АО АСЭ
Инжиниринг. Истории об истории
ПРОРЫВ В ПОДНЕБЕСЬЕ
Александр Нечаев «Два атомных века»
Александр Нечаев (1937–2014). Первый вице-президент АО АСЭ по 2013 год
Раньше был лимит, установленный ЦК на зарплату и пребывание за рубежом: чтобы и зарплата, и срок пребывания были не больше посольских, обычно – три года. А для руководителей, как, например, для Александра Селихова, руководителя площадки в Китае, – до шести. Я сам в Финляндии был шесть лет, на «Ловиисе». Это считалось очень большим сроком, но меня никто особенно не спрашивал, хочу ли, нет ли.
Но, конечно, тогда, в 1970-е годы, попасть за границу было очень престижно. А в Финляндии, капстране, можно было еще и заработать на машину – «Москвич», «Жигули» или даже «Волгу». Но давалось это все тяжело. Не в смысле быта, конечно, условия там были неплохие.
У нас был свой поселок. Руководители жили в отдельных квартирах – правда, барачного типа, – а вот рабочие, в основном молодежь, обитали в общежитиях. Представляете, что это такое для молодых здоровых ребят? Было тяжело еще и потому, что запрещены были контакты с местными жителями, свободное передвижение. За шесть лет, которые я там пробыл, 27 человек сошли с ума на этой почве.
И что мы придумали? На атомных станциях есть требование: каждые полгода проверять состояние здоровья. И, поскольку мы находились в дорогой капиталистической Финляндии, мы решили эту комиссию проводить в Выборге, это примерно в 100 километрах от «Ловиисы». Так вот, раз в полгода мы весь персонал туда по очереди отправляли. И к ним туда приезжали жены и так далее. На один, максимум два дня, но это было хоть какое-то решение проблемы.
При этом, что характерно, было совершенно жесткое требование, в том числе и для партийных работников, чтобы люди обязательно раз в полгода ездили в отпуска. Это было обязательным условием, но, к сожалению, жажда заработка пересиливала и большинство увиливало от отдыха под разными предлогами. Мы в этом, впрочем, тоже были заинтересованы, поскольку с кадрами было напряженно.
Финский порядок
В целом финны к нам хорошо относились и условия создали очень хорошие – разве что по части общепита были определенные разногласия. Они открыли, например, для нас пивную, а мы своим сотрудникам запретили туда заходить. Они открыли для нас столовую, куда наш народ сам не ходил – предпочитал нашу, где и своя кухня, и просто было дешевле раза в два. Финны обижались, но не слишком.
Финны вообще очень порядочные люди. Для них попасться на обмане – это конец биографии, не шучу. Допустим, едет финн на машине, нарушает правила, его останавливает полицейский. А там величина штрафа за одно и то же нарушение варьируется в зависимости от того, какой у тебя заработок, сколько у тебя детей и так далее. Наши бы такое доложили инспектору! А они очень ответственно к этому относятся. Если он миллионер, он так и говорит: «Я миллионер, готов поделиться с государством за превышение скорости».
Хорошие ребята, мне они очень нравились. Никогда никаких конфликтов, инцидентов у нас с ними не возникало. Было соперничество по спортивной линии: футбол, волейбол, авторалли. И, кстати, чего я не ожидал, они оказались на голову выше нас в автоспорте. У нас очень была хорошая команда – шесть человек, в том числе два мастера спорта, Коноплев и Марков. Так финны нас несколько раз наголову разбивали.
В то же время люди в Финляндии своеобразные, хоть и обязательные, но несколько суховатые. Опять же пьющие, надо отдать им должное. Правда, там особенно не развернешься: достаточно строго с этим делом, водку продают ограниченно. У нас, конечно, свои поставки были, но мы не пьянствовали, знали время и меру.
