Я пришла в отрасль, окончив МГТУ имени Баумана по специальности «инженер энергетических установок». Трудовую деятельность начала в конструкторском бюро НИКИЭТ, затем перешла в «Союзглавзагранатомэнерго». Участвовала в работе по сооружению атомных станций в Германии. В 1998 году поступила на работу в ЗАО «Атомстройэкспорт» и впервые попала в Иран – в связи со строительством АЭС «Бушер». Я была в составе группы специалистов из разных отделов компании, меня командировали на иранскую площадку для изучения документации по имеющемуся немецкому оборудованию.
Приехала, начала работать. С годами, все глубже узнавая эту страну, я проникалась теплотой к ее необычному характеру и непростому климату. И мне стали очень дороги люди, вместе с которыми мы работали на строительстве «Бушера», с которыми прошли эту уникальную школу профессионального становления.
К сожалению, из-за американской пропаганды Иран рисуется в воображении многих как страна дикая и неуправляемая. Напротив, Иран, в прошлом Персия, является страной с очень древней цивилизацией, с богатыми культурными традициями. Сегодня среди ее приоритетов – всестороннее техническое развитие.
К сооружению атомной станции персы относились очень серьезно и четко контролировали данный процесс. И вообще, замечу: хозяйственность, педантичность вплоть до буквоедства – их национальные черты. Техническая документация по АЭС находилась в специальных хранилищах. Даже в период замораживания проекта на станции доступ к ним был ограничен. Российским специалистам для работы выдавались лишь копии документов. Иное дело, что на некоторое оборудование технических паспортов не было вообще и приходилось проводить его доскональное испытание. Подобные мероприятия дополнительно увеличили срок сооружения станции.
Все технические решения проходили многоступенчатую процедуру согласования с заказчиком. И любое нововведение очень тщательно регистрировалось. На площадке АЭС «Бушер» работали конструкторские бюро московского, санкт-петербургского, нижегородского институтов «Атомэнергопроекта». Более 13 000 документов по рабочему проектированию! Специально для площадки была разработана единственная в своем роде система электронного документооборота, которая фиксировала все этапы прохождения технической документации – от входного контроля до выдачи в производство. Для текущего отчета перед заказчиком программа в автоматическом режиме формирует сводную таблицу, где отражены все разделы проекта и этапы исполнения по каждому из пунктов.
Иран – страна исламского мира, здесь очень строгие нравы. И они определяют особенности делового этикета. Женщины, выходя из дома, обязательно должны покрыть голову платком и надеть брюки и легкое свободное пальто, закрывающее полностью руки и ноги. При проходе на объект действуют аналогичные правила. Даже на пропуск мне пришлось фотографироваться в платке. Для женщин на станции предусмотрен отдельный вход, где дежурят девушки-иранки из «Харасат» (службы безопасности). Они строго следят за соответствием рабочей одежды сотрудниц нормам морали, и, если вдруг хиджаб сочтут прозрачным, отправят домой переодеваться. Был случай, когда одна из россиянок вышла на улицу без платка, – так ее за нарушение правопорядка едва не выслали из страны. Только в 2001 году удалось договориться с иранским заказчиком, что с 18:00 до 23:00 в российской части поселка будет действовать «европейское время», когда россиянки могут ходить в европейской одежде и без платков.
И все-таки, несмотря на строгие правила, женщины в Иране все равно остаются женщинами со всеми присущими им слабостями. Здесь есть отдельный модный тренд – как изящнее повязать платок. Молодые иранки надевают эти головные уборы так, чтобы волосы из-под них выглядывали: это в Иране считается кокетством высшей степени. И пальто, стремясь подчеркнуть фигуру, носят такие узкие, что, кажется, вот-вот пуговицы оторвутся. Очень ярко красят глаза и ногти. Надо сказать, европейский стиль постепенно завоевывает Тегеран, однако ограничений для женщин в целом в стране пока еще много. Например, им запрещено ездить на велосипеде. Мне в процессе работы приходилось много ходить по площадке, расстояния были большие. И я обратилась к иранцам с просьбой выделить мне велосипед. На меня посмотрели с огромным удивлением: «Ты умеешь на нем ездить?» Я ответила: «Умею!» Нет, сказали мне, это категорически запрещено, вызывай машину или ходи пешком. Зато уже в поселке я могла кататься на велосипеде сколько угодно.
