АО АСЭ
Инжиниринг. Истории об истории
Сергей Олейник «За три моря»
Сергей Олейник. Начальник управления строительства на площадке АЭС «Куданкулам», первый заместитель начальника управления по строительству АЭС в Индии, начальник управления комплектации АО АСЭ (с 2006 по 2013 год)
Я родился 10 марта 1960 года в поселке Вершина Тёи Хакасской автономной области Красноярского края. Отец Григорий Николаевич, мать Нина Сергеевна – строители, в настоящее время пенсионеры, живут в Красноярском крае, в городе Минусинске.
В 1977 году я окончил минусинскую школу № 5. Учился хорошо, особенно давались математика, физика, химия, биология. Увлекался спортом, выступал за сборную школы по легкой атлетике. Долгое время занимался классической борьбой. Помимо этого, учился в музыкальной школе и играл в школьном духовом оркестре.
Именно любовь к физике определила место учебы – физико-технический факультет Томского политехнического университета. В институте, как и в школе, успевал, окончил его с отличием. Любимые предметы – профильные дисциплины, которые читали преподаватели нашей кафедры № 21. Хорошие воспоминания остались о М.Н. Курине, А.А. Силинском, А.Ф. Лавренюке, О.В. Смиренском, К.А. Травине, у которых я многому научился. Полученные от них знания пригодились мне в дальнейшем, когда я стал работать на АЭС и когда готовил кандидатскую диссертацию.
Во время учебы жил в общежитии. Как и все – на стипендию, которой вполне хватало на скромную студенческую жизнь. Начиная со старших курсов, подрабатывал в студенческих строительных отрядах. Подготовке к занятиям и экзаменам отводил основное время, так как понимал, что знания пригодятся в дальнейшем при работе на производстве. Соответственно, с учебой сложностей не возникало. В свободные часы читал художественную литературу и занимался спортом.
Школа Запорожья
По окончании института выбрал местом работы Запорожскую АЭС, где проработал с 1983 по 2000 год. Там как раз и понял, что полученный в институте объем знаний достаточен для успешной работы на ядерных производствах. Через год после прихода на ЗАЭС уже самостоятельно работал в смене контролирующим физиком на пуске энергоблока № 1, практически ни в чем не уступая более опытным коллегам.
До развала Советского Союза я получил на Запорожской АЭС богатый производственный опыт, принял участие в пуске и эксплуатации шести энергоблоков, в строительстве сухого хранилища ОЯТ. На Запорожской АЭС прошли мои молодые годы, время становления как личности, и это незабываемо. Там я прошел важные карьерные вехи и в 35 лет был назначен заместителем генерального директора по безопасности. Я всегда старался аккумулировать полученные опыт и знания, работая на производстве. Считаю, это качество помогло мне получить звание «Ветеран атомной энергетики и промышленности» – награду, которой я очень горжусь. Важным для себя считаю также поддержание и сохранение связи с одногруппниками и бывшими коллегами по работе на ЗАЭС.
Перестройка дала возможность переехать на работу в Россию, научила тому, что в жизни в первую очередь надо надеяться на самого себя и на близких родственников и друзей. После переезда в город Электрогорск Московской области работал заместителем генерального директора в Электрогорском научно-исследовательском центре.
С 2006 по 2013 год был начальником управления строительства на площадке АЭС «Куданкулам», первым заместителем начальника управления по строительству АЭС в Индии, начальником управления комплектации в «Атомстройэкспорте». Таким образом, имея хорошее базовое образование – окончив ФТФ ТПУ, можно стать не только физиком, но и неплохим строителем, монтажником, комплектовщиком.
«От улыбки станет всем светлей»
Расскажу немного об Индии. Это другой мир, особенный. Цветы с сильным запахом, специи, острые блюда. Но главное, Индия – это страна с положительной аурой, которую чувствуешь сразу же, как только попадаешь туда. Женщины ходят в сари, в платьях всевозможных цветов. Мужчины – кто в народных нарядах, кто в европейских костюмах. Все люди улыбаются, и уже от этого возникает ощущение праздника. Индийцы настроены очень благодушно, почти всегда в хорошем настроении, и поэтому находиться в этой стране очень приятно. Индийские коллеги очень образованны, обладают быстрым восприятием и большим трудолюбием. Наверное, поэтому в Индии легко работать. Деловые встречи часто заканчиваются поздно вечером, но ты не ощущаешь такой усталости, какую испытывал бы в России.
