Анна Кимова
Романолуние
Звук усмешки. И снова голос. Грустный голос:
– Пока… Ты мне об этом с первого дня напоминаешь. Что всё это временно. Сделала из меня неврастеника. Всё это последствия… твоего поведения.
– Сядьте.
Он сел. Даша смочила вату перекисью и принялась промакивать рану. Его рука была горячая. Особенно это чувствовалось на фоне контраста с ее рукой – холодной, синюшной, почти прозрачной. Костяшки его были сбиты, и Даша долго делала свое дело.
– Сильно разбили.
– Ты мое сердце разбила. Пофиг на руку.
Посмотрела в глаза. Не смогла не посмотреть. Взгляд его был грустный, такой же, как и голос в начале их разговора. Но сейчас Даше показалось, что в последней реплике промелькнула ирония.
– Роман Сергеевич, вы когда-нибудь бываете серьезным?
Смотрит также грустно. А голос выдает ноту озорства.
– Я всегда серьезный. Особенно сейчас. Что, не видно?
Даша взяла антисептик. Залила руку.
– Давайте перебинтую. Под пластырем не будет дышать.
– Тогда клей пластырь. Я как тебя встретил – весь не дышу. Зачем для руки делать исключение?
Сердце на миг замерло, пока Даша не поняла, что это, наверное, опять была ирония. И не смогла поднять глаз. Ведь для нее всё происходящее было серьезней некуда. Сейчас она просто не выдержала бы его усмешки.
– Обалдуй вы, Роман Сер…
Он поцеловал. Нежно. Неглубоко. И, как ей показалось, довольно долго. На порыв это точно не походило. Но, конечно, хотелось бы подольше…
Отстранился. Снова голос:
– Ты бинтуй, а не разговаривай. Даша.
И она бинтовала. Вдруг опять:
– Блузку не порвал?
– Так, пару пуговиц чуть не оторвали. Но крепко пришиты. Висят.
Тихий вздох. Снова голос:
– А я, оказывается, животное…
А потом молчание.
Когда она уже завязывала бинт на узел, Роман спросил:
– Даша, тебе больно было сегодня. Пока я тебя… тащил в общем. У тебя колени болят? Почему?
Она не знала, как сказать. Да и говорить ли? Но всё же ответила:
– Да. У меня это периодически. Когда устаю. И когда нервы.
Молчание. А потом голос, такой нежный, слегка вибрирующий на низах. Так он еще никогда с ней не говорил:
– Прости меня за всё. Очень хочу, чтобы ты меня простила. И иди давай. Работы много. Рука до свадьбы заживет.
– Вы женаты.
– Осталось недолго.
И она опять взглянула на него. Роман смотрел серьезно и… задумчиво. Но момент не продлился долго. Стуком в дверь их прервал Виталий Летучий.
– Доброе утро, Роман Сергеевич! Дарья Игоревна… Можно?
Но Роман всё еще смотрел на нее.
– Идите, Даша.
Она ушла к себе. Села за стол. Внутри все клокотало, но Даша непроизвольно улыбнулась. Из открытых дверей кабинета был слышен разговор двух мужчин.
– Проходи. Слушаю. Оставь открытой.
– Мне сейчас сорока на хвосте принесла, что сегодня утром Пал Петрович от вас в небольшом шоке.
– Да насрать. Пусть. Ему это полезно для разнообразия. Чтобы форму не терять. А то вокруг одни лизоблюды. Что ты на меня так смотришь? Пусть попробует уволить! Я тогда этот отдел с корнями из СевМоря вырву, перееду на соседнюю улицу, положу на асфальт и пущу их самостоятельно.
– А что с рукой?
– Бандитская пуля. Даша называется. Давай по Уренгою…
Даша вздохнула и приложила руку к лицу. Ну вот как ей теперь быть? Почему каждый раз, когда она уже готова его возненавидеть, а, значит, встать на путь выздоровления, да, пусть тернистый путь, да пусть долгий, но всё же… Почему каждый раз он делает что-то, снова дающее ей надежду? Ну как теперь злиться на него? Как ненавидеть? Если она любит его так безумно, так страшно! Если подыхает от этой больной любви прямо здесь, на этом самом месте! И как его не любить? Со всей его страстью, непредсказуемостью, грубостью на грани с жестокостью и одновременно такой усыпляющей бдительность нежностью? Неординарного, безбашенного, грозного и такого близкого по духу. Такого, как она сама, только в десятой степени безумия. Бесстрашного. Раскидывающего всех вокруг, как только что проснувшийся медведь-шатун. И того, кто никого к ней, Даше, близко не подпускает. Как же это всё же… приятно.
