Александр Герасимов
Море, поющее о вечности
Когда от болезни умерли родители, на девочку свалились все хлопоты по дому. Долго об ушедших Тиро не горевала: то одно, то другое дело отвлекало ее от мрачных мыслей, а позже чувство утраты и вовсе притупилось. У бедняков не было принято терзаться, ведь они с самого рождения готовились к трудной жизни. Тиро не ощущала себя бесчувственной, просто забот у нее было слишком много. Единственное, что заставляло девочку нервничать, – как бы самой не попасть в лапы таинственной хвори. Ухаживать за больной Тиро будет некому. Сляжешь – уже никто не поднимет.
Прошлой зимой она ходила к Пагассе и наслаждалась красотой ревущего моря. В этом году у нее не получилось полюбоваться черными волнами с белопенными шапками на гребнях: по указу царицы выход из города был закрыт. Но Тиро надеялась, что это временно и вскоре она снова сможет навещать любимый залив.
Вспомнив тот поход к побережью, она усмехнулась. Ей в самом деле показалось, что плывущий по волнам корабль был огромным чудовищем из глубин. Кто бы мог подумать, что им оказался «Арго», на котором уплыл – и вернулся! – их нынешний царь.
Тиро мелко нарубила коренья – так было легче их пережевывать. Захватив с собой остатки еды, девочка вышла во двор неказистого домика, где с недавних пор жила в полном одиночестве. Увидев хозяйку, пес Филос оттопырил ухо и застучал хвостом по стылой земле, но вставать не стал. Тиро начала жевать свой обед, и тут же к ней подошла пегая козочка. Она уткнулась носом в бедро девочки, настойчиво требуя угощения.
– Вот же лакомка, – засмеялась Тиро, протянув пару сушеных виноградин.
Коза взяла угощение с ее ладони, быстро сжевала и вновь принялась бродить по двору в поисках чего-нибудь съестного. Тиро поправила одежду, убрала пару упавших на лоб прядей и принялась рассматривать небо над головой.
Ветер уколол иглами ее щеки и глаза, но девочка не стала прикрываться. Она наблюдала за тем, как быстро плыли над ней темно-серые низкие облака. К счастью, эта зима оказалась мягче предыдущей. Почти не пришлось дрожать от холода по ночам. Тиро даже поймала себя на мысли, что ей нравилось это сумрачное, суровое небо. Позади нее старый Филос наконец соизволил подняться на все четыре лапы, шумно отряхнулся и подошел к хозяйке. Девочка потрепала его по загривку:
– Не скучно тебе? Давно мы никуда не выходили, это правда.
Пес фыркнул и лениво потянулся. Глядя на его сонную, кудлатую морду, Тиро покачала головой:
– Беда мне с тобой, Филос. Гляжу, как ты бездельничаешь, и самой работать не хочется. А ведь у меня столько хлопот!
«Говорю с собакой, как с лучшим другом», – подумала она и улыбнулась.
Тиро медленно оглянулась. Вокруг кучкой жались друг к другу домики, между которыми торчали темные пятна кустов. Какие-то хижины выглядели обжитыми, другие же находились в запустении. Девочка знала: это из-за болезни. Та прошлась по городу, как жестокий жнец, собрала страшный урожай… Но Иолк продолжал жить, несмотря на воцарившееся в нем запустение. Вот в одном из домов в окне мелькнула тень, в другом – женщина вышла на порог, чтобы выбросить объедки ужина, а во дворе третьего залаял пес. Услышав его, Филос тоже несколько раз подал голос, будто для приличия.
В этот миг Тиро ощутила в груди огонек надежды. Она была молода и полна сил, невзгоды не сломили ни ее воли, ни характера. Глядя на свой город, девочка преисполнилась уверенности: Иолк выдержит это испытание.
Она тоже справится. Будет каждый день выходить наружу и смотреть на небо. А иногда – спускаться к заливу, чтобы сполна насладиться плеском волн. У нее все будет хорошо.
Из-за туч выглянуло зимнее солнце.
