Анна Кимова
Романолуние
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДАРЬЕСТОЯНИЕ
Отчего-то они никогда не могли встретиться.
Гонялись друг за другом день и ночь.
В любую погоду.
В каждый день года.
Но солнце упорно продолжало вставать по утрам,
а луна восходить в небо ночью.
Как же их тянуло друг к другу! Неужели то были пустые мечты?
…Но однажды они всё же встретились, верно?
Невозможно.
Предопределено.
А. Кимова
1. Первое «я» на суше Земли
Двор. Лавочка. Старушка.
В руках у Даши конфетка на палочке. Или без? Просто свистулька: дунешь в нее сверху – снизу раздается веселый звук. Сладкая и пахнет клубникой. Странная, таких Даша больше никогда не видела. Может, она это просто придумала? Нет же! Она уверена, что нет. Это и было ее первое воспоминание из детства.
Старушка тоже была не простая, как и конфета. Потому что звали ее тетя Паша. Их соседка, наверное, но больше Даша ее никогда не видела или об этом просто не осталось воспоминаний. Такого женского имени, как и свистульки на палочке (или без), Даша тоже больше никогда не встречала.
Тетя Паша спросила, что это у Даши? Девочка посвистела. Бабуля рассмеялась. А Даша взялась маленькой ручкой за подол и стала раскручивать черную сильно расклешенную юбку вокруг своего тельца. Сверху же ее платье было в тонкую вертикальную черно-белую полоску. С широкими черными резиновыми подтяжками. Красивое. Даша запомнила его навсегда. Прямо с того самого дня, первого воспоминания из детства о себе, Даше Черновой, в этом дворе и мире. Как платье у нее появилось? Неизвестно. Это же был первый день, который она помнила!
Качели во дворе. Много детей. Даша делает «солнышко». С того дня все друзья зовут ее «Солнышком». Потому что кроме Даши больше никто «солнышка» не делал. Девочка не понимала почему: ведь это так весело! Все же всегда смеялись, и она, и те, кто собирались вокруг. Но никто не делал так же. Странные.
Вскоре эти качели убрали. Они оставались еще с советских времен. Повесили дурацкие на цепочках. На них «солнышка» теперь не поделаешь.
Подвал дома. Она забралась в окошко, где натянутая на него проволока порвана. Там внутри на песке, под четвертым подъездом, свалена гора из игрушек. Они с несколькими детишками чувствуют себя как на охоте. Как в мультике «Маугли», том, который советский. Даша смотрела его буквально вчера:
– Удачной охоты!
Вот-вот, охота прошла удачно. Ни одной кошки Даша не нашла, но зато нашла гору игрушек. Правда, ничего интересного там не было. Лучше бы нашла кошку.
Через неделю подвал заколотили. Изверги. Борются со всем интересным, чем могут заниматься нормальные дети. Хотят, чтобы и оставшиеся – по домам засели в компьютерах. И так у Даши всего две подруги, с которыми можно по подвалам полазить. Остальные выходят во двор только с мамами. Скучные роботы.
В аллее поймала одну кошку. Сейчас нагладит ее вдоволь. Та вырывается. Глупая, не понимает своего счастья. Даша держит ее двумя ручками под передние лапки – та тяжелая. Кошка висит в воздухе, спиной к Даше и вдруг от нее поднимается струйка. Сначала вверх, потом вниз по дуге. Все дети вокруг смеются: кошка хотела в туалет!
Ходили на стройку в соседний двор. Там в подвале окошко еще не было заколочено. Внутри лежали куски разбитого стекла, но большие. Принесли к себе во двор. Даша вырыла ямку, уложила на дно листья, потом композицию из цветов. Накрыла стеклом, края вкопала в землю и только потом набросала земли и сверху. Вот бы маме показать! Но ее нет, она в командировке. А папа на работе. Ничего, покажет бабушке Вале.
– Бабушка!
– Да, Дашутта!
– Посмотри!
Даша подвела ее близко.
– Ничего не видишь?
