введенных в эксплуатацию станций в 1990-е годы была полностью остановлена.
Однако в славной летописи советского (а теперь уже российского) атомпрома и без того немало значимых объектов, сооруженных за пределами страны и по сей день дающих энергию: финская станция «Ловииса», венгерская «Пакш», пятый и шестой блоки болгарской АЭС «Козлодуй», чешские «Темелин» и «Дукованы», словацкая «Моховце». И новый век: иранская «Бушер», индийская «Куданкулам», Тяньваньская АЭС в Китае, Белорусская АЭС.
Для молодого поколения атомщиков это в большей степени география отрасли. Для ветеранов, многие из которых до сих пор не покидают свой трудовой пост, эти названия сродни именам любимых детей. Они имеют особый вес, плотность, цвет, запах, объем. Сладость побед, горечь неудач и потерь заключены в них.
Люди, посвятившие всю свою жизнь мирному атому, который порой вставал на дыбы и нес гибель своим создателям, вспоминают о прошлом то с улыбкой, то со слезами. Бывало всякое, но они не жалеют, что выбрали именно этот путь, полный напряжения и открытий, бессонных ночей и победных дней, провалов и триумфов. «Это судьба», – говорят они и добавляют, что, предоставь им кто сказочную возможность все начать сначала, они бы ничего не стали менять и сделали тот же выбор.
Виктор Козлов «Возрождение ядерного экспорта России – это подвиг тысяч людей»
Виктор Васильевич Козлов. С 1990 по 2004 год – генеральный директор ОАО «Атомэнергоэкспорт», генеральный директор ЗАО «Атомстройэкспорт», с 2005 года – профессор РЭУ имени Г.В. Плеханова
Родился я в Москве в 1944 году. Родители развелись, когда мне было три года, и меня воспитывали мама и бабушка. Жили мы в подмосковном городе Бабушкине. Сейчас это район Москвы. Помню свою школу – типично подмосковную, небольшую, двухэтажную. Именно послевоенное детство сформировало мой взгляд на мир. Конечно, не все решает возраст, принадлежность к тому или иному поколению, и все-таки государственные деятели, с которыми я потом много спорил о «нефтяной игле», о необходимости любой, даже самой большой ценой возрождать и развивать российский экспорт АЭС, не застали послевоенного времени… Думаю, это символично.
«Фильм, фильм, фильм!»
Мама была умной, образованной женщиной, окончила МАИ, защитила кандидатскую. В общем, была энергичным и целеустремленным человеком, и я маме благодарен за то, как она воспитала меня. Ведь я собирался поступать во ВГИК на искусствоведение, но она сказала: «Ты, Витя, не морочь голову ни себе, ни мне! Получи нормальную профессию инженера, а дальше делай, что хочешь». И я поступил в Московский институт химического машиностроения, о чем, надо сказать, совсем не жалею. Мама была права: надо делом заниматься. И вот это, я считаю, и означает «заниматься делом», причем серьезным. И, наверное, какой-то небольшой вклад в то, что Россия сегодня – лидер атомного энергетического экспорта, я сделал, пусть маленький кирпичик, но положил.
Первый учитель
Моим первым учителем на долгом жизненном пути был Абрам Осипович (в миру – Александр Осипович) Залбштейн – первый заместитель начальника Производственного управления Минтяжмаша, где я проработал четыре года. Как многие талантливые руководители того времени, Александр Осипович был психолог от Бога. Собирает, скажем, оперативное совещание с отраслевыми руководителями, выводит на ковер директора, который «согрешил на копейку», и как давай его отчитывать! Небу жарко становилось, и «согрешившие на рубль» не чаяли, как быстрей добраться до рабочего места и беззаветным трудом искупить грехи. Однажды его направили на Ворошиловградский (теперь г. Луганск) машиностроительный завод. Предприятие крупное, значительное, и у него были проблемы с планом. Залбштейн взял меня с собой. Приезжаем и сразу же – на завод. И вот в течение нескольких часов Александр Осипович беседует с рабочими и руководителями цехов. Заходим в рабочую столовую… После обеда спрашивает у директора – а не найдется ли у него термоса? «Термоса? Зачем?» – «А я налью членам коллегии из этого термоса по глотку твоего вонючего чая, – говорит Залбштейн, – и им все станет ясно. Разве можно кормить людей, как скот, и ожидать, чтобы они хорошо работали?» После этого визита руководство поменяли, а заводу была оказана материально-техническая помощь. А через какое-то время и завод перестал числиться среди отстающих. Несмотря на тридцатилетнюю разницу в возрасте, у нас были дружеские отношения. Он мне говорил: «Виктор, я верю в тебя. Ты добьешься многого в этой жизни, по крайней мере, у тебя будет собственный автомобиль»… (В то время для большинства автомобиль был несбыточной мечтой.) Ушел Залбштейн, как многие, кто горел на работе, безвременно. От сердечного приступа в своем кабинете, едва перешагнув шестидесятилетний рубеж.
