АО АСЭ
Инжиниринг. Истории об истории
БЕЛОЕ СОЛНЦЕ ПУСТЫНИ
Владимир Павлов «Интеграция – дело тонкое»
Первый раз я приехал в Иран в 1999 году. Все только начиналось, и не было ни рабочей документации от проектной организации, ни ясной концепции, как производить эти проектные работы, с использованием каких исходных данных по оборудованию – тех, что от Siemens остались, или данных для аналогичного российского оборудования? На эту тему шли довольно творческие диспуты, а на блоке тем временем происходил демонтаж явно непригодного оборудования. Достраивался купол реакторного отделения, кровля машзала и ряд других объектов, которые не были закончены при немцах или попросту были повреждены. Так, во время боевых действий, которые шли в Иране, сильно пострадала защитная оболочка. Бетонная двухметровая оболочка – гермозона – вообще отсутствовала.
Заказчик всегда прав
Самым сложным было вписать российскую технологию и новейшее оборудование в строительную часть, выполненную по немецкому проекту 35 лет назад. Никто, никогда и нигде не интегрировал атомно-энергетические технологии одной страны в атомно-энергетические технологии другой, тем более при таких разных подходах. Даже облик станций у нас с немцами различался. У них – круглый купол, сооруженный по стандартам Siemens/ KWU, когда внутреннюю герметичную оболочку в виде металлического шара снаружи защищает бетон. У нас – цилиндр, где есть внутренняя защитная оболочка – бетонная, облицованная металлом, – и внешняя из преднапряженного бетона.
Проект «Бушер» – это абсолютно уникальная стройка, уникальный проект. Ни один из наших конкурентов не решился на то, что сделали «Атомстройэкспорт» и его подрядчики. Составить соответствующим образом в чужом контайменте наши парогенераторы, реакторы, подвести трубопроводы – это серьезная инженерная работа. Например, вырезать бетон внутри реакторного отделения и возвести новые бетонные стены перекрытий уже по нашему проекту и с учетом наших технологий. Это была просто грандиозная операция и одна из самых значимых и интересных работ на этом этапе.
Большую сложность вызывала процедура интеграции самого немецкого оборудования – что именно внедрять, а что забраковывать. Этот процесс требовал согласования с заказчиком, который хотел использовать максимум оборудования. Много времени и средств потеряли именно на этой теме. Нужно было быстрей принимать решение о браковке части оборудования KWU: оставлять только самое необходимое, а остальное делать по российским технологиям. Это позволило бы значительно сэкономить время. Но заказчик поставил перед нами задачу максимально сохранить оборудование, имевшееся на бушерской площадке.
Часть нового оборудования была поставлена из третьих стран. Фирмы-поставщики отказывались работать по данному направлению, и, опять же, если с этим оборудованием что-то случалось, доведение его до работоспособного состояния занимало довольно много времени.
Самой сложной интеграцией были насосы: крупные насосы высокой производительности, насосы аварийных систем, питательной воды, аварийной питательной системы.
Такой практики в мире еще не было, и нигде она явно больше не повторится. Мне кажется, что если бы кто-то поставил себе целью (а я думаю, найдутся такие люди в наших институтах) защитить по теме иранского проекта кандидатскую и даже докторскую, то у него будет богатый материал. Потому что там, в Бушере, были решены такие задачи и отработаны такие вопросы, с которыми ни российские, ни зарубежные организации никогда не сталкивались.
Однако эта работа подразумевала прежде всего исследования не только сугубо научные, но и практические – анализ состояния и мероприятия по применению оборудования, которое было смонтировано и хранилось на складах. Большое количество организаций проделали огромную работу, что во многом было обусловлено отсутствием документации. Она, скорее всего, была ликвидирована немцами, тем не менее мы интегрировали в свой проект значительное количество насосов, а также теплообменное, баковое оборудование, строительные конструкции. Сложность была и в большом количестве интерфейсов во взаимодействии для реализации такого проекта. Не было стандартных решений.
И еще одна из проблем – мы строили один блок. Если на двухблочном строительстве идут поставки одновременно Владимир Павлов Вице-президент – директор проекта по сооружению АО АСЭ на первый, потом на второй блок и в случае выхода из строя оборудования на первом можно взять такое же со второго и сократить время поставки, то у нас такой возможности не было. Мы вынуждены были поставлять запасное оборудование, тратить на это дополнительные средства, пытаясь предугадать проблемы и делая складские запасы.
