Анна Кимова
Романолуние
14.
Начать жить по новому сценарию показалось возможным только при первом порыве. Но стоило Роману вернуться на Фрунзенскую набережную в абсолютном одиночестве, как применимым к жизни этот сценарий казаться перестал. И очень захотелось вернуться к старому. Тело горело от желания, он вот уже второй день ощущал жжение на коже и в мышцах, а накануне посреди ночи проснулся со стояком. Сказать, что это было приятно, Роман не мог. Возможно, каких-то мужчин такое свербение и раззадоривало, но он к их числу точно не относился. Сейчас ему хотелось лишь одного: прекратить всё это. Но не делать же ему это самостоятельно, в самом деле!
На второй план отошли даже вызвавшие в нем настоящую бурю откровения Даши во время их ужина в кабинете. В тот момент он действительно испытал сильные эмоции. Примерно такие же по силе воздействия, как вчера, когда она выдала ему свою гениальную версию про гонорею. Но потом был их танец, а потом была поездка в лифте… Роман понимал, что с сексом надо было повременить хотя бы какое-то мыслимое время, но после двух моментов их близости любой миг ожидания стал казаться немыслимым. Он не мог думать ни о чем, кроме… Да вообще ни о чем. Хотелось просто пойти и постучаться членом о стену, какие уж там мысли.
В машине по дороге домой он немного отвлекся, заканчивая дела. Но дома его снова накрыло. Он вспомнил вчерашний вечер с Ларой, и оттого стало только хуже… Роман наре́зал еще один круг по комнате. И тогда так предсказуемо к господину Чернышеву снова постучалась в дверь непредсказуемость. Любимая женщина, ставшая, возможно, теперь номером два в его жизни. Вернулась, чтобы помочь всё испортить с номером один.
Директор спецотдела достал мобильный и открыл пеленгатор, которым на днях обзавелся. Он ввел номер телефона Даши. Указатель перемещался, она куда-то ехала. Роман взглянул на часы. Час ночи. Он со злостью отбросил мобильный на кровать. Прошел в кухню, постоял возле окна. Снова вернулся в спальню. Схватил мобильный, посмотрел на экран. Указатель перемещался. Он пригляделся: Даша ехала в центр. Раздался его рык…
Ноги сами принесли к машине. Роман не помнил, как ехал, не помнил, как заходил в клуб. Он очнулся только от гулких ударов музыки. И стал искать ее среди толпы. Искал недолго, найти было нетрудно. Ее было видно метров за десять, несмотря на скопление людей. Даша и здесь выделялась. Гибкая почти до неестественности, она сотворяла такие движения, что остаться при этом незамеченной не могла априори. Судя по пеленгатору, она приехала всего минут за десять до Романа, тем не менее к ней уже присматривалось несколько мужиков. Точнее, присматривались все, слишком сильно она обращала на себя внимание своими танцами, а эти трое уже принюхивались.
Роман отступил подальше, смешался с толпой, чтобы она его не заметила, и продолжил наблюдать. Этих троих Даша быстро отшила, но ими дело не ограничилось. За тот час, что он продолжал свою слежку, отшитыми солдатами можно было эшелон набить. Или Роману так показалось. Нет, он не считал. В принципе ему было всё равно. Он не был ревнив и ему даже нравилось, когда его женщина привлекала к себе внимание окружающих, тем самым лишь укрепляя в осознании правильности его выбора. И всё же Роману не нравилось, что вокруг Даши трется так много желающих сделать то, за чем он сейчас стоял в очереди первый. Но желающие об этом не знали. Как, впрочем, и сама Даша.
Когда девушка подошла к бару, возле нее возник более-менее сносный кандидат. Одет дорого, часы сойдут за третий сорт, внешность статистическая. Разве что рост и сложение неплохие. В случае чего Роман дал бы ему фору, в этом не было сомнений, и всё же сейчас он предпочел бы не испытывать судьбу. Но открывать своего присутствия здесь и сейчас он тоже не был намерен. По крайней мере, пока.
