Анна Кимова
Романолуние
16. День двадцатый. Суббота, двадцать четвертое декабря
В номере приняла снотворное. Вскоре уснула. Не помнила как. В голове – ноль мыслей. Пусто. Предел? Нет, это состояние было пройдено еще в тот день, когда она пала в туалете клуба. С тех пор столько воды утекло, что, казалось, и Ниагара снова прошла полный круг. Обновилась. Пока Дашу продолжало стремительно нести к горизонту падения водопада… после которого – конец, обрыв, камни. Но чувств не было. Одна усталость.
Проснулась рано. Роману, видимо, тоже не спалось. Позвонил, едва она закончила сушить волосы. Опять головная боль. У Даши оставалась последняя таблетка. Что ж, отдаст ему. Ей-то зачем? В стена́х ее тела всё равно больше уже никто не живет, а так хоть человеку какая-то польза будет. Взяла блистер. Пошла.
Он удивился. Даже показалось, что завис. Неужели доходить что-то стало? Да, Роман Сергеевич, Даша не та, за кого вы ее приняли. Только снаружи кажется, что это тело приспособлено для того, чтобы им каждый день пользоваться. А на самом деле оно – организм, на котором паразитирует болезнь. И уже даже для секса стало почти непригодным. Настолько, что и до ручного тормоза долетели какие-то отголоски. Так что похоть скоро придется направить на другой объект. А Даша поможет ускорить этот процесс.
– Я бесплодна.
Пихнула блистером прямо в живот.
– Таблетки возьмите!
Даше показалось, что она так громко это прокричала, что было слышно даже в лобби отеля. И откуда в ее голосе опять взялось столько страсти? Ведь в этом теле уже больше никто не живет? Или всё еще кто-то остался? Так и сидит с чемоданами у порога… Присел на дорожку… И передумал, не смог уехать. Откуда в ней каждый раз берется столько сил для того, чтобы цепляться за жизнь, пусть даже вот такими средствами – криками, яростью, слезами? Это ведь тоже лишь способы борьбы за существование на этой земле. Смерть – она другая. Апатичная. Пустая. Как вчера.
Летели молча. Она отвернулась к окну. И весь полет пыталась разобраться, действительно ли еще что-то чувствует. Или всё. Камни.
Предложил подвести. Нет уж, спасибо, она как-нибудь сама. Скорей бы домой. Там – диван.
Едва зашла в комнату – отключилась. Даже не умывалась, просто сразу легла.
17. День двадцать первый. Воскресенье, двадцать пятое декабря
Проснулась рано. Снова сработал внутренний будильник. Сегодня была годовщина. Ровно год, как не стало Людмилы Борисовны. Слеза навернулась. Даша смела ее.
Встала, позавтракала. В холодильнике оставался холодец – купила перед Римом, чтобы притормозить процессы в организме. Надо было не допустить, чтобы заболели колени. Этот этап был отправной точкой для организма, после него запускались глобальные процессы разрушения, сразу начинали обрушиваться показатели в анализах. Нет, за колени надо было побороться.
Поехала на кладбище. Не доходя двадцати метров до могилы, увидела… Что она там вчера о пределе соображала? Что уже прошла эту отсечку? Тогда, с Подколзиным? Видно, он теперь всегда будет ассоциироваться с новыми отсечками… На могиле Людмилы Борисовны стоял Андрей. Ждал ее, Дарью Чернову, в этом не было никаких сомнений. С самого утра, психопат отмороженный. Он знал, что Даша не сможет не приехать, ведь и так пропустила похороны. Контракт в тот день подписывала, никак не смогла вырваться. И он сразу ее увидел.
Развернулась, пошла прочь. Догнал.
– Куда это ты, мадемуазель? Что, даже память не почтишь?
Руки потянул. Даша размахнулась и ударила его по лицу. Увернулся. Ударила еще. В этот раз попала. Отшатнулся, отпустил. Немного сдал назад, но она чувствовала, что продолжает идти за ней.
Вышла за ворота, направилась к машине. Почти бегом. Ярость, сестра боли, и вторая подруга Даши, стала медленно разрастаться в теле. Очень странное чувство.