Экстремальный климат
К уникальности проекта можно отнести и само место его расположения. По климатическим условиям таких площадок в мире немного: здесь и сейсмичность района, и повышенная влажность, и содержание хлоридов в атмосфере, то есть все те факторы, которые необходимо предусматривать при реализации проекта.
Климат здесь не просто очень жаркий и очень влажный – он изнуряющий. Говорят, что когда-то давно здесь было место ссылки. Но человек ко всему привыкает. В помещениях сразу были установлены кондиционеры, однако основное здание, которое дает охлаждение для всего блока, немцы не довели до конца. Оборудование там было уникальное, нигде в мире таких холодильных машин не было, и поэтому их интеграция стала особо сложной и длительной. Долгое время обходились на объектах временным кондиционированием, это было лучше, чем ничего.
В то же время здесь есть деревни, здесь живут люди. А поздней осенью и ранней весной очень комфортно – что-то вроде нашего черноморского побережья. Можно и в море искупаться, и спортом заняться на площадке в нашем поселке. Так что есть минусы и есть плюсы.
Первый раз мы пускали станцию в морском климате и с использованием морской воды в Китае, и опыт работы на Тяньваньской АЭС был использован на АЭС «Бушер». Это позволило нам избежать ряда несоответствий.
Единственный
Если все это сложить, то сказать, что АЭС «Бушер» строить сложно, – значит ничего не сказать. Я думаю, вряд ли ранее такой объект сооружался, кроме разве что первых объектов в России, когда тоже все было в новинку, незнакомо и люди учились на ходу. И думаю, что вряд ли когда такой объект у нас еще будет.
Конечно, мы неадекватно оценили сроки, сложности кооперации, политическую обстановку. Но если бы мы начали в те времена новый блок, то, конечно, сделали бы все быстрее даже с учетом блокады вокруг Ирана. Мы бы тогда вообще не связывались с импортными технологиями. Но иранская сторона довольно требовательно настояла на интеграции оборудования KWU, полагая, что это займет меньше времени. Наша промышленность находилась тогда не в самом лучшем техническом положении, чтобы оспаривать эти решения, – прямо скажем, она была в плачевном состоянии, и контракт нам был, конечно, очень нужен.
Характерным примером решения нестандартной задачи может служить ситуация с турбоагрегатом. Немецкие компании планировали поставить в Бушер четырехполюсный турбогенератор с частотой вращения полторы тысячи оборотов, ротор которого получает возбуждение от одной электрической машины. Вписываясь в проект KWU, мы вынуждены были «влезать» в те габариты, которые были оставлены немецкими проектировщиками. Наши подрядчики «Силовые машины» применили решение, к которому они пришли в процессе разработки проекта турбогенератора мощностью 1500 МВт с одномашинным возбудителем. На основе этой разработки был спроектирован и поставлен турбогенератор на 3000 оборотов с напряжением статора 27 кВ и одномашинным возбудителем. Турбогенератор испытали на разгонно-балансировочном стенде и успешно сдали заказчику.
Адаптация турбины под готовый машинный зал также потребовала нестандартных технических находок. Хотя она по многим параметрам аналогична тяньваньской, у нее есть и существенные отличия. Немцы планировали установить тихоходную машину на 1500 об/мин, имеющую два цилиндра низкого давления, а турбина ЛМЗ для условий АЭС «Бушер» (с высокой, 28 градусов, температурой охлаждающей воды и, соответственно, увеличенным давлением в конденсаторе) выполнена с тремя цилиндрами.
Чтобы турбина поместилась в машзале, пришлось уменьшить число подшипников. Получилась так называемая малоопорная конструкция, причем подшипники были разработаны заново, как и цилиндры низкого давления, в которых использованы цельнокованые роторы. Также специально для Бушерской станции (как и для АЭС «Куданкулам») были изготовлены направляющие рабочие лопатки новой формы – саблевидные, что примерно на процент повысило эффективность турбины. Как и генератор, турбина перед отгрузкой была успешно испытана на заводском стенде.
Формат «под ключ» подразумевает, что все монтажные работы выполняются «Атомстройэкспортом» и его подрядчиками. При этом ответственность полностью лежала на нас. Заказчик осу ществлял только функцию контроля. Объем работ и обязательства при таком контроле значительно выше, чем при контроле работ по контракту о техсодействии.