Глава 6
Асклепий с корабля наблюдал, как проходили последние приготовления к отплытию. Гребцы ловко поднимались на борт – крупные мужчины с мощными предплечьями и развитой грудью. Рядом с ними молодой лекарь смотрелся тщедушным, но это впечатление было обманчивым.
На Закинф юноша попал много дней назад и с тех пор безвылазно сидел в небольшом приморском городке. Это не входило в его первоначальные планы, но судьба, увы, распорядилась иначе. Однажды Асклепий неосмотрительно задремал на улице, разморенный жарой. Когда он проснулся, то из всего добра при нем остались одежда, небольшой нож да мешочек с травами, который воры не сочли ценностью, достойной внимания. А вот сумка с медными слитками и скромным запасом еды исчезла без следа.
Как здравомыслящий человек, Асклепий не убивался попусту и винил в произошедшем только себя. Однако он остался без средств к существованию, что рано или поздно обернулось бы большой проблемой. Тогда юноша принялся терпеливо ждать судна, на котором недоставало гребцов.
Он не намерен был возвращаться в родные края, по крайней мере, сейчас. Ему по-прежнему предстояло долгое путешествие. Асклепий старательно обогащался знаниями везде, где бывал – разговаривал с лекарями, изучал новые способы целительства, помогал заболевшим, даже пару раз принимал роды. И теперь он собирался плыть дальше, не останавливаясь на достигнутом.
А пока он выжидал подходящего случая, ему оставалось уповать лишь на доброту нескольких жителей Закинфа, готовых делиться с ним остатками пропитания…
Асклепий предлагал свои услуги на кораблях. Однако везде и своих людей хватало – редко кто пускался в плавание, испытывая нехватку моряков. Лишь спустя время юноше улыбнулась удача: владелец судна «Гермес» согласился взять гребца.
Лекарь понимал, что это было плохим знаком. Раз кораблю недоставало членов команды, значит, условия службы на нем были отнюдь не справедливыми. К тому же «Гермес» только назывался именем быстроногого бога торговли, однако совершенно ему не соответствовал. Вместо осанистого, крепкого судна взгляду Асклепия предстал перегруженный корабль, видавший лучшие времена. Было ясно, что ухаживали за ним редко и небрежно. После могучего «Арго» это суденышко выглядело жалким, но молодой целитель не утруждал себя подобными рассуждениями.
Поначалу хозяин «Гермеса» даже собирался ему отказать: Асклепий мало походил на опытного гребца. Зато был убедителен в разговоре и блеснул знаниями морского дела, полученными на «Арго». Кроме того, на «Гермесе» не было лекаря. Спустя недолгое время Асклепия приняли на борт. Судно направлялось на Керкиру.
Последний человек наконец поднялся на борт «Гермеса». Рулевой затеял перебранку с кем-то на соседнем судне – их зычные голоса долетали друг до друга, усиленные водой. Кто-то из моряков пересчитывал кувшины с вином и водой, сосредоточенно морща лоб. Асклепий потянулся, разминая спину, и направился к своей скамье – он заступал на смену. Грести предстояло долго.
***
Поначалу все складывалось как нельзя лучше. Погода благоволила «Гермесу» на протяжении всего плавания. Лазурное небо было спокойным, дул слабый попутный ветер. Корабль уверенно двигался к своей цели, хотя скорости все же недоставало – сказывалась перегрузка и недостаток опыта у части команды. Но все же это было хорошее плавание для того, кто сверх меры задержался на чужом острове. Скудная еда и тяжелый труд не смущали Асклепия – к этому он был готов. Травник сожалел лишь о том, что «Гермес» не планировал остановку на Итаке – родина Одиссея осталась позади. Хотя вероятность увидеться с сыном Лаэрта была ничтожна – вряд ли Асклепию хватило бы времени стоянки, чтобы попасть в итакийский дворец.
Первые признаки надвигающихся трудностей появились лишь накануне прибытия на Керкиру. Путешествие благополучно подходило к концу, так что настроение у всех на судне было приподнятое. Но Асклепий обратил внимание, что небо выглядело бледным, а редкие облака изменили форму. Это его насторожило, однако поднимать тревоги лекарь не стал.
