Валерий Горелов
Недостающее звено
С арены все меня провожали в раздевалку, налили вкусного чая из термоса. Я почему-то после этого чая стал обливаться потом, но под душ не пошел. Все мы собрались быстро и двинулись в гостиницу гурьбой в 7 человек. Настроение, конечно, у всех было разное. Все ждали завтрашнего дня, чтобы все это быстрее закончилось. Уже наскитались и хотели домой, к мамам и невестам.
В гостинице я залез в горячую ванну и сидел там, пока Муха в 10-й раз не позвал меня в буфет, бурча, что без меня туда идти не хочет. В буфете уже все было накрыто, на столах стояли сосиски и жареные яйца. Я попил чаю, аппетита у меня не было совсем. Нескончаемые перегрузки давали о себе знать. Мне не хотелось ни шума, ни покоя, как-то все было индифферентно, видимо, я начал уставать. Но после этого чая я все же уснул и проспал долго. А когда проснулся, Мухи не было, они все собрались в соседнем номере, и наши два тренера рассказывали, что сами увидели и услышали у ринга. Старшего не было. Мне захотелось есть, и я поднялся в буфет. Он был закрыт, но когда я пару раз дернулся, двери открыли. Все столы уже были сдвинуты в угол. Буфетчица смотрела на меня с какой-то скорбью: наши, видимо, чего-то наболтали. Она усадила меня в уголок, поставила кипятить свой чайник и выставила оставшиеся холодные сосиски и такие же холодные и уже чуть жестковатые жареные яйца, а еще тарелку с двумя песочными пирожными. Я съел все, а дождавшись чая, – и пирожные. Все это время буфетчица сидела напротив, подперев ладонью подбородок. И хотя она была старше меня не больше, чем на пять лет, умудрялась иметь такое выражение в глазах, словно мать, глядящая на сына, то ли уходящего на войну, то ли уже пришедшего оттуда. По всей видимости, она была хорошим человеком. После буфета я пошел опять в номер с надеждой еще поспать. Только не успел этого сделать, прибежал за мной гонец и сказал, что старший тренер ждет меня у себя в номере. Я умылся холодной водой, что меня немного взбодрило, и пошел по месту требования. Старший в майке, которая плотно обтягивала его не худое тело, сидел на кровати и попивал чай из стакана с подстаканником. Он начал не очень понятно: напомнил, что в текущих соревнованиях принимают участие 9 краев и областей, самая представительная делегация – из Магадана.
– Все это ты, наверное, заметил и знаешь.
Потом он продолжил:
– А вот то, чего ты, возможно, не знаешь. В прошлом году магаданской школе бокса был присвоен самый высший статус, который только можно у нас иметь. Она стала школой Олимпийского резерва СССР. И директор этой школы с полномочиями от Олимпийского комитета СССР присутствует на этих соревнованиях с первого дня. Возможно, благодаря этому на турнире идеальное судейство, честное и справедливое. И отношение к молодежи щадящее и доброе. Так вот, прошлый год был годом столетия Олимпийского бокса, и в Мюнхене, если бы не Лемешев и Кузнецов, для советского спорта была бы полная катастрофа. А ведь наша сборная прилетела туда в ранге победительницы предыдущей Олимпиады в Мехико. Больше такого не могло повториться, и все управление боксом отдали в Олимпийский комитет СССР. Теперь скажу по существу: так вот, я только что вернулся от этого представителя Олимпийского комитета. Он живет в этой же гостинице. Вот о чем мы говорили, я и хочу тебя просветить. Все, что говорилось, касается не только тебя, но и всех нас. Но прежде хочу немного рассказать об этом человеке. Это один из сильнейших знатоков бокса в СССР, и русского, и советского. Благодаря только его усилиям, такой бокс пришел и в Магадан, где стал главным спортом на Колыме. Я краем уха слышал, что его родители тоже там приняли мучительную смерть. Так вот, сейчас он пишет книги о боксе, о его истории и традициях. В Магадане при его активном участи создан музей, и там самый даже юный пацан знает своих мастеров и героев ринга. Этот умный человек сделал бокс основой патриотического воспитания и любви к своей земле, которая была с давних времен с античеловеческой репутацией и историей.
