Анна Кимова
Романолуние
11. День пятнадцатый. Понедельник, девятнадцатое декабря
Утром ничего не произошло. Пришла на работу. Боль фонила, но двигаться не мешала. Роман Сергеевич пришел как обычно. Приступили к работе. Готовились к Риму. Телефон не смолкал. До половины четвёртого было много встреч, сплошные хождения в кабинет и обратно. Обед опять пропустила. Достала из сумки булочку – утром купила в круглосуточном. Съела, запила водой. Теперь нельзя пропускать еду, таблетки ведь принимает. Иначе еще желудок посадит, единственный здоровый орган. Только этого еще не хватало.
Папа названивает. Опять. Так весь день. Ведь она за выходные даже ни разу ему не позвонила. Не смогла бы разговаривать, потому что как только услышала бы родной голос, тут же разрыдалась бы. А он бы забеспокоился, чего доброго, еще приехал бы. И так еле за выходные собрала себя по кускам, так если бы еще и папа нарисовался, совсем страшно себя жалко бы стало. И тогда к утру бы точно не успокоилась. А так вроде ничего, сойдет. Будто ничего и не случилось. Стол, компьютер, Роман Сергеевич. Стол – с мраморной поверхностью, компьютер – последней модели, Роман Сергеевич – тоже. Хотя нет, таких моделей не производят. Он единственный на планете. Красивый, безжалостный, недостижимый. И хорошо. Так всё останется еще на две недели. А потом Даша уйдет, и он примет на работу следующую секретаршу. И всё у него начнется заново. А у Даши уже кончилось. И хорошо. Хоть какая-то определенность в жизни.
Решила всё же позвонить папе. Нельзя так с ним. Он не виноват в том, что у нее вдруг вся жизнь сломалась. И знать ему об этом – лишнее. Но надо успокоить единственного в целом мире родного человека.
Нашла узенький коридорчик – давно присмотрела. Там в конце – в тупике, возле технички – узкое окно от потолка до пола. Даша всегда любила окна в полный рост. Из него вид на Москву. Туда, в горизонт, в бесконечную жестокость бытия.
Набрала номер. Взглянула на небо. Оно пёстрое, красивое. И не подумаешь, что на кого-то вроде нее может навевать такую тоску. Папин голос. Он раздражен. Волнуется.
Стала оправдываться. Хотя… Как тут оправдаться можно? Что́, у нее не было ни одной свободной минуты за все выходны́е? Бред. Он понимает. Она понимает. Но оба делают вид. Потому что понимают друг друга. И знают. И любят. Так бывает только, когда есть любовь.
Вдруг тепло за спиной. Резко обернулась. Оторвала телефон от уха, вызов сбросила. Он. Близко. Сантиметров пятнадцать между ними. Сердце тук-стук, тук-стук… Ну как так? Почему каждый раз непослушное? Выдает ее с головой. Что она любит его безумно и ничего поделать с собой не может. А он видит – и топчет, наслаждается. В какую немыслимую дуру превратилась?
Отодвинула. Хотела между ним и стенкой просочиться. Схватил за запястье. Господи, как одно прикосновение жжёт! Ладонь – тёплая, а от тела пахнет всё также. Будто по лесу гулял всё утро, а не переговоры переговаривал.
Сглотнула. В шее пульсирует, в горло отдаёт. Голос бы послушался… Твёрдости в тон напустила. Вроде естественно вышло. Попросила отпустить. Шёпот на ухо. Боже, как же он это делает? Одной фразой пустые надежды воскрешает. Будто она ему всё еще интересна. Мурашки. Сейчас себя окончательно выдаст.