Настоящим прорывом в российско-иранских отношениях стало выделение для наших специалистов отдельного пляжа, где можно было отдыхать всей семьей, то есть мужчинам и женщинам вместе. Он был отгорожен от иранской территории отдыха специальной шторой. И это при том, что женщинам по местному закону приходится купаться одетыми: в брюках, майке с длинными рукавами и все в том же платке…
При всем при этом честно скажу: поражает то, что сегодня происходит в Иране! Иранцы развивают свою науку, стараются овладеть новейшими технологиями. Строгие исламские традиции не мешают им защищать права женщины в браке, не препятствуют представительницам прекрасного пола делать карьеру во всех областях деятельности.
И, конечно, самое поразительное для меня лично то, что иранцы 20 лет, несмотря на революцию и войну, сохраняли законсервированную стройку АЭС. Бушерская станция – символ современного Ирана, знак единения его прошлого и будущего. 2009 г. Молодые иранки надевают платки так, чтобы волосы из-под них выглядывали: это в Иране считается кокетством высшей степени.
2009 г.
Я проработал в Индии более 13 лет. За это время не только получил новый профессиональный опыт, но и узнал, как индийцы относятся к семье, почему не любят спешить и много другого интересного.
Если меня спрашивают, чего в общении с индийцами не стоит делать, то я сразу же отвечаю: «В первую очередь не называйте их индусами». Индус – последователь индуизма, который исповедуют чуть более 80 % населения Индии. Но в стране живут также мусульмане, христиане и приверженцы других религий и культов. Все они граждане Республики Индия – индийцы. Наименование «индус» будет воспринято ими как бестактность, хотя вы, скорее всего, никогда об этом не узнаете. Они очень мягкие, вежливые люди.
Деликатность индийцев распространяется и на отношения на производстве. Это хорошо заметно на оперативных совещаниях. У нас за серьезный проступок, бывало, стружку снимут, у них же, если работник осознал свою вину, его максимум слегка пожурят. Там считают: главное, что человек сделал выводы.
Построить хорошие отношения с индийцами несложно. Знайте свое дело, будьте честным и откровенным, отвечайте за свои слова. Тогда их уважение вам гарантировано. У большинства наших ведущих специалистов был большой кредит доверия в работе с индийскими коллегами. Правда, появился он не сразу, а спустя несколько лет работы плечом к плечу. То ли в шутку, то ли всерьез индийцы некоторых российских коллег называют «гуру» и относятся к ним с подчеркнутым уважением.
Распространено мнение, что индийцы непунктуальны. Но надо понимать, что они выросли в других условиях, потому и не ставят себе жестких временны`х рамок. Наши предки знали: если рожь, например, вовремя не посеешь, то просто не выживешь. Нас воспитал естественный отбор, мы привыкли делать все вовремя, выкладываться по полной. А попробуй хоть раз выложиться по полной в тропическом климате! По́том изойдешь. Поэтому индийцы иначе расставляют приоритеты – согласно своей культуре, климату и так далее, и это нормально.
Да, они не спешат. Зато демонстрируют чудеса трудолюбия и настойчивости. Помню, как на стройке залило дождем колодцы в фундаменте под здание турбины. Часть воды удалось откачать насосом, но несколько кубометров осталось на самом дне, у арматуры. Насосом не достать. И вот я вижу: сидит рабочий на краю колодца, держа в руках проволочку, к которой привязана жестяная банка. Опускает эту посудину, зачерпывает воду, поднимает наверх, выливает в таз. Когда таз наполняется, рабочий относит его на край площадки, выливает воду, возвращается к колодцу и продолжает вычерпывать. Этим он занимался весь день. Причем на его лице не было ни досады, ни раздражения. Человек делал свою работу и был счастлив, что у него получается. Даже улыбался. И к вечеру колодец осушил.