Нет, он не даст ей уйти. А хочет ли она уходить, если ответить честно?
Да и сможет ли?
27.
– Это их тренер. Людмила Борисовна Шпигель. Умерла в прошлом году.
– Я так понимаю двадцать пятого декабря?
– Да.
– Значит, этот гаденыш не дал ей годовщину смерти памятью почтить… Она же до могилы так и не дошла?
– Да. Часа два пробыла у отца, потом уехала к себе на Ходынку. В следующий раз вышла из квартиры уже на работу.
– Ясно. Что-то новое по нему?
– Нет. Вашей занимался. Карту ее раздобыть удалось, много времени на разбор полетов ушло. Но не через школу. В поликлинике базу хакнули. И там всё очень запутано. В общем, я не буду вдаваться в подробности, думаю, вам они тоже ни о чем не скажут, вы же, как и я, не врач. Много терминов, куча диагнозов, таблеток и других назначений, но я попробую обобщить: как понял из материалов, никто не знает точно, что с ней. Рано обнаружили артрит. В детском возрасте еще, но во взрослой карте данных, когда именно, нет. Не поверите, вот сколько врачей, столько и диагнозов! Кто-то мышечные проблемы ставит, кто-то костно-хрящевые, кто-то гормональные. Пару раз аутоиммунные даже. Знаете что это?
– Нет.
– Проверил. Это когда организм видит болезнь, которой нет, и вырабатывает антитела для борьбы с ней. Сам себя пожирать начинает. Так вот там несколько таких диагнозов в карте ставились разными врачами. Но одного более-менее повторяющегося нет. Кроме артрита. То есть у нее разрушается межхрящевая ткань, но отчего никто понять не может. Просто негативная динамика по артриту. Последние анализы, что были в карте ее поликлиники, датированы пятью годами раньше, возраст – двадцать один год. У нее артроз колена, стопы́ и кисти первой степени. Это следующая стадия после артрита. И артритные изменения во втором колене. Свеже́е информации не нашел. По жалобам даже страшно стало, когда читал. Простите, но как-то раньше о таком не задумывался, а тут вот, когда столкнулся… И это молодая девочка, просто жесть… Врагу не пожелаешь. Утренние боли во всём теле. Везде буквально: в шее, груди, пояснице, руках и ногах. Но блуждающие. Сегодня есть – завтра нет. Иногда месяцами всё болит, иногда на месяцы отпускает. Жжение, зуд, и боль во всех мышцах. Описывает, что во время атаки буквально нельзя к коже прикоснуться. Там вообще-то текст сухой везде, врачебный, но я это в одном месте нашел: в листе приема психиатра частной конторы. Он отдельно был к карте добавлен ревматологом. Ее там на предмет болей обследовали, думали, может, от мозгов блокада идет. Пишут так: с утра буквально не может встать с постели. Начинает через не могу разминаться, только тогда скованность постепенно проходит. В течение дня иногда нормально, иногда всё равно болит. Динамика хуже на фоне стрессов и нервяка́. Ну и в суставах боли. В коленных, кистевых и на правой стопе, где артроз. Иногда, когда сильно прихватывает, появляется легкая хромота. Больше ничего найти не удалось. Других жалоб нет.
– А по гинекологии?
– Не знаю, по линии женской консультации еще не проверял. Сделаю.
Роман обалдел от услышанного. Вот, оказывается, какой жизнью живет Даша? А он еще считал, что это ему не повезло с головными болями… Он ехал на работу из Администрации и думал о вчерашнем дне. Его женщина. Она всё же сильно больна. И страдает. Сколько же мучений выпало на ее хрупкие плечи? Он вспомнил:
– Да. У меня это периодически. Когда устаю. И когда нервы.