Я не понимал своего места во всей это истории, но мне очень было интересно, так как я знал историю Николая Максимовича и его бегства в 20-летнем возрасте.
Старший продолжил, что вот сегодня этот человек задал такой вопрос:
– Откуда ты привез того парня, и откуда у него такой бокс?
Он назвал твою фамилию и еще раз спросил:
– Что за бокс твой парень выдает, я тебя спрашиваю?
Он как бы и строго спрашивал, но видно, что без злости, скорее с восхищением. Полез в шкафчик и вытащил оттуда белый треугольный вымпел с большим золотым гербом и золотой же надписью по белому полю «За лучшую технику в турнире».
– Я выклянчил этот вымпел в канцелярии Спорткомитета СССР. Этот вымпел экспериментальный и еще нигде не работал. Здесь же, в коридоре Спорткомитета СССР я столкнулся с Борисом, и вот что он мне ручкой написал на этом.
И я увидел на белом поле надпись: «С пожеланиями дальнейших успехов. Борис Лагутин», и подпись.
– Так вот, у твоего парня в этих соревнованиях 90% досрочных побед. А ты знаешь, у кого из молодежи были точно такие же показатели? Ты не знаешь, а я знаю. Они были у молодого Попенченко. Так вот, завтра, что бы ни случилось, вымпел я вручу твоему парню.
– Тут-то я ему и сказал, что ты совсем не мой парень. Тогда он сел напротив меня, скрестил руки на груди и сказал – рассказывай. И я ему начал говорить все, что знал о тебе, о твоих детских проблемах и отношении к тебе в приспортивных кругах. Но как только я упомянул, что ты – ученик Николая Максимовича, то случилось невероятное. Этот уже возрастной и серьезный человек подскочил и схватил меня за плечи и почти закричал:
– Фамилия этого Николая Максимовича!
– Я сказал, он выбежал из комнаты, но немедленно вернулся с пузатой бутылкой коньяка «Плиска». Было видно, что он в сильном волнении. Кто-то из его тренеров зашел в номер и вышел, он даже этого не заметил, ибо разговаривал сам с собой. «Ведь сразу было понятно, что это за бокс! Как же я не узнал его?» И он начал мне рассказывать про себя. По образованию он историк и уже много лет занимается историей Колымского края, имеет по этой теме больше десятка печатных монографий, в частности, уже несколько лет готовит к изданию публикацию об истории бокса на Колыме. И он уже пошел на поводу у тех, кто считал, что бокс там начался с 1949-го года, с села Ягодное. Хотя знал, что бокс был еще в 30-х годах, на что указывала одна-единственная фотография, которую он обнаружил в местном архиве. Это была фотография 31-го года, на ней были пять молодых парней и подпись «Это наша боксерская семья». Установили фамилии всех, в том числе и Николая Максимовича, тогда Коли. Но по официальным данным, они все были осуждены по совершенно надуманным обвинениям и расстреляны в 1937-м году. И вроде как весь колымский бокс и умер вместе с ними.