Это страна с многовековой историей, здесь много памятников истории и культуры, которым сотни, тысячи лет. Пышная, буйная растительность, попугаи, обезьяны прямо на улицах. Животный мир чувствует себя вольготно, так как там он находится под защитой: приняты очень жесткие законы, которые запрещают охоту.
В Индии можно хорошо жить, даже имея небольшой достаток. И наши специалисты чувствуют, насколько цены там комфортные для жизни. Конечно, у местного населения много проблем, одна из главных – высокий уровень безработицы. Правительство Индии принимает все меры, чтобы трудоустроить людей, и иногда замечаешь, что там, где можно было бы обойтись одним человеком, задействовано пять. Но, видимо, это правильный путь и правильно расставленные приоритеты. Поэтому страна развивается и идет вперед семимильными шагами. Все время что-то строится, появляются новые современные автомобили. Индия имеет очень большие перспективы, уделяет внимание образованию молодежи – очень много молодых людей получают образование за границей. Да, что особенно примечательно: много детей, их количество просто поражает.
Береговая защита
Климат жаркий, самый горячий период – февраль, март, апрель. Температура в эти месяцы может достигать 40 градусов, при этом влажность очень высокая, до 90 %. Наиболее комфортное время для нас, россиян, – ноябрь, декабрь, январь, когда средняя температура не превышает 27–28 градусов. Разумеется, все помещения на площадке и в офисах оборудованы кондиционерами, российские специалисты проживают в очень комфортных условиях.
Береговая линия около станционного поселка защищена коралловыми рифами, за счет чего там спокойная вода, нет течения, что позволило организовать в этом месте пляж. А остров Шри-Ланка защищает побережье от крупных неприятностей. В 2004 году здесь пронеслось гигантское цунами, которое обрушилось на запад от южной точки Индии. Волна достигала высоты более 20 метров, практически разрушив все здания, находившиеся недалеко от берега. Многим россиянам пришлось в те дни успокаивать по телефону испуганных родственников. А станционный городок и площадка АЭС «Куданкулам» почти не испытали на себе воздействия стихии, вода здесь поднялась всего на два метра. Отмечу, что в эти тяжелые для Индии дни наши специалисты внесли свой посильный вклад в борьбу с последствиями цунами, сделав денежные пожертвования для пострадавших индийцев.
2011 г.
Александр Коготков «Ядерная энергия – сдерживающая сила»
Александр Владимирович Коготков. Руководитель представительства АО АСЭ на площадке АЭС «Куданкулам» с 1998 по 2020 год
Хочу вспомнить о событиях далекого 1986 года, в которых я принимал непосредственное участие. Некоторые их участники до сих пор работают, другие уже на заслуженном отдыхе, на пенсии. Тогда наша организация называлась ВО «Атомэнергоэкспорт». А события были связаны с бомбардировкой американской авиацией ряда городов Ливии, в том числе и столицы – Триполи.
Одним из важных для «Атомстройэкспорта» проектов в то время было сооружение Центра ядерных исследований «Тажура», что в 15 километрах от Триполи. Объект строился под ключ, и многие сотрудники АСЭ прошли там школу сооружения зарубежных объектов. К 1986 году Центр был готов и выполнял свои функции в полном объеме. Но к середине этого же года накалились отношения между США и Ливией; дошло до того, что американская авиация начала бомбить ливийские города.
При артобстреле эта сторона улицы…
И вот однажды в конце августа где-то в 1:30 ночи мы проснулись от звуков пролетающих самолетов и стрельбы средств ПВО. На объекте нас находилось около 70 человек, включая семьи. Нас, правда, заранее предупредили о том, что такое может произойти, и проинструктировали, как себя вести в подобных ситуациях, но, как это всегда бывает, все оказалось неожиданно. Мы срочно отправились в дирекцию Центра, собрали все необходимые документы, финансовые и коммерческие, паспорта и выбежали на улицу. Каждый, кто мог, вырыл около своего домика что-то наподобие небольшого окопчика, куда мы сложили документы и где разместились сами. Оставалось только ждать, что будет. Связь с российскими организациями, находящимися в столице, в Триполи, была прервана.