И потом:
– Динамика хуже на фоне стрессов и нервяка. Иногда, когда сильно прихватывает, появляется легкая хромота.
И вот это:
– Хочу тебя расстроить. Она – больная девочка. Там сложное заболевание. Но вроде бы рано выяснили, вовремя лечить начали, так что прогноз был оптимистический. А как сейчас – не знаю.
А как сейчас? Если уже к двадцати одному году у нее развился артроз? Роман прекрасно знал, что это такое. Его отец мучился от этой болезни все последние годы жизни. Но ему было семьдесят четыре!
В поликлинике нашлись только давние данные о Даше, значит, она проходила обследование в каком-то частном центре. И результаты ее не порадовали. Выходит, сейчас ей стало еще хуже?
Роман вспомнил, как вчера она хромала. Ей нельзя нервничать. А на что все последние недели стала похожа ее жизнь? Боже, почему же он раньше всё не выяснил, возможно, события развивались бы иначе? Он же самолично руку приложил к тому, что у Даши теперь опять всё болит! А Роман-то еще удивлялся, почему она на его притязания не отвечала! О каком сексе можно думать, если она в таком состоянии? Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким виноватым. Директор спецотдела порывисто вздохнул и покачал головой.
– Роман Сергеевич, что-то случилось?
– Ой, Саша, и не спрашивай. Столько всего случилось, что ни в сказке сказать, ни пером описать…
Помолчали.
– Давай-ка, знаешь что? Вези меня к тете Клаве. Хотя… Нет. Смутится еще… моя девочка… Позже. Давай в «Потемкина» меня вези. Я ее лучше покормлю. А то она у меня совсем отощала.
Всё утро Даша висела на трубке, согласовывая программу мурманских мероприятий. До командировки Романа Сергеевича оставалось два дня. Его всё еще не было, с самого утра он уехал с отчетом в Администрацию Президента. Появился лишь к обеду в сопровождении Саши, водителя. Тот несколько раз заходил в приемную, и Даша немного с ним пообщалась. Он оказался прекрасным парнем, что было вполне предсказуемо: хорошие ребята чаще встречались на земле. Небесные же обитатели обычно не вызывали в Даше уважения. Оттого она и вела себя с сильными мира сего именно так: не привыкла скрывать своих чувств и никогда не испытывала страха, поэтому не боялась демонстрировать им свое презрение, если они того заслуживали.
– Добрый день, Дарья Игоревна!
Это был Саша.
– Здравствуйте.
Роман застыл в проходе, слегка улыбаясь. Ждал, пока они наговорятся. Наздороваются, в смысле. Никогда не любил, чтобы его перебивали, поэтому просто ожидал своей очереди. Она сегодня опять была красивая. Волосы распустила. Стрелки нарисовала. Роман моргнул и улыбнулся шире. Это был хороший знак…
– Привет, Даша.
Снизу вверх посмотрела и тут же взгляд опустила. Ему даже показалось, что немного покраснела. Но что смущена, это точно. Очень хороший знак!
– Здравствуйте, Роман Сергеевич.
Постоял немного. Отодрал подошвы от пола, прошел в кабинет.
– В переговорную всё неси.
– Спасибо, дальше я сам.
Саша немного улыбнулся.
– До свиданья, Роман Сергеевич.
Даша так разволновалась, что налилась краской. Она долго думала, делать это или нет… Ведь еще свежо было в памяти воспоминание о том, чем закончился последний ее подобный порыв…
Сейчас она не могла себе позволить какой-то особой одежды, пройдет еще неделя, а то и две, пока боли отступят на фоне лекарств. А до того придется ходить в наколенниках. Поэтому штаны надела те же, только блузку сменила на черный свитер с высоким горлом. И набросила сверху свою любимую цацку: роскошную золотую цепь с вольными концами и регулятором хода по середине, инкрустированным небольшим эмалированным панно. Закрепила его маленькой булавкой на одном плече. Получилась прекрасная асимметрия, придающая стиля вполне рядовому образу.
После долгих раздумий, всё же решилась: распустила волосы и накрасила глаза. Обратит внимание? Отреагирует? Или нет… Тогда будет… больно.