Если надо выполнить кропотливую работу, то лучше индийца работника не найдешь. Сделает все в лучшем виде, спокойно, со знанием дела.
Про общую систему ценностей жителей Индии рассказать трудно. Это огромная страна. В отпусках мы с супругой объехали ее всю – 29 штатов и шесть союзных территорий; там 22 официальных языка. И поверьте: житель самого северного штата Джамму и Кашмир по историческим, религиозным, культурным параметрам, да и по внешнему виду отличается от обитателя южного штата Тамилнад не меньше, чем эстонец от таджика.
Но для всех самое святое – семья. Работал у нас на стройплощадке водитель из местных. Однажды видим: он сияет как медный пятак. Спрашиваем: «Кумар, что случилось?» Отвечает, что сегодня познакомился со своей невестой, которую выбрали родители. Свадьба через неделю. Мы, привыкшие сами себе невест искать, удивились. А он счастлив! Через несколько лет у них уже были дети. И вы бы видели, какая это гармоничная семья, какой он прекрасный муж и заботливый отец!
Еще вспоминается история, как у одного тамошнего высокопоставленного чиновника серьезно заболела жена. И он несколько месяцев практически жил в больнице, выхаживал супругу. Такие истории не редкость.
Кастовая система складывалась в Индии тысячелетиями, искоренить ее полностью из сознания людей невозможно. У нас на стройке работают индийцы из разных каст, на производственных отношениях это не сказывается. Да, представители верхних каст чаще занимают руководящие должности, но их материальное положение изначально было лучше, они имели доступ к качественному образованию. Явных проявлений подобного рода напряженности мы не наблюдали. В прессе время от времени появляются сообщения о неадекватных действиях представителей высших каст по отношению к далитам, неприкасаемым. Государство это жестко пресекает. В современной Индии вообще стараются избегать слова «каста» и есть целый свод законов по защите социальных прав разных слоев населения.
В этой стране я стал ближе к природе. Разнообразие и обилие растительного и животного мира там потрясающее.
Отмечу, что поселок атомщиков Анувиджай расположен на самом юге страны, и до начала стройки ландшафт там напоминал сухую саванну, оживающую только в период дождей, с октября по март. Понятно, что флора и фауна были там скупыми и однообразными. Индийские коллеги уделили много внимания озеленению поселка, в результате чего там изменился микроклимат. Сегодня прямо из окон ведомственной гостиницы можно увидеть, например, пеликанов или иволг.
В редкое свободное время я занялся фотоохотой на птиц. За шесть лет в Индии в моей коллекции были отражены более 500 видов пернатых. Есть там и привычные для россиян, например скворцы, только у нас их на всю страну три вида, а в Индии – полтора десятка.
Один из показательных случаев связан с райской мухоловкой. В первый раз я снял ее в 2009 году за 150 километров от поселка, в заповеднике. А в 2011-м семейка этих птиц – рыженькая самка и белый самец с роскошным хвостом – появилась в саду у нашего дома.
Индия – страна ритуалов. В дополнение к стандартным инструкциям по технике безопасности на АЭС «Куданкулам» разработана целая система пропаганды охраны труда: плакаты, буклеты, календари, в которых используют фольклор, карикатуры, мультяшные сюжеты и так далее. Посещавшие площадку АЭС российские специалисты часто отмечали доходчивость и свежесть такого подхода.
На стройплощадке «Куданкулама» мы наблюдали, как сотрудники приносят ежедневную клятву перед началом работы. Обещают соблюдать правила техники безопасности и помогать товарищу. И, поверьте, это вовсе не выглядит пустым ритуалом.
2020 г.
Родом я из Краснодарского края – кубанский казак. Окончил Новочеркасский политехнический институт, энергетический факультет, поэтому и оказался здесь, в атомной сфере. Судьба так сложилась, что проработал всю жизнь на Украине.