Бабушка наклонилась и присмотрелась.
– Нет, а что? Земля как земля!
Одним пальчиком Даша стерла со стеклянной поверхности тонкий слой грунта, открыв глазам подземную картину.
– Ого! Красиво, Дашутта!
Даша победоносно улыбнулась. Но радовалась недолго.
– А где ты такой кусок стекла взяла? Та-ак… Опять на стройку ходила? По подвалам лазила? Дашка! Я отцу пожалуюсь, он тебя выпорет, дождешься!
Море. Болгария. Крыша гостиницы, белое ограждение. Даша кладет на него свои ручки – что-то липкое? Ладошки покрылись желтыми пятнышками.
– Папа? Что это?
– А вот, смотри!
Он зовет ее к себе – сам стоит рядышком. Даша подходит. Всё ограждение густо облеплено маленькими божьими коровками. Местами они сидят даже одна на другой.
– Вот это да!!!
Даша и папа улыбаются.
Вечером они идут в ресторан. Даша, папа и мама. Но папу Даша помнит, а маму нет, но точно знает, что она вместе с ними. В зале темно, столы стоят близко друг от друга, посередине – сцена, на ней музыканты играют и поют. Даша поднимается на сцену и начинает танцевать. Дяди на сцене улыбаются, один, наверное, самый главный, ей подмигивает: ты, девочка, всё делаешь правильно. И Даша танцует как умеет, не стесняясь. Она никому не мешает, просто делает то, что любой не смог бы не сделать, когда так весело и красиво вокруг. Но никто почему-то не делает. Глупые? Нет, просто, наверное, заняты. Не могут же все быть глупые!? А вот быть заняты – могут. Папа и мама ведь всё время заняты. Да и у нее тоже всегда какие-то важные дела. Это только сейчас Даша свободна, потому что на отдыхе.
Зима. Двор. Мусорный бак. Даша копается внутри, ищет трофеи, оставшиеся с Нового года. Это – лучший период для трофеев, ведь именно в это время они самые блестящие. Нашла на трех выброшенных елках несколько обрывков разноцветного дождя – запутались в ветках. Фиолетовый, ее любимый цвет – самый длинный, удача! Синий – покороче, зеленый – такой же, малиновый – самый короткий. Теперь у нее коллекция!
Гаражи. Шапки снега. Сугробы внизу. Залезли, смели снег с покатой крыши одного самого любимого гаража – который сразу за голубятней – своими попами, когда скатывались вниз и приземлялись в сугробы. Как же здорово! Долго катались, наверное, целый час. Не надоело!
Дача. Папа поехал почистить снег и взял ее с собой – не с кем было оставить. Зашли в дом к бабушке Матрёне, которая живет там круглый год. На их улице да́чников больше никто не живет там круглый год. У бабушки только недавно окотилась кошка – осталось двое котят, остальных раздала. У первого что-то с глазиком, играл с братиком и тот когтем задел. Второй здоровенький и очень красивый – от позвоночника елочкой плавно расходятся цвета: черный в темно-коричневый в коричневый в светло-коричневый. Дымка. И мордочка красивая.
Сели в машину – папа сказал пора ехать, и так задержались: дал Даше поиграть с котенком. По щеке слеза катится. Жалко уезжать от котика. Папа вздыхает, барабанит пальцами по рулю. Хлопает дверца – вышел. Вернулся. Вручил кота:
– Ладно, только не ной! Надоела со своими котиками…
– Папа, папочка!!! Спасибо! А мама? Не разрешит. Ведь у меня аллергия.
– Будешь чихать – обратно его привезу. А мама… Она редко бывает дома. Так что, когда не разрешит – уже будет поздно.
Не повезло малютке с именами. У бабушки Матрёны его звали Франтиком. Папа сказал, что такое имя – только через его труп. Что это значит, Даша еще не знала, но поняла, что кота так звать не будут. Назвали Фунтиком, чтобы было похоже на старое имя. Через три месяца дядя Володя, гость мамы, объяснил, что оно тоже не подходит. Потому что Фунтик – кошка. Называть бедняжку в третий раз было странно. Осталась Кисей.