Семеновские
На финском проекте люди у нас в основном были из Нововоронежа. Была там такая базовая организация – ЦЭМ, которая имела большой опыт сооружения наших первых 440-х блоков. Людей набирали из местных поселков, деревень, обучали, давали специальность. Народ, соответственно, был простой, с привычками селян. И вот проходит какое-то время после начала работ, начальник строительства с финской стороны мне говорит: «Александр Константинович! Ваши люди завезли тараканов. У нас в Финляндии их просто нет». Я говорю: «Что вы, уважаемый? Как вы можете так говорить? Быть этого не может!» Он повернулся, ушел, обидевшись, что я ему не поверил.
Прошло с полгода, начальник снова приходит со своим партнером-свидетелем и кладет на стол двух отборных усатых. «Вот, смотрите». А у нас там российский и финский поселки разделялись дорогой. «Вот вы спите, – говорит финн, – а они бегут через дорогу цепочкой от ваших домов к нашим. Не наоборот». И показывает мне десятки фотографических свидетельств. Тут ничего не оставалось, кроме как поднять руки: «Что будем делать?» – «Платите нам 30 000 финских марок. Мы беремся их уничтожить. Вам надо будет только всех людей из ваших комнат и домов вывести на время». Все хорошо, но где нам найти 30 000 марок? Звоню в Москву. Там отвечают, что денег нет. В конце концов решили сделать финнам определенную работу – как раз на тридцать тысяч. После пришли какие-то финские мужики, тетки, все там сделали, и тараканов не стало. Я собрал ребят, говорю: «Что же вы позорите страну? Как можно быть такими нечистоплотными? Проверяйте ваши чемоданы, белье, потому что наверняка вы их завезли». Все молчат. А потом, после собрания, подходят ко мне три женщины: «Александр Константинович! Извините нас, пожалуйста, но это мы привезли». Оказалось, семеновские (выходцы из села Семеновка) на все объекты привозят с собой тараканов в спичечном коробке и выпускают их – чтобы деньги заводились. Примета у них такая. Я их там чуть не разорвал…
Русские коты и финские белки
Другой случай. У нас были семьи с детьми, а ребятам нужны кошечки, собачки. Собаку туда, конечно, не провезешь, очень строго с этим на финской границе, но вот кошка была, то ли финская кошка, то ли наша, не помню. И был один кот – местный. И вот буквально за год их стало десятки, кошек, котов… Бегают везде. Причем финские коты своеобразные, они на лето уходят в лес, там ведь мышей в лесах полно, а зимой приходят обратно. Дети радуются. Но вот начинается у нас после пуска первого блока отъезд специалистов, строителей, к пуску второго блока людей еще меньше. И эти коты стали очень заметны: они ходили по улицам голодные, орали, тоскуя по хозяевам. Опять ко мне финн приходит беседовать, говорит, мол, особенность Финляндии в том, что здесь нет ни одного бездомного животного, это наша финская гордость. У нас если кошка, то она при хозяине живет. «А у вас что такое произошло? Что это такое?»
А дело еще было в том, что мы ведь жили в лесу, где полно белок, которых кормили и дети, и взрослые. Белки же на земле очень неповоротливые, и представляете, коты стали ловить их, душить, поедать. Финны говорят: «Давайте что-то делать». Я руками развожу: ничего предложить не могу. «Ладно, – вздыхает финн. – Давайте мы сами. У меня есть друг-охотник, я его попрошу, он придет и будет их отстреливать». Я говорю: «Да вы что? Это же будут такие травмы для детей». – «Ничего-ничего, он это будет делать рано утром, все еще будут спать». – «Ну ладно». – «Вы только мне должны дать денег на патроны». В общем, этот охотник день ходил, два, а у нас был такой коттедж большой, напополам с главным инжене Наша промышленность была не готова к изготовлению и поставке оборудования, отвечающего новым требованиям и стандартам. ром. И, значит, слышу – соседка моя плачет. «Что такое?» – «Кота нашего любимого убили». Вот незадача! Всего одного кота застрелил, да и то не бесхозного. А проблема-то осталась. И опять мне финны: «Давайте нам денег, мы у вас всех котов уберем. Попробуйте эти деньги взять с хозяев кошек». А хозяев уже половины нет. Где деньги брать? Каждая марка на счету. Но опять изыскали способ, нашли средства, причем опять чуть ли не те же тридцать тысяч.