Старший тренер выдохнул, глотнул уже совсем холодного чая и продолжил:
– А я-то около года назад прочитал в журнале «Физкультура и спорт» большую статью про моего сегодняшнего собеседника, как тот со студенческой статьи исторического факультета, будучи уже мастером спорта СССР, ушел во фронтовую разведку. Как после войны доучивался и пошел в тренеры, сам не мог уже выступать на ринге из-за фронтовых ранений. Так вот, в том журнале была его фотография с множеством наград, среди которых было не спрятать строчку из трех Орденов Красной Звезды. Это была настоящая легенда, и вот сейчас этот человек сидел и упрекал сам себя, что не смог разглядеть свой же, колымский, бокс, который не умер в тех страшных годах. В их музее эта фотография как икона, и каждый, даже с юношеским разрядом, знает эту икону и почитает ее. Все думали, что от этих людей ничего не осталось, и они ушли навеки. Но теперь эти люди точно станут родоначальниками колымского бокса, потому что появилось то самое недостающее звено. И твоему парню, он опять сказал «твой парень», а потом поправился «нашему парню», давно не место в перворазрядниках. Он должен боксировать с мастерами. И завтра у него такой бой будет, с нашим учеником, мастером спорта. Он всего на год старше твоего, и это будет его последнее выступление на молодежном ринге. Он все так и держался за рюмку, не выпив ее. А сейчас поднял и знаешь, за что предложил выпить? За твою завтрашнюю победу. Он хотел, чтобы ты выиграл и стал мастером спорта. Он желал поражения своему ученику из расчета, что все равно победит колымский бокс, а в мастерах прибавится еще один человек. По мне – это высшая профессиональная честь и любовь к делу своей жизни. Еще он очень сожалел, что не имеет права быть рефери на этом бое, но пообещал, что меня определит в секунданты. Это в его полномочиях. А также сказал, что отвечает за чистоту судейства. А напоследок добавил, что всех магаданских соберет и скажет, что найдено недостающее звено, и бокс на Колыме живет с 30-х, самых страшных лет, и он выжил, вопреки всему. А по тебе, с учетом, что тебя должны забрать в армию, обещал забрать хоть откуда и командировать либо в Дальневосточный СКА, либо в спортроту Тихоокеанского флота. Я вот решил тебе это все подробно рассказать, чтобы ты ясно понимал, какая сегодня картинка. И что теперь ты в глазах этих многих людей и есть то недостающее звено между сегодняшним временем и тем, уже почти былинным. Еще он сказал, что имена родителей Николая Максимовича выбиты на плите памяти в Магадане. Их там помнят, как людей, приехавших на Колыму, чтобы сделать ее цветущим краем, и безвинно там уничтоженных. Разговор наш закончился, когда в номер зашла женщина со светлым пиджаком в руках. Она его аккуратно повесила на спинку стула, наверное, в нем представитель Олимпийского комитета СССР будет завтра награждать победителей. На лацкане пиджака было привинчено два совершенно уникальных знака. Это Мастер спорта СССР образца 1935-го года и не менее уникальный знак заслуженного тренера СССР. Ну, вот теперь ты все знаешь, и мне как-то легче стало.
На такой фразе старший тренер и закончил.
Я был несказанно рад, что Николая Максимовича помнят и чтут, и сейчас стало ясно, что этих людей бесполезно убеждать, что я не хочу становиться мастером спорта и вообще боксером, и что мне не нужна спортивная армия. Если я есть то недостающее звено, то только совсем в другом продолжении жизни и борьбы моего учителя. Он всю свою жизнь искал справедливости, как он ее понимал, и боролся за нее как умел, и я хочу, чтобы эта борьба не заканчивалась. Я нуждался в знаниях и был готов к ним идти. И, исходя из них, бороться, обретая право свое, которое искал Николай Максимович, коего еще в 20 лет в подвалах НКВД сделали инвалидом. В Сезонке мне было сказано: «Блаженны алчущие и страждущие правды, ибо они насытятся». Эти слова я услышал из-за той двери с Крестом, и хотел им следовать всегда. И мне думается, что это не я – недостающее звено, а это мы все, кто обязан идти и бороться за правду и справедливость. Поставить свою собственную жизнь против власти секретарей и легионов «нашенских».