Зрение притупляется. Объекты вокруг начинают выглядеть слегка размытыми. Медленно. Настолько, что мозг не успевает понять, что что-то происходит. Будто всё, как и было, но только состояние уже измененное.
Небо постепенно темнеет. Даже в самую ясную погоду. Мозг опять не поспевает, это же может быть неожиданно откуда-то взявшаяся туча, ведь так?
Голова тяжелеет. Наливается теплом. Медленно, сверху вниз. Будто в макушке просверлили дырку и через нее стали заливать теплую воду. Лоб, виски, носогубные складки, скулы, подбородок, шея и так ниже. Заполняется.
Но всё происходит за секунды. Как в замедленной съемке. Это только ка́жется, что процесс долгий. Ложный эффект.
И вдруг просыпается зрение. Как только тепло заполнило тело. В глазах холодеет, словно их иглы прошили, зрачки фокусируются, видно каждую деталь. Приглашение: вот цель, смотри, не промахнись! И Даша не промахивается. Никогда. В голове тут же калейдоскопом проносится вся история:
Детство – бросок, и чернила стекают по голове Смирнова. Пятна на парте, стуле, полу. Синяя одежда. А недавно еще была коричневой.
Евгения Анатольевна – монолог, что она предательница. Там словами обошлось. Хорошо, что камня под рукой не оказалось.
Рим – пьяный итальянец в сквере. Удар ребром ладони по шее. Лежит на земле, корчится.
Москва – настойчивый приятель ее босса на корпоративе. В туалет проводил. Зажал. Его яйца зажала. Ударил. Сжала сильнее. Крик. Оттащил кто-то. Кастрировала бы иначе.
Ницца – фанатичный дальтоник. Не разглядел, что лютик не сиреневый. Ночью, пока купалась, решил, что так будет проще до нее добраться. Не пострадал. Приступ прошел до того, как успела нанести увечья. Сам остыл. Отвалил.
Четвертый рабочий день у Романа – тогда всё развивалось не по сценарию. Почему, Даша и сама не понимала, наверное, к чувству ярости примешалось неконтролируемое желание, и эта смесь оказала на мозг какое-то другое воздействие.
И вот, новая история. Когда Андрей схватил Дашу, в ней врубился тяжеловес. Она отбилась достаточно быстро. Отскочила, осмотрелась. В этот раз камень всё же оказался под рукой. Лежал посреди дороги прямо как пригласительный билет. Судьба. Часто в Москве сейчас камни на дорогах встречаются?
Пригнулся. Выпрямился. Побледнел. Да пофиг. Она уже в машине закрылась. Только когда тронулась, и он стал преследовать, увидела, что стекло лобовое ему подрихтовала. Хорошо. Хоть какая-то польза. Но всё равно несравнимо. Не поставить знака равно между исковерканной жизнью и разбитой лобовухой.
На перекрестке в него кто-то врезался. Приступ стал отступать. Доехала до отца.
Боже, как Даша любит этого человека! Его прикосновения всегда были как лекарство.
– Данечка, Данюша, Дашундия… Спи, Дашендо́ра, спи, моя кровь. Ни о чем не думай. Всё пройдет. Перемелется, мука будет. Тч-ч-ч-чь. Тч-ч-ч-чь. Тч-ч-ч-чь. Ты всё перемелешь. Славная Дашендора. Вечный боритель. Мой лучший проект…
А потом она проснулась. Папа сделал чай. Посидели, выпили. Положила голову ему на колени. И он снова гладил по голове. Но нужно было ехать, ведь скоро мог появиться Андрей, а после произошедшего Даша с ним теперь точно встречаться не хотела, даже случайно. В этот раз от отца уезжала надолго, поэтому под завязку забила машину вещами. Взяла почти всё, только вечерние платья оставила. Они ей сейчас точно не понадобятся.
Вернулась домой и тут же приняла две таблетки. Они уже давно были на Ходынке, у отца не осталось. Постепенно начинали болеть колени.
18. День двадцать второй. Понедельник, двадцать шестое декабря
С утра оба сустава всё же скрутило. Даша вздохнула. Дело было плохо. Пришлось добавить второе лекарство и одеть наколенники. С постоянными притязаниями шефа к ее телу, надо было еще постараться выбрать такую одежду, чтобы их скрыть. Даша не хотела, чтобы он увидел. Чего доброго, еще жалеть начнет. Нет, спасибо, обойдется. Да, она больная. Но в жалости ни в чьей не нуждается.