Не успела. Отпустил. Вышел. Дождался. Вспомнил, что она секретарша, главная обязанность – это кофе. Что ж, так и есть. Кофе так кофе. Прошла за ним. Приготовила. Отнесла. С ним в дверях разминулась. К столу вернулась. Замерла на секунду, не дойдя пары метров: на крае ее стола сидит. Смотрит. Как всегда. Как тогда. И тогда. И тогда. Что в глазах? И какого же они всё-таки цвета? До сих пор так и не поняла. Будь, что будет. Всё равно, если падать, то только с ним…
Но сегодняшнее падение с Романом стало еще одной точкой на прямой, обрушивающей ее вниз. Еще вчера Даше казалось, что падать ниже было уже некуда. Но оказалось, что это только казалось.
Механическое. Без чувств. Она – тренажёр для разгрузки.
Усадил. Задрал. Сдернул.
Расстегнул. Вынул. Начал.
Бедра сжал. В глаза смотрит. Даша ничего не чувствует.
Схватил за́ волосы. Оттянул. Снова боль начала стекать вниз по мышцам…
Вдруг остановка. Неужели что-то забрезжилось? Звери в образе человека тоже иногда что-то улавливают?
Развернул спиной к стене. Впечатал.
Руки сковал своими. Ладони горячие.
Весь горит, а так не скажешь. Роботы ведь обычно холодные, металлические.
Продолжил. Теперь стало больно. Все мышцы заныли.
Отвернулась. Начала вырываться. Взял за плечи.
Потом за подбородок. К себе лицом развернул. Смотрит.
Непонимание в глазах. Действительно, что тут происходит? Он – мечта ее жизни. По виду и поведению Даши, конечно, догадался. Потому что сколько ее ни унижай, она всё равно придет на работу. Потому что Роман с ней может делать всё, что душа пожелает, а она подчинится и стерпит. Ведь у Дарьи Черновой в жизни осталась одна радость – побыть при нем хотя бы еще две недели. В любом качестве, ковриком, подстилкой, влажной салфеткой. А сегодня вот резиновой женщиной. И это, конечно, очень странно, что при этом она не кричит от восторга. Удивляет его этим очень. Вот и смотрит, никак вкурить не может, что происходит.
Точно, именно так всё и оказалось. «Ты же хочешь», говорит. «Не обманешь». И продолжает, настырно, как сваи забивает. В висок уперся, дышит, да что же ему так небезразличен ее висок? Может, это фетиш такая? Специализируется по вискам? На секунду показалось даже, что поцеловал. Будто чувствует что-то, призрак бесчувственный.
Замер. Стоит. В висок дышать продолжает. В плечи вцепился. Забыл, что надо отпустить. Даша ждет. Сколько нужно. Пять секунд, десять. Про себя считает, когда кончится эта мука. Полминуты. Всё тело болит, каждая мышца ноет. И плечи под его руками как будто сейчас разорвутся. Она терпит. Зубы сжала. Ждет, пока отпустит. Минута прошла. Хватку ослабил. Тут же выскользнула. Где здесь салфетки для салфетки? Роман ею подтерся, она – ими. Круговорот салфеток в здании СевМорНефти.
Ушел. Но тут же вернулся с салфетками. Напомнить ей, кто она всё же такая. Не стоило, она сама прекрасно помнит. Что же, пусть стоят, хлеба не просят.
Опять ему кофе. Сделала. Принесла. Огребла еще больше. «Пей таблетки» – говорит, резиновая кукла…
Как до дома? Когда? Во сколько? Ванна. Вода. Но как можно от такого отмыться? Та, кто стала шлюхой однажды, останется ею навсегда.
12. День шестнадцатый. Вторник, двадцатое декабря
Даша даже не может вспомнить, что там было утром. Одна суматоха. Один Рим у всех на устах. Это спасло. Помогло забыться.
День пролетел как минута. На Романа ни разу не взглянула, они были заняты разными делами. Он – из кабинета не вылезал, она не слезала с телефона. Из состояния забытья ее вывел щелчок дверного замка. Посмотрела на часы. Прислушалась. Тишина. Видимо, из кабинета Романа все давно ушли. Подняла глаза.