Статист долго клеился к его женщине, пока она медленно выпивала заказанную только что бутылку воды, конечно, ведь после таких танцев у нее наверняка обезвоживание… Но потом она всё же отбрила и этого. Роман испытал легкое чувство удовлетворения, однако недостаточное для того, чтобы притупить зуд. Дашины танцы ситуацию только усугубили. Но пока он наблюдал за ней, принял окончательное решение. Он должен договориться с собой: с ней всё будет по-другому. Сейчас ему хотелось этого как никогда. Даже несмотря на дикое влечение. Чем больше он узнавал о Даше, тем сильнее она ему нравилась.
Но вот его женщина стала пробиваться к выходу. На улице всё еще было очень морозно, поэтому она одевалась прямо возле гардероба, не давая Роману подойти и забрать свои вещи. Потом долго копошилась с мобильным, вставляя в него вторую сим-карту. Лишь преуспев, она ушла. Тогда директор поторопился взять пуховик и выйти, чтобы не упустить ее из виду.
Он увидел Дашу всего в паре метров от входа. Она стояла боком, почти возле самой стены и разговаривала по телефону. Спиной к нему, поэтому его не видела. Роман тоже прислонился к стене, только встал спиной к своей женщине, на случай если она обернется. Голос тихий, но всё же вполне различимый. Ему повезло, вокруг не было людей и посторонние голоса не заглушали ее слов:
– Привет. Узнал?
Пауза.
– Ой, как приятно… – в ее голосе прозвучало лукавство. – Не разбудила ведь?
Пауза.
– Твои привычки никогда не изменятся. Так… я заеду сейчас?
Пауза.
– А что, тебя теперь смущает время? Стареешь?
Пауза.
– Я так и думала. Так… я буду минут через пятнадцать.
Она умолкла.
Роман почувствовал, как закипает. Жжение во всем теле стало перерастать в гулкий стук в каждой мышце. И тут же появились предвестники головной боли. Он натянул на голову капюшон. Вдруг его тронули за спину. Прозвучал ее голос:
– Простите, сигареты не будет?
Роман еле выдавил, не оборачиваясь:
– Не курю.
Вышло сдавленно, как будто он был сильно пьян. Директор даже не узнал своего голоса. За спиной раздалось тихое:
– И это правильно. И без сигареты тошно.
Она вздохнула и медленно ушла. Роман смотрел ей вслед, постепенно погружаясь в сильнейший приступ головной боли.
15.
Даша не смогла. Ни в клубе, ни после него. Принятое накануне решение оказалось не так легко воплотить в жизнь: ей становилось противно от мысли, что она будет сейчас с кем-то другим, как только такая возможность начинала обретать осязаемую форму. Случайным сексом делу было не помочь, и Даша осознала это под окнами одного из своих старых любовников. Она набрала его номер еще раз:
– Привет! Я тут шину проколола. Не получается приехать.
– Помощь нужна?
– Нет, отец уже выехал. Извини, что сливаюсь.
– Да ничего. С кем не бывает! В пятницу-развратницу, в Москве-злодейке…
Даша усмехнулась.
– Спасибо за понимание. Прости, что прокатила.
– Удачно залатать раны!
Даша всё еще улыбалась.
– Ну пока!
Она вернулась домой еще более опустошенной, чем уезжала. Сразу положила старую сим-карту, извлеченную еще по дороге домой, обратно в пластиковый контейнер и сунула в карман шубы, где держала ее всё это время, чтобы была под рукой в случае чего. Как, например, сегодня. Приняла душ и, вдоволь натешившись, легла спать. Но оказалось, что душ не помог. Стало только хуже. От напряжения теперь ломило даже суставы. Или это после танцев? Да вроде она не так долго пробыла в клубе… Даша никогда не забывала о том, что такие движения были в большом количестве ей противопоказаны, поэтому в те редкие моменты, когда всё же позволяла себе расслабиться, ведь любила танцевать, наверное, больше всего в жизни, всегда делала это строго дозированно. Не больше часа-полутора за раз. От такой дозы боли быть не должно. И всё же она вся горела. Ночь прошла в сопровождении мыслей о Романе.