До утра мы с тревогой наблюдали за ночным небом, на котором хорошо были видны следы от двигателей самолетов и от стрельбы из «Шилок». Вокруг нашего объекта, справа, сзади и слева, были размещены ракетные установки. И вот где-то часа через три после начала событий все установки дали залп. Поскольку мы находились посередине, то мелькнула мысль, что ответный залп может ударить по нам – по городку специалистов и Центру.
Утром на коротком совещании было принято решение срочно выехать с территории Центра в нейтральное место, чтобы не подвергать специалистов опасности. Тем более что накануне один ливиец, работавший в нашей дирекции курьером, предложил разместить всю нашу группу у него на вилле, в 10 километрах от Центра.
Безопасное место
Взяв все самое необходимое, мы выехали из жилого поселка на двух автобусах. У ворот неожиданно встретились с несколькими автобусами и группами специалистов из Болгарии, Югославии и, по-моему, итальянцами, работавшими в Ливии по контрактам на сооружение автомобильных дорог. На наш вопрос о цели приезда они ответили, что ядерный центр – самое безопасное место в этом районе и что американцы не дураки, этот объект бомбить не будут.
Мы пожелали им удачи и выехали. Через 40 минут прибыли на место. Ливийский коллега уже подготовился к встрече. Каждому мужчине выдал по матрасу и разместил всех под апельсиновыми деревьями в своем огромном саду (надо сказать, что апельсинами мы в основном и обедали, и ужинали), а для женщин и детей с помощью домашней агротехники вырыл огромные окопы и накрыл их деревянными перекрытиями.
Вечером, перекусив, мы стали ждать дальнейших событий. И вот в 20:00, как по расписанию, послышался вой реактивных двигателей американских истребителей, началась стрельба трассирующими снарядами. Так продолжалось часа два, затем все смолкло. До рассвета сна не было почти ни у кого. Утром все четыре жены ливийского хозяина виллы угощали нас кофе и вкусными пирожками. Затем прошла еще одна такая же ночь.
Поехав через день в столицу, я увидел разбитые и посеченные осколками дома. Лишь в Центр ядерных исследований не попало ни одного снаряда, ни одной пули. Даже под огнем зенитных орудий американская авиация проявила благоразумие. И я тогда впервые отчетливо осознал, какой сдерживающей силой является ядерная энергия. Даже объекты мирного атома. Я собрал на память несколько осколков американских бомб. Через три дня конфликт был разрешен, мы вернулись в Центр и продолжили нашу повседневную работу. Наш городок зажил привычной жизнью.
«Здесь будет город заложен»
В 1995 году началась моя зарубежная командировка в Индию, которая длилась более 20 лет, хотя я рассчитывал на пять. Все это время я работал руководителем представительства АО АСЭ на площадке строительства АЭС «Куданкулам» и отлучился из Индии только раз – в Бангладеш с августа по ноябрь 2013 года, – чтобы организовать работу представительства на площадке строительства АЭС «Руппур» и срочную координацию деятельности российских и бенгальских специалистов.
Когда в 2000 году я приехал на площадку будущей АЭС «Куданкулам», там было всего два флажка, вокруг которых бродили стада козочек и барашков, принадлежавших местным жителям из окрестных деревень. На одном флажке было написано «Блок 1», на втором – «Блок 2». Тогда трудно было представить, что на этом месте появится такое грандиозное сооружение, как атомная станция. Но сопровождавшие нас индийские специалисты разложили карту на капоте машины и показали, где будет блок, где станция, где жилой городок. Через два-три года они все это или почти все сделали.
Спустя несколько месяцев после подписания контракта началась заливка первого бетона. Это событие запомнилось мне больше всего, потому что это было началом практического сотрудничества в области атомной энергетики между Индией и Россией. До этого были контракты, переговоры, а с началом строительства пошел реальный отсчет, жесткий график, пройдена точка невозврата, отказаться от строительства было уже нельзя без экономических санкций сторон.
Было очень интересно наблюдать, как индийские специалисты начинают делать первые шаги в сооружении станции по российскому проекту. У индийского инженерного состава очень высокая квалификация. У них были свои ученые-атомщики, получившие хорошую профессиональную подготовку в крупнейшем в Юго-Восточной Азии исследовательском ядерном центре Bhabha в Мумбаи. К тому времени на территории Индии работало, кажется, девять энергоблоков собственных, индийских АЭС, но они были малой мощности, всего 220 мВт, – одна наша станция заменяла пять их АЭС и была экономически более выгодна.