На следующее утро они уже различали очертания Керкиры – громадный остров, подернутый синей дымкой, был едва заметен, но все знали, что скоро он полностью заслонит собой обзор. Тогда Асклепий и обратил внимание на птиц, с громкими криками несущихся по небу. Они тоже направлялись к Керкире. Казалось, это просто стая возвращалась в гнездовье, но у юноши было собственное мнение на сей счет.
Он подошел к владельцу судна и поделился своими опасениями:
– Нам следует поторопиться. Вот-вот грянет шторм.
– С чего ты так решил? – коренастый мужчина средних лет без всякого удовольствия посмотрел на него. Недружелюбный вид не оттолкнул Асклепия, он ответил прямо:
– Я уже наблюдал такие изменения. Ветер, небо, птицы – все вокруг говорит о приближении бури. Скоро море изменит цвет, на поверхности воды появится пена, а небо накроют тяжелые тучи. Тогда уже поздно будет спешить. Мне доводилось встречаться с подобным, и я говорю: это очень опасно. «Гермес» не из числа кораблей, способных сражаться с бушующей стихией.
Слова Асклепия заставили собеседника задуматься. Он долго вглядывался в море, а затем пробурчал:
– Что ты предлагаешь?
– Ускориться и пристать к берегу еще до того, как на нас обрушится буря. Пусть рулевой быстрее бьет в барабан, а гребцы сменяют друг друга без отдыха. И часть товаров придется отправить за борт. Судно нужно разгрузить как можно скорее.
До этого владелец «Гермеса» слушал внимательно, но предложение избавиться от груза сделало его лицо багровым:
– Может, сначала кинуть к Посейдону тебя, травник?.. Убирайся на место и не вздумай тревожить команду – мы и без твоих советов скоро окажемся в безопасности на Керкире! Ты меня понял? Проваливай!
Асклепию не удалось добиться своего, и он отошел прочь, терзаемый мрачными предчувствиями. Юноша родился в семье рыбаков, а потому знал, как опасно встречать шторм у самого побережья. Волны могли швырнуть корабль на мелководье и разбить его о скалы.
Не только это страшило Асклепия. Память услужливо напомнила, что плавать он до сих пор не научился. Оказаться в бурной воде означало для него верную смерть.
Вскоре небо стремительно потемнело. Буря пришла за своей добычей, как и предсказывал самый прозорливый член команды.
***
Корабль бился на волнах, как раненая чайка, раз за разом теряя провизию, оружие, весла… и людей. Жалобный треск дерева был неразличим за громогласным ревом моря. Обдирая руки до крови, Асклепий вцепился в борт и молился, чтобы это безумие наконец прекратилось.
Гребцов на борту оставалось немного, море забирало одного за другим. Подобную бурю мог бы выдержать «Арго» – но не «Гермес», нескладный торговый кораблик, обреченный на гибель по глупости владельца. Громада острова неумолимо приближалась, волны несли судно прямо к Керкире, но это был путь в один конец, а вовсе не спасение.
Со всей силы «Гермес» ударился днищем об одну из прибрежных скал. Асклепий запомнил лишь мощный толчок, а после его швырнуло в холодную воду, как и последних оставшихся на борту людей, обезумевших и вопящих от ужаса. Корабль стремительно развалился на части.
Не умеющий плавать юноша барахтался, как беспомощный щенок. Хоть страх и придавал ему сил, но держаться на бушующей водной глади он не мог, а потому был обречен.
«Какая бесславная смерть!» – мелькнуло в его голове, когда в горло хлынула морская вода.
Отчаянно дергавшийся, Асклепий все же сумел еще раз вынырнуть на поверхность, фыркая и отплевываясь. Сам ли он добился этого, или помогли бурные воды? Не имело значения – главное, что юноша на какое-то время продлил свое существование. Почти сразу он ударился грудью обо что-то твердое, утратив жалкие остатки воздуха в легких. Провидение подкинуло ему обломок корабля, и руки лекаря жадно в него вцепились.