Когда я пришел в номер, Муха решительно и ответственно заявил, что завтра у него последний день, а послезавтра он напьется как портовый грузчик! Муха-то, наверное, видел, как образцово пьют портовые грузчики. А мне тоже хотелось побыстрее приехать домой, на свой забор подивиться да маму обнять. Ничем услышанным от старшего тренера я делиться не стал. А то уже сегодня он начнет пить как портовый грузчик.
Ночью я спал беспокойно, под утро мне приснился сон, как мы с Барабанщиком в пятилетнем возрасте в малой «Нефтянке» на удочки с поплавочками из пробок ловим мальмочку размером с большой палец и складываем ее в ведерко. А у ведерочка нет донышка, и рыбка опять падает в ручей. А марь вместо желтых лютиков расцвела вдруг голубыми незабудками.
Меня толкнули, это был Муха. Он первый раз меня будил, всегда было наоборот. В буфете все было по-прежнему, нас встречали с добром и участием. Термос был настолько полон, что и через крышку источал аромат лимона. Так вот, мадам заявила, что только за нами уберет и побежит за нас болеть. Старший тренер жеребьевку принес прямо в буфет. Сегодня выйдут на ринг те, кто претендует стать чемпионами и призерами. Нашим перворазрядникам там и мест не было, были только кмс и мс, только в моей паре, которая по счету была седьмой, стояло «мс – первый разряд». Это было под моей фамилией. Можно было пойти и попозже, но пацаны выдвинулись, им хотелось увидеть финалы в своих категориях. А я взял красные перчатки и пошел с расчетом, что это мой последний в жизни бой на ринге.
Мы пришли за час до начала. Вдоль ринга стоял длинный стол, с которого свешивались блестящие медали, на столе стоял кубок и еще какие-то награды. Близко к столу нас не подпустили. В зале играла хорошая спокойная музыка, и все было обставлено завершенно и торжественно. На дворе – воскресное утро. Те из публики, что были знатоками бокса и очень заинтересованными, пришли раньше и громко галдели на арене. Включили большое табло, состоящее из двух экранов, на котором мелькали составы пар на сегодняшний финал. Дворец спорта отрабатывал все свои функции, и у них все работало как надо. Похоже, было предусмотрено еще одно построение перед финалом.
Своего противника из Магадана я сразу увидел: он был в майке, отличной от всех своих товарищей по команде. Она была голубая, с гербом РСФСР, а сзади было крупно написано «Россия». Он выиграл Чемпионат Советского Союза в составе сборной России и теперь имел пожизненное право носить такую атрибутику. А я вдруг подумал, что с его стороны это нескромно. Но тут же сразу придумал, что, наверное, тренеры заставляют. Вообще магаданцы стояли каким-то неровным строем и все время в нашу сторону заглядывали, наверное, все же тот дядечка исполнил свое обещание и всем своим рассказал о недостающем звене, которое протянулось от их иконы в музее. Муха тоже заметил, как там глазеют, но он понял это по-своему: что на жертву примеряются, и тайком из-за спины показал им средний палец, и это выглядело не очень красиво. Речей никто не говорил, лишь главный судья напомнил о правилах в ринге, и что бокс у нас молодежный и поэтому щадящий. Он призвал всех не забывать о ценности и гуманности спорта, и нас отпустили.
В раздевалку пришел старший. Он общался со всеми, но поглядывал постоянно в мою сторону, видимо, пытаясь вникнуть в мое внутреннее состояние. Когда я вытащил из сумки красные перчатки и показал ему, он одобрительно закивал. Похоже, знал их историю. Сразу объявил, зачем пришел: по вновь изданному протоколу он сегодня назначен моим секундантом. Он хотел быть рядом со мной в ринге, по ту сторону канатов. Муха уже не знал, как меня подбодрить. Он налил в крышку термоса чая и достал печеньку. Чая я попил, а печеньку он сожрал сам, потом подумал, достал еще одну и тоже съел. По внутреннему каналу связи всех пригласили к началу поединков. Все пошли, а я остался, и Муха со мной пытался остаться, но я его силой вытолкал.