Черные плотные штаны-шаровары справились с задачей. Под эти брюки всегда шла шелковая рубашка на пуговицах под самое горло. Вот и хорошо. Чем меньше будет видно ее тела, тем меньше вероятность, что у него возникнет желание. Оделась. Краситься не стала. Пусть, бледная, да пофиг. Она – больная. Всё равно подохнет. Какая разница, со стрелками или без.
На работу пришли одновременно с Романом. Ехали в одном лифте. Он опять смотрел. И молчал. Дошли. Даша шла первая, он за ней. Вытащила ключи, открыла дверь, разошлись по своим углам. Но он не стал закрываться. В последнее время всегда держал двери открытыми. Вскоре зазвонила АТС. На часах ровно девять. Кто это такой ранний? Послышался голос секретаря бигбосса. Верховное божество просит их обоих зайти. Встала. Дошла до кабинетного проема.
– К господину Моргунову вызывают.
Бровью повел.
– Обоих.
Обе к центру сместились. Совсем. Красивые. С широкими головками и заостряющимися кончиками. Но не по-бабски, а как-то мужественно. Всё в нем мужественно.
Встал, подошел к ней. Даша не стала ждать, пока что-то скажет или сделает. Просто направилась к лифту. И он опять шел за ней.
Пока поднимались, всё же сказал:
– Даша, не отвечай ему ничего. Я сам всё скажу.
Она и не ответила. Ему. Роману.
Дошли до кабинета. Роскошный, как президентский номер в отеле семь звезд. Впервые увидела верховного так близко. В возрасте, но еще вполне в соку. Волосы с проседью, на лице небольшие морщины. Смотрит уверенно, даже как-то чрезмерно спокойно. Как будто на препаратах сидит успокоительных. Но легкий огонек интереса всё же выдает, что всё это только роль. Да, таких Даша навидалась вдоволь. Крайне опасный субъект, скрывающийся под маской… как бы выразиться точнее… смеси из сытой удовлетворенности и почетного христианства. Благочестие, в общем. Хрень собачья. Небось главный развратник в этой псарне. Именно такие обычно больше всех остальных и отжигают на афтерпати.
Но он быстро перешел к такой теме, которую Даша проигнорировать не смогла: стал предлагать должность. Практически прямым текстом. Она должна была уцепиться за этот шанс уйти от Романа так официально и красиво. Хоть как-то реанимировать свое окончательно погибшее достоинство. В сказках же так пишут: побрызгал сначала мертвой водой, а потом живой, вот мо́лодец и сбросил с себя оковы смерти. Вдруг у Даши с достоинством пройдет тот же номер?
Но Роман опять напомнил, что все ее схемы абсолютно не применимы к нему. Разрушитель мифов Дарьи Черновой. О каком еще достоинстве она вдруг вспомнила, когда всего лишь его трофей? А ими не делятся. Даже с верховными божествами. Нет, он никогда не оставит ее в покое… Даша может только сама уйти от него. И то не факт, что это подействует. Роман не отпустит пока не захочет. История их взаимоотношений будет иметь только один конец, тот самый, которого она так фанатично и пытается избежать: он будет держать ее возле себя столько, сколько захочет. А потом выбросит. Но только тогда, когда придет время. А это, конечно же, решать только господину Чернышеву.