Смотрит. Как вчера. Понятно… Надолго о том, кто она есть, Роман ей забыть не даст.
Встала. Подошла к стене. Закрыла глаза. Всё равно ничего изменить нельзя. Всё тело болит, она сейчас не в том состоянии, чтобы сражаться с демоном.
Ждет. Подошел. Прикоснулся. Боже, как нежно! Никогда так не прикасался.
Распустил волосы. Нет, у него точно фетиш! Без этого не стои́т? Нет, у него всегда́ стоит, он таким из матери вылез. Тогда что ему надо от ее волос?
Руками провел, макушка мурашками покрылась.
По шее. По ключице. Везде мурашки. А Даша уже думала, что после всего, что было, она никогда не сможет откликнуться на него муравьями.
Поцеловал. Боже, как чувственно он это сделал! Словно любит ее, словно всю свою жизнь только Дашу одну и ждал! Захотелось заплакать.
А он продолжал целовать. Это был самый прекрасный поцелуй в ее жизни.
Развернул ее лицом к стене. Прошелестел вниз по платью. Медленно, нежно, едва касаясь. Ноги под юбкой обнаружил. Их стал любовно исследовать. Мурашки уже жили своей отдельной жизнью. Как же Даша снова его хотела! Даже боль почти ощущать перестала.
Роман уловил и пошел ей навстречу. Он же – даритель надежд, исполнитель желаний. «Я непредсказуемый, но так тоже умею», прозвучал его шёпот. Он – мерзавец, который, наверное, каждую свою любовницу заставляет чувствовать то, что сейчас было с Дашей. Верить, что она – и есть та самая. Как тогда, с женой. А теперь здесь, с ней. Человек-настроение. Сегодня – оно романтическое. Даша резко открыла глаза. Оргазм был уже на подходе. Был да сплыл. Роман кончил.
Он долго не разжимал объятий. Ладонь скользила по ее ноге, потом спине; тихое дыхание блуждало где-то в ее волосах. И мелкие поцелуи. Ей казалось, что это были поцелуи. Нет, не казалось: Роман добрался до шеи, носом сдвинул волосы и приник к еще вибрирующей жилке. Последнее прикосновение стало самым чувственным даже в этой сцене. Он сделал глубокий вдох, а потом его голос слегка завибрировал на выдохе. Роман разжал руку, которой всё еще обнимал Дашу за ногу, поднял ее и убрал оставшиеся возле ее шеи волосы. Поцеловал еще. И еще, и еще. А потом прочертил на этом месте что-то своим пальцем. Даше показалось, что это была первая буква ее имени. Она сглотнула и отвернулась. Момент кончился. Роман понял это и выскользнул. И ушел в кабинет.
Даша быстро собралась и покинула приемную, чтобы больше его сегодня не видеть…
Ночь прошла в терзаниях. Терзала боль. Терзали сомнения. Но больше всего терзала злодейка-надежда, так и норовившая поднять свою голову. Неоднократно отрубленную ранее. И приставить ее к телу Даши, находящемуся на последнем издыхании.
13. День семнадцатый. Среда, двадцать первое декабря
С утра он подбросил лесопилку в топку ее разгорающейся надежды. Чуть ли не с порога налетел как шквал. Замер. Взял за подбородок, посмотрел. Такими взглядами Романы не балуют, самомнение не разрешает растрачивать их впустую. И сегодня он потратил один такой на нее. А потом поцеловал. Поздоровался так. Думает о ней, видите ли! И снова улетел. Но ненадолго. Кофе опять ему понадобился. Нашёл себе тоже любимый напиток. Второй после коньяка.
Принесла. Встал, прижал к себе. И опять поцеловал, только… в щёку! Настроение, говорит, хорошее. Ей это только что приснилось? Роман Чернышев поцеловал ее вот так просто, как это делали только Рябя и Серёга? Даже Игорёк так не делал. И улыбнулся. Широко, беззастенчиво. Какие красивые у него всё же зубы… О чём вообще мысли, Даша проснись!