Под полуключ
Финны сразу отказались от системы управления энергоблоками, которая применялась в то время на советских АЭС. Автоматику, приводные устройства и контрольные приборы заказали у немцев, англичан, канадцев.
Наша промышленность была совершенно не готова к изготовлению и поставке оборудования, отвечающего тем новым требованиям и стандартам, которые существовали в то время на Западе. В нашей отрасли, как в любой другой, не было системы контроля изготовления оборудования, я уж не говорю о полноценной системе контроля качества. Поэтому приходилось очень многие вещи осваивать и прилагать серьезные усилия, чтобы довести оборудование до соответствия требованиям наших финских партнеров.
Я должен сказать, что в это время советская власть еще была, существовали партийные органы. Наш объект был под контролем Центрального комитета КПСС. По себе могу сказать: перед тем как я получил свою должность, меня утверждали на заседании ЦК. Однако комитет не только контролировал, но и помогал, быстро и без проблем. Так, например, если мы не договаривались с предприятиями о необходимости устранения на месте дефектов, замечаний, то, грубо говоря, жаловались в ЦК, и мгновенно все решалось.
Две системы
Проблема была не только в качестве, но и в документации на качество. По правилам, которые в то время существовали в Финляндии и в западном мире, все элементы любого изделия должны были иметь маркер. Каждый элемент, каждый штуцер – со своим клеймом, которое в паспорте имело пояснение, из какой стали сделано, каким сварщиком, какими электродами. У нас всего этого – увы. Я не могу сказать, что у нас было очень плохое качество, но у нас не было документального подтверждения этого качества.
И когда после монтажа были обнаружены несоответствия, это создало массу дополнительных проблем. Например, по чертежу патрубок должен быть сделан из нержавеющей стали, а проверили – оказалось, что он из черной. И мы были вынуждены пойти на то, чтобы часть наиболее важного оборудования отправлять финским контролерам, уже на месте фиксировавшим все несоответствия, чтобы мы меньше переделывали. А объем там был огромный, и мы содержали целую бригаду порядка 50–60 человек, которая только этим и занималась. При этом право ставить клеймо, если его нет на деталях, было только у допущенного финским надзорным органом контролера. Таких специалистов в Финляндии было, конечно, мало, но кто же знал, что будет такой колоссальный поток несоответствий. Договорились с финскими властями, что мы аттестуем наших специалистов. И потом у нас там было порядка десяти контролеров, имеющих право проверять оборудование и ставить клеймо.
Как бы то ни было, в 1977 году мы запустили первый блок. Не буду говорить про всякие мелочи, их было много. Главное, что блок пустили и сделали это, надо сказать, достаточно удачно. Процесс пошел сразу же, работу мы быстро подняли. Прошли гарантийный период – всего 28 дней (для сравнения: в Китае – два года). Но этот срок блоки должны были отработать без единого замечания.
Гарантийный период на первом блоке «Ловиисы» мы провели нормально. В это время монтировался и второй блок. Они должны были идти с разницей в год, но получилось так, что на втором блоке товарищи финны выявили у нас дефекты на нержавеющей накладке на корпус. Мы корпус отстояли, убедив, что это допустимые дефекты, к тому же их невозможно устранить.
В конце концов мы предложили оставить эти шероховатости, пообещав: если они будут развиваться, тогда и начнем думать над тем, как их устранять. Финны привлекли немцев, те еще раз зафиксировали все дефекты и сказали, что, по их мнению, их можно оставить. Для нас эти споры обернулись годом простоя, потому что хотя какие-то работы велись, но главная, красная линия – реактор – выпала из-за этих спорных дефектов корпуса. Однако потом мы быстро все закончили и второй блок пустили уже в 1980 году.