Поставив бигбосса на положенное ему место, видимо, только эти двое и знали, какое именно, Роман потащил Дашу к себе в логово. Дико заболели колени. Она еле шла, пока не оказалась у него на руках. Донес. И практически сразу перешел к активным действиям. Но Даша ничего не помнит. Как только он подлетел к ней и схватил за плечи, новый приступ подружки-ярости стал поглощать ее сознание. Всё как вчера:
Помутнение, затемнение, теплая волна сверху вниз. Даша отбросила его руки и направилась к выходу из кабинета. Ей надо срочно убираться отсюда, пока она его не…
Но Роман схватил и оторвал от пола. А потом повалил ее на диван. В измученном теле Даши, доведенном почти до крайности всеми переживаниями последних недель, вдруг опять откуда-то взялось столько сил, что она отбивалась почти на равных с мужчиной. Но всё же интуитивно не так, как вчера с Андреем. Значит, сознание частично работало. Грани Даша не переходила, не хотела его изувечить. И он вдруг остановился. И она. Будто взрыв прогремел, а после, как только дым рассеялся, ничего не осталось, кроме тишины. И тогда Роман ее обнял. Так любовно, как еще никогда не обнимал. Тихо простонал, прижался лицом к коленям, погладил по ногам. Руки его дрожали. Вдруг напрягся. Даша сразу поняла, почему. Наколенники почувствовал. Собрал штанины, убедился, что не ошибся и простонал еще. Только на этот раз раненным зверем. Выпрямился, схватился за голову. Даша выбежала. А потом раненный зверь ранил себя в реальности…
Когда дверь была окончательно разбита, из кабинета вышла его жена. Она остановилась и посмотрела. Долго, изучающе. Потом ушла. И Даша вышла из оцепенения всех последних дней. Или приступ ярости помог снова включиться, или просто настал момент, но она впервые за все эти недели почувствовала и себя причастной ко всем тем безобразиям, которые происходили между ними с Романом. В конце концов, она тоже его провоцировала. Но думала только о себе, не допуская и мысли о том, что в нем тоже может быть что-то человеческое – чувства, эмоции. Но произошедшее то́лько что свидетельствовало об обра́тном. Роман был на грани, как и она сама. Не важно если причиной было лишь вожделение. Его одного хватило для того, чтобы он начал себя разрушать, как это делала Даша. А она любила этого человека, и не хотела, чтобы он разрушал себя. Даже несмотря на то, что сама на глазах разрушалась от этой любви. Он ведь не виноват в том, что Даша больна. Никто не виноват. Судьба-злодейка. Даша привыкла. А вот то, что происходило с Романом, очевидно, выходило за рамки. Он к такому подготовлен не был. И в Даше поднялась волна сочувствия. Она взяла аптечку и пошла к нему.
То, что произошло между ними, пока она перевязывала его руку, было невозможно описать словами. Таинство. Такое могут почувствовать только двое. И осознать, что происходит. Точно понять, без сомнений, просто познать это. В такие моменты для сомнений не остается места.
Он поцеловал. Трепетно. Это была любовь. Не такая, наверное, какую испытывала Даша. Человек напротив на подобное чувство способен не был. Но это определенно была любовь. Его, Романа Чернышева, такая, как он умел. Даша знала, что это у него впервые. Видела. Верила. Чувствовала. И, стоило ему лишь раз попросить, сразу простила его. Потому что он сделал это искренне.
19. День двадцать третий. Вторник, двадцать седьмое декабря
Комбинированный прием препаратов стал оказывать действие почти сразу. Или после вчерашнего Даша немного выдохнула? Но во вторник с утра колени болели значительно меньше. Она будет продолжать носить наколенники еще неделю, а, может, и две. Они помогут притупить боль. Поэтому форма одежды на ближайшие дни – ее шаровары. А вот верх Даша будет менять. Она хочет нравиться ему. Да, пусть, глупо. Пусть люди над ней смеются. Но она хочет. И постарается. Будет гнаться за синей птицей. За мечтой. Несбыточной, и оттого такой больной. Но какая может быть мечта у больной женщины? Такая же, как и она сама. Тоже больная. Подобное – к подобному.
Даша долго раздумывала, что надеть. И решила всё же остановиться на черном. Светлые оттенки сейчас будут только сильнее подчеркивать ее бледность. А черный, что ж, чтобы он не превратился в похоронный, она кое-что добавит. Всё ведь в руках человеческих! Пока он жив и борется за жизнь и своё счастье – всё в его руках. И Даша достала своё любимое золотое ожерелье.