К тому же после Чернобыля атомная энергетика не развивалась во всех направлениях два десятка лет, и мы просто-напросто потеряли ряд функционалов. С этой проблемой мы столкнулись в Китае и потом в Бушере. Например, нехватка квалифицированных специалистов по тепломонтажным работам на тот период была очень больной темой. И Ростовский блок сталкивался с ней, и Бушер. Но где Ростов, а где Бушер?
Сердце Востока
В 1999–2000 годах я возглавлял монтажное управление «Атомстройэкспорта» в Бушере, отвечавшее за тепломонтаж и тогда только формировавшееся. Потом четыре года работал с Александром Константиновичем Нечаевым в китайском проекте. Потом вернулся в Бушер, и больше уже этот проект не отпускал меня. За это время хорошо изучил иранского заказчика.
Иран – самое сердце Востока. Наверное, можно выделить общую для всех иранцев черту – типичную восточную основательность. В остальном же все как у всех. Как и везде, есть среди них хорошие специалисты и не очень. Но когда надо решать важный вопрос, они делают это очень быстро. Вообще, мы во многом похожи. У них очень много квалифицированных, грамотных инженеров, адекватные менеджеры, знающие люди, имеющие большой опыт руководства. Я бы сказал, что наш иранский заказчик – хороший заказчик. Переговариваться и договариваться с ним можно и нужно.
К тому же за долгие годы работы у нас с иранскими коллегами сложились дружественные отношения. Это, конечно, не значит, что отсутствует критика – наши диспуты и взаимные претензии не прекращаются, – но тем не менее в результате нашего сотрудничества мы всегда находим общий язык. И чем ближе был пуск блока, тем больше опыта появлялось у наших иранских товарищей и больше взаимопонимания в техническом плане. Ну а на бытовом уровне согласие всегда было.
Отдельная тема обучения иранского персонала – эксплуатация блока. Более 700 иранских ребят отучились в Нововоронеже, прошли все стадии обучения и стажировку на площадке АЭС «Бушер» под руководством нашего оперативного персонала.
О Тегеране: это древний город, который, конечно, сильно отличается от европейских городов. Там есть бедные районы, есть богатые. Современный северный Тегеран производит очень благоприятное впечатление. Столицы мира вообще довольно интернациональны. В целом же Иран – это страна с другим менталитетом, с другой верой, с другими традициями, и поэтому поначалу все в ней воспринимаешь с некоторой настороженностью. Однако, познакомившись с Ираном поближе, начинаешь понимать, до какой степени он индивидуален, приемлем, логичен и красив.
Все мы знаем о древности этой культуры, и то, что сегодня происходит в Иране, на мой взгляд, тоже очень интересно и самобытно. Надо только преодолеть барьер, когда кажется, что это исламское государство, которое живет в соответствии со своими традициями, для нас неприемлемо. Нет, на мой взгляд, очень адекватная и современная страна, в нее можно влюбиться.
Да, это другой мир, но он вполне демократичен, там люди чувствуют себя свободными и независимыми. У них очень сильная социальная защита, они очень гордятся собой, они умеют радоваться. И распространенное мнение, что раз это исламская республика, то женщины в ней угнетены, ошибочно. Никакие они не угнетенные.
Для России иранский рынок представляет ценность прежде всего потому, что мы туда экспортируем не нефть и газ, а свою промышленную продукцию.
Немного о быте. Поселок Морварид, где находится АЭС «Бушер», построили немцы. Когда они ушли, здесь жили беженцы. Площадь поселка порядка 300 гектаров, из них под русский персонал выделили примерно пятую часть. Поселок очень зеленый. Несмотря на климат и проблемы с водой, много кустов, деревьев. Есть бассейн, футбольное поле, теннисные корты, волейбольные, баскетбольные площадки, магазины, кафе, большая столовая, где в праздники проводятся танцевальные вечера. Коттеджи для атомщиков разные по площади, от одноместных до пятиместных. Есть все удобства: кондиционер, холодильник, телевизор. Жить там можно. И с иранцами хорошие отношения. Разве что смешанных браков мало: все же это вопрос религии, да и наши культуры слишком разные. Но общаемся мы с иранскими коллегами уже давно, и можно сказать, что за это время наши отношения стали довольно-таки товарищескими.