Вскоре летом на даче Кися окатилась. Хорошо, что в тот момент она уже не была Фунтиком. Было бы неожиданно. Через месяц папа отвез котят в деревню и там раздал. Всех разобрали. Котята получились того же окраса – очень красивые.
Даша живет на даче с тётей Маргаритой. Та варит обед и рассказывает об институте благородных девиц – что де́вушка должна держать оса́нку. Примерно так: макушка в космос – подбородок в горизонт, плечи назад – грудь вперед, живот в себя – взгляды мужчин на себя. Даша смеется. У нее никогда не было живота. Он у нее к спине прилип при рождении. Но Маргарита Васильевна была очень красивая. И много знала о том, как должна вести себя девушка. Потому что она – гувернантка.
На выходные приезжает папа. И вот одной ночью вдруг будит Дашу и несет ее к окну. В небе висит огромных размеров шар цвета румяного пирога только что из духовки. Тетя Маргарита такие печет.
– Смотри, Данька, какая луна! Ты такой, может, никогда больше не увидишь!
И Даша, еще не проснувшись до конца, смотрит. И просыпается. И удивляется:
– Ой, пап, правда! Вот это луна!
– Полнолуние! Только всходит. Красавица.
И Даша помнит ее, эту луну. Навсегда запомнила.
Приехала мама. Даша ее не узнала и расплакалась. Подумала, что маму украли, и это какая-то совсем чужая тётя, которую ей привезли вместо мамы, чтобы Даша не заметила пропажи. Но потом всё же что-то вспомнила. Голос вроде бы был похож на мамин. Позже стало ясно, что просто Даша и мама долго не виделись. Куколка, которую та подарила, была красивая. Вскоре мама снова уехала.
Кися ходила кругами и мяукала: плакала, что забрали котят. Через несколько дней ушла и не вернулась. Тогда заплакала Даша. Второй раз кошки ей не видать…
2. Школа
Двор. Теплая погода. Прыгают со школьного крыльца, кто дальше. Даша зацепилась за ограждение петлей от шнурка и рухнула навзничь. Ничего не помнит.
В следующий раз открыла глаза когда? В медпункте? Возможно, но этого тоже не помнит. Точно знает только одно: физкультурник усадил ее к себе на плечи и понес домой. Это помнит. Дом был совсем рядом, но дома никого не было. Вскоре примчалась мама. Впустила их с физкультурником. Напоила его чаем. Даше он не понравился. Не чай, физкультурник. Как-то на маму смотрел, да и та улыбалась. Даше казалось, что так улыбаться не следовало.
Папу почти не видела. Много работал. Маму не видела никогда. Мама вообще была редким явлением в жизни Даши. Она дома только ночевала – уходила рано, приходила поздно, часто уезжала на длительное время, а когда появлялась, рядом всё время появлялись какие-то незнакомые мужчины. Даше они не нравились. И мама не нравилась. Потому что не надо им так улыбаться. Папа ведь не улыбается так другим, только ей и маме. Раньше маме. Сейчас они друг другу не улыбаются.
Утром – школа. Папа будит, вместе завтракают, уходят. Днем – домой. Школа рядом, Даша ходит сама. Вечером за ней присматривает бабушка Валя, соседка. Она – донская казачка, самая интересная, кого Даша знает. Делает с ней уроки, играет в игры. Сколько же игр она знает! Никто столько не знает, Даше так повезло с бабушкой!
Берет лист бумаги, пишет: «А», потом черточка, черточка, черточка, и так по количеству букв, и последняя буква тоже «А». Спрашивает: какая буква? Даша говорит: «В»! Неправильно, – отвечает. За это Даша отчитывается, как дела в школе. И так постепенно разгадывает слово. А потом бабушка долго рассказывает ей про сорт яблок – «Афродита». Когда собирали урожай, что готовили из яблок и как от колхоза возили их на ярмарку на продажу.