Но он заметил. И так посмотрел, что дух захватило. Сморгнул; еще; и разулыбался как тот самый кот, только вдоволь наевшийся сметаны. Даша еле протолкнула нервный глоток и уткнулась глазами в стол. Не могла на него смотреть. Стало даже как-то… почти стыдно… За свое такое легко считываемое желание ему понравиться. Сердце билось и билось. Она даже не смогла себя заставить ответить на звонок. АТС всё журчала, а Даша пыталась справиться со своим дыханием.
Роман решил лишний раз не смущать свою зазнобу и просто крикнул:
– Даша, зайди, пожалуйста, в переговорную.
Послышались шаги. Вот и она на пороге. Осмотрелась. Удивлена.
– Мне не нравится, что ты не ходишь обедать. Но если Магомед не идет к горе, то кто-то когда-то может притащить гору к Магомеду. Садись и ешь, звонки подождут. У тебя обед.
Она смотрела на него широко распахнутыми глазами. Роман сейчас думал о том, какие они были огромные. Особенно это было заметно на худом бледном лице. Наконец, Даша сказала:
– А вы?
– Хочешь, чтобы мы вместе пообедали?
Ёлки зеленые… Опять он ее смутил… Теперь вот точно покраснела и снова в пол уткнулась. Придется как-то расхлебывать…
Роман подошел и взял ее за руку. Подвел к столу, усадил на стул. Сел на корточки рядом и сказал:
– Я бы от такого не отказался. Только тебя смущать не хочу. Боюсь, что опять испугаешься… что приставать буду.
Даша сильно волновалась. Не могла смотреть ему в лицо.
– Так не приставайте.
– И не собирался.
Она, наконец, подняла взгляд. Роман добавил:
– Пообедаем вместе?
Даша кивнула. Тогда он сказал:
– Хорошо.
Выпрямился, подошел к соседнему стулу и сел.
– Ты сегодня очень красивая. Делай так почаще, пожалуйста.
Сердце Даши изошлось стуком.
Вечером Роман не раз перебирал в памяти их совместный обед. Он волновался ну просто как мальчишка. А Даша смущалась. Как девочка. И когда это они только успели превратиться в детей?
Он смотрел на нее и думал о том, как она ему нравится. В любом состоянии: ненакрашенная, бледная, измученная. С пересохшими от мороза или страсти губами. С синяками под глазами и ортопедическими наколенниками. Даша нравилась ему всегда.
Его женщина умела быть обольстительной, Роман несколько раз успел в этом убедиться. Но по большей части в период их знакомства она старалась не привлекать к себе его внимания, он кожей считывал это желание Даши скрыть свою красоту под покровом простой одежды. Тем не менее ей это никогда не удавалось. Даже когда она выбирала строгую до выхолощенности одежду, Роман всегда угадывал в ней какую-то отличительную особенность. Если это было простое платье – то оно всегда имело изысканный крой, идеально подчеркивало то, что нужно было подчеркнуть, а чаще всего еще отличалось особой тканью. Если это были блузки, свитера, пиджаки – то Даша играла с цветами, текстурами и фасонами. Ничего лишнего, но всё всегда попадало в точку. Она почти не использовала украшений. Но, видимо, из тех же соображений: не хотела лишний раз привлекать к себе его взгляд. Ведь те несколько вещей, что Роман на ней видел, немедленно заставляли его обратить на них внимание.
Он невольно сравнил ее со своими женщинами. Первой на ум пришла Софья. Его жена всегда роскошно одевалась. Ярко, броско, вызывающе здорово. Роману она за это когда-то очень понравилась. Даша была иная. Строгая в одежде, но убивающая наповал. Потому что сражала любого мужчину и без спецэффектов. Она сама им была.
Вот и сегодня, стоило ей всего лишь подвести глаза и распустить волосы, как Роман весь обед, не таясь, пялился. А цепочка, закрепленная в районе плеча, так и приглашала его подойти и дотронуться до той самой впадины, выше ключицы. Как же Даша умела расставить акценты! Роман никогда раньше не видел, чтобы кто-то так живописно использовал украшения.
Они не разговаривали. Просто ели и смотрели друг на друга, будто знакомясь заново. Даша съела почти всё, что он для нее заказал. Аппетит – признак здоровья. Он будет ее кормить, чтобы только его девочка выздоровела.