Подарок Ксавье. У него отличный вкус, в том ему было не отказать. Даша редко совпадала с французами, но Ксав был одним из исключений. Наверное, поэтому он ее и добился. Даша всегда была эстетом до мозга костей и не смогла устоять. Ведь ей сильно не доставало огня в их отношениях, но он взял ее на понт: эстетический. И вот теперь от Ксава осталось всего несколько подарков. Колье девятьсот пятидесятой пробы было ее любимое. Даша пыталась вернуть ему все вещи при расставании, но он категорически воспротивился. Сказал, что это дурной тон, чем удивил еще сильнее: французы в большинстве своем были очень бережливы, и Даша не сомневалась в том, что ее любовник не будет исключением. Она не предложила бы русскому мужчине забрать его подарки. Большинство из них на такой выпад просто обиделось бы. Дурья русская душа необъятных размеров не в состоянии вместить в себя понимание того, как можно взять обратно то, что было подарено по зову сердца определенному человеку при вполне конкретных обстоятельствах. Забирать, чтобы потом подарить это кому-то другому, обычно кажется недалеким русским людям каким-то кощунством. Только себя уронить! Не всегда, конечно, и русские мужчины встречаются разные, но всё же как явление в России это не существует. Зато в Европе чаще всего чем-то постыдным такой поступок не считается. Даже наоборот, большинство посчитает крайне непрактичным не забрать дорогие подарки у женщин, с которыми они расходятся. Это как оставить свои вещи квартирной хозяйке при переезде на другую жилплощадь. Кстати, Даша с таким явлением не сталкивалась нигде, кроме России. Здесь это практикуется и даже не особенно редко. А вот в Европе невозможно. Сумасбродство? Нет, тут покрепче выражение. Скорее, проблемы с головой, требующие врачебного вмешательства. Вот и с подарками практически так же. Именно поэтому, зная особенности французов, она предложила своему мужчине при их расставании забрать всё, что он ей дарил. Тем более, что подарки эти были до чрезвычайности дорогие. Но Ксав показал себя более русским, чем Даша могла ожидать. Правда, он неприлично богат, может быть, именно это и явилось одним из факторов. И всё же она считала, что первопричиной был его характер. Просто он был щедр. Возможно, лишь с ней. Ему нравилось, что Даша никогда ничего не просила. Это давало ему стимул.
Всё утро вспоминала о Ксаве. Вот какую роль иногда могут сыграть подарки: человека уже давно нет в твоей жизни, а он продолжает дотягиваться до тебя каждый раз, как только ты берешь в руки его вещь. Интеллектуалам-бережунам такой примитивной истины не постичь, она им без надобности. Зачем оставаться в сердце человека, которого больше нет в их жизни? И правда, какие глупости… Загадочная русская душа! Нет, им никогда ее не постичь. Слишком разные системы координат.
Вспомнила о Романе. А кто о́н? Русский? Или больше похож на европейца? Скорее, второе. Даше казалось, что этот человек гораздо больший прагматик, чем Ксав, тот как раз больше походил на русского. В Романе слишком много эгоизма и жёсткости, что делает его почти иностранцем. По крайней мере, широты души Даша в нем не усматривает. И вообще сомневается, есть ли у него душа. Если только в возрасте пожилой дамы, к тридцати шести годам уже состарившейся до восьмидесяти.
И всё же Даша влюбилась именно в этого бездушного мужчину. Вредно и нелогично. Но где она логика в любви? Все ее мужчины были так далеки от того образа, который она хотела бы видеть рядом с собой, но что с этим поделаешь? Даша всегда западала не та тех. Даже Ксав был вредный, что уж было говорить о Подколзине или тем более Романе Чернышеве… Даша не за ду́шу его полюбила, наоборот, за отсутствие оной. Он ведь ее Мефистофель, значит, такова ее доля, сгореть в этом пламени. Зато она будет чувствовать то, что ни с чем нельзя сравнить. Пусть лишь момент во Вселенной, но ее, Дашин. А дальше… Всё равно один фатум. Только он за нитки дёргает.
Накрасилась. Дрожащей рукой, но сделала-таки еще один шаг по направлению к обрыву, с которого так отчетливо просматривалась лава. Там, внизу, куда она собиралась прыгнуть. Прямо в своих наколенниках…
Когда Роман вошел и увидел ее, ему и одного взгляда хватило для того, чтобы понять, что она уже прыгнула. Дашу затрясло от предвкушения своей неминуемой смерти. А потом он позвал ее в переговорную. И там она вспомнила о своих утренних размышлениях… Нет, этот человек определенно обладал сверхъестественными способностями! Он считывал ее даже на расстоянии! Как возможно? Именно сегодня, когда Даша подумала о русской душе, неспособной когда-нибудь поселиться в этом мужчине, Роман тут же опять разрушил все ее представления о нем до самого основания. Нет, Даша никогда не сможет прочитать эту книгу. А вот он ее читает, будто она детский букварь. Удивительно. Даша никогда не считала себя настолько легкоусвояемым чтивом.