И глаза. Наконец, она цвет разглядела. Впервые окно так близко и свет достаточно яркий. А то они же с ним всё время только в темноте всё делают. Ночная всё же он сущность. Луна.
Синие. Они синие. С льдинками. Роман Чернышев – Заполярье.
Летучий явился. И тут вообще просто цирк начался. Нет, этот человек никогда не перестанет ее удивлять…
Ушла. Работать надо. А невозможно ведь теперь. Улыбка на лице. И это после всего того, что он с ней делал всю последнюю неделю? Как возможно? Она больная? Точно. Причем неизлечимо. Опять о нем мечтает. Прямо здесь. Вместо мыслей о работе. Сидит и мечтает. И улыбается. Неиссякаемый источник жизни человека – надежда, снова бейсбольной битой громит гнома по его жестокосердному тельцу. Которое опять сделалось таким маленьким, что лишь волшебная сила надежды умудряется не промахнуться по объекту такого ничтожного размера. Как же всё же сильна в Даше потребность быть счастливой! И желание жить.
Они переглядывались весь день, когда видели друг друга. Это случалось нечасто, конференций на этой неделе не было, совместных совещаний сегодня – тоже. Но Даша снова стала на него поглядывать. В основном, когда он не видел. Роман улыбался одними краешками губ. Как будто знал, что она смотрит. А два раза ее поймал. И улыбнулся сильнее. А раз – подмигнул. Надежда – компас земной.
14. День восемнадцатый. Четверг, двадцать второе декабря
Ночью немного удалось поспать. Мешали мысли о Романе. Точнее, мечты о нем. Мышцы опять жгло. Непретворённое в жизнь желание. Оно медленно сжигало изнутри.
Утром пришла как обычно. Роман Сергеевич в офисе не появился. Весь день шефа прошел в разъездах.
По телефону только слышала его голос. Один раз он назвал её Дашенькой.
Когда Даша не видела его, было гораздо проще начать с собой договариваться. Гном тут же перешел в наступление: мечты – пустое, болезнь – насущное. Мышцы болят. Уже все мелкие суставы крутит. Если этот нервный котел, в котором Даша варится вот уже три недели, продлится еще хотя бы в течение нескольких недель, то организм просто не выдержит. Еще немного и снова заболят колени. Роман Чернышев – недостижимая вершина для таких, как Даша. Ему никогда не будет нужна больная женщина, его окружает достаточное количество здоровых и успешных. И Даша прислушалась. Всё же гному всегда хватало рассудительности. В отличии от нее самой. Дарья Чернова была слишком эмоциональна.
Вечером встретилась с Леночкой. Еще одно полено в нервный костерок. Даша чуть не расплакалась от того, как ее тронула эта встреча и реакция на ее подарок обычно такой сдержанной Лены. Эта скотина Подкожин даже без физического своего присутствия умудряется подпортить ей жизнь. Из-за него Даша вынуждена столько времени избегать встреч с Леной, с отцом, обречь себя на одиночество и постоянные мысли о Романе, от которых и отвлечься стало нечем. А теперь Андрей вообще взял и нарисовался. Даша его чуть не убила, когда он завёл свою шарманку прямо при ребенке. Никаких у него представлений о совести нет. И граней. И пределов. Потому что он – беспредельщик. А такие плохо кончают. Однажды и на него найдется беспредельщик покруче. Очень возможно даже, что это будет она сама. Но не сегодня. Сейчас ей уже надо возвращаться, скоро вылет, а еще нужно собраться. Спасибо, что успела перед встречей с Леной и Подколзиным забежать к отцу. Хоть поздоровалась, вещи какие-то еще в машину покидала. Так она незаметно и переезжает на Ходынку. Постепенно.
Уехала, как только дождалась, что Леночка в подъезд зашла. С места рванула, чтобы не догнал. Не успел.