Потом играют в «Города», и бабушка рассказывает о тех городах, о которых Даша не знает. Она ни о каких не знает, поэтому играют долго, ведь почти о каждом бабушка рассказывает. Интересно. Даша слушает, открыв рот.
А потом они сумерничают: сидят на диване в темноте возле незашторенного окна и смотрят на улицу. Даша мечтает, а бабушка ностальгирует.
После – домой. Там – уроки, телевизор, компьютер. Или в обратном порядке. Иногда без первого пункта. В последнее время всё чаще.
Вечером – папа приходит с работы. Делают гречку или картошку. Папа жарит мясо.
В школе все мальчики – дураки. Вовка Смирнов кинул шапку под кран. На улице был мороз. Шла без шапки. Вспомнила, что в ванной в шкафу у папы стояли чернила. Взяла один флакон – папа не заметит. Пришла пораньше. Сердце бьется. Но это как-то… скорее волнительно. Страха нет. Вовка вошел в класс, кинул портфель на пол. Даша открутила с флакона крышку, взяла в руки свою тетрадь, подошла к его месту. Уронила тетрадь, наклонилась, чтобы поднять, и незаметно бросила флакон в портфель.
Когда прозвенел звонок, Вовка всё обнаружил.
– Кто это сделал? – прозвучало на весь класс.
Тишина. Голос Даши:
– Шапка. Как только высохла – смоталась за чернилами.
– Ты что дура???
– Сказала же – шапка. Я похожа на шапку?
– Я тебя убью, глиста!!! – и кинулся на нее.
Как только подбежал, полез драться. Страшно всё еще не было. Наоборот, стало весело. Даша засмеялась. Вовка как-то немного одумался.
– Еще раз так сделаешь – убью!
– Ты ко мне больше не подойдешь. У шапки еще много чернил дома.
Норматив по бегу на тысячу метров ходили классом сдавать на пруд. Даша прибежала первая среди девочек, опередил только Смирнов. Физкультурник похвалил. Больно нужно! Лучше бы в тот день маме не улыбался: Даша разозлилась. Вовка косо посмотрел. Что-то хотел сказать, но сдержался. Тогда сказала Даша:
– Правильно, шапку лучше не злить, поэтому помалкивай.
– Глиста дернутая.
Даша запела:
– Ой чернила, вы чернила, вы чернилушки мои…
– Чеканушка.
– Очернильте вы дебила, эй, дебилко, отвали.
Смирнов бросился на нее прямо при физруке.
– Заткни свою хлеборезку!
– А ты свою почаще открыва́й, дебилоид!
Они драли́сь. Учитель растащил.
– Вы что, с ума сошли? А ну отпусти ее, Володя!
– Дура конченная!
– Ты что несешь, Смирнов? Девочку разве можно так называть?
– Она не девочка, она – глиста дернутая.
До директора в тот раз не дошло. Дошло в этот:
– Глиста! – Смирнов прошел мимо Даши и пнул ногой ее портфель.
– Глиста! – через пять метров развернулся, снова прошел, снова пнул.
– Глиста! – и опять.
– Глиста! – он так и ходил туда-сюда, постоянно пиная ее портфель.
– Что молчишь, глиста? У шапки чернила закончились? – снова пинок.
– Глиста! – и опять удар в бок портфеля.
– Я с дебилами не общаюсь. Поговори с моей шапкой.
– Заби́лись!
И отвалил.
После уроков в кармане куртки шапки не нашлось. Даша проверила в той раковине, куда Смирнов бросил ее в прошлый раз. Она была там. Насквозь мокрая. Портфель был весь грязный от следов ботинок дебила. В этот раз Даша по-настоящему разозлилась.
С утра перед первым звонком Смирнов повторил свой футбол с ее портфелем. Над ней смеялась уже половина класса. Даша молчала. Когда первый урок был в разгаре, она вытащила из портфеля еще один пузырек с чернилами, открутила крышку и, дождавшись, когда училка повернется спиной, тихо метнулась к месту Смирнова и вылила тому синюю жидкость прямо на голову.