В субботу и воскресенье всё было обычно. Пока переделала все дела, выходные почти кончились. Памятуя о странном звонке на новую симку, Даша не заезжала к отцу, тем не менее воскресным вечером решила, что очень хочет увидеть Леночку. Буквально ненадолго. Слишком соскучилась. Но дойти до нее не успела. На подходе к подъезду ее перехватил Андрей.
– Куда спешим, красавица?
– Отвали.
– Даш, подожди…
Он встал перед ней и перегородил дорогу.
– Зачем ты от меня скрываешься, я же всё равно найду.
– Ну, нашел, и?
– Я соскучился очень.
– И я тоже. Просто жизни не представляю без гонореи.
– Ну я же уже извинялся! Я сам не знал.
– Врешь. Ты всё знал.
– Даша, послушай… Я давно здоров. И ты здорова. Так смысл старое вспоминать? Мало ли кто от кого заразиться может, это ведь в прошлом? Но я о тебе думаю. Мне с тобой классно было. Ни с кем так классно не было. Давай еще раз попробуем. Я, правда, здоров. Могу справку показать.
– Отойди. Дай пройти.
– Даша, ты уже должна была всё понять. В прошлый раз у меня не получилось тебя найти. Но, как видишь, в этот раз нашел. Я ведь всё равно не отстану.
– С дороги уйди!
– Хорошо, сегодня уйду. Но только сегодня.
Он отодвинулся, и Даша пошла к подъезду.
– Привет Ленке от дяди Андрея!
Даша замерла. Кулаки сжались самопроизвольно. Она обернулась и со злостью посмотрела на него, но потом заставила эмоции отступить. Сейчас они бы только навредили. С минуту подумав, она сказала:
– Сам передашь.
И пошла назад по направлению к машине. За спиной послышался спокойный голос Андрея:
– Я всё равно не отстану!
И вот наступило утро понедельника. Она пришла на работу к половине девятого. Романа еще не было. Мороз спал, так что Даше, наконец, удалось переобуться в более удобные сапоги – в последние дни от каблуков стали сильно уставать ноги. Особенно после клуба. Даша сменила обувь, подошла к зеркалу и долго смотрела на себя в отражении. Ей всегда нравилось то, что она там видела, но красавицей она себя не считала. Симпатичной – да. С правильными чертами – тоже да. Но этого было недостаточно для того, чтобы называться красивой. Ведь красота – это когда во внешности есть нечто незаурядное, то, что выводит человека из ряда обычных людей, делает его незабываемым и впечатывается в мозги с первого взгляда. Как у Романа. Вот кто был красивый.
Даша осмотрела свое тело. Грудь – вполне сносная, талия слишком тонкая, ей всегда казалось, что она ее излишне худит. Бедра узкие, но некое подобие песочных часов просматривается. Вот что действительно ей нра́вилось, так это ноги и зад. Но всё же она всегда считала себя слишком худой. Ей казалось, что худоба ее не украшает. Даша старалась больше есть, но это не помогало. Сколько бы она не запихивала в себя еды, всё равно не поправлялась. Возможно, это было из-за болезни. Значит, так и останется щепкой.
Сегодня она с особой тщательностью подбирала одежду. Даша хотела понравиться Роману, и желание это даже не было подспудным. Она старалась никогда не обманываться, поэтому еще в пятницу призналась себе, что влюблена. Да, война внутри продолжалась. Даша понимала, что скорее всего эта влюбленность плохо для нее кончится. Она отдастся чувству, а у Романа всё продлится недолго. И тогда ей будет очень больно, так, как, наверное, еще никогда не было, но Даша ничего не могла с собой поделать. Выбить клин клином, как она планировала в пятницу ночью, всё равно не получится, слишком казались ничтожными на фоне ее начальника все прочие клинышки.