Индия – школа мудрости
В Индии со мной была моя семья – жена и дочка. Дочь там пошла в первый класс российской школы при Посольстве РФ в Индии. Они с большим удовольствием вспоминают то время. Жили мы в нормальных условиях, рабочее место было оснащено всем необходимым. В свободное время занимались спортом: волейболом, футболом, теннисом. В Дели проводилось много мероприятий, связанных с национальными и религиозными праздниками Индии, которые отражали обычаи и традиции страны. В российском культурном центре практически еженедельно выступали российские артисты.
Меня больше всего удивлял менталитет индийцев, их отношение к жизни и роли человека в ней. Мы, россияне, часто и много переживаем по любому поводу, а индийцы относятся ко всему спокойно, их философия гласит: если не получилось что-то в этой жизни, значит, получится в следующей – за несколько реинкарнаций можно успеть все. И чем больше ты сделаешь добрых дел в этой жизни, тем больше тебе зачтется в следующей.
Отношение к работе у них – от полного равнодушия до самоотверженного трудолюбия. Также им свойственен высокий профессионализм, хотя и узкоспециализированный. Индийцы очень уважают друг друга независимо от социального и имущественного статуса, почитают старших, терпимы к кастам и различным религиозным течениям, которых здесь больше 70. Годы работы в Индии научили меня относиться ко всем жизненным и рабочим событиям взвешенно и спокойно, без нервов, уважать мнение других людей, правильно оценивать те или иные ситуации.
2020 г.
НИЖЕГОРОДСКИЙ ПРОЕКТНЫЙ
Владимир Кац «Миллиард в день»
Владимир Лазаревич Кац. Работал в институте с 1973 по 2017 г. Один из руководителей и ведущих проектировщиков института, занимал должности заместителя директора по экономике и финансам, старшего вице-президента по экономике и финансам, исполнительного директора.
В 1972 году, будучи еще студентом физико-технического факультета Горьковского политехнического института им. А.А. Жданова, пришел в «Теплоэнергопроект» на производственную практику. Как пришел в 1972 году, так и остался более чем на 45 лет. Так что Нижегородский проектный институт для меня – вторая Родина. Родное место, родные для меня люди. Мне всегда нравился наш коллектив, и сорок лет назад, и двадцать, и сегодня, потому что люди здесь, как мне кажется, работали не столько, деньги, сколько за интерес. Деньги, правда, еще с первыми успехами в инжиниринге начали платить приличные.
Вторая Родина
В те далекие годы в институте работало около тысячи человек, специалисты-теплоэнергетики создавали проекты ГРЭС, ТЭЦ, других энергообъектов. Кстати, именно Горьковский «Теплоэнергопроект» спроектировал Костромскую ГРЭС с блоком мощностью 1200 мегаватт, как наши современные самые мощные атомные электростанции.
Как раз в то время институт начинал заниматься проектированием атомных электростанций. Профиль, близкий к тому, чему я учился в институте: атомные реакторные судовые установки. Там мне помогли сделать диплом. С благодарностью вспоминаю Петра Петровича Стриго, руководителя группы физрасчета.
Самый яркий момент из молодости: проектирование Армянской АЭС. Эта станция стала для меня первой. Первым, но самым важным и запоминающимся проектом в жизни.
Первой она стала и для Горьковского «Теплоэлектропроекта». И даже для отрасли это был первый проект АЭС с сейсмозащитой, рассчитанный на землетрясение 8 баллов по шкале Рихтера и новаторскими системами безопасности.
Главная проблема была в нехватке квалифицированных кадров. Специалистов по тематике АЭС в то время готовили Московский энергетический институт, Политехнические институты в Ленинграде, Томске, Одессе, но специалистов все равно не хватало.
Поэтому мне разрешили на факультете писать дипломную работу про Армянскую АЭС, по профилю, который мне был интересен и по которому хотел работать. Но выбрал этот проект еще и потому, что АЭС – это энергия для людей. Всегда был сторонником мирного атома. Всегда был уверен, что для людей наиболее важны гражданские разработки, а не военные.