Ночь прошла в самолёте. Рейс был на стыке дней. Роман прикоснулся к щеке, считая, что она спит. Спарринг гнома и надежды теперь превращался в еще одну норму жизни Даши. Будто и без того в ней не хватало проблем.
15. День девятнадцатый. Пятница, двадцать третье декабря
Ночью снова почти не спала. Воспоминания обо всех последних днях так будоражили, что были несовместимы со сном. Даже снотворное принимать не стала. Вряд ли оно бы подействовало. Даша совсем запуталась…
Она хотела Романа. Но не должна была. Каждый новый эпизод между ними эмоционально заводил во всё большие дебри, и она понимала, что эта связь, которая возникла внезапно и так ее подавляла, была опасна не только морально, но и физически. Она могла усугубить ее болезнь. Ведь когда-то раньше Даша не представляла себе жизни без спорта. Его оторвали от нее варварски, выкорчевали из души, оставив там на всю жизнь невосполнимую рану утраты. Но Даша смогла это пережить, хоть тогда ей и казалось, что это никогда не будет возможно. Врач объяснил, что она должна выбрать, что важнее – сохранить дееспособность или стать чемпионкой. По сути, тот же выбор стоял перед ней и сейчас: жизнь без Романа или медленная, мучительная, но неизбежная смерть. От перепадов его настроения. От непостоянства, ветрености. Тотальной занятости. Он ведь посвятил себя работе, ничто в его жизни никогда не выйдет на первый план. Женщины – приходят и уходят, но бизнес остаётся неизменным. А с той степенью плотности событий, как всё развивалось у них, тут и по срокам оставались вопросы. Если это будет продолжаться также стремительно и душераздирающе, то смерть Даши может приблизиться гораздо быстрее. У нее уже стали поднывать коленные суставы. Нет, они еще не болели. Тем не менее это был буквально следующий этап.
Но как ей справиться с собой, если каждое новое прикосновение Романа поднимает такую ответную волну, что это невозможно скрыть, а он, чувствуя ее реакцию, лишь удваивает старания? Всё, что она может – лишь бездействовать, но даже это удается делать всё реже и реже. Роман прекрасно видит, как Даша горит, и не оставляет попыток упрочить своего положения в ее сердце, чего вообще-то не требуется. И так везде один сплошной Роман Чернышев. Возможно, он всё еще этого не понимает или сомневается? Оттого так и старается проникнуть в ее душу еще глубже? И что с этим делать? Когда желание любви разгорается с каждым днем всё сильнее, а его настойчивость ломает и самые толстые стены, которые Даша пытается выстроить.
Ответа не было.
Тупик. Капкан. Лабиринт.
И хочется, и колется, и мамка не велит…
Утром он пригласил Дашу к себе в номер, чтобы они поработали. Посмотрел опять, еще даже на порог не зашла, а опять этот взгляд. Совсем… нерабочий.
Прошли в комнату. Опять сзади подкрался. За шею взял. Что он к ней привязался? С первого дня в самую точку попал. Шея – один из эпицентров Даши. Как ему это удается, считывать ее, будто встроенным датчиком, реагирующим на инфракрасное излучение? Наперед знает, откуда у нее сильнее свечение исходит. Вибрации улавливает.
По животу заскользил, к себе развернул. Хочет. Видно, такое не скрыть. Поцеловал. Даша ответила. Но лишь навстречу раскрылась. Она обещала себе, что не будет активно его поощрять. Хотя бы это слово, данное самой себе, надо было держать. Или совсем в омут сорвется.