И вот между ними снова произошло таинство. Как вчера. Он тоже включился. Нет, без сомнений, не одна Даша сегодня так нервничала. Вибрировали оба. Причем так сильно, что, казалось, вот-вот разразится землетрясение. Удивительное чувство. Любовь-злодейка.
20. День двадцать четвертый. Среда, двадцать восьмое декабря
Когда во второй половине дня он возник на пороге, Даша сразу прочитала его мысли: в отцы ро́дные набивается. Недоволен. Что непослушная. Не поела, указание не выполнила. Но ей отчего-то стало неловко. Будто она, и правда, сделала что-то нехорошее… Поставил перед фактом: они вместе летят в Мурманск и сейчас едут обедать. То есть как вместе? Это он тогда не шутил? В кабинете у достопочтенного христианина? Серьезно считает, что она в опасности? Неужели думает, что если Даша уступила ему́, то теперь так будет со всеми? Вот же дурак! Да она руки на себя наложит, но никого до себя не допустит! Беспокоится. Какой же слепец…
А, может, Даша действительно нужна ему в Мурманске? Бред. Она прекрасно знает, ей там делать нечего. Нет, от верховного увезти хочет, причина одна. И что она чувствует? Это определенно приятно. Очень. Какая ласкающая лава! Гранд-отель де Терм! (прим.: один из лучших СПА-отелей Франции).
А домой заехать? Что ж, это не проблема. Она с удовольствием познакомит отца номер один с новым наклёвывающимся папочкой. Пусть совместно обсудят ее рацион. А про Ходынку Роман не узнает. Папа номер один не поставит в известность новоиспеченного.
Обед прошел сумбурно. Она просто ела. Впервые Даша чувствовала себя спокойно в его присутствии. Потому что впервые он не был занят ею…
Когда доехали до дома, поднялась буквально на пять минут, не более. Там стянула с себя наколенники, бросила в сумку, надела длинную шубу – в Мурманске холодно, в этой она замерзнет, а черная канадская норка была теплее и с объемным воротником. В него можно было укутывать голову как в капор. Это был еще один подарок Ксава. Преподнес, когда она согласилась попробовать забеременеть. Знал бы тогда, насколько это бесперспективно…
Даша ни у кого не видела такой шубы. Она была великолепна. И вот сейчас как раз сослужит ей службу. Шапку тащить не придется. Даша никогда не любила брать с собой в командировки много вещей. Только минимум. Переложила таблетки из кармана коричневой шубы, у отца всё равно нет запаса. Надо купить, а то жизнь – как пороховая бочка, никогда не знаешь, что произойдет в следующую минуту. И переодела свитер. Надела темно-синюю шерсть. Сверху – пиджак с плоскими карманами. Такой же, темно-синий, со слегка приподнятыми плечами. Нет, не такими, как сейчас модно, торчащими вверх как подагрические наросты. Ужасная безвкусица. У Даши он был элегантный, со сглаженными линиями, лёгкой баской. Красивый, ее любимый. Она его не забрала, потому что хотела сдать в чистку – здесь, в соседней подворотне. Там – проверенные люди, точно не испортят. Этот пиджак Даша никогда не отдаст. Классный. Что ж, не такой уж он и безобразный. После Мурманска обновит. А шаровары теперь ее униформа. Это надолго. Только надо термобелье пододеть. Заполярье – это всё же не Москва.
Сейчас она поедет к Роману домой. Предупредил. Перед фа́ком поставил. То есть перед фактом, оговорочка вышла. Ехала как на экзекуцию. Волновалась, будто перед соревнованиями. Хотя нет, она и перед стартами никогда так не волновалась. Такое впервые стала испытывать только с Романом.