По закону песков
В то время у граждан СССР была мечта увидеть мир. И она была… неосуществимой. Для большинства. Конечно, это сыграло определенную роль в моем переходе в «Атомэнергоэкспорт». Владимир Константинович Монахов, первый руководитель этой внешнеторговой организации, стал моим вторым учителем в этой жизни. Мудрый, дальновидный и по-хорошему осторожный человек. Владимир Петрович Невский, его друг и партнер по Министерству энергетики СССР, был его полной противоположностью: энергичный, решительный, напористый. Такое сочетание было особенно ценно в том сложнейшем деле, которому они посвятили жизнь, – строительстве атомных объектов за рубежом. Как говорят в детективах и боевиках, «идеальные напарники».
Первым моим серьезным испытанием на международном поприще стала Ливия, страна загадочная, богатая и очень своеобразная. Чего стоит бедуинский шатер, в котором Муаммар Каддафи селился у дворцов и правительственных зданий европейских столиц и коптил под тентом свой мангал. И вот Россия обязалась построить в Ливии Ядерный научно-исследовательский центр. Меня и, в будущем моего близкого друга и соратника, Игоря Приходько направили с проектом контракта на первые консультации. Руководство считало так: контракт отличный, ничего в нем менять не придется, поэтому послали нас, молодых. Лет по тридцать нам было.
Но все сразу пошло не так, как мы рассчитывали. Подрядчик, например, назывался Второй стороной. Эта сторона заранее назначалась виновной за все мыслимые и немыслимые упущения и задержки – независимо от того, есть в этом толика вины Первой стороны или нет.
На заключительную стадию переговоров приехал председатель «Атомэнергоэкспорта» Владимир Монахов, обвинил нас в некомпетентности. Ливийских же партнеров пожурил и, в частности, заявил, что ему претит сам дух переговоров. На что председатель ливийской правительственной комиссии сказал: «Уважаемый господин Монахов, вы как умный человек правильно поняли суть наших взаимоотношений. Мы – хозяева, так как платим деньги, а вы должны хорошо работать». На вечернем совещании Монахов взял свои адресованные нам слова назад и благословил на дальнейшую шлифовку контракта.
Через несколько лет Центр заработал, а «Атомэнергоэкспорт» получил свои 150 миллионов долларов прибыли. По тем временам – сумасшедшие деньги.
Центр несколько лет успешно функционировал, но, к сожалению, ливийское руководство видело в нем что-то вроде волшебной палочки для освоения ядерных технологий. Позже внешние силы разрушили и Центр, и страну, а бедного Муаммара Каддафи под прицелом телекамер растерзали военные.
После Ливии я был назначен заместителем начальника коммерческого отдела «Атомэнергоэкспорта».
Страна тысячи озер
Финляндия очень много дала. Я работал там с 1979 по 1983 год, и с 1981 года – руководителем нашего представительства. У меня за спиной был административный опыт, а там – рыночная система отношений. Плюс к этому финны – самые строгие в мире заказчики.
Олицетворением финского характера для нас стал господин Палмгрен, один из двух заместителей руководителя проекта «Ловииса-1» господина Нумминенома. Он был профессионал высокого уровня, в то же время удивлял своей эмоциональностью. В начале 1980 года я приехал к нему на первую встречу. В конце года тоже встретились, это было 27 декабря. Советские десантники в те дни штурмовали дворец Амина в Кабуле. Стоило мне появиться в кабинете Палмгрена, как он огорошил меня речью, что, дескать, если завтра СССР вторгнется и в Финляндию, он пойдет добровольцем в снайперы и будет уничтожать захватчиков.