Когда закончили, Роман спросил:
– Я угадал с едой?
Даша кивнула:
– Да, спасибо. Всё было очень вкусно.
– Я рад. Но давай так: чтобы мне больше не приходилось угадывать, просто заказывай сама, что ты хочешь. Из любого ресторана. Если в буфет не спускаешься. Картой отдела оплачивай. Но я хочу, чтобы ты обедала. Договорились?
– Элеоноре Андреевне это не понравится.
– Элла уже всё поняла. Все поняли, Даша. Так что ты зря.
Опять смотрит в пол. Кивнула. Он сказал:
– Хорошо.
– А вы?
– А что я? Я без еды привык. Но если захочешь компании – всегда составлю. Лишь бы ты ела.
Подняла глаза. Смотрит внимательно. Непонимание во взгляде. А у него в желудке опять всё скручивается.
– Зачем вы это делаете, Роман Сергеевич?
– Что именно? Пытаюсь быть милым?
– Если хотите, называйте это так.
– Ты же пока мой ассистент. Ты нужна мне здоровой, Даша.
– А если нет?
– Если нет что́?
– Если не буду здоровой?
– Значит, будем лечить. Где же я еще такого ассистента раздобуду?
Позже вечером позвонил разведчик.
– Есть вероятность, что она бесплодна, Роман Сергеевич.
– Знаю. Что-то еще?
– В консультации с девятнадцати лет наблюдаться стала. Тогда зафиксировали последствия гонореи. Из записей понял, что бессимптомно болела и поздно узнала. Значит, заразилась намного раньше. В общем, когда болезнь нашли, уже были осложнения. Лечилась. Долго, несколько месяцев. После этого информации мало. Последняя запись, правда, свежая. Полтора месяца назад. Сдавала расширенный анализ гормонов и на половые болезни. Везде норма.
– Ясно. Пока всё?
– По парнишке вашему еще кое-что. Напарник его сегодня покатал. Он во французской конторе работает. Продуктами питания занимается. Адрес офиса и название скинул. И еще пробил его по внутренней миграционке. Чисто. Тогда зарубежку проверил. Два въезда-выезда в страну в год. На две-три недели в районе Нового года и на месяц в июле. Так два года подряд. Видимо, основное место жительства в Лионе. Проверил, офис продуктовой конторы там.
– А где живет пока здесь гостит?
– В соседнем доме с вашей девушкой. Там, где машина его была припаркована. Рассказывал, помните?
– Помню. Раз вы такой оперативный, пробейте мне и его на предмет гонореи. Сможете сделать это быстро?
– Начну с диспансера. Если там будет за что зацепиться, то да. Если придется шарить по лабораториям, то это гораздо дольше. И сильно дороже.
– Начните с диспансера. Он бывший спортсмен. У меня такое ощущение, что до лабораторий не дойдет.
28.
В среду Роман снова доехал до работы только после обеда. Первым делом, заходя в приемную, спросил:
– Ты пообедала?
Даша покачала головой. Вот же упрямая девчонка ему досталась! И непослушная.
– Даша…
– Роман Сергеевич, весь день телефон не замолкал…
– И что? Конференции на этой неделе не будет, со сделкой всё решили, уж могла бы как-нибудь найти время! Собирайся давай.
– Куда?
– Обедать поедем.
– А звонки?
– Их не будет. Я проверил по телеге, всё важное раскидали. Остальные подождут. Давай, времени мало. Нам еще по документам с тобой пройтись нужно. Летим ночью, как всегда.
– Летим?
– А ты как думала? Я же тебе еще при Павле Петровиче всё русским языком объяснил. Летим вместе. После Рима я теперь ездить на мероприятия буду только с тобой. Вдруг опять размякну? А ты сразу как возьмешь, как подставишь плечо…
И подмигнул.
– Даша, я серьезно, времени в обрез. Давай собирайся.
– Так… Я не поняла… а домой? У меня же при себе вещей нет.
– Заедем после ресторана.
Молчит. Растерялась. Надо ковать пока горячо, а то сейчас в себя придет.
– Не волнуйся. Я не маньяк. Квартиру выслеживать не буду, если ты беспокоишься. Могу даже на соседней улице тебя высадить для перестраховки. Если хочешь, конечно.