2013 г.
Игорь Мезенин «АЭС – гарант стабильности в регионе»
Игорь Федорович Мезенин. Заместитель начальника Управления АО АСЭ по строительству АЭС в Иране – руководитель площадки АЭС «Бушер» в период сооружения энергоблока № 1
Окончил Уральский политехнический институт (УПИ) в Свердловске. С 1983 года работал на Калининской АЭС в реакторном цехе. Успел застать пуск первого блока Калининской АЭС в 1983–1984 годах, поучаствовать в нем в меру сил молодого специалиста. Затем параллельно с освоением оперативной работы в эксплуатации занимался курированием тепломонтажных работ на блоке № 2 Калининской АЭС.
От Болгарии до Ирана
Большой опыт был приобретен мной во время командировки в Болгарию в составе команды от концерна «Росэнергоатом» для оказания технической помощи в подготовке к пуску блока № 6 АЭС «Козлодуй» в 1990–1991 годах. Работали там не консультантами, а непосредственно в составе персонала БЩУ после сдачи всех необходимых экзаменов. Команда была направлена через «Зарубежатомэнергострой» – предшественника ЗАО «Атомстройэкспорт». Выполнили ПНР на технологических системах, загрузили активную зону, уплотнили реактор, отгидравлились и уехали, оставив болгарским коллегам готовый к пуску блок.
По возвращении на Калининскую АЭС я продолжил работу в реакторном цехе № 2, был заместителем начальника РЦ-2. Началась перестройка, сооружение блока № 3 Калининской АЭС было практически заморожено и возобновилось после длительного простоя. Когда «проснулись» – уже были приняты новые нормы и правила в области атомной энергетики с учетом событий на Чернобыльской АЭС. Пришлось выполнить ревизию всего оборудования блока № 3 в целом, значительная часть оборудования была перепоставлена. В соответствии с новыми требованиями в части разрешительной деятельности была проделана поистине огромная работа всеми участниками сооружения: генеральным проектировщиком, генеральным конструктором, заводами-изготовителями… Результат известен: энергоблок № 3 был достроен, введен в эксплуатацию по новым нормам и правилам. На завершающем этапе я работал заместителем начальника Управления капитального строительства Калининской АЭС.
Спасательный круг
Потом был Бушер… В 1990-е проект АЭС «Бушер» стал спасательным кругом для всей отрасли. Под техническим руководством «Атомтехэнерго», при непосредственном участии проектных, монтажных организаций, заводов-изготовителей оборудования была выполнена ревизия оборудования поставки немецкой фирмы «Крафтверк Юнион» (проект «Конвой» по образцу АЭС «Библис»). По условиям договора мы были обязаны оставить в составе систем АЭС (то есть интегрировать) максимальное количество уже поставленного Германией оборудования. С учетом того, что немецкий проект «Конвой» был запроектирован с электрической мощностью 1300 МВт, насосные механизмы необходимо было реконструировать до параметров ВВЭР-1000. По выполненным расчетам дорабатывались элементы проточной части механизмов, была перевыпущена заводская документация. В дальнейшем в процессе ПНР в целом были подтверждены рабочие параметры насосных механизмов, теплообменного и другого оборудования.
Работы по интеграции касались всей площадки АЭС «Бушер». Немецкого оборудования оставалось очень много: все насосы аварийных систем, баковое хозяйство, холодильные машины, циркуляционные и питательные насосы и другое. Немецкая АСУ ТП морально и физически устарела, ее демонтировали, установили новую. Но не было турбоагрегата, реактора. Трубопроводы в основном были поставлены заново.
Через год работы на площадке АЭС «Бушер» я принял руководство у В.М. Махонина. В наследство осталась отлаженная структура организации и управления – как сооружения блока, так и системы жизнедеятельности поселка российского персонала. А в поселке проживало до 3500 человек, в пик (завершение СМР и ПНР) – до 4000 человек! Иран – замечательная страна, замечательные там люди, но особенности уклада жизни отличаются от привычных нам, нужно было адаптировать прибывших специалистов к этим реалиям.