В лифте он проинформировал, что попробует не приставать. В висках застучало еще сильнее… Ага, как же… Попробует он. Знает Даша, чего стоят его обещания. Пустые…
А потом всё пошло не так. Она зашла в зону отчуждения: ту часть его жизни, которая была сокровенной и ни для чьих глаз не предназначалась. Он ей живо указал на ее место, тем самым разом перечеркнув все романтические потуги последних дней. Даша знала, что значила такая реакция мужчин, она уже сталкивалась с ней ранее. Это была демонстрация того, что женщине никогда не стоит брать на себя слишком многого. Она не должна забывать, что лишь его сопровождение. Даже если уже жена, даже если у них пятеро детей. Женщина – лишь временный объект в жизни такого мужчины, она при нем ровно до того момента, пока его устраивает. А это может закончиться в любую секунду, поэтому ни Даша, ни кто-нибудь еще никогда не должны лезть к нему в душу. У них иное предназначение. Они рядом лишь для удовольствий и обслуживания, а всё серьезное, мужское – только его, и никого другого не касается. Широкая русская душа снова сиганула вниз с утеса. Но не разбилась, потому что до земли долетела только лёгонькая душонка. Перышком на поверхность опустилась. Прагматичным европейским перышком.
И Даша снова опустела. Только на этот раз уже окончательно. Теперь пустоту уже даже не предваряли душевные терзания. Нет, она просто поняла, что не ошибалась в мужчине напротив. Вчера она подумала, что никогда не сможет предугадать его действий, и сделала из этого неправильный вывод: что не может его прочитать. Это было ложное умозаключение. Предсказать его действия, действительно, было невозможно, никто не мог, не одна она была такая, но вот прочитала она его сразу же. С самого первого взгляда, тогда, в понедельник, стоило ей впервые зайти к нему в кабинет. Этот мужчина был не для нее, каким бы притягательным он не казался. У них разные ценности, разное отношение к жизни, и, если Даша всё же решит остаться, он ее этим отношением раздавит. Потому что Роман всё же ее подавляет. Но Дарья Чернова не сможет жить, если потеряет себя, утратит систему ценностей. Поэтому ответ стал очевидным: всё, что ей казалось в последние дни – ею выдумано. Это – миф. А реальность осталась прежней: после завершения действия ее временного контракта она уйдет. И Роман с Дашей больше никогда не встретятся. Потому что они – перпендикулярны.
Всё же у людей в целом плохо с геометрией. Пытаясь выразить, насколько двое могут не подходить друг другу, обычно все используют два термина: параллельные – то есть никогда не находящие точек соприкосновения, или противоположные, то есть развернутые друг от друга на сто восемьдесят градусов. Как же вы, люди, ошибаетесь! Быть параллельными – не драма. Можно лежать на одной плоскости, отставая друг от друга лишь на метр, и всю жизнь двигаться рядом, даже, возможно, держась за руки. Ну или хотя бы смотря друг другу в глаза. Да, так и не сойтись ни в одной точке, но ведь каждый человек –индивидуален, даже самые близкие люди почти никогда не сходятся. Но при это́м так двое имеют возможность прожить жизнь совме́стно, бок о бок. Да и противополо́жности, как говорят, притягиваются. Существуют законы физики, благодаря которым даже два конца одной прямой, бегущие в разные стороны, когда-то теоретически могут сойтись. Минус на минус ведь в итоге дает плюс! Если теорема двух концов одной прямой еще не доказана, то это не значит, что концы эти перестают быть той самой пресловутой одной прямой! Они всё равно когда-то упрутся друг в друга. Закольцуются.
Самое же страшное, когда люди так сильно похожи, что представляют из себя почти одно и тоже, за одним только исключением: их представления о жизни притом разнятся настолько, что двое эти двигаются перпендикулярно. Ничего нет ужаснее, чем сойтись с почти полным подобием себя в точке пространства, но только один раз. Чтобы после этого начать пожизненное друг от друга отдаление по такой траектории, которая гарантирует, что сойтись второй раз им точно не суждено. В этот вечер Даша вышла из этой точки.
Утро лишь дало подтверждение тому, что она права. Роман тоже стартовал от той же отсечки. Степень их отчужденности друг от друга просто зашкаливала. Они оба всё поняли.
Так началась их вторая совместная командировка. Снова молчаливая, как и первая. Только в этот раз молчание было уже совсем другого рода.