Дипломная работа была посвящена радиационным последствиям тяжелых аварий на Армянской атомной электростанции. Это были радиационные расчеты, анализ безопасности АЭС и проект систем, обеспечивающих безопасность. Опирался, конечно, на знания, которые уже были, в первую очередь на проект американской атомной станции – они к тому моменту были на десятилетие впереди по технологиям, и проект АЭС «Ловииза» в Финляндии. Моей задачей было донести до руководителей отделов и групп специфику требований безопасности именно для атомной энергетики, причем таким языком, чтобы они понимали, что от них хотят. Переучивались на ходу.
Потом в 73 году пришел в ТЭП уже на работу. Встретили тоже хорошо. Начальником атомного БКП был Валентин Васильевич Соболев. Я чертил, помню. Вставал за доску, рисовал машзал второго контура. Но плохо рисовал. Как потом шутили: в художники не вышел, поэтому перевели на работу, связанную с реакторной установкой, с расчетами, с проектированием первого контра. Так что плохо рисовать в те времена было полезно для профессионального роста.
Армянская сейсмозащита
Проекта Армянской стал для нашего института не только первым, но, как потом оказалось, и единственным проектом АЭС, который мы создали и реализовали самостоятельно. Второй наш самостоятельный и столь же уникальный проект – Воронежской АСТ – так и не был закончен: строительство заморозили в 90-м году.
Исторически сложилась, что до Армянской АЭС ни одного реакторного отделения в Горьковском отделении ТЭП спроектировано самостоятельно не было. Все были копиями московских проектов – Калининская станция, Ростовская.
Армянская АЭС тоже сначала была копией. Фактически это был дубликат блоков № 3,4 Нововоронежской АЭС (проект АЭС Московского «Теплопроекта» с реакторной установкой ВВЭР-440), но нам передали ее. И мы, с нашими партнерами – Курчатовским институтом, Гидпропрессом сильно переработали этот проект.
В нем, правда, были уже усилены строительные конструкции. Однако, нормативной базы проектирования сейсмостойких атомных объектов на тот момент практически не существовало. В итоге за год до пуска первого энергоблока Армянской АЭС научный руководитель проекта – Курчатовский институт – написал, что для данной территории проект недостаточно технологически подготовлен по сейсмике. Они же вместе с Гидропрессом предложили идею амортизаторов.
В общем-то, гидроамортизаторы были уже на двух станциях в сейсмических районах на Западе. В Японии их широко пользовали. Приходилось ездить на переговоры с американцами, с японцами. Мы выбрали японские, купили их, установили. И вправду, хорошие оказались амортизаторы. Во время Спитакского землетрясения 88-го оборудование и здания станции выдержали толчок в 6,25 по шкале Рихтера – это показали станционные приборы и сейсмические центры в том районе. Непосредственно после землетрясения станция продолжала работать в обычном режиме, и остановили ее уже позже – для того, чтобы изучить состояние оборудования и зданий. Повреждений не оказалось.
Хотя, конечно, дело было не только в амортизаторах. И для обеспечения сейсмостойкости на Армянской АЭС мы многое изменили в проекте. И я, кстати, всегда считал, что эти системы нужны не только для сейсмозащиты, но и, в целом, для безопасности и надежности атомных станций.
Затем, на основе опыта, полученного в проекте 1-й очереди Армянской АЭС, был разработан проект 2-й очереди с защитными оболочками и тремя активными системами безопасности. К сожалению 2-я очередь так и не была построена. Практически все активные системы безопасности, которые были уже тогда реализованы в проекте 2-й очереди Армянской АЭС, сейчас стали типовыми, а тогда приходилось буквально прошибать стену. Потому что многие не соглашались с нашими предложениями. И, наверное, это – самые яркие воспоминания молодости. Ездил к руководству Средмаша. Александр Григорьевич Мешков, помню, был тогда начальником главка. В итоге он нам поставил циркуляционный насос нового типа, так называемый, ГЦН-317, первый в стране главный циркуляционный насос с увеличенным инерционным выбегом и выносным электродвигателем, заменивший ГЦЭН-310. Инерционный выбег ротора в новом типе ГЦН увеличивался за счет установки дополнительной вращающейся массы маховика.