Минут через пять пришел старший тренер с лапами и известием, что магаданские воспользовались своим правом участников и перед вашей парой попросили десять минут перерыва.
– Видимо, совещаться будут. Вот как этот перерыв объявят, так и пойдем на арену.
А пока мы пошли в маленький зал и хорошо подвигались на лапах. Старший не показывал никаких секретных приемов, правда, еще раз напомнил мне про мою торчащую на отходах шею. Объявили перерыв, и мы пошли на арену. Старший был с полотенцем, а я – в красных перчатках. Они были очень удобными, и в то же время жесткими.
Зал был полон народу, наши сидели во втором ряду. Мы пробились к ним. Между рингом и посадочными местами работали телевизионщики, катали свои ящики на ножках. Всех, конечно, привлекал этот необычный поединок перворазрядника с мастером спорта. В перерыве включили хорошую музыку Пахмутовой. Муха тыкал в мои красные перчатки и допытывался, сколько они унций, а я и сам не знал.
Перерыв кончился, и нас пригласили на ринг. Вышли мы почти одновременно. Теперь уже на нем была обычная майка, но отличные боксерки и носки примерно как у меня, белые, возможно, из той же партии. Мне неожиданно показалось, что я его уже где-то видел, и только когда мы сошлись в середине ринга, я вдруг понял, что нигде его не видел, а просто мы с ним похожи. Он был совершенно не злой, улыбался во весь рот, и потому был явно опасен. Прозвучал гонг, и все началось по обычной схеме, с разведки и обмена длинными ударами, которые приходились в перчатки. К концу первого раунда он редко, но стал попадать, за счет того, что мог бить под совершенно разными углами. Я тоже не отставал, но преимущества своего совершенно не чувствовал. Перед вторым раундом мне секундант сказал сакраментальную фразу:
– Попробуй плотнее.
Я попробовал, хватило только на два раза, он ничего не давал себе навязать и все делал по своему усмотрению. Это был отличный боксер с прекрасной школой. Если я однажды что-то провел, то повторить можно было не пытаться из страха получить в ответ. Он одинаково двигался во все четыре стороны. В перерыве я попросил старшего уши мне потереть. Он это сделал и, назвав меня сынком, отправил добывать победу. Сил у меня еще было полно, и я увлекся, начал наседать, он отвечал то влево, то вправо. А тут встал и кинулся на меня в лобовую атаку. Он, видимо, знал, что будет делать. Я пошел назад, с ударами с обеих рук и, чтобы лучше видеть его, вытянул шею. И неожиданно ощутил себя в полушпагате. Так еще и когда устраивался в эту фигуру, со всей дури врезался носом в собственную коленку. Кровь полилась в два ручья, от колена до настила. Я был в нокдауне, мой соперник – в нейтральном углу. Рефери меня выпрямил, и в этот момент меня еще и закинуло вбок на несколько шагов. Рефери меня проводил до своего угла, посадил на стул. Прибежала врач и стала заниматься своими врачебными делами. По правилам молодежного бокса я проиграл по явному преимуществу противника. Но произошла какая-то заминка, моего рефери вызвали к столику главного судьи. Примчался один из наших тренеров, что был в судействе, и доложил, что там бунтуют магаданские, не соглашаясь, что победа была по явному преимуществу. А что она произошла в результате невозможности продолжения боя ввиду технического нокаута, а это имело совсем другой смысл для понимающих в боксе. Наконец рефери пригласил нас на середину ринга и объявил победу ввиду технического нокаута. Магаданцы так долго хлопали, что было непонятно, кому они аплодировали. Победитель после объявления вердикта обнял меня со словами:
– Спасибо тебе, брат, я сегодня как будто сам с собой боксировал.