Условно говоря, там было три дирекции: дирекция ЗАО АСЭ, дирекция по эксплуатации – ДАТЭК, дирекция ДАТЭ («Атомтехэнерго» – наладчики). Далее – ОЭС (институт «Оргэнергострой»), под управлением которого велись строительно-монтажные работы. На общестроительных работах были задействованы иранские фирмы. Тепломонтажные и электромонтажные работы выполняли российские организации «Энергоспецмонтаж», «Энергопрогресс», «Атоммашэкспорт», наследные организации СЗЭМ, белорусский ЦЭМ на тепломонтаже, ГЭМ, «Югэлектро», СКЭМ на электромонтаже.
Генеральный проектировщик – московский АЭП (реакторное отделение), у него на подряде – СПбАЭП (машинный зал), Нижегородский АЭП (спецкорпус), РосЭП (дизель-генераторный блок). Главный конструктор ЯППУ – «Гидропресс», научный руководитель пуска – Курчатовский институт.
Следует особо отметить: участвуя в проекте «Бушер-1», проектные, монтажные, наладочные организации, заводы-изготовители смогли сохранить во времена безвременья базовый потенциал в сооружении АЭС в РФ.
Мокрое пекло
Напомню, что климат в Бушере тяжелый. Начиная со второй половины марта и до конца сентября – середины октября наступают жуткие условия для трудящихся. Это температура в шесть утра, еще до восхода солнца, – 25–30 градусов, а дневная температура – запредельная (за 40 градусов в тени). Температура и высокая влажность переносятся, мягко сказать, с трудом.
Станция стоит как бы в заливе: неглубокая вода, интенсивные испарения. Выходишь из транспорта с кондиционером, проходишь 10–15 метров – и по тебе потекло. Тело работает как кондиционер. Да что тело – деревья! Утром с крыш домов и стволов деревьев течет конденсат. Рабочий три раза молотком ударил – ему надо полчаса отдыхать (поработайте в парной!). Я не могу точно ручаться за эту информацию, но есть сведения, что немцы на летний период вообще прекращали серьезные строительные и монтажные работы и занимались только поставкой оборудования. А уже к осени люди возвращались и работали до весны.
Поэтому одной из первоочередных задач было создание нормального климата в зданиях и сооружениях блока. Согласно проекту, он должен был быть обеспечен работой мощных холодильных машин – трех установок по 6,3 МВт электрической мощности. Опыта по наладке и обслуживанию холодильных установок, по понятным причинам, у нас было ноль. Часть документации была утеряна, вся электроника пришла в полную негодность. По согласованию с заказчиком оборудовали одну установку на четвертом по счету месте (всего на два блока, первый и второй, предполагалось четыре установки для обеспечения их работы). Организовали сводную команду из технологов и специалистов по АСУ ТП – команду истинных энтузиастов, собрали одну установку, и сами научились, и ее «научили» работать. Затем по этому образу и подобию ввели в работу три штатные холодильные установки, выпустив техническую и эксплуатационную документацию. Ввод в эксплуатацию холодильных машин стал знаковым событием. Нормальный климат в зданиях и сооружениях был установлен, были обеспечены приемлемые условия труда.
В части надзорной, разрешительной деятельности заказчик заключил договор с консультантом, ФГУП «ВО “Безопасность”», для контроля за нашей работой. Со специалистами ВО «Безопасность» мы согласовывали каждое разрешение на монтаж оборудования, на этапы ПНР.
Манускрипты
Что действительно затрудняло строительство и сдачу блока, так это те процедуры приемки, которые были приняты ранее на площадке. Мы работали на основании норм и правил, действующих в российской атомной энергетике, а также правил и норм, действующих в Иранской республике. Наши предшественники лет за десять до этого прописали процедуры передачи в монтаж, приемки оборудования из монтажа и так далее. Абсолютно все было расписано в толстых манускриптах. Заказчик четко следовал этим процедурам, и поэтому процесс сдачи объектов оказался очень длительным и сложным, учитывая, что этому процессу иранские специалисты только обучались и часто им было трудно отличить главное от второстепенного.
Не является тайной и то обстоятельство, что скепсис по поводу достижения конечного результата – завершения сооружения и ввода блока в эксплуатацию – был, причем у представителей обеих сторон.
Многое из того, что в России было быстро решаемым делом (например, вызов и прибытие на площадку профильного специалиста, срочная поставка какого-то оборудования: послали вечером на завод машину – утром все уже в монтаже), на этом проекте являлось делом непростым. Логистика поставок была осложнена санкциями, да и просто границами стран. Постоянно на площадке было 3000–3500 человек. Визы, транспортировка (пересадка в Тегеране, работа представительства в Тегеране под руководством В.А. Скрипичникова, встречи, размещение, отправка в Бушер) – объем работ сложно переоценить, с учетом того, что перелеты были в основном ночные.