Даша осмотрела себя. На ней было ее лучшее платье. Холода спали, можно было немного пощеголять. Черный бархат с двумя v-образными вырезами на груди и спине, не слишком вызывающими, но всё же на грани, делал ее сногсшибательной даже в своих собственных глазах. Платье было тонкое и как будто ласкало, плотно облегая. Рукав три четверти, длина до середины икры. Юбка узкая, как по ней сшита, с длинным разрезом сзади, заканчивающимся чуть выше колена. Завершающим акцентом был тонкий золотой пояс-цепочка аккурат в самой впадине на талии. Да, она круто выглядела, это было бесспорно.
Даша решила не убирать волосы, оставить так. Она просто перебросила их на бок. Они были не очень длинные, ей никогда не удавалось отрастить их настолько, насколько она бы того хотела, зато достаточно густые. Нет, две объемные косы она бы, конечно, из них не заплела, но на волосы никогда не жаловалась. И еще ей нравилось редкое сочетание их цвета с цветом глаз. Обычно у людей с каштановыми волосами – глаза разных оттенков коричневого или зеленого. А у Даши они были серые. Минуту поразмыслив, она решила подвести их. Когда уже почти закончила, в дверях приемной показался Роман.
Увидев его в зеркале, замерла. Сердце гулко забилось. Руки не слушались, когда она стала спешно натягивать колпачок на фломастер. Всё же вскоре тот уже был запрятан в косметичку. Даша снова подняла глаза и взглянула в зеркало. Роман так и стоял. И смотрел исподлобья. Затем вошел, закрыл за собой дверь приемной, повернул замок. Теперь сердце Даши уже не просто билось, оно бежало спринт. Роман поставил портфель на пол, скинул пальто, а за ним и пиджак и стоял теперь перед ней в одной рубашке. Галстука на нем сегодня не было. Как, видимо, и запонок, ведь в этот момент он закатывал рукава. Так и не расстегивая манжет. Затем принялся́ за верхние пуговицы рубашки. Когда же он и с этим закончил, то двинулся к ней. Даша заворожённо смотрела в зеркало.
Едва он к ней подошел, сорва́лись оба. Он схватил ее за волосы и потянул на себя, открывая шею, на которой теперь просматривалась пульсирующая жилка. Роман впился в нее, а Даша непроизвольно выдохнула с сильной вибрацией. Тогда директор спецотдела резко развернул ее к себе лицом. Она вцепилась руками в столешницу кофе-блока и теперь смотрела на него, но не в глаза. Взгляд Даши был обращен к его губам.
И он поцеловал. Точнее обрушился, слишком уж мало это походило на поцелуй. Роман пожирал, вдавливал, терзал, но Даша ему отвечает. Не могла не ответить, слишком желанным он стал за последние дни. Она обхватила его за шею, залезла под рубашку, до боли сгребла пальцами кожу. Роман вскрикнул. А после резким движением по́днял юбку, одним рывком стащил колготки, усадил Дашу на столешницу и всё случилось. Прямо так, как какой-то шквал. Легкомыслие. Безумие. Даша знала, что так было нельзя, она однажды уже обожглась. На всю жизнь, и этот урок заучила наизусть. Но сейчас всё повторялось. Хотя теперь ей больше было нечего терять, возможно, поэтому она сейчас ни о чем не думала.
Роман был жестким на грани с жестокостью, но Даша настолько его хотела, что ему не удалось причинить ей боли: она ее не чувствовала. Девушка трепетала, все тело усыпали мурашки, а ощущение этого мужчины в себе, когда он, наконец, закончил начатое несколько дней назад, привело ее в такой восторг, что почти сразу это кончилось высшей точкой. Роман рычал, постепенно переходя на хрип, пока вскоре после нее тоже не простонал. А потом прижался носом к ее виску и стоял так, пока не выровнялось дыхание. Он всё еще сдавливал ее бедра и только теперь, когда оргазм стал отпускать, Даша ощутила боль от его рук.
Всё кончилось так же быстро, как и началось. Он выскользнул, придерживая плоть одной рукой, отстранился, вошел в кабинет. Даша спрыгнула со столешницы и полезла в сумку за салфетками. Роман снова появился в приемной уже с застегнутыми брюками. Подобрал с пола пиджак, пальто, взял портфель. Подошел к дверям приемной, распахнул их. И, не сказав ни слова, ушел к себе.