– Чернова! Ты что офонарела? У меня таких случаев за всю практику еще никогда не было! Я даже не знаю, как на такое реагировать! К психологу, что ли, тебя к школьному отправить? Что за агрессия? Как можно было ни с того ни с сего такое вытворить?
– Он первый начал. Я – девочка, что мне было делать?
– По поводу? Ты же на него просто так накинулась! Вообще без всякой причины!
– Он два раза топил мою шапку. На улице мороз. В первый раз я кинула чернила ему в портфель и предупредила, чтобы отвязался. Не понял. Стал мой портфель пинать. Каждый день пинает, а в классе смеются. Я худая, не могу же я с ним драться? Так что буду так отвечать. У меня еще много чернил.
3. Спортшкола
– Ай да молодец, Чернова! Ай да умница! Какой высокий винт ты мне нарисовала в тройном прыжке!
Даша улыбалась. Да, после стольких тренировок, наконец, получилось. Целый день накануне просматривала видео своей любимой прыгуньи – Людмилы Борисовны Шпигель – на чемпионате мира девятьсот девяностого года в Германии. Она в тот год стала абсолютной чемпионкой.
– Но про расстояние между сто́пами забываешь. Если мы с тобой хотим на городе показать им всем, кто в доме хозяин, то про стопы ты не должна забывать.
– Не больше одной стопы между стопами, помню.
– Вот и не забывай. Зато оба твиста́ вперед – идеальные. Умница, Даша.
Даша не может с уверенностью сказать, что помнит свои детство и юность на батуте досконально. Нет. Всё это было так стремительно и бурно, что многое утерялось из памяти, многое смешалось. Но свое состояние, которое она испытывала, когда парила, помнит отчетливо. Эйфория и волнение одновременно. Страха не было никогда. Только здоровый мандраж. Основная масса спортсменов обычно концентрировалась на обуздании страха или даже его преодолении. Даша, наоборот, раздувала мандраж как костер, направляя всплеск эмоций в нужное русло: он тут же превращался в дополнительную энергию и помогал ей допрыгнуть туда, куда она раньше еще не подлетала.
Было так: Даша не сомневается, что чего-то не сможет. Она об этом не думает. Просто делает. И всё получается. Потому что она пришла в зал за победой. Не важно, когда победа придет. Может в ноябре, на городе, может, позже, зимой, после сборов. Может, еще позже, через пять или шесть лет. Но она победит. Никаких сомнений. И будет побеждать снова и снова. Потому что не бывает случайных побед. Потому что Бог дал Даше больше, чем всем остальным, и еще потому, что она много работает, тренируется. Значит, будет и победа.
Травмы. Они были. Но ведь и без спорта люди также травмируются, болеют. Так устроена жизнь. Поэтому Даша не помнит о травмах. Они ее никогда не волновали, не останавливали. После восстановления лишь, наоборот, появлялось желание быстрей наверстать упущенное время. Они закаляли и несли важнейшее знание: опыт. Тот самый, который помогал предотвратить повторение травм.
Боль. Она была. Но Даша не относилась к ней как к врагу. Скорее, наоборот, как к подруге, не стесняющейся быть откровенной. Боль помогала познать себя, границы своих возможностей, закаляла и несла ещё одно важное знание: человеческий организм хрупок и недолговечен. Это знание помогло Даше с ранних лет стать ответственной за свое тело и свою жизнь. Самостоятельной.
А еще всегда рядом была человек-глыба – Людмила Борисовна.
Сильная, громкая, порой даже грубая. Но справедливая. Всегда.
– А-а, господин Садовский? Вы-таки соизволили почтить нас всех своим драгоценным присутствием? Ну проходите, скорее, пока мы все тут от радости не обоссались… Давайте-давайте, не стесняйтесь! Только имейте в виду, что с такими представлениями о пунктуальности город вас нихрена не ждет.