После института и службы в армии устроился на Чернобыльскую АЭС. Тогда возводился еще только первый блок. Проработал там десять лет. Начинал с рабочей должности: на атомных станциях обычно так начинаешь, несмотря на то что имеешь высшее образование. Стандартная такая лесенка и у технологов, и у электриков.
Так и я: сначала работал старшим дежурным электромонтером, за десять лет вырос до заместителя начальника электрического цеха по эксплуатации. Потом пригласили на строящуюся Минскую АТЭЦ – атомную теплоэнергоцентраль под Минском – в качестве начальника электрического цеха. Это было в марте 1986 года. А 26 апреля в Чернобыле произошла авария. Как вы считаете, можно своих коллег бросать в такой ситуации? Я сразу вернулся и проработал там пять месяцев на ликвидации. Насмотрелся, конечно, всего, да и всем досталось…
Потом начался кризис в атомной энергетике. Минскую АТЭЦ тоже прекратили строить – сделали только тепловой узел. Оттуда я попал на Запорожскую АЭС, там начинался пуск третьего блока. Третий, а потом четвертый, пятый и шестой блоки… Я пускал, ремонтировал и эксплуатировал. Проработал там 20 лет. Последняя моя должность там – главный электрик, под моим руководством было 1500 человек. Когда я ушел с Запорожской, все шесть блоков работали – 6 миллионов киловатт.
А сюда, на АЭС «Куданкулам», меня в ноябре 2004 года позвал первый руководитель площадки этой станции Александр Васильевич Макаревич – мы с ним два десятка лет проработали вместе на предыдущем месте. Приехал. Здесь реакторы ВВЭР, тип тот же самый, что и на Запорожской. И хотя говорят, что здесь референтным объявляется четвертый блок Балаковской АЭС, на самом деле четвертый блок Балаковской – это шестой блок Запорожской. Но тем не менее этот проект сильно отличается от базового блока ВВЭР в России. Много новых элементов, новых систем. Если у нас три системы безопасности, то здесь уже четыре.
Знаете, когда индийцы произносят «Куданкулам», они смягчают букву «л», и от этого слово звучит как-то особенно тепло. Тут еще вот что символично: «Куданкулам» в переводе с их языка означает «чистый колодец». В этих краях местные жители издавна рыли широкие колодцы – практически пруды, которые наполнялись во время дождей водой, а в засуху становились настоящим спасением для людей и животных. В честь этих прудов когда-то получил свое название поселок, так окрестили и атомную электростанцию.
А когда шел нулевой цикл сооружения АЭС, станция сама была похожа на огромный колодец: тропические ливни так же заполняли ее водой. Воду откачивали.
«Куданкулам» сильно изменила жизнь местного населения, это уже в первые годы строительства стало видно. Многие индийцы получили работу, смогли построить новое, более просторное жилье. Индийские предприятия получают от нас заказы, зарабатывают, развиваются. Соответственно, платят налоги, пополняют бюджет, прокладываются новые дороги, оживает торговля – и внутренняя, и внешняя.
Страна, конечно, очень интересная, разнообразная. Взять религию: здесь много и христиан, и индуистов. Рядышком с нами деревня, там христианская церковь, а почти напротив – индуистский храм. В Нагеркойле есть церковь, которую, по преданию, основал святой Фома.
Перед офисом АЭС установлена статуя, фигура женщины, – так вот, она никак не связана с религией. Это символ энергии. Энергетики – люди специфические, любят пошутить. Обычно возле станции не сооружают никаких монументов, ну а если что-то появляется, ему сразу дают кличку.
Скажу еще, что в Индии все запечатленное в камне и на фресках имеет очень глубокий смысл. Например, многорукость индийских божеств вовсе не про то, что у них много верхних конечностей. Просто их скульптурные изображения таким образом показывают, что боги всемогущи.
2011 г.
В «Атомэнергоэкспорте» не работали люди без специального образования. Более того, специалистов брали уже из промышленности. Я лично Бауманский институт окончил по этой тематике, работал конструктором в НИКИЭТ, окончил Академию внешней торговли (вечернее отделение).