Куба – любовь моя!
Считается, что кубинский проект был заморожен по политическим причинам, но я думаю, больше по экономическим. Мы могли бы в 1990-е годы предоставить кубинцам кредит, а самое главное, у нас было сделано там все, кроме системы СКУ, или АСУ ТП, то есть системы автоматического управления станцией. А кубинцы ухо держали востро и требовали от нас, чтобы система автоматического управления станцией была самой современной. Мы скооперировались было с чехами, но потом вынужденно создали консорциум с Англией, Германией, Бразилией, Италией. Западные европейцы убедили нашего президента Бориса Ельцина, что они поставят на АЭС «Хурагуа» АСУ ТП, и Ельцин дал согласие на финансирование этих работ.
Но американцы надавили на англичан, и те вышли из консорциума. Потом опять же американцы нажали на немцев и итальянцев, и те тоже ушли. Остались бразильцы и мы. Бразильцы проявили стойкость и мужество, были с нами до конца, хотя, конечно, могли не очень многое.
Конец «эпохи Бендукидзе»
Самым сложным в китайском проекте было вернуть к жизни нашу промышленность. Потому что к началу практических работ по тяньваньскому контракту атомная отрасль России лежала на боку. До 1997 года, когда был подписан генконтракт, китайцы очень внимательно и осторожно подходили к возможности реализации того соглашения, которое с нашей стороны подписал президент Борис Ельцин.
Большое количество делегаций посещало наши проектные институты и промышленные предприятия – в основном Ижорские заводы, ОМЗ, «Атоммаш». Их впечатления были самые неблагоприятные. Не помню точно, в каком году посещал Ижорские заводы вице-премьер Китая, но это было перед самым подписанием контракта. Как и во время предыдущих визитов китайских делегаций, мы рассказывали нашу обычную «легенду». Нас спрашивают: «А где все люди? Огромный цех, а в нем практически никого». «Это обеденный перерыв», – объясняем мы. На самом деле производство просто стояло.
На «Ижоре» вообще был вопиющий случай. Там был корпус реактора для АЭС «Стендаль», изготовленный настолько качественно, что его не стыдно было показать гостям. У китайцев к тому времени уже была возможность сравнивать наши и французские предложения. Так вот, принимаем мы делегацию из Поднебесной во главе с одним из заместителей премьера Госсовета КНР. Совершенно пустой цех, посередине – красиво подсвеченный корпус реактора. Мы все постояли возле него и двинулись дальше. И вдруг нам навстречу – двадцать или тридцать голодных кошек! Зам товарища Ли Пена был просто шокирован. «Что это такое, откуда они взялись?» Чуть позже он удивился, что этот завод у нас частный, и занял твердую позицию: столь ответственное оборудование нельзя делать на частном заводе. Предложил менять предприятие – видимо, под впечатлением от всего увиденного, в том числе и кошачьего хоровода.
А в Китае в то время уже активно работали французские, канадские, американские фирмы. Главными нашими конкурентами были французы. Они построили в Китае четыре блока примерно нашей мощности и собирались строить еще два – по проекту прошлого тысячелетия, примерно 1980-х годов. У нас же проект на момент заключения контракта отвечал современным требованиям безопасности. Я не беру вопросы экономические, себестоимость и так далее, но с точки зрения безопасности мы в то время были на шаг впереди, а это главное для атомной станции. Французы во что бы то ни стало хотели заполучить этот контракт. И они даже давали цену меньшую, чем у нас. Но есть и технические критерии отбора. Наш проект, разработанный для Китая, был признан наиболее перспективным.