Неисправимая сентиментальная. Иногда.
– Да вы что, ребята?! С ума сошли, что ли? – плачет. На юбилей родители молодых спортсменов скинулись и подарили ей стиральную машинку. Людмила Борисовна часто забирала вещи учеников из неблагополучных семей, она на протяжении всей карьеры брала таких ребят к себе в секцию, договаривалась, чтобы для них занятия были бесплатными. Часто стирала им вещи не только из зала, но и повседневную одежду. Как-то обмолвилась, что стиралка работает из рук вон плохо. – Ну вы даёте… Я хорошо зарабатываю, купила бы сама… – махнула рукой, порывисто вздохнула, отвернулась и совсем расплакалась от нахлынувших чувств. Дети подошли и стали обнимать. Разом, все вместе.
Добрая, чуткая, отзывчивая. До последнего дня жизни.
– Дашенька, ты не бунтуй. Понимаю. Тебе сложно. Развод родителей в таком возрасте – врагу не пожелаешь. Но жизнь ведь – она полосатая. Не бывает в ней однородности. У всех проблемы в семьях, поверь, – подлила Даше чаю. Они сидели у тренера дома на ее маленькой кухоньке. – Я вот всю жизнь только со спортом наедине, и ничего, как-то справляюсь с эмоциями. Нельзя так нервничать. Ты молодая, будешь позже от этого болеть. Тебе оно надо? Но молодец, что срываешь всё в спорт. Точно чемпионкой будешь. Именно такие побеждают. Но доведи и это дело до конца: срывай только в спорт. В жизни научись держаться. Добей характер до идеала. Цены тебе не будет, ласковая моя.
Любовь тренера – почти материнская. С детства лишенная заботы матери, Даша нашла в Людмиле Борисовне свою мать. Секция Шпигель – родной дом, с третьего класса любимое место. Приходила после уроков, тренировалась. Приходили победы.
Даша – самая перспективная из учениц своей наставницы, заслуженного тренера России, окончившей карьеру на самом пике по состоянию здоровья. Спецы поговаривали, что девочка превзойдет мать. Так оно и должно было быть. Но после третьей чемпионской звезды на молодом небосклоне Даши – он навсегда потемнел. Выключился.
4. Гром
Вполне рядовое обследование. Что-то вроде диспансеризации. И вдруг… гром среди ясного неба.
Первые вопросы возникли у ортопеда. Даша помнит этого молодого мужчину. Аспирант, вероятно. Въедливый как вишневое пятно на белом платье. Он-то и раскопал. Сначала не понравились Дашины стопы: плоскостопие, наросты, что-то вроде пяточных шпор, но на внешней стороне пяток. Потом осмотрел кисти. Верхние фаланги тоже не понравились. Стал смотреть внимательнее: сгибать пальцы, но не внутрь, а наружу. Покачал головой. Опять что-то не то. Осмотрел суставы. Правая коленка тоже не впечатлила.
– Не болит? – спросил.
– Бывает. Я же прыгаю.
– Травмы были?
– Не без этого. В пределах нормы.
– Это я уже сам, позвольте, решу.
Даша про себя усмехнулась. «Позвольте». Забавный мужичок.
– Вот направление на рентген. Спускайтесь прямо сейчас, сделал отметку о срочности. С результатом сразу обратно ко мне.
Даша удивилась. Отметка о срочности? Она умирает?
Фыркнула. Но на рентген спустилась. Она – спортсменка. У нее скоро самый главный чемпионат в жизни. Со здоровьем шутить нельзя. Вдруг, и правда, что-то не так? Таблетки попьет, подлечится, пока еще есть время до чемпионата. Чтобы там на месте потом не было никаких новостей. Она должна его выигрывать. Без сюрпризов.
– Вы в курсе, что у вас артрит?
– Артрит? У меня ничего не болит.
– Болит. При такой рентген-картине не болеть не может. Просто внимания не обращали.
– Ну… Коленка побаливает иногда. Правая.