16.
Закрыв дверь, Роман прижался к ней спиной. Он стоял так какое-то время. Веки приспущены, каменное выражение. Но так казалось только со стороны. Внутри всё бушевало. Он всё же добрался до шкафа и повесил пальто. Вытащил из кармана галстук и запонки, надел, закрыл дверцу. Натянул пиджак и подошел к окну.
Секс облегчения не принес. Наоборот, стало только хуже. Гораздо хуже.
После услышанного им в пятницу ночью разговора, Роман решил, что больше сдерживаться не станет. Он сделает это прямо в понедельник с утра. Жестко, больно, и, возможно, даже унизительно. Но сделает лишь раз. И только лишь потому, что он всё еще первый в очереди. А потом больше не взглянет на нее. Просто выбросит из головы. Ему не нужна женщина, которая трахается с кем попало сразу после того, как он, Роман Чернышев, дал ей ясно понять, что хочет чего-то серьезного. Тем более, если женщина эта способна вызвать в нем столь сильные чувства. Это прерогатива мужчины, а не его женщин, и Роман не собирался меняться с ними местами.
Но в реальной жизни всё оказалось не так просто, как в стратегии, так прилежно им выстроенной. Как только он ее увидел, всё тело снова сжалось от напряжения. Перед ним стояла самая красивая женщина, которую он когда-либо видел. Возможно, не в целом мире, вероятно, не для всех и вся. Наверное, не вписывающаяся в эталонные отсечки, созданные кем-то для народных масс. Но, определенно, самая красивая для него. А в этом платье она была божественно прекрасна.
Как только Роман дотронулся до нее, Даша врубила радио на полную мощность. Дребезжащее дыхание, выдох-стон, раздавшийся из ее горла, стоило ему добраться до ее шеи, отключили тормоза.
Он был так зол на нее, что не пытался удержаться от причинения боли: кусал почти до́ крови, сжимал, что пальцы сводило, сгребал плоть и сдавливал до посинения. И целовал. Постоянно. Просто не мог остановиться. Потому что даже сквозь пелену неконтролируемой злости ощущал, что Даша ему отвечала, и поэтому заводился лишь сильнее. Но она так ни разу и не вскрикнула, как он ни старался. Лишь била той же картой, а один раз сжала кожу на груди так больно, что он в тот момент ей чуть губу не прокусил. А еще она оказалась настолько отзывчивой, что каждое его прикосновение, даже подчеркнуто грубое, вызывало в ней мгновенную реакцию. Он всё время ощущал рябь под руками, где бы до нее не дотрагивался. И это стало для Романа самым сильным чувственным откровением: Даша настолько хотела его, что даже боль не была в состоянии перебить ее желания. Это не могло не польстить его самолюбию.
Роман не перешел черты и не сделал секс унизительным для нее. Хотел, но не смог себя заставить. Чувствовал что-то. Большее, чем злость. И это победило. Он пожалел ее. Когда же, наверное, в благодарность за его великодушие, Даша почти сразу кончила, его накрыло так сильно, что, казалось, сейчас кровь закипит. Нет, это точно был оргазм, она не симулировала. Молниеносный оргазм. С ее губ слетело даже:
– Господи, боже мой!
Роман уже слышал от женщин что-то подобное. Его сравнивали с Богом настолько часто, что это даже перестало производить впечатление и звучало как что-то почти заученное. Но выкрик Даши не был обращением к нему лично, хоть и говорил о многом. Она прокричала это столь трепетно, и так судорожно вцепилась в его шею, что Роман почти сразу кончил сам. И это был самый мощный оргазм в его жизни. Что-то он начал привыкать к тому, что всё, связанное с Дашей, в последние дни стало обретать значение «самое». Пора было с этим завязывать.
Он сел за стол и вызвал ее по внутренней связи.
– Дарья, кофе, пожалуйста!
Роман старался, чтобы его голос прозвучал спокойно. Ему это удалось.