Все сотрудники объединения проходили специальные курсы по особенностям внешней торговли. Я уже не говорю о языковых и других курсах – мы не стеснялись садиться за парту. И ведь не за такие уж большие деньги работали. Потому что не только за материальный вопрос бились – еще и за идею. Был живой творческий интерес, ответственность. И все работали, не считаясь со временем, без баловства и воровства, на результат. Все было четко, ясно, прозрачно. Вся работа объединения находилась под пристальным вниманием ЦК, Совмина. Ефим Павлович Славский, глыба атомной промышленности, Петр Степанович Непорожний, министр энергетики СССР, формировали такую политику, организовывали этот порядок на самом высоком уровне, потому требования были очень высокие, расслабляться особенно не давали.
Самыми напряженными переговорами кажутся те, которые ведешь ты сам. Разные бывали ситуации. Партнеры иногда создавали видимость переговоров или театр устраивали, настоящие ценовые спектакли. В обморок падали, лекарства пили. «Ай-ай-ай, так не может быть!» – и в обморок.
Наиболее ответственными и сложными были переговоры с немецкими партнерами.
Потому что, если мы с ними договаривались о чем-то, это становилось прецедентом, который не подвергался сомнению. Ни болгары, ни чехи – никто уже не спорил: то, что мы согласовали с немцами, считалось нужным и правильным. Но договориться с ними было запредельно трудно.
Был у меня визави Скотки, я с ним очень много работал. Он – ценовик, и я – ценовик. Он покупатель – я продавец. Он хочет подешевле – я хочу подороже. Поэтому антагонизм всегда между нами был, но с годами мы научились приходить к компромиссу. Он понимал, что меня устроит, я – что его.
Как правило, переговоры мы вели вместе с Львом Николаевичем Злобиным, у которого я был заместителем в их представительстве, как сейчас помню, на Мосфильмовской. На повестке дня – подписание контракта, разница в цене очень большая, сроки поджимают, а о сумме никак не можем договориться.
Всю ночь сидели, и вот мы устроили спектакль – мол, плохо стало: выходили в коридор, делали вид, будто пьем что-то типа валерьянки, а на самом деле советовались. И немцы лицедействовали, это всем известно, чтобы добиться своей цели. В результате все-таки нашли компромисс и договорились.
А один раз даже чуть ли не бросались друг в друга пепельницами – бывали и такие моменты. Горячились. Но и пепельницами замахивались как-то по-джентльменски, что ли. Все понимали. Ты говоришь: «Сто рублей», а он: «Пятьдесят». И так изо дня в день, порой надоедало. Хочется найти какой-то компромисс, но не можешь, пока он не сдвинется. Кто первый уступит, тот и проиграл. Так обычно бывает во внешней торговле. Ты сделал предложение, тебе сделали контрпредложение, и стоите. Каждый привел свои доказательства – и опять стояние, если разница большая.
Это целая наука – вести переговоры так, чтобы добиться того, что у тебя утверждено. И для этого был у нас очень строгий порядок. Мы не экспромтом выступали – перед встречей делали основательные расчеты, утверждали их у президента. Расчет – это минимальная цена, которую ты можешь написать в контракте. Не дай бог, ты ниже спустился – сразу, как шутят, «секир башка». Этого не допускалось ни в коем случае. А если это все-таки происходило, то тогда докладывали, обосновывали и только потом принимали решение. Но такое бывало очень редко.
Особо надо выделить наш опыт по подписанию и реализации контрактов на строительство АЭС «Ловииса» в Финляндии.
Впервые мы столкнулись с партнерами из капиталистической страны и с их порой специфическими для нас требованиями как по структуре контрактов, так и по условиям их реализации.
На мой взгляд, финские специалисты многому научились у нас. Они очень внимательно относились к нашему опыту, перенимали его. Впрочем, процесс был взаимным. Мы, например, через общение с финскими коллегами лучше поняли требования мирового рынка. Опыт сооружения и эксплуатации АЭС «Ловииса» в дальнейшем пригодился нам как при разработке новых проектов ВВЭР, так и при их реализации.