Кусок дерева кружился по волнам, то и дело захлестываемый водой. Асклепий успел наглотаться жидкости, от соли его глаза жгло огнем, а ссадины невыносимо щипало, но он не думал о подобных вещах, мечтая лишь выжить. Время от времени юноша слышал вдалеке короткие стоны; это были обессилевшие моряки с «Гермеса», которых одного за другим затягивала жадная пучина. Помочь им Асклепий никак не мог.
Вначале море казалось ему холодным, но со временем тело привыкло… или продрогло до костей? Теперь вода ощущалась даже теплой. Качка смягчилась, шторм отступал, однако пришла новая опасность: лекарь выбился из сил и начинал терять связь с действительностью.
Ветер то крепчал, то становился слабее. Воспаленными глазами Асклепий смотрел на остров, который был совсем рядом. Молодой целитель различал серый цвет скал с темными пятнами растений, остальное будто пропадало в дымке.
Внутренний голос настойчиво твердил, что нужно как-то плыть к суше – скалы, губительные для кораблей, могли спасти одинокого страдальца. А если волей ветра и волн его вынесет в открытое море, шансы на выживание станут ничтожными.
Точнее, их не останется совсем!
Асклепий попытался стряхнуть с себя оцепенение и принялся неуклюже барахтаться на воде – так он пытался направить обломок дерева в сторону суши. Это была тщетная попытка. Вскоре лекарь обнаружил, что берег почему-то оказался дальше, чем был до этого, а вот сил у него заметно поубавилось. Асклепия впервые охватил неподдельный ужас. Он зарыдал, сотрясаясь всем телом, всхлипывая и судорожно цепляясь ногтями за крошечный кусок доски.
Приступ паники прошел так же внезапно, как и начался. Удивительно, но Асклепий почувствовал себя лучше; со временем прояснилось и зрение. Он принялся осматриваться, пытаясь угадать направление ветра, понять очертания берегов и найти удобное место. Остров был рядом – такой большой и манящий, – но добраться до него мог только хороший пловец. Это выглядело циничной насмешкой. Умереть, постыдно болтаясь на волнах неподалеку от побережья?.. Ну уж нет!
В какой-то миг измученное тело потребовало отдыха. Асклепий ощутил, как смыкались веки, а голова наливалась тяжестью. Другой бы на его месте поддался этому чувству. Шторм закончился, солнце выглянуло из-за туч и уже припекало голову – это только усилило желание задремать. Но Асклепий понимал: сон неминуемо приведет к гибели. Он задержал дыхание и несколько раз окунул голову под воду, охлаждая ее. Чувство дремоты отступило, но полностью тело не покинуло.
Сколько прошло времени? Он не мог сказать точно. Распухшие от соли губы потеряли чувствительность, пальцы рук одеревенели. Находясь в состоянии между явью и забытьем, Асклепий то и дело заставлял голову работать. Лишь разум был его надеждой, точкой опоры в гибнущем мире. Целитель считал в уме, решал задачи, даже пытался сочинить песню о своем плавании. А время от времени перебирал в голове лица аргонавтов – людей, с которыми он отправился в путешествие до самой Колхиды.
Увидит ли он кого-то из них вновь?.. Вот об этом как раз не следует рассуждать, оборвал он себя.
Наконец лекарь заметил, что берега Керкиры стали ближе, чем раньше. Течение достаточно приблизило его к заветной цели, чтобы тот еще раз попытал счастья. Асклепий вновь стал барахтаться и бить ногами по воде, на этот раз экономя силы и стараясь двигаться как можно аккуратнее. Это потребовало неимоверных усилий, ведь измученное тело с трудом слушалось хозяина. Но он продолжал попытки добраться до суши, и его старания увенчались успехом.
Ноги Асклепия нащупали дно – неровное, но такое твердое и надежное! Он вскрикнул бы от радости, если бы только мог. Шатаясь, будто пьяный, лекарь побрел к берегу, предусмотрительно удерживая обломок доски в руках.
Эти несколько десятков шагов отняли у него последние силы. Едва желание бороться за жизнь иссякло и разум понял, что он в безопасности, тело Асклепия обмякло. Он ступил на желтоватый песок, перемешанный с камнями, споткнулся и рухнул ничком. Сознание милосердно отступило, и Асклепий наконец-то забылся.