Когда он руководил эксплуатацией первого блока «Ловиисы», то создал там «музей» дефектного российского оборудования. По разным причинам, в том числе субъективным, наше неосновное оборудование не всегда проходило в Финляндии входной контроль. Бывало, и ломалось что-то в процессе эксплуатации. Позже, давая интервью, он сказал, что в результате всех споров и проблем АЭС «Ловииса» была построена с учетом самых передовых достижений в области безопасности. «Если бы я не верил в полнейшую безопасность станции, то не занимался бы ею!» – сказал он тогда.
И это правда! «Ловииса», построенная по усовершенствованному советскому проекту, до сих пор одна из самых безопасных в мире и лучших по своим эксплуатационным и технико-экономическим показателям. Надо сказать, что и наша ядерная энергетика шагнула вперед после этого проекта. Маленькая Финляндия тоже много дала нашей атомной отрасли. Финский характер! Учась у нас, они и нам дали многое.
Война и мир
Когда я был заместителем председателя «Атомэнергоэкспорта», мне не раз приходилось гасить кадровые конфликты. В 1987 году «мобилизовали» в Афганистан, где работало 5000 наших гражданских специалистов. Строили, консультировали, участвовали в работе 25 министерств. Их создали, кстати, по рекомендации СССР. До сих пор афганцы с благодарностью вспоминают вклад, который наши специалисты внесли в развитие страны. Даже талибы их не трогали. Видели: гражданские спецы строят, тянут ЛЭП, по сути дела, помогают стране. Так что вражды к ним не было. Но поступали просьбы… Скажем, сооружают наши линию электропередач, душманы направляют переговорщика из местных жителей и просят протянуть за соседнюю сопку электрический кабель. «Наш курбаши, – говорят, – уж больно любит смотреть видеофильмы». В благодарность обещали покровительство и защиту. Но такая идиллия, повторяю, была только в районах, где работали гражданские. Вокруг же шла война, одна из самых затяжных, жестоких и трагических войн второй половины ХХ века. За несколько месяцев до вывода войск нам поставили задачу – сократить количество наших спецов с 5000 до 500. А ведь никто не хотел уезжать! После множества перипетий задача была выполнена, сокращение провели, но события развивались непредсказуемо. В итоге Афганистан покинули и армия, и гражданские. В 1990 году я был награжден медалью Афганистана «10 лет Саурской революции». В наградном листе стоит подпись президента Наджибуллы. А через год захватившие власть группировки со средневековой жестокостью убили его и повесили вниз головой на центральной площади Кабула.
Хозрасчет
После аварий на АЭС «Три-Майл-Айленд» и в Чернобыле в странах Северной Америки и Западной Европы не было заложено ни одной новой станции. Общественное мнение задавило. Да и страховые взносы выросли так, что атомная энергия стала золотой.
Меня назначили председателем «Атомэнергоэкспорта» в августе 1990 года. Это была бюджетная организация, а где-то в октябре 1990 года мы получили сообщение, что с 1 января 1991 года все организации по внешним экономическим связям переходят на полный хозрасчет. То есть вы остаетесь госпредприятием, Госкомитет по внешним экономическим связям назначает руководство организации, но прекращается финансирование. Спасение отдыхающих – дело рук самих отдыхающих! У нас было 140 человек, и 1 января ровно половина уволилась.
Люди уходили в новосозданные кооперативы. Решили: раз государство прекратило финансировать, раз атомной энергетики в ближайшем обозримом будущем не будет ни за рубежом, ни в России, значит, наступит коллапс. Приходили ко мне 25 человек, костяк организации, и мы вместе думали, как быть дальше. Люди по трое собираются в сарае с дырявой крышей, пишут устав, регистрируются и начинают работать. А у нас – связи за рубежом, счета в банках, надо только найти предмет деятельности, который позволит выжить.