Через пару минут дверь открылась и появилась Даша. Она подошла и поставила чашку на стол сбоку от мыши. Еле уловимо рука секретарши дрожала, чашка на блюдце чуть дребезжала. Роман поднял на нее взгляд. Она не смотрела. Лицо ее было бледно. Повернулась, направилась к выходу. Вышла, закрыв за собой дверь.
Сейчас Роман больше ничего не чувствовал. Осмыслив ситуацию до конца, он впал в какое-то уныние. Внутри было пусто. Он выпил кофе.
Рабочий день оказался очень насыщенным, как и всегда по понедельникам. А сейчас приближался отчетный период, так что дел было невпроворот. И Роману удалось отвлечься. С Дашей они больше почти не общались. Она просто, предварительно согласовав, переключала звонки, но это трудно было назвать общением, настолько официально они оба старались себя вести друг с другом. К середине дня Роман окончательно перестал отзываться жжением на ее голос по внутренней связи. Он с головой погрузился в работу, и мозги постепенно переключились. Только с самых задворок сознания еще прорывался еле уловимый сигнал бедствия. Но директор спецотдела старался на этом не концентрироваться.
Во второй половине дня прошло совещание, на котором присутствовали почти все работники спецотдела. Такие встречи всегда проводились в смежной комнате, оборудованной под большую переговорную. Там же проходили и еженедельные конференции. Дарья впервые оказалась в этом помещении, ведь обязана была присутствовать на совещании. Роман вел себя как обычно, никто из присутствующих и в припадке особой подозрительности не усмотрел бы, что с ним что-то не так. А вот Дарья не была похожа на себя. Она оставила без ответа несколько замечаний в свой адрес, да и вообще была как-то слишком молчалива и грустна. Но Романа это не трогало. Он не сомневался в том, что в пятницу вечером его секретарша снова сможет найти себе утешение. Хотя, зачем ей ждать до пятницы?
Сразу после совещания он ушел с работы. Дарья собирала материалы, оставшиеся после встречи, и пропустила его уход. А следующий день он провел в разъездах, так что в офисе так и не появился. Они снова общались в чате и лишь трижды по телефону. Роман порадовался тому, что голос ассистентки вообще перестал его волновать. Похоже, что постепенно всё становилось на свои места: Дарья занимала место в ряду его многочисленных подчиненных. Она – всего лишь одна из его секретарш, административный персонал. Он, в случае потребности, может изредка ее потрахивать. Если желание будет, конечно. Но его не было. И это Романа радовало, ведь он впервые стал сомневаться в своей способности безоговорочно контролировать эмоции, а для него это было непозволительной роскошью.
В среду Дарья присутствовала на конференции, однако, всё же ее провел Семен. Но переводчика по французскому уже не привлекали, а итальянцев в этот раз на связи не было, ведь приближалась встреча в Риме, и было решено все вопросы обсудить на месте. Секретарша понемногу вливалась и, вникнув в регламент мероприятия, в конце уже принимала активное участие. И у Романа внутри всё же что-то екнуло, ведь он впервые отчетливо услышал, как она говорит по-французски. Нет, пару раз, конечно, что-то до него доносилось из-за закрытой двери приемной, но в уши не западало. А сейчас он находился совсем рядом. У Дарьи было очень хорошее произношение, редкое для русских людей, которые в большинстве своем плохо слышат иностранные языки. Оно, в сочетании с приятным голосом, ласкало слух. Всё же Роман не оставил до конца своей недавно приобретенной привычки – реагировать на ее голос. Он впервые с утра понедельника зацепился за Дарью взглядом, ведь до этого постоянно смотрел сквозь нее. Простого кроя бежевое платье с воротником как у водолазки, но не отвернутым, а поднятым почти до линии подбородка. Снова футляр, как всегда, исключение она сделала только в понедельник. Снова ноль косметики. И этому правилу она изменила лишь раз. В тот же день. И волосы убраны. Никаких подчеркнутых акцентов, украшений, аксессуаров. Чтобы никому не пришло в голову цепляться за нее взглядом. Но голос она выбросить на помойку не могла, и этого для Романа оказалось достаточно. Внутри опять становилось слишком шумно. Он перевел взгляд на Семена и постарался сконцентрироваться на работе. И опять успешно. Ведь директор спецотдела всегда был трудоголиком.