Главный в Китае
Мы перебрали несколько кандидатов на должность руководителя китайской площадки и остановились на Александре Селихове. Как показало время, попадание было стопроцентное. Это при том, что я его до того момента не знал, кандидатуру его кто-то предложил. Я его вызвал, вижу: молодой симпатичный парень с очень хорошей производственной биографией. Учился в Грозном, в Чернобыле долго работал. К аварии никаким образом не причастен. Нас подкупил его опыт строительства первого блока-«миллионника» на Хмельницкой станции. Он его построил, пустил. После этого мы его забрали.
Китайский заказчик
Мы заверили китайского заказчика, что построим станцию, отвечающую международным стандартам. Как только подписали контракт, китайцы сразу затребовали на всю продукцию сертификаты качества ИСО. Их у многих российских поставщиков на тот момент не было. Что получили потом? Строительные работы ведут китайцы – это их национальная политика. Автоматизированную систему управления станцией поставил Siemens, провода – бельгийские, дизель-генераторы – английские и так далее.
В такой международной интеграции нет ничего плохого – плохо, что эти вопросы начали всплывать не перед подписанием контракта, а в процессе строительства АЭС.
Мировая практика свидетельствует, что генеральный подрядчик еще до начала строительства знает, кого себе нанимает в субподрядчики, имеет в своем распоряжении проверенных поставщиков оборудования. Вопрос, чье оборудование ставить, должен диктовать не заказчик, а генеральный подрядчик. В данном случае все было иначе. Китайцы начали нас шерстить по спискам поставщиков оборудования: «Ваш завод электромоторов числится в поставщиках оборудования, а он не лицензирован, у него нет международного сертификата качества, ищите другого поставщика, который удовлетворяет требованиям ИСО».
Но тут должен сказать, что, какие бы головоломки они нам ни загадывали и какие бы задачи перед нами ни ставили, китайский заказчик является, может быть, лучшим из всех, с кем мне приходилось сотрудничать.
Мы довольно долго работали – в Ливии, в Сирии, строили на Кубе, я уже не говорю о бывших странах народной демократии. Так вот, китайцы из всех других наших клиентов выделяются ответственностью, заинтересованностью и готовностью помогать.
2012 г.
Юрий Иванов «Главное – сохранить дух, правильный настрой»
Юрий Иванов (1946–2018). Вице-президент АО АСЭ
Мы всегда имели дело с валютой, и нас очень серьезно проверяли. Упаси бог, если окажется, что валютные деньги использовались не по назначению. Контроль был очень жесткий и даже жестокий. Но, как ни странно, страх не был главным фактором. У нас действительно выработалось честное отношение к делу.
Такой подход вообще всегда выгодней. Объективно. Ни один завод не может упрекнуть нас в том, что мы его обманывали. Мы всегда делали все, чтобы решить проблему, старались ради проекта. Где-то даже доплачивали предприятию, если понимали: у него сбой из-за нашей ошибки. А иногда, если видели, что предприятие находится в тяжелом положении, перечисляли деньги вперед. Например, заплатили Красноярскому заводу немножко раньше, чем было предусмотрено графиком, и они кран для Тяньваньской АЭС – круговой полярный кран грузоподъемностью 320 тонн – поставили в срок. А если бы мы не помогли, они его просто бы не сделали и у нас задержка с пуском блока была бы еще больше.
Подрядчики ценят такое отношение. Они ведь тоже часто идут навстречу. Бывало, я говорю: «Ребята, у нас нет денег. То есть они есть, но их нет, не пришли». Они кивают: «Хорошо. Начнем пока так». При таком подходе можно все что угодно делать.
И вот этот дух всегда существовал. Я не говорю, что его сейчас нет. Большинство понимает, что это дело полезное не только для нас лично, что это, ко всему прочему, еще и дело государственной важности. Потому что АЭС помогают создавать положительный образ государства и атомной отрасли во всем мире.