Пообедали в том же «Потемкине». Роман не стал экспериментировать. Ели быстро, почти весь обед он отвлекался на телефонные переговоры. Обычно день накануне командировки у него всегда проходил в таком режиме. Потом доехали до Дашиного дома на Динамо. Роман осмотрелся. Возле первого подъезда соседнего дома стоял Сеат с разбитым лобовым стеклом. Господи, и на таких машинах кто-то ездит? Директору спецотдела всегда было интересно, кто. Теперь-то он знал. Видимо, после аварии владелец поставил машину на прикол. Он ведь работал, так что в среду в пять вечера еще не должен был быть дома.
Даша быстро вернулась, и они поехали в… как же Роман мечтал об этом дне, когда Даша, наконец, окажется в этой квартире… которая с первого дня их знакомства стойко ассоциировалась именно с ней, хоть его женщина до сих пор ее ни разу не посещала… его квартиру на Фрунзенской набережной.
Он видел, как Даша волновалась. Еще в лифте сказал:
– Не бойся. Приставать не буду. По крайней мере, постараюсь.
Даша смотрела в пол.
– У нас не так много времени осталось до вылета, мне тебе многое что из документов нужно показать. Так что это рабочий визит. Деловой. Поняла?
Кивнула. Но так и не посмотрела.
Вошли. Разделись. Даша вытащила из сумки свои рабочие сменные лодочки и переобулась в них.
– У тебя ноги, что ли, мерзнут?
– Да, я вообще мерзлячка.
– Тогда снимай их. Я тебе теплый пол включу. Сядем в кухне.
Эх, если бы она только знала, сколько раз он в этой самой кухне напивался из-за нее… А сейчас она была здесь и сидела рядом. Роман включил чайник. Достал бутылку и плеснул себе коньяка.
– А вы не задумывались о том, что у вас голова болит из-за того, что вы пьете?
Он застыл с рюмкой на подлете. Даша подняла глаза:
– А я вот обратила внимание на такую тенденцию. После того, как вы выпьете – вас начинают мучать головные боли.
Роман опустил рюмку на стол.
– Зачем вы пьете?
– Ну ты из меня прямо алкоголика какого-то делаешь…
– Нет. На алкоголика вы не похожи. Просто не понимаю, зачем вам это. Никогда не могла понять этой особенности в мужчинах. Делать всё наперекор собственному здоровью.
– Ты меня, честно говоря, сейчас озадачила. Никогда не задумывался о своей привычке. Скажу так: это помогает расслабиться, а, значит, продлевает рабочее время и дольше сохраняет работоспособность.
– И чем конкретно? Размягчением мозгов? То есть вы без коньяка вечером нормально работать будете не в состоянии?
Роман задумался.
– В состоянии… Но усталость свое берет. А работать нужно. Значит, нужно и напряжение как-то снимать.
Он не верил в то, что происходит. Роман Чернышев сидит в собственной кухне и, как пойманный с поличным семилетний ребенок, отчитывается перед мамой за то, что один раз затянулся найденным за домом сигаретным окурком. Просто сюр какой-то!
– Так… Давайте посчитаем… На сколько часов вы коньяком продлеваете себе рабочий день? Возьмем, к примеру, что-нибудь, что было перед моими глазами. Ужин с группой. Вы стали пить около шести вечера, так? А разошлись мы в районе одиннадцати. Итого пусть будет пять часов работы сверхурочно. Спасибо коньяку, на первый взгляд результат впечатляющий. Но это только так кажется. Ответьте мне на один вопрос: когда у вас приступ головной боли, сколько часов он длится? Я имею в виду не только острую фазу, но и последующую, когда основной спазм отпускает. Спрошу так: на протяжении какого времени вы чувствуете, что головная боль мешает вам работать?
Роман тупо уставился на нее.
– Даша, я не был намерен обсуждать с тобой свою головную боль. Как и привычку выпивать по вечерам. Давай-ка сменим тему.
Настроение изменилось. Роман не заметил, как опять разозлился.
– Хорошо, Роман Сергеевич. Спасибо, чаю не надо. Давайте документы, я сначала прочитаю. Потом пройдемся по вопросам.