– А рука? Палец? Указательный, на правой?
– Ну… Разве что чуть-чуть совсем… Да нет, ерунда какая-то… Я просто пишу много. Школа, понимаете ли.
– Понимаю. У вас колено и палец предартрозные. Завтра-послезавтра – это уже артроз. Вам спортом высоких достижений заниматься нельзя. Станете инвалидом.
Бледнеет. Она чувствует, как бледнеет. Кровь от лица просто вся отливает. Разом. Будто нет головы, тело само в пространстве стоять осталось, без управления. Садится. Точнее, оседает. На стул. Или табурет, что у него там. У аспиранта.
– Как-то вы так… круто взяли. Может, по одному рентгену рано пока такие выводы делать?
Сует ей снимок прямо в лицо:
– Вот, смотрите: здесь истончение хряща – хрящевая синовиальная оболочка уже начала разрушаться. Да, еле заметно, но не забывайте, сколько вам лет. Вот сужение суставно́й щели. Я его еще при пальпации стал подозревать. А вот ваши пальцы…
Снова сгибает указательный палец наружу. Тот натягивается по дуге буквой «С». Аспирант всё тянет и тянет, а дуга всё усиливается. Даше даже показалось на миг, что она скоро сомкнется. Показалось. Не сомкнулась, слава богу.
– Не больно?
Что такое боль? Даша к ней привыкла. У нее своеобразное представление о выходе за пределы болевого порога.
– Ну… Как вам сказать. Так, чтобы я назвала это болью – нет. Ну неприятно немного. Может, чуть больно.
– Понятно…В общем так. У вас гипермобильный синдром. Это когда суставы излишне подвижны. Я бы оценил на семь баллов из десяти. Шесть с натяжкой.
– Я – гимнастка. Акробатка. Мы все хорошо гнемся. Иначе не было бы результатов.
– Не путайте. Это совсем другая гибкость. А в сочетании с уже вполне обозначившимися проблемами с суставами – вообще вызывает у меня большую тревогу.
– Вы не понимаете. Я – чемпионка. У меня на носу главные соревнования, к которым я шла всё это время. Я их выигрывать должна. Какая тревога? То, что вы говорите – это катастрофа. Если всё подтвердится.
– Тут подтверждать нечего. У вас артрит. Практически уже артроз. Множественный. Правая стопа – точно, правое колено – точно, правый указательный палец – точно. Левое колено под вопросом, левая стопа – тоже. У вас гипермобильный синдром. Это говорит о склонности суставов к потере упругости и чревато вывихами. Дальше надо обследоваться, сдать анализы, посмотреть ревматоидный фактор, «ц»-реактивный белок. Острого воспаления пока нет, но, возможно, есть подострое, а, может быть, и хроническая форма. Надо исключить дисплазию соединительной ткани, аутоиммунные заболевания, в общем, вам сейчас не к чемпионату надо готовиться, а широкомасштабное обследование проходить. На предмет того, что могло спровоцировать такую болезнь в столь раннем возрасте. Очевидно, что профессиональный спорт в вашем случае всё только усугубляет. Возможно, не займись вы гимнастикой, ничего бы пока не возникло. Возможно, возникло бы и так. Здесь однозначного ответа вам никто не даст. Одно скажу точно: артрит обычно – это болезнь людей старшего возраста. Он, конечно, сейчас сильно помолодел, но в таком возрасте почти ни у кого не встречается. Значит, в вашем организме есть что-то, что запускает этот процесс. И это что-то надо срочно искать. Иначе с такой динамикой – вы не жилец. Я серьезно. Подобная степень разрушения так рано – это очень плохой сигнал. Надо искать. А пока точно исключить спорт. Выбирайте, что вам важнее – стать чемпионкой, или сохранить дееспособность на какой-то более-менее долгий срок жизни. Ведь если выяснить, в чем причина, и начать адекватное лечение, то, возможно, этот процесс удастся остановить. Ну или хотя бы заморозить. Но гимнастика – точно нет. Это для вас приговор.