В то время многие делали большие деньги на том, что завозили компьютеры, бытовую технику, одежду и продавали на нашем рынке. Мы решили перенять этот опыт. На доверительной основе, под определенные кредиты получали за рубежом товары. За полгода мы встали на ноги, и эти 70 человек, которые остались с «Атомэнергоэкспортом», не пожалели, что не ушли. Еще чуть поработали – стали средства накапливаться. И тогда решили часть денег тратить на работу с возможными потенциальными заказчиками АЭС, прежде всего с китайцами. Приглашали в Москву, возили по объектам, читали им лекции, рассказывали о перспективных зарубежных проектах, том же финском. Эта работа продолжалась до 1997 года. «Атомэнергоэкспорт» на свои «челночные» доходы организовывал и финансировал эту деятельность. Правда, в 1992 году Борис Ельцин первый раз поехал в Китай, и нас попросили подготовить проект межправительственного соглашения. Так государство подставило свое плечо, однако только плечо. Готовы, мол, поддержать, поучаствовать, но денег нет. Продолжайте крутиться, ребята.
В 1992 году прошли переговоры с Пакистаном. Договорились принципиально о сооружении двух блоков по 440 МВт. Причем Пакистан был готов платить наличными. Одна была неувязка: эта страна, обладая ядерным оружием, не была членом договора о его нераспространении. По возвращении в Москву у меня состоялась беседа с замдиректора Департамента по международному научному и техническому сотрудничеству МИД РФ Кисляком. Разговор был приватный, и он мне сказал тогда замечательную фразу: «Все работники МИДа, придя на работу, первым делом сверяют часы с Вашингтоном».
Пришлось отказаться от сотрудничества с Пакистаном. Мы отказались, а Китай (тогда он не был членом группы ядерных поставщиков, ГЯП) взялся. Построил там четыре энергоблока по собственному проекту. Кисляк, кстати, позже стал послом в США.
Рояль в кустах
Итак, 1992 год. Ельцин собирается с визитом в Китай. Товарооборот между нашими странами тогда был мизерный. У всех ведомств в пожарном порядке запросили предложения по направлениям сотрудничества. А какие направления, если кругом – водка и скороварки с мясорубками? Этого добра у Китая и так выше крыши. И тут оказывается, что «Атомэнергоэкспорт» уже ведет переговоры с китайцами и даже имеет определенные наработки. Поручили подготовить соглашение, ну и пошло-поехало. Противодействие было с двух сторон. С одной палки в колеса вставляли «наследники СССР». Учили – нет, требовали – не договариваться с китайцами, а давить на них авторитетом. С другой младореформаторы поднасели. Эти агитировали отказаться от ядерной «авантюры» и продавать лес.
Как бы то ни было, после нескольких месяцев трудных переговоров с китайской стороной, за неделю до визита Ельцина в Пекин, соглашение было подготовлено. В ходе пребывания Бориса Николаевича в Поднебесной, 18 декабря 1992 года, оно было подписано. Как сейчас говорят, это соглашение «сделало» визит: больше ничего значимого тогда не подписали.
Китайцы выбрали проект АЭС, который мы делали для Финляндии, – он учитывал самые современные на тот момент требования безопасности. А в 1995 году начались визиты в Россию руководителей Госплана КНР, Министерства энергетики КНР, Китайской корпорации атомной промышленности и других ведомств. Приезжали на заводы – изготовители оборудования АЭС, в проектные институты, КБ. Организовывали все эти мероприятия «Атомэнергоэкспорт» и «Зарубежатомэнергострой». Государство по-прежнему не несло никаких финансовых расходов. Вплоть до подписания генерального контракта все делалось на энтузиазме плюс финансирование за счет «Атомэнергоэкспорта». Про Фармана Салманова, знаю, фильм сняли, как он полуподпольно, на свой страх и риск, нефть искал в Сибири. Наверное, и про нас когда-нибудь кино снимут.
«Если черный кот дорогу перейдет»
Китайцы уважали нас как страну – носителя (наряду с США) ядерных технологий. Ценили и наш научно-производственный потенциал в области атомной энергетики. Однако бывало и так, что наше сотрудничество висело на волоске… Когда один из заместителей председателя правительства КНР приехал на Ижорские заводы под Санкт-Петербургом, то вокруг старейшего предприятия России он увидел… как это у Визбора: «А налево – все собачья мура, а направо – все тундра да тундра». Цеха едва отапливались, а стаи тощих кошек выходили на человеческий голос с поднятыми хвостами и орали, просили есть. Но китайцы слишком уж хотели научиться у нас всему и потом сооружать новейшие АЭС собственными силами. Поэтому, несмотря на противоречивые впечатления от нашей промышленности, Китай решил рискнуть и продолжить сотрудничество с Россией.