За бумагами просидели три часа. Даша всё схватывала налету. Но Роман был зол на нее за то, что сегодня она в очередной раз поработала над атмосферой вечера. Только вот создала совсем не то настроение. Визит, и впрямь, получился сугубо деловым. Директора это очень раздражало. Он явно не так представлял себе день, когда Даша впервые окажется в этой квартире. Нет, никакого интима он не планировал, хотя такое уже случалось с Романом и раньше, он не раз на ходу менял первоначальные планы, стоило ему оказаться с ней наедине. Но всё же сегодня он точно не хотел торопиться и думал, что будет действовать мягко, постепенно располагая Дашу к себе. Роман предвкушал вечер, полный чувственных взглядов и мимолетных прикосновений, в общем насыщенный удовольствиями, а получил сухую рабочую встречу. Нет, не зря он больше не планировал жениться. В его представлении семейная жизнь выглядела именно так: жена, постоянно сующая свой нос туда, куда не просят, потому что после получения отметки в паспорте она стала убеждена в том, что ей это теперь разрешено. Типа по статусу положено. А это было последнее, чем Роман был намерен наполнять свою жизнь.
Когда закончили, он сказал:
– Идите прилягте, до вылета еще восемь часов, есть время поспать.
На лице Даши отразилось сильное изумление. Ему даже показалось, что с нотами возмущения.
– Так вы же сказали, что вылет ночной?
– Я вас обманул, Дарья Игоревна. Иначе мне бы не удалось уговорить вас приехать сюда, так ведь? А мне надо было отдохнуть и восстановиться, для этого требовалась домашняя обстановка. Но сейчас вы за свое здоровье уже должны быть спокойны. Так что терять время на поездки домой и обратно нет смысла. Вполне можете остаться здесь. Идите, ложитесь.
Даша немного подумала, а потом вышла. Роман слышал, как она ненадолго зашла в ванную и вскоре зашуршала в спальне. Всё стихло.
Рюмка с коньяком так и стояла на прежнем месте, не тронутая. Он взял ее и одним махом, не смакуя, отправил в рот. Коньячных дел мастера, наверное, в гробу перевернулись от такого свинства. Роман дошел до того, что уже десятилетний коньяк глотал как водяру.
После трех часов пьянства, Роман дошел-таки до спальни. Даша лежала на боку на дальнем краю кровати спиной к нему. Она накрылась покрывалом, видимо, легла прямо на одеяло. Не раздевалась. Ширина кровати позволяла им быть друг от друга настолько далеко, что даже если бы он вытянул руку, то не достал бы до нее. Роман плюхнулся на спину тоже не раздеваясь. На противоположный край кровати. А притягиваются ли противоположности?
Будильник прозвенел в половине пятого. Даша тут же встала и, опередив Романа, прошла в ванную, но пробыла там недолго. Когда она вышла, директор спецотдела сидел на краю кровати. У него опять сильно болела голова. Даша бросила на него один взгляд, покачала головой, прошла в кухню. А Роману опять захотелось что-нибудь разбить. Как же эта девушка его сейчас раздражала! И оттого только сильнее заболела голова…
Он прошел в коридор, вытащил из кармана пальто коробку с таблетками, которую предусмотрительно купил сразу после Рима, выдавил одну на ладонь. Доковылял до ванной, открыл кран и запил ее прямо так. Посмотрел на себя в зеркало. Ну и рожа… Гадкая, помятая, недовольная… Вытащил станок и побрился. Почистив зубы, направился в кухню. Даша стояла у окна спиной к нему. До рассвета было еще долго. Роман включил свет.
Она повернулась и сказала:
– Роман Сергеевич, я тогда пошла одеваться. Не буду вам мешать, подожду на улице.
И, как обычно, не поднимая взгляда, прошла мимо него к коридору. Роману снова представилась дверь в кабинете. Тогда помогло. Но он точно знал, что сейчас не поможет. Ему было не до бурных сцен с разбитыми кулаками, и без того болела голова. От этих мыслей костяшки под повязкой снова загудели. Ему даже показалось, что он сейчас весь болит. Послышался звук закрывающейся двери. Даша ушла.
Ехали молча. Летели тоже. Сразу после регистрации в отеле разошлись по своим номерам.