Потом он пожал руки рефери, потом моему секунданту, я тоже за ним повторил. Зал рукоплескал не нокдауну, зал рукоплескал боксу. Я сидел во втором ряду, голова и нос чуть успокоились, я глотал чай из термоса, даже не замечая, что он очень горячий. Муха непрерывно жевал печенье и меня хвалил. Пришел старший и сказал, что магаданские просят меня не уходить после награждения, а я-то вообще на него не собирался оставаться. Но после просьбы ощутил, что не вправе уйти.
Скоро на ринге все закончилось, всех пригласили для награждения. Пьедестала почета не было, награждение проводили по сценарию представителей общественности и руководителей местных партийной и комсомольской организаций. Потом, когда все стихло, объявили, что слово предоставляется уполномоченному Олимпийского комитета СССР. К микрофону вышел абсолютно седой мужчина в светлом пиджаке, на лацкане которого рубинами горели два значка. В руках он держал белый вымпел с большим золотым гербом СССР. Он его поднял над головой и в микрофон сказал:
– Этот вымпел я сегодня вручаю лучшему боксеру турнира, который 90% боев закончил досрочно. А вам, верно, не видно, что на вымпеле надпись с пожеланиями дальнейших успехов. Это написано рукой Бориса Николаевича Лагутина!
Зал встал и зааплодировал. А он продолжал говорить в микрофон, что этот вымпел вручается ученику нашей боксерской школы – школы бокса Белой Колымы. Мне показалось, что на последней фразе его голос дрогнул. Вроде всем было понятно, куда он с этой наградой пойдет, а он пошел в нашу сторону и мне вручил этот символ такого непростого спорта. Когда он меня обнимал, глаза его были влажные. От всего, наверное, этого, когда я сидел в окружении магаданцев и отвечал на их беспрерывные вопросы о Николае Максимовиче, все рассказал, что знал сам. Рассказал даже то, что он был похоронен как враг государства – тайно и без имени. Потом они все со мной фотографировались и как-то незаметно надели на меня все свои золотые медали. Потом мы все вместе шли в гостиницу. Они жили на два этажа ниже меня и весь вечер еще бегали к нам в комнату пить чай, а их тренеры всем рассказывали, что во мне сохранилась действительно та техника колымского бокса, которая была утеряна в 30-х годах, и все эти годы по крупинкам восстанавливалась. И вдруг оказалось, что все это живое с ними рядом сидит. И опять они меня назвали недостающим звеном. Тут же все и заметили, что мы внешне очень похожи с их чемпионом. И все смеялись, пытаясь провести какие-то фантастические параллели. Угомонились уже поздно, тренерам было не до нас, для них в ресторане местные устроили банкет.
Поутру – последняя трапеза в буфете. Наша буфетчица, оказывается, была на финале и сегодня пришла кормить нас с фотоаппаратом, фотографировалась с нами и каждому еще и по бисквиту подарила. Это была хорошая, позитивная женщина. У нас таких в торговле я не встречал.
Магаданцев было много, может, поэтому у них до аэропорта был отдельный автобус. Они и нас всех прихватили с собой, правда, кое-кому пришлось стоять, но никто не был в обиде. В аэропорту все сидели вперемешку, старший тренер сказал, что он меня ни в коем случае не потеряет, и, возможно, уже в этом году меня пригласят на всероссийские сборы. Он будет меня туда двигать. Я согласно кивал, внутри себя все планируя совершенно по-другому. Я первый улетал, и сразу к себе – на Север. Попрощался со всеми тепло. Вчерашние наши соперники стали нашими друзьями. Я находился среди них и прекрасно понимал, что вокруг меня – будущие Олимпийские чемпионы и Чемпионы мира, а по-другому и быть не могло, когда на их родине такое трепетное отношение к тому, чем они занимаются. В большом сувенирном магазине купил маме рукавички из диковинного для наших мест зверя – козы. А когда шел на посадку, все дружно махали мне, пока я не скрылся в накопителе.