Остановился. Смотрит, наверное. Она не знает, потому что сама уперлась взглядом в пол. Просто не может ему в глаза заглянуть. Утонет в льдистой воде, захлебнется от счастья. Но голос Романа не предвещает добра. Напряженный, уставший. Терпение теряет. Не нравится, что в нежность заигрался. Много времени на нее тратит. Натура полезла. Спрашивает: «почему она не отвечает?». Да уж, действительно… Еще несколько дней назад он ею полы вытирал. Только пару дней как вдруг впал в другое настроение. Решил облагодетельствовать. А она, неблагодарная, доброты не понимает. Кочевряжится. Надо же было сра́зу ему на шею броситься? После первой же перемены настроения господина Чернышева? Но́ги ему целовать за щедрость натуры? Что соблаговолил к ней нежно прикоснуться, хоть она, подстилка, для этого изначально и не была предназначена.
Настроение Даши полетело вниз со скалы. Наверное, его отголоски отразились у нее на лице. Потому что Роман снова озверел…
Ужасно… Это было просто душераздирающе. Каждый раз этот вандал в образе человека, забравшего ее сердце, наносил Даше еще более глубокую рану, чем прежде. И каждый новый удар оказывался неповторимым. Она постепенно становилась коллекционером издевательств над собой. Было невозможно представить, чтобы Роман смог переплюнуть себя самого в степени унижения Даши и того ущерба, который ему уже удалось ей нанести. Но он был лидер во всем. Ему каждый раз удавалось и это.
Отвернулась. Чтобы не расплакаться. Не дал. Вернул голову в прежнее положение, смотреть заставил. А в глазах у него, Господи, да какая разница? Что она себе всю душу каждый раз вытряхивает, пытаясь разглядеть там хоть что-то человеческое? Ищет нежность, любовь, или что там еще хочет найти? И находит ведь! Всегда и всему оправдания. Роман – смотрит, Роман – внимателен, Роман – нежен. Что следующее? Он ее любит? Может, грезит ночами об их совместной жизни? Хочет семью и детей, как минимум десять, и все от нее, красавицы-Даши? Что за бред? Почему она постоянно выдумывает то, чего не существует? Ведь никогда же такими вещами не занималась! Она была трезвой, разумной и адекватной. Что с ней сделал этот человекообразный зверь? Где критичность мышления, где взвешенность, логика, в конце концов? Почему все свои выводы о нем Даша делает на основании каких-то там взглядов? Ей всё время что-то кажется. Потому что хочется, чтобы так было. Но во все времена реальность – единственный аргумент. А в реальности он ее просто пользует. Причем делает это очень цинично и больно.
Только боль.
В мышцах, суставах, сердце, душе.
Ничего кроме боли.
Вот что этот страшный человек привносит в ее жизнь.
А она всё никак не может от него оторваться.
Нет.
Стоп.
Не дождется.
Она не заплачет.
Он ее слез не достоин.
Кончилось. Ушел. Вскоре вернулся.
Встала. Подмылась. Дошла до комнаты.
Окно. За ним – ее обожаемый Рим. Разве могла она когда-то представить, что этот благословенный город явится в ее жизнь в обличии такого монстра-разрушителя?
Небо хмурое. Скоро дождь…
Ушла к себе. Пролистала первые три страницы. Невыносимо. Нет, правда, хоть из окна выбрасывайся…
Вроде в отеле был бассейн. Переоделась, надела халат…
Плавала долго. Без остановки. Быстро, порывисто. Ей бы батут…
Помогло. Всю боль из себя выдохнула в воду. Теперь там пусто. Во всяком случае, прошло желание выброситься. Это было хоть что-то. Скоро переговоры. Истерику надо гнать из себя хоть палкой. Спасибо, что подвернулся бассейн.
Вернулась. Приняла душ. Долго мылась. Хлорку с себя смывала, без сомнений, ее, родимую. Долго ведь плавала, вся пропиталась. Уже три недели как погружена в химикаты.
Одевалась долго. Точнее, медленно. В косметичке тот карандаш. Не сломала. С того дня ведь так и не проверила. Подвела глаза. А то бледная как поганка. Даже страшно от собственного отражения в зеркале. Волосы оставила распущенными. Ровно два. Звонок. Он.