Вторая половина среды снова прошла в разъездах. Последняя встреча закончилась совсем поздно, он приехал на Фрунзенскую набережную лишь в одиннадцать вечера. Но, едва зайдя в квартиру, Роман передумал: на него снова стало накатывать. Постепенно это место странным образом начинало ассоциироваться с Дарьей, хоть она здесь ни разу и не бывала. Как только он приходил сюда, в голову тут же залезали мысли, которым там было не место. Роман еще не успел раздеться. Он вышел.
Подъезжая к дому, он набрал номер жены. Та ответила почти сразу:
– Что-то купить? Я внизу, возле «Азбуки».
– У нас всё есть.
Всё же Софья его раздражала. Одним даже своим голосом. И недели отдыха оказалось недостаточно для того, чтобы притупить это чувство. Роман поднялся, разделся. Сразу прошел в кабинет. Жена не заставила себя долго ждать. Она влетела в комнату и встала руки в боки.
– Зачем приехал? Неделю не появлялся, и нате вам, сюрприз!
Так дерзко она себя с ним еще никогда не вела. Но и он не пропадал из дома больше, чем на несколько дней. В голове переключился тумблер. Роман взял жену за руку, завел в кабинет, закрыл дверь.
– Ада дома?
– А тебе-то что?
– Мне повторить свой вопрос?
Только сейчас Софья уловила в его глазах искры, не предвещающие добра. И немного сбавила тон.
– У подруги.
– Не рановато для подруг?
– Ей двенадцать. У них так принято в этом…
Роман не дал ей договорить…
Секс был рядовой. Всё, как всегда, без изысков, но Софья, похоже, так не считала. Она расцвела на глазах. А Роман не чувствовал ничего. Не было омерзения, как тогда с Ларисой, не было острого желания, как еще кое с кем. Ему просто нужен был секс, чтобы снова не проснуться ночью со стояком. Но он не хотел ехать к любовницам. Сегодня от них отдавало бы скверной. Поэтому он приехал к жене. В конце концов, они еще женаты.
Софья Чернышева была вполне себе импозантная женщина, правда, немного старше мужа. К тому же до уровня Романа она не дотягивала, поэтому, как только тот заручился поддержкой и деньгами ее отца, к жене как к женщине всякий интерес потерял.
Но, несмотря на то что имел многочисленных любовниц, роль мужа Роман продолжал исправно исполнять еще лет пять, пока и это ему не наскучило. Последние шесть лет его жизни оказались настолько загруженными, что времени на какие бы то ни было роли у него действительно не оставалось, поэтому он даже перестал стараться.
Дочь была от него слишком далека, так что в ней он особой потребности тоже не ощущал, утешая себя тем, что, возможно, их связь станет сильнее, когда она подрастет и начнет самостоятельную жизнь. Не начнет? Что ж, на нет и суда нет.
Так их почти тринадцатилетний брак и подошел к своему логическому завершению. Но Роман продолжал систематически появляться дома, и планировал это делать до официального объявления о разводе, ведь всё же они жили вместе с дочерью. Пока в его жизни не случилась Дарья.
И он сразу, с такой же, как и всегда, легкостью принял решение, что с женой больше жить не будет даже для формы и даже ради Ады. В конце концов, их отношения зашли в такой тупик, что его уход из дома уже никого бы не удивил. И он однозначно не планировал больше спать со своей женой. Пока в его жизни не случилась Дарья.
А сейчас, после такой необходимой разрядки, он опять ничего не чувствовал. Внутри был вакуум. Софья возилась на кухне, пытаясь удивить его какой-то очередной съестной бурдой. Он поцеловал жену в лоб и, сославшись на головную боль, от ужина отказался. Заперся в кабинете и стал напиваться.