«Ловииса» – школа качества
Я работал в Финляндии с 1983 по 1988 год и могу сказать, что финны – это лучший партнер, которого можно пожелать. Я всегда поражался их честности. Дух такой в них воспитан, страна такая, там без этого не проживешь. Я не идеализирую финнов, но это действительно предельно честные люди. Никаких кривых схем, а если все-таки одна такая схема есть, то только для того, чтобы решить проблему.
Финская энергетическая компания IVO – маленькая по сравнению с другими европейскими, но в Финляндии считается крупнейшей и уважаемой. А репутация – она чем зарабатывается? Отношением к делу, выполнением своих обязательств. У них если дал слово, то держишь его. И неважно, какую должность человек занимает: ему поручено дело – и он за него отвечает, принимает соответствующие решения. А вот у китайцев решения – на плечах только самого главного человека; у них очень трудно делегируются полномочия, и ответственности они как-то побаиваются – видимо, потому, что спрос там другой.
Центрифуги
Несмотря на наше положение в 1990-х годах, китайцы рискнули с нами сотрудничать, потому что обогатительный завод мы сделали с опережением сроков и он работает, вырабатывает уран-235. Там использованы уникальные методы, центрифуга крутится без остановки 15 лет, а то и больше. Можете себе представить железо, которое 15 лет крутится? Это совершенно секретная технология, и обладает ей только Россия. Она, во-первых, более надежная, чем, например, французская или немецкая, и, самое главное, более экономичная. Европейские центрифуги громоздки, а наши просты, и только в самом механизме заложено ноу-хау.
Турбины для Китая
На заводе были еще старые, изготовленные для немецкой станции «Штендаль» турбины. Когда в 1989 году разобрали Берлинскую стену, все наши станции закрыли – и новые, и старые. Мы сказали: «Вы нам уж заплатите». Они приехали, посмотрели – да, изготовлено. И они нам заплатили что-то около 18 миллионов марок. А турбины остались лежать, такое было время.
И вот в этих тяжелейших, можно сказать, сиротских условиях обе быстроходные турбины для первой АЭС ХХI века были не просто изготовлены – они были усовершенствованы по ряду параметров! При весе в 2000 тонн и длине 51 метр новая турбина в полтора раза легче, чем аналогичные тихоходные турбины для атомных станций такой мощности. Это позволило существенно упростить транспортировку узлов турбины на строительную площадку и облегчить ее монтаж.
Дао русского атома
Когда мы строили обогатительный завод, отношение к нам было как к близким родственникам. А вот на станции мы оказались в роли Золушки. Когда китайцам что-то надо, они очень хорошие, покладистые ребята, во всякое другое время они жесткие переговорщики и разговаривают с позиции силы. К тому же конкуренция была уже серьезная: тут французы строят, там немцы. А у нас с конкуренцией, честно говоря, не очень. Потому что конкуренция – это качество от и до, а вот как раз с этим у нас вечные сложности. У нас качество страдает исторически.
Но это, конечно, ничуть не умаляет наших бесспорных преимуществ, в ряду которых – ядерные технологии. Во-первых, если говорить об атомных станциях, оригинальных проектов существовало всего два: американская технология с реакторами с водой под давлением и наша. Французы купили ее у американцев, да и немцы тоже. Так что мы как страна, которая разрабатывала все с нуля, сама училась, ошибалась, создавала фундаментальные знания в этой области, несомненно, имеем право называть себя лидерами. Потому что это не куплено, а, как говорится, своим горбом нажито.
А все трудности и издержки возникали в силу обстоятельств. Мы не пускали новых блоков уже со времен Чернобыля. Мы достраивали – первый Ростов, Калининскую, а это старые проекты, 320-е. И этот перерыв, конечно, не мог не сказаться. Так не бывает, что 20 лет ничего не делаешь, а потом раз! – и все идеально сделал. Промышленность же «лежала на боку», столько лет ничего не строилось, а тут – головные блоки нужны, причем на импорт! А головные блоки – это множество непредвиденных изменений, дополнений. Это все деньги. Дополнительного оборудования пришлось поставить на 200 миллионов больше, чем предусматривалось контрактом. Но это риски, которые всегда существуют в таком большом деле, тем более когда блок нереферентный, когда нет такого же работающего.