Конечно, реализация проекта была бы просто не возможной без коллег, которые помогли все это доказывать и «пробивать». Это – научный руководитель Курчатовского института Виктор Сидоренко, его заместитель Александр Гуцалов, руководители «Гидропресса»: Стекольников, Спассков, Денисов. Все эти люди были нашими учителями, именно благодаря им армянскую станцию удалось сделать максимально безопасной.
Далее, после успешного запуска блоков 1-й очереди Армянской АЭС, начали появляться новые проекты: Калининская АЭС, Ростовская АЭС и Запорожская АЭС для Украины. В советское время было 12 отделений «Теплоэнергопроекта». И только три из них пошли по пути атомной энергетики в России – московский, петербургский и нижегородский. Решение было очень трудное, работы по проектированию АЭС было мало в те времена. А сейчас, если посмотреть, все наши три института и остались, значит, не ошиблись.
Тепло для Воронежа
Гордостью НИЭПа в те годы и, вообще, всей его истории, можно считать новаторский проект Воронежской АСТ (Атомной станции теплоснабжения). Она должна была обеспечить теплом и горячей водой целый город Воронеж. То же яркое было время. Опять мы спорили со Средмашем и отстаивали свою позицию. И мы добились того, чтобы сделать совершенно другой проект – с двойными защитными оболочками и системами безопасности. Это был второй после Армянской АЭС проект, который Горьковский институт разработал самостоятельно.
До 90-го года, когда реализацию проект окончательно остановили, а проблемы начались после Чернобыля, был возведен прочный корпус реактора первого энергоблока и внутренняя оболочка купола. Это реакторное здание – одно из первых в стране – было рассчитано на то, чтобы выдержать землетрясение в 9 баллов или падение небольшого самолета. Была построена электрическая подстанция, пожарная часть, водопровод, канализация. Для приезжих специалистов построили городок. Сегодня это – микрорайон Шилово.
Испытания
Девяностые годы стали настоящим испытанием для отрасли в целом и для НИАЭП в частности. Большинство проектов уникальных энергообъектов, таких как АТЭЦ в Одессе и Минске, так и осталось на бумаге.
Люди уходили, зарплата была регулярная, но очень маленькая. Скажем, в середине девяностых – 100 тысяч, 200 тысяч максимум. Притом, что курс доллара в обменниках приближался к пяти тысячам. То есть 40 долларов – потолок зарплаты. Люди выживали. Часть ушла на другие предприятия, где лучше платили. Из 1200 специалистов удалось сохранить около половины.
Как вся страна жила плохо, так и мы жили плохо. Хорошо, что тогда начался иранский проект, мы участвовали в нем. За АЭС «Бушер» хоть какие-то деньги нам платили. Все проектные институты, Гидропресс, Атомстройэкспорт – только на Бушере тогда и держались. Но именно эти годы стали тем толчком, который еще сильнее сплотил коллектив и позволил в дальнейшем развиваться и расти, завоевывая новые ниши в условиях рыночных отношений.
Именно в тот момент мне и пришлось по решению тогдашнего директора Евгения Королева уйти из родного коллектива проектировщиков БКП-1 и перейти на должность заместителя по экономике и финансам. До этого в институте фактически не было заместителя руководителя, отвечающего за экономику, финансы и планирование. До сих пор жалею, что судьба меня из хорошей проектной деятельности вынесла в эти бурные и совсем не «атомные» дела.
В те годы большим подспорьем для института стали зарубежные контракты – в частности, совместно с немецкой Nukem был реализован проект комплекса переработки и хранения РАО на территории Балаковской АЭС, по заказу американской компании произведен вероятностный анализ первого и второго уровней на примере Калининской АЭС.
Впереди ждали новые вершины, которые предстояло брать, – Нижегородский проектный институт нацелился на инжиниринг.