Без преувеличения, это был для наших инженеров и конструкторов уникальный опыт международной кооперации. Российская сторона отвечала за поставку всего оборудования АЭС Это целая наука – вести переговоры так, чтобы добиться того, что у тебя утверждено. И для этого был у нас очень строгий порядок. и монтаж первого контура реактора, турбины и генератора, а также за выполнение пусконаладочных работ и ввод станции в эксплуатацию.
«Ловииса» – первая школа строгого отношения к качеству, которую мы прошли. На стройках, которые мы организовывали в Болгарии, ГДР, отношение к качеству было менее жесткое. Финны же не жалели ни денег, ни времени на то, чтобы все было только по первому разряду. Мы в результате этого были вынуждены сформировать на «Ловиисе» свою группу приемки оборудования – 60–70 человек, которые осматривали буквально каждый насос или арматуру, чуть ли не разбирая, и находили столько брака, что если бы отдали в монтаж…
Требования были жесточайшие. Составлялись акты, многое отправлялось назад на заводы. Заменялось. А дальше еще финны смотрели – и визуально, и с использованием рентгена и ультразвука… Большая польза от проекта заключалась и в том, что мы посредством «капризных» заказчиков надлежащим образом простимулировали работу и наших заводов. Потому что в то время можно было только административными или другими нерыночными методами заставить завод делать то, что нужно, а не то, что он может. Но финский проект вынудил их встрепенуться. Заводы в кои-то веки оснастили контрольным оборудованием. Так что финский опыт положительно повлиял на работу атомной промышленности в России. Этот импульс, приданный «Ловиисой», помог построить серию сооружений в 1973–1986 годах. Методы контроля, его объемы – все это было использовано. Это помогало и в период безвластия и бездействия – с 1991-го по 1996-й. Бренд Была такая история.
«Атомэнергоэкспорт» нигде явно не звучал. Мы в то время особенно не думали о том, что наш бренд должен пропагандироваться, рекламироваться. Знак «Электросилы», например, мелькает – на генераторе, на турбине «ЛМЗ», – а лого «Атомэнергоэкспорта» нигде нет. И вот подумали: почему бы нам не наклеить на крышку реактора, которую хорошо видно через смотровую площадку, название «Атомэнергоэкспорт»? Сделали, на красном фоне белыми буквами. Красиво получилось. А потом взяли и другими буквами наклеили на всю длину турбины. Клеили ночью, без согласования с финским директором. И он устроил нам большой скандал. А мы: «Это наша поставка, и мы можем что хотим рисовать на ней, пока она к тебе не перешла. Потом ты можешь это содрать, а пока это наше». И года два-три эта наклейка висела. Но нас и без этого знали хорошо.
С 1986 года мы начали «женихаться» с китайцами. Подписывали межправительственные соглашения, выбирали площадку для будущей станции. Ездили по всему Китаю. Мы смотрели на них, они – на нас, ведь у наших стран до этого долгое время было охлаждение в отношениях. Тем не менее дело двигалось. Были привлечены квалифицированные кадры, которые обладали не только знаниями, но и большим жизненным опытом, навыками переговоров, крайне необходимыми в таком эксклюзивном проекте. Многие наши специалисты, основной костяк, к тому времени уже получили опыт работы в Восточной Европе, в Финляндии.
Непосредственно готовить соглашение мы начали с 1990-го и работали над ним интенсивно два года. Это было самое тяжелое время. Мало кто тогда верил в то, что мы сможем поднять этот проект. Было подготовлено несколько вариантов переговорного процесса, каждый из которых предусматривал свой ход событий. Несмотря на то что в дальнейшем текст был тщательно проработан российскими и китайскими специалистами, за месяц до подписания имелись разногласия по девяти статьям и даже преамбуле. В частности, по срокам и условиям погашения кредита.