Вот почему в международной практике с головными блоками принято так: у себя построил, испытал, а уже потом – «за бугор». Конечно, референтные блоки для ТАЭС вроде бы существовали: Калининская, Запорожская, Балаковская станции. Но, повторю, слишком много было изменений. Все эти риски мы несли сполна – и, соответственно, расходы. Все там было: и нарушение технологии, и скрытые дефекты, – множество было трудностей такого рода.
Нечаев
Когда станция не запускается, идут одни расходы, доходов нет. И это довольно тяжелая ситуация. Надо отдать должное китайцам, они все выдержали, поняв: надо все равно запускаться, чего тут уже кричать. Они в этом плане себя повели достойно. Не было скандалов, разборок каких-то, все понимали, что надо дело сделать. В этом плане я отдаю им должное. Молодцы! Потом стали, конечно, говорить, что, мол, ребята, у нас убытки, но это уже вопрос другой.
У нас, конечно, был мощный руководитель – Александр Константинович Нечаев. Он много станций пустил, никогда не поддавался панике. А ситуации разные бывали. Представьте: приезжают люди на торжественные мероприятия по случаю пуска, и тут кусок лопасти ГЦН отваливается и попадает в реактор. Какая уж тут радость? Но и с этим справились, и даже гарантийный срок был отработан.
Все в конце концов решается, потому что у компании есть понимание ответственности. Если взялись, то объект должен быть сдан. Если мы не сохраним такой дух, то всей стране будет нанесен ущерб. Но я думаю, у нас компания и дальше будет вершить грандиозные проекты. Потому что в таких условиях первыми построить референтные блоки нового поколения – это великое дело.
Спасти отрасль
Китайские блоки по безопасности получились намного лучше тех, что строились в Советском Союзе. Со всеми трудностями, сложностями, со спотыканиями мы довели его до конца, пустили. Есть свои проблемы, но это обычная история. Главное, что блоки работают нормально, гарантийные показатели подтвердили, выполнили. При всех неимоверных сложностях был реализован полноценный проект станции нового поколения. Никто этим, кроме нас, в ХХI веке пока похвастаться не может.
Но самое главное, что промышленность и вся наша атомная отрасль получили благодаря китайскому и иранскому проектам буквально возможность дышать. Конечно, все это было сопряжено с большими трудностями, и до сих пор у нас с китайцами есть нерешенные коммерческие вопросы, но главное, что промышленность получила реальные деньги. Блок в г. Бушере, два блока в Китае, через какое-то время два блока в Индии – это все новые проекты, существенный прогресс. И наука воспряла, и проектные организации, и вся промышленность. Появились возможности для финансирования, пошли не какие-то взаимозачеты – живые деньги. Помню, мне директор одного завода, получившего от нас аванс в полтора миллиона долларов, так и сказал: «Мы увидели деньги – и не поверили! Так не бывает!» Да, появились реальные деньги, настоящие возможности, и заводы и научные институты получили работу. Предприятия сумели собрать людей – например, питерский АЭП молодежи много набрал.
Сагу можно написать, если рассказывать все, что творилось тогда в нашей промышленности. Не было ни одного завода, который бы не «лежал на боку». Невозможно было услышать такие слова: «У вас заказ? Да, я его выполню!» Нет, предприятиям приходилось все начинать с нуля. Ижорские заводы не могли сварщиков найти, собирали их по всему северо-западу и даже с северодвинского завода «Звездочка», потому что сваривать нержавейку не каждый сможет. Тем более в атомной энергетике требования высочайшие. Станки стоят законсервированные, а людей нет. Но ничего, ожила промышленность. И вот в этом, я считаю, главную роль для атомного машиностроения, для научных, для проектных институтов в силу объективных причин сыграл «Атомстройэкспорт». Без преувеличения, эта компания спасла отрасль, и это признают многие значимые люди из промышленного сектора, из проектных институтов.