***
Когда он пришел в себя, день клонился к закату. Первым делом лекарь проверил, могло ли двигаться тело, по очереди медленно сгибая конечности. Убедившись, что переломов не было, Асклепий поднял руку к небу и долгое время рассматривал плывущие облака через подрагивающие исцарапанные пальцы. Осознание того, что он выжил, наполняло сердце радостью, но сил на ее выражение недоставало.
Спустя какое-то время он сел и оценил свои потери из-за шторма. Почти вся одежда была на месте, за исключением сандалий. А вот мешочек с травами, корой и высушенными цветками навсегда исчез в пучине. Хотя знания по-прежнему надежно хранились в его голове, потеря все равно огорчала.
Юноша встал и поморщился: побитое штормом тело болело. Неприятных ощущений добавляла одеревеневшая одежда. Большая часть влаги из нее успела испариться, а вот соль осталась и теперь неприятно хрустела при каждом движении. Вещам требовалась стирка в пресной воде. К тому же губы и горло распухли и начали чесаться. Значит, надо в первую очередь озаботиться поисками влаги, пригодной для питья… Асклепий внимательно огляделся.
Он и в самом деле оказался на Керкире – других крупных островов поблизости не было. Берег выглядел пустынным, даже обломки «Гермеса» отсутствовали. Вероятно, бушующая стихия раскидала их по всему побережью.
Даже сложное положение не мешало Асклепию оценить красоту места, где он потерпел крушение. Берег образовывал полосу с пологим входом в море. С одной стороны поблескивали под вечерним солнцем песчаные дюны, с другой – возвышались скалы, изрытые гнездовьями птиц. Они кружили над морем, то и дело разнося по округе хрипловатые крики. Это было красивое место, нетронутое, по крайней мере на первый взгляд, рукой человека. К своему большому сожалению, Асклепий не имел понятия, как далеко от ближайшего города его выбросило.
Поразмыслив, он побрел вдоль берега и дюн, старательно обходя горы бурых водорослей. Идти к скалам не имело смысла, ведь подняться по ним травник не сумел бы при всем желании. А так у него была возможность натолкнуться на прибрежные поселения или хотя бы обнаружить тропу, по которой можно выйти к местным жителям.
Ночь настигла его в пути. Мягкий, спокойный свет луны серебрился на волнах. То и дело близ берега вспыхивали странные зеленоватые огоньки. Были ли это одинокие светлячки или удивительные существа, спутники богов и духов? Асклепий с трудом размышлял здраво. У него с новой силой закружилась голова, а сухость в рту обжигала. Он нашел небольшой камешек и принялся посасывать его – старое средство, помогающее притупить чувство жажды. Но тут же выплюнул: из-за близости к морю камень имел солоноватый привкус, отчего стало только хуже.
Без пресной воды было тяжело, однако рассудительность еще не покинула Асклепия. Лекарь понимал, что продержится некоторое время в силах и сознании, прежде чем окончательно ослабеет. До этого он наверняка обнаружит сочные съедобные растения или хотя бы небольшой ручеек… А пока следовало отдохнуть. Решив так, лекарь устроился прямо на берегу, свернув и подложив под голову отяжелевшие от морской соли одеяния. Это было лучше, чем ничего, хотя утром он наверняка проснется от холода. Какое-то время Асклепий наблюдал за луной и слушал песни моря, а потом уснул – крепко и без сновидений.
Наутро он встал, чувствуя себя чуть лучше. Ощущение саднящей сухости и сильной жажды никуда не пропало, зато тело восстановило часть сил. Теперь он наверняка сможет добраться до еды и питья прежде, чем… Впрочем, об этом Асклепий старался не думать. Было бы глупо помереть теперь, когда он выжил в бушующем море!
Подумав об этом, юноша немного воспрял духом. Пусть он не умел плавать, однако смог добраться до берега. Будто сами боги благословили его! Другим повезло меньше. По крайней мере, следы моряков с «Гермеса» травнику не встретились.