В конце концов контракт был заключен на государственном уровне, под гарантии российского правительства. Практически наша страна выдала китайской стороне кредит. Сумма контракта не была рыночной и не отражала наших реальных затрат. Тем не менее это позволило российским организациям перейти от бумаг к конкретной работе, не потерять профессионализм и сохранить кадры. Не все измеряется деньгами. И я уверен, что это было положительное дело, которое позволило нам остаться в числе стран, развивающих атомную энергетику.
Разумеется, была оказана государственная поддержка. Внешэкономбанк выступил гарантом надлежащего исполнения контрактов, был установлен порядок финансирования затрат предприятий по поставке оборудования и оказанию услуг для строительства АЭС за счет средств федерального бюджета.
Когда делали первую турбину для Тяньваньской АЭС, атомная промышленность не работала. Не было заказов, не было людей, вообще ничего не было. Когда делали первую турбину для Тяньваньской АЭС, атомная промышленность просто не работала. Не было заказов, не было людей, вообще ничего не было. Стояли пустые корпуса, брошенные цеха. Полная разруха и развал. И это на Ижорских заводах, а что за Уралом творилось… Так что для Китая турбину делали из заготовок турбины для «Штендаля», германской станции. Это как раз была первая быстроходная турбина для миллионника. Процентов на 70 она была готова. Мы делали ее для восточных немцев, а когда после объединения Германии пришли западные немцы и ликвидировали заказ на «Штендаль», мы предъявили счет им. Я был в этой комиссии, мы проводили аудит готового оборудования, с тем чтобы определить, сколько оно стоит, сколько потребовать с немцев. Оценили ее стоимость на 60 %. Немцы заплатили, но заготовка так и осталась у нас на заводе. Зачем она им? Их зеленые запретили атомное производство. А мы, когда пошли в Китай, взяли и доделали. Плохо ли?
Работа над индийским контрактом началась еще в СССР, в 1988 году, когда было достигнуто соглашение между Советским Союзом и Индией о строительстве АЭС «Куданкулам». Индийцы также были заинтересованы и в получении от России дефицитного обогащенного урана для станции «Тарапур» – из-за отказа Франции в 1992 году поставлять топливо. Однако из-за начавшейся затем полосы политических потрясений в обеих странах строительство станции ушло на второй план. Распад страны и экономический кризис отодвинули старт работ на десятилетие.
В целом работа над проектом не прекращалась и в трудные 1990-е годы. Казалось, вот-вот – и мы начнем строить саму станцию. Увы, постоянно возникали какие-то помехи, и дело не сдвигалось с мертвой точки. Чего греха таить: Индия считала, что наша ядерная промышленность развалилась и больше не может выполнять такие заказы. Но успех наших атомщиков в Иране развеял их сомнения. К тому же московский АЭП и ОКБ «Гидропресс» разработали технический проект атомной станции, удовлетворяющий самым современным требованиям безопасности. В 1999 году был подписан контракт на выполнение технического проекта.
Место, где разместилась «Куданкулам», – благодатное. Что меня поразило: подъезжая к станции, видишь тысячи ветряков. Эти башни – через каждые сто метров. А крутятся еле-еле, некоторые вообще неподвижны. Индийцы сказали, что мощность всех этих ветряков примерно равна возможностям атомной станции. Мощность каждого ветряка примерно 1000 кВт; если 6000 мегаватт станция – значит, их 6000 штук.
Стоит отметить, что на юге страны такой цивилизации, как в ее северной части, нет. Индийская корпорация по атомной энергии ИКАЭЛ сооружает дома для квалифицированных рабочих, а вспомогательный персонал нанимается из близлежащих деревень: был бы картон, подстилка, в ближайшей луже можно делать омовения, купаться. Но в Куданкуламе еще ничего, а вот в Бомбее некоторые прямо на улицах живут, на тротуарах, даже готовят себе там еду. Особенно в окрестностях Дели люди настолько бедны, что просто диву даешься. Тем не менее, глядя на них, нельзя назвать их несчастными. Позже я понял, почему они все равно такие счастливые: во-первых, привычные ко всему, а во-вторых, если вокруг жизнь бьет ключом, значит, все хорошо – такое у них мировоззрение.
2009 г.