Эмбарго
Некоторые зарубежные предприятия-изготовители, которые должны были произвести часть оборудования для АЭС «Бушер», под угрозой западных санкций отказались от сотрудничества с нами. Даже Украина, которая должна была изготовить турбину, по политическим соображениям вышла из контракта. Мы были вынуждены менять проект и перебрасывать заказ с Харьковского завода на Ленинградский металлический завод.
И в целом при поставках оборудования и материалов из третьих стран возникала серьезная проблема, связанная с эмбарго в отношении Ирана. Заказчик спрашивает: почему вы это не делаете? А потому что нет поставок, эмбарго, отвечаем. А они говорят: это не наши проблемы. Но наш центральный офис находил выход из ситуации. Организовывали на российских заводах производство оборудования, которое обычно закупали за рубежом.
В финансировании была долларовая и риаловая составляющая. С иранскими риалами мы работали на площадке. Какое-то время было очень плохо с долларовым финансированием, почти год не было поставок из России. Соответственно, резко сократилась численность персонала на площадке. Мы потеряли людей. Организации их откомандировывали и назад не присылали, люди направлялись на другие объекты. Процесс восстановления потенциала был сложным.
За 2007–2008 годы поменялись все заместители руководителя, все начальники отделов. Сменились практически все руководители монтажных организаций. Рост численности персонала начался только осенью 2008 года.
Но времени в этот тяжелый период не теряли, за счет риалового финансирования в 2007 году очень хорошо подтянули общестроительные работы. Много сделали по территории площадки АЭС. Я считаю, что площадка выглядела образцово.
Взрослея с заказчиком
Взаимоотношения с заказчиком – отдельная тема. Многим иранским специалистам пришлось преодолевать серьезнейший психологический барьер при производстве ПНР – поменять психологию заказчика или в лучшем случае помощника и перейти на позицию работника, допущенного к самостоятельной работе. Долго иранцы не могли принять ситуацию, что, например, разрешения на начало этапов ввода блока, включая получение разрешения на эксплуатацию, должна получать не российская сторона, а иранская эксплуатирующая организация. Нужно было видеть и изумление в их глазах, и смену настроения по этому поводу. Начался процесс перехода ответственности, процесс взросления заказчика, так что очень много времени и сил уделяли работе с ним в этом плане. Знаковым событием стало своевременное введение в эксплуатацию полномасштабного тренажера (ПМТ), наличие которого внесло важнейший вклад в обучение иранского и нашего персонала. Полученные знания и навыки, совместная работа на ПМТ были бесценны.
Часто управленческие совещания на достаточно высоком представительском уровне превращались в технические, а технические, в свою очередь, – в университетские семинары по физике реактора, турбиностроению, электротехнике, гидродинамике… Приходилось вспоминать и то, что было не до конца постигнуто или забыто еще в стенах института. Эти просветительские совещания вселяли в специалистов заказчика уверенность.
Произошли перемены и в самом Бушере. Когда-то у моих друзей, которые ездили сюда в конце 1990-х годов, занимались интеграцией, отзывы о провинции были не очень приятные. За десять лет произошли большие перемены. Бушер преобразился. Построены отличные освещенные дороги, замечательные набережные… Может, не только атомная станция повлияла? Может, просто время идет вперед? Но, уверен, вклад строительства АЭС в этот прогресс очевиден.
В заключение скажу: достройка и ввод в эксплуатацию АЭС «Бушер» – серьезнейшее достижение России. Кроме того, реализация проекта позволила пережить не лучшие для нашей отрасли времена. Я рад, что участвовал с коллегами в этом проекте.
Конечно, нельзя забывать, что главное в любом деле – это люди. Сегодня с нами уже нет Куклина Валентина Захаровича, Семиной Татьяны Николаевны, Скрипичникова Валерия Алексеевича… Благодарность и вечная память им. Одну из улиц в новом поселке энергетиков иранцы назвали именем Куклина.
И еще. В определенном смысле действующая АЭС – это один из гарантов политической стабильности в этом сложном регионе. Ура нам!
2010 г.