Молчание. Вышла. Дошли до лифта. Стоит и смотрит. Даша отвернулась. Но знает, что он смотрит. Не отрываясь. Что-то хочет сказать? Так за последнюю неделю всё, что можно – сказано. И даже всё, что нельзя. Осталось только выкинуть Дашу из окна. Разве что это́ он ей еще не договорил…
Лифт открылся. Даша встала справа. Он к левой стене прижался. Молчит. Доехали. Вышли. Где-то здесь переговорная. Яркая роза Виттория с порога встречает комплиментом. Ах, итальянцы! Даша уже забыла, какие они. Шумные и эмоциональные. Ничего не стесняющиеся. Кто из русских встретил бы ее словами «Какая она прелесть – невозможная красавица!»? Нет, Даша знает одного. Себя. Она так делает. И ее никто никогда не понимает. Мужчины считают, что это она так клеится, женщины – принимают за лесбиянку. Нет, они, конечно, улыбаются, но по глазам видно, какие мысли их при этом посещают. Но Даше всё равно. Если она хочет сказать человеку, что он красив, то просто делает это. А что он при этом думает? Да пофиг. Здесь, в Италии, ей будет проще. Переговоры даже могут ее захватить. Это было бы здорово. Надо отвлечься. Любыми способами. Переговоры – лучший из них.
Долгие и очень трудные минуты. Быстрые умозаключения, как всегда, всё решают секунды. Контракт подписан, не стоило тратить на это часы. Даша вспомнила, кто она. Всем в зале пришлось это принять.
Лестно? Нет, Даша всегда знала, кто она.
Приятно? На фоне последних событий как-то потерялось.
Она горда? Ей всё равно. Боже, как хочется спать…
Хорошо было бы, если бы ночью она просто тихо умерла. Заснула и не проснулась. Всем бы от этого стало легче. Роману, ей, отцу, Андрею. Разве что три белых коня будут горевать. Но у них жены, так что это не продлится долго. А отец, единственный, кто действительно будет потрясен, обдумав всё хорошенько, придет к законному выводу: так лучше для всех. И для Даши, и для него. Так легче. А, значит, он это примет. Всегда дружил с головой. Но сама она сделать этого не может. Характер. Поэтому просто помечтает. Говорят же, что мечты сбываются…
Семен не дал поспать. Был бар, где Даша, наконец-то, нашла ответ на главный вопрос, который всё время не давал ей смотреть на происходящее трезво: все взгляды Романа – только о похоти. Просто ее передают разные краски. Он же не собака примитивная, чтобы раскрашивать желание одним цветом. Нет, в глазах то пляшут черти, то сияют звезды, то расцветают фиалки. Но все эти оттенки говорят об одном явлении. Они не о разном, как Даша думала раньше. Вот что ее так смущало и путало. Она думала, что черти – это о страсти, звезды – о романтике, а фиалки – о любви. А на поверку вышло, что всё об одном. Похоть – вот главное божество Романа Чернышева. Он возвел ее на трон и короновал. И вся та нежность, которую он исповедует в последние дни, перемежающаяся отголосками внимания и даже, подобием любви, всё это просто сопровождающие похоти. Ее оруженосцы. Как он сказал? «Не видишь, как я отношусь к тебе? Уже и спать не могу, если не был с тобой. Хочу тебя постоянно. Никого так не хотел». Какая поэзия! А каким голосом сказано! Если не вслушиваться в смысл, то можно даже подумать, что он руку и сердце предлагает. А как в волосы при этом дышит! Будто и у него душа на части разрывается! Но!! Стоит лишь вдуматься в слова… в их значение… реальное… как все сомнения отпадают. Похоть и ничего больше. А всё остальное – лишь декорации. А как же голову дури́т? Ведь за всеми этими украшениями Даша умудрилась упустить из виду самый смысл! Трудно его разглядеть, когда он сер и непригляден, а декорации – столь пышны и грандиозны. Даша очень устала. Видимо, он понял. И отпустил.