Поднебесная
О Китае я много думал не только в свете нашей работы там. Нельзя сказать, что это самая читающая страна или что там все заядлые театралы, как это было когда-то у нас. У нас этого сейчас нет, а в Китае и не было. Конечно, там есть своя элита, интеллигенция, интеллектуалы, но я говорю об общей массе.
Полтора миллиарда населения! Подумать только, какая глыба, и в основном сельское население.
Но у этого народа есть какая-то великая мудрость, которой нет у нас. Казалось бы, они плохо воспитаны (за едой могут плеваться), но это по нашим поверхностным наблюдениям. На самом деле это просто совершенно другая цивилизация, которой 5000 лет. Конкуренция – это качество от и до, а вот как раз с этим у нас вечные сложности. У нас качество страдает исторически. За такое время запас прочности у любого государства появится, в любых культурных революциях это не сгорало, это сохранялось.
Сравнить с нами: у нас был СССР с могучей промышленностью. Не все, что производилось, было хорошего качества, но качество можно повышать. Главное, что промышленность-то была мощная, колоссальная. Ну и куда она делась? А Китай никто еще не разваливал, потому что там не наскоком действуют. У них примерно такой ход мыслей: «Наша деревня нищая, а за рекой корейская, такая же, но только частнособственническая, процветает. Наверное, мы что-то делаем не так. Отдадим-ка мы землю крестьянам». Отдали – и страна, полтора миллиарда граждан, накормлена.
Это мой личный взгляд, я не китаист, конечно, сужу по своим личным впечатлениям. Я это все видел своими глазами.
Есть у них еще одна интересная черта: эти ребята думают только о себе и разговоры про стратегическое партнерство для них, по большому счету, ерунда. Китай ведь не зря называют срединной империей. Если полезно для Китая – значит, хорошо. Не полезно – плохо. Все!
Конечно, многие страны так себя ведут, все отстаивают свои интересы, но китайцы в этом плане ребята показательные.
Да, было такое время, когда Китай находился в изоляции, как и мы. И, естественно, тогда мы с ними дружили очень, многие из них учились в Советском Союзе и до сих пор сохранили добрые о нас воспоминания. И мы учили их, помогали, заводы строили, так что отношения нормальные были.
У нас, например, главным инженером работал китаец Маи. Учился в Московском энергетическом институте, на кафедре атомных станций, ездил на целину, участвовал в художественной самодеятельности. Прекрасно поет, очень любит русские песни. Мы как-то вручили ему почетную грамоту «За активное участие в художественной самодеятельности». Так что добрые чувства остались, потому что люди – они и есть люди.
Интересная страна, и, конечно, главный ее потенциал – человеческий.
«Государство – это мы»
Нам могут сказать: какие у вас там, в иностранных проектах, особые трудности? Были же межправительственные соглашения, кредиты государственные. А я так скажу. В Индии межгосударственное соглашение о строительстве станции «Куданкулам» было подписано в 1988 году с Радживом Ганди. До 1991 года мы согласовывали с индийской стороной экономику, цены, техническое задание. Все шло медленно: индийцы, хотя и хорошие профессионалы, ребята неторопливые. Для них атомная энергетика – это дело государственной важности, основательное вложение средств. Поэтому, когда начались переговоры по станции, мы притирались долго. Они никак не могли понять наши системы взаимодействия, поэтому вникали, считали экономику. Мы с Олегом Ивановичем Мелькиным мучились три года, пока все не согласовали. Наконец, договорились – и тут Советский Союз распался. Естественно, контракт не был подписан, хоть мы его и согласовали. Не до индийцев стало, свои бы проблемы решить.