Надо сказать, что не только кошки перебегали тогда нам дорогу. «Партии» Касьянова и Немцова также едва не «закопали» китайский проект. И тут огромную роль сыграли сторонники ядерного экспорта: Михаил Ефимович Фрадков, Евгений Олегович Адамов и, конечно, Виктор Никитович Михайлов, возглавлявший в те годы Министерство РФ по атомной энергии.
Последний – из когорты великих физиков-ядерщиков Советского Союза, ученый в кресле министра. Это вообще был энтузиаст, романтик, порывистый человек. И пробивной силой обладал просто ядерной. Видимо, Ельцин, хоть и не вникал в детали на уровне ведомств, к Михайлову прислушивался как к человеку, по сути, сохранившему в годы развала промышленности ядерный паритет России. И заслугу Михайлова в восстановлении атомно-энергетической отрасли невозможно переоценить.
В 1997 году Фрадков и Михайлов направили в правительство РФ письмо, в котором доказывали важность для России подписания контракта на строительство АЭС в Китае. Я это письмо сравниваю с письмом Эйнштейна руководству США о необходимости Манхэттенского проекта. В декабре 1997 года генеральный контракт на сооружение АЭС был подписан. Надо сказать, что настроение наших оппонентов внутри России не изменилось до сих пор, их ориентация – на западный центр силы. Их идея, что главное – смириться, подстроиться, и вот тогда заживем красиво при руководстве транснациональных монополий.
Два Касьянова
В конце 1990-х я не раз встречался с первым заместителем министра финансов Михаилом Касьяновым. Он был ярым противником высокотехнологического сотрудничества с Китаем. Я старался его переубедить, но тщетно: он считал, что Китай – бедная, никчемная страна, дутый пузырь, который в ближайшее время лопнет, прежде всего финансово. Кроме того, у России и без сооружения АЭС за рубежом полно проблем. Дескать, все равно не выполните обязательства, чего позориться, люди? Через несколько лет, когда Касьянов взлетел до председателя правительства РФ, это был уже совсем человек. Даже Китай с его реальными или мнимыми проблемами остался где-то далеко «внизу». Замминистра по атомной энергии Малышев предложил ему посетить в ходе государственного визита в Китай строящуюся Тяньваньскую АЭС: съездить на Желтое море, оценить разворот работ на площадке, новый мегаполис Ляньюньган, который вырос на месте рыбацкого поселка… Но Касьянов свято верил в то, что атомная отрасль России и без того облагодетельствована им на сто лет вперед. «Чтобы я еще и рекламировал вас за рубежом?!» – возмутился он.
«Примерно наказать!»
Но генконтракт с китайцами был заключен, пора было начинать работу, и где-то месяца через три-четыре министр финансов Михаил Задорнов направляет правительству письмо. И та же песня: Китай – ненадежный партнер и в случае кризиса китайской финансовой системы, а он неизбежен, не вернет кредиты. И вообще, не время, товарищи! В Москве продовольствия осталось на три дня, а вы хотите, чтобы государство помогло с какими-то проектными работами за рубежом?
В апреле 1998 года Борис Немцов, тогда зампредседателя правительства, собирает совещание: Министерство по атомной энергии, Минфин, Министерство внешних экономических связей и торговли, Внешэкономбанк, Министерство иностранных дел. Из аппарата правительства представители тоже были. Немцов буквально построил всех и говорит: «Россию втягивают в авантюру, и нужно примерно наказать людей, которые это делают!»