Инжиниринг
Помню, позвонил Сергей Владиленович Кириенко, мы с Валерием Игоревичем были где-то на пересадке, в московском аэропорту, и Кириенко предложил тогда уже ЗАО «Нижегородская инжиниринговая компания «Атомэнергопроект» (ЗАО «НИАЭП») взять нововоронежскую станцию, потому что стройка шла плохо, и Лимаренко сказал: «…но мы подумаем!». Валерий Игоревич советовался со мной. Мое мнение было такое: взять нужно, но только при условии, что нам отдадут московских проектировщиков. Потому что инжиниринг без проектного блока – это пустое место, проектный блок определяет все: и чертежи, и вся стройка идет от проектного блока. Не будет проектного блока под нашим руководством, значит, будем срывать стройку, поставку оборудования. Валерий Игоревич так и сказал Кириенко: «Мы согласны, если нам дадут проектировщиков». Сергей Владиленович на это довольно жестко ответил: «Не будет вам проектировщиков, не будет вам нововоронежской станции, найдем других». Но, в конце концов, она все равно пришла к нам.
Команда была сначала нижегородская. Лимаренко, в основном, привел своих людей из Нижнего Новгорода. А потом компания стала расширяться, 600 человек к нам пришло. Потом коллектив вырос до десятков тысяч человек – мы купили несколько строительных компаний. Всем этим мне тоже пришлось заниматься как директору по экономике. В общем, время было интересное. Интересное, но тяжелое, потому что инжиниринг в России отсутствовал. И на практике, и как понятие. Во всяком случае, мы не знали других инжиниринговых компаний, которые бы функционировали в то время.
Но и в атомной отрасли инжиниринг пошел не сразу. И московский институт пробовал, и питерский. И только НИАЭПу удалось совершить этот прорыв! А причина успеха работы НИАЭП, подтвержденного финансовыми результатами и миллиардными контрактами по всему миру, одна – в Нижегородской инжиниринговой компании «Атомэнергопроект» руководству во главе с Валерием Лимаренко удалось собрать команду единомышленников, которая привнесла новую корпоративную культуру. Это – самое главное. Потому что если нет правильной корпоративной культуры, одним из постулатов которой является работать всем вместе и на результат, то все остальное не сработает, никакие знания не помогают, никакие теории!
Интересное было время. И, конечно, Лимаренко был главный двигатель нашего прогресса. Очень талантливый руководитель, уникальный организатор. Просто уникальный. Я таких не встречал больше нигде и никогда. Думаю, Сахалинской области сильно повезло, что к ним пришел такой энергичный и мощный руководитель, как Валерий Игоревич.
Атомный миллиард
Три института с 70-х годов занимались атомной энергетикой: нижегородский, московский, питерский. И, конечно, питерский институт и московский были намного впереди, потому что они не только были генпроектировщиками основных проектов Инжинирингового дивизиона, но и сами разрабатывали уникальный ядерный остров. Московский институт разработал для нововоронежского проекта. Ленинградский – для Ленинградской АЭС. Это не считая зарубежных.
Но так случилось, что на базе АО ИК «АСЭ» создали инжиниринг. Поэтому мы поглотили тогда московский и питерский институты. И АСЭ к нам присоединили. Мы взяли на себя организаторскую функцию. Техникой занимались москвичи и ленинградцы, мы, по большей части, сконцентрировались на строительстве, поставке оборудования. Но, конечно, продолжили заниматься проектированием – турбинного острова, спецпомещений.
Конечно, было очень сложно. Это был период становления инжиниринга в Нижнем Новгороде, да и в России в целом. И дело не только в совершенно другом объеме работ, связанных со строительством, закупкой оборудования. Здесь был совсем другой подход ко всем процессам, ответственность не только за проект, но и за стройку. Так что переход был трудный, но в то же время интересный. Учились на ходу. Как до этого учились управлять экономикой и финансами в новых рыночных реалиях, так потом пришлось научиться управлять экономикой и финансами для строек. И если в проектном институте у нас бюджет был 500 миллионов рублей, то потом он вдруг превратился в десятки миллиардов. А это потребовало сложных бюджетных расчетов, надо было перекладывать все на бумагу, делить на бизнесы, обеспечивать взаимосвязи. Мы создали бюджетный процесс исходя из тех задач, которые были видны на стройке.
Я помню, сказал тогда Лимаренко, что наступит день, когда мы будем миллиард рублей в день осваивать. Невероятно, но факт: такие времена наступили. Все сбылось. А миллиард рублей в день – это очень приличный объем! Это объем компании, занимающей первое место в мире в своем сегменте – атомном инжиниринге, проектировании и сооружении АЭС новейшего инновационного поколения, как у себя в стране, так и за рубежом.