Прибрежная полоса резко завернула, окружающий пейзаж тоже сменился. Асклепий смог наконец оставить позади море и дюны, направившись вглубь острова – туда, где виднелись отдельно растущие оливы, старые деревья с дуплами в кряжистых стволах. Там он наткнулся на небольшой ручеек – со сдавленным вскриком радости Асклепий припал к воде, которая показалась ему самой вкусной в мире. Первым побуждением юноши было желание выпить так много, сколько сможет вместить желудок. Но он сдержался – после долгой нехватки влаги восполнять ее запасы нужно было с осторожностью. Поэтому Асклепий заставил себя оторваться от ручейка и немного передохнуть. Затем он пил снова, уже без прежней жадности, но обильно и с удовольствием.
После он кое-как прополоскал одежду от въевшейся соли. Крохотный ручей не подходил для стирки, однако это было лучше, чем ничего.
Почти весь день Асклепий провел, передвигаясь вдоль ручья. На открытых пространствах лекарь накидывал на голову и плечи еще влажную после стирки одежду, защищаясь от солнца. Таким образом Асклепий преодолел солидное расстояние. Оделся он лишь после того, как убедился, что его вещи совершенно высохли. И вздохнул, глядя на сбитые, покрытые пылью и кровью ноги, – сандалии бы сейчас не помешали.
За недовольством пришел порыв радости – неразумной, но все же искренней. Он был жив, здоров и мог думать не только о воде. Теперь его беспокоило чувство усталости, нехватка одежды и еды. А значит, он снова стал собой – человеком, способным мыслить здраво и обладающим различными нуждами.
Словно в награду за пережитые мучения, судьба ниспослала ему подарок. Продвигаясь вверх по течению, Асклепий обнаружил небольшую тропу, выходящую к воде. Изучив следы вокруг, он сделал вывод, что они принадлежат козам. Значит, где-то рядом должны быть и человеческие поселения…
Ход мыслей оказался верным. Козья тропинка вывела юношу на открытое место, где вразнобой стояли приземистые домики жителей Керкиры. Присмотревшись, Асклепий решительно направился к ближайшему из них.
Там, у самого порога, расцветали хризантемовые искорки от небольшого костра. Жар поднимался к бараньей туше, сочащейся жиром. Восхитительный аромат растекался по округе, и у Асклепия от него закружилась голова. Голод заставил его желудок судорожно сжаться, в горле образовался комок. Только сейчас целитель понял, что безумно проголодался. Асклепий заметил, что ноги начали подрагивать, и тут же одернул себя. Несмотря на слабость, он сохранит достоинство.
Сидевший перед костром старик заметил бредущего человека и с недоумением уставился на него. Вид гостя оставлял желать лучшего: изможденное лицо, диковатый взгляд, покрытое ссадинами тело и босые ноги… Он мог показаться сумасшедшим. Однако у Прокла было достаточно жизненного опыта, чтобы распознать лишь измученного, безобидного путника. Пришелец пытался что-то сказать, но старик махнул рукой, приглашая сесть у костра. Помешкав, чужак кивнул и расположился рядом.
Прокл встал и небольшим ножом ткнул в подвешенное над костром мясо. Убедившись, что оно готово, старик ловким движением отрезал солидный кусок и перекинул его в грубую глиняную тарелку. Гость внимательно следил за его движениями. Прокл передал ему блюдо, сказав:
– Это тебе. Ешь, я еще отрежу.
И ободряюще улыбнулся.
Пришелец набросился на еду с ожесточением, то и дело заставляя себя жевать медленнее. На его лице расплылось блаженство, глаза утратили загнанный вид. Когда он закончил, Прокл протянул руку за тарелкой и наконец задал вопрос:
– Кто ты?
Гость какое-то время молчал. Затем перевел взгляд с Прокла на свои руки. Медленно покрутил ими перед огнем, словно стремясь изучить получше каждую ссадину, и лишь тогда взглянул на старика вновь. В его глазах появились спокойствие и уверенность, присущие человеку с большим опытом.
– Я лекарь. Зови меня Асклепий.