К счастью, здравый смысл возобладал. Все ведомства (кроме Минфина) поддержали строительство, завизировали проект постановления, излагавшего, что это надо, что это для России полезно. В Минфине увидели, что общее мнение другое, и тоже по Китайцы слишком уж хотели научиться у нас всему и потом сооружать новейшие АЭС собственными силами. ставили визу, но предупредили: «Все равно провалитесь, ничего не получится. Имейте в виду, что мешать не будем, но…» Ну и как не мешали? Документы о выполненных работах и поставках поступали в Минфин, тот давал поручение Внешэкономбанку оплатить счета АСЭ, но потом следовала долгая мхатовская пауза. Задержки были от четырех месяцев до полугода. Это против положенных двух недель! Суммы – до 50 миллионов долларов. Ставка по кредитам была 18–20 % годовых, и Внешэкономбанк, грубо говоря, прокручивал деньги АСЭ. Нам же приходилось брать кредиты в других банках, проценты росли, как снежный ком. Но все обошлось, выстроилось, и энтузиазм людей, которые в этом участвовали, собственно говоря, и победил.
Жизнь после смерти
Впрочем, все это показалось цветочками, когда ягодки пошли. Все принципиальные преграды на пути Тяньваньского проекта устранены, и тут наступает дефолт. Предприятия разорялись: не было оборотных средств, а выжившие банки отказывали в кредитах. У меня тогда было много встреч с банкирами. Например, с новым главой ВТБ Андреем Костиным. Он мне говорит: «Хорошо, мы вам даем кредит на оборотные средства. А где обеспечение, где гарантии? Заложите свое предприятие». А у нас, кроме компьютеров, столов и мыслей, ничего нет. Он поясняет: «А мы не можем без гарантий, государство запретило».
«Альфа-Банк» же как банк коммерческий решил: «А чем черт не шутит!» В условиях финансового кризиса ему как раз был нужен такой долгоиграющий партнер-государственник. При этом банк хотел, конечно, убедиться, что станция гарантированно будет построена. Я предложил главе банка Петру Авену направить в Китай кого-нибудь из менеджмента для контактов с китайским заказчиком. Он согласился, мы слетали, и Авену доложили настроение китайцев. А настроение было такое… Я, вообще, хочу сказать, меня сразу поразило, с какой уверенностью китайцы смотрят в будущее. Правда, не всегда их прогнозы были обнадеживающими для нас. Так, например, во время обсуждения, на каком языке будет вестись техническая документация, мы предлагали русский. Это было логично: многие китайские технические специалисты учились в Советском Союзе. Но заказчик настоял на английском языке. Доводы были следующие: станция строится 10 лет и эксплуатируется 60 лет. За это время все китайские специалисты, знающие русский язык, умрут, а новое поколение учит преимущественно английский. Крыть было нечем.
И вот Авену докладывают, что даже если Россия вдруг по каким-то причинам захочет тормознуть проект Тяньваньской АЭС, то Китай не позволит. Заставит Россию выполнять свои обязательства. Это был довод, который «Альфа-Банк» принял. И они открыли нам линию в 100 миллионов долларов. И мы с ними прекрасно работали, а потом уже началась поддержка и госбанков.
«Командовать парадом буду я!»
Нельзя не сказать пару слов и о таком «выдающемся» бизнесмене, сыгравшем не последнюю роль в драматичной судьбе «Атомстройэкспорта», как Каха Бендукидзе. В 1988 году он сколотил свой первый кооператив «Биопроцесс». А к середине 1990-х уже скупил акции «Уралмашзавода», «Красного Сормово», Ижорских заводов. В 1996-м он становится председателем совета директоров Объединенных машиностроительных заводов (Группа Уралмаш-Ижора). В 2001 году входит в состав Совета по предпринимательству при кабинете министров Михаила Касьянова, а в ноябре 2003 года ОМЗ получают контроль над «Атомстройэкспортом». Финансовые потоки АСЭ составляли тогда около 640 миллионов долларов в год, портфель заказов был почти на 3 миллиарда долларов.
Бендукидзе даже не скрывал, что приобрел контроль над АСЭ, чтобы при случае перепродать с наваром. Но когда тендер на строительство АЭС в Финляндии, обрушив цену, выиграла французская Areva, Бендукидзе потерял интерес к атомному экспорту и передал штурвал представителю «Силовых машин». Им же и собирался сбыть компанию. Новый директор изучил все, что касается вывода активов и, недолго думая, передал материалы в прокуратуру. Но пока суд да дело, Бендукидзе – уже в Грузии, где Саакашвили назначает его министром экономики.